Текст книги "Дура. История любви, или Кому нужна верность"

– Виктория! Вы уже всем доказали, что возможно час пробыть в старом противогазе. – я головой мотаю, все остолбенели и смотрят, не могут понять, что я хочу. Ну, пусть не вся группа, большинство. Учитель так же не понял. Видно подумал, что я и второй час сидеть собралась. А ответственность-то, он несет, мало ли. Вот и говорит: – Я мычание не понимаю. Предлагаю следующее – я автоматом пятерку, а ты снимаешь эту гадость с головы!

Естественно я сразу и сняла, и не за пятерку в семестре, я его слов вообще уже не слышала, а потому, что поняла – задыхаюсь. Но как здорово получилось! Стащила, значит, и говорю:

– Простите, но я никому ничего не доказывала, лишь себе. У меня крестный майор. Рассказывал, как им пришлось ночь в противогазе просидеть. Так что, это мой рекорд.

– Иди уже, рекордсменка.

На уроки я ходила исправно. И в скором времени нам объявили, что стрельбы начинаются и нам нужно явиться в форме и в тир, в цокольном помещении. Первый раз я пришла в брюках. К стрельбе меня допустили, но сделали замечание: девушки должны в юбках ходить, так по уставу полагается. Ну, я и пришла, вся форменная. Юбочка по моде, в обтяжечку, уж сколько сантиметров выше колен – не знаю, но много. Сорочка перешита, приталена, сапожки особый хруст издают. Волосы собрала, прошлый раз мешали. Вот только пагонов не хватает. Девчонки шушукаются, парни все заглядываются. Думаю, многие даже не узнали. К лестнице подошла и тут, снег на голову:

– Обалдеть! Нет, я догадывался, что тебе форма идет, но чтобы настолько! – Андрей, свалился неизвестно откуда, да еще как старый друг, улыбается и с ног до головы разглядывает, ходя вокруг меня. – Морскую форму зажала при мне надеть, хоть в этой увидел. Нет, а хороша-то как!

– Простите, мы знакомы? – брякнула я, а взглядом каким его одарила, могу только догадываться. Андрей изменился в лице мгновенно. Поджал губы, желваки забегали, сжал кулак, едва дотронулся до плеча и быстрым шагом исчез. Настроение у меня ноль. Щеки горят, мозги закипают. Пришла в тир, преподаватель офигел.

– У нас стрельба лежа! – прокричал он. Группа стоит на построении молча, переглядывается. А у меня же настроение уже на взводе истерики или скандала, поэтому отвечаю:

– Мы помним! Чего нервничать?!

– Так, приготовились, по списку, по трое! – сам стоит, на меня непонятно, то ли зло, то ли растерянно смотрит. Подошла моя очередь, а он меня за плечо взял: – В следующий раз отстреляешься.

– Вот еще! Я сегодня хочу!

– Рябиновый закат! – выругался, всех выгнал из тира. – Прошу!

Ну, я и легла, о нем забыла, да и о том, что ноги в чулочках. Лишь услышала, как он крякнул и чуть вперед меня прошел. Стоит, молчит, ждет. Выпустила я всю обойму, с мыслями об Андрее, Сашку тоже помянула, как и Виталика, с их любовью и нежностью. Военрук дождался, когда я поднимусь и заявил: – Сейчас увидим, Чуйкова, твой выпендрешь. – Пошел за мишенью. Идет назад, затылок почесывает. Вошли в класс, все настороженные. А он машет мишенью и, улыбаясь, говорит: – Видать и, правда, внучка маршала. Это кого же ты так расстреливала?

Ребята загомонили, спрашивают мой результат, а он, с гордостью, словно его заслуга: – На соревнование поедешь! И это, девчонки могут в брюках приходить. Я это, запамятовал, есть позволение.

– Ага, – говорю: – еще в первую мировую, женский батальон модничал, когда немцев бил.

На соревнование поехала, золотую медаль взяла. И с преподавателем подружилась, он мне распределение в ГДР выбил. Только я не поехала, мать не пустила, а замуж я к тому времени не вышла, увы, не традиция тут виной, а к двадцати годкам я никого достойного не встретила.

Только речь не о медалях и учебе, а о любовных моих делах. К ним и возвращаюсь.

