Текст книги "Дура. История любви, или Кому нужна верность"

На субботу-воскресенье, несколько человек могли съездить домой, вот после моей хвори, нас с Ольгой, можно сказать, командировали. Назад нас мама привезла, да как всегда с гостинцами на всю группу, тут же влюбленный в нее бригадир загрузил их, на обратную дорожку. Но, это так, просто вспомнилось. В общем, приехали мы с Олей, нас еще не ждали. Мама сразу уехала, а мы, бросив сумки, пошли к ребятам в корпус. Еще издали мы услышали знакомое бренчание гитар наших мальчишек, а вот голос того кто так хорошо пел, мне показался всего лишь знакомым. Да и песню я слышала лишь пару раз, на заезженном рентгеновском снимке, с чьими-то костями, у моего дяди Жени. Но там ее пела женщина, Нина Дорда, вместе с моими любимыми «Ландышами». Сейчас же пел мужчина, и я даже сначала песню то и не узнала, лишь дослушав до конца, вспомнила.

 
Мерзнет девочка в автомате,
прячет в зябкое пальтецо,
все в слезах и губной помаде,
перемазанное лицо.
Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы – льдышки. В ушах – сережки.
Ей обратно одной, одной
вдоль по улочке ледяной.
Первый лед. Это в первый раз.
Первый лед – телефонных фраз.
Мерзлый след на щеках блестит,
первый лед от людских обид.
Поскользнешься. Ведь в первый раз.
Бьет по радио поздний час…
 

Мне так стало любопытно, кто это, что я прибавила скорость, чтобы успеть до того, как он закончит, и получила огромное удивление. Во-первых – исполнял Андрей, да и сам играл на гитаре. А я, я же не знала, что он так хорошо поет, да еще сам играет. Да и песенка, из моего детства, сейчас мало кто такие пел, все больше Ивалгу, да что-то подобное ей. Он увидел меня, сразу замолчал, отдал гитару и ко мне направился.

– Андрюша! – освобождаясь из его объятий начала я: – Так здоровски! Почему я не слышала?

– Тебе одного пивуна мало? Кассеты не хватает?

– Андрей! – нахмурилась я.

– Шучу! Случай не подворачивался. Да и не мое это, так от скуки.

– А эту песенку, ты откуда знаешь?

– Странный вопрос. Я все-таки, не в глухом лесу вырос, а в столице. Телевизор смотрю, иногда. И Вознесенского почитываю.

– Кого?

– Ты что, не читала Вознесенского?!

– Нет. – призналась честно я. – Мне больше Щипачев, да Ахматова нравится. И еще, еще Высоцкий.

– Ух, ты! Это как?

– Папа очень любит. Уж не знаю, как и где достает его песни. Мы с Колькой прикипели.

– Споешь?

– Да ты что?! Это же, как я могу? И потом, ну представь, кто я и кто он. Нет!

– А что больше всего любишь?

– Все! Правда мы с Иркой для себя, когда никто не слышит, можем позволить, под пиано. Но, для себя!

– Ладно, стеснительная моя. С Иркой они, для себя! Я вот не слышал ни разу, можешь ли ты вообще петь. Ребята говорят, на первой практике заслушивались тобой.

– Что?!

– Так и думал – выдумали! И пианино дома, для антуража! Видишь, какой я, ни разу не решился попросить поиграть, хотя хотел. Как знал, что введу тебя в краску.

– Да знаешь ли ты?! – начала я, но прервала себя. – Долго я буду с посылкой от мамы стоять?! Бери! Мне еще сумки разбирать! – хотела тут же уйти, но это же был Андрей, обнял и уже никуда не отпустил. У меня засел червячок-самолюбия и я думала, ну ничего, я тебе еще докажу, у кого что для антуражУ!

Началась третья неделя трудовых подвигов, нас бросали с места на место – то подсолнух собирать, то картошку. И забросили на бахчу. Мы тут и дорвались. Арбузы на семена собирали, прямо в грузовики забрасывали, поэтому средину выедали, остальное в кузов, и к обеду уже лопались от переизбытка воды в организме. Девчонки бегали в кустики, но мы с Олей и Наташкой не решились, думали дотерпеть, пока не забрались в кузов грузовика. Едем и каждой кочке радуемся. Зеленые приехали, нас даже без очереди пропустили. Последующая уборка бахчевых была уже в дружбе с растительностью. Виктор с Андреем нас всегда охраняли от парней из других групп.

