Текст книги "Ченч-2.0. Зазеркалье"

Глава четырнадцатая

«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Преодолеть пространство и простор, – напевал Митрич, ловко орудуя скользким скальпелем. – Нам разум дал стальные руки-крылья. А вместо сердца – пламенный мотор». Мотор! Да! Вот мотор как раз и подкачал! Не выдержал очной ставки с этиловыми спиртом!

Митрич не спеша вымыл руки и направился заполнять протокол вскрытия. Проходя мимо одиноко стоящей у входа каталки, он кончиком пальца подцепил край простыни и в недоумении застыл. Его опытный взгляд сразу же распознал, что перед ним не бездыханное тело, а вполне себе живой человек.

– Однако! – произнёс он в изумлении.

Молодой мужчина, по-детски подложив под голову обе ладони, безмятежно спал.

– Однако! – повторил Митрич, внимательно рассматривая незнакомца. – Впервые такое вижу! Заснуть в морге?

Что-то подсказывало Митричу, что будить незваного гостя всё же пока не стоит. Пусть пока поспит. А когда проснётся, будет понятно, что с ним делать.

Наконец незнакомец проснулся.

– Ну-с, – промолвил Митрич, потирая руки, – и с чего же мы начнём, болезный? Пожалуй, что с трепанации… Вы не возражаете? Человек я любопытный – буду изучать ход ваших мыслей и побудительные мотивы. Выбрать морг в качестве отеля – это, знаете ли, поступок неординарный. Такой экземпляр мне попадается впервые. Чудны дела твои, о Господи!

– Чаю лучше налейте! – ответил незнакомец, зевая. – А то что-то есть хочется.

– А вы лучше, чем я ожидал! Не кричите и не кидаетесь тапочками… Гот?

– Шмидт! Моя фамилия Шмидт!

– Шмидт? Я так и знал! Вы ошиблись эпохой, уважаемый! Всё давно уже поделено! И здесь морг, а не Мордовская АССР.

– Поделено, да. Кроме власти. Её постоянно делят, но её всегда мало. Вот вы, доктор, вы ведь тоже не прочь поучаствовать?

– Вы кто? Марксист? Прапраправнук того самого героя революции лейтенанта Шмидта?

– Скорее его неудачный клон. Но из другого измерения. Митинги, баррикады, революционные игрища меня как-то, знаете ли, не вдохновляют – я человек приземлённый. Так что там с чаем, доктор? Нальёте? Иначе обижусь и не расскажу вам, как я оказался здесь. А история забавная. История, к которой вы, доктор, имеете непосредственное отношение.

– Да… Интересная история! – выдержав паузу, промолвил, наконец, Митрич. – Очень даже интересная! А с чего вы решили, что я и мой коллега доктор Робинталь причастны к вашему, с позволения сказать, проекту? Это же бред полнейший! А что, если я сейчас вызову полицию или санитаров из психушки?

– Если мои догадки ошибочны, то вы, я не сомневаюсь, так и поступите. Но я всё же думаю, что этого не случится. Надеюсь, что я не ошибся в вас, доктор?

Шмидт уже понял, что не ошибся, – риск себя оправдывал. Но что всё это ему сулило, он пока не знал.

– А не хлопнуть ли нам по маленькой, уважаемый? – спросил он, оживившись. – Подозреваю, что у вас в шкафчике, как это принято у медиков, припрятана заветная склянка с чистейшим медицинским спиртом. Ну, так что, доктор, выпьем за наше знакомство? Чаем с печеньем меня кормили последние три дня. Надеюсь, что у вас найдётся для меня и бутерброд с засохшим кусочком сыра? И тогда я расскажу вам, как я вижу продолжение нашего знакомства.

– Авантюра как страстное открытие неизвестного? А вы романтик! Ну что ж… Давайте выпьем…

– Мы в одной лодке, доктор! Сушите вёсла!

Глава пятнадцатая

Сегодня на его долю выпало дежурство по управлению. Приказа о разжаловании пока ещё не было. Тем не менее, Кисерман всё же сменил погоны на майорские. Бережёного бог бережёт.

– Поднимитесь-ка ко мне! – приказал ему генерал после доклада. – Немедленно!

