Текст книги "Генезис и структура квалитативизма Аристотеля"

Несмотря на различие генезиса и миксиса, их структура, их понятийная схема одна и та же. Видимо, именно это обстоятельство надо иметь в виду, пытаясь разобраться в проблеме соотношения генезиса и миксиса. Действительно, основная схема, с помощью которой понимается генезис, – это схема противоположностей. Эту же схему мы находим и в концепции миксиса. «Ясно, – говорит Аристотель, – что смешиваться способны те оказывающие воздействия [тела], которые содержат в себе противоположность, что именно они могут испытывать воздействие друг от друга» (GC, I, 10, 328а 31–33, пер., Т.А. Миллер). Здесь Аристотель обосновывает наличие противоположностей требованием взаимодействия как условия смешения. В случае генезиса обоснование носит еще более общий метафизический характер. Но это сути дела не меняет: миксис, как и генезис, предполагает наличие противоположностей в смешиваемых компонентах. Такими противоположностями и выступают качества. Качества являются более подлинными противоположностями, чем элементы. Или, лучше сказать, качества органически и непосредственно вписываются в схему противоположностей, в то время как элементы подключаются к ней лишь благодаря качествам. Элементы Аристотелем рассматриваются как сущности, а сущность в отличие от качественной определенности не обладает характеристикой противоположения. В «Категориях» Аристотель говорит: «У сущностей также имеется то свойство, что ничто не является им противоположным: в самом деле, что могло бы быть противоположно первичной сущности, например, отдельному человеку или отдельному животному? Ничего противоположного [здесь] нет. Равным образом нет ничего противоположного и человеку [вообще] или животному [вообще]» (Категории, V, 3b 24–27, пер. А.В. Кубицкого).

Качествам же противоположность присуща. В «Категориях» так говорится об этом: «В отношении качественной определенности бывает и противоположность: так, справедливость есть противоположное несправедливости, белый цвет – черному, и все остальные подобным же образом» (Категории, VIII, 10b 12–13). Это принципиальное отличие качества от сущности является одной из причин, объясняющих ведущую роль качеств в механизмах генезиса. Второе существенное в данном плане отличие качества от сущности состоит в их разном отношении к понятию степени. Сущности могут классифицироваться по степени лишь в плане родо-видовых отличий: «Что касается вторичных сущностей, – говорит Аристотель, – то вид является в большей степени сущностью, чем род: он ближе к первичной сущности» (Категории, V, 2b 8). Однако сущности, взятые на одном уровне родо-видового членения, не могут вступать в отношения, описываемые степенью: «Если же взять самые виды, – говорит Аристотель, – поскольку они не являются родами, то здесь один не является в большей степени сущностью, чем другой… Отдельный человек является сущностью нисколько не в большей степени, чем отдельный бык» (там же). В отличие от сущностей «к качественным определениям применимо также “больше” и “меньше”», т. е. понятие степени (там же, VIII, 10b 25). «Одно белое, – продолжает Аристотель, – называется в большей и в меньшей степени белым, чем другое» (там же, 10b 26). Это второе важное отличие качества от сущности также вносит свой вклад в объяснение качественного характера органической концепции генезиса. Рассмотрим теперь эти моменты подробнее.

То обстоятельство, что качества оттесняют элементы на задний план в объяснении процессов генезиса и миксиса благодаря их релевантности схеме противоположностей, вполне понятно, так как данная схема была выдвинута Аристотелем в качестве основной при построении общей концепции изменения (Физика, I). Но значение понятия степени в этом плане еще предстоит выяснить. Прежде чем перейти к этому, рассмотрим статус качеств как сил (δυνάμεις), в котором они выступают в трактате «О возникновении и уничтожении»[43]43
  Хотя сам термин для обозначения качеств не употребляется в данном сочинении, однако динамические представления о природе качеств развиваются Аристотелем и здесь. Например, он описывает превращение воды в воздух как «преодоление» холода теплом (GC, II, 331а 39).


[Закрыть] и в особенности в цикле биологических сочинений, включая IV книгу «Метеорологии». Качества фактически подменяют элементы в подлунном мире, в процессах возникновения и уничтожения, так как именно они взаимодействуют друг с другом, вступают в борьбу. Активны и пассивны качества, а не элементы сами по себе. Однако именно активность и пассивность вовлекают вещи в поток становления, в процессы воспроизведения и поддержания мирового порядка. Смешение земли и воды фактически оказывается смешением их характеристических или доминантных качеств.

Прежде всего, говоря о статусе качеств как сил, отметим, что само понятие δύναμις у Аристотеля означает прежде всего способность и возможность: метафизика здесь соединяется с физикой[44]44
  Соотношение качества и возможного бытия будет рассмотрено нами в IV главе. Связь с физикой здесь непосредственно следует из того, что δύναμις как способность есть характеристика бытия в его отношении к движению (Метафизика, V, 12, 1019а 15–17), а физика прежде всего есть наука о движении (Физика, III, 200b 12–16).


[Закрыть]. Понятие степени, о котором мы говорили выше, связывается с понятием возможности: «Поскольку, – говорит Аристотель, – горячее и холодное бывают и более и менее горячим и холодным, то всякий раз, когда одно из них существует просто в действительности, другое существует в возможности» (GC, II, 7, 334b 8–9, пер. Т.А. Миллер). Здесь мы еще можем говорить о метафизической потенции. Но когда Аристотель вслед за этим говорит о смешивании качеств и возникновении при этом среднего образования (μεταξύ), то он уже говорит о физической силе смешавшихся качеств: «Благодаря тому что [это среднее] в возможности бывает более горячим, чем холодным, или наоборот, оно [может быть] в возможности в два, в три и в иное число раз более горячим, чем холодным» (GC, II, 7, 334b 14–16). То обстоятельство, что смесь качеств более тепла (или холодна), т. е. потенциально более тепла, означает, что она обладает большей силой нагревания, чем охлаждения. Это место важно не только в том плане, что здесь общее понятие о возможном бытии оборачивается по сути дела понятием физической силы или, точнее, способности качеств к действию (тепла – к нагреванию, холода – к охлаждению), но еще и потому, что это единственное место, где у Аристотеля названо точное количественное соотношение компонентов (качеств-сил) в составе среднего или смеси. Так как это место весьма важно, то приведем его описание в комментарии Иоахима: «Конституентами гомеомерий являются простые тела, взятые как теплое, холодное, сухое и влажное: эти элементарные качества посредством их действия и испытывания действия образуют относительные тепло и холод. Эти промежуточные состояния отличны в разных гомеомериях, но, хотя они и отличны, их тем не менее можно сравнивать, так как они определены в понятии отношения их способности нагревания к их способности охлаждения» [77, с. 242].

В связи с вопросом о статусе качеств в концепции генезиса рассмотрим сначала динамическое представление качеств, а затем проблему количественного фактора в динамике сил и прежде всего в теории миксиса. Динамический характер качеств мы находим как у врачей, в частности медицинских писателей гиппократовского сборника, так и у досократических физиков.

Вопрос о развитии представлений о качествах как силах у предшественников Аристотеля заслуживает специального рассмотрения (см. далее гл. VI). Здесь мы только подчеркнем органический характер представлений Аристотеля о динамике миксиса. Действительно, в органической смеси все качественные характеристики лежат в промежутке значений исходных сил, причем любой части смеси присущи эти значения, т. е. смесь гомогенна, целостна и не есть механический агрегат сил и веществ. У поздних досократиков смесь является в основном механической. Так, о рассуждающих подобно Эмпедоклу Аристотель говорит, что «[для них] соединение – это то же самое, что стена, состоящая из плит и камней» (GC, II, 7, 334а 26–28). Органический характер смешения и его продукта сочетается у Аристотеля с явным динамизмом, т. е. с представлением смешиваемых веществ прежде всего как качеств-сил, качеств-способностей к определенным действиям. Описывая одно из условий миксиса, Аристотель говорит, что когда тела «в какой-то мере равны по своим силам, то каждый предмет тогда изменяет свою природу, приближаясь к сильнейшему, но не превращаясь в другой предмет, а становясь чем-то средним и общим» (GC, I, 10, 328a 28–31, пер. Т.А. Миллер). Смешиваемые вещества проявляют себя при смешении динамически, причем их сила пропорциональна их количеству (GC, I, 10, 328а 26–27).

О смешении (миксисе) можно говорить и на языке элементов. Мы так и начали наш анализ концепции миксиса, излагая ее всецело на языке элементов, т. е. в вещественном плане. Но можно о тех же процессах говорить и на языке качеств как сил, т. е. в динамическом плане. Эквивалентность этих языков отмечает Иоахим: «Аристотель, – указывает он, – говорит одинаково о четырех элементах и о четырех качествах как компонентах гомеомерий» [77, с. 76]. Однако если присмотреться к соотношению этих двух планов у Аристотеля, то придется признать, что динамический план здесь, пожалуй, преобладает. Действительно, мы только что процитировали текст, в котором количественная уравновешенность компонентов смешения относится скорее не к веществам, а к «силам». Кроме того, мы уже подчеркивали, что к качествам в отличие от сущностей, а значит, и тел, естественных индивидов и элементов применимы понятия противоположности и степени, которые составляют условия как миксиса, так и генезиса вообще. Поэтому динамический язык качеств является более «сильным», чем вещественный язык элементов. Именно качества-силы вступают в борьбу, воздействуют друг на друга и, усредняясь в ходе этого взаимодействия, образуют новое соединение. Отметим только, что преобладание динамического плана становится гораздо более определенным в сочинениях биологического цикла и в примыкающей к ним IV книге «Метеорологии».

Мы уже говорили, что Аристотель критикует Эмпедокла за механическую теорию смешения. Но как он относится к выдвинутому Эмпедоклом учению о количественном соотношении компонентов смешения? Исследуя статус и функции качеств, мы не можем оставить в стороне проблему количественного аспекта в теории миксиса.

Точную количественную пропорцию в составе смешения как продукта («соединения») Аристотель приводит один-единственный раз (GC, I, 10, 334b 10). Мы уже цитировали это место. По логике аристотелевского мышления категория степени мыслится как нечто непрерывное: «Предмет, будучи белым, – говорит Аристотель, – имеет возможность стать еще более белым» (Категории, VIII, 10b 28). Однако в упомянутом месте из первой книги «О возникновении и уничтожении» Аристотель указывает на дискретное, целочисленное соотношение качеств-сил как способностей к действию. Как же мыслил себе состав соединений Аристотель: дискретно или непрерывно? Нам приходится констатировать, что Аристотель не дает ответа на этот вопрос, более того, он его и не ставит. Дело в том, что не количественный фактор определяет в глазах Аристотеля природу и поведение тел, а качественный. Чтобы лучше уяснить себе отношение Аристотеля к количественной выразимости соотношения смешиваемых компонентов, обратимся к анализу платоновской позиции, которая в значительной степени определила и позицию Аристотеля.

Если у Платона все познание природы расценивается как «правдоподобный миф» (Тимей, 29d), то познание точных количественных соотношений при смешении оказывается еще менее достоверным. «От смешения сверкающего огня с красным и белым возник желтый цвет; но о соотношении, в котором они были смешаны, не имело бы смысла толковать даже в том случае, если бы кто-нибудь его знал. Ибо здесь невозможно привести не только необходимые, но даже вероятные и правдоподобные доводы» (Тимей, 68b, курсив наш. – В.В.). О количественном соотношении компонентов смешения, по Платону, никакой науки или знания быть не может. Ни доказательство, ни объяснение и вывод этих соотношений невозможны. И эта точка зрения имеет вполне определенные основания.

Действительно, теоретически понять количественную сторону взаимодействия тел в эпоху Платона и Аристотеля было невозможно, а практические способы количественной оценки также не были достаточно развиты, хотя ремесленники, торговцы, видимо, использовали количественные соотношения, например, при смешении красок. Платон возражает этим людям практики, упрекая их в неумении отличить человеческую мудрость от божественной. «Тот, кто попытался бы строго проверить все это на деле, – говорит он, – доказал бы, что не разумеет различия между человеческой и божественной природой: ведь если у бога достанет и знания и мощи, дабы смесить множество в единство и сызнова разрешить единство в множество, то нет и никогда не будет такого человека, которому обе эти задачи оказались бы по силам» (Тимей, 68d – с). Поэтому для Платона достаточно качественной оценки состава: важно указать, какие элементы входят в состав и в какой степени, т. е. выразить их соотношение на языке примерной оценки «больше – меньше».

Если «механистические» концепции Эмпедокла и других поздних досократиков тяготеют к математически точному выражению пропорций (остающихся, разумеется, чисто умозрительными), то органическая концепция генезиса, некоторые предпосылки которой появляются у Платона и которая развивается Аристотелем, довольствуется качественной оценкой количественного соотношения компонентов смешения. Конечно, Платону нет надобности прибегать к смешению при объяснении многообразных явлений физического мира. У него для этого есть геометрическая теория вещества. Но Аристотель ее отбросил столь решительно, что ему стали ближе представления досократиков, которые он, правда, не мог не подвергуть критике и переработке. Именно так обстоит дело с понятием смешения. Оно снова играет важную роль в аристотелевской картине становления, но мыслится уже органически и в рамках качественного подхода. В частности, идея Эмпедокла о точном количественном соотношении компонентов практически отбрасывается Аристотелем. Скепсис Платона был, конечно, им прочно усвоен. Однако имеется и существенное отличие в самом подходе к этой проблеме у Платона и у Аристотеля в общефилософском плане. Если у Платона в «Филебе» понятие смешения мыслится в плане глубоких онтологических и гносеологических понятий предела и беспредельного, то у Аристотеля проблематика диалектики смешения беспредельного и предела утрачивает свое значение, и вместо формообразующей функции предела мы имеем дело скорее с континуальным и более эмпирическим подходом. Категория степени несет с собой этот континуализм. А эмпиризм проявляется здесь в том, что даже одна и та же ткань тела, одно и то же подобочастное вещество различно по степени участия в нем качеств-сил, например одна кровь теплее другой.

§ 3. Качества как элементы и силы

Теоретические представления Аристотеля, изложенные им, главным образом в сочинении «О возникновении и уничтожении», служат основой для понимания разнообразного эмпирического материала наблюдений за «физико-химическими» и биологическими явлениями. Однако попытка рассматривать и порой в деталях объяснять эмпирический мир природных процессов приводит к весьма существенному изменению самого объяснительного аппарата. Эта деформация мышления настолько существенна, что вынуждает разделить общефизические сочинения Аристотеля на сочинения двух родов. Во-первых, это сочинения, в которых анализ природы доводится до понятия о последнем субстрате ее движения, до понятия первоматерии. В этих сочинениях осуществляется дедукция элементов, а также обосновывается учение об их взаимном превращении («Физика», «О небе», «О возникновении и уничтожении»). Во-вторых, мы имеем дело с такими сочинениями, в которых аналитическое углубление в строение природы не доходит до первоматерии, до генезиса элементов и их взаимных превращений на основе первоматерии. Элементы в этом случае выступают как исходная данность, как самый глубокий «сущностный» слой. Однако элементы здесь замещены элементарными качествами как самодействующими силами, берущими на себя и функцию элементов как конститутивных начал вещей.

В сочинениях этого рода на первый план в качестве основного объяснительного ядра выступает концепция таких элементарных качеств[45]45
  Независимость активности элементарных качеств понимается в следующих трех смыслах: независимость от механического перемещения, независимость от целевой причины, независимость от материального первосубстрата. Ни одно из этих значений не является абсолютным. В IV книге «Метеорологии» на первый план выступает третий из перечисленных смыслов этого понятия.


[Закрыть].

К сочинениям такого рода относятся прежде всего биологические трактаты Аристотеля, а также IV книга «Метеорологии». Элементарные качества рассматриваются как самостоятельно сущие, несводимые к более «глубокому» материальному субстрату. Универсальная логическая схема Аристотеля, включающая понятия материи и формы, потенции и акта, реализуется при этом на динамическом элементарно-качественном уровне. Одни элементарные качества рассматриваются как «активные» (ποιητικά), как «формальное» начало (тепло и холод), а другие – как «пассивные» (παϑητικά), как «материальное» начало (сухое и влажное).

Однако нельзя и преувеличивать различие этих двух родов сочинений Аристотеля. Их общую основу составляет проблема генезиса вещей. Различие же определяется прежде всего уровнем абстракции, на котором ведется рассмотрение этой проблемы и построение соответствующих описательных схем и объяснительных механизмов. В IV книге «Метеорологии» основным предметом анализа выступает эмпирически констатируемое качественное изменение гомеомерных тел, например гниение органических тел. Наблюдение и теоретическая конструкция оказываются здесь максимально сближенными. При гниении, как свидетельствует наблюдение, происходит переход влажного состояния тел к сухому. Этот переход объясняется с помощью понятия потенциальности: форма сухости потенциально содержится внутри влажного. Однако для превращения потенции в акт требуется активно действующий фактор. Его роль играют активные элементарные качества. В данном случае актуализация сухости происходит при действии тепла. Эти общие соображения о природе гниения дополняются рассмотрением целого ряда специальных факторов и условий: качества гниющих веществ, температуры среды, движения и т. д.

Поразительное, едва ли обозримое многообразие явлений вызывает у автора трактата стремление к их жесткой классификации на различные типы и классы. Метод классификации выступает здесь, пожалуй, основным средством упорядочить и тем самым, в известной мере, объяснить этот необозримый мир становления. Например, для различения таких процессов, как кипение и испарение, Аристотель проводит различие между внешним действием качества и внутренним. Если тепло действует извне, то имеет место процесс кипения. Напротив, испарение свидетельствует о действии внутреннего тепла.

В чем же состоит сам механизм объяснения этих и подобных им процессов в IV книге «Метеорологии»? В чем ее автор видит свою познавательную задачу? Методологическая программа, реализуемая в этом трактате, строится на основе такого ограничения анализа определенным уровнем абстракции, который не идет глубже и дальше констатации связей между различными качествами. Явление считается понятым и объясненным постольку, поскольку установлена определенная взаимосвязь относящихся или относимых наблюдателем к нему качеств. Поскольку качества иерархизированы на элементарные и неэлементарные, или зависимые, постольку по существу речь идет о том, чтобы зафиксировать связь первых со вторыми. Такой подход можно назвать качественным описанием. Более глубоким логическим фундаментом этого уровня мышления выступает общефилософский аристотелевский категориальный аппарат, прежде всего понятия потенции – акта и материи – формы. Необходимо заметить, что результирующие этот познавательный процесс суждения описания могут обладать характеристиками всеобщности и необходимости, т. е. отвечать известному нормативу научного знания. Вот типичный образец подобного качественного описательного знания: «Жидкости никогда не укрепляются посредством огня… Тело уплотняется, когда влажное в нем исчезает, а сухое [твердое] концентрируется» (Метеорология, IV, 383а 7–12).

Отмеченный выше характер образуемого знания позволяет говорить, что Аристотель ставит своей целью поиск закономерностей поведения тел в различных качественно заданных условиях в зависимости от их элементарно-качественного состава. Поскольку познание здесь принципиально замкнуто в сфере качеств, постольку систематизация и иерархия качеств (пассивные – активные, элементарные – производные) являются необходимыми (и достаточными) средствами для описания наблюдений.

Следует, однако, отметить, что универсальная форма суждений качественного описания встречается наряду с разделительной и условной формами суждения, характерными для логики, имеющей дело с дивергенцией различных случаев, с многообразием конкретных ситуаций. Так, например, Аристотель подчеркивает, что тела водного типа большей частью холодны, если только они не содержат извне сообщенного им тепла (щелок, вино, моча). Напротив, тела земляной природы большей частью теплы, как, например, каустик и зола. Связь элемента и качества не является абсолютно жесткой, устанавливаемое ею соответствие нельзя считать взаимно-однозначным. Тела водного типа холодны, потому что вода есть элемент прямо противоположный по своему элементарно-качественному составу огню. Огненный тип веществ не фигурирует в описаниях тел подлунного мира.

Хотя связь элемента (и элементарного состава, элементарной принадлежности тела или вещества) с качеством не является абсолютно фиксированной, однако у Аристотеля по существу есть представление о нормальном качественном состоянии тела, принадлежащего к определенному элементарному типу. Такие нормы и фиксируются в суждениях отмеченного выше типа. Так, например, нормой качественного состояния тел водной природы является холод. Понятие нормы совпадает с понятием доминанты в элементарно-качественном составе элемента: вода = влажное + холодное. В структуре аристотелевского мышления в целом это представление о нормальном качественном состоянии тел определенной элементарной природы можно сопоставить с представлением о «естественном месте» элемента в космосе.

Иногда феноменологическое качественное описание приобретает характер как бы сущностного объяснения, когда изменение свойств ставится во взаимосвязь с трансформацией элементов. Так, например, загустевание масла объясняется тем, что с потерей его внутреннего тепла воздух, содержащийся в масле как его характерная природа, превращается в воду. Однако это только по видимости сущностное, выходящее за рамки качественного подхода объяснение: ведь динамику элементов образуют элементарные качества, их переходы. Поэтому переход на уровень элементов никоим образом не означает углубления познания, выхода за пределы качественной сферы. Качественная концепция сводит на нет все такие квази-сущностные ходы рассуждений. Качественная сфера формирования и движения знания остается принципиально непреодолимой. Конечно, Аристотель и не ставит себе такой задачи. Напротив, он поглощен раскрытием возможностей построения описательного и объясняющего качественного знания как системы.

Классификация веществ по «элементарному составу» оказывается, таким образом, как бы избыточной. Отнесение определенного тела к элементу или к смеси элементов ничего не прибавляет к картине его качественных проявлений: эта картина просто переводится на язык «элементов», который по сути дела не несет никакой добавочной информации по отношению к качественному описанию. Элемент выступает как упорядоченный комплекс качественного описания, как стационарная связь определенных качеств. Поэтому в систематизированном качественном описании введение языка, подобного языку элементов, является неизбежным.

У Аристотеля мы не найдем идеи качественного анализа тел и веществ в современном смысле этого слова. Напротив, аналитическая процедура никоим образом не выделена им из сферы наблюдения естественного поведения тел и просто-напросто с ней нацело отождествлена. Скисание молока под действием фиговой закваски – это не специальная аналитическая процедура, а рядовой обиходный естественный процесс приготовления молочнокислых продуктов. Однако наблюдения за таким естественным процессом достаточно, чтобы говорить о «земляной» природе молока.

В IV книге «Метеорологии» мы встречаем эффективно работающую структурную гипотезу – представление о порах (πόροι). В книгах «О возникновении и уничтожении» Аристотель подверг это представление скорее яркой и остроумной, чем серьезно обоснованной, критике. По его мнению, как это уже отмечалось нами, это представление бесплодно и излишне, так как оно работает именно тогда, когда поры заполнены, т. е. когда их фактически нет. Принципиальное же возражение Аристотеля против теории пор следует искать в его общей натурфилософской концепции, исключающей понятие пустоты как необходимого средства теоретического конструирования физического мира. Понятие пустоты, как и понятие актуальной бесконечности, такому теоретизирующему эмпирику, как Аристотель, представлялись фикциями ума, не имеющими реального содержания. Однако эти понятия естественно вписывались в атомистическую концепцию. При этом в рамках атомизма с необходимостью возникло понятие структуры, которое было основой для объяснения многообразия явлений на эмпирическом чувственно данном уровне. Напротив, аристотелевские континуализм и квалитативизм по отмеченным выше причинам плохо согласуются со структурными и структурно-механическими представлениями. Поэтому достаточо широкое применение Аристотелем гипотезы о пористом строении веществ для объяснения целого ряда процессов (растворения, разлома и др.) до сих пор вызывает различные и противоречивые истолкования, затрагивающие старый вопрос об авторе этого трактата[46]46
  Вопрос об авторстве IV книги «Метеорологии» был вызван существенными отличиями ее от первых трех книг, в частности, отсутствием в ней теории двух испарений (ἀναϑυμίασις), а также наличием представлений о пористом строении веществ. Осторожные сомнения в авторстве Аристотеля были высказаны еще в позапрошлом веке Целлером [145]. Хаммер-Иенсен предположила, что автором этого трактата является Стратон [65]. Однако исследование Дюринга показало, что язык и понятийный состав трактата подтверждают авторство Аристотеля [53]. Тем не менее основания для скепсиса сохранились. Готшальк обратил внимание на то, что представления о порах противоречат аристотелевскому континуализму [62]. Большинство современных исследователей, если частично и сохраняют определенный скепсис, как, например, Штром, однако склоняются в пользу авторства Аристотеля [129а]. Решительным сторонником авторства Аристотеля является французский исследователь и переводчик его сочинений Трико [134b].


[Закрыть].

Нам представляется допустимым считать, что фигурирующее в IV книге «Метеорологии» представление о порах является своего рода гипотезой ad hoc, используемой только в этом трактате, посвященном частным вопросам. Как уже было нами замечено, это приспособление понятийного аппарата к предмету исследования обусловливает отсутствие в этом сочинении некоторых важных теоретических схем, в том числе триадической схемы «материя – лишенность – форма» (Физика, I, 7, 191а). Теоретическое неприятие понятия структуры могло сочетаться в гибком энциклопедическом уме Стагирита с тактическим использованием некоторых структурных представлений в специальных случаях. При этом характерно, что применяемое Аристотелем в IV книге «Метеорологии» представление о порах, как показал Дюринг, отличается как от эмпедокловского, так и от атомистического [53, с. 75]. Анализ текста этой книги показывает, что гипотеза о порах нигде не формулируется в виде общего теоретического положения и применяется скорее как дополнительное к традиционным аристотелевским понятиям вспомогательное средство.

Гипотеза о пористом строении тел используется Аристотелем там, где от анализа «химии» превращений в ходе динамики качеств он обращается к «механике» тел. Действительно, эта гипотеза эффективно «работает» там, где речь идет преимущественно о механических свойствах и воздействиях: раскалывании, расслоении, рассыпании и других видах деления тел. Различное отношение разных тел к таким механическим воздействиям объясняется главным образом характером пор, их расположением в теле. Здесь нет действия тепла и холода, нет пассивных качеств влажного и сухого, а поэтому динамико-качественный подход уступает место механическому. Механические свойства широко представлены в классификации тел (Метеорология, IV, 9). Порами объясняется сжимаемость тел (9, 386а 5–10), их раскалывание (9, 387а 1–5) и даже горение (9, 387а 17–22). Случай с объяснением горения интересен тем, что Аристотель дает ему как «механическое», так и «химическое» объяснение. В первом случае «действуют» поры, а во втором – качества-силы, (9, 387b 26–388а 9). Но если мы присмотримся к «механическому» объяснению, то увидим, что поры играют роль вспомогательного фактора в динамике качеств-сил: «Горючи те [вещества], – говорит Аристотель, – которые обладают порами, способными к принятию огня, и поры которых, расположенные по прямым линиям, содержат влажность более слабую, чем огонь» (там же, 9, 387а 20–22).

Вопрос о горючести тел решается исключительно в плане динамики «преодоления» теплом влаги. Если влага «сильнее», как в случае льда или зеленого дерева, то горения не происходит (там же). Итак, мы можем констатировать, что в данном случае – и не только в нем одном – поры выступают как механический, структурный фактор, в принципе подчиненный динамико-качественному фактору. В этом плане гипотеза о пористом строении тел «работает» так же, как и количественные представления: поры способствуют (или тормозят) протеканию процессов, причины которых лежат в динамике качеств. Такого рода вспомогательное функционирование количественного фактора мы уже отмечали, анализируя учение Аристотеля о тяжести и легкости тел и его теориях генезиса и миксиса.

Интересные соображения в связи с теорией пор, фигурирующей в IV книге «Метеорологии», были высказаны Хаппом. «Поры в “Метеорологии IV”, – говорит Хапп, – не являются такими пустотами, которые позволяют объяснить качественные различия посредством простого “сгущения” и “разрежения” первовещества, что мы находим у Стратона и в “Problemata” (псевдоаристотелевское сочинение. – В.В.), но наличие этих пор означает, что гомогенная непрерывность тел здесь нарушается, а вместе с ней и качественное рассмотрение материи (курсив наш. – В.В.) [66, с. 780]. Это замечание Хаппа интересно тем, что оно помогает понять связь между континуализмом аристотелевской физики и ее качественным характером. Континуализм и квалитативизм нельзя противопоставлять друг другу: между ними прослеживается весьма жесткая связь, так что с ограничением одного принципа ограничивается и другой. Можно рассматривать аристотелевскую науку под углом зрения континуалистской установки[47]47
  Такое рассмотрение дается, в частности, в книге П.П. Гайденко [10]. Интересное сопоставление континуализма Аристотеля и стоиков проводит Сам-бурский [120].


[Закрыть] (отдавая отчет, конечно, в том, что порой Аристотель оперирует дискретными конструктами, как, например, в случае обращения к фактору пор) или же под углом зрения квалитативистской установки (в равной мере учитывая количественные и механические моменты), но вряд ли можно одну из них противопоставлять другой и считать более «аутентичной» или более характерной для Стагирита.

Хапп считает, что качественное понимание материи связывается с истолкованием тел как гомогенных континуумов [66, с. 780]. Но гомогенность тел может нарушаться (и не только в теории, использующей представление о порах), однако без того, чтобы общее качественное понимание материи было оставлено. Примером может служить биологический трактат «О частях животных». Действительно, Аристотель рсчленяет части животных на гомогенные и гетерогенные, континуум тела нарушается, причем дважды: во-первых, в отношении самого гетерогенного органа, а во-вторых, в отношении организма в целом как системы, состоящей из гомогенных и гетерогенных частей. Однако если внимательно посмотреть на то, как функционируют у Аристотеля эти гетерогенные объекты, то мы увидим, что они подчиняются в конечном счете телеологическому принципу. Благодаря применению телеологического принципа целостность частей организма и всего организма восстанавливается. Это рассуждение позволяет предположить, что и континуализм и квалитативизм – достаточно устойчивые общие характеристики аристотелевского мышления и что определенное ограничение их применимости в том или ином конкретном случае вряд ли уменьшает их значимость. И если гетерогенность организмов преодолевается их «гомогенизацией» благодаря понятию целевой причины, так что континуализм сохраняется, то сохраняется и качественный подход. Такое нарушение континуальности является компенсируемым. Из анализа этого примера напрашивается вывод о том, что одним из механизмов связи континуализма и квалитативизма служит аристотелевский телеологизм.