Текст книги "Звезда по имени Виктор Цой"

3–6 марта 1988 года. Виктор Цой в Таллине

В начале марта Виктор вместе с Марьяной по приглашению Марка Шлямовича едет в Таллин, где дает несколько акустических концертов в Малом зале Горхолла, один из которых можно услышать благодаря записи, сделанной звукооператором Горхолла Борисом Тышечко.

По воспоминаниям Марка Шлямовича, на один из концертов он пригласил в Горхолл журналистку газеты «Молодежь Эстонии» Эллу Аграновскую, которая после концерта взяла у Виктора небольшое интервью, позднее опубликованное в газете, а еще позднее вошедшее в книгу Александра Житинского и Марьяны Цой «Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы». Фотограф Николай Шарубин по просьбе Эллы сделал несколько удачных кадров, которые сегодня позволяют прочувствовать атмосферу тех дней.

Элла Аграновская:

«Я была всего лишь на одном концерте – в малом зале Горхолла, – Виктор выступал без группы, аккомпанируя себе на гитаре. Тогда же мы и записали интервью. И довольно долго болтали с ним и с Марьяной: они приезжали тогда в Таллин вдвоем. Примерно года за два (а, может, и три) до этой встречи Виктор с Курехиным приходили ко мне в редакцию. Зачем – мы с Цоем так и не вспомнили. Но оба помнили, что было страшно весело… Николай Шарубин по моей просьбе делал фото. Это было не в Горхолле, а на улице, около служебного входа. Цой был в черном пальто с белым шарфом. Фотографию стащили в редакции: просто вынули из редакционного архива, а я спохватилась не сразу. Эта фотография была опубликована вместе с моим интервью, которое потом использовала в своей книге Марианна. В газете я его не подписала, поскольку в этом же номере был опубликован другой материал под моей фамилией. А такой практики, чтобы дважды ставить фамилию журналиста, тогда не было. Поэтому в книге интервью опубликовано без подписи. Газета с интервью у меня хранится. Это внутренняя полоса, то есть там целая страница. Была такая забавная рубрика – „Карусель“. Когда я хотела написать главу про Цоя в своей книге (2000 год), тогда и выяснилось, что фото пропало. Книга вышла („Плаха для стрекозы, или С нескрываемым обожанием“), но из-за той злополучной фотографии про Цоя в ней ничего нет. Аналогичная история в редакции произошла с Окуджавой. То есть с фото. Но мне было чем заменить. Если соберусь с духом и закончу вторую книгу, обязательно напишу там и про Цоя…»[135]135
  Из интервью автору – 2014 год.


[Закрыть]

«Пожалуй, самый запоминающийся момент в моей „киноистории“ – это приезд ко мне в Таллин Виктора с Марьяной. Случилось это 3 и 4 марта 1988 года. Почему хорошо запомнил – потому что мало того что это были первые организованные мною сольные концерты Виктора Цоя, так еще и день рождения Марьяши (светлая ей память).

Инициатором сольной гастроли была Марьяна; позднее я понял, что ей очень хотелось куда-то вырваться вдвоем с Виктором на иную, комфортную территорию. Их отношения дали трещину, и Марьяна самоотверженно пыталась их склеить. А я всегда был счастлив любой новой встрече, ведь люди „Кино“ и музыка этой группы давно были в моей душе, крови, в мыслях.

В Таллине был на то время самый современный дворец для концертов Горхолл. Помимо главного, большого зала, у него был дочерний, расположенный у моря.

С виду Горхолл выглядел как какой-нибудь Теночтитлан индейцев майя, а „отросток“ с залом подходил к берегу так, что прямо рядом со входом к нему могли пришвартовываться круизные яхты и небольшие корабли. В 150 метрах находилась бывшая электростанция, на территории которой Андрей Тарковский снимал своего „Сталкера“. И вот 3 и 4 мая в этом зале запланированы творческие встречи с Виктором Цоем – лидером группы „Кино“.

