Текст книги "Техника и культура: возникновение философии техники и теории технического творчества в России и Германии в конце XIX – начале XX столетия"

Разобрав проектирование, Энгельмейер переходит к анализу изобретательской деятельности. И поскольку он провозгласил, что между свободным изобретением и проектированием на заданную тему нет существенной разницы, то и к изобретению он применяет тот же трехакт.

Применение трехакта к изобретательскому творчеству – главное достижение теории технического творчества Энгельмейера, поскольку здесь невозможно сколько-нибудь формализованное описание из-за преобладания творческой, подсознательной, интуитивной компоненты. Эта проблема не получила до сих пор достаточного развития.

Академик Борис Николаевич Юрьев, разработчик и исследователь в области вертолетной техники, который всегда вносил в изобретательство элементы науки и даже называл свою деятельность не просто изобретательской, а «научно-изобретательской», тем не менее весьма афористично характеризует суть такой деятельности в своих записках:

«Основные этапы изобретательской работы.

Изобретения возникают лишь в результате долгой и систематической работы. Вдохновение, озарение и тому подобное приходят лишь тогда, когда для них уже создан солидный фундамент.

Обычно работа по изобретательству состоит из следующих четырех этапов.

1. Четкая постановка задачи. Правильно поставить задачу – это часто означает решить ее наполовину.

2. Анализ задачи. Разложение ее на составляющие элементы. Теория. Часть элементов окажется известной. Неизвестное встает более ясно.

3. Комбинаторика (творчество). Классификация решений и заполнения пустых классов. Аналогия. Смелые скачки мысли. Фантазии. Теория и наивыгоднейшие соотношения. Чем смелее, тем лучше!

4. Критический фильтр. Строгая проверка п. 3. Проверка новизны, целесообразности и пользы. Чем строже, придирчивее, тем лучше!

… Пути изобретательства. Зарождение идеи.

1. От явления к применению. Узнав о каком-нибудь явлении или открыв его, нужно попытаться приложить его к практическим целям. Списки не использованных еще явлений природы.

2. От применения (задания) к явлению. Наметив практическую задачу, пытаться решить, подбирая подходящие физические явления. Списки неудовлетворенных технических потребностей или удовлетворенных, но плохо.

3. Подражание природе. Летательные аппараты, инкубаторы.

4. Дикие фантазии с последующим отбором. Неожиданные решения, делание наоборот. Рассуждения по аналогии.

5. Научные исследования вопроса и нахождение оптимальных величин (максимума, минимума, экстремума, вариационные задачи и т. д.).

Сначала – перевод задания на математический язык. Анализ формул. Практические выводы.

6. Комбинирование известного для получения нового эффекта»³⁶².

В другой своей работе «Творческая личность и среда в области технических изобретений» Энгельмейер более детально рассматривает связь и различия между изобретательством и конструированием. «Чаще всего, – говорит он, – незнание условий фабричной выделки приводит к тому, что изобретатель вырабатывает такую конструкцию частей машины, что даже если она и возможна для выделки, то стоит слишком дорого». «Поэтому, – заключает Энгельмейер, – изобретатель должен быть хорошим конструктором. Дело конструктора, – это тоже мастерство. Конструктор берет все готовым из справочников и атласов. И чем больше он придерживается традиции, т. е. того, что известно, что проверено на опыте, тем он лучший конструктор».

Конструктор должен «в совершенстве знать фабрично-заводскую выработку по своей специальности». Это не значит, что он все сам умеет делать своими руками, но он обязан «наглядно владеть всем мастерством рабочих», следить «за всеми нововведениями в фабрично-заводской практике»³⁶³.

