Текст книги "Она уже мертва"

– А нечего было красть. Никто не берет с собой деньги и ценности, отправляясь на прогулку.

– Какая-то бессмыслица. Это место казалось мне самым тихим на свете. Самым спокойным. Рай на земле.

– Неужели? – Шило пристально взглянул на Полину. – Неужели ты все забыла?

Она выдержала взгляд и с горечью произнесла:

– У меня было гораздо больше поводов, чтобы забыть, чем у тебя. Чем у всех остальных.

– Прости.

– Ничего.

Снова начал накрапывать дождь, и Полине захотелось уйти отсюда. Вернуться в дом Парвати, а еще лучше – уехать прочь, первым поездом, первым самолетом, в такой понятный и безопасный Питер. Люди, которые окружают ее сейчас, – в сущности совершенно чужие, несмотря на номинальное родство. И, если бы не смерть бабушки, вряд ли все двоюродные братья и сестры собрались бы вместе. И вообще когда-нибудь увидели друг друга.

Стоп-стоп. Парвати и ее завещание. Имущество достанется лишь тому, кто будет присутствовать у нотариуса. Быть может, именно с этим связано нападение на Тату?

– Ты подумала о том же, что и я? – неожиданно спросил Шило.

– Я подумала о завещании.

– Да. Вывести из игры слабонервных дамочек. Сначала актрисуля, затем наш доморощенный экстрасенс, который всех здесь достал своими мутными откровениями… Возможно, пуганут кого-нибудь еще.

– Хорошенькое «пуганут». Человек едва жизни не лишился.

– Но ведь не лишился же! Да и я вовремя подоспел. Думаю, на Тату напали за несколько минут до этого.

– Не сходится, – покачала головой Полина.

– Что не сходится?

– Тот пролом в стене – единственный путь сюда?

– Других я не знаю.

– Ты говорил о спуске к морю. Вроде бы он был здесь…

– Теперь все изменилось. Мы стоим ровно на том месте, где он начинался. А теперь его нет. Новый хозяин дома все перестроил.

– В таком случае… Если речь идет о нескольких минутах… Ты не мог не встретиться с налетчиком. Возле пролома или на улице…

– Никого я не видел, – Шило досадливо поморщился. – Ни одной живой души. За эти три дня мне вообще никто на глаза не попадался, кроме драгоценных родственников.

– Тебе не кажется, что это странно? Сначала все эти сюрпризы под подушкой, потом Аля с ее обмороком, теперь вот Тата. И никаких концов не найти.

– Может, мы просто не там ищем?

– А сам-то ты знаешь, где искать?

– Пока размышляю над этим, – к Шилу вернулась его обычная самоуверенность. – Но на традиционный для следствия постулат «ищи, кому выгодно», вырисовывается довольно оригинальный ответ…

– Какой же?

– Выгодно всем нам.

– Чушь! – возмутилась Полина. – Как мне… или Ростику, или Гульке, или несчастному Лёке может быть выгодно несчастье с Татой?

– Что, если она, оклемавшись, захочет убраться отсюда? Не дожидаясь дележки имущества. Одним соискателем станет меньше, нет?

– Ты это серьезно?

– Шучу. Будем исходить из того, что все мы – благородные и совестливые люди, а не какие-нибудь охотники за дармовым наследством. И что все мы – худо-бедно – братья и сестры. Родная кровь. Но лучше нам держаться вместе. Приглядывать друг за другом. Чтобы не возникало лишних подозрений.

– Я никого не подозреваю.

И снова в глазах Шилу зажегся уже знакомый Полине недобрый огонек. И снова она подумала о том, что совершенно не знает этого молодого мужчину с бугристым лбом и крепкими кулаками. Если теория о том, что преступники и люди, которые их ловят, представляют собой один психологический тип, верна, то бежать от него нужно уже сейчас. По раскисшей глине, не разбирая дороги. И не в сторону дома Парвати – прямо в противоположную. Туда, где находятся вокзалы и аэропорты, и масса людей, среди которых можно затеряться. Вся история с внезапным нападением на Тату оставляет больше вопросов, чем ответов. И строится лишь на рассказе самого Шила, но что бы сказала Тата?