А вообще – группа у нас была суперская, как и мой бывший класс, дружная! За исключением того, что в школе на каждую девочку было по два мальчика, а тут их всего десять.

Но были и мимолетные ссоры. Однажды парни решили над девчонками поиздеваться. Нашли лягушку и стали делать вид, что за пазуху бросают. Девчонки орут, те ржут. Пришлось забрать у них лягушонка и на волю выпустить.

– Вита! – не помню, кто из девочек спросил: – Как ты можешь ее в руки брать?

– Молча. Зачем орать?! – поинтересовалась я, но план зародился и уже в это же обед, я, увидев лягушонка во дворе, прихватила с собой в столовую. Рядом со мной всегда сидел Андрей, а с другой стороны частенько Виктор. Этот раз я сама села с Витькой рядом и как только он, практически доел первое, взяла и положила ему лягушку в тарелку. Он подскочи, накричал на меня и ушел из столовой.

– Зачем? – спросил Андрей.

– А вы зачем?

– Для забавы.

– Я тоже.

– Но он же голодный.

– Правда? А как за пазуху, на голое тело бросать?

– Сравнила!

– Конечно! Это же Виктор! Неприкасаемый! Мог бы мужчиной остаться и перевести все на шутку.

– Ты не понимаешь! – не сдавался Андрей.

– Я все прекрасно понимаю – обед это святое! Вы, парни – это создания свыше! Зато в дальнейшем подумаете, прежде чем что-то сделать.

– Но они же тебя не трогали!

– Ха! Этого еще не хватало!

Андрей со мной полдня не разговаривал. Парни тоже дулись, весь день. Зато и, правда, запомнили на всю нашу совместную студенческую жизнь, и больше подобное не повторялось.

Она подошла ко мне ранним утром, в умывальнике, уличив, когда я там осталась одна. Мы не были знакомы, знала лишь, что учится на ЭВМ, со мной на одном курсе.

– Вита!

– Да. – отозвалась я и взяла полотенце.

– Поговорить бы.

– О чем?

– Об Андрее.

– Прости, но о нем я говорить с посторонними не намерена.

– Ну, не совсем о нем, об ваших отношениях.

– А об этом тем более! – натянула вещи и, вылив с таза воду, собралась выходить.

– Я прошу, давай поговорим! Очень важно.

– Ладно, говори. Только быстро, я позавтракать хочу.

– Оставь его!

– Ух, ты! Вот это да! С чего бы мне его оставлять?

– Ты его не любишь, у тебя другие есть!

– Другие у всех есть! – мне стало любопытно, что она имеет в виду, но и в тоже время злость проснулась: – Послушай меня, внимательно. Андрей не вещь, которой перебрасываются – это первое. Второе – я его не держу, он свободен. Так что, дерзай! – отодвинула ее в сторону, направляясь к двери.

– Я не для себя! Ты же ничего не знаешь!

– И знать не хочу!

– Есть девочка, она его любит. По-настоящему!

– А ты значит, сваха.

– Нет! Просто, просто… Она, она… даже жить не хочет!

– Это ее проблемы. И на будущее. Не подходи ко мне с подобными вопросами, я и послать могу, не смотря на то, что кротко выгляжу.

– Я же не просто так! – кричала она мне в спину. – У вас нет ничего серьезного, раз ты с другими гуляешь, а он дает надежду…

– К нему! Все вопросы к нему! – не оборачиваясь, ответила я. Зашла в комнату, полная злости, заплела косу, не слыша, что ко мне девчонки по комнате обращаются, и собралась было проигнорировать завтрак, но тут Ольга меня по плечу похлопала:

– Ты чего влетела как стена белая?

– Разве? Наверное, замерзла, умываясь.

– Дааа… – задумчиво произнесла Оля. – Завтракать идем?

– Само собой! Нам же еще рекорды бить!

Настроение мое Андрей заметил сразу, но повел себя сдержанно, не навязываясь с вопросами, не балагуря, как было раньше. Не приставал с расспросами и на поле, хотя и крутился все время рядом. И вечером не тянул прогуляться отдельно от всех. Я, сначала даже не обратила внимания, думая об утреннем разговоре, но ложась спать, ухмыльнулась: «А ведь Андрей о чем-то подозревает, или скрывает… Что это он сегодня так отдалился? Интересно и кто же его благоверная? Нет, спрашивать не буду, сами себя выдадут. Эх, Борька, как же мне надо с тобой посоветоваться!»