С этого для, как мы столкнулись с Андреем, у меня снова тумблер переключился и я, весь вечер проговорив с Валерием Анатольевичем, повеселив его своими подвигами, пообещав заехать в гости, показаться красавишной, открыла шифоньер и принялась изучать свой гардероб, решив ударить, по себе любимой, новой «пилюлькой». Начала с костюмчика, что у бабуленьки нашла, а уж затем и новые платьишки с мамой нашили, да все яркие и короткие. Уж не знаю, видел ли меня где Андрей, я его не встречала. Но ухажеров прибавилось. И первым, с кем я решила в кино походить, был наш Сашка Д. Случилось это на практике, которая у нас началась, ну, как и в тот год, когда я с катушек слетела.

Пришли на лабораторку, а у нас ее ведет мой бывший одногруппник, Саша Мельников. Два дня он меня не трогал, никак не выделял, а на третий не сдержался, позвал:

– Приветик! Ну, как живется?

– С чувством, с толком, с расстановкой!

– Ты изменилась!

– Постарела на год.

– Вит, что с тобой?

– А что со мной?

– Ты красивая, умная, милая. Чего ежишься?

– Так жизнь не перина. Саша, давай без философии, мы же столько друг друга знаем.

– В том то и дело.

– Саш, выкладывай, ты же не просто так меня позвал.

– Не просто так. Давай выйдем, прогуляемся по коридорчику.

– Давай!

Мы вышли, прошлись в одну сторону, затем в другую. Начал он с того, что сообщил – группа на практике, я знала, кивнула.

– А мы с Андреем ничего не искали, в родные города не поехали, тут отрабатываем.

– Это же здорово! Саш, ну ты же у нас головастый, с первых дней всем помогал.

– Ты словно через сито все просеиваешь. Я сказал, Андрей так же тут.

– Я слышала. Ты чего хотел, чтобы я запрыгала и в ладоши захлопала?

– Нет! Хочу спросить, к нему совсем охладела?

– Давай не будем! Тем более что он не сохнет от тоски.

– В том то и дело! Вита, пока не поздно, зайди к нему, он тут рядом. – я замотала головой. – Прошу, не торопись. Он мой друг. Я не хочу, чтобы он себе жизнь испортил.

– А он может? Саня!

– Может! И сделает, если ты не удержишь.

– За булавками отпустишь?

– Не смешно. Он в субботу женится! – Сашка это прокричал, да так, что я действительно поняла, ему не безразлично. Попятилась, замотала головой, собралась было зайти за сумкой да смыться быстренько и как можно дальше, но ноги не шли. А Сашка повторил, но уже тихо: – Женится!

– Что же, это хорошо. Я видела их, она как птенец ему в рот заглядывает. Будет его ублажать.

– А ему это надо?!

– Значит надо, раз печати ставят. Или ты вспомнил про ту бумажку, что он на первом курсе нарисовал. Хочешь, чтобы я ее отыскала и в загс с ними пошла, опротестовать, заявить о двоеженстве? Нет, Санечка, я никого и никогда на себе женить не буду. Я любви хочу настоящей, с взаимным уважением. И в замужестве присмыкаться не буду.

– Вита! Не о том мы сейчас! Он же тебя любит! Любил и будет.

– Любил – наверное. Но вычеркнул с легкостью и быстренько. Прости! Давай вернемся в класс. Пересуды нам не нужны.

– Да о чем ты?! Вита!

– Нет! Счастья им и долгих лет жизни. – ушла, села за стол, взяла сумку, слезы льются, Сашка видел, как я не старалась сдержаться. Сама не заметила, как залезла в свой потайной карман, где лежали, давно мною не доставаемые, сокровища. Взяла нарисованное Андреем свидетельство, истерически рассмеялась, извинилась и умчалась. Сашка лишь руками развел. Долго по городу гуляла, пока не замерзла. Приехала домой и к Ирке, сама не хотела оставаться. А она тоже на практике, да мне так обрадовалась, что аж запрыгала. Ей надо было гипс накладывать попрактиковаться, ну она меня и уговорила. Так работа нас захватила, вернее ее, моя рука вместо модели была, что я забыла про все горести. Здорово у нее получилось, снимать жалко было. Она меня и уговорила с ней в больницу сходить, показать руководителю. И мы пошли. Правда я глупость, очередную, сделал, зашла к маме на работу, сказать, что надо уйти. А она заметила, да так испугалась, что у меня язык не повернулся сказать, что это Иркина практика. Мама со мной домой собралась, но я на Ирку сослалась, сказала, что мы идем в нашу больницу и так далее, уж не помню, что еще. Ушли. Естественно, практику Ирке засчитали. Она даже пару справок стащила, мне написала, так на всякий случай. Вечер мама за мной ухаживала. Порывалась профессору звонить. Я заверила, сама съезжу. Думала дня два похожу, Ирка огорошила, дней десять, не меньше, надо. Ну и… Утром я в технарь поехала, думаю, как так прокрутиться, чтобы никто не заметил, но не тут то было. Дубчак на улице курил, глянул на меня и глаз прищурил.