Утром в Таллин из Питера прибывали два поезда, в 6:10 и в 9:10 утра. Марьяна взяла билеты на тот, который прибывал в 6:10. От общаги до вокзала добираться минут 40. Но ничего, как бы то ни было, в назначенное время я топчусь у начала пути прихода питерского поезда. Людей почти нет, бледное утро никак не может победить сумерки ночи, сквозняком продувает со всех сторон, высокие вокзальные фонари освещают падающий мелкий мартовский снег…

Я не унываю, а предвкушаю встречу. Гостиницу я заказал в самом центре города, мне в этом помогли знакомые. В те времена заселение производилось не раньше 12:00 часов дня. Куда деться до того времени? К нам в общагу. Моя жена Оксана тоже встала пораньше, сделала салатик из кальмаров, обещала сделать к нашему приходу пельмени.

Поезд Ленинград – Питер прибыл вовремя, мягко ткнувшись носом аккурат в точку начала путей, где уже добрых полчаса я ожидал своих друзей. Приехавшие стали выходить из вагонов, зябко поджимая плечи от объятий утреннего морозца. Других поездов не было, и этот выглядел на пустынном таллиннском вокзале, как одинокое судно, пришедшее в заброшенный порт, где его никто не ждал. И в самом деле, из встречающих я был совсем один.

Проходит 5, 10, 15, 20 минут, пассажиры уже все вышли из поездов и прошли к зданию вокзала. Вити с Марьяной нет.

Воцарилась тишина, предутренняя снежная мгла, тусклый свет фонарей, темный остов замершего поезда, и уже не переминающийся от холодка, а застывший человек на перроне – это я…

И вдруг в сердце начал несмело расцветать цветок надежды: вдали, рядом с последним, самым дальним от меня вагоном, я различил две человеческие фигуры, очень медленно бредущие в обнимку в моем направлении.

Эти две фигурки были долгожданные Витя и Марьяна Цой. Я уже не верил своему счастью. Бросившись к ним с объятиями, я стянул с Витиного плеча гитару, перехватил сумку и, всмотревшись в их лица, все сразу понял. Витя спал на ходу, поэтому был хмурым, как ненастная осень, а Марьяна виновато кивала в его сторону, поясняя, что плохо спали, не выспались, очухались только тогда, когда поезд уже стоял на станции, а вагоны опустели.

Витя сохранял сонно-хмурое состояние до самой общаги. Он отказался от завтрака и, попросив разрешения, завалился на койку спать. Кстати, не снимая своих белых кроссовок – единственного не черного элемента в своей одежде, за исключением еще красивого бирюзового колечка на правой руке.

А мы втроем – я, Марьяна, Оксана – сели за столик, стали кушать салат и пельмени; я сиял от счастья, как начищенный медный таз.

Пока Витя спал, Марьяна посетовала, какой он в последнее время „не такой“ и все такое прочее, но радостное настроение от встречи доминировало, и лично я не мог ни о чем думать, кроме как о времени, что мы проведем, и концертах. В назначенное время Виктор проснулся, потянулся, как кот, осмотрелся, улыбнулся и произнес: „Ну… где тут ваши пельмени?“

И несмотря на то что последние уже давно остыли, он с удовольствием и аппетитом влупил пару-тройку пельмешек.

После этого Витя совсем раздобрел и мы принялись слушать музыку. Я поставил для прослушивания в свой кассетный магнитофон купленный по случаю у соседа-моряка последний альбом Пола Маккартни и модный на то время альбом дерзких, только что засветившихся на музыкальном небосклоне U2 под названием „The Joshua Tree“.

Виктор подарил мне раритет раритетов – кассету с записью саундтрека к еще не вышедшему фильму „Игла“, где были записаны замечательные, очень мелодичные композиции, которые еще больше открыли для меня Цоя. Позднее мы переместились в гостиницу, ребята разместились, приняли душ, и мы, взяв чехол с гитарой, пешком пошли через город к залу на саундчек, благо это было недалеко, минут 30–35 неспешной, приятной ходьбы через Старый город.

По дороге мы встретили знакомого моих знакомых, очень хорошего парня и классного фотографа. Он слыхать не слыхивал о сегодняшнем Витином концерте, и я ему предложил прийти и пофотографировать.