Энгельмейер приводит характерный пример. На Всероссийской выставке 1892 г. демонстрировалась машина для выделки папирос, которая, по его мнению, наглядный пример плохой конструкторской работы. «Вся компоновка машины выдавала полнейшее незнакомство изобретателя с конструктивным делом». Выполнена машина была с большим мастерством, материалы были также самые лучшие. «Но форма и расположение частей были таковы, что части работали при самых невыгодных условиях, почему неминуемо должны были портиться». Короче говоря, машина в конструктивном отношении была не отработана: слишком сложна в том смысле, что в ней не было конструктивной цельности: «машина была вся сцеплена из отдельных механизмов, очень любопытных в механическом кабинете. Но изобретатель должен вырабатывать свое изобретение так, чтобы оно употреблялось на практике, и придать ему не просто законченную форму, а именно такую, которую требует практика – во-первых, практика его использования, употребления, эксплуатации (умение будущего потребителя) и, во-вторых, практика производства, фабрикации» (тех, «кто будет выполнять изобретение»), т. е. конструктивные и технологические требования³⁶⁴. Еще одно существенное отличие изобретателя от конструктора: «То, что конструктор берет готовым, изобретателю надо выдумать»³⁶⁵. Основное внимание Энгельмейер уделяет все же изобретению.

Трехакт в изобретении

Наиболее полно трехактная теория творчества применительно к изобретательской деятельности изложена Энгельмейером в книге «Творческая личность и среда в области технических изобретений»³⁶⁶, в которой он подробно анализирует «здоровое» и «больное» изобретения. «Анатомию процесса изобретения» от первого проблеска идеи до окончательного его выполнения на деле, так же как и в случае проектирования, он разлагает на три акта: догадки, знания и умения. Для здорового изобретения важно задаться возможным, знать необходимое и уметь обращаться с материей.

I акт. Создание идеи (акт догадки)

Прежде всего при создании нового приспособления должны быть ясно осознаны условия задачи. Откуда же изобретателями берутся задачи? Это дело творческого чутья, для которого нет никаких правил. Затем необходимо, чтобы в душе совершился творческий акт, в результате которого сначала появляется первый проблеск идеи, предчувствие мысли, ее зародыш. Здесь большое значение приобретает весь прошлый опыт изобретателя. Наконец, формируется ясная определенная мысль – предположение (намерение, замысел), что цель может быть достигнута на таком-то пути. Эта вторая часть акта и есть то, что называется «вынашивать свою идею» (внутреннее чтение идеи). Первый акт изобретений окончен, когда изобретатель сам себе ясно представляет, что ему хочется. Но эта идея еще не говорит о том, что он может и что будет делать на самом деле.

II акт. Выработка плана, схемы (акт знания)

Второй акт получает изобретение в виде отдельно стоящих частей, его задача состоит в том, чтобы заполнить пробелы и устранить из идеи ее гипотетичность. Здесь приходится чертить, вычислять, делать опыты, строить модели, все испытывать на деле. Второй акт – дело методического мышления, рассудочной работы (а не интуиции). Задача его – выработать план изобретения. Идея и план – вещи разные: идея говорит то, что необходимо, план же – что необходимо и достаточно для действия. В результате должна быть доказана осуществимость идеи. План изобретений показывает не только то, чего хочется изобретателю, но и то, что он может достигнуть. Изобретение уже готово в том смысле, что для остального – практического выполнения – уже не требуется собственно изобретательской работы.

III акт. Выполнение (акт умения)

Задача изобретений на этой фазе распадается на столько отдельных задач, сколько частей в изобретении: каждая часть вырабатывается особо. Но все они берутся, как правило, готовыми по образцу деталей уже существующих машин. Теперь вступают в силу (в виде задач) все те будущие требования, которые выдвинет практик, использующий машину. Для решения этих многочисленных задач уже не требуется творчество, а только знание того, что в данной специальности установлено, что оправдалось на практике. Это задачи конструктора. Наконец, вещественное выполнение изобретений (уже не в виде модели, а в виде готовой вещи) – дело мастерской. Только теперь можно сказать, что изобретение готово вполне (хотя бы в одном экземпляре).

