Текст книги "Ченч-2.0. Зазеркалье"

Глава двадцать пятая

– Пора всплывать! – приказал президент капитану подводной лодки, едва они оказались вне поля зрения байк-шоу. – Вызывайте вертолёт, шоу закончилось.

Страдающий от клаустрофобии Робинталь с облегчением вздохнул.

– Вот вы говорите: президент, президент… – в задумчивости произнёс глава государства, будто продолжая начатый разговор. – А ведь мы, президенты, такие же люди, как и все, и ничто человеческое нам не чуждо. Возможностей у нас, конечно же, побольше, чем у простых граждан. Но и обязанностей, как и ответственности, тоже несравненно больше. И хочется, знаете ли, порой так вот отдохнуть и расслабиться. А иногда и пар выпустить. Знаете…

Он задумался.

– Тяжко править государством! Нелёгкая это работа, поверьте! Ведь мы, президенты, при всей своей публичности, по большей части очень одиноки.

Выбрались на палубу. Робинталь, с трудом протиснувшись по узкой трубе к выходу, с облегчением вздохнул. Кошмар клаустрофобии закончился.

Баринов же отнёсся к происходящему с большим интересом. Весь небольшой поход он не отлипал от окуляров перископа.

– В следующей жизни непременно стану подводником! – заявил он, с сожалением покидая центральный пост.

Президент улыбнулся.

– Мне кажется, что я в вас не ошибся! – произнёс он загадочно.

Взлетели… Вертолёт, натужно свистя лопастями, быстро набирал высоту. И казалось, что в своём стремлении преодолеть земное притяжение не готов был проткнуть небо.

– Давно хотел тут побывать! – вдруг услышал Баринов в наушниках голос президента.

Вертолёт завис над торчащей из воды колокольни.

– Символическое место! Сакральное! Не боитесь спускаться?

– Есть немного! – признался Баринов.

– Тогда спускаемся!

– А я боюсь! Даже очень! – признался Робинталь. – Все эти верёвки с палочками кажутся мне крайне ненадёжными!

Но вот и земная твердь. Вертолёт, описав полукруг, удалялся в сторону берега.

– Вас, наверное, удивило, что глава государства удостоил вас вниманием? – спросил президент, едва гул винтов растаял вдали.

– Не то слово! – ответил Баринов. – Чрезвычайно любопытно!

– Случайности – непозволительная роскошь для главы государства.

Президент надел солнцезащитные очки и приблизился к храму.

– А это место действительно уникальное! Знаете, что это за колокольня? – в задумчивости произнёс он.

– Насколько я помню, это колокольня Никольского собора. Это всё, что осталось от церковного комплекса Иоанна Предтечи. Я бывал тут два года назад с коллегами на экскурсии, – ответил Баринов сдавленным голосом, разглядывая облупившийся шпиль колокольни. – Печальное зрелище! Всё остальное сломано, взорвано, разобрано и ушло под воду! Поговаривали даже, что тут поселилась нечистая сила. Нда. Государство затопило город! Такое бывает у нас. Наверное, перед затоплением долго звонили колокола…

– Да. Печально. Печально и символично. Вот где надо замаливать грехи и каяться! А вы, кстати, верующий? – спросил Баринова президент.

– Я-то?

– Да. Вы! Ваша профессия, насколько я знаю, патологоанатом? Это совместимо с религией?

– Все люди веруют! – уклонился от ответа Баринов. – Только вот вера не у всех одинаковая.

– И всё же?

– Помните у братьев Вайнеров «Эру Милосердия»? Вот в неё-то, в эту Эру Милосердия, я и верую!

– Очень интересно! Но наивно и не прагматично. Разве можно уверовать в Эру Милосердия, живя на нашей грешной земле, где взрывают церкви? Ведь вы говорите о земной жизни, не так ли?

– А что остаётся человеку, который не верит в загробную?

Помолчали.

– А знаете… Я хотел пообщаться с вами по нескольким причинам. Захотелось вот поговорить о жизни. Непринуждённо и откровенно, по-дружески. Все эти доклады, аналитика, статистика, звонки – знаете, как всё это порой надоедает, честное слово! Это же не живые люди, это же функции!

– И что же вы хотите услышать от живого патологоанатома? – поинтересовался Баринов. – Что касается политики, то я её, если честно, не очень-то и понимаю. Не успел разобраться… А из того, что понимаю, мне, откровенно говоря, многое не нравится.

