Текст книги "Дура. История любви, или Кому нужна верность"

– Или ты выбрасываешь все прошлое из головы, или я буду тебя реанимировать!

– О нет! – залилась я смехом и побежала к себе. Свежо было в памяти, как она днями пришла ко мне в гости и просто валялась от смеха, чем ввела маму в думы. Уж что она пробовала, не помню, но мне сказала честно, что надо было убедиться, как на нее влияют некоторые препараты.

****

 
Всегда быть рядом не могут люди,
Всегда быть вместе не могут люди,
Нельзя любви, земной любви,
Пылать без конца.
Скажи, зачем же тогда мы любим,
Скажи, зачем мы друг друга любим,
Считая дни, сжигая сердца….
 

В моем бытие начало выстраиваться новое направление, одним курсом с Юрьевым. Виделись лишь по выходным, что меня сильно радовало – диплом на носу, госэкзаены, надо сдать и забыть, что сморозила глупость, убив пять лет на технический вуз. Он не приезжал к техникуму, и его группа не бывала у нас на совместных вечерах. Я мило общалась с множеством парней, разрешая лишь в дневное время проводить себя домой, как другу. Я могла посещать с друзьями киношку, хотя в вечернее время мы все реже собирались. Обычно это было днем, прогуливая надоевшие лекции. Ой, вспомнила! Однажды мы смылись на премьеру фильма, вошли в зал уже после звонка, уселись и тут понимаем, что впереди сидит Зинсанна. Это был не фильм, а цирк, так как мы достали кто журналы, кто конспекты и как только она шевелила головой, прятались за них. А еще глупее было то, что мы, едва пошли титры, понеслись по проходу, уселись на окне у аудитории и делали вид, что разбираем трудный материал, не покидая здания вуза. Естественно она нас видела, нам сама сказала, что нельзя было не заметить, так как мы не умеем тихо разговаривать, ну и с конспектами в кино сидеть могут только ее остолопы.

Юрьев Евгений Юрьевич. Он влюбил в себя всех моих школьных подруг, все старались сделать вид, найдя нас в городе, мол, сталкиваемся случайно. Затем очаровал мою матушку. Засматривались на него и соседи. А я таяла. Я просто изнемогала в своих чувствах. Я парила над бытием от того, как он относится ко мне, как внимательно слушает, как искренне смеется шутке. Как смотрит на меня, с интересом, теплом и было в его взгляде еще нечто, что я заметила впервые. Так не смотрел на меня ни Сашка, ни Андрей, ни Валерий Анатольевич. А они-то, меня любили, каждый по своему, но ведь любили. Женька смотрел на меня влюбленными глазами, полными желания быть со мной и наслаждался каждой совместной минутой. И не скрывал, что ему этого мало.

Я же была счастлива. По-настоящему. Я ходила и думала:

– Бог ты мой! Неужели никто не видит, что я счастлива?! Что меня любят, и я влюбилась?!

И тут же говорила себе:

– Как же здорово, что никто ничего не замечает. Не сглазят. Дадут мне возможность надышаться любовью, понять, что оно такое, узнать ее со всех сторон, распробовать!

Любила! Скучала за ним с первой минуты, как только закрывались двери автобуса, я отдалялась в сторону дома, а он спешно садился в троллейбус и несся в училище. Я поглядывала на кондукторов и улыбалась: «Вот теперь я счастливая! А вы, слепые, ничегошечки не понимаете!» Я считала минуты до встречи и никогда не опаздывала.

Так прошла зима. Он редко бывал у нас дома, и мама всегда была рада его приезду, даже более чем прежним моим друзьям. Она настолько доверяла ему, что могла уезжать на выходные с ночевкой, и чем дальше заходило наше с Женей общение, тем она чувствовала себя свободней.

Однажды, сидя на скамейке с подругами, я увидела приближающегося к нам мужчину в морской форме. Сердце ёкнуло. Было сумрачно, лицо невозможно разглядеть. Он подходил, вразвалочку, как ходил отец, как ходят те, кто подолгу в плавании. Приблизился, у меня на душе отлегло, а он, поздоровавшись, извинился и обратился ко мне:

– Лариса Серафимова, вам не знакома?

– Она моя мама!

– А как ее можно увидеть?

– Она дома. Пятый этаж, дверь прямо.