Изобретательство для многих инженеров-практиков – основа и даже единственная выполняемая ими инженерная деятельность. Одним из таких инженеров был, например, талантливый русский изобретатель Павел Михайлович Голубицкий, посвятивший свою жизнь усовершенствованию телефонной аппаратуры. Он работал участковым судьей Тарусского уезда, одновременно проводя за свой счет опыты в собственной мастерской. Об этом написал в «Правительственном вестнике» 1886 г. известный физик О.Д. Хвольсон: «…в мастерской Голубицкого есть масса телефонных приборов, которые были построены для выяснения путем опыта вопросов, возможно ли применить к телефонам пластинки, закрепляемые в центре и свободные по окружности? Какие результаты получаются при снабжении телефона деревянною или другого материала пластинкою с приращенною железною арматурой? Какое влияние имеет замена медных колец, удерживающих пластинки, железными, бумажными и прочими. Одним словом, Голубицкий практически изучил влияние каждой отдельной части телефона на его действие». В дальнейшем Голубицкому были выданы привилегия и патент на его «получатель» (так тогда называлась телефонная трубка). Русское морское ведомство использовало эти телефоны для водолазных работ. В заявке были подробно описаны многочисленные варианты предлагаемой конструкции. Изобретение устраняло недостатки «трубки Белла». Как установил Голубицкий, причина ее малой чувствительности в том, что магнит с полюсной надставкой только одним полюсом направлен к мембране и против ее центра. Предлагаемая им система телефонов была «основана на увеличении числа магнитов и бобин, действующих на вибрирующие части одной и той же диафрагмы»³⁶⁷.

Конечно, один человек не может обладать в одинаковой мере творческим даром, положительным знанием и мастерством. Поэтому в техническом творчестве почти всегда работает не один человек. Однако в данном случае совершенно безразлично, выполняются ли все три акта одним лицом или многими. Кроме того, при очень сложных изобретениях происходит не один трехакт, а несколько, целый ряд их. «Таким образом, готовое изобретение (если оно не слишком просто) представляется перед мыслительным взором в виде целой виноградной грозди, где трехакты нагромождаются друг на друга»³⁶⁸.

Как показал французский историк науки Жан-Жак Саломон на примере известного американского изобретателя Эдисона, миф о неотесанном, но гениальном изобретателе и об изобретательстве как божественном даре, выражении гения, вдохновляемого только провидением, для современного инженера-изобретателя не имеет под собой исторических оснований. Записные книжки Эдисона вопреки распространенному о нем мнению свидетельствуют о том, что он занимался целенаправленным исследованием на основе использования достижений науки. Характеризуя его изобретательское творчество и методы работы, Саломон пишет: «…если решение было найдено Эдисоном, а не теоретиками, то его усовершенствование и осуществление зависели от работы всего коллектива исследователей в Менло-парк, включая Уптона, Эндрюса, Кларка, Ачесона, Спрейга, получивших университетскую подготовку и превосходивших Эдисона в теоретических знаниях; искусного стеклодува Боэма, обучавшегося на знаменитой фабрике Гайслера в Германии; чертежника Бечелора; бывшего швейцарского часовых дел мастера Крузи; Отта, Бергмана, Шуккерта, которые могли сконструировать фактически любой прибор или механизм. „Волшебник“ в действительности был руководителем первой лаборатории, созданной для промышленных исследований, в основе деятельности которой лежала как теория, так и практика, „вдохновенным руководителем коллективных исследований… который был более чем простым изобретателем, исследователем, инженером – он организовал и возглавил научно-техническое предприятие“. С помощью целой группы исследователей, включавшей инженеров, техников, ученых и других работников, Эдисон расчистил путь для систематических исследований в век техники. Лаборатория в Менло-парк, его „фабрика изобретений“, была, возможно, самым значительным его изобретением…»³⁶⁹ Лаборатория в Менло-парк стала первой современной промышленной лабораторией, прежде всего потому что в ней работали квалифицированные ученые и она была оснащена самым передовым научным оборудованием. Таким образом, успех изобретений Эдисона был обеспечен двусторонней связью между теоретическими основами и практическим применением.

Важную роль играет также распространение здорового изобретения среди людей, но это уже задача привилегирования изобретений. Большое значение здесь имеют реклама и толково составленные описание и наставление к употреблению. Кроме того, изобретатели редко бывают хорошими дельцами, и поэтому в большинстве случаев, приступая к распространению своего изобретения, они должны объединиться с дельцом.