– Что произошло? – пристал с вопросами. Они всей общагой весь вечер обсуждали, чем закончится полученная мной информация. Мельников Саша, говорят, сам себя обложил, как только мог.

В общем, я молчу, пальто снимаю. Волей не волей, а все увидели. Дубчак сумку мою забрал, заверил, что домой проводит, да и вообще, он теперь рядом будет. Мельников ничего не сказал, но испугался. Я видела. Выскочил, умчался. Я тоже поднялась, за ним пошла, слышу, Андрей его материт и говорит:

– Вот кто тебя за язык тянул! Счастье, что она еще пришла! А теперь подумай, если бы не руку, а… Эх, я даже не знаю, что тебе сказать.

– Да пошли вы, со своими партиями, шахматными. Женишься?! Вот и женись! Я больше и слова не скажу. И вообще – иди ты…!

Я едва успела за стол присесть, как он вернулся:

– Вита! Может домой?

– Нет, спасибо! Я под анестезией. – ответила и краской залилась, оказывается совесть у меня жива была.

После услышанного, я с рукой, как со знаменем ходила, выпячивала, выставляла, решив так Андрею больно делать.

Неделю все обхаживали, от первой группы конспекты передавались, преподаватели сочувствовали, Саша Д. домой провожал, конфеты, мороженное, цветочки… Видно то, что Андрей женится, всем руки развязало. Многие стали на свидания приглашать, но я пока на Сашке Д. остановилась и даже присматриваться начала. Уговаривая себя, что я не хуже остальных, а даже лучше, да зачем мне это затворничество, кому верность хранить – некому же. Так что – в кино ходила, за ручку держалась, а вот целовались или нет, долго не могла вспомнить, пока не всплыл в памяти один случай.

Мы часто ездили на сутки в своеобразный поход. Не далеко, в Ясиноватовский лес. Туда заказывали автобус, отправлялись в пятницу, или субботу, сразу после занятий, обратно пешком возвращались. Зинсанна всегда брала с собой некоторых родителей, в принципе это была определенная группа, уж чьи они, за давностью лет не помню и они, ближайшие три часа очень нас блюли, затем это все сглаживалась, и ночь мы проводили у костра, распевая песни, рассказывая байки. Ну, а кто с кем уединялся в палатках – это дело каждого, причем личное. Так вот, однажды, перед очередным походом, уж не знаю, с чего все началось, поспорили Танька с Лидой, что Татьяна за считанные минуты соблазнит Вову К, да в себя влюбит. Я слышала, мнение высказала, но ни отговаривать, ни свидетельствовать не взялась. И вот, в походе, после долгого вечера, я и скрылась в ближайшей палатке, так захотелось побыть одной, что просто жуть какая-то. Собственно мне часто этого хотелось, причем в непредвиденное время. В такие моменты я часами колесила в транспорте от конечной до конечной, но тут транспорта не было, а домой самой не отправиться, посреди ночи, разума хватало. Ну, я и шмыгнула в палатку. Недолго монашествовала, Сашка появился, стал расспрашивать, чего спряталась, обидел ли кто. Постепенно угомонился и мы, сев в самый угол, шептались, ни о чем, как Танька с Вовкой, буквально, ввалились и принялись налаживать контакт. Сразу подать о себе сигнал, мы как-то с Сашкой, не успели, что ли, затихли. И он воспользовался моментом, проявил смекалку. Молодость. Минутное замешательство. Рядом сопение учащается, я и отстранилась, соблюдая такт, к выходу двинулась. Оказавшись снаружи, мы с Сашкой присели к остальным, а затем решили немного пройтись. Вот тут, да, целовались. А дальше… Видно чувства у меня были не те, чтобы запоминать, а возможно так и не зародился «огонь любви» между нами.