Он пошел и тут я вспомнила ее рассказы про морячка. Я была уверена, это он, ее мичман дальнего плавания. Как же мне захотелось срочно побежать домой. Но я сидела, давая им время разобраться, отвечая на вопросы подруг:

– Не знаю я кто это. Скорее по делу.

– Ну, Витка! – брякнула Рыбакова: – Вы всей семьей помешаны на военных.

– Да, Ирина, ты права. Отец мой тоже плавал в северных морях, возможно, это его друг!

– А отец, какой? – язвила соседка.

– Любимый! Родитель – летчик.

– Летчик-перелетчик! – не успокаивается она. – Я же говорю – помешаны на военных.

– Ага, у меня еще и крестный военный, мамы младший брат и… Но тебе то что?

– Да так.

– Все, ИрЭн, хватит завистью брызгать! – как всегда не выдержала Ира. – Пойдем, Вика, прогуляемся, булки болят.

Поднялись, далеко от дома не отходим. Девчонки за нами ходят. Видно всем интересно. А он пробыл у нас не долго, минут двадцать, может чуть больше и поспешил уйти. Я домой. Сразу поняла – с разговорами лучше не соваться. За ужином мать выдала:

– Ты чего это всем адреса говоришь?

– И вовсе не всем. Только ему, твоему мичману.

– Виктория!

– Что, мама? Это же он, друг твоей молодости?

– Да. – скривилась она и ушла к себе.

Он стал приезжать, а затем, как у мамы появились виды на Женю, а они у нее появились, она хоть и не озвучивала, но было видно, она стала с подругой ездить раз в месяц в Керчь на отдых, где служил ее друг. Спустя какое-то время я узнала, что он женат, женился на учительнице, только потому, что ее звали Лариса. И та знала про его любовь к моей маме с первых дней знакомства и терпела всю жизнь.

Однажды мне ее моряк сказал:

– Ты очень похожа на маму. Очень-очень. Одна разница, в тебе добра больше.

Любовь бывает разная. Как и закономерность судьбы.

****

 
Люблю, но реже говорю об этом,
Люблю нежней, – но не для многих глаз.
Торгует чувством тот, что перед светом
Всю душу выставляет напоказ.*
 

Наконец пришла весна. В душе моей все чаше звучали сонеты Шекспира, и я их бубнила, в транспорте и дома, занимаясь уборкой или просто смотря в окно, мечтая, что у Женьки появится лишний выходной. Но, увы, наши встречи по-прежнему были коротки и редки, еще реже он оставался у нас дома, но тогда мы с ним даже поговорить не могли, как следует, так как он был центром всех – моей мамы, подруг…

Весна. До выпуска всего ничего. Мы, большей частью дома, готовим курсовые, диплом, практики…

Май. Зинсанне приспичило устроить последний вечер в группе и, как она полюбляла, с дружественной группой из военного училища. Я всегда с вечеров уезжала раньше. И не потому, что чуралась всех, даже не оттого, что мать разрешала до двадцати двух. Автобус к дому последний шел в десять вечера, а далее только дежурные, раз в час. Стоять на пустой привокзальной площади мне не очень хотелось. А тут классная заартачилась. Выпила лишнего и давай капризничать:

– НЕТ! Вы с Козловым живете по дороге, вот и проводите меня.

Столько лет без меня и Вовки обходилась, а тут вдруг вспомнила. Я бы наплевала и сама бы уехала, Вова бы один прекрасно провел, но он подошел и шепнул:

– Вит! У нее и так зуб на тебя, не обостряй. Она же руководитель твоего проекта. Защититься хочешь?

– Что за новости?!

– Потом поясню.

Пришлось задержаться. Довели мы ее, веселенькую, пьяненькую, вернулись на трамвайную остановку, время к полночи. Неизвестно во сколько трамвай, а за автобус я вообще молчу. Матери не дозвонилась, но не это меня волновало, говорю:

– Вов! Давай выкладывай.

– А что ты хочешь узнать?

– Все!

– Про любовь и дружбу?

– Тресну! Что это за фокусы с защитой?

– Неужели ты не в курсе?

– Да, черт возьми, в курсе чего я должна быть? И что это за зуб у классухи на меня.

Вздохнул, махнул рукой:

– Уж лучше я тебе скажу, как друг, чем кто-то. Ты же у нас единственная, кто стипендию получает регулярно.

– А что, у кого-то не так?