Много места Энгельмейер уделяет анализу больного изобретения, т. е. неудач, грозящих изобретателю. Прежде всего он говорит о неудаче в распространении изобретения, приводя пример из собственной практики. «Один русский инженер придумал соломотряс такой конструкции³⁷⁰, что его легко может построить крестьянин своими средствами. Соломотряс, вообще говоря… присоединяется к молотилке и перетряхивает солому, т. е. отделяет от нее зерно и мякину так, что увеличивает производительность молотьбы. Соломотрясы существовали и раньше, но были такого устройства, что могли быть выполняемы только на заводах, а потому обходились дорого. Новоизобретенный соломотряс не представлял интереса для заводчиков, строителей молотилок, и наш инженер решил его обнародовать для общей пользы, не ища личной выгоды. И что же? Общество и печатные органы, на знамени которых было написано „Распространение полезных сведений в сельском быту“, требовали с изобретателя покрытия разных расходов, совершенно так же, как если бы он преследовал исключительно свою личную выгоду»³⁷¹. Изобретатель должен знать, заключает Энгельмейер, что он непременно натолкнется на вражду или в самом лучшем случае – на равнодушие. Могут быть, конечно, и другие препятствия, например неумение пользоваться со стороны потребителя. Но общее правило таково: чем новее и важнее изобретение, тем труднее его ввести в жизнь. Даже если изобретение делается по специальности, так сказать по роду службы, оно вызывает «генеральский гнев», ибо колеблет обывательское доверие к начальству, «наводя на тлетворную мысль о том, что в подлежащем ведомстве желательны какие бы то ни было новшества и что эти новшества исходили не от начальства. Как будто начальство само не знает, что надо и чего не надо!»³⁷²

В соответствии с трехактом Энгельмейер выделяет следующие неудачи, двигаясь в обратном порядке: недостаток умения, недостаток знания и недостатки в идее. Все это ведет к плохой выработке изобретения.

Изобретение технического характера окончательно выполняется не самим изобретателем, а рабочим. Изобретатель не обязан сам все уметь делать, но он должен быть хорошим конструктором, т. е. должен в совершенстве знать фабрично-заводскую выработку по своей специальности, следить за нововведениями в заводской практике. Это предохранит его от многих ошибок, поскольку он должен придать изобретению не просто законченную форму, а такую, какую требует практика. Кроме того, он должен предвидеть умение будущего потребителя своего изобретения и сделать его удобным для эксплуатации. Изобретатель также должен обладать навыками научного исследователя (причем тем в большей степени, чем новее область, к которой принадлежит изобретение). Недостаток знания приводит к тому, что часто изобретается давно уже изобретенное. Однако самые непоправимые недостатки – в идее. Идея может быть здоровой, хотя и с недостатками, или больной. К последней Энгельмейер относит все изобретения «вечного движения».

В статье «Учение об изобретении», проводя технологическое исследование изобретения, Энгельмейер выделяет два их типа: изобретение существующее и изобретение созидаемое³⁷³. В существующем изобретении он различает технический эффект и состав: первое – работа, то действие, которое достигается изобретением; второе – то, чем достигается этот эффект. Состав изобретения имеет три формы (три степени технологического значения): идею (основной принцип), схему (общий план или систему) и конструкцию (вещественное выполнение), подробно рассмотренные нами в предыдущем подразделе.

Как технологическая единица, изобретение существует уже тогда, когда выработаны идея и схема. Вместе они дают изобретение как технологическое понятие. Одна идея еще не дает изобретения, а конструкция ничего не прибавляет к этому понятию, но она нужна для применения на практике (для этого изобретение должно быть конструктивно выполнено до последней детали). Рассматривая сходство изобретений, Энгельмейер использует понятия эквивалентности и изоморфизма. Эквивалентность – сходство по эффекту, изоморфизм – по составу. В книге «Теория творчества» он разъясняет: эквивалентны принципы, которые решают одну и ту же задачу; системы эквивалентны между собой, если у них общий принцип; конструкции – если представляют вариант одной системы. Изоморфизм конструкций – одна и та же конструктивная деталь употребляется в разных системах. Изоморфизм систем – одна схема (система, план) применяется к разным принципам лишь с небольшим изменением. Изоморфизм принципов – один и тот же принцип приспосабливается для решения разных технических задач. Если два принципа эквивалентны или изоморфны, то же самое можно сказать и о производных от них системах и конструкциях³⁷⁴.

