Текст книги "Дура. История любви, или Кому нужна верность"

– Когда же ты пойдешь на работу! Сколько можно шляться с кем попало и непонятно где!

– С одноклассниками и мы тебя предупредили – свадьба у…

– Иди работать, бездельница!

Ну, я и пошла. Утром, едва она ушла на работу, направилась в управление, то самое, где я, морально, распрощалась с детством. Пришла, стою, косу кусаю. У меня диплом свободный был от направлений. Мои друзья по всему СССР разъехался, Вовка со Славкой и, кажется Юрка, получили направление на учебу в Одесском институте связи. Я хотела в ГДР – мать не пустила, тут я была рада – потеряла бы Женьку. А от остальных распределений меня сами же представители предприятий отговорили, как поясняли мне – далеко от цивилизации: БАМ, Казахстан и прочее. Так вот, стою у кабинета директора, трясусь. А еще накануне на спор, впервые в жизни рюмку водки выпила. Кто-то из гостей прицепился, что это я не пью, не хорошо. Витя Федоров заступился, но я его остановила, говоря:

– Не стоит, я сама могу за себя ответить. Товарищ! Вы уверены, что хотите, чтобы я испила вот это?

– Да! – ответил мне достаточно подвыпивший мужик.

Я взяла рюмку и маленькими глотками, как пила бы вино, до донышка. Уж не помню, скольким людям за столом плохо стало, но меня попросили уйти, мотивируя, что до драк еще рано. Витя провел, ну а дальше…

Снова отступила. Так вот, стою под дверью, выходит мужчина, в возрасте, достаточно располагающий к себе:

– На работу, деточка?

– Ага!

– А чего зубы стучат? Неужто боишься?

– Ага!

– Не надо. – открыл двери и подтолкнул вперед.

Я влетала к самому столу. Седовласый, видный мужчина уставился на меня, затем глянул на дверь:

– С чем пожаловали?

– Вот! – кладу на стол диплом.

Он открыл и сразу же закрыл.

– Работа… Без опыта…

– Есть немного. На шахте Октябрьская.

Пять минут меня разглядывал, я все губы кусала, да на щеки свои сердилась, пылали огнем.

– Давай попробуем. Только! Месяц испытательного срока и просто телефонисткой. Как узнаешь работу изнутри, да поможешь нашему инженеру усовершенствовать связь, поговорим о должности.

– Я согласна!

– Иди в отдел кадров, скажи, я приказал сегодняшним днем оформлять.

– Спасибо!

– Рано благодарить, поглядим на тебя в работе. Иди.

Я к двери, а он:

– Постой! Ответь, только честно. Ты родственница нашего инженера по безопасности?

– А он кто? Как фамилия? Я у вас же никого не знаю.

– Тот, что тебя впустил.

– Нет, мы в двери столкнулись.

– Да… Про нас как узнала?

– Живу рядом, соседи разговаривали, я услышала.

В кадрах усмехнулись мне, присмотревшись, как следует к внешности, и послали медкомиссию обходить.

Женька на занятиях, так что я за три дня все обошла и к пятнице была готова приступить к работе.

Мать и тут была не особо довольна:

– Что ты вечно от крайности к крайности! Я же сказала просто, чтобы подыскивала. А теперь что? Бабушку не проведала, на море не съездили.

– А ты бы выражалась яснее, было бы лучше.

С Женей, как всегда, встретились в его увольнительную. Погуляли, я едва обмолвилась, что нашла работу. Большего сказать ему мне нечего было. Он на учебу – я на покорение нового витка в жизни. Знакомство с коллективом, опека, в какой-то степени даже «дедовщина» старшей телефонистки. Суть в том, что они по выходным, дежурили по одному человеку. Смена начиналась в восемь утра в субботу и заканчивалась в восемь утра в воскресенье. Делать там вообще было нечего, управление не работало. Нужно было лишь ждать звонка из министерства и соединить с шахтами, какие им потребуются. Я, на свою голову, была с работой селекторной связи знакома, не раз на Октябрьской проводила. Вот меня женщинки и кинули на амбразуру. Погрустила немного, повздыхала, что кроме меня на все здание лишь один сторож. И… сижу, читаю. Когда вижу, идет мой Женечка. Как же я ему была рада. Даже если он на пару часов приехал, все равно скуку развеет. А он со мной до утра отсидел. Селектора не было, два звонка за сутки. Но мы с ним уж наболтались вволю.