– В том-то и дело. Она всех, типа за провинности лишает хотя бы раз в год. Тебя побоялась, ты же в милости у завов и директора.

– Ну не в такой уж я милости, просто я к ним хорошо, они мне той же монетой. Стоп! А я тоже была без стипендии. Да, да, я сейчас только поняла. На третьем курсе, в сентябре. Помню всеобщее собрание. Ну, там где зачитывают, кто лишен, кто повторно пересдает. Меня в списках не было. А стипендию она мне не дала. Я к ней и подошла, она тогда еще сказала: «Не знаю, не я решаю!» Помню, я ей еще сказала, мол, ладно, узнаю. Она тут же мне ответила: «Я сама все решу!» А потом пояснила, типа, попутали в бухгалтерии. Это что же получается, вы все ей платите?! НО за что?!

– Да ни за что! Так с первого курса повелось. А кто возмущался, сразу вылетал. Вот мы и решили, что лучше один раз в год недополучить, чем потом доказывать.

– Зря вы это.

– Зря не зря, а что уже. Кстати, она у тебя, что к диплому заказала?

– Ничего.

– Готовься – закажет. Приедешь на консультацию, озвучит.

– Да, дела у нас.

– Обыденные.

Мы еще поговорили, затем приехали на вокзал, я его стала домой отправлять, так как первый час ночи уже был, услышала пару лестных и мы пошли пешком, все-таки двадцать минут по темному частному сектору или час на пустой вокзальной площади торчать. Идем, и я чувствую, за нами кто-то следует. Сначала подумала, ну мало ли кто так же как я задержался. Потом насторожилась – шаги осторожные, не приближаются, не отдаляются, оглянусь – никого. Когда к дому подошли, в свете фонаря мелькнула круглая, низенькая фигурка. Пока с Вовкой прощалась, заметила, как в дом, напротив, зашли. Улыбнулась: Колобок вернулся! Оберегал, или ближе познакомиться хотел? Я же выросла, а он долго отсутствовал. Но тут у меня мозги переключились и я, поднимаясь, стала готовиться, ко всему на свете, так как знала, мама вспомнит многое и действительно, не успела войти, как ремень прошелся по мне, с криками:

– Я думала, ты остепенилась! Сколько можно шляться где не попадя! Ладно тебе на мое здоровье наплевать! Ты бы про Евгения подумала, ему же донесут! – и второй раз стеганула, но я уже спину подставила.

– К телефону надо подходить! Тогда бы знала, что это вошь под хвост классной попала. Вовка меня провел! Сам пешком теперь идти будет. А что до Женьки. Не орала бы на весь дом, никто бы и не узнал. – в комнату вошла, переодеваться стала, не включая света. Спина горит, рука тоже, щека не меньше. А мать, хоть орать и прекратила, да в комнату не входя, продолжает:

– А вот и спрошу! Завтра поеду и спрошу!

– Удачи! – отозвалась я и улеглась в кровать, не умывшись.

Лежу, слезы душат. Мать нарочно к себе не уходит. Может взглянуть хотела, на дело своих рук, а быть может и нарочно. Дождалась я, когда дверь ее хлопнула, в туалет сходила, в ванную зашла, а у меня синяк не только на спине и руке, на подбородке и шее. Такая злость взяла, в том числе и на классную. «Ну, думаю, приеду я к тебе на консультацию, ты услышишь, какой я могу быть».

Уснуть не смогла. Все лежала и думала, кем же мое рождение проклято, что я снова в полосочку его встречать буду. А мне ведь двадцать! К утру решила умчаться по распределению на другой конец света, с этим желанием и встретила новый день.

Мать встала рано, заглянула и быстро унеслась. Я с Борькой мысленно поделилась всем наболевшим и, хоть могла в технарь не ехать, собралась и поехала. Классную не застала. Спустилась на второй этаж, забрать направление, стою у двери деканата, за конспект лицо прячу. Хотя на руке перекрест сильней видно.

– Привет! – голос Андрея раздался так неожиданно, что я аж вздрогнула: – С наступающим!

– Это с чем же? – не опуская тетрадь, спрашиваю, подняв к нему глаза.

– Так со всем! С днюхой, с дипломом, со всем хорошим, что у тебя есть!

– Спасибо! Хорошего у меня – море-окиян! Сам как?

– Не так как хотелось бы.

– А что так?

– Вика! Ты все сама прекрасно знаешь.

