Текст книги "Струна"

– Ну, это уже лирика, – холодно заметил я. – А пока что займемся физикой. Приготовьте все документы по Ганину и Абдульминову и вызывайте вашего нотариуса мадам Пончикову. Мы все вместе, дружно, посмотрим в ее честные карие глаза. И научим четырем действиям арифметики.

– Особенно вычитанию и делению… – мечтательно промурлыкала Лена.

Парнишка распахнул дверь после первого же звонка. Вид он имел встрепанный и суетливый. События последних дней и чудом открывшиеся перспективы явно ударили его пыльным мешком. Не то по голове, не то по иной части тела.

– Здрасте! – растерянно пробасил он и тут же дал петуха. – Вы проходите, проходите.

– Здравствуй, Игорек, – хлопнул я его по плечу и миролюбиво улыбнулся. – Вот, познакомься с дамой.

Лена предостерегающе зыркнула на меня – не дай бог представлю Ивановной…

– Лена, – протянула она жилистую руку с коротко остриженными ногтями. Не то для поцелуя, не то для пожатия. Игорь тоже сходу не сообразил, заметался глазами, потом все же осторожно, боясь побеспокоить, стиснул дамскую длань. Не понимал, бедный, что женщины «Струны», особенно такие, как Лена, шутя способны раздавить его хилую подростковую лапку.

– Ну что, котяра, вещи упаковал? – спросил я, когда, пробравшись узким, заставленным неопределенного вида коробками коридором, мы очутились в комнате.

Да, господин Пасюков и впрямь расстарался. Целых десять метров. Окно с видом на помойку, драные, невесть когда наклеенные обои, в одном углу они оторвались вконец, и видны древние газеты. «Выше знамя соцсоревнования». Да… Обстановка – мало сказать что спартанская – вообще никакая. Кровать с продавленной сеткой, пара расшатанных табуреток (уж не с помойки ли под окном?), тумбочка с инвентарным номером «0064», скорее всего, интернатское наследство.

– Ага, – парнишка кивнул на две объемистые картонные коробки, сдвинутые в дальний угол. – Вы присаживайтесь, – он указал взглядом на табуретки.

– Ты полагаешь, что на этом можно сидеть? – осведомилась Лена и, небрежно пнув ногой хлипкое седалище, тут же уселась на пол. Невзирая ни на аккуратный свой костюм, ни на культурные традиции… Правда, участок пола интуитивно выбрала тот, что почище.

– Я во всем люблю естественность, – заявила она, ничуть не смутившись. – Или хороший стул, или хороший пол.

– Между прочим, мог бы и прибарахлиться! – педагогическим голосом заметил я пацану. – Все-таки пятнадцать тонн опилок на руки тебе выдали…

– Да я не успел еще! – стоя столбом посреди комнаты, принялся неуклюже оправдываться Игорек. – Я вон сперва технику… – махнул он рукой в сторону коробок.

– Ну и ладно, так даже меньше проблем, – заметила снизу Лена. – Здесь и грузчики не понадобятся, это все к нам в машину влезет, а грузчиков вызовем уже на Агаркова. Абдульминовское барахло выносить. Там, кстати, много? – обратила она ко мне бледное, оттененное желтоватыми локонами лицо.

– Там прилично, – кивнул я. – Работа для троих серьезных мужиков.

– Сам проверял?

– Ну зачем? – я искренне удивился. – С бабушками у подъезда побеседовал.

– Бабушки – это наша преторианская гвардия, – улыбнулась Лена. – А ты представляешь, сколько пищи сегодня будет для старческих ихних мозгов?

– И какой пойдет резонанс… – кивнул я. – Ну что, звоним?

– Вам, может, чаю? – деликатно предложил Игорь. Его встрепанность, по-моему, лишь усилилась. Длинный, худой, как стебель камыша, треугольное лицо сплошь в прыщах… Возрастное… Стискивает потные руки, волнуется. Похоже, он до конца еще не верит, что все это правда, а не затяжной глюк, что скоро он вернется домой. Ведь нельзя же эту берлогу всерьез считать домом.