Вот сейчас пишу и понимаю – Счастье описать не возможно, как и любовь. Вот боль, горе, даже уныние – пожалуйста! А счастье – оно же не поддается описанию. В него погружаешься и дышишь им, как воздухом. Пьешь его, как воду. Не замечая его, не осознавая, что ты в нем, в Счастье. Пока не потеряешь, пока не оборвет тонкую нить, связывающую душу со счастьем, горе-беда. Только тогда приходит ясность – что оно БЫЛО!

Женя, Женечка, Евгений! Мне с ним было необыкновенно хорошо. Было в нем нечто неописуемое. Вот он, собственно, ничегошеньки не делал: не запудривал мне мозги лишней лестью, чтобы проводить увольнительные в домашних условиях, со всеми вытекающими. НЕ засыпал подарками, не строил планы на будущее, не обещал золотых гор и кисейных берегов. Не обхаживал мать и подруг. Он был рядом, когда мог. Он смотрел на меня так, что мне было все равно, сколько мы будем вместе, главное, он сейчас здесь! Он не бросал слова на ветер, не повторял каждые пять минут, как любит меня. Да ему и говорить не нужно было – я ощущала его любовь всеми своими фибрами. Его нежный поцелуй, даже руки, накрывал меня с ног до головы, грел, взбадривал. И, что самое важное – он не был похож ни на одного из моих бывших, ничем и ни как! Мы говорили друг с другом очень спокойно и тихо. Мы могли, молча, часами, гулять по городу просто держась за руки. И оба ждали наших встреч, как прививку на продление жизни. Он звонил, всего раз в день, старался вечером, перед отбоем. И услышав его голос, я засыпала, зная, что Завтра будет.

А восьмидесятый сбрасывал календарные дни. В июле мама не сдержалась и заявила:

– Как хочешь, но договаривайся на работе и надо поехать на море.

– Мне до отпуска далеко. Езжай сама!

– Нет. Мы поедем вместе. И раз не можешь взять неделю, будем ездить на выходные. Так что ни каких дежурств! И не смотри на меня так! Пару недель не увидитесь – быстрей поймете ваши чувства. Собственно, он тоже может ездить с нами.

– Хорошо, мама, я съезжу с тобой на море. И не волнуюсь я. А дежурство в этом месяце я уже отсидела.

Неделю что-то не получалось у нее. Затем еще отложилось. Собрались уехать 24-го в ночь, перенесли на семь утра 25-го. Пятница. Мечталось о море. Женька знал и если сможет, пообещал приехать. В семь утра мы стояли на балконе и ждали маминых знакомых. В Ялте, в пансионате от нашего универа, ждали нас. Прошло полчаса, а машины нет. Еще несколько минут и мама закипает:

– Познакомила на свою голову! Так и знала, что без нас поедут. – в коридоре сумочек-полусумочек, в основном с едой и гостинцами для ее друзей, преподавателей университета. – Чтоб вы перевернулись! – бросает она и машина въезжает во двор.

Фраза сказана и забыта. Нас в машине семь человек, трое детей дошкольного возраста. Сын водителя и мама берет племянников. Час в пути – полдороги. Прошел короткий дождик. Машину заносит, разворачивает. Водитель в испуге вместо тормоза давит на газ, выворачивает руль, нас снова разворачивает и несет навстречку, юлой. Моей стороной ударяемся о столб, летим навстречу транспорта, но уже вверх колесами, снова нас несет на противоположную сторону и мы падаем в кювет. Один переворот, второй, на третьем замерли. Все это время я детей всовываю в низ, к ногам, стараясь смотреть по сторонам, посчитать удары, удержаться и не вылететь в открытые окна. Вокруг нас уже собралась куча водителей, машина всмятку, кювет высокий, сами не выберемся. Первым делом думаем, как добраться к морю. Мать с подругой собирает вещи по трассе… Целым в машине остался мотор. Кое-как, держа руками дверцы, мы на этой же машине, закрываясь от налетевшего ветра и дождя одеялами, добрались домой. Утром прошел шок. У ребенка друзей – царапины, полученные от стекол, когда его вытаскивали, у племянников – выдранные клоки волос и небольшие синяки. У меня вывих плеча. Кто родился в рубашке, чей ангел был на страже, я не знаю. Но я уяснила четко – не желай никому зла!

