Текст книги "Конец эпохи Тюдоров"

– Не хотела бы быть королевой, – пробурчала я недовольно. Усталость начала сказываться на моем настроении. – Поехали домой, Чарльз. Я вправду утомилась. Сегодня пришлось встать рано. Я ездила во дворец присутствовать на завтраке королевы.

– Я забыл, прости, – Чарльз взял меня под руку и повел к выходу.

Роберт вышел к нам попрощаться. Я с нежностью посмотрела на брата. Он вырос, но порой я все равно воспринимала его маленьким мальчиком, которого помнила с детства. Я провела рукой по его щеке:

– Береги себя, Робин.

– Не беспокойся, дорогая сестра, – он поцеловал мою ладонь и ласково посмотрел сверху вниз.

– Какой ты у меня огромный, – я заулыбалась. – Великан!

* * *

Разговор с королевой у Роберта никак не складывался. После смерти лорда Берли, пожалуй, стало даже сложнее уговорить Ее Величество на какие-то решения. Она, видимо, понимала: рядом не осталось никого, кто бы мог помочь советом, руководствуясь лишь здравым смыслом и интересами, более глобальными, чем свои собственные.

Роберта подобная позиция раздражала. В отличие от Сесила или Рели, он был резок и слишком прямолинеен. Ему всегда недоставало гибкости, а в последнее время – тем более. Он мгновенно выходил из себя, начиная едва ни кричать в присутствии королевы. А она привыкла к его поведению, слушая терпеливо сбивчивые, но красноречивые речи графа Эссекса. Время пройдет, и я пойму причины бесконечного терпения Елизаветы. Впрочем, было ли терпение бесконечным? Как у всего земного, у терпения королевы был предел. Просто пока мы его не видели и не ощущали. Главное, его не чувствовал Роберт.

Смерть Филиппа, одновременно расстроившая и успокоившая королеву, вообще сделала все разговоры о новом походе против Испании бесполезными. Нет угрозы – незачем тратить деньги. Извечный лозунг английской королевы не менялся с годами. Правильным ли он был? Я часто думала: как мы можем считать какие-то вещи верными или неверными? Есть ли у нас право судить тех, кто находится на троне и действует в интересах целой огромной страны? Я бы не смогла, разрываясь меж двух огней, решить, кто более прав. Роберт по какой-то непонятной причине постоянно отвергал Ирландию как возможное направление своих действий.

– Наверное, опыт отца так сказался на его мнении, – делилась я с Дороти, соображавшей в похожих делах еще менее моего. – Помнишь, отец уезжал в Ирландию, и ничего хорошего из этого не выходило? В итоге умер там. Воспоминания не из приятных. Роберта туда не тянет. А вот в Кадисе у него случился опыт победы над врагом. Он хочет его повторить во что бы то ни стало, любой ценой.

– Неважно, – отмахивалась Дороти. – Главное, он постоянно идет против воли королевы. Второго сэра Френсиса нет. Она понимает, Роберт не привезет ей трюмы, полные золота и драгоценностей. Брат жаждет военной славы. На деньги он обращает внимание в последнюю очередь. А зря! Разве кому-то они мешали? Но брат не думает ни о своей семье, ни о долгах матери, с которыми она так и не расплатилась до конца, ни о казне, про которую печется королева.

Стоило признать правоту Дороти. Впрочем, объяснить Роберту что-либо становилось не невозможно, а порой просто опасно. Он начинал ругаться и заканчивал разговор словами:

– Ты меня тоже не понимаешь, Пенелопа. Но тебе это простительно, потому что ты – женщина. И не лезь в мужские дела.

– Елизавета – не мужчина, Роберт. Не поразмыслить ли тебе об этом?

– Я об этом помню всегда. К сожалению, Ее Величество – женщина и рассуждает похоже. Точнее, за нее рассуждают ее подданные. Кто, как павлин, красивее распустит хвост, того и считают правым. Я не пытаюсь выделиться таким образом.

– Но Сесил уж явно не ее фаворит. Он рассуждает, а не красуется при дворе.