Настал последний день в трудовом лагере, а у нас с Андреем так и остались отношения веющие прохладой. Нет, он по-прежнему был рядом, заботился и опекал, но была дистанция. Пришли автобусы, он сел рядом с понурым взглядом. Когда тронулись с места и все запели, я не выдержала:

– Выкладывай, что произошло?

– У меня?

– Нет, у Тети Маши!

– У меня ничего не изменилось. – ответил Андрей и заставил себя улыбнуться.

– Я и вижу. Ладно, не хочешь говорить, не надо. Все равно доложат.

– Что?! – испугался, я это поняла по взгляду. – Что-то я не понимаю, о чем ты? Или тебе уже кто-то что-то наболтал? Милая! Я, кажется, постоянно на твоих глазах!

– Ой, а мордашка-то, в пуху! – усмехнулась я. – Оправдываешься.

– Вовсе нет! Напомнил.

– Ага, и я об этом же!

– Вика!

– Андрей, все нормально. Влюбился, просто скажи, я пойму.

– Ты спятила?!

– Нет, трезво гляжу на окружающие меня события.

– И что ты разглядела?

– Прохладу, или другими словами, твою отстраненность.

– Радость моя! – он засмеялся. – Ты же сама просила подождать до весны. Или передумала?

– Нет, не передумала. Более того, скажу – я тоже буду ждать и присматриваться.

– Ох, а то раньше было иначе! Ты уже второй год присматриваешься. – обнял, чмокнув меня в висок и стал подпевать.

И все же отношения вошли в другое русло. Теперь мы были вместе, но без его напора. От Сашки письма приходили стабильно раз в месяц, так же сдержанные, но полные теплоты и нежной любви. А еще, все чаще в поле моего зрения маячил Виталик. Я была к нему по-дружески внимательна, и не потому, что он не был красавчиком, как Сашка или Андрей. Просто мне и их хватало. Однако я часто ездила к Ольге, оставаясь у нее по нескольку дней, мы ходили гулять и ее Виталий всегда приходил с другом. Виталий Оли был весельчаком, развлекал нас, а его друг хорошо разбирался в черчении, электронике и превосходно рисовал. Он брал на себя мои рефераты, чертежи и одаривал портретами. Правда, изображенные девушки мало походили на меня, но все кто видел, утверждал обратное. Так же Виталик стал приезжать ко мне домой, естественно с Олей и ее парнем. Мило беседовал с моей мамой и преподнес ей на день рождения чеканку, сделанную собственными руками. Тогда же, в присутствии моих родственников, выпив всего лишь один бокал вина, заявил, что имеет ко мне серьезные чувства. Андрей, который так же был на ее дне рождения, лишь усмехнулся и бросил:

– Да, слабенький из него боксер, раз пить не умеет.

– А он боксер? – удивилась я.

– Ну, несмеяна, ты даешь! К тебе сватаются, а ты ничего не знаешь, о претенденте! Хотя, не мудрено, и вполне в твоей манере.

– Хочешь обидеть или испугался соперника?

– Его что ли? Да я Сашку твоего не вижу в конкурентах, а то этого.

– Только не оскорбляй мальчишку. – перебила я. – Он имеет право высказаться.

– А он тебе приглянулся?

– Ну, как бы тебе попонятней объяснить-то? Он неплохой. Преданный, возможно. И настырный. Мне кажется, он многого добьется.

– Ты не отвиливай, ты про чувства говори. Что к нему чувствуешь?

– Мы просто знакомы. Заметь – даже не друзья. Нет у меня к нему чувств.

– Но это пока!

– Андрей! Прекрати, а то я начну перечислять всех тех, кто мне просьбы присылает оставить тебя! – засмеялась я.

– Что ты сказала? – насторожился Андрей.

– Ой, начни увертываться.

– Даже не думал. Я мужчина видный. Тебе надо гордиться.

– Ага, завтра и начну.

На этом перебранка с ним закончилась, и он уехал вместе с Ольгой и ее друзьями, а мама глянула на меня, но ничего не сказала, видно тоже решила воздержаться от каких-либо заключений. И потекли денечки насыщенные. То я у Ольги и Виталий, как бы случайно забыв принести то, что обещал сделать, приглашает меня зайти к нему домой, на минутку, где знакомит меня со своей семьей. Невообразимо замечательными людьми. Отец военный, мать дома на хозяйстве. У него два брата и старшая сестра и все мной очарованы. Особенно младший, аутист. С первой минуты привязался ко мне и не отпускал моей руки, до самого ухода. Естественно, после этого, я уже не смогла не заглядывать к ним в гости и не проводить немного времени с мальчиком. Ближе к новому году Виталий, провожая нас с Ольгой домой после кинотеатра, взял меня за руку и предложил дать возможность другу и Ольге побыть немножко вдвоем. Почему бы и нет, я шла рядом с ним и слушала рассказы о его семье. Он вдруг сменил тему, остановился и, взяв меня за руки, спросил:

– Ты не хотела бы стать моей девушкой?

– Виталик! У меня, как бы, есть парень!

– Знаю, но все же?

– Давай не будем.

– Нет, будем! Я намерен! Ты нравишься моей семье. И я люблю тебя!

– Замечательно, но я – нет!

– Тогда я докажу тебе, что я лучше!

– Пробуй, раз хочется. – улыбнулась я и поежилась. Мороз ударил под тридцать, и я замерзла значительно. Он понял это, снял с себя шарф, повязал поверх моего пальто, затем снял мои перчатки и кисти моих рук утонули в его ладонях, а он принялся дышать на пальцы, пытаясь отогреть. Потом поцеловал пальцы, не скажу, что мне это было неприятно, но я отстранилась. Он снял свои перчатки, кожаные с мехом в средине и надел мне. Шел и дрожал, я, немного согревшись, отдала ему и ускорила шаг. Ушла сразу, даже не простившись, лишь сказала спасибо. Ночью я спала спокойно и даже не думала о Виталике. Хотя на следующий день решила, что разорву с ним дружбу, но не получилось, так и общались, так и заходила к нему домой, проведать семью, когда приезжала к Ольге.

Параллельно был Андрей, без претензий, заботливый и все так же влюбленный. И хотя мы все реже целовались страстно, как было весной, но целовались с большим удовольствием, при каждом удобно случае. И я, не смотря на то, что получала письма от Сашки и принимала дружбу Виталика, привязывалась к Андрею все больше и больше. Все чаще принимала от него подарки, теперь это были не просто безделушки, а модные вещи. Он привозил их для всех девчонок, которые частенько заказывали что-то.

– Где ты это все берешь? – спросила я как-то.

– У меня много знакомых.

– Но я знаю все магазины в городе, такого просто нет! Да и мамы знакомые не привозят подобное.

– Радость моя, ты снова забыла, что я из столицы.

– Хвастун! И наперед, еще раз обидишь мой любимый город – поссоримся.

– Любовь моя! Я и не думал. Прекрасна твоя шахтерская столица, спору нет. Но я знаю, как только ты ступишь на мостовую Москвы, влюбишься в нее до беспамятства.

– Может быть, когда-нибудь! – хмыкнула я, а уже в следующую субботу он сообщил:

– Мне завтра надо смотаться домой на часок.

– Это как?

– Как и раньше и ты летишь со мной.

– Как ты себе это представляешь? Да и меня мама не отпустит.

– А она не узнает. Я доставлю тебя домой к десяти. Паспорт давай!

И я дала. А на следующий день, в десять утра мы сидели в самолете. Я смотрела в иллюминатор затаив дыхание. До этого я летала, но с мамой и когда училась в средней школе. Андрей держал меня за руку и по-братски улыбался моим эмоциям. Затем мы приземлились, он взял такси. Я с открытым ртом вертела головой постоянно восклицая:

– Обалдеть!

В тот раз мы не были нигде конкретно, проехались до нужного ему места, зависая в пробках. Я влюбилась в Москву-реку, в цирк, который проезжала, купала храмов, которые выглядывали за строениями и даже в постоянный шум машин. Мегаполис не оттолкнул меня, а забросил наживку, привлекая приехать и узнавать до мелочей. Андрей оставил меня в машине, выскочил буквально на пять минут, я и понять не успела, что он уходил, пока рассматривала дома. Вернулся с рюкзаком и дорожной сумкой, и мы поехали обратно в аэропорт. До отлета оставалось немного времени, мы поели в кафе, и уже вечером я была дома.

– Поздравляю! – сказал Андрей, как только мы вошли в мой троллейбус. – Теперь ты стала моей соучастницей.

– Как это?

– Я же форцую. И ты мне помогла.

– Так вот откуда у тебя деньги и вещи!

– А где удивление? Где заламывание рук и крик: «как ты мог?!»

– Размечтайся!

– И нисколички не страшно? За это же и посадить могут.

– За что?

– За перепродажу.

– Меня не посадят, я чиста и невинна!

– Даже не сомневаюсь. – как-то двусмысленно произнес он и обняв, добавил: – Пока ты со мной, ничего не случится.

Так мы летали еще несколько раз. Но уже умудрялись и в ресторане посидеть, и побывать на ВДНХ и нескольких парках. Вот только на Красную площадь я все не могла попасть. Да и Останкино видела издалека.

Помимо вещей, что привозил Андрей, он подрабатывал, делая курсовые и дипломы. Андрей и рисовал не просто хорошо, а здорово, вот только ни разу не помогал нам рисовать стенгазету, даже если ее делала я, а он находился рядом. Зато рубль мог так изобразить на кальке, простыми фломастерами, что при сумеречном освещении трудно было отличить от настоящего.

Сашка приехал перед самым новым годом и всего на три дня. Мы провели их вдвоем. Он не приезжал к техникуму, мы встречались на нейтральной территории и гуляли до позднего вечера.

Андрею я сообщила, на что услышала следующее:

– Прекрасно! Развлеки мальчишку в побывке и пойми, наконец, главное!

– Что я должна понять?

– Все тоже! – отозвался Андрей и исчез на эти три дня.

Мне было хорошо с Сашкой. ОЧЕНЬ ХОРОШО! Но не более. Он так и не поднялся познакомиться с мамой, не стал строить планов на будущее и расспрашивать меня о жизни без него. Но зато когда уехал, на меня напала тоска, и прогнать ее смогло лишь его письмо. Оно было настолько жарким, настолько сожалеющим, что он сдержал себя и не увез с собой, что я снова распалила прежние чувства к нему. А еще его письмо дало мне смелость и я, на новогодний вечер группы, позвала Ирку и мы с ней исполнили мою давнюю мечту, утереть Андрею нос, показав, что я тоже кое-что могу. Среди вечера, мы с Иркой сместили трех наших мальчишек, которые создали группу и исполнили на гитарах то, чему нас учил Сашка. Затем Ирка уселась за йонику, а я, все еще играя на гитаре, спела, даже не покраснев:

 
Там где клён шумит,
Над речной волной,
Говорили мы,
О любви с тобой.
Опустел тот клён.
В поле бродит мгла,
А любовь как сон,
Стороной прошла…
 

Это произвело на группу огромное впечатление. Они, конечно, знали, что я пою, но тогда было все как-то по-детски, это же раз восхищались и стали кричать, что нам обязательно надо выступать по праздникам. У Андрея была странная реакция. Первое – он был доволен и горд, кричал: «Ну что, поняли какое у меня сокровище!» А второе, когда уже все угомонились и включили магнитофон, устраивая танцы, отвел меня в сторону и спросил:

– Это ты мне так намекаешь о прощании?

– Ты о чем?

– Ну как же. Сашка приехал, вы были вместе. Теперь эта песня.

– Приехал и уехал! А песня… Да просто спелось, что спелось! И потом, отчего ты все берешь на свой счет?

Новый год встречали у нас, прежней компанией. И снова Андрей ставил елку, снова часами говорил с моей мамой и оставался частенько на ночь, а я, как и в прошлый год, огрызалась, пыталась отдалиться или даже поссорится. И не только с Андреем, а уже и с Виталиком.

Приближалась весна, наступил март. Первого числа я, приехав с занятий, зашла в парикмахерскую и подстриглась. Я сюда приходила несколько раз и всегда меня выгоняли, отказываясь срезать косу. Директор парикмахерской, еврей в солидном возрасте, был маминым парикмахером и восхищался моей косой, не давая никому ее срезать. Конечно, я могла пойти в любую другую, но тут я всех знала, видела их работу и доверяла. Так вот, не знаю, какая меня «вошь» грызнула, только я пришла, села в кресло и заявила:

– Режьте! Не могу больше!

На смене была молоденька девушка, новенькая, я ее раньше не видела. Она взяла ножницы, подошла ко мне и спросила:

– Коротко или наполовину?

– Устала! Каждое утро встаю с зарей, чтобы заплестись. Не хочу больше кос.

– Ладно! – говорит девушка. – Значит, сделаем стрижку до плеч.

Я закрыла глаза и открыла от крика директора. Он вернулся, когда парикмахерша отчеканила мне косу.

– Вот кто тебе разрешал?! – орал он.

– Так клиентка попросила.

– Она глупая девчонка! Сама не знает, чего хочет. Разве можно такую красу и под корень?!

– Вырастит! – ответила девушка.

Директор размахивает моей косой, продолжая ругаться, а я смотрю на себя и не могу понять, я это или не я, нравится мне или пугает.

– Иди отсюда, дура! – устав орать, сказал директор. – Я сам закончу. Эх, девочка! – обратился он ко мне. – Ты видно не понимаешь, что потом жалеть будешь.

– Но тяжело же.

– А кому легко. Ладно, придам твоим обрезкам форму. Волосы хорошие, можно, что хочешь делать. Только я не советую, подровняю, будут лежать на плечиках, а ты привыкай к себе. И не стригись больше, не надо. Коса – это редкость.

В общем, он покрутился вокруг меня, уложил все и я, вроде как, осталась довольной. Отдал мне косу, со словами:

– Сбереги ее.

Я и пошла. У входа стояла парикмахерша:

– Не хочешь шиньон сделать?

– Не думала.

– Отличная вещь. Надоест так бегать, взяла и прикрепила, и снова с хвостом.

– Я подумаю.

– Если что, приноси, сделаю.

Иду домой, держу косу в руке, она тяжелая, а я улыбаюсь, от легкости, тяжесть-то в руках, а не на плечах, затылке и шее. Зашла к Ирке, та наорала. Я рассердилась, ушла от нее, бурча:

– Сами бы попробовали столько лет такую ношу таскать!

Ждала мать и боялась, вдруг тоже орать начнет. А она пришла и с порога:

– Избавилась!

– Ага. Твой парикмахер как увидел, так орал, и на меня и на девчонку.

– Надо было тебя еще треснуть. Шучу! Твое дело. Неплохо. – помолчав и рассмотрев меня добавила мать. – Нет, правда, хорошо. Даже мордочка красивей стала. А коса где?

– Забрала. Мне та девчонка, что стригла, сказала шиньон можно сделать.

– Да? Ну ладно. – ответила мать.

Утром я проснулась и ахнула. Волосы все закрутились и задрались вверх.

– Мама! – заорала я. Она пришла сразу. – Что мне с ними делать?

– Ух, ты! Вот же, не только характером, а и волосами в отца пошла. Помнишь его барашки? – и хохочет.

– Мне не до смеха! Мам, что делать?

– Намочи, тогда и расчесывай. Должно помочь.

И правда, намочила, легко расчесала и снова в той форме, что мне сделали, ушла на занятия. Но пока доехала, они снова закрутились, правда, не столь мелко как после ночи. Приехала в техникум, иду, а все кто на встречу, присвистывают и норовят познакомиться. Группа сначала не узнала. Потом девчонки заахали, стали высказываться. Парни же, все до одного, возмущаться принялись. Тут и Андрей пришел:

– Ты что наделала?!

– Облегчила себе жизнь!

– Это ж надо быть такой глупой!

– Вырастут!

– Когда?! Вот балда! Всю красоту убила!

– Это что же получается, ты меня из-за косы любил?! Знаешь что?! Я, я…

– Пока надумаешь, я тебе выскажусь. Я тебя любил и люблю. Да, ты красивая. Но теперь, такая же, как все! И пока не поймешь, я с тобой разговаривать не хочу!

– Я тоже! – психанула, и отошла от него.

Все ребята группы его поддержали, и весь день со мной не общались. Что там наша группа, все с кем я была знакома, из других групп, тоже объявили мне бойкот. И даже все учителя высказали свое мнение, не в мою пользу. Дошло до того, что и зав курсом пришел глянуть, настолько новость распространилась, и пригласил к себе:

– Ну как, девочка, легче стало?

– Вы даже не представляете насколько.

– Тебе хоть нравится?

– Не поняла еще.

– Они тоже. Не обижайся, привыкнут. Но и их пойми. Природную красоту мало кто хранит, а ты, когда с косой была, словно русская красавица из сказки. Не искусственная, не выдуманная, а природой родимая! Помнишь вступительные экзамены? – я кивнула. – Так вот, признаюсь. Как увидели мы тебя, когда заявление подавала, так долго говорили, восхищались. Уж больно нам хотелось, чтобы ты, красоту-то русскую, к нам в вуз принесла. И свершилось ведь! И не просто ты красивая, еще же и умная, что, поверь мне, старику, редко бывает. – у меня слезы на глаза накатились, он встал, похлопал по плечу: – Ну, все, не раскисай! Время идет, все меняет. Уж не знаю, вырастит снова коса или нет, а люди привыкнут, да еще восхвалять тебя будут. Андрей-то, что сказал?

– Дурой обозвал и не разговаривает со мной.

– Это он погорячился. Ум отрезать невозможно. Он либо есть, либо… Ступай! И неси себя гордо!

– А вам хоть понравилось?

– Не обо мне речь. Хотя… Ты мне нравишься, ты! Хоть на лысо побрейся.

– Не, так не решусь. – мне стало легче, а еще через пять минут, взыграло внутри меня себялюбие и вернувшись, уже я ни с кем не общалась. Заговорили со мной через сутки, я не стала поминать им, хотя и лезла детская обида. Андрей мимозами прощение просил, да целую пару с кудряшками игрался. Возьмет локон, оттянет к плечу, отпустит. И так пока в бок не получил. Но львенком стал называть, хотя до этого никакое прозвище не использовал.

Пятое число легло на пятницу и Андрей, шепнул мне, что хочет уехать на сутки.

– Я быстро, туда и обратно. Поскучаешь?

– Зачем?! – улыбаясь, ответила я. – У меня Ирка есть, давно не зависали с ней.

– Так, что за новости? Не зависала она. – сомкнул брови, стараясь выглядеть ревнивцем, но тут же улыбнулся. Правда и улыбка спала так же быстро и Андрей добавил: – Весна! Ты помнишь что обещала?

– Я много что обещала, давай конкретней.

– Замуж!

– Андрей! Ну не торопи. Замуж. Ты что хочешь, что бы я к двадцати годкам не техникум закончила, а детей нянчила?

– О детях не думал, но почему бы нет?

– Мне не хочется. Ну, семья, заботы, обязанности…

– Виктория! – он нахмурился. – Почему ты всегда думаешь только о себе?

– А кто обо мне думать будет?

– О тебе я думаю, и буду думать! Не за тебя, конечно, а о тебе! Улови разницу. Ты же, ну хоть немного, подумай обо мне. О нас и так уже бог знает что болтают, а я тебя и поцеловать нормально не могу.

– Так целуй! – засмеялась я.

– А потом что мне делать? – он изменился в лице. – В общем, ставлю тебе на вид – я уезжаю, а ты решаешь, когда мне к твоей маме прийти и на какое число свадьбу назначить. Только не в мае! Не хочу маяться. Согласен на апрель или, в крайнем случае, на июнь.

– Лети, потом поговорим! – уклончиво ответила я.

– Нет, по прилету – или семья, или! – он не договорил, но мне и без слов стало понятно, что он имел в виду.

Покачала головой, поцеловала его в щеку и помчалась к Наташке, где ждал меня отец с братом.

Домой возвращалась затемно. Не успела с автобуса выйти, как столкнулась с Сашкой. Не ждала я его. Уж больно письма стали чаще приходить, длинные, да полные тоски по мне и любви. Читалось в них какая-то вина, но я гнала от себя пагубные мысли, мотивируя тем, что у меня бурная фантазия.

– Сашка! – ахнула я, ноги подкосились, а внутри червячок проснулся: «Вот, явился! Стоило только одному серьезный разговор завести, как второй нарисовался, привычную жизнь с головы на ноги переворачивать!»

– Так точно! – отрапортовал Сашка. – Прибыл сегодня!

Обнялись. Он к макушке губами прижался, да меня крепко обнял. Затем резко отстранился и давай меня рассматривать:

– Подстриглась!

– Только не начинай мораль читать!

– Не буду. Понимаю – тяжело. Но не привычно. Хороша, ах хороша! Всему городу, небось, голову кружишь.

– Да нет, десятку, не больше.

– Вика, Вика!

Мы пошли к дому. Он идет рядом, даже за руку не взял, немного понурый. Думаю: «с дороги, устал».

– Я сегодня приехал…

– Ты уже говорил.

– Да. Дома почти не был. Мы увидимся завтра?

– Конечно! Или ты не хочешь?

– Очень хочу! – остановился на углу улицы, что ведет к нашим домам, сжал мои руки. – Прости! Сегодня очень надо домой.

– Иди, конечно.

– Завтра значит?!

– Как скажешь. Ты хоть надолго?

– Увы, нет. На пару дней. С тобой повидаться. Так в десять или одиннадцать?

– Давай в одиннадцать, я хоть высплюсь.

– Договорились! Жду тебя в одиннадцать на ЖД, на нашем месте.

– На ЖД?

– Прости, дела с самого утра.

– Я понимаю. Хорошо, я приеду.

Он поцеловал меня в щеку, сделал шаг, но тут же вернулся и крепко обнял. Постояли минуту, и пошли к дому моему. На углу расстались, и я поплелась к себе, погружаясь в непонятное уныние.

Я летела на встречу, словно на крыльях, не думая ни о ком и ни о чем. Саша прохаживался у центрального входа в здание вокзала и был явно чем-то встревожен. Но я, тогда, заметив это, не предала значение ни его виду, не своему внутреннему голосу. Более того, возникшее предчувствие тревоги затоптала собственными ногами, спеша к нему. Он поднял голову и, увидев меня, пошел навстречу, все лучезарней улыбаясь, взял за руки, долго рассматривал, затем легонько подтолкнул, прося сделать кружок вокруг своей оси и, наконец, сказал:

– Как же я скучал! Как давно не видел тебя, что и позабыл, насколько ты прекрасна. А глаза, глаза то, как искрятся.

– Ну, так приезжал бы чаще.

– Не так все просто… – помолчал минуту, что-то там раздумывая. – И куда хочешь пойти?

– Да мне все равно, раз я с тобой.

И мы отправились гулять – парк, кинотеатр, кафе и снова парк. Затем опять в кино, где объедались мороженным, из круглых металлических стаканчиков, на тонкой ножке, политое клубничным сиропом и усыпанное крошками шоколада. День пролетел как мгновение и, выйдя после сеанса, мы оба удивились так быстро наступившему вечеру. Было еще достаточно прохладно, чтобы гулять ночным городом, да мне и спешить было некуда, мечтая о завтрашнем дне, так что когда Сашка остановил такси, я впорхнула в него и прижалась к нему, согреваясь после множества порций мороженного, да и морозного вечера. Всю дорогу он грел мои руки, нежно целуя их. Во двор дома заезжать не стали, вышли на углу и неспешно отправились к подъезду, ни о чем не говоря. Мне показалось, что он хочет подняться наверх, наконец-то познакомиться с мамой ближе, как вдруг женский голос, достаточно неприятный и требовательный, прогремел на весь «пяточек» домов, заставляя бешено колотиться мое сердце:

– Сашка! Ах, ты ж гад такой! Жена дома, а ты по девкам!

– Это мать моя! – взяв меня за плечо, глядя прямо в глаза, сказал Саша. – Я сейчас вернусь. Дождись меня, пожалуйста!

Он еще и отойти не успел, а я уже шмыгнула в подъезд. Именно – шмыгнула! Не зашла спокойно, не осталась на месте, выяснить, что да как. Скрылась, сбежала, струсила.

– Ты чего орешь на всю улицу?! – раздался его голос.

– Пусти, я хочу глянуть в лицо вертихвостке! – кричала женщина. – Или это твоя школьная пигалица?! Ты что, так ей ничего не сообщил?

– Что я должен был ей сообщать?!

– Что женат!

– Это ты так думаешь. Это вы так решили…

Дальше я уже не слышала. Я влетела к себе на пятый этаж, на тех же крыльях, что утром несли меня к Сашке, только они были простреляны, как и моя душа и сердце, которое и стучать забыло. Заперла дверь на все замки и закрылась в ванной, подставив лицо под холодную воду. Слез не было, лишь жар расползался внутри меня, сжигая все без разбора. В дверь звонили. Я зажала уши. Мать неспешно подошла к двери.

– Добрый вечер! – услышала я Сашкин голос. – Простите, что так поздно. Можно мне поговорить с Викторией?

– Я узнаю, дома ли она… – растягивая слова, сказала мама. Дверь хлопнула, она не пригласила его даже войти. Заглянула в мою комнату и позвала: – Вита! Ты дома?