Приехала с больницы, дали больничный, на неделю, хожу и, читая вывески, понимаю – ЖИВА!

Приехал Женя, я до сих пор не знаю, как он узнал, что мы дома. Наверное, звонил, мать сказала. И тут я узнаю – умер Высоцкий. Честное слово – потрясло меня сильнее, чем когда мы разбились.

И снова Женя меня успокоил, убаюкал. Пробыв у нас сутки, уехал на занятия, а я добросовестно понеслась к бабушке – мне ее так хотелось увидеть.

Обычные дни, нежные встречи. Третье августа – закрытие Олимпиады – Женька смеялся, вытирая мои слезы. Ирка все бурчала:

– Хоть бы кто мне платочек дал!

Сентябрь. Неожиданно позвонила классная и попросила приехать. С ней говорила мама, я бы даже слушать не стала. Поехали, но не домой, а как оказалось в психушку. Уж не знаю, изображала она больную, или правда был срыв, но выглядела скверно. Я смотрела на нее стоя чуть в стороне, пока она изливала маме душу и думала: «Выглядишь ты гадко, но не от болезни, а от мелкой своей душонки. Вот кто я была для тебя, так еще одна ученица в группе. Ты, может, меня и не замечала, а уж когда взор твой падал на меня, то искала, как уколоть. А за что? Что не фарисействовала пред тобой, не носила подаяния. А вот прижало – вспомнила. И что же у тебя случилось-то?» Подошла ближе стала вникать в разговор.

– Не знаю! – сказала мать. – Вике решать, я вас второй раз в глаза вижу.

– Виктория! – обратилась ко мне Зинсанна. – Помоги!

– Так я вроде не Господь, чтобы помочь вам, не врачеватель.

– Издеваешься?! Наверное, я все это заслужила. Только, не дай Бог тебе на мое место.

– Мне бы на своем удержаться.

– Лариса Константиновна, будьте человеком.

– Поздно вы спохватились. Мы поговорим с Викой дома и примем решение. От себя скажу – свидетельствовать ни в одну из сторон не буду.

И мы ушли. По дороге мама рассказала, что девчонки из группы на классную в суд подали. Из технаря ее поперли, вот, ждет слушания.

– А что же это они, как защитились, голос подали?! – возмутилась я. – Сами носили, платили. Три года голову склоняли и нате вам, проснулись! И кто? – мать назвала фамилии, что запомнила из городских была лишь Кабирова. – Ясно, городские и парни в стороне. А от нас она чего хотела?

– В свидетели взять, что наговор это.

– Мам, я не хочу в это вмешиваться. Да, она не понукала мной, мзду я ей не возила, но что она сделала, что бы я ее отстаивала? Ведь намекала же, причем постоянно. Нет, не хочу я в это дело встревать. И тебя прошу. А то начнешь свои связи задействовать.

– Не буду. И лишь потому, что пригодиться. Мало ли, в жизни кому помощь нужна будет.

Ноябрь. Месяц только постучался в окно, а я уже с замиранием сердца дышала, боясь даже думать о том, что вот уже почти год, как в моей жизни появился Женька. Я даже не задумывалась, помнит ли он об этом и что будет дальше. В данный момент я с радостью воспринимала наши с ним теплые, без намека на страсть, отношения. Относя воздержанность его к благородству, на то, что он еще курсант, что ему надо закончить, прежде чем строить нечто новое и серьезное. Я ждала не строя воздушных замков.

Он приехал неожиданно, поздно вечером третьего, мы только сели пить с мамой чай.

– Женя! – воскликнула она, открыв двери: – А мы не ждали вас в столь поздний час! У вас ничего не случилось? Да проходите же! Я так рада, а уж как Виктория обрадуется! Дочь! У нас гости!

– Спасибо! Я лишь на минуту и скорее к Вам. – я выглянула и растерялась его словам, хотела ретироваться, но он заулыбался и протянул руки вперед, словно открыл объятия. – Привет, милая! – тут же к маме: – У меня командировка.

– Да проходите! – перебила она его. – Выпьем чаю, и Вы все скажите.

– Я не один. Там, в машине, друг ждет.

– Зовите и его.

