Текст книги "Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО"

Возможно, для комиссара полка Недригайлова напряжение этих дней тоже не прошло даром, и сразу после отправки «штрафников» и кадровых перетасовок в полку он убыл на месяц в госпиталь для излечения. Переутомился, переволновался бедняга.

* * *

О том, что Степан Тихонов и Григорий Федосеев стали жертвой явления, известного в нашем Отечестве как «компанейщина», возможно, свидетельствует следующее. После них до конца войны еще 14 летчиков Московской ПВО были осуждены трибуналом, но никто «за уклонение от воздушного боя». Почти все они попали под суд за аварии, поломку самолетов, за нарушение Наставления по производству полетов и были приговорены к лишению свободы на сроки от 3 до 6 лет. Даже летчик, застреливший однополчанина, получил наказание меньше, чем Степан и Григорий, – восемь лет.

Небезынтересно, что через неделю после приказа командира полка о приговоре трибунала Тихонову и Федосееву Президиум Верховного Совета СССР упразднил институт комиссаров в Красной армии и установил полное единоначалие, возложив ответственность за все стороны боевой и политической жизни целиком на командиров. А комиссары стали их заместителями по политической части – замполитами, и бывший батальонный комиссар В.П. Недригайлов получил звание майора.

Степан Тихонов и Григорий Федосеев после трех штрафных месяцев в июле 1943 г. были направлены в 146-й иап, сформированный перед войной в Люберцах на основе 34-го и 16-го полков. Федосеев, вновь оказавшись в кабине истребителя, был неудержим в воздушных боях и в течении первых десяти дней в составе 146-го полка одержал семь побед. А всего, после отбытия штрафного срока, до конца войны он сбил десять новейших немецких истребителей «Фокке-Вульф-190», добавив к ним по паре Ме-109 и Ю-87. Тихонов «специализировался» на бомбардировщиках – уничтожил два Ю-88, Ю-87 и Хе-111.

С участием бывших штрафников Тихонова и Федосеева, 146-й полк стал 115-м гвардейским, получил почетное наименование «Оршанский», был награжден орденами Кутузова и Александра Невского. Войну гвардии майор Тихонов закончил заместителем командира этого полка, а гвардии капитан Федосеев – командиром его эскадрильи. Кроме других наград, на груди у каждого из них было по два ордена Красного Знамени и медали «За освобождение Праги» и «За взятие Берлина».

Радиолокация, опытный истребитель МиГ-9 и воздушное хулиганство

Летом 1942 г. летчики 34-го полка в боевой работе столкнулись также с трудностями использования появившихся первых радиолокаторов. Полку была оперативно подчинена отечественная установка – радиоулавливатель самолетов РУС-2 «Пегматит», а затем английская станция обнаружения самолетов МРУ-105, данные которых о противнике посты ВНОС через КП полка передавали перехватчикам.

Поначалу многие вылеты по этим данным на перехват самолетов противника были ложными – самолеты оказывались своими. Например, только за четыре дня 24–27 июля летчики 20 раз (!) вылетали «на перехват своих самолетов, принятых постами ВНОС за противника и впоследствии опознанных», как писал в донесениях начальник штаба полка.

О ходе таких «перехватов» свидетельствуют те, которые выполнили Виктор Коробов и Григорий Федосеев до суда трибунала над ним. При патрулировании парой они получили сообщение о самолетах противника и приказ их атаковать. Но, как потом докладывали летчики об этих самолетах, «на самом деле это были мы сами».

Вскоре летчикам поступило новое сообщение о вражеских самолетах, находящихся ниже их пары. Они спикировали для атаки и увидели …два краснозвездных Яка. Те в свою очередь атаковали Федосеева и Коробова, которые едва увернулись от них. Когда летчики, разобравшись, разошлись, пост ВНОС передал, что к объекту прикрытия вновь подходит противник, вскоре опознанный перехватчиками как два МиГа.