Давая классификацию существующих технических изобретений, Энгельмейер выделяет три их класса: механические сооружения (механизм), химические соединения (химизм) и способы производства. Рассматривая созидаемое изобретение, он подчеркивает, что и здесь мы найдем принцип, систему и конструкцию. Он различает три случая: наиболее частный и типичный – создание конструктивного варианта системы; выработка новой системы машины (заимствуется только основной принцип); исключительный – выработка совершенно новой машины для такой работы, которую до сих пор выполняла рука человека. Последний случай и представляет собой изобретение в подлинном смысле слова; два первых случая, строго говоря, лишь усовершенствование.

Глава 4
ОБСУЖДЕНИЕ ПРОБЛЕМАТИКИ «ТЕХНИКА И КУЛЬТУРА» В ФИЛОСОФИИ ТЕХНИКИ

4.1. Возникновение и взаимовлияние философии техники в Германии и России

Программа философии техники, в общих чертах намеченная Энгельмейером уже в конце XIX столетия в книге «Технический итог XIX века», четко формулируется им на IV Международном философском конгрессе, проходившем в Болонье (Италия) в 1911 г.³⁷⁵ «В Болонье я делал доклад не только по теории изобретения, но и по философии техники. Хотелось бы посмотреть, пришло ли уже время для этих вопросов?»³⁷⁶ Он последовательно ее реализует в целом ряде своих публикаций³⁷⁷. К его главным публикациям относятся «Теория изобретения» (1910)³⁷⁸ и «Философия техники» (1912. Вып. 1–4). «А сейчас сижу я за печатной машинкой и готовлю сам собственное издание в форме непринужденной серии – манускрипт под общим название „Философия техники“. К сожалению, по-русски, чтобы закончить его побыстрее… Почему в собственном издании? Потому что в этом случае меня, по крайней мере, не будет приводить в смятение никакой издатель, а риск является незначительным, поскольку я пишу популярно, а такого рода книги находят своего читателя»³⁷⁹.

С самого начала становления философии техники техника рассматривается как неотделимая часть культуры. Энгельмейер, например, неоднократно подчеркивал, что необходим социокультурный подход к технике. Уже в своих ранних работах он ставит задачу исследования, в каком отношении к культуре в целом она находится³⁸⁰: «Техника – это не только одно из колес в гигантских мировых часах человеческой общественности. Мы исследовали внутреннее и внешнее устройство этого колеса и рассмотрели, как оно воздействует на другие колеса. Каждое из них имеет свою особую функцию в жизни человека… и все вместе они объединяются в единое гармоничное целое в общем удивительном механизме..»³⁸¹. Определить этот механизм – одна из важнейших задач философии техники. В 1900 г. выходит в свет его статья «Техника как фактор современной культуры». Энгельмейер утверждает в ней, что для мира диких животных характерно пассивное биологическое приспособление к природной окружающей среде. «Человек благодаря своей технике освободился от необходимости приспособлять свой организм к окружающим природным условиям. Наоборот: он эти окружающие условия прилаживает к потребностям своего организма»³⁸². Более того, приспосабливая эти окружающие его условия к своему организму, он окружает сам себя искусственным микрокосмосом. «Человек причисляет себя к животным, но при этом не теряется, как в чистом дарвинизме: если для животного характерно лишь пассивное приспособление своего организма к внешним условиям, (техническому) человеку, напротив, присуще активное приспособление: приспособление внешнего к требованиям его организма»³⁸³.

