Текст книги "Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО"

К сожалению, записи в его летной книжке не дают ясного представления о выполнявшихся заданиях. Например, в разделе «Поденная запись летной работы» указывается «воздушный бой» без уточнения – учебный или реальный. Записи – «вылет на боевые действия», или – «в район боевых действий» без указания задания и результатов его выполнения. В разделе «Боевое применение» также не ясно, какие задания реально являлись боевыми, а какие учебными.

В августе две истребительные авиационные дивизии, подлежавшие замене, еще оставались на месте, помогая вновь прибывшим подготовиться к началу боевых действий. Кстати, в состав 97-й дивизии, которую сменяла 32-я, входил бывший «придворный» и «парадный» 16-й полк, сформированный и стоявший в Люберцах вместе с 34-м полком, в котором младший лейтенант Урвачёв до войны с Германией начинал службу.

В опубликованном описании одного из воздушных боев летчиков этого полка, который они провели 13 апреля 1952 г., автор настоящих записок увидел знакомую фамилию: «В этот день 8 экипажей 3-й авиаэскадрильи полка в районе Дээгуандонг на высоте 9000 м встретили 24 F-86. Первым противника обнаружил командир второго звена капитан Бойцов А.С. и, используя выгодное положение, атаковал противника. Пара капитана Бойцова с ведомым Щипаловым В.А. атаковала звено F-86, и капитан Бойцов с первой же атаки сбил его <…>. Остальные «сейбры» не приняли боя, и вышли в залив».

Так автор узнал, что в 16-м полку в Корее воевал Василий Щипалов, который, согласно семейному преданию, познакомился с Георгием Урвачёвым в Китае, на аэродроме Мукден-северный, а вернувшись в Москву, женился на двоюродной сестре его жены – матушки автора.

Старший лейтенант Щипалов за восемь месяцев боевой работы в Корее был награжден двумя орденами Красного Знамени. Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении одним из них вышел в июне 1952 г., когда 16-й полк ожидал замены на аэродроме Аньшань, куда уже прибыл сменявший его 913-й полк 32-й дивизии. Видимо, тогда Георгий Урвачёв и познакомился с Василием Щипаловым.

А капитан Аркадий Бойцов, с которым Василий Щипалов летал в паре ведомым летчиком, досрочно получил звание майора, орден Ленина и еще один – со званием Героя Советского Союза – за шесть сбитых американских самолетов. Правда, летчики поговаривали, что два из них правильнее было бы записать на боевой счет Василия Щипалова, который впоследствии служил в Южной группе войск в Венгрии командиром полка, затем заместителем командира истребительной авиационной дивизии.

Автор имел возможность хорошо узнать его после перевода в Главную инспекцию Минобороны СССР, когда они некоторое время вместе жили в одной комнате дома родителей автора в Люберцах, пока командование решало вопрос постоянного места жительства семьи полковника Щипалова в Москве. Несмотря на наши долгие с ним разговоры «обо всем», Василий Антонович, наверное, в силу секретности, никогда не говорил о войне в Корее, и об участии его в ней автор долгое время не знал.

Об этом после безвременной кончины Василия Антоновича в 1977 г. немало рассказывал его сын Владимир, который служил в истребительной авиации, затем в Главном штабе ВВС и Генеральном штабе, был полковником. Кстати, у него сохранилось письмо к его отцу от бывшего командира эскадрильи майора Григория Зенова, который с иронией пишет о том, как замполит эскадрильи Бойцов «успел «насбивать» «сейбров» и кается: «<…> он спровоцировал меня, чтобы я подтвердил, что он на моих глазах сбил «сейбра».

Следует отметить, что Григорий Зенов после окончания школы летчиков в 1942 г. начинал службу сержантом в 16-м истребительном авиационном полку ПВО Москвы, который дислоцировался на аэродроме в Люберцах.