– Но нам не до чаю, мы рвемся скорей… – промурлыкала Лена и плавным движением поднялась с пола. – Давай, Костя, вызывай мужиков на Агаркова. И погнали.

Вынув из внутреннего кармана «мыльницу», я пощелкал кнопками. Самое забавное, ее можно было использовать и как обычный телефон. Неограниченного радиуса действия. Прочие же функции – связь по «Струне», индикатор местонахождения, оружие, аптечка – в рекламе не нуждались. Впрочем, рекламы и не могло быть. Внутренняя разработка научно-технического отдела, исключительно для своих. Хотя, как пояснил Женя, ничего сверхъестественного в «мыльницах» нет, энергии Струны незадействованы. Просто инженерный гений Кирилл Банщиков очень любил детей. Вел даже кружок «Юный техник», жил на сто зеленых с больной старенькой мамой… «Струна» вышла на него совершенно случайно. У кружка отобрали помещение, устроили там оптовый склад. Наивный и неукротимый Банщиков начал обивать пороги, раздражал всех, кого можно и кого нельзя, дважды был бит в подъезде собственного дома и один раз – в милиции. А потом кто-то подкинул ему телефонный номерок. И понеслось…

Сейчас Кирилл Александрович заведует у нас лабораторией, медицинские проблемы решились нечувствительно, а давнишние сто «огурцов» кажутся ему кошмарным сном. «Кружком, ясное дело, пришлось пожертвовать, – добавил Женя, – но, согласись, у нас он приносит детям куда больше пользы…»

Долго дозваниваться в бюро перевозок не пришлось, милый женский голос пообещал пригнать транспорт с рабсилой ровно и точно.

– Ну, пошли, что ли, – хмыкнул я, ухватывая одну из коробок. – Давай, юноша, займись физическим трудом. Машина у нас возле подъезда.

Игорь с сомнением глядел на тумбочку.

– Да забудь ты этот хлам! – уловила его движение Лена. – Там, на твоей квартире, стоит весьма приличная мебель…

– Но… – непонимающе протянул парнишка… – Ведь это же его… Марата Николаевича…

– Ну, дяденька ж не буйвол, – сверкнув неровными зубами, парировала Лена. – И тебе кое-что достанется, малыш…

Игорь замялся, потом все-таки пробормотал:

– Знаете, я все-таки ее возьму… Я к ней привык, она пять лет уже у меня в детдоме стояла. Я и чинил ее, когда дверца ломалась…

– Ладно, – кивнул я. – Твоя игрушка – ты ее и потащишь. На верхний багажник закинем. Да… – спохватился я. – Паспорт давай. Завтра занесу, там уже правильная прописка будет.

– С соседями попрощаться не хочешь? – спросила Лена.

– Да на фиг они мне… – Игорь, похоже, с трудом удержался, чтобы не сплюнуть на неметеный пол. – Они только и знают ругаться, что музыка громко. И наркоманом обзывают.

– А ты ни сном ни духом? – прищурился я, поудобнее перехватывая коробку.

– Нет! А что? – с некоторой паузой сообщил пацан, и пауза эта показалась мне подозрительной.

– Ты, котяра, смотри… – усмехнулся я. – «Струна» тебе помогает, но «Струна» о тебе и помнит… Узнаю, что травкой балуешься, – задницу надерем и мало не покажется. Ладно, пошли. Да не суетись ты, не мелькай, успеем за той коробкой. Дверь пока подержишь…

А вот как быть, если господин Абдульминов откажется нас принять, я и не подумал. И Кузьмич тоже хорош, не выставил мне соответствующую галочку. Но теперь, глядя на массивную железную дверь с глазком, я проклял свою беспечность. Когда готовились к акции, я о таких мелочах и не вспоминал, надеясь на Женю. Но сейчас Женя лежал на больничной койке, уставясь взглядом в запредельные сферы, и ничем не мог помочь, даже советом.

Правда, рядом стояла Лена, матерая, судя по всему, волчица, но просить ее о помощи мне совершенно не хотелось. Ладно еще Игорька внизу оставили, в машине. Нечего ему смотреть на наши разборки с Маратом Николаевичем. Педагогически вредно. Самое поганое, что минут через сорок должны подъехать грузчики. И что я им скажу? Кидать мыло на базу? Возможно, и придется, только неохота позориться. Ладно, оставим на крайний случай.

– Ну чего, Костя? Побеспокоим дяденьку? – вопросительно взглянула Лена.

– Слушай, я даже не знаю… А ну как пошлет он нас? Дверь-то не выбить, тут базука нужна. Эх, не догадался я милицейскую форму прихватить…

– Зачем? – удивилась Лена. – Господи, Костя, ну это же просто делается. Например, так. Смотри!

Двумя легкими касаниями она поправила прическу, провела ладонями по лицу – и как-то неуловимо преобразилась. Нет, никуда не исчезли острые скулы, не выправились мелкие неровные зубки, не удлинился разрез глаз. Но Лена вдруг похорошела, даже помолодела вроде и в тот же миг сама же растрепала собственную прическу, после чего надавила на кнопку звонка.

Несколько секунд ничего не происходило, потом послышались тяжелые шаги.

– Кто? – не открывая двери, поинтересовался мрачный баритон.

– Вы меня извините, – не своим голосом залепетала Лена. – Я ваша соседка. Вы понимаете у меня на кухне дверь заклинило, а муж на работе, а там молоко убегает… Мы замок туда поставили, когда у соседей свадьба была, они к нам через черную лестницу…

Продолжать историю не пришлось.

Раздался скрежет проворачиваемых запоров, и дверь слегка приоткрылась.

Дальше все было быстро. Мне не пришлось даже дернуться, Лена все сделала в одиночку. Сильным рывком выдернула хозяина за порог – и тут же втянула обратно, уже находясь внутри.

Я скользнул следом, аккуратно закрыв дверь, и с интересом оглядел Абдульминова. Тот был облачен в роскошный халат с грациозными дальневосточными драконами. Судя по всему, Марат Николаевич совсем недавно принимал ванну.

Сейчас он стоял, прижатый к стене, боясь пошевелиться. Причина понятная – правая рука Лены, скользнув под халат, сжимала главные его достоинства. Несильно сжимала, но вполне достаточно для приведения к нужному знаменателю.

– Ну что, Абдульминов, будешь себя хорошо вести? – сухо спросил я, разглядывая массивного, почти моих габаритов мужчину. А брюшко у него, кстати, куда основательнее… Пиво, небось, гиподинамия…

– А… у… ну да… – выдавил Марат Николаевич пересохшими губами.

– Вот и славненько, – заметил я. – Ну, что же мы в коридоре топчемся? Пойдем в комнату, поговорим. Разговор у нас намечается интересный…

Уже в комнате Абдульминов, усаженный в огромное, почти как у Кузьмича, кожаное кресло, угрюмо протянул:

– Я… Ребят, вы что хотите вообще?

Елена Ивановна суховато улыбнулась.

– Сейчас поймешь, Марат.

– Это с жилищем твоим новообретенным связано, – добавил я. – Документы на квартиру, пожалуйста.

Абдульминов попытался выбраться из кресла, но легким тычком был отправлен обратно.

– Не суетись, – пояснила Лена, – тебе двигаться вредно. Просто скажи, где.

Секунду он соображал.

– Вон, в столе, в тумбе нижний ящик, там синяя папка…

– Очень хорошо, – откликнулся я, извлекая добычу. – Скажи им «адью», больше ты их не увидишь… равно как и квартиры. Не дергайся, не дергайся, у нас мало времени. Через полчаса грузчики приедут, барахлишко твое вынесут и доставят, куда сам скажешь.

– Какого хрена? – пискнул Абдульминов.

– Грубо, Марат, грубо, – печально прокомментировал я, вытаскивая из кармана свернутую струну. – Тем более при даме. А суть, дорогой мой, в том, что ты здесь больше не живешь. Договор купли-продажи признан недействительным и аннулирован. Ибо осуществлен был с нарушением закона. Вот, – помахал я перед его носом объемистой пачкой бумаг. – Тут и документы от риэлтера, и заверенное объяснение нотариуса, и все твои расписки.

– Да вы чего, ребята, стебетесь? – вскинулся Марат. – Какого еще лешего? Да вы-то кто, какое у вас право?

– О правах заговорили… – лукаво протянула Лена. – Кость, объясни ему, убогому.

– А вот по какому, – помахал я перед его носом кончиком струны. – Ты знаешь, что это такое?

Абдульминов хмуро молчал.

– Так вот, ты хочешь посмотреть корочки? Ну ладно, взгляни. Может, наведет тебя на какие-нибудь разумные мысли.

Сунув Марату под нос развернутое удостоверение, я несколько секунд любовался недоуменным выражением его лица.

– Да… Непонятно? При чем тут какой-то зачуханный Фонд защиты прав несовершеннолетних? Ты прав, Марат, все на самом деле куда интереснее, но ты же хотел официальности? А насчет защиты прав – так оно все и есть. Ты купил квартиру, принадлежавшую мальчику, только-только вернувшемуся из детского дома. Согласно закону, мальчик не вправе еще совершать подобные сделки, он не достиг возраста полной гражданской зрелости, и потому продажей могли заниматься только родители или заменяющие их лица. Да, я знаю, что за двести «огурцов» мадам Артюхова из департамента опеки подмахнула соответствующие бумажки. Уравняв, кстати, одним росчерком трехкомнатную квартиру и конурку в коммуналке. Тем самым жилищные условия подростка были явно ухудшены. Не стыдно?

Судя по бешеным глазам Марата, кипевшее в его потрясенных мозгах чувство ничего общего со стыдом не имело. Пожалуй, будь я один, не обошлось бы без криков и рук. Но Лена, похоже, внушала ему непреодолимый ужас. Ручаюсь, таких женщин он до сих пор не встречал.

– Да я что, знал, что ли? – хмуро пробормотал он, глядя в пол.

– А вот теперь имеет место явная ложь, – с удовольствием заметила Лена. – Ты прекрасно знал, Абдульминов, кто здесь прописан, ты его видел, когда вы пятнадцатого апреля, в двадцать ноль-ноль, в компании с представителем фирмы «Комфорт-А» и с участковым уполномоченным явились осматривать площадь. Напугали ребенка до полусмерти…

– Нашли ребенка, блин, – чуть не сплюнул на роскошный ковер Абдульминов. – Повыше меня будет…

– Ребенок он, ребенок, – пренебрежительно отмахнулась Лена. – Ноги длинные, мозги короткие…

– «Струна» сама определяет, кто ребенок, а кто нет, – добавил я, играя зажатой меж пальцев стальной нитью. «Си» малой октавы.

Расчерчивая крест-накрест застоявшийся воздух, я дал возможность Абдульминову насладиться тонким, похожим на птичий свистом. Между прочим, страшное оружие. Шоссе, Женя, взвод спецназа… Даже и без энергий Струны хлестким ударом можно рассечь мясо до кости. А уж сонную артерию – это вообще как два пальца об асфальт…

– В общем, нам некогда чистить тебе черепушку… – мне понемногу надоедал весь этот спектакль. И даже жалко становилось самодовольного торговца, с которого так легко оказалось сбить спесь. – Я думаю, ты о нас слышал. И наверняка знаешь, что с нами лучше не спорить.

– На дешевые понты берете, – облизнул он сухие губы. – Этак любой фраер из подворотни за Шварценеггера сработает.

– Ой плохо, Абдульминов, ой плохо! – присвистнула от такой наглости Лена. – Наказывать, однако, надо. Кость, дай-ка мне инструмент и подержи дядю.

Приняв у меня тонкую струну, Лена быстренько освободила Абдульминова от халата. Я же, встав позади кресла, пресекал всяческое трепыхание.

– Ну что за мужик, – ругалась меж тем Лена. – Носить трусы такой пошлой расцветки… Никакой культуры, блин.

Невесть откуда она извлекла маленькие ножнички и, вжикнув, перерезала резинку. Господин Абдульминов остался в чем есть. То есть, собственно, ни в чем.

Лена деловито, будто ей приходилось делать это десятки раз на дню, захлестнула струну вокруг гениталий, держа ее за кончики.

– Ну вот, Марат Николаевич, ты зачислен в наши клиенты. Детей ты не любишь, как показало следствие, значит, они тебе в дальнейшем и ни к чему будут…

– А… Сука, мля… – захрипел, захлебываясь пеной, Абдульминов, с ужасом глядя на врезающийся в плоть металл.

– Ругаешься… Нехорошими словами ругаешься, – бесстрастно прокомментировала Лена, не ослабляя нажима. – Это наказуемо.

– Не буду… – взвыл Марат, тяжело дыша. На лбу его мелкими каплями выступил пот. – Я больше не буду…

– Золотые слова, – усмехнулась Лена. – Начинаешь понимать… Слушай, Кость, а может, пожалеем его на первый раз? – обернулась она ко мне, старательно пытаясь скрыть в голосе искорки смеха.

– Хех… – глубокомысленно кашлянул я. Понемногу к горлу подступала тошнота. Нет, слаб я все же, не готов еще к таким мероприятиям. – Учитывая искреннее раскаяние клиента… Ты ведь раскаялся, Абдульминов? – участливо спросил я жертву.

– Да! Да! Да! – энергично затряс челюстью Марат.

– Ну вот и славненько, – с искренней радостью сказал я. – Лена, освободи товарища от ненужного уже устройства.

Бедняга оптовик в ужасе окаменел, неправильно истолковав мои слова. И облегченно выдохнул, когда Лена сняла с его хозяйства струну и принялась аккуратно сматывать ее.

– Вот, Марат Николаевич, делай выводы. А чтобы избавить тебя от лишних телодвижений… Сейчас, если хочешь, мы позвоним твоей крыше, Альберту, и ты можешь совершенно свободно высказать все свои эмоции и пожелания. А потом я возьму трубу и скажу Альбертику пару слов. После чего крыша у тебя уедет, и придется подыскивать другую. Ну что, звоним? – лукаво спросил я, вынимая «мыльницу».

Абдульминов обреченно завертел головой.

– Ладно, этот пункт проехали. Теперь переходим к приятной части. Вот, распишитесь в получении, гражданин!

Я вынул из дипломата перетянутую резинкой толстую пачку купюр.

– Вот, пересчитай. Пятнадцать тонн опилок – указанная в договоре сумма. Мы работаем честно. Договор расторгается, оплаченная сумма возвращается покупателю. Можно было бы, конечно, за вычетом налога, но не будем уж мелочиться.

– Вы что, ребята? – печально произнес Абдульминов. – Я же двадцать тонн зелени за эту квартиру платил. Издеваетесь, да?

– Какие десять копеек? Ничего не знаем! – строго произнесла Лена. – В договоре четко и ясно указано. Пятнадцать тысяч рублей. А о чем вы с Пасюковым сверху договаривались, нас не колышет. Разбирайтесь между собой.

– Ну что, будем расписываться? – мрачно спросил я, крутя платежкой перед испуганной мордой клиента. – Или жертвуешь опилки на защиту прав несовершеннолетних? – я улыбнулся как можно лучезарнее.

Марат молча принял у меня ручку и чиркнул загогулину. После чего, не пересчитывая, швырнул пачку на стол.

– Правильно… Они, может быть, деньги скромные, но ведь тоже зря не валяются, – участливо заметила Лена. – А насчет несовершеннолетних подумай, Абдульминов, хорошенько подумай. Не дай тебе бог еще кого-нибудь обидеть… Ты же теперь наш клиент, ты теперь на контроле… Насчет ежемесячных взносов тебя известят, – как бы между делом пробормотала она, разглядывая узор на обоях.

– Чего? – сейчас же вскинулся Марат. – Каких таких взносов?

– Ну ты же теперь клиент, – устало, точно тупому ребенку, пояснила Лена. – А клиенты вносят взносы. На благородное дело, на защиту детей от всяческой мрази. Ты не пугайся раньше времени, там совсем не те проценты, которых надо бояться. Ты Альберту больше платишь. Зато совесть чиста будет. Но запомни: платить надо аккуратно. Это тебе не сотовая связь. Зато и качество обслуживания на уровне, – усмехнулась она.

Я стоял, опершись о спинку кресла. Такой поворот событий удивил и меня. О взносах ни Кузьмич, ни Женя не предупреждали. Впрочем, само по себе логично. Деньги «Струны» не из воздуха же берутся. Наверное, Женя просто не хотел раньше времени шокировать новичка. А Кузьмич, учитывая изменившийся расклад, передоверил деликатную миссию опытному товарищу… А может, это вообще настолько очевидно, что меня всего-навсего забыли просветить?

– Вот тебе, кстати, визитка, – точно бумажного голубя, кинула ему Лена бирюзовый прямоугольник. – Будут какие конфликты с несовершеннолетними, звони. Ну там с машины все поснимают, стекла побьют… Или рожу… К ментам, сам знаешь, бесполезно. А мы эти проблемы решаем быстро.

Абдульминов, механически улыбаясь, принял визитку.

– Ты бы оделся, что ли, Марат, – мягко посоветовала Лена. – А то неудобно, стоишь как Аполлон Бельведерский, а сейчас ведь грузчики приедут. Твое хозяйство перевозить… Микроскопическое… Бог знает что о нас подумают…

– И еще, – добавил я, – покажи-ка нам свою обстановку. А то, понимаешь, въедет сюда сейчас Игорек, ему же мебель надо, тарелки там, чашки, простыни, то, се… Ну зачем тебе лишний груз везти? Новое купишь. А перед мальчиком ты и так виноват, грех надо загладить. Я правильно рассуждаю, Елена Ивановна?

– Ну конечно же, Константин Антонович, вы попали в самую точку! – радушно улыбнулась Лена. А потом, встав на цыпочки и дотянувшись до моего уха, прошептала:

– Еще раз назовешь Ивановной, укушу. И больно!

– Ну вот, – подытожил я, ставя на огонь чайник, – дело сделано. Завтра занесу тебе паспорт, документы на квартиру вот, не потеряй смотри. Если будут звонить, Абдульминова звать – просто трубку клади, не базарь. Ну, а ежели чего – телефон знаешь.

Хорошая была у Абдульминова плита, и кухня хорошая, отделанная мраморной плиткой. И чего их всех так на мрамор тянет? Ведь ассоциации с надгробным памятником очевидны.

– А он больше не придет? – настороженно спросил Игорь, тиская потными ладонями колени. Похоже, до сих пор не чувствовал себя дома. Как в музее – боялся ненароком дотронуться до чужих и непривычных вещей. Абдульминов не просто купил эту квартиру, он изгнал отсюда всё, что напоминало о прежних хозяевах. Скандинавская мебель, византийская сантехника, атлантическая кухонная утварь… Пожалуй, не зря пацан притащил сюда тумбочку. Хоть что-то привычное.

– Не бойся, Марат Николаевич умный дядя, он себе не враг, – ободряюще хлопнул я его по плечу.

– А вещи как же? – не поверил Игорь. – Это же все стоит, небось, миллионы. Он что, так и оставит?

– Так и оставит, – подтвердила Лена. – Вещи – дело наживное, а здоровье не купишь. Ничего, мужик он небедный, а урок ему на будущее дан. Поэтому пользуйся, теперь это все твое.

– Да я же не умею, я поломаю все… – с тоской протянул Игорь. – Не туда чего включу, и вообще… Тяжело здесь как-то стало.

– Привыкнешь, – жестко оборвал его я. – Не боги горшки обжигают. Приучайся жить по-человечески.

– Как же я раньше жил? – краем губ усмехнулся парень. – По-звериному, что ли?

– По-насекомьи, – желчно усмехнулась Лена. Окинув хозяйским взглядом обстановку, она что-то сложила в уме и добавила:

– Не вздумай продавать обстановку. К тебе сейчас всякие типусы подъезжать будут. А ты цену деньгам не знаешь. Поэтому сразу отправляй в эротическое странствие. В конце концов, телефончик у тебя есть, нашим звякнешь, окажем посреднические услуги.

– И чтоб не водил сюда толп, – сурово протянул я. – Еще не хватало из такой квартиры тусняк устроить.

Игорь удивленно взглянул на меня.

– Я же вроде не маленький, – негромко заметил он. – Что я, не могу друзей пригласить? Это ж вроде моя квартира…

– Вроде, – хмыкнул я. – Но теперь послушай и постарайся понять. Ты ни разу не задумывался, какого этакого хрена нам надо было для тебя стараться? Наша контора, Игорек, не заповедник ушибленных. Мы помогаем ребятам, попавшим в трудные ситуации, иногда при этом очень вольно обращаясь с законом. Что поделать, в такой уж стране живем. И уж наверно не ради того, чтобы из одной неприятности юный балбес попал в другую. Знаешь такие слова: «ты в ответе за тех, кого приручил?» Вот и мы в ответе. Мы тебе помогли, дело сделано, но «до свиданья» говорить рановато. Теперь ты у нас под контролем. Сам себе ты, может, и кажешься взрослым мужиком, но, по сути, все выглядит иначе. Поэтому самостоятельность ты получишь… в четко оговоренных пределах. Выйдешь за пределы – накажем.

Игорь бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал.

– Чем вообще собираешься заняться? – поинтересовалась Лена, снимая с огня фыркающий чайник. – Ну, училище окончишь, а дальше?

– Ну, в армию, а там видно будет… – помолчав, ответил парнишка. – Чего далеко загадывать.

– Насчет армии мы еще подумаем, – заметил я, шаря в буфете в поисках сахарницы. – Первую медкомиссию ты прошел зимой, да? Приписное получил. Но через годик ты пройдешь наших врачей, в «Струне». И если какие нарушения, от службы тебя освободим.

– Это как? – скептически хмыкнул Игорь. – Ваша «Струна» уже и вместо военкомата?

– Зачем вместо? – терпеливо пояснила Лена. – Просто военкоматы с нами считаются.

– И вообще, – добавил я, отыскав, наконец, все необходимое к чаю, – служить Родине можно не только в зеленой форме… И не только на границах или в «горячих точках». Есть еще и внутренние фронты. Но все это вопрос второй. А вопрос первый – сколько тебе ложек сахара класть?

– Жалко все же его… – задумчиво протянула Лена, выводя «Гепард» на широкий проспект. – Вот так ни за что ни про что влипнуть…

– Ты про кого? – я мысленно все еще прокручивал разговор с Игорьком. Пожалуй, все прозвучало правильно. Не припугни я парня – ошалел бы от приоткрывшихся перспектив.

– Ну, то есть как? – она кинула в меня быструю молнию серых глаз и тут же уставилась на дорогу. – Марата, конечно… Не хватало еще мальчика жалеть. Ему это вредно.

– А Абдульминову не вредно?

– Ты о его жене лучше подумай. Ей-то хуже всего придется… Последствия ведь могут быть всякие…

– Это ты о чем? – я решительно не понимал, почему более всего надлежит жалеть супругу Марата Николаевича, с которой он, согласно сводке, жил совершенно по-граждански.

– Ох, Костя-Костя, какой ты еще все-таки теленок, – снисходительно усмехнулась Лена. – Вспомни, как я Марата убеждала струной. От этого же у половины клиентов импотенция случается. И в конечном счете ни за что, ни про что страдают бедные женщины. Только ведь вы, мужики, редко о нас думаете.

– Ну и не убеждала бы… – мрачно обронил я. – Существуют же и цивилизованные способы…

– Это «фирменный галстук сезона»? – скептически осведомилась Лена. – Как с Пасюковым? Увы, не покатило бы. Федор Иванович умный дядька, про «Струну» слышал, он бы и без галстука все понял. А этот, Абдульминов, он гордый. Его, чтобы убедить, сперва сломать надо. А как еще мужика сломаешь? – риторически вопросила она притихшее пространство. – Самой противно, а делать нечего. Методика отработанная.

– И что, часто приходилось использовать? – грустно спросил я.

– Ну как тебе сказать… Вообще-то, я обычно занимаюсь немножко не этим. Но у моего отдела настолько широкий круг задач…

Она взглянула на свои часики, сокрушенно покачала головой. Похоже, ей не слишком-то хотелось посвящать меня в широкий круг своих задач.

Я вообще не понимал, чего ей хотелось.