Именно Шило не пустил к ней Полину.

И о состоянии маленькой художницы известно лишь то, что ее жизни ничто не угрожает. Но ведь Шило не врач, и его наспех поставленный диагноз не стоит ровным счетом ничего. Когда Полина столкнулась с ним на лестнице, он выглядел не просто озабоченным, – взволнованным и немного суетливым, как человек, который явно пытается что-то скрыть.

– Я бы хотела вернуться к Тате.

– Да, – Шило все еще не сводил с кузины пристального взгляда.

– Ты останешься здесь или пойдешь со мной?

– Все, что мне нужно было увидеть, я увидел.

– Тогда возвращаемся?

Он кивнул и первым покинул смотровую площадку. Полина двинулась следом. По дешевой спортивной куртке Шила колотили дождевые капли, вспыхивая в неверном свете дня яркими точками. Ткань перестала походить на ткань – теперь она больше всего напоминала доспехи. Или – панцирь. Или… жесткие, сведенные вместе крылья.

Жук-навозник.

Жук-навозник из коллекции, впопыхах оставленной Полиной в мастерской. Кем бы ни возомнил себя Шило, кем бы ни считали себя все остальные, они – лишь насекомые, пригвожденные булавками к плотному картону. Они не представляют никакой опасности и не в состоянии сдвинуться с места до тех пор, пока владельцу коллекции не придет в голову снять их. Какой будет их дальнейшая судьба – неизвестно.

Мысль о таинственном коллекционере не покидала Полину. Лишь единожды она обернулась, чтобы взглянуть на виллу. И только теперь увидела ее название, выложенное испанской разноцветной плиткой прямо над входом:

MARIPOSA

Бабочка. Странное, безыскусное имя для такого большого и богатого дома. Интересно, какая бабочка имелась в виду? Бабочка-капустница, бабочка-огневка? Или что-нибудь экзотическое, с размахом крыльев в двадцать сантиметров?

У самого пролома Шило, словно вспомнив, что он не только полицейский, но и мужчина, галантно подал ей руку. Рука оказалась мягкой, почти безвольной. Едва продравшись сквозь кустарник и выйдя на дорогу, они нос к носу столкнулись с Ростиком.

Гонцом, от которого не приходится ждать хороших вестей.

Вот и на этот раз весть оказалась дурной:

– Где вы ходите? – крикнул Ростик. – Аля исчезла!..

Часть вторая
Убийцы

Август. Белка

…Бухта оказалась странно пустынной в этот час. Метрах в трех от воды лежал баракан, находящийся в пользовании МашМиша, а их самих как ветром сдуло. Поначалу Белка подумала, что они купаются, но морская гладь была чиста. МашМиш – не такие уж классные пловцы, чтобы устроить заплыв на километр или два. Обычно они торчат у берега – там, где вода доходит им едва ли до плеч, и бестолково машут руками, имитируя стиль «баттерфляй». Изредка Миш подныривает под сестру, и тогда Маш визжит так, что слышно не только в окрестностях поселка, но даже в Турции. Но сейчас никто не сотрясает воздух криками. Одно из двух: либо МашМиш утонули, либо…

Скалы вокруг бухты здорово сужают обзор!

Если стоять наверху, у самого начала тропы, видно почти все побережье, а здесь – только линию горизонта, с двух сторон ограниченную нагромождением камней. Но Белка знает: за скалами слева берег чуть более пологий, там построены мостки, с которых ловят рыбу местные мальчишки и примкнувшие к ним Ростик и Шило. А скалы с правой стороны – лишь начало угрюмой гряды, самой настоящей «мертвой зоны» – ни пляжей, ни бухт в этой части нет. Разве что несколько гротов, вода из них не уходит никогда – так, по крайней мере, утверждает Шило, все здесь облазивший.

Чтобы чем-то занять себя, Белка решила поискать куриных богов – маленькие плоские камешки с дыркой. Если найти такой камешек и повесить себе на грудь – исполнение желаний обеспечено. Один камешек – одно желание, а у Белки их, как минимум, пять. Три из них связаны с Сережей, одно – с папиным врагом Муравичем (чтоб он под землю провалился!), еще одно – с Астой.