Однажды Владимир, со слов своего отца, подробно, рисуя схемы, рассказал об одном из эпизодов его воздушного боя, показывающем незаурядный уровень летного и боевого мастерства Василия Щипалова:

– При боевых вылетах часто использовался строй «пеленг эвена», в котором самолеты один за другим встают за командиром, и каждый последующий самолет располагается левее (левый пеленг) или правее (правый пеленг) впереди идущего самолета. На самое опасное в случае атаки противника место в этом строю – замыкающим, поскольку он идет без прикрытия, командир эскадрильи Зенов постоянно ставил отца, который однажды не выдержал и обратился к нему:

– Почему я все время замыкающим? Собьют в конце концов.

Командир, имея в виду его высокую летную и боевую подгототовку, ответил:

– Тебя – не собьют.

Тем не менее в одном из боев «сейбры» отсекли МиГ отца от общего строя и, взяв в клещи – двое по бокам, один сзади и сверху, повели его за 38-ю параллель, перекрывая пулеметными трассами попытки выхода из захвата. Однако отец, выполнив нескольких отвлекающих кренов, неожиданным и энергичным маневром – виражом со скольжением и разворотом на горке вырвался из этих клещей.

«Сейбры» остались в стороне и проскочили вперед. Развернувшись, они попытались его атаковать, но он уже оторвался на недосягаемую для их пулеметов дистанцию. Американцы шли за отцом до границы с Китаем, однако догнать его до выхода к Ялуцзян, где они рисковали встретиться с МиГами, не смогли. Напоследок, перед тем как уйти, они, наверное, с досады, одновременно открыли огонь, и восемнадцать пулеметных трасс потянулись в сторону МиГа, плавно загибаясь вниз на пределе дальности.

Владимир Щипалов пересказал еще одну историю про своего отца времен Корейской войны, которая показывает, почему в дивизиях новой смены 64-го корпуса был предусмотрен «дополнительный» летный состав. В 16-м полку значительная часть летчиков выбыла из строя по болезни, ранению, или погибла, и поэтому в распоряжении Василия Щипалова было три самолета, на каждом из которых он мог летать по выбору.

За то, какой из самолетов выберет командир, боролись техники, так как за боевые вылеты на их самолете они получали различные виды поощрения. В частности, приказом наркома обороны еще в 1943 г. было предусмотрено «водку выдавать по 50 граммов в сутки на человека и техническому составу только в дни вылетов на боевые задания самолетов, непосредственно обслуживаемых ими на аэродромах».

* * *

Через неделю после начала боевых действий 32-я дивизия понесла первую потерю. Был сбит и катапультировался летчик 913-го полка старший лейтенант Н.В. Невротов. Шестерка МиГов, в составе которой он прикрывал посадку летчиков 216-й дивизии на аэродроме Мяогоу, была неожиданно атакована «сейбрами» 16-й авиационной эскадрильи 51-го авиакрыла. Невротова сбил 1-й лейтенант Чарльз Габриель. В летной книжке подполковника Урвачёва в этот день записано:

«29.08.52. МиГ-15. Воздушный бой парой, 1 полет, 30 минут, Н – 10 000 м».

Сменяемые дивизии убыли в Советский Союз, и против американской авиации, которая насчитывала к тому времени около 2000 боевых самолетов, остались три вновь прибывшие истребительные авиадивизии, один ночной и два морских истребительных полка – всего около 320 самолетов. Еще около 275 МиГ-15 было в составе китайских авиационных соединений.

Однако китайские и корейские летчики по уровню подготовки еще не могли противостоять американцам. Поэтому по состоянию на первое полугодие 1952 г. военный министр Маршал Советского Союза А.М. Василевский докладывал правительству, что «против американской авиации действуют только <…> наши дивизии, вследствие чего американцы в боях имеют, как правило, численный перевес и наши летчики вынуждены действовать в очень невыгодных для себя условиях».

Условия и обстановка боевой работы советской авиации

Сложность обстановки для советских летчиков была обусловлена не только численным превосходством противника, но также запретом для них полетов над морем и в зоне линии фронта из-за угрозы попадания сбитого пилота к противнику. Кроме того, передовые аэродромы Аньдун и Мяогоу были очень уязвимы для ударов американцев со стороны Корейского залива, от которого эти аэродромы отстояли всего на 8 и 14 километров.