В общем, этот поход был насыщенным. Танька с Вовкой, мы с Сашкой. Затем, помню, решили нас мальчишки напугать и стали страшилки рассказывать, про приведение и прочее. Зинсановна с родителями своей компанией, не у костра. Как вдруг в кустах треск раздался. Мы не насторожились, мало ли кто по нужде отошел. Слышу, притихли наши. Мы с Сашкой в стороне стояли, принялись прислушиваться, что да как. Смотрю – за деревьями нечто белое колышется, причем на достаточной высоте. Разговоры у костра еще тише. Я Сашку толкнула и рукой показываю. Он насторожился. Минутка и эта непонятная субстанция к кромке деревьев подплыла, до нашей группы метров пять. Девчонки повизгивать стали. Честно скажу, тоже струхнула, от этого и подалась вперед, рассмотреть и понять. Начала сверху – на белом два черных круга, посредине непонятная полоса, изнутри светится. Смех меня разобрал. Сашка не понял, думает – истерика от испуга, собой закрывает, а я ему:

– Сань! Да это же кто-то из наших прикалывается.

– Нет! Не считая новоиспеченной парочки, все у костра! Это что-то чужое.

– Да брось. Я еще в школе так бабушкиных соседей пугала, когда мы с детворой их сады обчищали. На шарик простыню накинем и к ставням или дереву привяжем.

– А ты не такая послушница, как я думал.

– Ты даже и представить не можешь, насколько заблуждаешься.

– Об этом потом, надо с тем разобраться! – и к группе собрался идти.

– Стой! – говорю: – Не время.

– Вика!

– Не шуми. Сейчас должно самое интересное начаться.

– Ты так спокойна.

– А чего бояться. Подростки прикалываются, вон, ноги в кедах.

– Я тоже в кедах.

– Размер! Ты не спорь, давай их обойдем. Они над нами шутить вздумали, а мы их пугнем.

И мы, прячась за палатками, обходя блики костра, пошли. А гости наши уже завывать начали, то отойдут, то приблизятся, но не выходят на поляну. Естественно многие уже подскочили, гостей раззадоривают, визжат. Тут мы с Сашкой сзади «приведения» оказались и подали голос. Ребята от неожиданности на ногах не удержались. Нижний оступился, верхний с него и свалился. Оказалось, это группа их физкультурного техникума. Они тут на своих каких-то сборах по ориентированию. Услышали наши байки и решили прикольнуться. Естественно я не смогла сдержаться, за отца спросила. Они его уважали, мне было приятно. А еще нас предупредили, что лучше не ездить в эту местность. Ну, по крайне мере одним, без соответственной охраны. Нехорошие людишки, беглые, стали в лесу появляться. Посидели с нами немного и ушли к своим. Мы, правда, больше в этот лес не ездили.

Затем ребята заснули прямо у костра. Тут мы, барышни, проявили фантазию. Колоши брюк их сшили, да угольком усы и бороды нарисовали. Только Сашка и Вовка незапятнанным остался. Сашка со мной был, ну а Вовку с Танькой никто не трогал. Все же совесть меня мучает до сих пор. Танька морочила голову Вовке с полгода, а по осени вышла замуж за другого. Вова сильно переживал, правда, мне было больно за него.

Но вернусь к себе. Сашка стал бывать у меня дома частенько. Даже летом приезжал. У меня не оставался, у него, как оказалось, тетка в нашем техникуме преподавала, но он это не афишировал. Мы настолько с ним сблизились, что я даже решила ехать с группой на картошку. Естественно матери пришлось писать расписку, что она берет ответственность на себя.

Приехали мы не в Макстрой, а в Кременчуг. Парней поселили от нас за семь км. В нашей комнате должна была жить преподавательница, но мы видели ее пару раз. Где преподаватели обитали, что делали – не интересовалась. Сашка с Вовкой К. к нам бегали каждый вечер, затем назад. Марафон приличный был, ежедневно. Ладно Сашка, у нас с ним как бы любофф собиралась быть. Вовка летал окрыленный, а Танька все тянула, сказать ему, что у нее есть парень, что она замуж собирается. Грустно и печально, но я отмалчивалась.