Забегая вперед, скажу: он (фотограф) пришел с фотоаппаратом и сделал серию снимков, где Виктор был запечатлен крупным планом, одно лицо, во время исполнения какой-то песни. Когда он через недельку принес эти черно-белые снимки и сложил их все вместе, как пазлы, я был поражен. Такие глаза, такая страсть на лице, такая энергия – как будто гордый индейский вождь: или сражается, или вызывает духов.

За долгие годы у меня куда-то растерялись большинство из этих фотографий, может, кто-то их украл на память, но несколько осталось, и я при случае их опубликую, и, уверен, вы все поймете и согласитесь с моими ощущениями! Спасибо Тебе, во времени затерявшийся фотограф.

А вечером был концерт! Я уже не помню, чем различались концерт 3 марта от концерта 4 марта, вспоминаю о них как об общем, едином концерте.

Полный зал: внимательные глаза публики, бурные аплодисменты, я, наивно говорящий вступительное слово (в гримерке за полчаса до концерта я громко думал, как представить Цоя, а Витя, полулежащий на кресле и наигрывающий/напевающий на манер рок-марша пахмутовскую „Надежду“, все подтрунивал над моим волнением), и, наконец, Виктор со своей 12-струнной акустической гитарой и манерой четко и динамично играть ритм.

На одном из концертов лопнула струна. Виктор, не смущаясь, спросил зал: „Вы подождете, пока я заменю струну, или будем продолжать без струны?“ Публика взревела: „Продолжать!“ – и Витя прекрасно завершил концерт без струны.

И еще удивительное впечатление: я впервые, да и не только я, услышал новые песни, одна из которых – „На вечеринку один… когда твоя девушка больна“ – была премьерой.

Потом, годы спустя, она появилась, запечатленная на „Черном альбоме“, но это было не то. На том таллинском концерте молодой парень Витя Цой так искренне, с таким жаром исполнил песню, абсолютно совпадающую с его бытием, сущностью именно в этот период его жизни, что зал вошел в мистический транс и с первого раза, как будто эту песню знал всю жизнь, вслед за Цоем запевал рефрен.

 
День как день, только ты почему-то грустишь.
И вокруг все поют, только ты один молчишь.
Потерял аппетит и не хочешь сходить в кино.
Ты идешь в магазин, чтобы купить вино.
 
 
Солнце светит, и растет трава,
Но тебе она не нужна.
Все не так, и все не то,
Когда твоя девушка больна.
Когда больна…
 
 
Ты идешь в магазин, головою поник,
Как будто иссяк чистый горный родник.
Она где-то лежит, ест мед и пьет аспирин,
И вот ты идешь на вечеринку один.
 
 
Солнце светит, и растет трава,
Но тебе она не нужна.
Все не так, и все не то,
Когда твоя девушка больна.
Когда больна…
 

Вторая песня – это одна из самых гениальных слышанных мною песен, и не только Цоя, а вообще, это – „Следи за собой“. Помните? „Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!“ А „Ария Мистера Икс“, а „Электричка“, „Транквилизатор“, „Троллейбус, который идет на восток“, „Камчатка“ и многие другие незабываемые песни и незабываемые мгновения? Помните?

Перед одним из концертов в гримерную зашел Иван Воропаев (после гибели Саши Куссуля он с Андреем Решетиным играл на скрипке в „Аквариуме“)…

А еще много гуляли. Так было здорово гулять всем по набережной моря, по Старому городу, благо все было рядом, все близко.

3 марта вечером после концерта собрались у Цоев в гостиничном номере, Витя опять ушел в себя, Марьяна загрустила, хотя держалась молодцом и не показывала виду. Из номера она позвонила своей маме Инне Николаевне, и я слышал, как она ей говорит: „Мама, все в порядке, отлично проводим время, празднуем мой день рождения, Виктор сейчас разливает шампанское“.

Очень быстро пролетели эти два дня, и я вновь с грустью провожал ставших мне еще более близкими людей на поезд в Питер».[136]136
  Из воспоминаний М. Шлямовича


[Закрыть]

Виктор Цой без группы «Кино»

Элла Аграновская:

«Стоял апрель 1988 года. В моем редакционном кабинете раздался звонок: вечером в Горхолле, по-русски звонко именовавшемся Дворец культуры и спорта им. В. И. Ленина, а по эстонски – просто Linnahall, будет выступать Виктор Цой.

Пауза. Видимо, мне надлежало заполнить ее восторгом. Но я к рок-музыке отношусь, скажем так, достаточно спокойно. Нет, конечно, знала, кто такой Виктор Цой, более того, истошных воплей на предмет того, что рок губителен для нашей молодежи, никогда не исторгала, но и армию фанатов на единицу своей персоны не стремилась пополнить. Впрочем, у Цоя их вполне достаточно без меня.

– Спасибо, скорее всего, не получится.

Звонившая, администратор малого зала, была моей личной знакомой, поэтому себе позволила.

– Ты в своем уме? Это же Цой! Виктор Цой! Отменяй все дела и приходи! Ты меня слышишь?

– Это Цой, Виктор Цой, я тебя слышу.

И тут беседа, если этот обмен маловразумительными междометиями можно назвать беседой, приняла неожиданный оборот.

– Приходи, пожалуйста, ты меня очень выручишь. И приводи всех, кто захочет. Дело в том, что идея устроить „рок-гостиную“ и пригласить Цоя – на моей совести. Но я вовсе не уверена, что наберется публика. Если зал будет пустой, начальство меня убьет.

Как уже отмечалось выше, я не была поклонницей рока, но все же руководила отделом культуры в газете „Молодежь Эстонии“, той самой Эстонии, где, в отличие от других республик, никогда не делали вид, что рок-музыки у нас нет, более того, регулярно устраивали рок-фестивали.

Пустой зал на концерте Цоя – более абсурдное предположение трудно было придумать. Оказалось, доля истины в этих словах проглядывала: во-первых, концерт по каким-то причинам широко не рекламировался, во-вторых, Цой приехал один. Точнее, с женой Марьяной, но без группы „Кино“. В малом зале был запланирован сольный концерт: Виктор Цой с гитарой.

Это резко меняло дело, поскольку, если совсем уж откровенно, громких звуков органически не выношу.

Если бы я сейчас решила начертать нечто вроде рецензии, на мониторе компьютера выскочили бы пылкие фразы про то, что это был незабываемый концерт: уникальный тембр голоса, лаконичная ритмика, отрывистые звуки негромкой гитары, угасающие в тишине. И все было бы сущей правдой, изрядно приправленной сиропом, что, безусловно, не про Цоя.

На протяжении всего концерта меня преследовали неконтролируемые ассоциации: мне 14 лет, я впервые слушаю песни Александра Вертинского. Кумир интеллигенции первой половины ХХ века, он давно вернулся из эмиграции, получил разрешение гастролировать, но только в провинции, к столичной сцене и к массовому слушателю допущен не был. Изданную в США пластинку, большую, намного толще, чем наши, моим родителям подарили друзья. Названия песен написаны по-русски, но латиницей. Щелчок, первые аккорды – и я на всю жизнь оказалась во власти этого странного, безголосого, поющего сердцем поэта.

Потом, в интервью, спросила Цоя про Вертинского. И услышала ответ, которого подсознательно ждала: „Вот Вертинскому мы верим. Как человеку, который чист душой…“ И на всю жизнь поверила Виктору Цою.

А пока, скрежеща зубами, пережидаю – нескончаемую череду фанатов с неуемным изъявлением восторгов, автографы на случайных бумажках, изнурительную процедуру под названием „можно с вами сфотографироваться?“ Кумир продвинутой молодежи второй половины ХХ века редкостно терпелив.

Господи, наконец-то!

„А может, поговорим завтра? Встретимся здесь же и поговорим“, – говорит просительно. „Давайте завтра вас сфотографируют для газеты, а поговорим сегодня. У меня ребенок болеет. Не знаю, как сложится завтрашний день“.

Цой вопросительно взглянул на Марьяну (они тоже были молодыми родителями) и, не дожидаясь ответного взгляда, соглашается: „А давайте!“

Мы присели в гримерке напротив друг друга. „Вы меня не помните?“ – спрашивает он неожиданно. Вопрос непонятен, что и выражаю недоуменным взглядом.

„А я к вам в редакцию приходил, с Курехиным…“ – „А-а-а… Ну да… Разумеется, помню“.

Помнила смутно. Курехин вошел, занял все пространство моего небольшого кабинета – и заискрился фейерверк остроумия. А ведь точно, с ним был приятный, скромный мальчик…

Сглаживая неловкость, быстро выпаливаю первый вопрос: „Скажите, Виктор, вам часто приходится выступать в такой тихой аудитории?“

На следующий день мне все же пришлось сопроводить фотографа Николая Шарубина на съемку, поскольку он категорически отказался проследовать в Горхолл в гордом одиночестве.

Вечером в большом зале ожидалась творческая встреча с известными кинематографистами. Шумная компания приезжих гостей заполнила служебное кафе Горхолла. За самым дальним столиком примостились Цой и Марьяна. Пробираясь к ним и близоруко щурясь, сначала не заметила Зиновия Гердта, с которым была знакома лет десять. Зиновий Ефимович помахал мне рукой. Я заметалась. Подлетела к Цою: „Извините, пожалуйста. Здесь Гердт, надо подойти… Вы ведь знаете Гердта?“ Цой серьезно кивнул: „Конечно, знаю. Ну не лично, но вообще знаю. Не волнуйтесь, мы подождем“. Шарубин остался с Марьяной и Виктором. Я помчалась здороваться с Гердтом…

Позировал Цой на пустой автомобильной парковке рядом с серым саркофагом Горхолла. Это не оговорка – именно позировал, послушно устремляя взгляд в объектив. На ветру развевались белый шарф, полы черного пальто. Мелькнула мысль: белый, черный, серый – как выразительно смотрелось бы в цвете, жаль, пленка черно-белая. Велика ли разница при таком богатстве палитры? Тот, кто сечет в фотографии, меня поймет.

Интервью вышло в газете через несколько дней. В подзаголовке было сказано: „С лидером ленинградской рок-группы „Кино“ Виктором Цоем по многочисленным просьбам читателей беседует наш корреспондент“. Фамилии корреспондента не было. По нынешним временам причина совершенно идиотская: за своей подписью мне надо было срочно опубликовать другой материал, а ставить фамилию автора дважды было не принято.

Конечно, можно было с этим интервью повременить, но фанаты достали звонками: „Когда про Цоя напечатаете?“ Надоело от них отбиваться. Изумленные столь неуместной анонимностью коллеги – ведь это же Цой, Виктор Цой! – крутили пальцем у виска.

Фотографию стащили из редакционного архива в день выхода газеты.

Таллин, июль 2014»[137]137
  Из воспоминаний Э. Аграновской.


[Закрыть]

Март 1988 года. Москва. Арт-парад «Асса»

В конце марта «Кино» в расширенном составе отправляется в Москву, где принимает участие в арт-рок-параде «Асса» в ДК МЭЛЗ. Расширенный состав подразумевал под собой наличие Игоря Борисова, Андрея Крисанова, Сергея Бугаева и других музыкантов, эпизодически помогавших «Кино» на концертах.

Игорь Борисов, музыкант:

«Я не очень долго музицировал в „Кино“, потому что был момент, когда Виктор решил, что он будет лучше двигаться без гитары – что, кстати, получалось очень хорошо, – но потом все-таки передумал. И какое-то время я исполнял именно те гитарные гармонические, ритмические партии, которые теоретически должен был играть Цой».[138]138
  Из воспоминаний И. Борисова (отрывки из интервью, посвященного Г. Гурьянову. 28.03.2014. Беседу вел Metsur Volde).


[Закрыть]

По воспоминаниям музыкантов «Кино», Цой ждал группу в Москве, поскольку поехал туда раньше. «Киношники» же по причине какой-то проблемы с билетами решили поехать в Москву на машине, для чего «подписали» какого-то приятеля на обычном «жигуленке». Как впоследствии вспоминали музыканты, дорога прошла не без приключений, и когда наконец машина подъехала к ДК МЭЛЗ, то сидевший на ступеньках Цой (критически окинув взглядом приехавших музыкантов) произнес, улыбаясь: «Дети подземелья…»

Сергей Соловьев, кинорежиссер:

«На открытии арт-рок-парада должна была выступать группа „Кино“. Зал сидит, уже время начинать. Я бегаю, нервничаю, хватаюсь за сердце, пью какие-то таблетки. Прошел слух, что барабанщик „Кино“ что-то там сделал, его забрала милиция и все срывается. Я бегу за кулисы, нахожу там Цоя и говорю ему: „Витя, так нельзя, ведь все срывается!“ А Цой так спокойно курит и говорит мне: „Да вы не беспокойтесь, это же часть шоу. Сейчас публика разогреется и мы начнем“. Вот так и началось…»[139]139
  Из воспоминаний С. Соловьева.


[Закрыть]

Как вспоминал Игорь Борисов, эта серия московских концертов прошла относительно спокойно, хоть иногда и происходили аппаратурные сбои. Недостаточно совершенная техника, непрофессиональный к ней подход были неотъемлемой частью концертов того времени, это раздражало Цоя и добавляло музыкантам излишней нервозности. И все-таки музыканты всегда находили поводы для шуток.

Игорь Борисов:

«Приглашение присоединиться к „Кино“ в очень коротком туре (кажется, пять или шесть концертов) в Москве, в рамках премьеры фильма „Асса“, поступило мне не лично от Виктора, хотя, думаю, это было его решение. Мне позвонил Юрий Каспарян. До этого у нас был опыт совместных выступлений в „Поп-механике“ Сергея Курехина. Алексей Вишня, Виктор Цой, Юрий Каспарян, Игорь Тихомиров, Григорий Сологуб, Виктор Сологуб, Георгий Гурьянов, Андрей Крисанов и я составляли „электрогитарную группу инструментов“ в мегапроекте Сергея. Это было по-настоящему весело – играть всем вместе „А олени лучше“, имея в качестве фронтмена Кола Бельды в соболиной шубе, или дружно унисонить романс „Две гитары“ с Борисом Штоколовым.

Виктора не было в городе, и некоторое время мы просто репетировали гитарные партии у Юрия Каспаряна дома, моя роль как гитариста сводилась к дублированию гитарных риффов, таким образом Юра добавлял все остальные партии – так было ближе к студийному звучанию песен. Потом последовала неделя репетиций в ДК пищевиков на улице Правды (сейчас улица Достоевского). В Москву мы выехали с большущей компанией друзей, и еще больше присоединилось к нам в Москве. Группа играла сет из известных песен, уже вышедших в альбомах, было несколько новых – „Следи за собой“, „Перемен!“ Сами же гастроли проходили в режиме „вечеринка – концерт – потом опять вечеринка“. Я помню, как-то раз после очень плотного обеда или ужина в ресторане мы играли песню „Транквилизатор“ раза в полтора медленнее, чем обычно. Она сама по себе довольно монотонная композиция, и мы, видно, размякшие после ужина, играли очень медленно. Я помню, что Цой так несколько удивленно обернулся на Георгия, и он – сейчас бы это назвали кнопкой pitch – каким-то образом… Как будто кто-то рукой стал пластинку быстрей-быстрей так подкручивать. И это все выглядело достаточно прикольно, такой эффект.… Причем это было одновременно, все так подтянулись! Это было действительно забавно. Я запомнил, во-первых, потому что мне понравилось, как это прозвучало, во-вторых, как-то было залихватски, без каких-либо особых обсуждений сделано, просто взгляд – оп! – и все.

Когда концерты завершились, часть группы вернулась в Питер. Потом, где-то через месяц, „Кино“ стало готовиться к концертам в Крыму, но я уже в них в качестве гитариста не присутствовал. Думаю, что Виктор все-таки органичнее себя чувствовал на сцене с гитарой в руках – и надобность во втором гитаристе отпала. Может, были другие причины – мы не говорили об этом, в конце концов, я не был, так сказать, „официальным“ членом группы. Не скрою, мне было приятно, когда в одном интервью, на вопрос „Зачем в группе появился второй гитарист Игорь Борисов?“ Виктор ответил: „Мы просто подружились“».[140]140
  Из воспоминаний Игоря Борисова (отрывки из интервью, посвященного Г. Гурьянову. 28.03.2014. Беседу вел Metsur Volde).


[Закрыть]