В подобных интермедиях приходилось участвовать и Георгию Урвачёву. Так, 24 июня он и старшина Александр Лушин были наведены постом ВНОС на самолет «противника». Согласно Журналу боевых действий, летчики «заметили двухкилевой самолет. При опознавании самолет оказался «боингом» (на самом деле бомбардировщик Б-25 «Норт Америкен». – В.У.). 5 августа, в 6 часов утра Урвачёва подняли на перехват Ю-88, которого на высоте 5500 м он опознал как еще одного Б-25. А на следующий день Георгий Урвачёв и Степан Тихонов, до осуждения его трибуналом, взлетели навстречу «противнику», оказавшемуся нашим дальним бомбардировщиком ДБ-3Ф.

Однако вскоре на четырех МиГах были установлены британские приборы IFF (система радиолокационного опознавания самолетов «свой – чужой»), и проблема отчасти была решена. О прогрессе в области обнаружения самолетов противника можно судить по тому, что всего за год до этого в оперативных документах полка делались записи: «03.07.41. 3 МиГ-3 вылетели на Н-7000 м на звук мотора. Самолет не обнаружен». Вот такая система обнаружения – «на звук мотора», правда, с использованием специальных установок – звукоулавливателей.

* * *

В августе у Георгия Урвачёва несколько учебно-тренировочных вылетов на новом типе самолета – Як-7. Это двухместный, с двойным управлением хорошо вооруженный истребитель с пушкой калибра 20 мм и двумя пулеметами калибра 12,7 мм, который мог соперничать с Ме-109 F («фридрихом»), заходя ему «в хвост» за один-два виража. Надо полагать, полк готовился к переучиванию на новую технику с использованием этой «спарки».

В свою очередь КБ «МиГ» работало над заменой у МиГ-3 двигателя с водяным охлаждением, снятого с производства с целью увеличения выпуска конструктивно близких двигателей для штурмовиков Ил-2. К весне 1942 г. была построена с имевшимися в достаточном количестве двигателями воздушного охлаждения опытная серия из пяти самолетов МиГ-9, и три из них в августе поступили в 34-й полк для войсковых испытаний.

В связи с этим старший лейтенант Урвачёв за неделю совершил на одном из этих самолетов пятнадцать полетов, в ходе которых выполнил стрельбу по наземной цели и упражнения по боевой подготовке. Поэтому портрет летчика и копия соответствующей страницы летной книжки были уже в нынешнее время выставлены в музее конструкторского бюро «МиГ». При этом работники музея обратили внимание на запись в его летной книжке:

«27.08.42. МиГ-9. Патрулирование, 1 полет, 44 минуты, высота 5000 м».

По их словам, это подтверждение принципиально важного для истории КБ факта участия опытного истребителя МиГ-9 в боевых вылетах. Правда, за день до этого Виктор Коробов тоже вылетал на МиГ-9 по боевому заданию, но через десять минут произвел вынужденную посадку из-за тряски мотора. В целом МиГ с двигателем воздушного охлаждения показал неудовлетворительные характеристики и не был принят на вооружение.

В 1946 г. под названием МиГ-9 пошел в серийное производство другой самолет – первый советский реактивный истребитель.

Но и двигатели с водяным охлаждением тоже стали раз за разом подводить летчиков. Так, 6 октября, при преследовании Константином Букварёвым противника, в моторе его МиГа появилась тряска, пошел дым, и в результате вынужденная посадка у Можайска: «Мотор разрушен. Может быть использован для зап. частей». На следующий день, сразу после взлета Константина на МиГе, вновь тряска мотора, дым и вынужденная посадка в пяти километрах от аэродрома Алферьево: «Мотор требует капитального ремонта».

Сержанту Николаю Моисееву, можно сказать, повезло. Месяц спустя он возвращался с боевого задания, и тряска мотора с дымом началась при заходе на посадку. Поэтому Николай приземлил самолет нормально на ВПП, но «мотор подлежит отправке на завод для капитального ремонта». Во всех трех случаях – «Причина: обрыв шатуна. Виновники: производственный дефект».