Последствия этого изложены в докладе А.М. Василевского: «Несмотря на прикрытие взлета и посадки наших истребителей, американцы со стороны Корейского залива на большой скорости с пикирования атакуют самолеты МиГ-15бис на взлете и, особенно на посадке, когда самолеты возвращаются с боевого задания, имея на исходе горючее. Если есть опасность быть самим атакованными, американцы немедленно уходят в Корейский залив, полет до которого занимает всего 30–60 секунд. Выход в залив нашим самолетам запрещен, так как, если они будут подбиты или сбиты, самолет и экипаж могут попасть в руки противника ввиду того, что противник господствует на море».

При этом надо иметь в виду, что санкция ООН на участие США в военном конфликте в Корее распространялась только на территорию этой страны. Поэтому формально американским летчикам было запрещено пересекать ее границу и действовать в Китае. Тем не менее почти половину всех потерь в Корейской войне советская авиация понесла над своими аэродромами, находящимися на территории КНР.

Апофеозом лицемерия этих запретов стали события 27 июля 1953 г., когда было подписано перемирие в Корее. Четверка «сейбров» из 4-го истребительного авиакрыла, которую вел Ральф С. Парр, в районе китайского города Гирина, в 300 км от границы с Кореей сбила советский самолет Ил-12. Погиб 21 человек – экипаж самолета и военные медики, которые летели во Владивосток из Порт-Артура, где находилась совместная советско-китайская военно-морская база.

* * *

Надо сказать, что до начала боевых действий нового состава 64-го корпуса были созданы и благоприятные для этого условия. Входившие с марта 1951 г. до февраля 1952 г. в состав корпуса дивизии, которыми командовали трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб и Герой Советского Союза А.С. Куманичкин (однокашник Урвачёва по аэроклубу и школе летчиков), нанесли ряд жестоких поражений американской авиации. По их докладам, соотношение побед и поражений в боях советских и американских летчиков составило почти 8: 1 в пользу сталинских соколов, что даже вызвало некоторые сомнения командования.

Это, а также работу корпуса в целом в апреле – мае 1952 г. проверила комиссия во главе с заместителем главнокомандующего ВВС генерал-лейтенантом авиации Агальцовым, командующими авиацией ПВО генерал-лейтенантом авиации Савицким и зенитной артиллерией ПВО – генерал-лейтенантом артиллерии Гороховым. По результатам ее работы были установлены «драконовские» требования к подтверждению сбитых самолетов противника, а также пересмотрены боевые счета и отклонены представления на присвоение звания Героя Советского Союза некоторым летчикам.

Кроме того, командиру корпуса надлежало систематически создавать под председательством своего заместителя комиссии «по проверке <…> определения сбитых самолетов противника». По представленным актам проверок командование принимало жесткие меры поддержания порядка в этом деле.

Вместе с тем комиссия Агальцова отметила: «Противник, понеся тяжелые потери в бомбардировочной, штурмовой и истребительной авиации, вынужден был спешно пересмотреть вопросы боевого применения своих ВВС». Американцы стали использовать бомбардировщики B-29 «Суперфортресс» только ночью в сложных метеоусловиях, а днем, в качестве ударных самолетов – истребители F-80 «Шутинг Стар», которые наши летчики называли «шутами», и F-84 «Тандерджет» – у советских летчиков «кресты».

При этом, характеризуя обстановку, сложившуюся в небе Кореи к концу 1950 г., исследователи отмечали: «Вылетая на перехват ударных самолетов ООН, МиГи уже одним своим появлением в районе выполняли боевую задачу – пилоты истребителей-бомбардировщиков (F-80 и F-84. – В.У.) были вынуждены освобождаться от своего груза до выхода на цель и либо принимать бой, либо отступать».

По свидетельству Урвачёва, и в 1952 г. МиГи, иной раз даже не поднимаясь в воздух, срывали воздушные налеты F-80 и F-84, если они шли без прикрытия «сейбров». По его словам, когда МиГи по тревоге запускали двигатели и, поднимая тучи пыли, выруливали на взлетную полосу, американские пилоты, заметив издалека эту пыль, передавали в эфир предупреждение: «Гангстеры в воздухе», – беспорядочно сбрасывали бомбы и торопились уйти в сторону моря.

Самым серьезным противником для МиГ-15 был примерно равный ему по боевым характеристикам американский истребитель F-86 «Сейбр» со стреловидным крылом и вооруженный шестью пулеметами калибра 12,7 миллиметра. По оценке командования Советской армии, МиГи превосходили F-86 «по вооружению, скороподъемности и незначительно по горизонтальной скорости, но уступают им по дальности и продолжительности полета, горизонтальной маневренности и стрелковому прицелу».

Один из двух самых результативных летчиков Корейской войны, командир 196-го авиаполка в дивизии Кожедуба, полковник, Герой Советского Союза Е.Г. Пепеляев также отмечал: «Сравнивая возможности двух самолетов, можно сказать, что характеристики истребителей весьма близки. Поэтому успех в воздушном бою МиГ-15бис и F-86 зависел только от мастерства летчиков, выбора маневра и взаимодействия в групповом бою».

Боевая и летная работа с аэродромов Мукден и Аньшань

К началу боевой работы 32-й дивизии обстановка в районе аэродромов 1-го эшелона обострилась. 20 августа два пилота МиГов были сбиты и катапультировались над аэродромом Аньдун, через десять дней еще один – над Дапу. Четыре дня спустя на этом аэродроме, при посадке, «сейбры» сбили два МиГа, летчики которых катапультировались, а старший лейтенант Александр Титов, атакованный американцами на взлете, погиб. На следующий день катапультировался пилот, сбитый при посадке в Мяогоу.

7 сентября на прикрытие передовых аэродромов из Аньшаня вылетела эскадрилья 913-го, а из Мукдена – 535-го полка, для летчиков которого это был первый, но неудачный боевой вылет. Из-за несогласованности действий они «пропустили» атаку четверки «сейбров» на свое замыкающее звено, в результате чего над аэродромом Дапу был сбит и погиб при катапультировании старший лейтенант Иван Шикунов.

Боевые вылеты для Урвачёва начались на следующий день:

«08.09.52. МиГ-15. Вылет звеном на боевые действия, 1 полет, 50 минут, Н —11 000 м».

Звено прикрывало взлет и посадку на аэродроме Аньдун летчиков 216-й дивизии, которые вернулись после неудачного для них боя. Отражая налет самолетов противника в районе Ансю, они сбили «тандерджета» и «сейбра», однако сами потеряли пять самолетов, правда, их летчики смогли катапультироваться. Но звено Урвачёва свою задачу выполнило, обеспечило благополучную посадку вернувшихся МиГов и само потерь не имело. Назавтра у подполковника Урвачёва снова боевой вылет:

«09.09.52, МиГ-15. Вылет звеном на боевые действия, 1 полет, 58 минут, Н – 11 000 м».

В этот день в 30 км от ГЭС Супхун, в районе Дээгуадонга произошло сражение, в котором участвовали шестьдесят самолетов F-84 под прикрытием сорока F-86, и около ста МиГов из дивизий 1-го эшелона. По словам одного из его участников: «Бой был кровавым и жестоким: мы их, или они нас». В ходе боя был сбит 21 самолет противника, потеряны шесть МиГов и три летчика. Один из этих МиГов американцам удалось подкараулить и сбить при посадке на аэродроме Аньдун, но его пилот, командир эскадрильи майор Дегтярёв катапультировался.

Урвачёв рассказывал, что в воздушных боях в Корее иногда сходилось так много самолетов, что небо, голубое и чистое перед боем, после него было сплошь, как облаками, затянуто конденсационными следами самолетов. А в сражении над Дээгуадонгом, о котором идет речь, дрались 200 самолетов.

После этого боя произошло то, что отмечал Евгений Пепеляев: «Американцы очень болезненно реагировали, когда в бою сбивали их самолеты. Известны случаи, когда после потерь в воздушных сражениях они по нескольку дней не приходили в район боев».

Затем «сейбры» вновь начали «охоту» над передовыми аэродромами корпуса. 14 сентября, атакуя на взлете МиГи 216-й дивизии в Мяугоу, они убили капитана Владимира Чернавина, на следующий день в Дапу – старшего лейтенанта Ивана Ефимова, а один пилот смог катапультироваться. Летчики 32-й дивизии усилили прикрытие этих аэродромов, и Георгий Урвачёв вскоре тоже был в воздухе:

«18.09.52. МиГ-15. Перелет на КП в район боевых действий, 2 полета, 50 мин., 7000 м».

Через два дня, когда три восьмерки МиГов из 216-й дивизии после воздушного боя возвращались на свой аэродром Дапу, «сейбры» попытались его блокировать. Навстречу им с аэродрома поднялись летчики этой дивизии и взлетевшие с аэродрома Аньшань летчики 913-го полка. В развернувшемся в районе Дапу сражении старший лейтенант Александров сбил одного из «сейбров», открыв боевой счет этого полка.

22—26 сентября у подполковника Урвачёва – еще «4 полета парой в район боевых действий и обратно». В один из этих дней американцам удалось блокировать передовой аэродром Мяогоу, с которого взлетела эскадрилья 518-го полка. Поэтому её летчикам после боя с шестеркой «сейбров», одного из которых они сбили, пришлось садиться на «тыловом» аэродроме 913-го полка в Аньшане. В последующем, вылетев с аэродромов 1-го эшелона, летчики передовых дивизий нередко, выполнив боевое задание, приземлялись на аэродромах 2-го эшелона, дожидаясь, пока небо над их аэродромами будет расчищено.

С началом боевой работы нового состава корпуса его потери резко возросли. За сентябрь в 133-й и 216-й дивизиях 1-го эшелона были сбиты 38 МиГов и погибли 11 летчиков. Это более чем в два раза превышало уровень потерь за любой из предыдущих месяцев Корейской войны. Еще один летчик погиб при вынужденной посадке из-за потери ориентировки в воздухе, двое катапультировались вследствии полной выработки топлива, и, наконец, один самолет был разбит в результате ошибки пилота при посадке.

Командир корпуса генерал-лейтенант Лобов нелицеприятно подвел итоги первого месяца боевой работы новой смены: «Вновь прибывшие соединения после ввода их в бой свою задачу выполняют недостаточно успешно <…>. В результате противнику решительного поражения с целью срыва его налетов на прикрываемые объекты не наносится, и наши части несут тяжелые и неоправданные потери».

Он указал на слабое взаимодействие, медлительность, недостаточную активность и маневренность боевых групп при отражении налетов противника: «Только отдельные группы ведут бой, а остальные бесцельно болтаются в стороне <…>. Поэтому наши истребители не имеют ни численного, ни тактического превосходства, а, следовательно, и успеха в боях». Причина – недостаток боевого опыта у летного состава и неумение некоторых командиров управлять своими группами в воздухе, их пассивность и уклонение от боя.

Командир корпуса приказал: «Всему летному составу перейти к активным наступательным боям с истребителями и штурмовиками противника, добиваться в боях тактического и численного преимущества». Командирам дивизий отстранить от вождения групп командиров частей и подразделений, не умеющих организовать бой, пассивных и недостаточно смелых. Представлять материалы на снижение в должности тех из них, кто не справляется с управлением своими подчиненными в боевой обстановке.

В день подписания этого приказа, 26 сентября, некоторые его положения получили драматическое подтверждение. Шесть МиГов 518-го полка под командованием майора Переславцева вылетели на перехват противника в районе юго-восточнее Дапу, где на высоте 10500 м обнаружили шестнадцать «сейбров» и вступили в бой. Однако после первых же маневров пара Переславцева и капитана Хлопова оказалась «нос к носу» с парой капитана Баева и старшего лейтенанта Басалаева. МиГ Хлопова отбил хвост у самолета Басалаева и тоже развалился в воздухе. Летчики катапультировались.

По заключению командира корпуса, столкновение произошло потому, что «управление боем со стороны ведущего и осмотрительность в группе отсутствовали, а также от неправильного построения боевого порядка». Поэтому заместителю командира эскадрильи майору Переславцеву – предупреждение о неполном служебном соответствии, а командиру звена капитану Баеву – пять суток домашнего ареста с исполнением служебных обязанностей. На остальных виновников происшествия взыскания наложил командир дивизии.

* * *

26—29 сентября Урвачёв семнадцать раз поднимался в воздух, выполняя облет МиГов. В следующие полтора месяца было затишье, видимо, из-за нелетной погоды, а во второй половине октября у него четыре вылета на разведку погоды, три инструкторских полета на «спарке» и перелет Мукден – Аньшань и обратно. Затем вновь боевая работа:

«15.11.52. МиГ-15. Перелет парой на КП в район боевых действий, 2 полета, 54 минуты, H – 5000 м».

Командование корпуса констатировало, что 32-я дивизия, выполняя поставленную задачу, повысила эффективность противодействия американской авиации, в результате чего с ноября «противник отказался от <…> блокирования аэродромов базирования МиГ-15, а действия отдельных групп «охотников» резко сократилось». Исследователи тоже отмечают, что боевая работа, в которой участвовал подполковник Урвачёв, имела несомненный результат: «Сейбры» уже не так вольготно себя чувствовали в районах аэродромов, поскольку за ними вели охоту летчики 32-й иад, в задачу которых входило прикрытие трех передовых аэродромов корпуса».

Через неделю летчики 32-й дивизии, прикрывая ГЭС Супхун от налетов американских истребителей-бомбардировщиков, провели несколько воздушных боев. В одном из них эскадрилья 224-го полка в составе бывших летчиков 147-й иад под командой капитана Миронова сбила три и подбила одного «сейбра», а сама потерь не имела.

Однако передовые аэродромы корпуса были все-таки уязвимы для атак американской авиации, поскольку располагались близко к морскому побережью и недалеко друг от друга. Поэтому для строительства новых аэродромов велись поиски площадок, в которых участвовал подполковник Урвачёв:

«24.11.52. Як-11. Маршрутный полет на разведку аэродромов, 1 полет, 1 час 30 минут».

До конца года у него еще девять перелетов на Як-12, МиГ-15 и УТИ МиГ-15 между полками дивизии в Мукдене и Аньшане, а также в Дапу. В первые дни 1953 г. погода была нелетной, но едва она наладилась, Урвачёв за пять дней в середине января выполнил на «спарке» с летчиками 32-й дивизии пятнадцать инструкторских полетов.

В это время поступил приказ, «не снижая боевой готовности для выполнения боевых задач», произвести смену дислокации дивизий. Полки 133-й дивизии должны были перейти «во второй эшелон <…>, получив задачи, которые ранее выполняли летчики 32-й иад». А ее частям надлежало выдвинуться на передовую линию: 913-й полк на новый аэродром Куаньдянь, 535-й и 224-й полки, соответственно, на аэродромы Аньдун и Дапу.

Штабы, инженерно-технический, сержантский и рядовой составы со всем хозяйством дивизии прибыли к новому месту базирования по железной дороге, а летчики – на самолетах, и в их числе, подполковник Урвачёв:

«21.01.53. УМиГ-15. Перелет звеном Мукден – Аньдун, 1 полет, 30 минут».

До конца января Урвачёв при перебазировании дивизии выполнил на УТИ МиГ-15 и Як-12 еще десять перелетов из Аньдуна в Аньшань и Дапу. Затем – два полета на высотах 10 000—11 000 м на групповую слетанность пар и учебный воздушный бой.

После передислокации летчики 32-й дивизии сразу почуствовали «горький хлеб» передовых аэродромов. В первый же месяц из ее состава были сбиты семь МиГов, при этом пилот одного из них, старший лейтенант 535-го полка Илья Соколов, погиб.

Но у подполковника Урвачёва в начале февраля последние вылеты в Китае: вновь два маршрутных полета на групповую слетанность парой на высоте 10 000 м и шесть маршрутных полетов Аньдун – Аньшань – Аньдун. Для него это был конец «правительственной командировки» и последние в его летной биографии полеты на реактивных истребителях. Вскоре после этого он вернулся в Советский Союз.

* * *

Вероятно, это было связано с болезнью уха, из-за которой Урвачёв потом долго лечился, был отстранен от полетов на истребителях и перешел в транспортную авиацию. Он рассказывал, что в Корее не раз возвращался из вылета в окровавленном подшлемнике. Кровь текла из ушей из-за маневрирования с большими перегрузками и перепадами высот. Но противоперегрузочных костюмов тогда у советских летчиков еще не было. Борис Абакумов вспоминал: «Сильно нас выматывали 8—10-кратные перегрузки. <…> МиГи их выдерживали, а мы иногда теряли сознание. У американцев на каждый «Сейбр» было 2 человека сменных летчиков. Работали они в противоперегрузочных костюмах. Наша повседневная экипировка напоминала наряд трактористов».

Возможно, с Урвачёвым случилось то же, что с Пепеляевым, который вспоминал: «После полетов с неимоверными перегрузками в моей голове <…> лопнул кровеносный сосуд рядом со слуховым нервом. <…> С тех пор мое правое ухо почти ничего не слышит <…>. Лечение закончилось и мне пришлось отказаться не только от высшего пилотажа, но и от полетов на боевых самолетах вообще. Вот так в 1962 году я прекратил свои полеты». Очень похоже на историю Урвачёва. Через два года после Пепеляева, в таком же возрасте он был списан с летной работы из-за такой же, видимо, профессиональной болезни уха.

В Китае летчиков донимали также тяжелые климатические условия, жара и влажность. Командир 64-го корпуса докладывал о состояния здоровья летчиков одной из дивизий: «16 % нуждаются в срочном направлении на госпитальное лечение, 22 % подлежат направлению в госпиталь или санатории, 40 % имеют признаки утомления и только 22 % признаны здоровыми <…>. Учитывая изложенное <…> после 3-х месячной боевой работы целесообразно предоставлять летному составу отдых в течении одного месяца».

Однако Урвачёв разговоры о медицинских проблемах обычно сводил к шутке: дескать, наибольший ущерб физической форме летчиков наносился в столовой изысками и обилием китайской кухни, из-за чего у них стремительно увеличивались вес и артериальное давление. Кроме того, помимо столовых на всех аэродромах для летчиков были еще и бесплатные буфеты с холодными закусками, фруктами и прохладительными напитками. Кстати, в качестве «боевых ста грамм» в столовой летчики получали вино и коньяк практически в неограниченном количестве, но, по его словам, они этим не злоупотребляли.

Тем не менее Урвачёв иной раз говорил о каких-то медицинских препаратах, которые давали пилотам для поддержания сил. Летчик Абакумов тоже вспоминал, что «летал с медицинской поддержкой: каждый день вводили глюкозу внутривенно и кололи стрихнин и мышьяк попеременно. Многим <…> товарищам давали тоже медицинскую поддержку. Вот ведь как нас вымотала эта реактивная авиация».

При отъезде из Китая подполковнику Урвчёву, как и всем «китайским народным добровольцам» из Советского Союза, вручили медаль «Советско-Китайской дружбы» с удостоверением, заполненным иероглифами, и листком с переводом: «Выдано Урвачёву Георгию Николаевичу за оказание братской помощи Советских специалистов в построении войск специальных родов Народно-Освободительной Армии Китая. Председатель Народно-революционного Военного комитета Народного Правительства Китайской Народной Республики. Мао-Цзе-Дун. 12 апреля 1953 г.».

Эта медаль стала своеобразным отличительным знаком советских участников Корейской войны. В связи с этим вспоминается, как в середине 80-х годов автор этих записок в буфете Центрального дома литераторов обратил внимание на человека за соседним столом и спросил его, в качестве кого он воевал в Корее. Человек удивился:

– Откуда тебе известно, что я там был?

Автор указал на узкую красную ленточку с двумя желтыми полосами у него на груди. Он удивился еще больше:

– А это откуда ты знаешь?

– У моего отца такая же, он воевал в Корее.

Лучший повод совместно выпить «боевые» сто грамм трудно было найти.