– Простите, но, нет. На это у меня две причины. Первая – хоть он и знает ваш адрес, но не ведает, к кому я приезжаю. Мне не хотелось бы…

– Чтобы обо мне узнали. – выпалила я.

– Глупыш! Чтобы сюда ездили и надоедали. Правда, я познакомил бы со своими друзьями, если бы они не были, как бы приличней выразиться…

– Чересчур активны. – подсказала мама.

– Да! Спасибо. А второе, что на сегодня главное. Я не хотел бы афишировать наш разговор.

– Тогда тем более нам лучше отойти от двери.

– Вы правы. – Женя прошел на кухню, мать принялась суетиться. – Повторюсь. Мне надо съездить в столицу, на пару дней. Вика, я хочу пригласить тебя. Лариса Константиновна! Я обещаю, все будет в порядке и прилично.

– Можете не заверять, я вам верю. Конечно, поезжайте. А когда?

– Завтра. Билеты я заказал.

– Опрометчиво. – сникла я. – У меня работа…

– У тебя больничный! – вставила мама и добавила: – Будет! Никому ничего не надо сообщать, а уж тем более отпрашиваться. Поезжайте, я все улажу.

– Спасибо Вам! – искренне обрадовался Женька, и спешно выпив горячий чай, поднялся. – Простите, я отпросился на час, он истекает. Вика, я заеду завтра в три по полудню. Спасибо вам еще раз. Хорошего вечера. – пошел к двери, взяв меня за руку, мама вышла следом:

– Задержу, как любит говорить Вита, на пять сек. Это вам к ужину. – отдала ему пакет и ушла.

– Спасибо! Но, зачем?!

– Угоститесь с ребятами. Вечером всегда чего-то хочется. – крикнула она из кухни.

Женька вздохнул.

– Ты чего? – спросила я.

– Да, неудобно. Мама твоя так меня опекает.

– Она от теплоты душевной, не гаси огонек. Значит в столицу?

– Да! Ты не рада?

– Очень!

– Очень, что?

– Рада. Пойдем, проведу.

– Не нужно, пожалуйста! – он обнял, поцеловал в щеку, прошептал: – Не забудь, завтра, в пятнадцать ноль-ноль. Парадное платье можно не брать. Все будет по-спартански.

– Марш-бросок, значит.

– Не совсем. Просто будь такой же, как всегда.

– Не красивой, не привлекательной, не притягательной. Беги! А то пока опротестуешь мои слова, вместо столицы на губу попадешь. – вышли в подъезд, он коснулся моих губ и умчался, как гусар на войну.

В три часа дня я, с небольшой сумкой, была уже у подъезда. Дома мне не сиделось, в окна выглядывать не хотелось. Решив – если не приедет, по любой причине, поброжу по улице, а то дома волком завою. Правда тут же усмехнулась и поправила себя – ВОЛЧИЦЕЙ! Такси появилось вместе со мной, он вышел, сел со мной на заднее сидение и сразу же взял за руку, словно боялся что уйду. В аэропорту забрал мой паспорт. Затем мы прошли регистрацию, поднялись в зал ожидания, и я стала, по привычке, к окну.

– Два часа и мы в Москве!

– Люблю Москву!

– Ты там уже была?

– Думаю, мало, кто там не был.

– Я о тебе почти ничего не знаю. – вздохнул Женька.

– Как и я о тебе. Лично я – потому, что не спешила, узнать все и сразу.

– Я так же. Где еще была?

– Да, мало где. Грузию объехала.

– Это не мало! Это ого-го! И как?

– Зашибительно! Только было это десять лет назад. А потом все навалилось… Учеба и так, по мелочи.

– Какие наши годы, наверстаем. С мамой ездила?

– И не только. Жень, всех перечислять или мы оставим прошлое – прошлому. Оно нам ничем не поможет.

– Согласен!

Летели мы в маленьком самолетике, сверхскоростном наверное, у меня уши все время закладывало. По два сидения в ряду и совсем узкий проход. Были в основном все в форме.

– Спецтранспорт! – пошутила я. Вскоре нас стало болтать. Мне захотелось поскорее приземлиться и уж совсем не хотелось смотреть в иллюминатор. Женька успокаивал, не навязчиво, не бросал шутками, как сделал бы Андрей и даже не хватался за повод лишний раз поцеловать, мотивируя, а что если… Опять же, как делал Андрей. Я отгоняла воспоминания о Андрее, но мозг упорно его поминал.