Ночи же мы проводили одни. О чем быстро узнали местные и повадились к общаге приходить. Как-то среди ночи, я спала под самым окном, разбудило меня мужское: «Привет!» Глаза открываю – в форточке рожа неприятная, да запах перегара. Недолго думая – вскочила и к столу. А он мне:

– Скучаете? Развлечемся?

– Ага! – говорю: – Сейчас! – чайник схватила и его окатила, вместе с тем и свою постель. Хорошо кровати у нас лишние были. Перелегла. Гость выматерился, потом они там поржали и удалились. Естественно мы преподавательнице сказали, она пару дней осталась у нас и, так как ничего не происходило, снова стала на ночь уходить. Наши мальчишки намеревались у нас остаться, типа охранять, но мы не могли этого допустить. Ох уж эта «комсомольская» сознательность! Да еще в меня молодой препод втюрился, что нашу Зинсанну заменял. Придет, бывало и сидит часами, чаи с нами распивает. Одно хорошо, мне норму дописывает, да нам лучшие наряды выбивал, чтобы его группа не переутомлялась. А чего нам переутомляться? Когда парней в пять раз больше. Нас, девичьих групп, всего три, остальные мальчишечьи. Они нам и ящики с картошкой подарят, для количества и норму нашу перевыполнят, чтобы на свидания сходить, да на танцах пригласить. А местные еще раз, так это точно наведались, но уже не в нашу комнату, а к другим. Девки давай орать, да в коридор выскакивать, а там, на окнах еще висят, улюлюкают, да похабщину предлагают. Пришлось выходить, наорать на девок, разогнать по комнатам. Ну а парни, как только все разошлись, так и удалились. Им же эффект нужен был, беготня, голые ножки и не только, крики истерические – типа веселье получают.

В общем, колхоз закончился, началась учеба. И…, что вошло у меня в привычку, как только отношения стали более близкими – в больничку. Ах, как же это хорошо на всех влияло. Я – под присмотром профессора Левицкого, процедурки принимаю, да с Валерием Анатольевичем душу лечу, купаясь в его застенчивости, сдержанности, интеллигентности и искренней, чистой любви ко мне. Сашка и отхлынул. Грешным делом погрустила я пару дней, затем решила, что его ко мне Андрей приставил, поглядывать, что да как, чтобы чего не натворила с собой. Уж больно Сашка глаза прятал, да сторонился. Может и не выдумала я, может, так и было. Это же лет через тридцать он мне позвонил, поболтали, как друзья. Он и проболтался, что у него дома, в Черниговской области, невеста ждала, он на ней и женился. Получается, я его для нее блюла, своими непорочными отношениями.

После расставания с Сашкой я новую веху не открыла, просто жила, дружественно со всеми, больше с неразлучной четверкой общаясь, Вовкми, Славкой и Юрой. И была у них, словно друг в юбке. Уже к выпускному, сидели мы на аллейки у технаря, я и спросила:

– Скажите мне, други мои, девушка я или как? Что же вы все ко мне с советом, что девушке подарить, куда пригласить и тд? Аж обидно, чесслово!

На что получила в ответ:

– Так ты же сама приручила!

Лучше бы и не спрашивала! А вообще мне нравилось с ними гулять. И цветами одарят, и домой проведут, да контрольную решат. Раз мы с ними, решили за Вовку К. Таньки отомстить. Пришли под дом, где она с мужем жила и давай орать:

– Таня! Выходи гулять! – часов девять вечера было. Ели от наряда смылись. Она со мной потом неделю не общалась, но мне то что.

Нет, правда, лучше бы я не спрашивала у ребят. Поступили они после нашего технаря в Одесский институт и принялись мне письма писать, с предложениями. Пришлось снова дружеские отношения налаживать. Как бы там ни было, а приехал один Вовка Козлов, мы даже с ним на свидания пару раз сходили. И снова все застыло.

Видать, порча на мне.

Последний год учебы, да производственная практика. Были вечера, совместные с военным училищем. Были мимолетные знакомства и свидания. Одну из таких историй расскажу.