Возвращайся быстрее, Аста!

Нет-нет, отношение к русалке-оборотню у Белки не изменилось, но Сережа явно расстроен ее отсутствием. И Парвати расстроена, так что Асте лучше не задерживаться там, где она сейчас находится.

Девочка копалась в гальке довольно долго, но найти удалось всего лишь одного куриного бога не слишком впечатляющей внешности. Да и дырка в нем была едва ли не посередине, что существенно осложнит ношение камешка в будущем. Белка поднесла камень к глазам и посмотрела сквозь него на солнце и тихо произнесла: «Пусть Сережа уедет со мной в Ленинград».

Ах, почему она не сказала – «Пусть Аста вернется»?

Ничего бы это не изменило, но хотя бы ее не мучила совесть – потом, когда лето обернулось кошмаром. Но до кошмара оставалось еще немного времени, главное желание было загадано, и Белка с чистым сердцем переключилась на мелкие раковины, из них получаются восхитительные браслеты и ожерелья. В кармане ее платья уже лежало штук десять – одна к одной – ракушек, когда она увидела маленькую пластмассовую фигурку шахматного коня.

Такую маленькую, что найти ее можно было лишь случайно. Такую маленькую, что ее нельзя было не найти – потому что с этой минуты рок взял Белку за руку и потащил по дороге, на которую она ни за что не вступила бы сама. Но в тот момент Белка ничего не знала о роке, она просто подняла фигурку и удивилась: с каких это пор Лазарь стал разбрасываться шахматами?

Лазарь.

Вот та самая недостающая деталь в пейзаже с расщелиной! Есть немаленькая вероятность, что дурные слова об Асте в исполнении МашМиша слышала не только Белка, но и паучок-кругопряд, вечно возникающий ниоткуда. Белка почти уверена – так оно и было! В тот день она заметила Лазаря в самый последний момент, а МашМиш могли и вовсе не заметить.

Лазаря нужно немедленно найти!

Если шахматный конь у нее в руках, то и его владелец должен быть неподалеку. Хотя, конечно, все это странно: Лазарь не расстается со своими шахматами ни на минуту, как же он прошляпил коня? Потом Белка вдруг подумала о том, что Лазарь не попадался ей на глаза с прошлого вечера. К завтраку он не явился так же, как и Аста, но никто этого не заметил: все были озадачены отсутствием более яркого светила на семейном небосводе. Впрочем, это вполне объяснимо: о не-пришей-кобыле-хвост забывали и раньше, никуда он не денется – возникнет в самый последний момент и займет самое неудобное, самое неприметное место за столом.

Может быть, Белка что-то путает, и она видела Лазаря сегодня?

Нет.

– Эй, Лазарь, ты здесь? – громко позвала она.

Ответа не последовало. Но на подмогу к взятому в плен шахматному коню поспешила пара пешек. Первую Белка обнаружила неподалеку от коня, вторую – чуть дальше, на большом плоском камне. Одной своей половиной камень сидел в воде, и это была не самая приятная половина, обросшая длинной зеленой бородой. Белка встала на камень, пробуя его на прочность: камень даже не шелохнулся. Осмелев, она сделала шаг вперед и заглянула в воду: в бороде из тины запуталось еще несколько фигур, черных и белых вперемешку. Вода, словно гигантская линза, увеличила их в размерах – пусть и ненамного, но Белке они показались огромными: совсем как в недавнем сне о ковровой лавке. На секунду ей стало страшно, и она снова позвала Лазаря. Голос ее был слишком тих, чтобы Лазарь мог ее услышать, чтобы ее мог услышать хоть кто-нибудь.

Паучок-кругопряд просто потерял шахматы, – подумала она. И не захотел лезть в воду, чтобы собрать их, Лазарь – известный трусишка, а может, просто не умеет плавать. Он не умеет плавать – вот и объяснение, ведь Белка никогда не видела его купающимся. Сидящим на берегу, в тени обрыва, – видела, но в море он не суется. Он не ходит босиком, хотя все остальные с удовольствием сверкают голыми пятками в саду. У Лазаря – коричневые сандалии и немаркие носки. Он носит синие выцветшие шорты, которые иногда меняет на зеленые – такие же выцветшие. У Лазаря есть футболка со львенком и черепахой из мультфильма, а еще – с волком и зайцем «Ну, погоди!», а еще – клетчатая рубашка, которую он надевает по вечерам; как много, оказывается, Белка знает о Лазаре! Но она не знает главного – куда он подевался?