Четвертый том его книги «Философия техники» заканчивается следующими словами, в которых он формулирует сущность «техницизма» (имея в виду философию техники): «Вот в каком смысле человек есть существо техническое, т. е. такое, которое живет, имеет желания и их удовлетворяет в пределах возможностей, обусловленных жизнью личной, общественной и космической. Вот в каком смысле техницизм есть учение о техническом существе, т. е. о человеке – учение, показывающее, что необходимо и достаточно для того, чтобы человек стал таким? Каковы внутренние и внешние условия его жизни, т. е. те цели и средства, в пределах которых человек действует? И таким образом, техницизм делается учением о человеческой деятельности, а стало быть, и о человеческой жизни, поскольку она непрерывно связана с деятельностью»³⁸⁴. В своем письме Маху Энгельмейер уточняет, что он понимает под техницизмом как техническим мировоззрением: «Человек живет, т. е. он удовлетворяет свои потребности. То, что последнее для него возможно, заключается в том, что он может целесообразно влиять на природу. Таким образом, человек является „техническим существом“. Влияние на природу является возможным потому, что человек знает „взаимосвязи“ между явлениями. Таким образом, наука, вообще знания – это предпосылка техники, т. е. умения. Жизнь имеет место „фактически“, т. е. вне логически, поэтому она не может быть объяснена чисто интеллектуалистски: первопричиной и регулятором всех знаний является интуиция. Интуитивное знание – это типическое обозначение искусства, дополнение к понятию экономии мышления. Она лучше достигается в искусстве, чем в науке. Однако наука легче постигается средним человеком. Открытие взаимосвязи между явлениями является гносеологическим открытием (правило, закон, инвариант). Конечной целью (как научного, так и художественного) знания является техника, под которой понимается: собственно техника, творческое искусство, искусство экспериментирования, практика жизни, этика. Поэтому я и называю мою систему „техницизм“»³⁸⁵.

Для Энгельмейера, как и для других философов техники его времени, в центре философского исследования находится вопрос о сущности техники. «В общем языковом употреблении слово „техника“ имеет двоякий смысл: во-первых, под техникой понимается часть искусства, которая направлена вовне, и, во-вторых, под техникой понимается целостная деятельность, а именно та, в процессе которой человек специально стремится получить полезные явления»³⁸⁶. Энгельмейер также формулирует сущность техники: «Сущность техники заключается не в фактическом выполнении намерения, но в возможности целесообразно воздействовать на материю… Явления природы тесно сцеплены между собой… Человек… желает, чтобы наступило явление Е. Он знает цепь A-B-C-D-E и не обладает достаточной мускульной силой, чтобы вызвать к жизни Е, D, С, В, но ему хватает силы вызвать явление А. Он вызывает А, цепь запускается, и запланированное явление E наступает автоматически. Вот в чем состоит сущность техники» ³⁸⁷. Это, конечно, нечто иное, чем техницизм в негативном смысле.

Когда Энгельмейер исследует вопрос «Что такое техника?», он обращается к дискуссиям по этому поводу, имевшим место тогда в Германии. Понятие техники рассматривается им в широком и узком смысле. В широком смысле техника есть везде в любой деятельности (техника – это организация = праксиология): любая целенаправленная деятельность имеет свою собственную технику; любая деятельность, и прежде всего профессиональная, находит свое выражение в технических правилах³⁸⁸. Это безгранично обобщенное понятие техники. Затем в науке, например, есть техника знания. Техника понимается также как лишь одна из форм человеческой духовной деятельности, действие сознательного духа по переструктурированию сырого материала в целях культуры или короче: сознательное оформление материи³⁸⁹. В узком смысле под техникой понимается, во-первых, та часть искусства, которая направлена вовне. В первом смысле говорят о технике художника, музыканта, артиста, судьи³⁹⁰. Понятие техники в этом смысле мы унаследовали от древних греков и римлян. Техническая деятельность настолько же стара, как и сам человек (Homo faber); техника является человеческой деятельностью. Во-вторых, под техникой понимается целостная деятельность, а именно та, при которой человек специально стремится выявить нужные явления. Здесь говорят о технике без предиката и понимают под ней искусство инженера, машиностроителя, химика и т. п. Второй смысл техники сформировался впервые в XVIII в.: техника – это только промышленная техника или инженерная техника³⁹¹. Затем Энгельмейер формулирует собственное определение техники: «Техника – это искусство планомерно и на основе известных естественных взаимодействий вызывать к жизни определенные вещи»³⁹². Это определение техники цитировали многие инженеры и философы техники³⁹³.