На свадьбе у Таньки П. я познакомилась с друзьями жениха, поверхностно, на одно мероприятие. Слово за слово и поспорили, что я номер телефона запомню без записи. Продиктовали мне один, уж и не помню кого именно. Договорились, что я через день позвоню. Вроде как Танька этот номер не знала. Позвонила, поболтали и все. Затем, через время, Танька меня в гости пригласила, на их маленькую годовщину. Я и поехала, тем более что моя сестра Наташка в соседнем доме жила и ее проведаю, может, заночую. Побыла я в гостях недолго, к тетке с Наташкой не вернулась, домой поехала. Снова меня волна уединения накрыла. В это время я на практике, на шахте Октябрьская работала. Однажды мама в окно заметила, что у нашего подъезда, вот уже несколько вечеров исполкомовская машина стоит. С бабами они этот вопрос пересудачили, никто в доме новый чин не получил. Мне же сказала, думала, может я, что слышала от друзей. Пожала я плечами, да и забыла. Вечерами я дома, подружки на свидания разбегались, я – одинокая. Машина стоит. А тут мне ночные смены предложили, естественно за добавку к зарплате. Я и согласилась. На работу к двенадцати ночи, ездила всегда на час раньше. Выхожу – стоит. Иду на остановку, машина медленно за мной. Сердце екнуло. Обрадовалась, что автобус сразу подошел. На следующий день та же картина. Стала в окно поглядывать, машина ехала до самой шахты. Третий день, вышла из подъезда и сразу к машине. Водитель вышел и мне дверь открыл. Довез меня на работу и умчался. Я всю ночь думала, где его видела. Но не могла вспомнить. На четвертый он спросил, в котором работу заканчиваю. Я, естественно сказала. Выхожу – стоит. Домой домчал и смылся. И так до конца практики возил. Оказывается, мы у Таньки на свадьбе познакомились, вторично у нее уже в гостях встретились. Оттуда он и проследил, где я живу. И как я двухметрового хлопца не заметила? Он возил главу нашей области, а так как, время простоев у него было, он тратил его на меня. Всю практику я как белый человек на работу добиралась, за исключением тех дней, когда его руководство по области разъезжало. Дальше этого отношения не зашли, лишь пару раз мы по вечернему городу покатались. Правда, он сделал мне предложение, пожениться, но как я могла, если еще и привязаться не успела. Ждать товарищ долго не стал, уехал по делам и встретились мы с ним года через два. Я уже в управление работала, он руководство привез. Женат был, ребенок. А что, правильный парень, не гулящий. Понравилась девушка – кольцо на палец, печать в паспорт, а затем, и привязываться можно.

Забавный случай произошел, пока я с ним общалась. Подъезжаю я как-то на работу, в первую смену, он меня к центральному входу, высадил, я пошла. За нами директор шахты приехал, сразу. Номера увидел, из машины не выходит. Шухер на шахте поднялся, думали проверка негласная, мол, подослали кого. Пока суть да дело, пока поняли, кто вошел, времени прошло часа два, а то и больше. Вызывают меня в приемную. Я, естественно иду, ничего не подозревая. Секретарь предо мной дверь открыла, директор поднялся, руку пожал, знакомясь. За стол усадил, как работается, спрашивает. Чай принесли, угощает. А сам ненароком расспрашивает, кто я, кто мои родители ну и прочее. Много говорить не буду – подружились мы с ним. Я даже вместо двух месяцев аж до сентября работала, и меня ждали после окончания. Да и посмеялись мы с директором, когда я, честно, как перед священником рассказала историю знакомства с «моим водителем».

Сентябрь прошел ровненько, за ним и октябрь пролетел. Последний год, дипломный мандраж, подготовка к госэкзаменам, частые практики… Время летело незаметно.