– Поэтому-то мне и интересно ваше мнение! Одобрения мне и так хватает от коллег и соратников. Так что же вам не нравится из проводимой президентом страны политики? Обобщённо если?

– Знаете. Я вот часто думаю об альтернативности истории. Как бы могло быть, если бы, понимаете? Пытаюсь уяснить, что есть закономерность, а что есть случайность. Вот вы? Закономерность? Или случайность?

– Нда! Не в бровь, а в глаз! Я об этом сам часто думаю! Череда случайностей, и я – президент! А для страны то, что президент именно я, – закономерность!

– Вот это-то меня и смущает больше всего! Закон распределения случайных чисел не должен лежать в основе политического выбора. Современная политика – это борьба мнений, борьба идей!

– Эк вы завернули! А как же роль личности в истории? Скажу вам откровенно. Вам может показаться сказанное чрезмерно самонадеянным, но, по моему глубокому убеждению, исходя из логики исторического развития, я являю собой некую историческую миссию. В стране появился запрос на президента-мессию. Я – собиратель земель русских! И мне предначертано поднять эту страну с колен!

– Понятно. Опять войны, тюрьмы и репрессии?

– Ну зачем вы так? Полицейское государство никто строить не собирается. А войны, как вы знаете, бывают и праведными. Что касается тюрем, то они есть в каждой стране, без них порядка в стране не навести. Как говорил товарищ Жеглов в известном фильме: «Вор должен сидеть в тюрьме!»

– А тут дверь! – воскликнул удивлённо Робинталь, когда они обошли колокольню с другой стороны. – Войдём?

Президент, казалось, колебался.

Маленькая чёрная тучка ненадолго зависла над колокольней. Стал накрапывать мелкий дождик, подул лёгкий ветерок. Внезапно одинокая молния впилась в тело шпиля, и мириады невесомых светлячков в замысловатом танце закружились над колокольней.

Это произошло совершенно неожиданно, введя присутствующих в оцепенение.

– Я, пожалуй, не пойду туда, – промолвил, наконец, президент и поёжился. – Не иначе как знак свыше…

Баринов поднял воротник и, неуверенно потоптавшись перед входом, тоже пошёл прочь.

– И я не пойду туда… – произнёс он, будто приняв, наконец, для себя какое-то очень важное решение. – Там сокровенное, а я не готов…

– А мне кажется, что всё это искусственное, – придя в себя, подал голос Робинталь.

– Что именно?

– Вся эта земля, вот этот остров, на котором мы стоим.

– Да. Насыпное… Тут раньше вода была, – промолвил в задумчивости Баринов. – Иначе волны размыли бы стены и этот колосс со временем рухнул бы. И вода поглотила бы и его.

– И применительно к государству, скажу я вам, – оживился президент, – действует такой же принцип! Главное – фундамент!

– Насыпной остров?

– Это кто как видит. Иной раз следует и подсыпать, где подмывает, фундамент укрепить. Смогли затопить когда-то, сможем и подсыпать и осушить! Было бы желание, – закончил свою мысль президент.

– А оно есть, желание?

– У политиков это называется политической волей. И я как президент ей, несомненно, обладаю. И мне решать, когда её применять, а когда нет.

– Все эти ваши мысли, ваши решения… – Баринов запнулся.

– Говорите, как есть. У нас же мужской разговор! – подбодрил его президент. – Или на вас молния так подействовала?

– Вы ведь не самостоятельны в принятии решений? Ваши мысли, они же не всегда, с позволения сказать, ваши?

Баринову показалось, что президент на какое-то время растерялся.

– Раз мысли оказались у меня в голове, значит, это уже мои мысли, – как-то не совсем уверенно ответил президент после некоторой паузы. – Я живу в гармонии с самим собой. Да. В гармонии, – будто убеждая самого себя, повторил он.

Президент стряхнул с пиджака соринку. Взгляд его рассеянно блуждал по водной глади.

– Но я понимаю, что вы хотите сказать.

Повисло неловкое молчание. Ветер усилился. О доски небольшого причала захлюпали волны. Президент с тревогой наблюдал за приближающимся атмосферным фронтом.

– Мы с доктором Робинталем, наверное, смогли бы вам помочь, – прервал затянувшуюся паузу Баринов. – Если вы этого захотите, конечно…

Вечерело. Багровое солнце коснулось горизонта. Дождик прекратился. День подходил к концу. Маленькая тучка быстро смещалась на север, но на горизонте росла и ширилась новая, огромная, в полнеба.

– Какой, однако, удивительный закат! И эти огромные, чёрные тучи одновременно… – промолвил президент, повернувшись в сторону заката. – Сегодня небо необычное, не находите?

– Вы не ответили.

– Не стоит беспокоиться, друзья мои, всё нормально! Никакой другой жизни я для себя не представляю. Я счастлив, что судьба предоставила мне шанс управлять такой огромной страной… Счастлив…

Президент поднял с земли небольшой плоский камушек и бросил его в воду.

– И я нужен стране таким, каков я есть в настоящий момент, – продолжил он уже не совсем уверенно, будто пытаясь убедить самого себя в правильности собственных суждений. – В этом моя миссия, господа хирурги. И это мой долг. И поскольку никто лучше меня не знает, как нужно руководить этим государством, а я знаю это определённо, то я намерен оставаться на своём посту сколь угодно долго: пока бьётся моё сердце и пока народ мой во мне нуждается! Нашу страну ожидают великие испытания. Враги не дремлют. И в тот трудный час я хочу быть с моим народом!

Глава двадцать шестая

Послышался захлёбывающийся гул вертолёта.

– Однако, мы заболтались, господа хирурги, моё время вышло. Да и голова что-то вдруг разболелась… – неожиданно признался президент, растирая ладонями виски.

– А как же мы? – удивился Робинталь.

– А вы пока отдыхайте, – натянуто улыбнулся президент, – я пришлю за вами катер. Вам не придётся долго ждать. Отдыхайте, отдыхайте… И вот что ещё, – обратился он уже к Баринову, – приберитесь-ка у себя на даче. Как мне доложили, у вас там бардак такой после ограбления. Ну что ж, всего вам доброго! И удачи! Она нам всем скоро может понадобиться.

– Впереди гроза, господин президент, – услышал он в наушниках голос пилота. – Облачность очень низкая, придётся подняться выше облаков…

– Выше облаков, говорите? Это хорошо! Давайте выше облаков…

Однако, вскоре уши заложило, и гул винтов стал едва различим. Чёрная, как мгла, туча простиралась под ними, и не было ей ни конца, ни края. Внезапно наступила полная тишина. Чрево вертолёта вдруг стало раздуваться, как мыльный пузырь, наполняя окружающее пространство фосфоритом светящихся светлячков. Казалось, будто само пространство-время только что начало свой отсчёт, рождая новую вселенную.

– А ты рисковый, Коля, – услышал он вдруг голос Смотрителя. – Не боишься?

– Нет. Ты же меня знаешь…

– Знаю. Знаю, что не трус… Скучал по мне?

– Когда ты хотел этого.

– Устал?

– Да. Очень.

– Я помогу тебе, Коля. Я избавлю тебя от страданий. Ты готов?

– Но почему именно сейчас?

– Я вижу, как тебе плохо. Именно тебе, Коля, не ЕМУ…

– Да. Мне тесно. Мне хотели помочь те, внизу… Но это невозможно, ты же знаешь. Когда ты меня освободишь?

– Я освобожу тебя, Коля. Уже сегодня. Так ты готов?

– Готов, не готов… Ты всё равно это сделаешь. Я знаю, что моё время вышло… Но постой! Ты на чьей стороне?

– Я сам по себе, Коля. Я существую. Я есть. Я – Смотритель!

– Тогда зачем спрашиваешь?

– Мне важно, чтобы ты согласился. Ты, Коля! А ОН… Он меня не интересует.

– Я согласен. А что будет с НИМ?

– Как что? Его не станет…

– Но он… Это же… я!

– Ты совсем запутался, Коля. Устал и запутался…

– Да. Это так. Я совсем запутался. Так больше продолжаться не может.

– Ну, вот и хорошо! Вижу, что ты готов. Ты мне всегда нравился… Прощай, Коля!

Глава двадцать седьмая

– Да, спёкся твой лейтенант, – промолвил Робинталь задумчиво. – Надеюсь, что всё произошло быстро и он не сильно мучился. Жаль, интересный всё же был человек!

– Напьюсь, пожалуй, сегодня! – воскликнул Баринов, провожая глазами удаляющийся вертолёт. – Вот ведь зараза какая, а? Жаль пацана… Эх, непременно напьюсь!

– Я с тобой! Есть у меня одна приличная заначка – подарок от благодарного пациента. Долго она ждала своего часа.

– Коньяк?

– Да, коньячок. Армянский.

– А вот скажи, ты же политиком хотел стать, чуть ли не самим президентом… Ты какой бы хотел видеть нашу страну?

– Не знаю, – в задумчивости произнёс Баринов. – По крайней мере, совершенно не такой, какой ОН её сделал.

– Напрасно ты всё же отказался от своей задумки, друг мой, ох и напрасно! По крайней мере, одна человеческая жизнь была бы сейчас спасена. А может быть, даже и не одна… Чуйка у меня, ожидают нас вскоре не великие дела, а великие потрясения.

– Как в народе говорят: главное, чтобы не было войны!

– Это да, это точно! Языком молоть – не мешки ворочать.

– Однако, от нашего желания тут ничего не зависит.

– Ой, кто бы говорил…

– Всё-всё… Не напоминай мне больше об этом!

Вертолёт превратился в маленькую точку, но вот и она вскоре исчезла за тучей.

– Всё. Улетел. Как будто его и не было.

– А может, его и не было?

– А может, и не было…

– Ну а мы с тобой? Мы-то с тобой – тут?

– Но…

– Что значит «но»? Живые, здоровые! Что тебе ещё надо?

– И голодные! Я хочу поскорее свалить отсюда. Скоро начнётся гроза, вымокнем…

Значит, жизнь продолжается, друг мой! И вечный бой, покой нам только снится! Ты видел ту полузатопленную лодку у мостков? Плывём?

– Да!

– Назначаю тебя главным рабом на галере! Я же буду капитаном! Свистать всех наверх! Отдать швартовы!

– Оба-на! Нет, ты видел это? – оживился Баринов, работая самодельным веслом…

– Что я должен был увидеть?

– Да лучи эти… Ну, лучи, из той вон тучи? Один метнулся вверх, другой вниз – яркие такие… Так странно!

– Нет. Не видел. Молнии, наверное. А та, что вверх, скорее всего спрайт. Хотя с земли их обычно не видно.

– Не похоже. А может, это инопланетный корабль? Ты веришь в инопланетян?

– Да хрен его знает… Недавно учёные обнаружили звезду – жёлтый карлик, так вокруг неё вращаются аж целых восемь планет, прикинь? Четыре газовых гиганта и четыре каменистые. И на одной из них вполне даже может быть жизнь.

– Зона Златовласки?

– Да. Им повезло!

Домой Баринов возвращался глубоко за полночь. Возле дома в мусорном баке копошился какой-то бомж.

«И что он там видит, в такой-то темноте?» – подумал Баринов. Он прошёл было мимо, как вдруг услышал знакомый озорной голос:

– Пропустите ветерана: у меня же ноют раны… Где вас носит, доктор?

Послесловие

– Хороший коньяк! – похвалил я напиток, когда фляга опустела.

– А то! У нас, – сосед выдержал паузу, – у нас такого не делают!

Помолчали.

– Интересно… А вот фамилия Баринов?

– Пустое! Совпадение, конечно! Мало ли во Вселенной патологоанатомов с фамилией Баринов?

– И всё же удивительное дело! Живут где-то в далёком космосе разумные существа, очень на нас похожие…

– Да. Только в головах у них всё вверх тормашками. Мы всеми этими цивилизационными катаклизмами переболели много столетий назад. Эра Милосердия, о которой мечтал мой двойник из космоса, – наша реальность!

– Как-то мне их немножечко даже жаль. Ценностные приоритеты у них недостойные. Я бы даже сказал – глупые, мелочные и никчёмные! А порой даже и преступные.

– А что их жалеть? Каждый кузнец своего счастья! Каждый в отдельности и все вместе!

– К сожалению, Барон Мюнхгаузен был прав, утверждая, что время в космосе течёт по-разному: там – мгновенья, тут – века. И люди, о которых мы только что с тобой узнали, давно уже превратились в тлен. И ничего уже изменить нельзя.

Раздался телефонный звонок. Баринов поднял трубку и сквозь треск помех услышал скрипучий старческий голос:

– Мы с вами не знакомы, уважаемый… Моя фамилия Сусликов. Мне доложили, что книга «Ченч-2.0» написана именно вами. Не отрицайте, Виталий Ольховиков – ваш псевдоним, мы проверили!

– Позвольте… Но… Ведь вы же давно умерли… Ведь время в космосе…

– Идеи не умирают. Они живут в веках и ждут своего часа. Раз звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Ваша книга от первой и до последней страницы – полнейший бред, компот какой – то, вымысел, не соответствующий действительности. Вы, как я понял, намереваетесь ещё и продолжение написать? Не делайте этого, если, конечно, дорожите своей жизнью…