На всякий случай Белка повертела головой в поисках Львенка и Черепахи. И коричневых сандалий. Но кроме бабкиного баракана, темным крылом распластавшегося в левом конце бухты, никаких вещей не было. Значит, Лазарь не раздевался и в море не заходил. Можно, конечно, собрать шахматы и отправиться наверх, в дом. И, не поднимая лишнего шума, поискать Лазаря там. Можно рассказать обо всем Сереже… Хм-м… Обо всем – это о чем? Что она нашла шахматные фигурки на пляже? Сереже сейчас не до фигурок, Парвати – тоже, что же делать?…

Белка и сама не заметила, как перескочила с бородатого камня на другой, такой же бородатый и почти полностью погруженный в воду. Вода приятно холодила пальцы, а-а, вот и еще один конь! Девочка неожиданно почувствовала себя охотником, идущим по едва заметному следу. От того, насколько ловким и зорким будет охотник, зависит жизнь Львенка и Черепахи. Они попали в переплет, помощи ждать неоткуда, все надежда на смелого и ловкого следопыта, держитесь, зулейки, помощь идет!

История про Львенка и Черепаху так увлекла Белку, что она запрыгала по камням еще быстрее. Теперь уже ясно, что шахматное войско Лазаря разбрелось по всей бухте, и задача Белки – собрать всех. И солдат, и генералов, и их адъютантов – захватить в плен, а потом потребовать выкуп. Какой – Белка еще не придумала, да и шахматы совсем не главная задача, второстепенная…

Вот и очередная фигурка!

Их было уже девять, учитывая те, что она выцарапала из зеленой бороды. Сколько еще нужно собрать – десять, двадцать? Фигурки не хотят отпускать Белку, заманивают все дальше и дальше – в «мертвую зону», где нет ни пляжей, ни бухт, только камни, подпирающие отвесные скалы. Некоторые из них – большие, там может поместиться не только Белка, но и Сережа со своими книжками. Жаль, что расстояние между ними с каждый разом увеличивается, чтобы попасть с одного островка безопасности на другой, приходится идти по цепочке маленьких и не очень устойчивых камней. Некоторые из них вовсе не голыши, а самые настоящие губчатые ракушечники, и Белка всякий раз рискует порезать ступню, а то и вовсе свалиться в воду. Она такая прозрачная, что видны все камни и камешки, а самого дна – не видать. В воде Белкой были замечены несколько мальков, синюшная дохлая медуза и сланец на правую ногу. Судя по размеру, он принадлежал какому-то взрослому и не слишком аккуратному человеку – ведь второго-то, на левую, нет!

Один раз Белка оступилась и шлепнулась в воду, больно ударившись коленкой. Куриный бог, раковины и несколько шахмат вывались из кармана и погрузились в глубину. Как зачарованная, Белка смотрела на это погружение. Первым исчез куриный бог – большая каменная семья приняла беглеца с распростертыми объятьями и поспешила укрыть от Белкиных глаз. С раковинами все тоже худо-бедно образовалось, и лишь фигурки из пластмассы остались неприкаянными. Наверное, их можно достать, но для этого придется поднырнуть под камни, что само по себе вещь неприятная – вдруг новоявленного следопыта утянет на дно? Или он расшибет себе голову о непрошенных защитников куриного бога?

Стесанного колена вполне достаточно.

Падение отрезвило Белку и заставило по-новому взглянуть на ситуацию. Несчастные Львенок и Черепаха существуют лишь в ее воображении, всех шахмат не соберешь, как ни старайся. Тем более что солнце давно ушло за скалы; сейчас оно освещает сад, яблони и кипарисовую аллею, приправленную лавром. А здесь лежит сумеречная тень, да еще море издает странные звуки, что-то вроде: ууух-х, баам-м, буу-уль.

Нужно возвращаться.

Белка взобралась на еще хранивший солнечное тепло валун, оглянулась назад и даже присвистнула: скала, за которой пряталась бухта, слишком далеко. Как она умудрилась проскакать по камням такое расстояние и не заметить этого? Колено болело, иссеченные ракушечником ноги мелко подрагивали, мокрое платье липло к телу и стесняло движения. Если она отправится в обратный путь, не передохнув, – точно не дойдет!

Больше всего Белке хотелось, чтобы за ней приплыл корабль – прямо сейчас, сию минуту. Но не тот, который взял на борт Деда и – возможно – Самого старшего и Самую младшую. Совсем другой – как в книжке про алые паруса. Впрочем, цвет парусов неважен, и их наличие тоже не имеет принципиального значения. Главное, что на носу корабля стоит Сережа, и зеленые кузнечики резвятся в его волосах. Корабль сопровождают веселые дельфины, резвящиеся не хуже кузнечиков, а Сережа протягивает к Белке сильные руки и улыбается…

Так, сладко мечтая о Сереже, Белка задремала. А когда очнулась – мир вокруг нее неуловимо изменился. Из камня, на котором она, свернувшись калачиком, лежала, ушло тепло. Платье так и не высохло до конца, колено ныло, а расстояние до заветной скалы как будто увеличилось вдвое. К тому же море, еще недавно тихое, взволновалось. Маленькие волны закипали у нижней кромки камня, волны побольше захлестывали его и злобно кусали Белкины голые ноги, – и спасения от них не было никакого. Видя такую природную несправедливость, Белка пару раз хлюпнула носом, а потом в голос зарыдала. Она рыдала до тех пор, пока не вспомнила мамино коронное «слезами горю не поможешь». Папа в таких случаях говорит: нужно взять себя в руки и оценить обстановку. А еще он говорит, что человек – намного сильнее, чем может показаться ему самому, намного выносливее. Главное – не паниковать.

Белка сделала два глубоких вдоха и два глубоких выдоха и снова повернула голову в сторону бухты. Цепочка из камней, по которым она добралась сюда, почти полностью исчезла, лишь кое-где среди белых пенных гребешков виднелись темные проплешины. Можно, конечно, прыгнуть в воду и по-собачьи (единственный, усвоенный Белкой стиль) доплыть до ближайшей из них. А потом…

Что будет потом?

Она наглотается воды – раз. Разобьется о камни – два. Пойдет ко дну – три. Лучше уж переждать морское волнение здесь, в относительной безопасности, не трогаясь с места. Что-то подобное однажды уже случалось с Белкой – в пустыне, в период короткого цветения саксаула. Она отправилась за красными веточками, чтобы подарить их маме, – и заблудилась. То есть это папа и Байрамгельды решили, что она заблудилась, и полдня искали ее. А Белка ни капельки не волновалась, перескакивала с бархана на бархан, показывала язык ящерицам и одиноким заполошным скорпионам и едва не поймала за хвост лисицу-корсака. А потом устроилась под саксаулами передохнуть – тут-то папа и нашел ее. Белка долго не могла понять, почему папа так обрадовался – как будто не видел ее полгода. Она правильно поступила, что не сунулась дальше в пустыню, а осталась под защитой саксаулов, сказал папа. И вообще – Белка молодец!

А сейчас она никакой не молодец.

Между Белкой времен цветения саксаула и нынешней – целая пропасть в пять с половиной лет. Та Белка не могла оценить обстановку, не видела опасностей, и пустыня была ей другом. А море – не друг, оно пугает девочку, ууух-х, баам-м, буу-уль!

Но и подсказывает путь к спасению тоже.

Для этого достаточно обернуться в сторону, прямо противоположную бухте: за валуном, на котором она сидит сейчас, скрывается еще один и еще – что-то вроде пологой лестницы, ведущей неизвестно куда. Почему бы не спуститься по ней?

Так Белка и поступила – и через минуту увидела темный провал в скальном монолите: наверное, это один из гротов, о котором рассказывал Шило. Ух ты!.. Если Шило побывал здесь, то почему бы Белке не повторить его путь? Тем более что каменные, плохо подогнанные ступени ведут именно туда.

Через минуту она оказалась под сводами грота, и это место не особо понравилось ей. Здесь было темно, почти как в расщелине скалы на пляже, и сильно пахло гниющими водорослями. Но ступать по ним было не в пример приятнее, чем по острым камням. И волны, так испугавшие Белку, потеряли свою силу. Они едва доходили до грота, защищенного толстыми подушками из тины. Зато звуков прибавилось, и они стали резкими и очень громкими. Белка немного попрыгала на тине, а затем сделала несколько шагов вглубь. И замерла от ужаса.

Прямо перед ней, зарывшись лицом в водоросли, лежал Лазарь.

Она сразу узнала его по сандалиям. Правый носок Лазаря сморщился и сполз с пятки, а шорты были мокрыми, так что сразу определить их цвет не получилось: синий? зеленый? синий? зеленый?

Белке почему-то очень важно знать цвет. Не синий, не зеленый – значит, это не Лазарь, хотя сандалии говорят об обратном. Кто из них лжет и притворяется? Наверняка сандалии, – это они пытаются выдать за Лазаря кого-то другого, никогда не игравшего в шахматы, не знающего, кто такой Вазургмихр. Море за Белкиной спиной утробно зарычало, и этот рык так испугал девочку, что она упала на колени – рядом с тем, кто никак не может быть Лазарем.

Плохо соображая, что делает, она затрясла не-Лазаря за плечи, но тот не откликнулся. А Лазарь – не такой, он очень вежливый и не стал бы демонстративно отворачиваться. Лазарь – аккуратный и ногти у него всегда чистые, а у не-Лазаря под ногтями песок и грязные разводы на локтях. Лазарь никогда не ходит взъерошенным, а у не-Лазаря в волосах запутались водоросли и мелкие морские блохи – дафнии. Руки и ноги не-Лазаря покрыты синяками, а ведь он никогда ни с кем не ссорится, не лазит по деревьям и не скачет по камням, как горные козлы Шило и Ростик.

Не-Лазарь никогда не станет Лазарем. Лазарь никогда не станет не-Лазарем. Если только…

Собрав волю в кулак, Белка перевернула тело – не так уж легко это сделать. Еще труднее – открыть глаза, которые она предусмотрительно и очень сильно зажмурила. Ну же, давай, Белка!..

Бедолаги Львенок и Черепаха так и не дождались помощи, и во всем виновата только она! На животе у Львенка зияет дыра, лапы перепачканы грязью и ржавчиной; черепаший панцирь выглядит не лучше. Чистюля Лазарь ни за что не надел бы такую ужасную футболку!

Но теперь, когда он стал не-Лазарем, ему все равно.

Лазарь проступает из не-Лазаря постепенно, как будто снимает рыцарский шлем. И Белка помогает ему: очищает лицо от налипших водорослей, от осколков раковин и мелких невесомых камней.

– Лазарь! – зовет девочка. – Скажи мне что-нибудь, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!..

Но губы Лазаря плотно сжаты. Он не хочет разговаривать с Белкой, вот и сжал их. От предпринятых Лазарем усилий губы посинели, вытянулись в нитку; они вот-вот исчезнут, и Белка не знает, что сказать, чтобы выманить их из укрытия. Наверное, ей нужно уверить Лазаря в том, что он – замечательный парень и лучший шахматист в мире, а его шахматы обязательно найдутся, все до единой. Белка уже начала собирать их, вот они, лежат у нее в кармане, посмотри, Лазарь!..

– Все очень волнуются! Ищут тебя с самого утра, спрашивают – куда подевался Лазарь? Бабушка очень волнуется, и Сережа, и Тата… Вставай, Лазарь, вставай!

Может быть, рассказать Лазарю историю про Деда и про корабль, который подобрал его в открытом море? Лазарь удивится, как удивилась Белка; восхитится, как восхитилась Белка. Главное – не упустить ни одной подробности, но даже если и упустишь и в рассказе образуется провал – в него можно будет набросать ветки саксаула, ты когда-нибудь видел, как цветет саксаул, Лазарь? Ты когда-нибудь был в пустыне? Пустыня – это такая штука… Та-акая…

Кажется, Лазарь и впрямь удивлен.

И даже приоткрыл рот, но беда в том, что рот теперь находится совсем в другом месте – на правом виске. Две темно-красные полоски одинаковой длины, неровные, вспухшие, и дыра между ними: красно-черная, с белыми точками, как будто там действительно пустил корни очень маленький цветущий саксаул.

Но это не саксаул.

Это что-то совсем другое, очень страшное, непоправимое.

Белка плачет и тянет Лазаря за руки, а потом принимается кричать, хотя и понимает, что никто, никто не услышит этого крика. Они оба попали в ловушку – сначала Лазарь, а потом и Белка. Море каким-то невероятным обманом заманило к себе осторожного паучка-кругопряда, обыграло его в шахматы, а потом подбросило выигранные фигурки Белке. И теперь сделает все, чтобы Белка осталась здесь навсегда. Отделенная штормом и волнами от мамочки и папочки, от Сережи.

– Сережа! Сережа! Сережаааа!..

Белка выскочила из грота, но ветер и волны снова загнали ее обратно, к Лазарю. И подушки из тины больше не спасали – вода докатилась и сюда. Она была везде, эта проклятая вода; она затопила небо и уничтожила горизонт. А теперь принялась за скалы. Будет откусывать их по кусочку, сплевывая тину, а уж проглотить Белку и Лазаря ей не составит труда. Вот каким, оказывается, может быть море – бессердечным и жестоким.

Его не разжалобишь.

На корабль-спаситель тоже нет никакой надежды, во время шторма все суда уходят в море, чтобы не разбиться о прибрежные камни. Но даже если корабль не подчиняется этим законам, он все равно не придет. Или придет только за Лазарем.

Ведь Лазарь мертв.

Это и есть – непоправимое.

В гроте стало совсем темно, и Белка почувствовала облегчение, пусть и ненадолго: лучше так, чем ежесекундно видеть перед собой рану на Лазаревом виске. Не смотреть на нее Белка не может, словно между ее глазами и проломленным виском тянется паутина – последний привет от кругопряда. Обессилев от слез, девочка впадает в забытье и снова приходит в себя: ничего не изменилось. Только иногда ей кажется, что руки и ноги Лазаря пришли в движение, но это всего лишь волны, они давно добрались и до сандалий, и до футболки. И этот спущенный носок… Нужно немедленно его поправить!

Кожа паучка-кругопряда холодна как лед. Белкины руки ненамного теплее, и нужно прикладывать усилия, чтобы поднять их, заставить пальцы шевелиться. Но теперь порядок восстановлен, носок сидит на своем месте, аккуратист Лазарь может быть спокоен.

Он и так больше не беспокоится. Ни о чем. Он мертв, мертв, мертв! А скоро умрет и Белка. В тот самый момент, когда вода полностью зальет каменную нору. Белка ощущает дыхание небытия так остро, что снова начинает рыдать и снова впадает в странное состояние – не сон и не явь. Сквозь рев моря она слышит пароходный гудок, он приближается, становится все громче:

– Белка! – басит гудок. – Белка!

Корабль-спаситель! Корабль-спаситель, которому наплевать на все законы взаимодействия ветра и скал. Но почему он зовет именно Белку?

Потому что о Лазаре забывают все и всегда – так почему корабль должен быть исключением? Потому что, сказал бы Сережа. Сережа! Белка рада кораблю, и лишь одно огорчает ее: встречу с Сережей придется отложить на неопределенное время. Конечно, на этом корабле у нее имеется родственник – Дед. Но Дед никогда не видел Белку, а Белка его – лишь на фотографии в гостиной. Вдруг он изменился за то время, что скитается по морям, как они узнают друг друга?

– Бельч!..

Лишь Сережа называет ее так! Значит, он где-то рядом?

– Сережа! Сережа!!!

Белке только кажется, что она кричит, но на самом деле голос давно потерян, и никто не смог бы услышать ее. Никто, кроме Повелителя кузнечиков. Преодолевая сопротивление волн, Белка ползет к выходу и падает на руки Сережи.

– Нашлась! – обращается он к кому-то, кого Белка не в состоянии разглядеть. – Она нашлась!..

– Там… Лазарь, – шепчет она и проваливается в черноту.

…Это самое длинное путешествие в ее жизни – на самом длинном поезде. Местность, которую проезжает и никак не может проехать поезд, – гористая. Ничем иным нельзя объяснить такое количество туннелей на пути следования. Между туннелями иногда возникают станции, похожие друг на друга, как близнецы. Всякий раз Белка ждет, что уж эта станция окажется последней, и поезд, наконец, остановится. Но нет, он просто сбавляет ход, и тогда можно рассмотреть подробности станционной жизни. Вот цветы в горшках (начальник станции любит цветы?); вот комод и стулья (кто-то переезжает?); вот широкое вокзальное окно. За таким окном обычно сидит грустный кассир – на разных станциях они разные. Но всегда знакомые. Белка уже видела все эти лица, но вспомнить, где именно, все равно не успевает: поезд ныряет в очередной туннель.

Теперь они не такие утомительно долгие, как были вначале, остается выяснить – в начале чего? Но подсказки ждать неоткуда. Никто не заходит в Белкино купе, и она не может никуда выйти, она даже не в состоянии пошевелить рукой. Еще одна станция с комодом, стульями и горшками в цветах; теперь к ним прибавились часы, которые Белка ошибочно приняла за колонну, – такие они большие, такие высокие.

Ба-ам, ба-ам, ба-ам, бьют часы.

Означает ли это отправление? Или, наоборот, прибытие?

Если прибытие – то почему Белка не видит встречающих? Значит, отправление! Быть может, теперь к ней кто-нибудь заглянет?

Сережа!..

Он сидит на одном из перронных стульев и не отрываясь смотрит на Белку. Она пытается помахать рукой, чтобы привлечь его внимание, но гадкий поезд уносит ее от станции в уже знакомую черноту.

…Сережа был первым, кого увидела Белка, когда сознание вернулось к ней окончательно.

– Привет! – сказал он. – Ты здорово нас всех напугала. Как себя чувствуешь?

– Не знаю.

– Что-нибудь помнишь?

– Не знаю.

– Ты болела. Но теперь дело идет на поправку.

– А… чем я болела?

– У тебя был жар, – Сережа пристально посмотрел на Белку. – Температура не спадала два дня. Так ты совсем ничего не помнишь?

Шахматные фигурки, они опускаются в бездну. Лазарь ловит их запекшимися губами, которые почему-то переместились на висок… Лазарь! Белка нашла Лазаря, а потом начался шторм, и она ждала корабль, но вместо корабля появился Сережа и спас ее.

– Лазарь… – Белкины глаза наполнились слезами.

– Выходит, помнишь.

– Лазарь умер?

– Случилось несчастье, – Сережа вздохнул. – И он погиб. Утонул. Тебе много пришлось пережить, но ты ведь справишься?

Она справится, да. Но пока этого не произошло, Белка стучит пальцами по правому виску. Стучит и не может остановиться. Этот жест не остается незамеченным.

– Успокойся, Бельчонок. Там, у камней, не очень глубоко. И Лазарь бы спасся, если бы не ударился головой о железный прут. Это несчастный случай. Никто не виноват.

Всхлипывая, Белка протянула руки к Повелителю кузнечиков. Сережа как будто ждал этого. Он крепко обнял девочку, прижал к себе и принялся баюкать, словно маленькую:

– Белка сильная?

Она зарыдала еще горше и зарылась носом в Сережину рубашку.

– Белка сильная, – сам себе ответил он. – Она вела себя очень мужественно. Я горжусь своей сестренкой.

– А как ты узнал, где нас искать?

– Просто знал и все.

– А Лазарь? Ты мог бы его спасти?

– Уже ничего не изменишь, Бельч.

– Лазарь очень хороший.

– Да.

– Он добрый. Он обещал научить меня играть в шахматы…

– Мне жаль. Мы еще поговорим с тобой, обещаю. А пока мне надо идти.

Сережа осторожно поцеловал Белку в лоб и поднялся. Вот теперь память вернулась к ней окончательно, паучок-кругопряд отступил в сырую тень грота, а его место заняла русалка-оборотень.