Как-то приходит мне необычное письмо. Вместо обратного адреса номер. Я тогда еще не знала, что так колонии да тюрьмы обозначаются, пробел случился в мамином воспитании. Вскрываю конверт, читаю и ничего понять не могу. Обращаются ко мне, куча воспоминаний и лести, какой я замечательный человек. Дошла до подписи – Лелик объявился. Правда я и вопросом не задавалась, куда это он пропал, а он, оказывается, сидел. И стали мне письма приходить, с мольбою ответить, мол, на путь праведный только я его вывести смогу. Не ответила ни на одно письмо – мне незачем было. А он все писал, я их все в ведро выбрасывала. Мама, скорее всего, видела. Ирке естественно рассказала, да Наташке. Постепенно ему надоело писать, а может и девчонки сжалились, сами писали. Но в один день, хорошо мама дома была, звонок в дверь. Она открыла. Слышу, меня зовут, она не кличет. Вышла, стоит какой-то чмырь, наглый и говорит, что весточку привез. Она меня к себе отправила, вышла, дверь закрыла, сказала ему нечто, понятное только им двоим и на этом эпопея Лелика для меня закончилась. А на пороге седьмое ноября. Праздник и матушкин день рождения. Уговорила она меня в парк съездить. Ирка с нами увязалась, договорившись с друзьями, где вечером сострелкуемся. Чинно, втроем, прогулялись по аллеям «Щербакова». Курсантов – видимо – не видимо! Ирка головой крутит, мама с ней, да еще смеются, меня дергают, жениха мне выбирают.

Молчу, на провокацию не реагирую, пусть развлекаются. С друзьями встретились, те давай меня уговаривать, мать с ними:

– Погуляй! Сколько можно в четырех стенах сидеть?!

Поддалась на уговоры. Маму провели, уже компанией прошлись и на танцплощадку двинули. Сначала стояли в стороне, хихикали, глядя на тех, кому за тридцать. Девчонки и с ними поплясали. Я все забор подпираю. Наконец советские хиты закончились, молодежный тусняк начался. Мои визжат, подпевают, я пытаюсь веселость найти. Я уже давно, как с Сашкой простилась, русскую музыку не слушала. Мне «Квин» нравился. Я, переводя, улавливая суть содержания, свои слова накладывала и мы с Иркой, горланили громче Фредди Меркури, получалось он у нас на подпевке. В общем, вечер плавно движется к ночи, я потолкалась немного, думая, как бы к десяти дома быть, а то отпустить меня отпустили, а время сто лет назад оговорено. И тут как в сказке. Через всю площадку идет он! В военной форме, правда, таких тут море было. А он выделяется, красивый, подтянутый, интеллигентностью за версту тянет. Военная выправка не одного поколения. И ко мне. Каблуками цокнул, головой кивнул, приветствуя и:

– Разрешите пригласить!

Стою, глазами хлопаю, думая куда бежать. Мои зашушукали. Позволила. Молча, в вальсе кружили. Я все думала – это их так в училище мунштруют, или он бабник, спецом научился.

Музыка закончилась, к нашим подошли, те давай знакомиться, а он мою руку не отпускает. Меня же, как током бьет, в висках стучит: «Бежать!» Второй, третий танец, молча. На четвертый он говорит:

– Значит, я не ошибся. Русалочка голос свой за ножки отдала, чтобы так двигаться.

Хмыкнула в ответ и отмолчалась. Он с разговорами не лез. Девчонки его себе тянут, а он извинился, отошел в сторону, махнул рукой, и всех разобрали, такие же курсантики как он.

Музыка играет, а он стоит, в глаза мне смотрит. Отвела я взгляд, затем сообщила:

– Мне, пожалуй, пора!

– Еще же рано!

– А у вас разве время увольнительной не ограничено? – он лишь улыбнулся. – Везет! – говорю: – У меня, увы, в рамках.

– Пожалуйста, всего один танец.

– Хорошо! Но лишь для того, чтобы подругам сказать, что я удалилась.

Один танец, затем сообщила об уходе, девчонки за мной, кавалеры с нами. Уж о чем там девочки мечтали, не знаю, только в троллейбус он один зашел, остальные в училище подались. Девчонки за него принялись, а он все на меня поглядывает.

– Русалочка! Голос есть, я слышал, скажи еще словечко.

– Не могу! Мы не представлены! – все давай хохотать, не понимая, что я имею в виду. Он улыбнулся, снял фуражку, снова каблуками стукнул и отрапортовал:

– Юрьев Евгений Юрьевич! Курсант третьего курса, в дальнейшем лейтенант связи.

– Третьего! – вздохнула я. – Такой молоденький.

Тут девчонки своими именами его засыпали, а он кивает и на меня смотрит:

– Русалочка, как твое имя!