– Вокруг него те, кто красуются. Королева все равно смотрит не на него одного. Иначе бы он не обыгрывал меня.

– У тебя тоже много друзей и они тебя поддерживают, – возразила я. – Наверное, дело не только в красивых хвостах.

Роберт хмурился и заканчивал разговор…

* * *

К концу года из Тауэра выпустили графа Саутгемптона. Элизабет продолжала оставаться в башне. Она родила сына прямо в темнице. Граф не имел возможности увидеть младенца. Он оказался на свободе один, без жены. Ему велели явиться во дворец. Так граф снова стал числиться среди фаворитов королевы. Ничего не менялось: фаворита возвращали ко двору, судьба его жены оставалась неопределенной.

– Представь, Генри страдает, – поделился со мной Роберт. – Он не знает, когда Элизабет выпустят на волю. Она в Тауэре с новорожденным младенцем мучается. А он вынужден развлекать королеву, улыбаясь и делая вид, что все в порядке.

– В Тауэре не для всех условия одинаковые. Может, не все так плохо у Элизабет?

– Надеюсь, – Роберт вздохнул. – Но узнать о том, куда ее поместили, пока не удалось. Им не разрешали встречаться. Просить о милости Ее Величество не следует. Будет лишь хуже. Генри затаился и веселит королеву изо всех сил, надеясь, что она забудет свой гнев и выпустит Элизабет с ребенком. Обычно так и бывало.

– Не волнуйся. Мама вышла замуж за Дадли. Хуже проступка нет. И ничего. Живет вдали от Лондона, но главное, не в Тауэре.

* * *

Вот такой прошел странный год. Вечные враги, лорд Берли и испанский король Филипп, умерли. Роберт и граф Саутгемптон умудрились поссориться и помириться с королевой. Я искала повода поговорить с Ее Величеством о разводе. Наши дети росли и пока не доставляли хлопот. Мама, забыв про неудачную попытку примириться с королевой, занималась домом. Волнение по поводу судьбы Роберта немного улеглось. К новому году двор затих. Новых сплетен не обнаруживалось, старые немного поднадоели. Одни и те же люди раскланивались в коридорах королевского дворца. И все же мне не хватало лорда Берли. Я замечала его отсутствие, потому что он вносил в жизнь двора спокойствие, всем своим видом подчеркивая незыблемость традиций.

1599 год

Роберт так ничего и не добился. Королева с каждым днем все сильнее верила в отсутствие угрозы со стороны Испании. Новый король предоставил ей полную свободу обратить свое внимание на Ирландию. На севере там по-прежнему продолжалось сопротивление, которое возглавлял граф Тирон. Он не терял надежды получить поддержку от короля Испании, как бы его ни звали, и от папы. Несмотря на смерть Филиппа Второго граф Тирон убеждал ирландцев, что помощь придет, и соотечественники охотно ему верили.

Теперь королева обсуждала лишь одно: как заставить взбунтовавшуюся провинцию вновь повиноваться. Роберт, поняв, что переубедить королеву не удается, тоже задумался об Ирландии. Однако он и тут спорил, настаивая на своем мнении, отличном от мнения большинства.

– В Совете только и говорят про Ирландию, – жаловался он. – Я им объясняю, те, кого туда назначили управлять от имени английской королевы, тратят время зря на всякие пустяки! Я пытаюсь убедить Ее Величество в тщетности их попыток!

Казалось, его взгляды на любой вопрос являются самыми правильными и справедливыми. Самоуверенность Роберта не знала границ.

– Лорд Монтджой! – возмущался брат. – Нашли, кого отправлять в Ирландию. Утверждают, в такой критический момент, его личность подходит лучше всего! И Совет соглашается. Все кивают и не спорят!