– Да не знаю я ничего! Правда! О тебе не спрашиваю, а мне никто не докладывает.

– Не удивительно.

– Что именно?

– Твое безразличие.

– Это не так. Я достаточно любознательна. Просто мы не вместе, не рядом.

– Да убери ты эту тетрадь! – и он опустил мою руку, тут же взял за подбородок, рассмотрел хорошенько, затем принялся выяснять размеры. – Мать?! И за что на этот раз?

– За классную. Той приспичило погулять и чтобы я ее домой доставила. – сама не знаю зачем, выложила ему, как сказала бы Кольке или отцу. – Ну, а… Ладно. Не первый раз, но надеюсь – последний! Не бери в голову!

– Думаешь, могу?

– Уверена.

– Ничего-то ты так и не поняла.

– А ты пытался донести?

– Тебе двадцать….

– И что?

– Паспорт, свобода, можешь ехать куда захочешь… – принялся рассуждать Андрей.

– Собираюсь.

– Так, это мы обсудим! Вика, Вика! Как же я…

– Андрюша! – я заметила его жену, стоит, подойти боится. И хотя одета была в комбинезон, животик вырисовывался уже. – Тебе не обо мне думать надо, а о ребенке.

Он выпрямился, оглянулся, но не поспешил уйти, хотя и насторожился:

– О ребенке я не забывал. Вот приехал.., ай! Мы ей академку оформляем. Дура! Не ты, она. Говорил же, так нет, бабье упрямство. Ребенок, если родится, мной будет не забыт.

– Ты развелся?

– Нет. Но если ты скажешь.

– Я не скажу. И не потому, что на чужом горе… Андрей! Наши пути разошлись. Ты сам так захотел.

– Не правда! Я лишь отошел в сторону!

– Ага и опыта набирался. Иди, не хорошо ей тебя ждать.

– Давай поговорим, пожалуйста!

– Нет!

– Я очень прошу! Хотя бы пять минут. Я проведу ее в общагу и вернусь!

– Не стоит.

– Вика! Но ты же все еще любишь меня, как и я тебя.

– И как ты это понял?

– Ты одна. Столько лет одна.

– Андрей! Я не одна. Поверь – это так. Просто, свои отношения никому не выставляю. Я за многое тебе благодарна. И за чувства, что пережила с тобой и за то, что учил любить и прежде всего себя саму. Я очень хорошо к тебе отношусь. Но, даже дружбы не хочу, ничем хорошим кроме боли не выльется. Может с годами, со временем и по другому буду смотреть на это все и, встретив тебя, даже обрадуюсь и смогу поговорить не пять минут, а пять часов и больше. Но не сегодня и не сейчас. Иди к жене. Я счастлива – но не с тобой. Иди! Полюби ее, хоть немного, хотя бы за то, что она, видя все это, живя во всем этом, тебя любит. Иди, найди свое счастье.

И он пошел, а жена его семенила следом. Я стояла и смотрела на них, думая: «Лучше уж быть дурой, как я, чем такой счастливой, умной и расторопной, как она. Андрей действительно меня любит. И любил, и скорее всего, не забудет. Он говорил откровенно – однолюб. Любит! Не было у нас страстной близости, он держался, потому что я так хотела. А сердце его принадлежит не ей, с кем постель делит, а все еще мне. Жалко. Разлюби меня, пожалуйста!»

Больше Андрея я не встречала, да и ничего о нем не слышала. Сколько бы группой не собирались, о нем никто ничего не знал.

Пятое мая. Я никого не приглашала, Ирка всегда приходила сама, да и не мудрено, мы же с ней все еще были неразлучны. Женю не ждала, у него увольнительные в основном по воскресеньям. А он приехал, в самоволку. Не в парадном, а в строевой, но все равно был великолепен и аккуратен. С порога вручил мне охапку тюльпанов, и тут появилась мама:

– Евгений! Как я рада Вашему приезду! Как здорово, что вы прибыли. Вика не будет скучать и, наконец, отметит свое день рождения, а то уже несколько лет, словно старушка, игнорирует.

– Прошу простить, я бы с удовольствием, но не могу. Улизнул на час. – и тут он заметил синяк у меня на скуле, провел рукой, взглянул на мать, затем уставился на меня.

– Не бери в голову! – засмеялась я. – Это я с… – зачем-то сделала паузу и продолжила: – с классной не разминулась. Пустяк!

– Ну, раз вы на минуту, оставлю вас! Рада была увидеть. – бросила мать и ушла.

Я вышла на площадку, собираясь его проводить.

– Не надо, иди, празднуй. Но выходные мои!

– Даже не сомневайся, выходные твои. – улыбалась я.

Он еще раз провел по следу, прикоснулся губами:

– Классная, ну-ну! – поцелуй в щеку и убежал.

Я бросилась к окну, он сел в машину, кто-то из его друзей, местных, видно ему помогал и они скрылись.

– Чай хоть попьем? – крикнула мама.

– Попьем. – ответила я, но не спешила к ней выйти.

Громко конечно было сказано, что я не отмечала день рождение. Отмечала, еще как! Хотела я того или нет, но у нас собирались все мамины подруги, семьями. К вечеру снова всех ждали. Правда у меня была причина не засиживаться с ними, писала диплом.

Написание диплома. Нас разделили на группы. Практическую работу делал Вовка К. с друзьями, тоже городскими ребятами, а мы, с Ирой Ольгой, занимались бумагами, писали в семи экземплярах то, что ребята делали. Встречались всего несколько раз в неделю, но когда я приезжала, привозя им чего-нибудь вкусненького, они забрасывали проект и мы шли прогуляться. О Женьке я упорно молчала и в группе о нем никто не знал. Зачем? Разве я знаю.

Пролетал май, июнь был в разгаре. Наконец диплом был написан, все практики подписаны. Госэкзамены. По нескольким дисциплинам у меня были автоматы, обязательные я сдала легко, а вот технику безопасности, где у меня ниже пятерки не было, преподаватель зажал и решил, что сдавать будут все. Группу разделили на две части, нас, городских на вторую половину дня поставили. Пришли. Общаговские сразу сообщили, что проверяют всех досконально, скатать не возможно. Что в комиссии три чужака, что директор приходит и сидит долго. Естественно все кинулись срочным образом листать конспекты, как позвали зайти пятерым. Никто не хочет. Смотрю на Вовку, тот вздохнул и говорит:

– Пойдем уж! Вот даже не знаю, если подвиг совершить захочется, мне тебя можно будет найти?

– Да всегда, пожалуйста!

И мы вошли, я, Вовка и еще трое парней, наши с ним друзья. Взяли билеты, сели готовиться.

Ничего в голову не лезет. Покрутила, повертела билет, понимая, что малую часть знаю из каждого.

– Кто смелый? – спрашивает преподаватель.

Мы молчим. Зашел директор, все что-то писать начали, а я как дура, хотя чего как? В общем, сижу, плакаты рассматриваю, в них всегда полезная информация есть.

– Так кто первый?! – повторяет преподаватель.

Вздохнула – двум смертям не бывать! Коль ничего не помню, чего тянуть. Вышла.

– Ну-с, начинайте!

Первый вопрос – классификация и разновидности огнетушителей. Это было легко. Я назвала, показала по картинкам, какие есть.

– Хорошо! – говорит представительная дама, с прической похожей на птичье гнездо: – Ну, а продемонстрировать сможете?

– Работу? – не поверила я своим ушам.

– Естественно! – отвечает она, коллеги на нее смотрят, директор даже поднялся.

– Да запросто! – беру первый, на который мой взгляд упал, он висел на стене, а не как остальные, стоял на полке у окна.

– Какой из существующих, у вас в руках?

– Порошковый! – отвечаю.

Директор с хитренькой такой улыбочкой уселся за последний стол для подготовки.

– Что же вы замолчали? – продолжает дама.

Я повторила, тыкая пальцем, на ручку, на пломбу. А она не унимается:

– Так как им пользоваться?!

– Да просто! – отвечаю я: – Поддеваем пломбу и нажимаем ручку…

Ну и нажала. А он, огнетушитель, гад, такой тяжелый и словно живой, я его держу, а он струей во все стороны бьет. Комиссия в непонятной субстанции, пол аудитории в том же, напоминающем сгустки соли песка и клея. Ребята ржут, директор улыбается, дама орет, руководитель меня вон выгнал. Вышла. За мной парни, от смеха корчатся. Классная прибежала, шумиха такая началась, что Мама не горюй! В общем, мне двойку влепили, новую аудиторию открыли, комиссия и препод мыться пошли, группа ничего понять не может, Вовка на них цыкает, а сам подслушивает, как директор с классной ссорится. Та орет:

– Осенью пусть пересдает! Она и так у вас в любимчиках!