– Виктория! И давай без сказок.

Дальше ехали, слушая его ответы на вопросы моих подруг. Провел к самому дому. Я на часы смотрю – десять, ему два часа, как минимум назад ехать, но не встреваю. Все-таки курсант третьего курса! В подъезд зашел, удержал за руку:

– Жду каждую субботу, у фонтана! – и убежал. Я даже вышла посмотреть, а он, придерживая рукой фуражку, понесся по трассе, в обратном направлении автобуса.

– Вот балбес! Хоть бы спросил дорогу. А чего это я? Курсант! Будущий лейтенант!

Пошла домой, Ирки на второй площадке меня ждут.

– Ты и этого отфутболишь? – накинулась на меня Ира.

– Скажи сразу. – подключилась Рыбакова. – Я за него возьмусь.

– Взяться-то ты возьмешься, удержишь ли? – спросила я. – Не обижайся, я по-доброму. Это же залетные. Закончит и поминай, как звали!

– Если тебя бросили… – начала Рыбакова.

– Я домой! – перебила я. – Завтра доскажешь.

Ушла. Всю ночь мне снились все мои претенденты, закрывая собой Юрьева. А он там был, в моем сне, я чувствовала. Я во сне борщ варила, пытаясь его накормить.

Ради интереса мы с Иркой в следующую же субботу поехали в парк. Раз пять к фонтану подходили, его не было. Встретились через неделю, он сам приехал к дому. Стоит под подъездом, ждет. Я же на пятом, не выглядываю. Ирка со своего второго все видит, прибежала:

– Бросай ты свои учебники! Все равно умней, чем родилась, не станешь. Он ждет!

– Кто он-то?

– Юрьев!

– Это кто такой?

– Здрасьте! Курсантик. Витка! Ты прикидываешься? Тогда зачем мы в парк ездили?

– У меня выборочная память на имена. Кто как не ты должна это знать. – сама одеваюсь. – В парк ездили – погулять!

– Глаза накрась!

– Еще чего!

– Накрась, говорю!

– А если не узнает? Или я, обозначив красоту, убью чего доброго парня? – сама же уже у двери.

Пронеслись, как Газели пять этажей, хорошо вниз, у входной двери отдышались и вышли, словно куда собрались. Он сразу заулыбался, к нам подошел:

– Простите! Ой, рад снова встретится! Здравствуйте! Простите, прошлые выходные я без увольнительной.

– На губе значит сидел! – кивнув, приветствуя, сказала я. – Мог бы уточнить, как отсюда короче добираться.

– На губе! – смеется Женька. – Ты не только красивая, а еще…

– Могу и уйти, если сказки не прекратишь рассказывать.

– Не слушай ее! – встряла Ирка: – просто у нее….

– В роду полно служивых! – поспешила перебить я, боясь, что Ирка о Сашке вспомнит.

Мы, втроем, поехали гулять, а я иду и отчего-то Льва Толстого вспоминаю и даже не его биографию и не произведения, а то, что в школе его проморгала, диагонально читая, что сочинения не по нему писала, как все из класса, а на вольную тему упражнялась. Вот сейчас бы не хмурила брови, не поглядывала на парня искоса, а знала, заранее, чем закончится встреча с военным. А собственно, почему это вдруг вспоминаю, еще совсем недавно я уже пользовалась великими мыслями, в собственных целях. «Ах, – думаю я: – хорошо, что я не столь ранима как Анна Каренина. Но настолько ли я далека от Ростовой?»

Прикосновение к моей руке отрезвило меня и я, в скоростном режиме, отправила свои мысли в отпуск, и взялась радоваться, непосредственно сей минуте. А Женька очаровывал. Его присутствие возвращало мне меня. И что было самым интересным – он не акцентировал внимание на себе, не старался угодить, удивить, одарить подарками. Нам было так хорошо с ним, и даже Ирка уже не спешила исчезнуть. Простились рано – все-таки у него режим. Ирка взгрустнула, сразу по двум причинам: что он так рано удалился, а она не додумалась смыться раньше. Я же была рада, ибо чувствовала – влюбилась. Не до головокружения, но уже на грани. Не помню, о чем мы с подругой болтали, как добрались домой. Вид мой, наружно был настолько беззаботный, что Ирка, прощаясь, выпалила: