Текст книги "Эхо эпохи. Мемуары"

17. Кадры решают все!

Когда-то в достопамятные времена великий вождь и учитель товарищ Сталин произнес крылатую фразу: «Кадры решают все». Я в этом убедился на распределении.

В наши времена, в прошлом столетии, во времена моей студенческой юности учеба в университете заканчивалась распределением. Я шел на распределение спокойно. На меня лежала заявка из литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Каково же было мое удивление, когда начальник отдела кадров Гостелерадио товарищ Л. предложил мне Брянск. Я ему возразил, что вот, мол, на мое имя лежит официальное приглашение из литературно-драматической редакции ЦТ. «Молодой человек, – весьма уверенно и строго заявил товарищ Л., – вы никогда не будете работать на Центральном телевидении». Я заявил, что в Брянск не поеду. Я свободный человек. На что Л. ответил: «Вот и продолжайте свой свободный полет, но за 101-м километром». Так я и долетел в своем свободном полете аж до Алма-Аты. Но все-таки Л. ошибся. Через десять лет я прошел, правда, по жесточайшему конкурсу, на ЦТ. И здесь начальник отдела кадров был бессилен. Это в то тоталитарное время. Сейчас, увы, этот принцип не работает.

Прошло много лет. Тоталитарный режим рухнул. В его разрушении и я принимал посильное участие, за что и получил орден за подписью Ельцина. Благодарность за содеянное не заставила себя долго ждать. В 1996 году, когда «ушли» Попцова, началась зачистка территории от его команды. Я тоже покинул РТР, но только после того, как выиграл суд, и уже по своей воле, когда меня позвал Аркадий Вайнер создавать нравственно-правовой телеканал «Дарьял-ТВ». Мы его создали, и мне за него не стыдно. Он несколько лет занимал нравственную нишу в российском телеэфире. Потом Вайнер продал его шведскому холдингу. С новым руководством канала мне стало не по пути, и я и оттуда ушел и стал сотрудничать с Управлением по производству документальных фильмов РТР. Все шло неплохо. Мои фильмы, такие как «Диктатор Крыма», «Диалоги с Колчаком», получали высокую оценку руководства ВГТРК и телезрителей. Рейтинги их были довольно высокие. Все шло хорошо, пока я не встретился однажды на «Ленинградке» в здании администрации РТР на Ленинградском проспекте с начальником отдела кадров, с которым я когда-то судился за восстановление на работе. Он один остался от прежнего руководства, с кем я когда-то судился. И тем не менее после встречи с ним все как отрезало. Мои сценарии стали отклоняться с дежурной формулировкой «не наш формат». До встречи с ним был успех и тот формат, после встречи – не тот. И тут я понял, что ничего не изменилось в этом далеко не лучшем из миров. Сейчас, как и в достопамятные времена, «кадры решают все!»

18. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется

Случайно нашел в своем архиве старую, пожелтевшую от времени страничку с объяснительной запиской по п оводу сорванной съемки. Этой записке без малого сорок лет. Удивительно, как она смогла сохраниться в моей бурной, изобилующей переменой мест жительства и катаклизмами жизни. Но вот сохранилась, как отпечаток папоротника в угольном слое. Дело было в разгар решения очередной жилищной программы в 1967 году и во время очередной арабо-израильской войны. У них шла война за жизненное пространство, а у нас в самом разгаре война с коммуналками. Хрущевские пятиэтажки росли как грибы в тогдашних окраинах Москвы. Это была не точечная, как нынче, а массовая застройка.

Нашу съемочную группу послали снимать новоселье в одном из таких домов в Новых Черемушках. Дом блистал новизной, как только что испеченный медовый пряник. У каждого подъезда стояли машины с немудреным скарбом новоселов. А на скамеечках у дверей уже сидели вездесущие старушки.

Решили с места в карьер снять синхрон их разговора как штрих к репортажу. Раз старушки у подъезда, значит, дом уже обжитой. Вклинились в самую сердцевину разговора. Одна старушка говорит другой:

– А тут евреи бусурманина по башке как треснут!..

Рабочие, заносившие мебель в подъезд, от такой воинственной реплики вздрогнули и… уронили диван. Падая, диван задел оператора. Оператор, не ожидая такого подвоха, в свою очередь выронил кинокамеру, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Грузчик стал возмущаться.

– Разговорились тут, когда люди работают!..

Как ни странно, бригадир его не поддержал. Он оказался философом.

– А ты что хочешь, чтобы бабульки молчали?! Когда они перестают говорить, значит, они умерли. Понял?

– Да как не понять? – нехотя согласился грузчик.

Жаль, что этот колоритный эпизод не попал в эфир. Впрочем, он бы и так не попал в эфир. Мы тогда яростно поддерживали арабов и боролись против сионизьма, пособника империализьма.

19. Орден Красной Звезды

В университете мы с моим другом Женей Г. посещали семинар по изучению арабского языка. Это был факультатив, необязательная дисциплина. Через некоторое время я понял, что арабский мне навряд ли пригодится в моей будущей профессиональной деятельности. На пути моего карьерного роста в качестве арабиста камнем преткновения стоял так называемый пятый пункт. Под этим пунктом в паспорте стояла графа «национальность». С таким пятым пунктом меня в обозримом будущем навряд ли выпустят в арабскую страну. А раз так, то нечего и время терять. А у Женьки с этим пунктом было все в порядке. И он продолжал осваивать арабский. К шестидневной войне он здорово поднаторел в этом языке. И незадолго до всех этих драматических событий его послали на Ближний Восток переводчиком к советским военным советникам. Он попал туда в самую заваруху. И то ли он бежал не так быстро, как развивались события, то ли прикрывал арьергард стремительно отступающих войск, но был ранен в то место, которое находится чуть пониже спины. Мы в альпинизме называли это место пятой точкой опоры: две руки, две ноги и пятая точка, на которой в экстремальных случаях можно было спускаться с крутых скользких склонов достаточно быстро. Даже песенка такая у нас бытовала:

 
Можно с головой расстаться,
Прожить без сердца, прожить без почки,
Но упаси вас господи остаться
Без пятой точки.
 

Так вот Женьке осколок израильского снаряда попал как раз в эту самую пятую точку.

За это ему дали орден Красной Звезды.

Впоследствии, вспоминая эти драматические события за рюмкой крепкого напитка, он шутил: «Куда мне эту награду вешать? Разве что на место ранения».

20. Сто грамм

Мы возвращались в Москву из Ленинграда, где освещали грандиозный праздник военно-морского флота. Ходили по вагону, как по палубе корабля. Качка еще не стихла. А тут еще гостеприимные хозяева загрузили в купе изрядную дозу спиртного и весьма щедрой закуски. Так что праздник продолжался и на пути в Москву. Лишь один человек, Юра Королев, не участвовал в общем веселье. На многочисленные предложения разделить праздник с творческим коллективом следовал однотипный ответ:

– Нет, ребята. Я завязал. Я нынче веду трезвый образ жизни. Да и устал.

Действительно, работы было много. Надо было везде успеть, все снять. Снимать событие – дело очень ответственное. Его не переснимешь. Но теперь все событие в кассетах, и можно расслабиться. Трезвый как стеклышко Юра решил расслабляться за чтением детектива. Взял книгу и полез на верхнюю полку, чтобы не мешать общему веселью. В это время поезд дернулся, вагон тряхнуло, и книга выскользнула у Юры из рук. Он попытался ее поймать, но не удержался и полетел вслед за ней вдогонку. По дороге зацепил стоп-кран. В этот момент поезд дернуло основательно, и все пассажиры вместе со спиртным рухнули на пол. В поезде – шум-гам, забегали проводники, ворвались к нам в купе, увидели сорванный стоп-кран, вызвали милицию, стали орать, что за такое хулиганство можно схлопотать как минимум пятнадцать суток. Словом, скандал был нешуточный. Еле-еле отделались штрафом, который тут же и уплатили наличными.

Наконец-то поезд пошел дальше по маршруту, страсти улеглись. Мы снова собрались вокруг остатков пиршественного стола, налили сто грамм виновнику торжества. На этот раз он не отказывался. Взял в руки стакан и произнес фразу, которая с тех пор стала крылатой.

– Сто грамм – не стоп-кран. Дернешь – не посадят.

С тех пор еще долгое время во всех наших командировках первый тост звучал именно так: «Сто грамм – не стоп-кран…»

21. Кошерная свинья

Эту историю мне рассказали во время командировки на Святую Землю во время празднования 60-летия Израиля. В одном из кибуцев в местном ресторане нас угощали нежирной и совершенно потрясающей свининой. Мы были не то что удивлены – потрясены. Дело в том, что свинья на Ближнем Востоке считается нечистым животным, и строго запрещено есть это некошерное мясо. А тут – свинина. И хозяин ресторана с истинно еврейским юмором рассказал, как он выкрутился из этой весьма неординарной истории. Когда ему истинно правоверные евреи задали тот же сакраментальный вопрос, он обратил их внимание на свинью, которая чесала спину у ограды синагоги.

– Свинья, которая трется об угол синагоги, кошерная.

Вот такая история.

– Настоящий еврей всегда находит выход из, казалось бы, безвыходной ситуации, – сказал нам на прощание веселый и находчивый ресторатор.

22. Коварные верблюды

Недалеко от Мертвого моря в Израиле, среди серых, лишенных всякой растительности пустынных холмов, прямо у дороги расположился вернисаж из ярких аляповатых поделок местных мастеров. Судя по незамысловатым изделиям, иногда достаточно большого размера, эти сувениры рассчитаны на незатейливый вкус проезжающих к морю туристов. А по другую сторону шоссе разгуливали по пустыне гордые верблюды, покрытые яркими попонами. Их хозяева, бедуины, тщетно зазывали пришельцев запечатлеть себя верхом на верблюде на фоне пустынных горизонтов. Я спросил Вадима, нашего гида, одессита с Арбата, как он себя называл: «Почему народ не клюет на эту экзотику?» На что он с истинно арбатско-одесским юмором ответил: «Видишь ли, чтобы залезть на этого верблюда, нужно заплатить всего один шекель (семь рублей), а вот чтобы слезть с него, придется выложить двадцать шекелей. А ежели не найдется двадцати шекелей, так и будешь сидеть на этом корабле пустыни до второго пришествия».

23. Неудачник, или Гримасы Фортуны

Так уж повелось в этом, далеко не лучшем из миров, что есть баловни Судьбы, а есть пасынки. Одним Судьба улыбается на каждом шагу, а другие натыкаются лишь на гримасы Фортуны. Работал в нашей редакции Коля М., профессиональный неудачник. В юности он был безумно влюблен в одну девушку. И она вроде бы отвечала ему взаимностью. Но в один не очень прекрасный момент ее увел буквально из-под носа его лучший друг.

Несколько раз поступал во ВГИК – безуспешно. Кое-как, с большим трудом окончил заочно телевизионные режиссерские курсы и надолго застрял в режиссерах третьей категории, самой низшей. На свои деньги снял короткометражный фильм, очень интересный, но, как сейчас говорят, неформатный. Он его показал одному тогда популярному кинорежиссеру, который вел мастерскую во ВГИКе. Фильм знаменитому режиссеру и профессору ВГИКа понравился, и тот пообещал Коле, что на следующий год возьмет его к себе на курс. Вступительные экзамены – пустая формальность. Но мэтр чем-то не угодил кому-то там, на самом верху, что-то не то подписал. И ему перекрыли кислород и в кино, и во ВГИКе.

Много лет Коля М. из своего скудного заработка копил деньги на машину. Ему казалось, что если он купит машину, то все гримасы Фортуны останутся позади. И когда ему оставалось всего ничего, деньги сгорели во время павловской реформы. Это его окончательно добило.

И тогда я его привел к своему другу Николаю Александровичу Носову. Он занимался нетрадиционными методами врачевания физического и духовного состояния своих пациентов. Николай Александрович его внимательно выслушал, обследовал и сказал:

– Терпи, дружище. Хорошего человека Судьба пожмет, пожмет и отпустит.

– Сколько же можно терпеть?! Сил нет! – возопил мой друг-неудачник.

– Знаешь, что, – вдруг предложил Николай Александрович, – для начала смени-ка место жительства.

Я не знаю, что имел в виду Николай Александрович, но Коля понял его буквально и глобально. И сменил Москву на Лос-Анджелес. Благо в это время железный занавес рухнул, и какое-то время еще можно было свободно передвигаться по миру. Там, пока он осваивал новый язык, он работал развозчиком пиццы. Но и здесь что-то Судьба ему не улыбалась. Одни гримасы Фортуны. Так, одна неуравновешенная заказчица вдруг ни с того ни с чего хряснула ему горячей пиццей по физиономии.

Там он часто повторял в отчаянии хрестоматийные стихи великого русского поэта:

 
Кудесник, ты лживый, безумный старик.
Презреть бы твое предсказанье.
 

Кульминацией его жизненных невзгод послужил один из ряда вон выходящий случай. Он привез пиццу одной заказчице в самый разгар криминального налета. Как человек честный и благородный, он, не раздумывая, вступил в схватку сразу с тремя громилами. К счастью, пока они из него делали отбивную, хозяйка успела вызвать полицию. Нельзя сказать, что полиция приехала вовремя. Храброму Рыцарю печального образа пришлось вызывать скорую и отправлять прямым ходом в реанимацию. И вот тут-то ему впервые за сорок пять лет жизненных невзгод впервые улыбнулась Фортуна. Женщина, за честь, достоинство и благополучие которой он смело ринулся в неравный бой с громилами, оказалась дочерью преуспевающего кинопродюсера. Это было его последнее испытание.

В награду ему достались любящая жена, благодарный тесть и место в преуспевающей продюсерской компании.

Так что не падайте духом, господа неудачники. Чем черт не шутит, а вдруг и в самом деле «хорошего человека Судьба пожмет, пожмет и отпустит». А?

24. До потери пульта

Мой приятель работает на производстве одного из телесериалов. Эта работа похожа на сборку автомобилей на конвейере. В сутки с конвейера выходит одна серия сериала. Сам я в этом процессе не участвую. Но, говорят, что люди здесь долго не выдерживают. Конвейер не останавливается ни на минуту. Как-то мой приятель спросил продюсера: «Кому нужна эта бесконечная жвачка?»

– Закон коммерции, – последовал ответ, – есть спрос, есть предложение. Пипл все схавает. Пусть смотрят до потери пульта.

25. Из песни слов не выкинешь

Это случилось во время моей работы на нравственно-правовом телеканале «Дарьял-ТВ». Была у нас программа «Дело №». Прообраз нынешней «Следствие вели…» и других программ подобного типа. Делали эту программу две бригады. И так как денег было мало, их на оплату профессиональных актеров не хватало. Ребята брали то, что подешевле. И, естественно, было много брака. Снимали где-то один к десяти. Так что на монтаже приходилось здорово упираться. Однажды на роль криминального типа пригласили одного матершинника. Это была особая песня. Что ни слово, то мат-перемат. Он без этого не мог. Но такой колоритный, что жалко было выбрасывать. И поэтому весь его рассказ был пересыпан пикалками. Но их было столько, что где-то не уследили. Увы, не уследил и я. И программа попала к Аркадию Вайнеру, генеральному продюсеру телеканала. Пока шли пикалки, все было нормально. Но вдруг, обращаясь прямо в камеру, наш криминальный типаж произносит, потрясая бумажкой: «Ладно, хулинар, это блюдо, что ты сварганил, пи-пи, несъедобно. У меня от этой жвачки, пи-пи, скулы сводит». Аркадий Вайнер, писатель все-таки, долго хохотал над словотворчеством нашего героя. А когда отсмеялся, уже голосом бывшего следователя по особо важным делам приказал: «А ну подать сюда этого хулинара!»

Подали.

– Это что такое?! Да еще на нашем интеллигентном канале! – грозно спрашивает Вайнер.

– Ну вы же видите, Аркадий Александрович, – тут же нашелся веселый и находчивый кулинар, режиссер то есть. – Это же не монолог, а песня. А из песни всех слов не выкинешь.

26. Гримасы рекламы

«Эхо Москвы». 10 февраля 2008 года. 17:40.

Идет программа «Особое мнение» с Леонидом Млечиным. Жуткий рассказ о гибели 2-й Ударной армии под Псковом. Сто пятьдесят тысяч погибших советских солдат, которых десятилетиями никто не хоронил. Рассказ о жителях Псковщины, которые во время полевых работ сбрасывали трупы советских солдат в канавы на обочине полей. Более того, записки из смертных медальонов пускали на самокрутки. Никому и в голову не приходило похоронить защитников Отечества и сообщить родственникам о гибели их родных и близких. Горькая правда о массовой потере людьми исторической памяти. Манкурты какие-то. Ведущий «Эха» с горечью констатирует этот жуткий трагический факт. Заканчивается программа, и тут же без всякой отбивки, без всякой паузы бодрый сексуальный голос изрекает: «Расслабься… и послушай. Ре-кла-ма».

И все. Перечеркивается все, о чем говорили выше. Взяли и, как унтер-офицерская вдова, высекли себя. Такое впечатление, как будто плюнули в душу.

27. Провинциальные нравы

Увы, нравы расейского чиновника мало изменились со времен Салтыкова-Щедрина и автора «Унтера Пришибеева». В этом мне пришлось лишний раз убедиться при общении с очень мелким чиновником, заместителем мэра одного из поселков Московской области, господином Моховым Андреем Викторовичем.

В этот благостный летний день ничто не предвещало беды. Жена поехала в местный торговый центр купить к обеду булку хлеба и пакет молока. Обычная рядовая поездка. Поставила машину на стоянке перед магазином. И тут раздался окрик: «Эй ты, убери свою тачку. Здесь место для бочки с квасом». Перед ней стояло одно из тех существ, которое, очевидно, в этот момент испытывало очередное чувство дискомфорта от «горящих труб» между двумя возлияниями и возмещавшее неудовлетворенную потребность в горючем на ни в чем не повинных местных обывателях. Жена решила не связываться с этим тружеником торгового центра и припарковалась в другом месте, у поселкового Совета. Быстро совершила незатейливые покупки и уже собиралась уезжать, когда снова появилось это существо, его и человеком-то назвать язык не поворачивается, и обложило ее таким грязным матом, что в глазах потемнело. За тридцать лет проживания в поселке впервые пришлось такое услышать. В поселке милиции нет. Даже участкового никогда не видно. Куда идти жаловаться? А тут буквально в двух шагах местная власть, поселковый совет. Решила обратиться за защитой в поссовет. Все-таки у них под носом околачиваются грязные одноклеточные субъекты и вымещают свою ублюдочную злобу на ни в чем не повинных людях.

Направили ее к заместителю мэра Андрею Викторовичу Мохову, который как раз и должен следить за порядком в торговом центре. И тут происходит диалог как в театре абсурда. Господин Мохов никак не мог вникнуть в суть жалобы.

– Вы кто такая? – удивляется зам. градоначальника.

– Людмила Павловна Шуклина, – отвечает жена.

– Нет, я вас спрашиваю, кто вы такая?! Вы откуда, с другой планеты?

– Нет. Я жительница этого поселка.

– И как давно вы здесь живете?

– Тридцать лет.

– И что, за тридцать лет вас ни разу не обложили матом?

– Представьте себе, ни разу.

– Да вы кто такая?!

Очевидно, он имел в виду, что беспокоить его по пустякам и жаловаться на такой вполне невинный пассаж может позволить себе ну разве что один из замов губернатора. Тогда – да, тогда это ЧП. А то, что солидную женщину, мать троих детей, на чьи налоги, между прочим, этот чинуша и существует, подведомственный ему какой-то грязный субъект обложил матом, так не ударил ведь. А то, что словом можно и убить, это для него уж слишком высокая истина. И что хочет эта женщина, на что жалуется, непонятно. Явно ненормальная какая-то. Надо проверить.

– Предъявите паспорт!

Людмила опешила от такого оборота событий.

– Я пришла к вам с жалобой на хамское отношение к покупателям в торговом центре на подведомственной вам территории. Зачем вам паспорт?

– Чтобы посмотреть, нет ли там печати, не состоите ли вы на учете в психдиспансере?

Это ж надо дожить до такого состояния, когда нормальная реакция на мерзость и хамство оценивается как признаки безумия. Бедняга. Все, что выходит за пределы горизонта его навозной кучи, однозначно вызывает подозрение.

– Подумаешь, – может сказать искушенный обыватель. – Из-за такой мелочи сыр-бор разводить.

Хамство – это на первый взгляд мелочь. Оно, как мелкая ржавчина, разъедает механизм общества. И особенно опасен Хам на муниципальном уровне, где чиновник непосредственно общается с людьми. Именно такой бездушный, заматеревший в казенном равнодушии, не человек, а механизм, способен вызывать и вызывает тотальное недоверие людей к власти, вызывает чувство бессилия, чувство своей беззащитности.

Ежели ты не при солидном кресле, тут уж тебе никто не поможет. Невольно вспоминается один анекдот из советских времен. Спрашивают у желудя: «Как дела?» – «Да ничего, – отвечает он. – Только вот повис между небом и землей. Да и не в том беда, что повис. А упаду, и свинья съест. И помочь некому. Кругом одни дубы… и свиньи». Я бы добавил: и загребущее, нерадивое, равнодушное, тупое и безответственное чиновничество, которое, как раковая опухоль, разъедает организм общества.

За последние сто лет в России дважды менялся социальный строй, страну до основания сотрясали кровопролитные войны и революции, а хаму-чиновнику хоть бы хны. Жив, курилка.