* * *

Тем временем летом 1942 г. боевой потенциал истребителей был значительно повышен. Командование ВВС, наконец, признало то, что после первых же воздушных боев стало очевидным для строевых пилотов, – боевая пара в составе ведущего и ведомого летчиков, которая была основной тактической единицей в люфтваффе, более эффективна, чем звено из трех самолетов, предусмотренное уставами ВВС РККА.

В связи с этим подлежала изменению штатная структура истребительных авиаполков, в соответствии с которой в конце августа приказом командира полка были сформированы звенья из четырех летчиков и в их составе определены боевые пары. Ведомым летчиком лейтенанта Урвачёву был назначен сержант Яков Мотлохов, только что окончивший Черниговскую школу военных летчиков.

Произошло и другое положительное изменение в организации летной боевой работы, которое можно увидеть, связав два события, произошедшие с разрывом во времени чуть более трех месяцев. Первое событие случилось в июле, когда Николай Тараканчиков после возвращения из боевого вылета «над аэродромом снизился на 500 м и произвел двойной переворот («бочку». – В.У.), чем нарушил НПП-38», как сказано в приказе командира полка.

В тот же день Сергей Платов пригнал самолет из ремонта и тоже не удержался: «Пришел на аэродром на бреющем полете и дал горку». Вывод командира: «Данные проступки расцениваю как воздушное хулиганство и ослабление борьбы с летными происшествиями». И далее неизбежное: «За проявленное воздушное хулиганство лейтенанта Тараканчикова арестовать на 2 суток». Правда, Платову – только предупреждение.

Казалось бы, нарушения выявлены, взыскания вынесены, и вопрос исчерпан. Но нет, дальше в приказе следовали слова высокого патриотического звучания: «Обращаем внимание всего летного состава на недопустимость подобных случаев, влекущих за собой летные происшествия. В момент, когда Красная армия и весь Народ напрягает все силы для разгрома ненавистного врага, мы должны отдать все знания и умения его быстрейшему разгрому». Чувствуется рука человека, чья подпись стояла на этом и других приказах справа от подписи командира полка: «Военком 34-го иап батальонный комиссар В. Недригайлов».

А второе событие произошло в октябре, когда институт военных комиссаров был упразднен, в Красной армии установлено единоначалие и военкомы превратились в заместителей командиров по политической части – замполитов. Конечно, согласно правилу логики: «После этого – не значит, что вследствие этого», но тем не менее приказы стали подписывать командир и вместо комиссара – начальник штаба полка.

Поэтому в марте 1943 г. очередной приказ «О случаях воздушного хулиганства» обошелся уже без патриотической патетики. Он был посвящен подвигам майора Шокуна, который «на самолете Як-1 <…> на высоте 30 м (!!. – В.У.) сделал двойную бочку», и старшего лейтенанта Букварёва – он «на самолете МиГ-3 пикировал до земли и произвел вывод из пикирования на Н 2–3 м (!!!. – В.У.)».

Далее следовало: «Эти нарушения летной дисциплины неизбежно приведут к росту летных происшествий. Во избежание подобных случаев приказываю командирам авиаэскадрилий повседневно требовать знания и точного выполнения летным составом НПП». И всё. Правда, Букварёв свои пять суток ареста получил.

Но через полгода, однажды ночью «при возвращении с задания старший лейтенант Букварев снизился до бреющего полета и дал горку, после чего был предупрежден, но во втором полете повторил свой хулиганский поступок», как живописал эти фортели Константина командир полка в приказе. В результате: «За воздушное хулиганство <…> заместителя командира 1-й авиаэскадрильи Букварева арестовать на 5 суток домашнего ареста». И опять без патетики.

А еще через полгода Тараканчиков сделал то же самое, возвращаясь из учебно-тренировочного полета: «Не имея задания, прошел над расположением эскадрильи на бреющем полете с последующим резким переходом в набор высоты». Красиво, конечно, но за нарушение НПП-38 – «предупреждение». Характерно, что на этот раз не только без ареста, выговора и патетики, но и без обвинения в воздушном хулиганстве.

* * *

Но термин «воздушное хулиганство» вскоре вновь появился в служебном лексиконе командира полка. Дело в том, что молодые летчики, вчерашние выпускники летных школ – сержанты получили первое офицерское звание, сели на новейшие истребители и некоторые из них почувствовали себя «королями воздуха», имея для этого недостаточно оснований. Командиру пришлось ставить таких летчиков на место, указывая раз за разом в приказах на их грубейшие ошибки пилотирования и взыскивая с них за это.

Например, один «король» при посадке смог попасть на взлетно-посадочную полосу только одним колесом шасси, а другим – рядом с полосой в снег. В результате «нога» шасси была сломана, повреждены крыло и фюзеляж. Другой, наслаждаясь полетом, «не следил за бензиномером, сигнальной лампочкой и временем пребывания самолета в воздухе», – бензин «неожиданно» закончился, последовала вынужденная посадка и авария. Разбирая проделки еще одного представителя «королевской рати», командир полка саркастически отметил, что летчик допустил «производство фигур (пилотажа. – В.У.), не предусмотренных заданием, причем неграмотное выполнение последних».

По мнению командира, у одного молодого летчика подобные выходки были следствием «излишнего гонора и зазнайства», другой проявлял «излишнюю кичливость и зазнайство», третий руководствовался желанием «показать себя». И вот тут снова потребовалось определение «воздушное хулиганство», за которое уже не «предупреждение», как Тараканчикову, а домашний арест и вычеты из зарплаты за это время или в течение от трех до шести месяцев для возмещения ущерба, причиненного поломками самолетов, и вразумления о недопустимости ущерба и поломок.

Визит англичан, самолеты-призраки, асы собираются в Люберцах

3 сентября Георгий Урвачёв на высоте 8500 м неудачно атаковал Ю-88, который смог уйти. А Виктор Киселёв, наоборот, той осенью отличился результативной боевой работой. 19 сентября в районе села Погорелое Городище он сбил Хе-111, через пять дней у Сычевки – Ю-88, а 4 октября – разведчика и корректировщика «Хеншель-126», хорошая маневренность и высокая выучка экипажа которого делали его трудным противником.

В тот день он в паре с Василием Петуховым обаружил этот Хш-126 на малой высоте, корректировавший огонь артиллерии по железнодорожной станции Уваровка. Киселёв провел пятнадцать (!) атак, но «хеншель» ускользал от неповоротливого на этой высоте МиГа, а стрелок в задней кабине встречал его огнем. Наконец Киселёву удалось зайти в лобовую атаку и убить немецкого летчика. Но и самолет Киселёва получил повреждения, и Виктор сел с убранными шасси всего в километре от линии фронта. Как следовало из донесений, командиры наземных частей указывали на смелость и «особо отмечали упорство летчика Киселева в воздушном бою с таким маневренным самолетом на малой высоте».

На следующий день полк посетила делегация из Англии «для обмена опытом по наведению (перехватчиков. – В.У.)», как записано в Дневнике полка, из которого следует, что в честь этого был устроен обед с участием командования. Возможно, пригодились уроки преподавательницы английского языка, которая работала в полку накануне войны.

Визит англичан, скорее всего, был связан с выполнением условия, выдвинутого премьер-министром Великобритании У. Черчиллем, в ответ на просьбу советского военно-политического руководства о поставке в СССР радиолокационных станций МРУ-105: ознакомить Королевские Военно-воздушные силы Великобритании с системой ПВО Москвы. Очевидно, Черчиллю не давал покоя вопрос о том, почему она значительно более эффективна, чем ПВО Лондона.

А через два дня после визита англичан с боевого задания не вернулся старший сержант Юрий Максимов. В тот день лейтенант Георгий Урвачёв в паре с сержантом Тимофеем Белоусовым взлетели в Клину на перехват высотного разведчика Ю-88 и преследовали его, ориентируясь по конденсационному следу, но не догнали. Однако после этого противник на высоте 7000 м был атакован Григорием Федосеевым и Юрием Максимовым, которых подняли навстречу ему с аэродрома Алферьево.

После трех атак вражеский разведчик с дымящимся мотором и преследовавший его Максимов скрылись в облаках. Федосеев, не найдя самолеты ведомого и противника ни над облаками, ни под ними, вернулся на аэродром. В Журнале боевых действий записано: «Предположительно Максимов, вошедший (в облака. – В.У.) с меньшим (чем у противника. – В.У.) углом строго в хвост, в момент уменьшения угла (пикирования. – В.У.) противником, врезался в него». Командир звена Урвачёв несколько раз летал на У-2 между Калинином, Торжком и Клином, разыскивая место гибели Максимова, но безуспешно.

Через две недели пришла справка из сельсовета деревни Новоселово о том, что очевидцы видели, как в тот день из облаков вывалились и упали за линией фронта два горящих самолета – наш истребитель и бомбардировщик противника. Эта справка послужила подтверждением «непроизвольного тарана», совершенного Юрием Максимовым в облаках.

Тогда же Виктор Киселёв, прикрывая в паре с сержантом Петуховым железнодорожную станцию Волоколамск, обнаружил три Хе-111 из эскадры «Генерал Вефер», шедших ее бомбить. «Хейнкели», увидев перехватчиков, теснее сомкнули строй и встретили их массированным огнем. Киселёв с дистанции 400 м стремительно атаковал один из бомбардировщиков «до полного сближения». Хе-111 перешел в отрицательное пикирование, но Киселёв атаками с дистанции 50 м по кабине и моторам добил его. Когда Виктор приземлился, механики на его самолете обнаружили только одну пулевую пробоину.

А пять дней спустя эта же пара перехватчиков догнала и атаковала Ю-88 за линией фронта в районе Сычёвки. От их огня у «юнкерса» взорвались бензобаки, и его обломки рухнули на землю. Но при возвращении самолет Киселёва над линией фронта был подбит огнем зенитной артиллерии. В полк Виктор вернулся на следующий день, а вскоре техники притащили на аэродром и его самолет.

* * *

В документах полка имеются записи о том, что в октябре 1942 г., в день возвращения Киселёва, лейтенант Виктор Коробов в паре с сержантом Николаем Моисеевым в районе северо-западнее Гжатска сбил «Фоке-Вульф-187». Еще через полгода Коробов и сержант Петухов на высоте 7000 м вновь были наведены на самолет якобы этого типа, но противник, пользуясь мощной облачностью, ушел. Однако дело в том, что тяжелый двухмоторный и двухместный истребитель ФВ-187 был выпущен немцами в небольшом количестве, в основном для испытаний. Правда, часть из них выполняла боевые задания в Европе, но сведений об их использовании на Восточном фронте не имеется.

А за год до этого, в октябре 1941 г., лейтенант Бубнов в районе Наро-Фоминска вел воздушный бой с самолетом якобы типа «Мессрешмитт-127», не значившимся в составе люфтваффе. В документах полка есть записи о боях с не существовавшими в люфтваффе истребителями «Хейнкель-113», о чем уже говорилось, и о попытке перехвата в июне 1943 г. высотного самолета-разведчика «Хейнкель-177», которого не было на Восточном фронте.

В связи с этим в литературе по истории советской военной авиации отмечается, что в «документах военного времени часто присутствуют названия самолетов противника, на самом деле на данном участке фронта не встречавшиеся <…>, и даже вообще реально не существовавшие типы вражеских машин. Происходило это по причине плохого знания летчиками материальной части врага, недостаточно четкой работы разведотделов <…> и дезинформации, проводимой противником».

Тем не менее после боя с ФВ-187 последовал приказ: «На самолете лейтенанта Коробова В.Ф. нанести седьмую звезду и ходатайствовать перед командованием 6-го авиационного корпуса о выплате лейтенанту Коробову и сержанту Моисееву денежного вознаграждения за сбитый самолет». Самолет неприятеля сбит, а какого типа – это детали.

* * *

27 октября Николай Тараканчиков, выполняя с летчиками своего звена учебно-тренировочный полет, получил сообщение КП о появлении в районе Клина Ю-88. Наведенный с земли, Николай обнаружил противника выше себя на 2000 метров. Набирая высоту, он гнался за ним до Солнечногорска и обратно, затем почти до Подольска, где наконец атаковал с дистанции 200 метров. Стрелок на «юнкерсе» был убит и загорелся его правый мотор, затем плоскость, фюзеляж, и он упал западнее Рузы. Газета «Красная Звезда» оповестила об этом всесоюзных читателей заметкой: «Летчик Тараканчиков сбил 12 немецких самолетов».

Однако на следующий день учебный воздушный бой сержанта Василия Захарова закончился иначе. На высоте 3000 м на его МиГе разрушилась левая плоскость. Василию только через 2 тыс. м беспорядочного падения самолета удалось покинуть его с парашютом. Но это было очередное свидетельство технического состояния истребителей МиГ-3 в полку.

А Тараканчиков вскоре стал участником примечательного события в истории советской военной авиации. В ней перед войной и в первый ее период особое отличие и прославление личных побед в воздушных боях считалось противоречащим коллективистской идеологии нашего Отечества. Поэтому и принятое на Западе для наиболее результативных летчиков звание «ас» считалось чуждым, буржуазным и не употреблялось в официальных документах. Асами на Первой мировой войне стали называть пилотов, сбивших лично пять самолетов противника. Это неформальное звание и норматив для его присвоения до настоящего времени признаны всем авиационным сообществом. Согласно мировой статистике за всю историю авиации, только 5 % пилотов становятся асами.

Вместе с тем боевая практика показала, что стремление к личным победам и их стимулирование идут на пользу общему делу. Поэтому, видимо, командование ВВС Красной армии осенью 1942 г. приняло решение вырастить советских «АССОВ», как начали писать тогда в документах. Командир 34-го иап капитан Александров, как и командиры других истребительных полков ПВО Москвы, по приказу командира 6-го иак представил ему «список кандидатов для подготовки летчиков АССОВ вверенного <…> полка».

В списке были штурман-заместитель командира полка капитан Шокун, командиры эскадрилий старшие лейтенанты Киселёв и Сельдяков, заместитель командира эскадрильи лейтенант Платов и командиры звеньев лейтенанты Урвачёв, Коробов, Букварёв и Тараканчиков. Указывалось, что все они: «Делу Партии ЛЕНИНА – СТАЛИНА и Социалистической Родине преданы <…>. Летчики отличной техники пилотирования. Летают днем и ночью». Используя характеристики этих летчиков в представленном списке, можно составить их обобщенный портрет: «Смелый, волевой, находчивый, мужественный, инициативный и умелый воздушный боец. Всегда ищет бой и навязывает его противнику».

Кстати, в 178-м иап кандидатом для подготовки «АССА» был назван командир звена младший лейтенант Николай Дудник – «энергичный и решительный летчик-истребитель». Особо надо сказать о кандидате от 177-го иап, старшем лейтенанте Василии Рожкове, осужденном в августе 1942 г. военным трибуналом к 10 годам лишения свободы «без поражения в правах», с отсрочкой исполнения приговора до окончания войны и посылкой осужденного на три штрафных месяца «в действующую армию для искупления проступка».

До суда Рожков сбил четыре немецких самолета лично, один – в групповом бою и был награжден орденом Красного Знамени. После суда, отбывая «штрафной» срок в 177-м иап, он одержал еще четыре победы и стал самым результативным пилотом этого полка. Представляя его кандидатом в «АССЫ», командир доложил: «Мною возбуждено ходатайство о снятии со старшего лейтенанта Рожкова судимости».

Всего командиры полков корпуса рекомендовали 65 кандидатов в асы, в основном командиров эскадрилий, их заместителей и командиров звеньев. Были в их числе восемь штурманов полков и четыре рядовых летчика. Командиры аттестовали кандидатов, как имеющих отличную технику пилотирования, подготовленных к полетам днем, ночью, в сложных метеоусловиях и на высоте потолка. Почти все совершили по 200–300 боевых вылетов и имели на счету от 5 до 15 побед в воздушных боях.

Тем временем, кажется, стало ясно, что асов не надо готовить, они уже были среди боевых летчиков. Поэтому командир корпуса приказал 20–21 ноября 1942 г. провести на аэродроме Люберцы «сборы Ассов частей корпуса с задачей – повышения знаний и обмена опытом лучших летчиков корпуса». Из каждого полка для участия в сборах должны были прибыть на своих самолетах «по одному лучшему летчику, имеющему опыт боевой работы в системе ПВО г. Москва и сбившего не менее 5 самолетов противника».

В назначенное время в Люберцы прилетели четырнадцать летчиков-асов. 34-й полк представлял Николай Тараканчиков, а 177-й, вместо осужденного Василия Рожкова, – Александр Печеневский, несколько уступавший Василию в результативности, но ранее быший ведомым летчиком у Героя Советского Союза Талалихина и сам накануне сборов сбивший «юнкерса» тараном.

Лекцией «Тактика и техника ведения воздушного боя по опыту Отечественной войны. Действия советских асов» сборы открыл их руководитель, заместитель командира 6-го корпуса полковник В.В. Зеленцов, ставший Героем Советского Союза на войне с Финляндией, где он командовал истребительным авиационным полком, совершил 30 боевых вылетов, но побед в воздухе не имел.

Некоторые тезисы лекции Зеленцов изложил в форме, напоминающей заповеди.

Например, о длине пулеметной очереди: «Длина очереди зависит от дистанции до противнка, чем длиннее дистанция, тем короче должна быть очередь».

Об осмотрительности: «Летчик должен искать противника, а не оглядываться, видеть не только самолет, который он атакует, а все самолеты, ведущие бой, тот, кто видит только свой самолет, не заслуживает названия истребителя – сам никого не собьет, а будет сбит противником».

О первой атаке: «Успех боя надо искать в первой атаке, она должна производиться не только внезапно, но и решительно и дерзко с расчетом на верное уничтожение противника».

И, наконец, о точности огня истребителя: «Ни внезапность нападения, ни преимущество в высоте, никакой маневр или тактический прием не обеспечат успешный исход боя, если пули и снаряды атакующего не попадут в противника».

На сборах летчики изучили способы и методы поиска самолетов противника с помощью систем радиообнаружения, радионавигации, использования новейших приборов и оборудования, расчетов для воздушной стрельбы. Но главным, конечно, был обмен опытом боевой работы, использования возможностей своего самолета, тактики ведения воздушного боя, методов поиска самолета противника.

Летчики делились секретами атаки этих самолетов, приемов и дистанции стрельбы по ним, способов выхода из атаки. Рассказывали о «применении хитрости и обмана в бою».

Сборы завершились полетами с наведением на цель при помощи станции радиообнаружения и стрельбой по конусу. В заключение командир 6-го иак ПВО генерал-майор авиции А.А. Демидов провел «разбор занятий и дачу указаний».

* * *

Одним из участников сборов был Герой Советского Союза, старший лейтенант Иван Калабушкин. Он встретил войну под Брестом в 123-м иап вместе с упоминавшимся в настояящих записках Николаем Гурьевым, который погиб в октябре 1941 г. недалеко от аэродрома Кубинка. За первые полтора месяца войны Иван на биплане И-153 лично сбил пять самолетов противника – стал асом, а к началу сборов имел уже 7 личных побед и 3 – в групповых воздушных боях. С июля он вместе с Николаем воевал в 562-м иап ПВО Москвы.

Николай Гурьев, как было сказано, в первых воздушных боях у границы одержал две победы и в день гибели довел свой боевой счет до восьми сбитых самолетов противника. Надо вспомнить, что «кандидат для подготовки летчиков АССОВ» в 34-м полку Виктор Киселёв тоже встретил войну в Западном особом военном округе, сбив за первые две недели четыре немецких самолета. А всего за этот короткий период в начале войны люфтваффе потеряли в ходе воздушных боев более 800 самолетов. Такого высокого уровня потерь у них на Востоке в течение всей войны больше не было.

Это к вопросу о том, что советская авиация якобы была разгромлена в начале войны. Да, на приграничных аэродромах были сожжены почти все стоявшие там самолеты. Потери их были особенно велики в связи с тем, что многие авиаполки на этих аэродромах имели двойной комплект самолетов. Наряду с предусмотренными штатами И-153 и И-16 в них направлялись первые серийные самолеты новых типов, которые предстояло еще осваивать.

Так, летчики 123-го иап Калабушкин и Гурьев вступили в бой на устаревших бипланах И-153 «чайках», а на их аэродроме стояли 20 новых, только что с завода истребителей Як-1, на которых не летал еще ни один летчик полка. А «кандидат в АССЫ» из 34-го полка Виктор Киселёв встретил войну в составе 41-го иап, в котором помимо истребителей И-16 было 56 МиГ-3, но для полетов на них были подотовлены только 28 пилотов полка из 65 по штату.

Но, как известно, воюют не самолеты, а летчики, потери которых в начальный период войны были намного меньше, чем самолетов. Во всяком случае, Калабушкин, Гурьев и Киселёв в первые дни войны в приграничных боях сбили девять самолетов противника, а впоследствии под Москвой записали на свой общий боевой счет еще 20 побед в одиночных и групповых воздушных боях. То есть они втроем с помощью однополчан в 1941 г. уничтожили почти целый истребительный полк люфтваффе. Вот такой разгром.

Тем не менее следует отметить, что участники сборов стали асами в самый трудный для советской авиации, нещедрый на победы и награды начальный период войны. Известно, что трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин говорил: «Тот, кто не воевал в 1941–1942, не знает настоящей войны». С 1942 г. звание «ас» для особо результативных летчиков-истребителей стало использоваться в официальных документах.

* * *

В октябре – декабре у командира звена Урвачёва всего 26 боевых вылетов, остальные – инструкторские и учебно-тренировочные, а командир полка в его аттестации написал: «Летчик отличной техники пилотирования, летает днем и ночью в любых метеоусловиях». Вместе с тем в летной книжке Урвачёва, в разделе «Катастрофы, аварии, поломки, вынужденные посадки и прочие происшествия», появилась запись:

«17.12.42. МиГ-3. Поломка: При взлете закипел жидкостный охладитель. Летчик пошел на посадку и из-за недостатка высоты посадку произвел на не укатанную часть аэродрома на «живот».

Расследование показало: «Перед вылетом по тревоге не была снята заслонка водорадиатора». Вывод: «Технику-лейтенанту Шилову <…> 8 суток домашнего ареста с удержанием 50 % зарплаты за каждый день ареста и за принесенный ущерб произвести удержание 25 % зарплаты в течение 3-х месяцев». Дорого техник-лейтенант заплатил за свою оплошность, но летчик мог заплатить за нее много дороже – жизнью.

За день до этого по той же причине произвел вынужденную посадку сержант Георгий Лещенко. Поэтому взыскания виновникам этих аварий командир полка вынес в последнем пункте приказа, а первый посвятил тому, как устранить их причину: «Для одновременного снятия всех заслонок радиаторов соединить их одним тросом <…>, что бы при снятии одной заслонки были сняты остальные две. После снятия заслонок механик самолета обязан показом заслонок летчику доложить об их снятии».