Он ей в ответ:

– Простите, тут вы заблуждаетесь. И эта ваша обязанность своих подопечных защищать.

Ну и в таком плане. Идет преподаватель, я к нему:

– Извините, но я четко спросила!

– Слышал. – ответил он недовольно и глаза отворачивает.

– Когда мне на второй вопрос отвечать?

– Ой, иди уже отсюда! Иди, а. Пятерку не поставлю – сама виновата. Четыре! Давай зачетку.

– Ну как, – говорю: – Зинсанна неуд объявила.

– Это пусть она у себя командует. Иди! Дернул же меня нечистый тебя вообще с экзамена не освободить. Иди домой! – и захохотал: – Зато никто не скажет, что я вас плохо обучал.

Я, конечно, не ушла, дождалась пока все сдали, тогда домой и поехала.

Недели две не могла понять, когда у меня сдача диплома. Зинсанна все меня перебрасывала, хотя раз у меня с практической работой, мы полным составом и должны сдавать. Вовка не выдержал, говорит:

– Будь другом, подойди к ней. Она точно от тебя что-то хочет.

– А вы что, ей уже подношения отнесли?

– Вика, не задавай вопросы, ответы на которые сама знаешь.

Ну, я и поехала к ней. Захожу, сидит, очки на носу, умудренность изображает, а сама хитрая, скользкая.

– Хорошо, что приехала! – говорит: – Я матери звонить собиралась.

– А чего так? – улыбаюсь. – Должна что?

Ее аж перекосило, но тут же взяла себя в руки:

– Нет! – говорит: – Твое дело заполняю. Оказывается у тебя задолженности много.

– Это, по каким же?!

– А вот смотри! Русский, украинский… – и еще пару предметов назвала.

– А я с вами и не училась, на первом.

– И что?! Оценки должны быть!

– Есть! – отвечаю: – В зачетке.

– А у тебя их что, две?!

– Естественно. Я же к вам на втором пришла. А это от первого обучения осталось!

– Нет, голубушка, это подделка документов!

– Да что вы говорите! Может, к заведующему сходим? Или к директору? Мне сказали зачетку не сдавать, на всякий пожарный. Я не сдала. Теперь понимаю, зачем хранила.

– Вот именно, пожарный! Ты еще и технику безопасности отрабатывать будешь!

– Не буду! У меня сдано. – тычу ей зачетку.

– Все равно, у тебя украинский без оценки.

– Это ваша проблема. Надо было раньше смотреть, что я должна или не должна. Я от него вообще отстранена была.

– Указ новый, все должны сдавать!

– А кто мне сказал?! И вообще, Зинсанна, говори, что хочешь от меня?

– Зинаида Александровна, Я! От тебя – ничего. Глаза бы мои тебя не видели!

– Так в чем дело. Обозначайте день сдачи диплома и мы расстанемся.

– Двадцатое четвертое июня!

– Ничего себе! Это же перед выпускным.

– Ну, еще посмотрим, у кого он будет!

Я спорить дальше не стала, ушла, хлопнув дверью. Трижды к ней ездила подписать диплом, она все свою часть перечеркивала, заставляла переделывать. Хотя все остальные уже давно подписали и мне его только подшить осталось. Наконец не выдержала, приехала домой, швырнула чертежи и разразилась нечленораздельной руганью. Мать, оказывается, дома была, услышала, заглянула и ушла, а утром следующего дня поставила на мой стол коробку:

– Вези Зинке. Она давно просила, но я не хотела ей ничего доставать. Отвези, не отвяжется.

– Что это?

– Туфли. Чехословацкие. Она просила к выпускному.

– Тебя просила, вот сама и вези.

– Ты же знаешь, я ей чего наговорю еще, лишнего.

– Да хоть так, хоть эдак, отыграется она на мне на защите.

– Может и приутихнет. Отвези. – сразу ушла на работу.

Я пожала плечами, собралась и поехала. С Женей днем должны встретиться, так что на час раньше выехать, для меня не проблема. Приехала, классная на месте. Я пакет ей на стол:

– Мама передала!

– Да? И что там?

– А мне откуда знать? Сказала, это ваше.

– Аааа, кажется, я понимаю Я уже и забыла. Дописала?

– Нет еще, сегодня собралась исправлять.

– Не надо! Я думаю, самый первый вариант правильный и не надо дорабатывать.

– Вы это серьезно? – у меня словно закипело все внутри.

– Да. Вы же группой делали. Вот думаю, все не успеют пересчитать. Пусть уже так остается.

– Ой, спасибо! – даже поклонилась и к выходу пошла. Дверь не успела закрыть, слышу, а она воскликнула:

– Ну, это же не мой размер! И что мне…

Убежала, не стала дожидаться развязки. Она просила – мать достала. А ее размер, вид или форма, уже нас не касается.

Выходные посвятила Женьке. Неделю, в растяжку все доделала. Группа уже начала сдавать, наша группка в ожидании. Наконец настал мой «судный день». Мало того, что мы остались одни со всего курса, так еще Зинсанна нас на вечер определила. Полдня мы провели в технаре, тыняясь и не зная куда себя деть. Все сто раз проверили, все чертежи сверили, сотворенная мальчишками работало как часы. Явилась классная и мы, словно чужие, ею замечены не были. Вышла, дала распоряжение и заявила:

– Заходите по списку! Отвечаете расширенно. На все вопросы конкретно. НЕ скомкано.

Первые мальчишки пошли, так как они вместе работали их и пригласили все зайти. Мы лишь переглянулись, когда вышел Славик и говорит:

– Заходите! Мы же все вместе работали.

Вошли, сели. Парни начали отвечать. Комиссия все на часы смотрит да поторапливает:

– Практическую часть упустим, нам достаточно одного раза послушать коллективную работу. Давайте вводную и обобщенно.

На каждого по полчаса ушло. Когда моя очередь настала, все уже уставшие сидят, на лицах скука. Ребят выставили – душно. Я одна и комиссия. Классная ухмыляется, мол – настал твой час! Я начала – вводную за пару минут изложила, смотрю на лица присутствующих, у них аж счастьем глаза светятся. Понимаю, зададут пару вопросов и выпроводят. Хотела было классной спасибо сказать, что напоследок оставила, как она мстить принялась, давай сыпать вопросы и по теме и по предмету. Ее останавливают, а она режет. Директор вошел, с ним заведующий отделением —ничего ее не берет. Я упорно отвечаю. Ну, у нас с ней дуэль своеобразная началась. Кто-то повысил голос, не помню уж кто:

– Ну, все, Зинаида Александровна! Мы удовлетворены и видим, вы отличных специалистов подготовили.

– Иди, – говорит мне она: – если группа не разбежалась, минут через двадцать узнаете результат.

– Александровна! – говорит почтенная старушка: – Зачем так долго детей мучить. У нас все готово. Только сравнить мнение каждого. – и ко мне: – Идите, деточка! Подождите пять минут.

Вышла, мои все меня окружили, узнают, чего меня так долго держали. Я сразу и не заметила, что Женька в стороне стоит. Ахнула, говорю:

– Дорогие! Простите! Это мой Женя! – он подошел, обнял, поздравил. – Ты давно тут?

– Увидел, как ты зашла.

– Опять в самоволке?!

– Нет, причина уважительная, дали три часа.

– Ой, мамочки! Тебе же бежать!

– Ничего, подумаешь, опоздаю.

– Ну, уж нет! Я теперь человек свободный, мне твои выходные знаешь, как нужны! Ой, Женя, а ты вообще как узнал? Я вроде не говорила.

– Свет не без добрых людей. А вообще – говорила, правда, вскользь.

– Ясно! – Стою, счастливая.

– Мы так понимаем, – перебил нас, извинившись Вовка М.: – ты с нами отмечать не пойдешь?

– Пойдет, пойдет! – говорит Жека: – Надо! – добавляет уже мне.

– Ты что, уже за меня решаешь?

– Нет! Просто вижу – друзья надежные, негоже их бросать в такие моменты.

– Ты за меня решаешь! – повторяюсь я.

– Витуль! – смеются мои мальчишки. – Это тебе! И будем рады, хоть полчасика твоего присутствия на маленькой пирушке. – Вручили мне цветы, садовые, видно не одну бабульку осчастливили, я их еле удержала. – Ты не переживай, говорят Женьке. – Мы ее проведем. Все года это делали. А вот о тебе не знали. Оказывается, скрытная она у нас.

– Так я вроде как не игрушка и не трофей, чтобы мной хвастаться. И, спасибо вам, за дружбу! – пожали они руки друг другу, затем он с девчонками познакомился, кажется, нечто приятное сказал, заулыбались девушки. Тут и классная вышла. У меня одна четверка, она поставила. Мне Ирка потом сказала, что она и ее ставить не хотела. Ругались с ней все. Она мои знания на тройку оценила. Пусть бы и поставила, мне все рано, если честно. Кажется, директор не дал.

Выпускной – торжественная часть долгая была. Концерт, поздравления, потом пока всех, лично директор поздравил. У нас в группе двенадцать отличников. Он удержал мою руку и в микрофон говорит:

– Думал, будет тринадцать. Уж больно на тебя надеялся.

– Так я же вашим советам следовала, вы еще мне на первом курсе сказали: «На красный диплом идти – жизни не видеть!» А я, жизнь свою, и так и эдак, рассматривала.

– И как? Годы учебы запомнятся? Познавательны были?

– Еще как! Спасибо!

На вечер не осталась. Вернее, всеобщий бал посещать не хотелось, а наша группа развалилась по кучкам. Все меня звали, кроме общаговских. Они мне, по всему видно, Андрея вспомнили. Ну, да ладно, я не в обиде. Женя мой был на службе, а без него мне было не интересно. Но и домой, сразу не поехала. Гуляла по улицам, радуясь сама не зная чему.

Восьмидесятый год вообще был знаменателен и не только тем, что я окончила вуз. Это, прежде всего, была Олимпиада. Все мое окружение было в ожидании чего-то грандиозного. Все ждали феерии. А пока шла подготовка, мы знакомились с французской косметикой, появившейся в наших магазинах, лицезрели очереди и сами стаяли в них, занимая очередь по нескольку раз, словно брасматики можно купить впрок или засолить. Был неимоверный наплыв иностранцев в наши вузы и они заполоняли улицы, даря, естественно кто им приглянулся, значки, жвачки и всякую ерунду. Мне неожиданно стали приходить письма от Мишки Иванова. Он учился на год позже, в одном классе с Наташкой К., моей подруге детства и я его не замечала. С первым письмом я узнала, от девчонок, конечно же, что он влюблен в меня с седьмого класса и был не единожды бит моими одноклассниками, за влюбленные взгляды в мою сторону. Конечно же, я вспомнила его, ну после того, как Наташка показала мне фото. Чисто по-дружески стала отвечать, сама и с девчонками. В его письмах и намека не было о большем, чем дружеское общение. Он готовил олимпиаду, был одним из «флажков» на трибуне. Многие из моих подруг стали выходить замуж, а одноклассники возвращаться с армии. Бывших моих соучеников уже никак нельзя было назвать мальчишкой и большинство из них, в форме, проведав маму, звонили в мою дверь, а затем мы шли собирать друзей. У меня словно на лбу было выгравировано – НЕСВОБОДНА, потому что к вечеру парень обнимал одну из подруг. Так у нас образовались первые семьи. Танька Седышка, обещающая выйти замуж за моего братца Кольку, со школьной скамьи пошла замуж за Вовку Катигроба. Лялька Синюгина за Сашку Бабилюка, Наташка Курилова – за Серегу Демченко…. Я же была счастлива со своим Женькой.

Дня через два, как я получила диплом и, собственно, еще ощутить не смогла жизнь без занятий, в дверь позвонили. На пороге стоял высоченный парень, в форме, и улыбался, показывая коренные. Я, задрав голову, не могла узнать, от этого сердилась, бубня:

– Да что у меня, звонок медом намазан?!

– Витуля ты чего?! – пробасил он.

Это мне ничего не дало, за исключением одного, так меня называли только близкие, школьные друзья. Но! Я его не знала.

– Плохо не узнавать одноклассников!

– Виталька! – ахнула я. – Но как же?! Ты же был самым маленьким в классе.

– Ну, это все ваши старания. Небось забыла, как меня вытягивали?

– Разве такое можно забыть?! – Он цеплялся руками за трубу, а мы с подружками тянули его за ноги. Долгое время, из дня в день! В армию его не брали, дали какие-то витамины попить. А он все ходил и ходил в военкомат. Служить отправился в танкисты, а уже через полгода его словно прорвало, уходил, едва переступив 150см, а вернулся почти 190см ростом. Вслед за ним, в сутки разницей, пришел Витя Федоров. Тут же чья-то очередная свадьба. Домой пришла к одиннадцати и мать встретила: