Текст книги "Лётная книжка лётчика-истребителя ПВО"

О результатах боевой работы летчиков полка и о наградах

В 1941–1944 гг. Урвачёв совершил 472 боевых вылета на патрулирование, прикрытие объектов и войск, на перехват противника, разведку, штурмовые действия и на охоту, провел 22 воздушных боя, сбил четыре самолета противника лично и семь – в групповых воздушных боях. Таким образом, он внес достойный вклад в боевую работу 34-го полка, на счету которого было 7811 боевых вылетов, 241 воздушный бой и 109 сбитых самолетов противника (по другим данным – 125).

Это 15 % всех воздушных побед 6-го иак ПВО, хотя на полк приходилось едва 4 % сил и средств корпуса, в составе которого уже к августу 1942 г. были 21 полк и 700 истребителей. Заслуживают внимания индивидуальные результаты летчиков, из которых восемь стали асами, то есть имели на своем счету пять и более сбитых лично самолетов противника.

А тринадцать летчиков полка значатся в списке наиболее результативных советских летчиков-истребителей Великой Отечественной войны, у которых общий боевой счет составляет не менее пяти сбитых самолетов и, в их числе, две и более личных побед (в списке указывается количество сбитых летчиком самолетов противника – лично/в группе):

Александров Н.А. – 7/1, Платов С.И.* – 6/9, Байков С.Д.* – 5/6, Потапов А.Н. – 2/3, Букварёв К.П. – 2/5, Сельдяков Ю.С. – 3/6, Киселёв В. А.* – 7/4, Тараканчиков Н.Е. – 5/8, Коробов В.Ф. – 9/8, Тихонов С.Ф.* – 6/2, Мирошниченко Н.Ф. – 4/3, Урвачёв Г.Н. – 4/7, Найденко М.М.* – 7/14.

* Часть самолетов сбита в составе других истребительных авиационных полков.

Это почти половина летного состава полка по штату, что удивительно, так как, согласно мировой статистике, более 80 % летчиков-истребителей, принимавших участие в боевых действиях за всю историию авиации, не сбили ни одного самолета.

Герой Советского Союза Е.Г. Пепеляев (о нем рассказ впереди) так объясняет это: «В воздушном бою, как в спортивных играх, имеются «нападающие» и «защитники». По его мнению, «нападающие», как правило, ведущие групп, «забивают», то есть сбивают самолеты противника, а остальные летчики – «защитники» – их прикрывают. Поэтому в полку периодически сбивают самолеты противника один-два летчика, эпизодически – три-четыре, остальные летчики – очень редко, а некоторые из них вообще не сбивают.

Следует добавить, что, получив летную и боевую подготовку, а также одержав первые победы в 34-м полку и перейдя затем в другие полки, многие летчики стали асами. Это Михаил Барсов (6/2), Иван Бахуленко (7/0), Иван Водопьянов (6/3), Леонид Кальян (6/3), Павел Калюжный (7/10), Василий Корень (13/4), Дмитрий Ледовский (5/0), Анатолий Лукьянов (8/5), Иван Матюшин (5/1), Григорий Федосеев (11/6) и Николай Щербина (7/14).

Существенно для оценки боевой работы летчиков полка то, что, по мнению исследователей, «специфика применения истребительной авиации предоставляет воздушным бойцам неравные условия для самореализации. Не все летчики-истребители имели возможность отличиться – так, гораздо меньше шансов для наращивания боевого счета были у истребителей ПВО».

Тем не менее видно, что летчики полка воевали результативно, и, вопреки статистике, половина их штатного состава регулярно «забивала». Но и цена этих побед была немалой. За время войны в боях и авиакатастрофах погибли девятнадцать летчиков, и только восемь из них похоронены на кладбищах в Клину, Ржеве, Кубинке, Москве и Одинцово. Остальные просто «не вернулись с боевого задания» и «пропали без вести в боях против немецко-фашистских войск», как писали о них в донесениях.

Где они покоятся – неизвестно. Правда, останки одного из них, Ивана Лукина, погибшего 8 октября 1941 г., были найдены в 2016 г. поисковиками под Ржевом у деревни Папино вместе с его документами и обломками самолета на глубине четыре метра. Ивана похоронили в Ржеве. Он был заместителем командира эскадрильи Шокуна.

А год спустя в районе Кубинки обнаружили останки комиссара этой эскадрильи Василия Герасимова. Он был сбит 23 октября в воздушном бою, который семерка истребителей полка вела с большой группой немецких самолетов. В том бою в составе семерки участвовал и Георгий Урвачёв.

Однако в целом в частях Западного сектора противовоздушной обороны Москвы потери в 1941 г. были еще тяжелее. По оценке П.М. Стефановского: «Почти каждые два-три месяца в частях сектора летный состав обновлялся процентов на девяносто». В связи с этим вспоминаются слова бывшего начальника штаба полка Александра Михайловича Фирсова: «За 2–3 месяца после начала боев в 1941 г. полк потерял много летчиков. Но, кто уцелел, приобрели опыт, заматерели. Когда они уходили в боевой вылет, я уже был спокоен – выполнят любое задание и вернутся». А большинству этих «матерых» было едва за 20 лет.

Кроме того, летчики полка воевали самоотверженно, поскольку из 23 таранов, совершенных пилотами 6-го корпуса, на их счет приходилось четыре. За спиной была Москва, и летчики решительно применяли этот «последний довод «сталинских соколов», преграждая немцам путь к столице и руководствуясь требованием уничтожать их самолеты «огнем или тараном». А командир полка в июне 1942 г. ставил задачу: «Научить летный состав <…> методично таранить фашистских стервятников».

При этом трижды Герой Советского Союза А.Н. Покрышкин считал: «Таран требовал виртуозного владения машиной, исключительной выдержки, железных нервов <…>. С особым ожесточением, искусством и напористостью применяли его наши летчики при защите Москвы от воздушных налетов противника».

* * *

Возвращаясь к результатам боевой работы летчиков, можно вспомнить мнение П.М. Стефановского: «Одним из лучших в Западном секторе противовоздушной обороны Москвы являлся, несомненно, 34-й иап». Бывший командующий Московским фронтом ПВО генерал-полковник артиллерии Д.А. Журавлев также считал, что «34-й полк был одним из лучших наших частей». Об этом же свидетельствуют приводившиеся итоги боевой работы полка за 1941–1943 гг., когда по количеству сбитых самолетов противника, боевых вылетов и налету он был первым среди других полков 6-го корпуса, а затем 1-й воздушной истребительной армии ПВО Москвы.

Вместе с тем есть основание предполагать, что боевые результаты полка и его летчиков были недостаточно оценены командованием. По мнению историков, это не было редкостью: «Несмотря на четко оговоренные условия представления к наградам, бывали исключения, и достаточно часто. Иногда на первое место выходил фактор личных отношений между летчиком и командованием, и тогда представление к награждению «строптивого» аса могли «придерживать» <…>. Еще более частыми были случаи, когда летчики не награждались по причине того, что в чем-то <…> «проштрафились».

Кажется, в истории полка сыграли роль обе причины. Летчики иногда бурчали по адресу комиссара полка: «Как дело до наград дойдет – представления не подписывал. Из-за него полк никакого отличия не получил, а другие стали гвардейскими. Когда наши летчики переходили в другие полки, они Героями становились, а в нашем полку ни одного».

Действительно, 34-й полк и сформированный на его основе 35-й впоследствии имели практически равноценные боевые результаты, но 35-й стал 146-м гвардейским. Летчики Анатолий Лукьянов, Николай Щербина, Леонид Кальян и Павел Калюжный начали войну, добились первых побед и получили первые награды в составе 34-го полка, а перейдя в 35-й и имея такие же показатели боевой работы, как и многие оставшиеся в 34-м пилоты, стали Героями Советского Союза.

Обращает на себя внимание также следующее обстоятельство. В марте 1942 г. были награждены летчики 6-го корпуса, отличившиеся в битве за Москву. В их числе шестеро летчиков, сбивших сообща в воздушных боях 58 немецких самолетов, удостоились звания Героев Советского Союза. А шестеро самых результативных летчиков 34-го полка: Александров, Байков, Коробов, Найденко, Платов и Тараканчиков имели к тому времени на общем боевом счету на треть больше – 79 уничтоженных самолетов противника, но были награждены только орденами Красного Знамени. Правда, четверо летчиков, ставших Героями, отличились еще таранами и штурмовками.

А насчет «проштрафились»… Урвачёв рассказывал, что в самый тяжелый период обороны Москвы осенью 1941 г. полк получил приказ перебазироваться на восток, за Москву. Командование, видимо, решило укрепить Восточный сектор ПВО столицы, в составе которого находилось всего два полка, включая 16-й иап в Люберцах. Летчики взбунтовались и отказались перелетать туда, полагая, что тем самым будут прятаться за спины москвичей. А многие из них сами были москвичами, у которых, как, например, у Георгия Урвачёва, в Москве были матери, сестры, другие родственники.

Летчики, как говорится, немного «побузили» и перестреляли из пистолетов несколько фонарей у штаба. Комиссар доложил «наверх»: «Полк отказывается выполнять боевой приказ и оказывает вооруженное сопротивление». На грузовиках приехала рота автоматчиков НКВД и окружила бунтовщиков. Старшим в этой карательной команде был пожилой, усатый и рассудительный майор госбезопасности, который спросил летчиков:

– Почему бунтуете?

Те объяснили.

– Да-а, если бы все так бунтовали и не выполняли приказы, то, может быть, и дела у нас были лучше. Хрен с вами, воюйте здесь. Я доложу куда надо.

Забрал автоматчиков и уехал. Но там, где надо, запомнили: правильно или нет, но полк бунтовал, приказ не выполнял. Поэтому полку – гвардейское звание, его летчикам – награды? Заслужили, конечно. Но в другой раз. И, конечно, на отношении командования к полку сказалась история, связанная с осуждением Степана Тихонова и Григория Федосеева, а также все, что происходило в полку до и после суда военного трибунала над ними.

На одной из встреч ветеранов зашел разговор на эту тему – о том, что боевые заслуги полка и его летчиков были недооценены, например, отклонено представление Николая Тараканчиков к званию Героя Советского Союза. Урвачёв встал с рюмкой в руке и обратился к седым и лысым однополчанам:

– Ну что вы, как дети, обижаетесь – наградами обошли? Посмотрите в окно, на Москву. Мы знаем, что немецкая авиация хотела и могла с ней сделать. Но мы ее защитили – это наша главная награда. Остальное ерунда. Давайте выпьем за Москву!

Действительно, из почти 9 тысяч самолетов противника, участвовавших в налетах на Москву, к столице прорвалось только 234 – менее трех процентов. Правда, в результате бомбардировок погибли 1356 москвичей, пострадали 19 предприятий, и получили попадания бомб 227 жилых домов.

Но чтобы оценить масштаб этих потерь, следует вспомнить, что при бомбардировке Лондона всего за одну ночь с 10 на 11 мая 1941 г. погибло жителей, было выведено из строя предприятий и разрушено домов значительно больше, чем за девять месяцев бомбовых ударов немецкой авиации по Москве. По мнению немецкого историка Клауса Рейнгардта, «противовоздушная оборона Москвы была такой сильной и хорошо организованной, что немецкие летчики считали налеты на русскую столицу более опасным и рискованным делом, нежели налеты на Лондон».

В заключение темы о наградах следует сказать, что Урвачёв гордился своими двумя боевыми орденами, даже по внешнему виду которых знающий человек мог определить, что они получены в нещедрое на награды время. Орден Красного Знамени, который летчики, по его словам, называли БКЗ – Боевого Красного Знамени, у него был «на винте», без колодки для орденской ленточки, а орден Отечественной войны 1-й степени, наоборот, в отличие от более поздних серий, – на колодке с красной ленточкой.

В последующие годы он был удостоен и других наград, но не считал их боевыми, в том числе и медаль «За боевые заслуги», назывемую летчиками ЗБЗ. Ценил медаль «За оборону Москвы».

Глава VIII
Война с Японией и мир на Дальнем Востоке

Последние дни одной войны и дорога на другую

В 1945 г. 34-й полк продолжал дислоцироваться и нести боевое дежурство на аэродромах Ржев и Клин, но полеты были уже только учебно-тренировочные и инструкторские. В марте Государственный Комитет Обороны принял решение перебросить этот и еще пять истребительных авиационных полков ПВО Москвы на Дальний Восток.

Летчики об этом, наверное, не знали, но в полку начались кадровые перестановки и пополнение летного состава. Из базировавшегося на аэродроме Липицы под Серпуховом 178-го иап, которым командовал майор Шокун, в бывший его 34-й полк были переведены одиннадцать летчиков: старшие лейтенанты Семен Гайдамако и Николай Юрьев, лейтенант Сергей Сметанкин, а также «могучая кучка» недавних выпускников летных школ, младшие лейтенанты Владимир Исаков, Александр Жихарев, Дмитрий Никитин, Дмитрий Портнов, Николай Шелобанов, Василий Плесков и два Ивана – Тяглинцев и Ушатов.

Одновременно из 34-го полка в другие авиачасти были откомандированы четверо летчиков, в числе которых – старший лейтенант Георгий Лещенко и лейтенант Петр Ликин. Двух капитанов, Урвачёва и Букварёва, вновь, как в 1942 г., поменяли местами. Урвачёв был назначен командиром 2-й эскадрильи вместо Букварёва, который занял его должность помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе.

Командование полка было обновлено несколько раньше. В январе 1945 г. командиром 34-го полка стал майор В.И. Забабурин, который в 1941 г. был награжден орденом Красного Знамени за то, что восьмерка истребителей под его командованием, прикрывая бомбардировщики, вступила в бой с двенадцатью «мессерами» и семь из них сбила, не имея собственных потерь.

После Виктора Киселёва штурманом – заместителем командира полка был назначен Филипп Тверёзый, занимавший ранее такую же должность в 12-м гвардейском истребительном авиаполку. Кстати, там он летал на самолете Як-7б, купленном на средства артистов Малого театра, о чем свидетельствовала надпись на его борту.

Начальником штаба полка назначили майора А.В. Забелина.

* * *

Война заканчивалась, но в гарнизоне, как и прежде, постреливали «в неуказанное время и в неположенных местах». Сначала командование озаботилось тем, что «участились случаи убытия в отпуск и дома отдыха с личным оружием». А посему было приказано выдавать проездные документы «убывающим» только после сдачи ими оружия. Принимались меры для предотвращения «подвигов» на этом фронте и в районе расположения полка.

Так, в День международного женского дня 8 марта Николай Тараканчиков и несколько летчиков его эскадрильи были приглашены на вечер парикмахеров (вернее сказать – парикмахерш) Ржева. На вечере были «ужин с выпивкой и танцы».

Летчик Иван Лисогор заполночь начал восторженно салютовать в честь такого замечательного праздника, стреляя из пистолета в потолок и стены. При этом одна пуля рикошетом ранила его в ногу.

Командир полка не разделил этот восторг, а также осудил попустительство командира эскадрильи. Он повелел лейтенанта Лисогора отдать под суд чести офицерского состава «за хулиганство в общественном месте и потерю облика офицера Красной армии», а капитану Тараканчикову объявил выговор «за пьянку с подчиненными и непринятие мер в обезоруживании лейтенанта Лисогора».

Ну и что. Десять дней спустя еще один молодой и бравый лейтенант Яков Шелехов в столовой «в нетрезвом состоянии произвел выстрел из «ТТ» без всякого к тому повода». А посему командир полка решил, как отец родной: «Учитывая надежду на исправление и данные мне лично обещания в будущем быть примерным офицером, ограничиваюсь задержанием (продлением) присвоения очередного офицерского звания на 1 год».

А вскоре вооруженные искатели приключений попали в позорную для них историю. Летный молодняк – Шишлов, Мотлохов, Тяглинцев и Шелобанов из-за «личной недисциплинированности, разболтанности» в полночь отправились в Дом Красной армии, где пьяные офицеры с курсов усовершенствования отняли у Шелобанова пистолет, «который до настоящего времени не найден». Организатора этой вылазки командира звена Алексея Шишлова предали товарищескому суду чести офицерского состава, а в отношении Шелобанова было начато дознание.

* * *

Тем не менее полк с обновленным командованием и полностью укомплектованным личным составом был готов к выполнению новых задач, которые не заставили себя долго ждать. 5 апреля последовал приказ: «Полку со всем личным составом, материальной частью (34 Ла-5, 1 УЛа-5 и По-2) и всем техническим имуществом убыть со станции Клин железнодорожным эшелоном к новому месту базирования».

Обращает на себя внимание, что дата отправления и место назначения в приказе не указаны. Было только приказано: 9 апреля погрузить в эшелон самолеты, имущество и Знамя полка до 14 часов, а всему личному составу с вещами занять в нем места до 18 часов.

Самолеты разместили на грузовых железнодорожных платформах, а личный состав полка – в вагонах: в одном – штаб и руководящий состав, в другом – офицеры, еще два вагона заняли сержанты и рядовые, отдельный вагон – для военнослужащих женщин. Далее следовали вагоны с кухней, продовольствием, медицинским изолятором и вагон, в котором находились караул, Знамя полка и имущество штаба.

Поговаривали, что полк направляют в Югославию. 10 апреля в 23.15 со станции Клин эшелон тронулся к новому месту его дислокации. На следующий день все поняли, что поезд идет на восток, на Дальний Восток. Впоследствии стало известно, что разговоры о Югославии были частью масштабного плана по дезинформации японцев с целью скрыть переброску на восток советских войск и в их составе – авиаполков ПВО Москвы.

Путь к новому месту базирования продлился почти месяц и сопровождался происшествиями, обычными для путешествий в нашем Отечестве по железной дороге. И хотя командир полка предупредил, что «отставание от эшелона буду рассматривать как дезертирство из части», уже через три дня он констатировал: «За время передвижения железнодорожным эшелоном контроль со стороны командиров подразделений ослаб, вследствие чего резко снизилась дисциплина и порядок личного состава, увеличилось число нарушителей <…>. Все это ведет к подрыву боеспособности полка».

Командир отметил, что от эшелона уже отстали: во Владимире красноармеец Долотов, а в Горьком – сержант Маров. Красноармеец, правда, на следующий день в Сормове догнал полк на попутном пассажирском поезде, но сержант «до сего времени в часть не явился». А часовой старший сержант Нестеров не успел заскочить на подножку отходящего эшелона и остановил его «сигнальными выстрелами» из винтовки. Мало того, капитан Герасимов, лейтенанты Лисогор, Матвеев и младший лейтенант Голубев напились пьяными, «вели себя нетактично», а кое-кто «утерял облик офицера Красной армии, хулиганил и грубил со старшими командирами». Заступивший в это время на дежурство старший лейтенант Кузьменко, как выяснилось, тоже был пьян.

Командир полка приказал: «За 10 минут до отхода эшелона весь личный состав должен быть в вагонах, часовые на постах, начальник караула в караульном помещении. При движении эшелона из вагонов не высовываться, а на стоянках под вагонами не ходить». И всем будет счастье. Затем командир произвел раздачу взысканий: офицерам и красноармейцу арест от двух до восьми суток; о сержанте дать телеграмму военному коменданту города Горького «на предмет ареста <…> и отправки его в штрафную роту, как дезертира». Стрелявшему часовому – выговор. Всё, можно ехать дальше.

Но по прошествии двух недель командир полка вновь констатировал: «Вследствие слабой требовательности и отсутствия контроля офицерским техническим составом имели случаи выпивки и на этой почве хулиганские выходки и отставание от эшелона». Далее, кому выговор, кому арест, а старшего техника-лейтенанта Куценко «за слабую требовательность, отсутствие контроля и допущение выпивок в вагоне <…> отстранить от исполнения обязанностей «Старшего по вагону» офицерского состава». И в заключение:

«Предупреждаю весь офицерский состав, что при повторении подобных случаев буду принимать самые строгие меры взыскания вплоть до отдачи под суд военного трибунала».

Уделялось внимание не только поддержанию порядка, но и достойного облика путешествующих воинов. С этой целью, в частности, всему личному составу запрещалось «ходить не по форме одетыми – без шинелей, курток, головных уборов, ремней и погон». Особо было запрещено «бойцам-девушкам ходить в летных комбинезонах», а «мужчинам, за исключением руководящего состава, посещать вагон военнослужащих девушек».

Утром 6 мая в 5.45 полк прибыл на станцию Евгеньевка в городе Спасске-Дальнем, расположенном в 200 км к северу от Владивостока. Его новое место базирования – аэродром Хвалынка в 5 км к северо-востоку от Спасска-Дальнего. Через два дня, 9 мая, как отмечено в служебном Дневнике: «Полк был выстроен на утренний смотр, где услышал радостную весть о победе Красной армии и об окончании войны с Германией. <…> В честь такого дня личный состав надел лучшее свое обмундирование, на аэродроме была слышна музыка, <…> был устроен общий обед».