Огнями Москва притягивала к себе еще на подлете. Нечто необычное зашевелилось в груди, но ступив на землю, вдохнув морозный воздух столицы и повязав на голову платок, я взяла себя в руки и готова была встретиться с настоящим и принять его любое. Пока добрались до гостиницы, вечер спустился полностью. Администратор довольно долго разглядывала нас, затем усмехнувшись, уточнила:

– Так вам один номер, или все же два?!

– Один, на два места! – ответил Женя и добавил уже мне: – Вика, присядь, я скоро.

Слушать морали тетки мне не хотелось, я отошла. Говорили они не долго, он быстро заполнил карточки постояльцев и нас повели в номер. Уж не помню седьмой этаж, или еще выше. Небольшой холл, две служебные двери и две комнатки. Мы остались вдвоем. Я крутилась на месте, не зная как себя вести.

– Маленькая комнатка, но мы то тут не жить собрались, а только переночевать. – обнял, прижался губами к затылку, но тут же отошел: – Ты же голодная, да и с дороги. Располагайся, ну и, может, переодеться хочешь. Я спущусь на пять минут, позвонить надо и мы идем в ресторан!

– Может не надо, ну, ресторан.

– Надо! Ноябрь!

– И что?

– Потом поясню. – усмехнулся и убежал.

Я присела, но тут же подскочила, твердя себе:

– Пять минут, пять минут….

Посетив туалетную комнату, решила хоть немного украсить лицо. Руки дрожали, все время попадала в глаз. Но ресницы получилось накрасить, а на остальное махнула рукой. Платье я не брала, по его же подсказке, поэтому лишь переодела джинсы и свежий батничек. Женя зашел, не постучав, когда я застегивала пуговки.

– Я готова! – сообщила ему сразу и повернулась. Он прикусил губу, потом почесал висок:

– Глазища! Кого соблазнять собралась?

– Тебя, можно?

– Я и так сражен наповал. Кофта есть?

– У меня же пальто.

– А на улице не май!

– Мы ссоримся?

– Нет, Русалочка. Я пытаюсь заботиться. Я же солдафон. Вырос в части, причем в глухой и далекой от цивилизации. Женщин – раз, два и все жены.

– Ага, пожалуйся еще, что меня встретил первую, как попал в свет.

– Ну, нет… были, на пути… медсестры, учителя… иногда официантки. Ай, еще телефонистки.

– Как у тебя их много. Это хорошо, опыта набрался. И главное – все нужных профессий.

– Это ты к чему сейчас говоришь?

– Просто так. Мы так и будем стоять посреди номера? Ты для этого меня «улетел» из дома?

– Улетел?

– Не могу же сказать – увез, украл, увел… Первое – сама ушла, сама в машину села, сама по трапу взошла. – он наконец поцеловал меня, думаю лишь для того, чтобы закончить мое словесное недержание. Поцелуй был долгим, но рекорды не побил. Сразу подал пальто и мы, прогулявшись, долго сидели в ресторане, причем я так хохотала от его рассказов, что боялась тушь потечет, но «француз Луи Филипп» был стойкий. После ресторана долго гуляли, затем ходили по магазинам и снова гуляли. Мне казалось, что он решил спустить все деньги за один вечер, но остановить его я не могла. В одиннадцать были в номере. Душ приняла быстро. В соседней части номера слышны были разговоры, и я поспешила убраться, не попадаясь соседям на глаза. Женька стоял у окна, вышел на пять минут, как я вернулась, и пришел умытый, побритый, присел ко мне на кровать.

– Мы же не будем спешить, и делать глупости прямо сегодня?

– Это ты меня или себя спрашиваешь?

– Не слушай, я сам не знаю, что говорю. – обнял, поцеловал, что-то говорил, а я, слушая, не заметила как уснула.

Проснулась от того, что замерзла. Женька был рядом, мирно спал. Взяла свою шаль, укрылась и прижалась к нему.

– Вика, Викуся! – голос Женьки пробивался сквозь сон и я, потерявшись во времени, принимала его, как частичку сна. – Русалочка!

Я тут же открыла глаза.

– Прости, что разбудил! Проспал! Я забыл сказать, что мне к часу надо быть в месте назначения, а тут такие пробки. Я не хочу тебя здесь оставлять. Но если ты решишь выспаться.

– Нет! Я с тобой! Я быстро. Пять минут, пожалуйста.

– У тебя полчаса. Я заварю чай.

– Не надо чай!

– Надо! И не спорь.

Позавтракав чем было, мы сели в такси и поехали. Я крутила головой, словно видела Столицу впервые. Женька улыбался, глядя на меня, и его глаза горели. Прибыв на Красную площадь, мы быстрым шагом прошли к дому правительства. Я подняла брови в удивлении. А он, поцеловав мне руку, сказал:

– Прошу, не удаляйся сильно далеко. Не знаю, сколько я там пробуду, но не меньше часа. И, это, погуляй, конечно, но показывайся на глаза вон тем ребятам. Очень прошу.

– Ладно. А кто они, те ребята?

– Мои хорошие друзья. Они на службе, но в обиду тебя не дадут. – убежал.

Я насупила брови, затем внимательно изучила двух солдатиков на посту, которым, как бы, меня оставили на попечение. Чертенок рвался у меня изнутри, хотелось поприставать к ним с вопросами, узнать о Женьке, о том, зачем это он скрылся в государственном здании, что его там ожидает и много другое, но! Я этого не сделала, я была знакома с уставом и даже давала присягу. Застыла, тупо смотря на дверь, за которой скрылся Женька. Кровь в висках как маятник отсчитывала минуты. Опомнилась, что на Красной площади, присела, делая вид, будто вытираю носок сапожка, сама же поздоровалась с брусчаткой, шепча:

– Привет, Столица! Я вернулась! Я не одна. – дальше пояснять не стала, погуляла, побродила среди толпы туристов. Увидела милиционеров, чинно вышагивающих и присматривающихся ко всем. Вспомнила, что паспорт у Евгения. Глянула на часики и зашла в ГУМ. Тут народу было еще больше. Все толкались, спешили, суетились. Пройдя немного, вернулась назад и вышла. Поглазела по сторонам, в поиске скамьи. Удаляться далеко не могла, вот и вышагивала по периметру, возвращаясь к служивым. Смотрела на дверь, минуту и повторяла свой моцион.

Когда без дела бродишь больше часа в одном и том же месте, когда изучил окружение до мелочей, поневоле начинаешь проникаться и, быть может, иногда, внедряться или родниться с окружающей тебя средой. Морозный воздух, пронизывающий ветер. Пятое ноября. Площадь украшена красными гвоздиками и многие кто гуляет здесь в руках или в петлице, носят красный цветок. Я, вроде и одета по погоде, правда не столичной, французское пальто, цвета сырой свеклы, с блестящими пуговками, двубортное, с отложным воротником, приталенное на поясе и расклешенным низом, чуть ниже колен. Черные сапожки на высокой шпильке, она постоянно застревает между камней, от этого я передвигаюсь очень медленно, синие джинсы покрытые велюром, неизменная черная шаль с золотистой ниткой и узором из цветов. Сегодня я ее повязала, укутав голову, оставив открытым лишь лицо. Небольшая сумка болтается на плече, руки, хоть и в перчатках, постоянно в карманах. Зайдя на третий круг, описываемый мной от собора до собора, я стала подпевать динамикам:

 
Я по свету немало хаживал,
Жил в землянке, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.
Но Москвою привык я гордиться
И везде повторял я слова:
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва!…*
 

Возможно я пела чуть громче, чем надо, или уж очень радовалась пребыванию здесь. При этом крутя головой в разные стороны и как ни странно, выискивая своего одноклассника, Серегу Демченко, который служил в кремлевских войсках, а не Андрея, что было бы естественней, раз он москвич. В общем, я была так увлечена, что не заметила, как ко мне направились два милиционера. Собственно, даже если бы я и заметила, то ничего бы не изменилось. Подняв руку к козырьку, попросили документики.

– Здравствуйте! – ответила я, не снимая улыбки с лица. – Ой, а паспорт мой вошел вон в ту дверь!

– Что, вот так взял и вошел! – хмыкнул тот, что был моложе. – Сам?!

– Ну, конечно же, не сам! В кармане молодого человека.

– Это, у какого же человека, в кармане ваш паспорт? – не по-доброму говорит второй.

– А вам ФИО или полные данные?

– Так, гражданка, пройдемте-ка с нами, до выяснения личности!

– Не пойду, мне сказано ждать здесь!

А он уже взял меня под руку, хотя и старался улыбаться, не привлекая внимания туристов, тут же прося в рацию подать машину.

– Простите, но я с вами не поеду. Первое – я ничего не нарушала. Второе – вы можете подойти, вон к тем служивым и они вам сами скажут, кого я тут жду.

– Сильно много таинственности! – бросает старший.

Но тут к нам подходит военный и отводит их в сторону. Всего два слова и милиционер поворачивается ко мне:

– Прошу прощения! Но и вы поймите, мы на службе. И это, не мозольте так глаза, гуляйте, девушка, гуляйте! – говоря это, он делает руками большой круг.

Надуваю губы, хмуря брови, решаю послушать совет, сделать свою экскурсию масштабней.

Женя появился лишь через два часа. На лице не было радости, но подходя надел беззаботность и сразу:

– Тебя нельзя оставлять одну!

– Не правда, я сам агнец. Ты сказал быть у них на виду, я и была. Не могла же я ослушаться.

– Ну, не буквально же.

– Ты мне, друг мой сердешный, лучше ответь, чем так знаменит, что произнесенная шепотом фамилия пугает доблестную милицию?

– Я?! Не фантазируй! А ты уверена, что мою фамилию называли? У тебя и своя, как бы правильно выразиться, звучащая!

– Нет! Я свою не называла. – улыбалась я: – И не назвала бы. Скорее бы Толика вспомнила.

– Толика? А кто у нас, Толик?

– Дядька мой. Сын старшего брата бабули Нюси. Анатолий Михайлович Болтасов!

– Гордо произнесла. – он прищурил глаз. – Что-то знакомое.

– Вот, даже ты о нем слышал. Он в военном министерстве служит. Только я его года два не видела. Так как, поделишься, что ты там делал?

– Документы подписывал.

– И все?

– Почти.

– Женя! Колись.

– Только ты не думай, что хвастаюсь. Летом к родителям ездил, ну и мужичка одного из реки вытащил. А он, как протрезвел, не забыл, вот, благодарил. Служить у него предлагал.

– И ты согласился. – вытягивала я.

– Сказал – подумаю. Была у меня мечта, с разбегу от нее отказываться не хотелось бы.

– Правильно, надо все взвесить. А то будешь вот так, столбом стоять, и в дождь и в слякоть.

– Пойдем, – обнял меня Женька и повел к ГУМу: – будем тебя отогревать и баловать.

– Мороженным! Тут оно самое вкусное!

– Нет! Мороженное не годиться. Простудишься, мне Лариса Константиновна такую путевку в жизнь выпишет, что ни одна застава не примет.

Вспомнив маму, немного поговорили о ней и Женя сказал:

– Хорошая она. Вот только – собственница. Если ей твой претендент не понравится, жизни не даст.

Мы гуляли, долго, до позднего вечера. Постепенно я узнала о его военной династии, что отец служит в той же части, что и дед, на Дальнем Востоке. Что у него есть брат, младший. Что мама учительница, но работала лишь до рождения брата. В гостиницу вернулись к десяти и, не успев закрыть дверь, стали целоваться, продвигаясь к кровати и раздеваясь на ходу. В голове все кружилось, хотя я и выпила всего бокал шампанского. И возможно мы бы не только целовались, если бы в дверь настойчиво не стучали. Глубоко вдохнув, всунувшись в брюки и накинув сорочку, Женька подошел к двери.

– Соседи! – произнес мужчина, голос был молодым и достаточно хмельным. – Давайте знакомиться! А?! У меня сегодня день рождения! Приходите, выпьем, закусим, поговорим!

– Поздравляю! – сказал Женька. – Но вынужден отказаться. Служба, понимаешь?

– Служба, это серьезно. Но, может, подумаешь? Чуть-чуть, за мое здоровье. Приходи, а?

– Понимаю, одному праздновать не весело.

– Зачем один? Я не один, я с другом приехал, из Казани. Столицу посмотреть, двадцать лет встретить. Память оставить!

– И как, память многим оставил?

– Себе пополнил. Она, Столица, так за душу взяла.

– Удачи! И хорошего отдыха.

– Ай, утром домой. Ну, бывай, солдатик. И, если что, приходи. У меня все свое, не магазинное, домашнее, специально вез.

– Ты бы девушек угостил, горничных. Все веселее бы ночь провел.

– Ай, спасибо! А я и не додумался. Бывай!

– Удачи!

Женька закрыл дверь и замер у двери. Я сидела, укутавшись колючим одеялом.

– Прости! – присел он рядом. – Сам не понял, как не сдержался.

– Мы с тобой уже взрослые, причем, оба. – ответила я и радовалась, что свет он не включил, щеки опять семафорили.

– Иди ко мне… – позвал он, но, уже не снимая даже рубашки. Я естественно придвинулась и мы улеглись рядышком, смотря в потолок. – Может, ты хочешь, ну, с соседями… День рождения же…

– Ни с кем я не хочу и никого, кроме тебя…

Он обнял крепче, поцеловал в висок.

– Жень, а когда у тебя день рождения? А то я все еще не знаю.

– Сегодня!

– Да, ну! Шутишь.

– Правда, истинная. – он потянулся к кителю и достал паспорт. – Вот, проверяй. Весь посмотри, убедись – не женат!

– Это я и так знаю. – я посмотрела дату и вздохнула: – Так не честно. Мы даже не отметили. И подарок.

– Ты мой подарок!

– Как ты там говорил, на моей защите – я не игрушка и не трофей! Так зачем меня обижаешь?

– И не думал. Просто ничего нет лучшего, чем провести день с тем кого…, кто дорог. Спасибо, что поехала.

– Мы даже не выпили за тебя…

– Можем в номер заказать.

– Я еще обижена.

– Тогда одевайся, спустимся в ресторан и отметим по всем правилам.

Однако с места не сдвинулись ни я, ни он.

Утром я опять проснулась с ним в одной кровати, встречаясь с новым днем своего ДЕВИЧЕСТВА, полного счастья, выливающегося из меня через край. Весь день провели в поиске подарка для мамы. Он смеялся моему восторгу Москвой из окна такси и подтрунивал, что я обманула, такими глазами на столицу смотрят, лишь увидев впервые. Я не стала спорить, не могла же я ему рассказывать с кем и как тут бывала. В шесть вечера вылетели, домой успели до прихода мамы. Я даже смогла на стене развесить приготовленные заранее ромашки, отметили по скромному, Женя спешил в училище. Чему я была нескончаема рада, так как они подошли с ней в разговоре обо мне к тому, как я могу восторгаться. Как же я боялась, что мать вспомнит Андрея. Как я этого не хотела.

Седьмого мы с Иркой, махали красными флажками, смотря на ровные шеренги курсантов военного училища, школы милиции и воинских частей. Затем встретились с Женей и, как ему не хотелось, но познакомились с его друзьями. Послушав комплименты, мы были уведены им. Купили торт, шампанское и он, официально пригласил Ирку ко мне:

– Ирина! Сегодня ровно год как мы познакомились. Ты, и, конечно же, Лариса Константиновна, сопутствовали этому, поэтому предлагаю грандиозно отметить. Тем более что у Русалочки есть на меня маленькая обида – она хочет сказать тост!

– И вовсе не хочу!

– Да?! – удивился он. – А как же тогда твое недовольство?

– Это когда же?

– Вот так, ты уже не помнишь. А прошло всего чуть больше суток. Ладно, напоминаю – гостиница, постель…

– Стоп, друзья! Я все еще тут. А интимные подробности, ваши, мне ни к чему. – воскликнула Ирка, но тут же добавила: – Хотя это так интересно. Гостиница, постель…

– Ничего интересного. – хмурилась я. – Все прозаично просто.

– Тем более что между нами был сосед! – хохотал Женя.

Осень, зима пролетели незаметно – в моей работе, спорах с мамой, в учебе и маршбросках Евгения. Март радовал теплом, а я, при каждой встрече повторяла:

– Восьмое я не праздную! Восьмое не для меня.

Женька не выдержал и после очередного моего высказывания, спросил:

– То, что ты не Клара Цеткин я не сомневаюсь. Но что такого в этом дне, что ты о нем неоднократно говоришь?

– Глупость человеческая. Я женщиной хочу быть каждый день!

– Милая, не кричи так громко! Нас не правильно поймут. Хочешь быть женщиной – будешь. Просто не здесь же.