Лорд Монтджой, он же Чарльз Блант, на Роберта не обижался. Чарльз не стремился уехать в Ирландию, хотя назначение королевы ему льстило. Ее Величество часто флиртовала с Чарльзом, и это вызывало ревность брата. Как ни странно, я оставалась спокойной: любовь Чарльза никогда мной не ставилась под сомнение. С другой стороны, королеву я понимала, ведь мне тоже нравился лорд Монтджой. Чарльза всегда отличал спокойный, уравновешенный характер. Если Роберт выглядел старше своих лет, особенно после того, как отпустил бороду, то Чарльз, напротив, выглядел очень молодо. Он был темноволос, и румянец часто вспыхивал на его щеках, выдавая волнение и сильные чувства. В окружении королевы он старался не выделяться, но Елизавета его ценила за продуманность и взвешенность суждений…

– Роберт, ну почему тебе не нравится выбор королевы и Совета? – я недоумевала. – Почему ты постоянно споришь? Еще два месяца назад тебя вообще не интересовала Ирландия. А сейчас ты пререкаешься и пытаешься доказать свою правоту. А ведь ты не был там ни разу!

– Опыт Монтджоя в военных делах невелик. Точнее, совсем мал. Ты влюблена в Чарльза и не видишь очевидного, – принялся объяснять Роберт. – Лорд воевал в Бретани и в Нидерландах, но нигде не командовал хоть с какой-то долей самостоятельности! У него мало друзей и даже просто сторонников, которые последовали бы за ним. Да просто-напросто у Чарльза нет денег! Подобное назначение требует больших затрат. Вспомни отца – он ездил в Ирландию за свой счет, а прибыли это не принесло никакой! А главное, лорд привык к спокойной жизни в Англии. Куда ему бороться с сопротивлением жестоких и воинственных ирландцев!

После перечисления качеств, мешающих назначению Чарльза в Ирландию, Роберт принимался рассуждать о мерах, которые, по его мнению, необходимо было принять, о назначениях, сроках и способах подавления восстания.

– Понимаешь, Роберт считает, необходимо назначить в Ирландию его самого, – делилась я с Чарльзом. – Он быстро позабыл об Испании и рвется в Ирландию. Зачем ему это нужно?

– Роберт ищет военной славы. Он хочет выделиться. Ему все равно, где и как. Конечно, он чувствует, королева не очень склонна назначать его командовать армией…

– К тому же она не очень хочет вообще отпускать его от себя, – перебила я Чарльза.

– Я заметил, Ее Величество в самом деле Роберта предпочитает держать при дворе, – кивнул Чарльз. – Однако на сей раз его желания совпадают с желаниями королевы. Может статься, он добьется назначения.

В пользу Роберта сыграло полное отсутствие стремления ехать в Ирландию со стороны Чарльза. Я подозревала, дело не только в его личном нехотении, но и в умении Роберта «уговорить». Брат тратил огромное количество времени в разговорах с Чарльзом, благо у него существовала масса возможностей это делать.

– Тебе вовсе не обязательно слушать Роберта, – я сама не знала, чего хочу. Оба назначения мне никак не нравились. Я бы и Роберта, и Чарльза оставила в Англии, отправив в страшную Ирландию кого-нибудь другого.

Но Чарльз соглашался, что, скорее всего, не достигнет успеха в сражениях с ирландцами, и открыто сообщил об этом королеве.

Кроме того, друзья Роберта всячески поддерживали его назначение. Они восхваляли талант и умения графа Эссекса, твердя одно: граф достигнет полной и безусловной победы мгновенно. Враги и завистники замолчали. Чарльз настороженно отнесся к подобному поведению:

– Противники Роберта хотят в первую очередь удалить его со двора, подальше от королевы. Здесь его влияние слишком велико. Но к тому же они, думаю, уверены в поражении Роберта.

– В поражении? – я искренне поразилась. – Роберт одержал победу в Кадисе.

– И все! Пенелопа, твой брат талантлив и смел. Я не смею обвинять его в неумении вести сражение и командовать солдатами. Тем не менее вспомни, у него на счету одна победа. В остальных кампаниях он проигрывал или, в лучшем случае, просто отступал, ничего не добившись.

Вскоре нашлось подтверждение словам Чарльза: враги Роберта начали открыто поддерживать его назначение в Ирландию. Одно дело – они молчали и не противились этому, другое – всячески настаивали, что он – прекрасный выбор и лучше не сыскать.

Тут неожиданно сам Роберт стал просить королеву не отправлять его в Ирландию. То есть, когда все вокруг только и твердили о том, как граф Эссекс будет отлично командовать английскими войсками, сам граф решил от затеи отказаться.

– Он понял, чем это ему грозит, – Чарльз видел ситуацию именно так. – У него открылись глаза на сложности, с которыми он столкнется в Ирландии. А может, и понял намерения своих врагов.

Прочесть мысли брата было невозможно. Он почему-то теперь спокойно переносил выступления Сесила, который утверждал:

– Лорд Монтджой готов выступить в Ирландию в любую минуту. Он не отказывается от обещаний. Лорд уступил свое место графу Эссексу, а тот не хочет принимать ответственный и почетный пост. Ее Величество доверила графу командовать английской армией и уничтожить сопротивление Тирона. Сейчас, когда его мечты сбылись, граф желает остаться дома.

Но Роберт стойко сносил обвинения Государственного секретаря. На него такое поведение было не похоже. Поговорить нам не удавалось. Роберт избегал меня и Дороти, отделываясь при встречах пустыми фразами. В начале февраля он написал королеве письмо. О чем в нем говорилось? О гордости, о печали и унижениях, о сердце, разрываемом на части, о том, как он ненавидит себя, – Роберт умел говорить возвышенно, хоть и делал это нечасто. Он писал, что назначение на ужасный остров сродни ссылке, а разве его преданная служба Ее Величеству не заслужила иного? Он считает Ирландию не ссылкой даже, а тюрьмой, признаком того, что королева жаждет его смерти, так как его жизнь ей явно перестала быть дорога…

В конце письма Роберт написал сонет, который сочинил по случаю. Он продекламировал мне стихотворение, дабы услышать мое мнение.

– Сонет прекрасный, – согласилась я. – Но зачем, позволь, ты добивался устранения Чарльза, если сам не собираешься ехать? Зачем ты устраивал споры в Совете? Зачем ты уговаривал самого Чарльза?

– Я не думал о себе. Не хотел назначения лорда, потому что он не подходит. Не предполагал, что так легко назначат меня. Чарльз зря обижается.

– Он не обижается. Просто готов ехать, выполняя приказ королевы, – пробурчала я недовольно. – По мне, так оставался бы дома…

Несмотря на письмо, королева настаивала на назначении Роберта. С ним вместе ехало много друзей, но также и множество врагов. Действия королевы некоторые объясняли тонкой местью, которую она выбрала для Роберта. Он часто обижал и порой оскорблял ее. Простила ли она ему нанесенные обиды? Кое-кто при дворе полагал, что нет. Я надеялась, люди ошибались.

Как бы то ни было, Роберту пришлось собираться в путь. Его просьбы и мольбы королева не услышала. В Ирландию ехали две враждующие стороны. Сам Роберт пребывал не в лучшем настроении. Он опять спорил с королевой. Ее приказы брат никогда не любил выполнять. На этот раз он сопротивлялся всему подряд.

– Вот куда завели его амбиции, – Дороти переживала за брата и оттого ворчала на него сильнее, чем обычно.

Роберт на спорах не остановился. Он упрямо добивался, если уж назначения, то с неограниченной властью. И королева вновь пошла ему навстречу: власть Роберту предоставили куда более значительную, чем когда-либо предоставлялась наместнику Ее Величества в Ирландии. Войско тоже собрали невиданное: двадцать тысяч пехоты, две тысячи всадников отправлялись под командованием Роберта на остров.

Получив просимые полномочия, Роберт перестал ссориться с королевой. Расставались они тепло. Ее Величество не скрывала мягких и нежных чувств к фавориту. Она заметно волновалась и, скорее всего, жалела, что не вняла его просьбам остаться в Англии.

– Моя душа разрывается, – Роберт не жалел красивых фраз в ответ.

Он выехал из дворца, сопровождаемый друзьями, которые с готовностью последовали за ним в Ирландию, как прежде следовали в Кадис. По всему пути Роберта приветствовал народ, выкрикивая его имя и благословляя в дорогу.

– Людям Роберт нравится, – отметила я. – Его неудачи не изменили их отношения.

– Когда героев провожают на войну, им всегда кричат слова ободрения, поднимающие дух. Главное, дождаться героев обратно с победой. Удачи забывают быстро. Неудачи помнят долго. До следующей удачи, если она случается, – Чарльз неодобрительно качал головой. – У Роберта кровь кипит. Впрочем, пожелаем ему удачи.

В конце марта Роберт вышел в море. Оно не приветствовало английские корабли, заполненные солдатами и лошадьми: буря мешала скорому продвижению к ирландскому берегу. С величайшим трудом удалось достичь взбунтовавшего острова. Двадцать третьего апреля Роберт прибыл в Дублин. Его первым решением стало назначение близкого друга – графа Саутгемптона, который, оставив жену с ребенком в Лондоне, естественно, прибыл в Ирландию вместе с Робертом. Саутгемптон стал командующим кавалерией.

И вот начали приходить первые известия. Неутешительные. Вместо немедленного следования на Север, как предусматривал первоначальный, оговоренный с королевой и Советом план, Роберт решил подавить восстание в Манстере. Там он наткнулся на сильное сопротивление, которого не ожидал. Его собственное войско плохо подчинялось командам, и боевой дух быстро испарялся. Дело ухудшало и плохое командование Саутгемптона. Роберт явно поторопился с назначением друга, неопытным и незнающим как себя вести командиром.

Роберту не удавалось справиться с поставленной самому себе новой задачей: сопротивление ирландцев на севере подавить он не мог. Манстер задерживал продвижение вперед. Солдаты рассредоточились по центру Ирландии. Собрать их для решительного боя с О’Нейлом оказалось невозможно.

– Он постоянно возвращается назад на юг, – рассуждал Чарльз, читая письма Роберта. – Следовало сразу, как предусматривал план, идти в Ольстер. Эта ошибка может стать для Роберта лишь первой в череде прочих. Также он вызывает гнев королевы своей необъяснимой жестокостью. Сейчас не следует злить ирландцев, вешая всех подряд.

И тут я вспомнила об отце, который казнил ирландцев со всей жестокостью, на какую был способен.

– «Я выполняю свой долг наилучшим образом, – в письме, адресованном Тайному Совету, Роберт не раскаивался, напротив, – я закрылся щитом от восставших, не полагая, что удар будет нанесен со спины. Из Англии. Если бы они знали, что против меня выступают англичане, они бы гордились своими действия гораздо сильнее. Хватит ли вам мудрости увидеть в моих действиях правоту?» – Чарльз зачитывал письмо вслух. – Вот, видишь, как обычно, Роберт винит Совет, который настаивает на подавлении восстания на севере. К сожалению, мне кажется, изменить что-либо поздно.

Чарльз постоянно теперь говорил об Ирландии. К августу ситуация там не стала лучше, а скорее только ухудшалась. Мы переживали за Роберта, которого при дворе обвиняли во всех неудачах, постигших английское войско. Королева отправляла письма графу Эссексу с приказами либо немедленно идти на север, либо возвращаться домой. В конце лета стало ясно, решающая битва проиграна.

– Что произошло? – спросила я Чарльза. – Во дворце только и разговоров о какой-то засаде ирландцев. Мол, из-за нее наши силы разбиты.

– Я слышал и читал пришедшие оттуда письма. Так и есть. Боюсь, дальше Роберт двигаться будет не в состоянии. Солдаты болеют. Они истощены долгими переходами и тяжелым сражением. Вот послушай. Роберт решил прорываться к Ольстеру через горы. Путь сложный и опасный. Горы называются Кроншнеп. Там есть проход через реку, что ведет на север. Мы давно хотели захватить это важное место, но сложности, поджидающие солдат при переходе, откладывали принятие окончательного решения. Ирландцы знают эти горы куда лучше, чем англичане. Вести с ним сражения в лесах и горах – дело заведомо проигрышное.

– Почему же Роберт отважился на этот шаг? – разобраться женщине в военных сражениях так же сложно, как мужчине в булавках, что крепят шляпки к волосам леди.

– Отчасти его вынудили. Если бы не задержка у Манстера, Роберт бы успел преодолеть расстояние до Ольстера и напасть на графа Тирона, используя все силы, прибывшие в Ирландию. Этого не случилось. Ты, наверное, догадываешься, есть в Ирландии люди, поддерживающие англичан. О’Коннор и сын Грейс О’Мелли…

– Той самой? – перебила я Чарльза. – Пиратка Грануаль, которая встречалась с Ее Величеством?

– Именно! Грануаль иногда держит слово. Ее сын сражается на стороне англичан. Когда корабли с солдатами прибыли из Англии, его назначили одним из командующих объединенных сил. Он должен был пойти навстречу с О’Коннором. Но замок последнего успели осадить войска Тирона. Он отправил туда около двух тысяч человек. Что оставалось Роберту? Идти на выручку осажденным.

– Получается, вины брата здесь нет. Осажденных нельзя было оставлять на произвол судьбы, – лепетала я, непроизвольно выгораживая Роберта.

– Пойми, граф Тирон смог собрать силы для осады и вообще оценить ситуацию благодаря задержке англичан у Манстера. Роберт отправил сэра Клиффорда освобождать замок, планируя заодно отвлечь внимание восставших и пройти на север другим путем. Тирон, узнав о вышедших в горы Кроншнеп англичанах, устроил там засаду. С ним объединились и другие ирландские семьи. Вдоль дорог они сваливали деревья, затрудняя англичанам продвижение. Затем, разместили солдат с мушкетами, луками и копьями в лесу среди кустов и деревьев. Основные силы спрятались за горой, вооруженные пиками и боевыми топорами. Судя по письмам, пятнадцатого августа солдаты сэра Клиффорда подошли к подножию горы. Они устали и были голодны, так как им никто не поставлял продовольствие. Думаю, солдаты находились не в состоянии продолжать путь через горы. Клиффорда подвели шпионы, уверившие его в том, что дорога никем не защищается. Солдатам пообещали еду и ночлег, убедив идти вперед, даже не отдохнув.

Я вздохнула:

– Дальнейшее несложно предугадать.

– Да, на них напали. Некоторым удалось продвинуться вперед. А там, если помнишь, тоже ждали ирландцы. Солдаты начали разбегаться. Ведь чем дальше удавалось продвинуться англичанам, тем сильнее становился огонь восставших. Сидевшие в засаде нападали на англичан, а затем передвигались вперед, объединяясь с теми, кто находился выше по дороге. После перестрелки, длившейся почти полтора часа, у англичан не осталось пороха. Ирландцам удалось сомкнуть ряды вокруг наших солдат, которым теперь некуда было отступать. Сэр Клиффорд лично возглавил остатки своего войска. Его убили ударом пики.

Слезы навернулись на глаза, когда я услышала эти ужасные подробности. Чарльз продолжал:

– Спасла оставшиеся силы кавалерия. Она прорвалась через горные перевалы, и сэру Джону Харрингтону удалось отбросить силы восставших назад. Выжившие бежали и укрылись в ближайшем аббатстве. Голову сэра Клиффорда ирландцы отрезали и отвезли графу Тирону. Тело удалось достойно похоронить в аббатстве. Сейчас многие из тех ирландцев, которые поддерживали нас, перешли на сторону восставших. У большинства и выбора иного не оставалось. Роберт пишет, его солдаты находятся в плачевном состоянии и не способны нападать и вести сражение. Лучшее, что возможно – это оборонять не захваченные пока восставшими земли.

– Ты слышал, что говорят в Совете?

– Сесил считает нанесенный удар самым сильным из тех, которые пришлось переносить англичанам в Ирландии. Напрямую он Роберта не обвиняет, но намеки его куда как ясны. К тому же Роберт зачем-то постоянно выгораживает в письмах графа Саутгемптона, хотя всем известна их близкая дружба, – Чарльз вынул очередной листок бумаги. – «Оставим обсуждение моих поступков. Я хотел бы объяснить то, что никогда не предполагал мне придется объяснять. Ее Величество предписала отменить назначение графа Саутгемптона командующим кавалерией. Она приняла подобное решение с обидой и считает его странным. Ее Величество приказывает впредь не делать ничего подобного. Конечно, я не должен спорить ни с мнением Тайного Совета, ни тем более с приказом королевы. Однако Господь – мне свидетель, я этим назначением не предполагал выказывать неповиновение. Я помню лишь о предоставленной мне полной свободе действий, в том числе в выборе мною командующих. Я не забываю о королеве и Тайном Совете, которые находятся в Ричмонде, и рад повиноваться, если Ее Величество лишит меня тех полномочий, которыми наградила перед отъездом. Я считаю назначение графа Саутгемптона вполне достойным его звания и положения, а также соответствующим средствам, которые он вложил и продолжает вкладывать в эту кампанию».

Чарльз откашлялся.

– Письмо длинное. Продолжать читать?

– Пожалуйста. Это же письмо от брата. Пусть он его адресует и не мне.

– Хорошо. «Если Ее Величество решит наказать меня за сделанный выбор, будет настаивать на замене графа Саутгемптона, я подчинюсь и расстанусь с ним. Но подчинившись подобному приказу, я лишу последнего мужества в душах моих друзей, которые видят, как приближаются дни моих страданий. Я опечалю солдат, которые и так жалеют меня и себя в этой неудобной ситуации. Однако я вселю мужество в сердца восставших, которые увидят для себя в этом добрый знак: ведь лишить армию командующего – то же, что лишить дерева листьев и веток. О, печальная моя судьба, не позволяющая услужить Ее Величеству! Разве было предательством, со стороны графа, жениться на моей несчастной родственнице? Разве не стало достаточным наказанием для него заключение в темницу? Или для него никогда не будет достаточного наказания? Наказания, которое карает меня, солдат и несчастную страну Ирландию? Могу ли я удержать страну, когда войско разваливается, когда все наемные солдаты покидают его? Покидают, потому что видят, как их командиров заставляют сложить оружие».

Чарльз замолчал и отложил письмо в сторону.

– Зачем Роберту так выгораживать Саутгемптона?

– Сложно ответить, Пенелопа, – Чарльз посмотрел на меня внимательно. – Думаю, Роберту важно просто доказать свою точку зрения. Королева читала это послание. Она сердится. Я вижу, Ее Величество готова многое простить графу Эссексу. Она, как и раньше, питает необъяснимо теплые чувства к своему фавориту.

– Его представил ей Дадли, – вмешалась я снова.

– Скорее всего, поэтому, – согласился Чарльз. – Но королева настаивает на своем требовании заменить Саутгемптона и недовольна тем, что он откладывает решение, хотя знает ее мнение по этому поводу.

– Брат завоевал бы расположение Ее Величества, если бы одержал победу. Тогда и его враги вынуждены были бы замолчать. Он бы вернулся с триумфом. Нанесенные обиды ему бы простили. Да и Саутгемптону тоже.

Чарльз нахмурился:

– Есть ли у фортуны в запасе победы для Роберта? Прости, я не хочу тебя расстраивать, но только чудо спасет положение в Ирландии. Осень – не лучшее время для сражений на острове. Сломить сопротивление станет сложнее.

* * *

До последнего момента королева поддерживала Роберта. Я удивлялась ее благодушию и мысленно благодарила бесконечно. Наша семья волновалась за Роберта. Мама, которая не имела возможности влиять на развитие событий, постоянно молилась за сына. Ирландия второй раз стала для нас далекой, странной страной, которая вопреки здравому смыслу представлялась чем-то ужасно пугающим и наводящим страх. Испания со всем своим флотом никогда не заставляла нас вот так застыть в ожидании, заломить руки и уповать лишь на добрую волю Всевышнего.

В сентябре Роберт попросил прислать ему дополнительно две тысячи солдат. Он собирался идти все-таки на север в сторону Ольстера. Королева незамедлительно согласилась, что подтверждало факт ее доброго отношения к Роберту. Она всегда оставляла ему шанс доказать свою доблесть и победить на зло врагам. Но к тому времени осень в Ирландии вступила в свои права. Солдаты устали и болели. Свежие силы не исправляли положения: они прибывали из Англии по морю, пережив шторма и бури, с большими сложностями, успевая заболеть еще на кораблях.

И Совет в Ирландии, и сам Роберт решили, что предпринять сейчас ничего нельзя. При первом же упоминании о предстоящем походе на север большинство нанятых солдат сбежали, не пожелав даже начать выступление. Тем не менее Роберт отправился в путь. В течение нескольких дней случились небольшие стычки с врагом, и появилась возможность оценить размеры армии восставших. Она оказалась куда многочисленнее, чем армия Роберта. Однако граф Тирон не отваживался на большое сражение. Напротив, он выслал Роберту предложение провести переговоры.

После некоторой задержки Роберт согласился их провести.

– Свидетели произошедшего рассказывают, – с печальным лицом вещал Чарльз, – граф Эссекс стоял на одном берегу ручья, который разделял противников, а граф Тирон восседал на коне, стоявшем прямо в воде. Было заключено перемирие, условия которого следовало оговорить в течение шести недель. Граф Тирон уже тогда высказал ряд неприемлемых, даже наглых, условий. Во время второй встречи с ним вместе с Робертом пришли его главные помощники и офицеры.

Позже было доказано, Роберт еще перед первой встречей с Тироном вступил с врагом королевы в непозволительную переписку. Граф Тирон пообещал, что если Роберт примет его условия, то станет величайшим человеком в английской истории.

– Королева и Тайный Совет постоянно писали Роберту, – с сожалением продолжал Чарльз, – выражая негодование и непонимание его действий. Ее Величество вновь и вновь жаловалась на неповиновение приказам, которые она отправляла Роберту. Королева не перестает повторять, как подобное поведение ее унижает. Она отправляла Роберту огромное количество солдат и давала средства на достижение определенных целей. Роберт продолжал жаловаться на действия своих врагов, которые, якобы, препятствовали их достижению.

– А вдруг он прав, и это все Рели и другие завистники брата? – мне не хотелось верить в неспособность Роберта увидеть ситуацию иначе.

– Адмирал лорд Эффингемский настоял на том, чтобы отозвать часть солдат под предлогом усиливавшейся угрозы со стороны испанцев. К тому же Роберт недоволен очередным назначением Сесила. Королева пожаловала ему должность лорда-казначея, на которую претендовал сам Роберт.

Над братом сгущались тучи. Незапланированное подписание соглашения с графом Тироном вызвало такой гнев королевы, что никакие письма и оправдания со стороны Роберта не могли поправить дело. Мы не знали, чего ожидать. Слухи и сплетни о предательстве Роберта упорно ходили среди придворных, и ничто не в силах было их остановить. Обнаруженная переписка с графом Тироном сделала невозможным примирение с Ее Величеством. Роберт сам себя загнал в ловушку, но даже не пробовал оправдываться. Наши письма если и доходили до него, то не вызывали ответа. Новости мы получали от придворных или от Чарльза, противоречивые и пугающие.

– Боюсь, Роберт возвращается в Англию, – двадцатого сентября сообщил мне Чарльз. – Известия из Ирландии неутешительны. Кажется, Роберт и впрямь вышел в море и направляется в Лондон.

– Возможно, это не так плохо, – возразила я. – Он поговорит с королевой лично, а не с помощью писем, и сумеет вернуть ее расположение.

– Сомневаюсь. Королева крайне рассержена. Он оставил армию, свой пост без ее позволения. Роберт спешит упасть к ногам Ее Величества. Он надеется, несмотря на отчаяние, она его простит, проявив в очередной раз милость и благосклонность. Но дошли слухи, Роберт собирался взять с собой основную часть армии, которая бы поддержала его здесь, если противники станут выступать против него.