В кабинете находился весь личный состав оперативной группы, работающей над проектом. В воздухе витало напряжение. Генерал был мрачен, как никогда. Первым докладывал заместитель генерала по оперативной работе.

– По результатам облавы, в подземельях, туннелях метро, а также в прилегающих к ним коммуникациях пресечена деятельность шестидесяти шести некоммерческих организаций, в том числе тринадцати правозащитных. Разогнаны шесть клубов содомитов, восемь религиозных сект, обнаружены полтора десятка закладок с американским печеньем, – монотонно докладывал он…

«Похоже, дело дрянь, – подумал Кисерман тоскливо, – упустили Шмидта, теперь – держись!»

– Все свободны, – хмуро промолвил генерал, выслушав доклады и поставив подразделениям задачи.

– А вас, майор Кисерман, я попрошу остаться! – генерал устало опустился на стул. Измождённый вид и круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи.

– Шеф хочет разговаривать с вами. Вы лучше всех знали лейтенанта Шмидта. Он – ваш подчинённый, с вас и спрос. Подготовьте необходимые документы, выезжаем через час.

О существовании всесильного шефа в отделе были наслышаны, но никто, кроме генерала, не знал его лично. Это был как раз тот самый случай, когда меньше знаешь – лучше спишь. Предстоящая поездка, увы, совсем не радовала. Кисерман положил под язык пилюлю, ему было нехорошо.

Миновали Химки. Генерал дремал на заднем сиденье машины. Кисерман открыл личное дело лейтенанта Шмидта и углубился в чтение. Он уже и так выучил его наизусть, но предстояло извернуться, доказывая, что предпосылок к провалу у него в отделе не было. И попытаться хоть как-то, да оправдаться. О судьбе лейтенанта он старался в эту минуту не думать.

«Кажется, едем в Питер, – догадался подполковник, когда машина миновала Клин. – По видимости, логово „шефа“ именно там…»

Глава шестнадцатая

У Револия Сусликова было множество увлечений. Но со временем все они благополучно захирели. Выжили лишь креативная флористика, переросшая с годами в идею создания многоуровневого тропического леса, которой он посвятил значительную часть своей жизни. Да изобретательство в области распространения электромагнитных потоков – этим предметом он увлекался, будучи студентом университета, на эту тему блестяще защитил диссертацию и даже преуспел в практическом плане. Но однажды в голову ему пришла безумная идея совместить эти, казалось бы, совершенно несовместимые увлечения. И тогда он начал экспериментировать. Его интересовало, каким образом реагируют растения на электромагнетизм. И пришёл к удивительному открытию, которое, собственно, и вдохнуло в его скучную жизнь свежую волну драйва.

Удивительный мир экзотических растений, мир лиан, грибов и лишайников однажды откликнулся на его попытки влиять на них электромагнетизмом, и случилось чудо. Перспективы открывались потрясающими!

Зимний сад занимал центральное место на участке. Огромный стеклянный купол, разделённый на климатические зоны перегородками, был виден из любой точки посёлка, и даже ночью он светился, как изумруд, – электричество на его освещение Сусликов не жалел. И вот здесь, вдалеке от городской суеты, он и проводил свои эксперименты.

Сам же дом ничем особенным не выделялся – обычный загородный коттедж безбедного человека из девяностых. И уже мало кто помнил, что строение его появилось одним из первых в посёлке и что он, Сусликов, не кто иной, как один из учредителей кооператива «Озеро» и его казначей.

Изобретательство же, в отличие от флористики, было его давним увлечением. Многие его знания, увы, безнадёжно устарели с годами, но идея, возникшая в его голове много лет назад, наконец, материализовалась, наполнив его жизнь новым смыслом.

Вечерело. Учредители кооператива расположились в гостевом домике, соединённом с зимним садом прозрачным арочным переходом, из которого одномоментно веяло летом, тропиками и сыростью. Хозяин любезно предложил отужинать, чем бог послал. А послал бог осётра на гриле, украинских жареных колбасок, фаршированные мясные рульки и множество других, не менее аппетитных блюд.

Сам же Револий ограничился овсяной кашей с липовым мёдом и клюквенным морсом.