В конечном счете Энгельмейер ставит вопросы: «В чем состоит техническое мировоззрение?», «В чем его отличие от научного мировоззрения?» Мировоззрение Нового времени можно назвать научным, однако к XIX столетию возникает новое, техническое мировоззрение. «Внимание ученых направлено на вопрос что произойдет? А техников – на вопрос: что должно произойти? Ученый стремится узнать существующее. Техник, напротив, начинает с этого и воздействует на природу, внося свои желания в природные силы. Техническое воззрение учит, что человек в состоянии с помощью заповеданных ему средств покорять природу, т. е. время и пространство, силу и материю, и делать свои планы исполнимыми. Короче, техническое мировоззрение выражается в форме: человек сам кузнец своего счастья»³⁹⁴. Это – руководящее высказывание технического оптимизма. Российские и германские инженеры конца XIX – начала XX столетия верили в прогрессивную силу техники. Они верили, что с помощью техники возможно решить все социальные проблемы, как социальный, так и природный мир можно пересоздать и сформировать в соответствии с «собственным представлением».

В этом пункте Энгельмейер обращается к немецкому философу Бону, который назвал вторую главу своей книги «О вопросе о том, „Что должен я делать, чтобы – ?“ (философия техники)»³⁹⁵. Цель техники он видит в стремлении к человеческому счастью. Совокупность технических мероприятий имеет целью удовлетворение человеческих потребностей. По его мнению, достижение счастья – высшая техническая цель в иерархии человеческих целей. Все технические вопросы типа «Что должен я делать, чтобы – ?» связаны с одним-единственным вопросом «Что я должен делать, чтобы стать счастливым?» Это общая форма технических вопросов. Ответ на этот вопрос, с точки зрения Бона, особенно важен, в то время все остальные технические вопросы имеют второстепенное значение, поскольку в любой деятельности стремление к счастью осознается как решающее. Бон установил тесные отношения между техникой и этикой. Конечная цель технической деятельности и высшая техническая задача – достижение счастья. Однако эта цель, по Бону, подчинена в соответствии с высшей и общей целью идее высшего добра, которая является предметом философской этики. Идея добра сегодня в высшей степени актуальна для преодоления узкого техницизма, который неверно использует техническую деятельность для самосохранения, самоопределения и внутреннего функционирования и в конечном счете ведет к самоуничтожению технической цивилизации. Это, естественно, не означает, что от техники необходимо тотчас же отказаться. Напротив, «…тот, кто рассматривает счастье как общую и высшую цель для стремлений, должен также исследовать средства, ведущие к этой цели, как важнейшее и высшее из всех технических задач», т. е. идти по техническому пути³⁹⁶. Энгельмейер с большим почтением многократно цитирует книгу Бона как важнейший исходный источник по философии техники. В своем письме Маху от 14/27.04.1906 г. он пишет: «Я не знаю, знакома ли Вам эта книга „О долге и добре“ Фреда Бона (Leipzig, Engelman, 1898). У меня она есть, поскольку глава II имеет название „Философия техники“. Мне импонируют его основная идея, объяснять технику (в самом общем виде) таким образом, что она имеет задачей отвечать на следующие вопросы: „Что я должен делать, чтобы —?“, другими словами, учит достигать цели. Теперь его мысли для меня – неудобная перегородка».

Энгельмейер определяет также роль инженера в современном обществе и утверждает, что XX столетие принадлежит технике и техникам или «инженер с необходимостью возьмет на себя управление экономикой». Но чтобы соответствовать этой ведущей роли в современном обществе, инженер должен получить не только специальное, но и общее гуманитарное образование. А это возможно только с помощью философии техники, которая представляет собой высшую ступень развития технического сознания.

Именно в этом смысле пишет Энгельмейер о трех ступенях абстракции в технике³⁹⁷.

1. Первый человек на Земле был также и первым техником, поскольку его заботой было обеспечить свою жизнь. Первые техники возникли эмпирически. Техника, однако, представляет собой общественное явление, и ее прогресс возможен только на пути сообщения, обмена опытом. Каждое словесное сообщение связано с определенным обобщением или абстракцией. Эта первая ступень абстракции давала возможность описать весьма ограниченную технику (ремесло, искусство). Обобщение здесь не выходит за пределы профессии.