– А теперь, господа хорошие, я готов выслушать ваши соображения по поводу ситуации в нашей, так сказать, братской Пуповине, – произнёс Револий с нескрываемым сарказмом. – Хочу услышать ваши прогнозы и мнения на этот счёт, дабы прийти к пониманию наших дальнейших совместных шагов. Пройдёмте, однако, в мой кабинет, там и поговорим.

Обсуждение было бурным.

Потомки нам не простят… Исторический шанс… Вчера было рано… А если завтра война?

– Итак, господа, приступаем к завершающей фазе операции «Ченч-2.0», – подытожил Сусликов. – Но не забывайте, что золото партии, которое я вверил в ваши руки, должно послужить делу миру во всём мире! И всё лучшее – детям! А сейчас я хочу попрощаться с вами, господа, у меня назначена ещё одна очень важная встреча. И проведите конкурс двойников! Незамедлительно! На всякий случай.

– Ну что, генерал, просрал операцию? – с порога обрушился на вошедших Сусликов. – Бездари, мать вашу! Служить устал? Погоны жмут?

От добродушного старикашки теперь не осталось и следа.

– Я тебе, гнида, глаз на жопу натяну, если не исправишь ситуацию в самое же ближайшее время! Заруби себе на носу! Ты понял меня, генерал? Ты посмел поставить под удар весь мой проект! Весь мой замысел теперь, что, коту под хвост?

– Осознаю. Исправлюсь. Виноват, – мямлил генерал, потупившись. – Так точно! В самое же ближайшее время…

– Даю тебе три дня! А это кто? – кивнув в сторону Кисермана, зловеще прошипел шеф. – Его непосредственный начальник? На кой хер он мне тут сдался?

– Так точно, он – Майор Кисерман… Вы же сами приказали…

– А с другой фамилией у вас, что, майоров не нашлось на столь ответственную должность? Петровых? Ивановых? Сидоровых?

– Майора Кисермана на эту должность порекомендовал ваш заместитель – профессор Швондер.

– А почему он у вас всё ещё майор? Немедленно разжаловать! Понизить в должности! От операции отстранить!

– Есть, шеф! Понизим… Разжалуем… Отстраним…

«Поспешил я, однако, с погонами», – совсем приуныл Кисерман.

– Докладывайте по делу лейтенанта Шмидта, – немного поостыв, приказал Сусликов.

Глава семнадцатая

Олимпиада ушла на второй план, и теперь все мысли президента крутились вокруг ситуации в соседней братской Пуповине, президент которой бездарно профукал оказанное ему народное доверие. А события там развивались стремительно, надо было срочно что-то предпринимать и соответствующе реагировать на новые вызовы. И как ни странно, это давалось ему в последнее время на удивление легко. В голове сами собой выстраивались алгоритмы, а решения принимались с пугающей лёгкостью. Правда, всё это часто сопровождалось мигренью и недомоганием, но в целом понимание текущей ситуации и дальнейшие его действия не вызывали в нём абсолютно никаких сомнений. Пришло время собирать политические камни, и он с жадностью их собирал – решения и мысли сыпались как из рога изобилия, оставалось лишь перевести их в практическую плоскость в виде указов, законов и распоряжений. Всё ладилось. Всё складывалось. Великий Хурал в едином порыве принимал нужные стране законы… А правящая партия «Единство мнений» поддерживала все его начинания. Полная гармония!

(Учения. Десант. Троцкий. Запад. Борнео. Суворов.) – объединить!

– А не провести ли нам пару-тройку незапланированных военных учений? «Булаву» запустить в Атлантику, морской десант высадить на Кубе – пусть недруги понервничают, – внезапно пришла в голову мысль. – Как думаете, Рогожин? – обратился президент к министру обороны, растирая ноющие виски. – А потом разыграть эдакий кремлёвский гамбит, как Троцкий в восемнадцатом году: мы, мол, горячей войны не хотим, но и холодного мира нам не надо! Сильно, а? И пусть Запад разгадывает загадочную русскую душу! А пока он её разгадывает, мы тем временем зайдём с флангов и войска в Пуповину введём! И пока они будут это переваривать, мы высадимся на Борнео – внимание отвлечём! Тут главное не сбавлять темп! Как сказал полководец Суворов: глазомер, быстрота и натиск – вот залог успеха! А ещё – побольше непонятного! Слово – вот наше главное оружие!

– Сильный ход, господин президент! – отреагировал министр обороны. – Вверенные мне войска… Зайдём с флангов…

– А вот это правильно! – подала голос глава Верховного совета Хурала. – Мы счастливы… Мы с вами… Мы одобряем…

– Парламентская оппозиция… Страна в опасности… Враг у ворот… Поддерживаем! Однозначно! – присоединился к дискуссии лидер всех либеральных демонократов. – Спасибо за внимание!

– Концепция великой национальной идеи… Традиции… Духовность… Лидер нации… – подключился лидер правящей партии… – Ура, товарищи!

Опять появилась мигрень. В затылке внезапно стрельнуло, нехорошо как-то засвербило, а потом его будто пронзили раскалёнными тонкими спицами с головы до пят.

– Итак, подведём итог, – превозмогая недуг, произнёс президент, поморщившись. – Коль Запад повернулся к нам задом, то мы пойдём со своей миссией на Восток! Ведь Восток – дело тонкое, а тонкое дело не любит толстых империалистических пальцев! А потом мы внезапно повернём на юг и забьём дяде Сэму баки там, где он их меньше всего ожидает: на востоке, юго-востоке, западе… И далее везде, со всеми остановками! – кисло пошутил он.

Глава восемнадцатая

Шмидт завтракал в кладовке принесёнными Митричем бутербродами, когда в помещение морга настойчиво постучали. Знакомый голос за дверью заставил его вздрогнуть.

– У вас есть не востребованные родственниками покойники? – узнал он голос своего бывшего начальника… И сердце его, казалось, перестало биться.

– Есть! Два, – произнёс искусственным голосом Митрич.

– Метр семьдесят пять, среднего телосложения… Есть такой? Срочно!

– Да. Пожалуй, что есть. В холодильнике. Где-то аккурат под метр восемьдесят – что-то такое я видел сегодня, – суетился Митрич. – Но вроде как бабу… А второй, второй – он поменьше будет – мужик, доходяга… Где-то с метр шестьдесят пять… Может, тоже на что сгодится?

За дверью вдруг послышалась какая-то возня. Хлопнула дверь. А потом всё стихло. В личине замка провернулся ключ, и бледный, ошарашенный Митрич появился на пороге кладовки.

– Ушли! – Митрич устало опустился на стул. – Им зачем-то понадобился труп бомжихи, – глядя сквозь Шмидта, промолвил он со странной улыбкой на лице. – Извращенцы!

А вечером генерал доложил своему шефу, что лейтенант Шмидт был убит при попытке вырваться из города на угнанном автомобиле. Автомобиль при обстреле загорелся. Пожарные же долго не могли прибыть из-за дорожных пробок, и от тела мало что осталось.

«Пропустите ветерана, у меня же ноют раны, – задумчиво напевал Шмидт, – воевать пошёл я рано, дрался на передовой…»

– Удивительное дело, прошло три месяца, а я всё ещё жив! Сдаётся мне, доктор, что коллеги меня уже заочно похоронили. Прикрыли свой зад перед начальством, – произнёс он, наконец. – Но это вовсе не означает, что перестанут искать совсем. Разве что теперь с чуть меньшим рвением. И в этом есть, конечно же, неоспоримый плюс. Но поскольку опасность всё ещё достаточно велика, а время играет на нас, придётся, уважаемый доктор, вам позаботиться обо мне ещё некоторое время. К лету я что-нибудь обязательно придумаю. Надеюсь, что я вас не сильно объел?

– А по мне, так живите, сколько хотите, лейтенант. Только нос не показывайте из кладовки – такое у меня условие. А то накликаете беду на невинного патологоанатома, – отозвался Митрич, извлекая лоснящуюся печень из живота анатомируемого.

– Так уж и невинного, доктор? А вы часом не пацифист? Или, не приведи Господи, демократ? Человечьи там ценности, свободы и права?

– А что плохого в демократии, лейтенант? Пока что цивилизация ничего лучшего не создала. Столкнулся я на днях с нашим кривосудием – одной из оборотных сторон демократии – было дело, да! Пренеприятнейшая, скажу я вам, история тогда со мной приключилась. Повязали ни за что! Суд, штраф… И понял я тогда простую истину: что для государственной машины я орхея из болота – примитивное, бессловесное создание. И правды мне в этом качестве ни за что не добиться. Тот случай побудил меня к переосмыслению неких базовых ценностей. Не хочу больше быть орхеей! Ранее, признаюсь вам, я был довольно аполитичен и в своей аполитичности глуп. Вот что вы скажете на то, когда не бандиты из подворотни, а государевы люди позволяют себе неоправданное насилие и наглые фальсификации? И всё это делается без зазрения совести, с наглыми стеклянными глазами. Это большой повод задуматься, всё ли в порядке в королевстве Датском?

– Да бросьте вы, доктор! Наш народ не созрел до демократии, да и вряд ли когда созреет – гены! Сдаётся мне, что наш предок – денисовский человек – изобрёл самогонный аппарат намного раньше неандертальца и хомо эректуса и с тех пор безобразничает. И демократия нам противопоказана.

А что чиновники забронзовели и зажрались – это да! На Руси всегда так было: низы пьют, верхи воруют! А вы, доктор, всё же не патриот своей страны, и даже не демократ! То, что вы вознамерились сделать с добытыми сведениями и как планируете их использовать, не иначе как преступлением назвать нельзя! Если я правильно вас понял, конечно… Вы, доктор, анархист! А анархизм и патриотизм – понятия несовместимые.

– К патриотизму приводит отсутствие самоиронии, друг мой! Вы, лейтенант, слишком серьёзны для своих лет. Понимаю: трудное детство, недостаток общения… Юность, одетая в сапоги, железный Феликс в голове… Вам нужен другой подход – ироничный. Ведь ирония – это как глоток шотландского виски. Выпил, и все вокруг милые и приятные люди! И шутки в твой адрес кажутся безобидными и вызывают лишь улыбку, а не спонтанное желание разбить о голову собеседника пустую бутылку. Виски – это свобода и демократия! Никто не спрашивает: «Ты меня уважаешь?» Потому что виски пьют уважаемые люди! А водка – это ректификат – её пьют только в России, водка – это агрессия! Уши загадочности русской души торчат из бутылки вот этого самого ректификата! Вот я – гнилой интеллигент, водке предпочитаю коньяк! Вот как нужно смотреть на жизнь в ваши годы! С иронией! Весело, сквозь призму благородных напитков!

– В этом мы с вами схожи. Коньяк, как и иронию, я тоже уважаю. Мы с вами, доктор, уважаемые люди! Но и водочкой я не брезгую. Что-то у вас тут, доктор, с логикой не в порядке. А как, кстати, насчёт вина?

– О! Это отдельная тема! Я бы даже сказал – интимная! Про вино поговорим в другой раз. А сейчас я могу предложить вам только истину в чистом виде – медицинский спирт!

– Доктор! А вы позитивный человечище! Чем ещё можно развлечь себя в морге, когда жизнь твоя висит на волоске? Конечно же философской беседой, спиртом да мечтами о светлом будущем твоей отчизны!

– Да. И вот что ещё… С завтрашнего дня называйте меня Бариновым! Доктор Баринов – такое у меня отныне погоняло… Хотя, кажется, я всё же немного поторопился. Бывает… Интеллигенции свойственны сомнения, не правда ли? – закончил он свою мысль. – Всё течёт, всё меняется, лейтенант. И в этой жизни, и в прошлой, и даже в морге!

Глава девятнадцатая

– Итак, товарищи чекисты, информация, которую я сейчас до вас довёл, – наивысшего уровня секретности и значится под грифом особой важности. Как говорится, комментарии тут излишни. Попрошу отнестись к своим обязанностям с полной ответственностью. Но прежде чем приступить к непосредственной реализации проекта, нам предстоит провести лабораторные испытания. Испытуемого со стороны мы привлечь, увы, не можем, это опасно в плане утечки информации, что абсолютно для нас недопустимо. Поэтому понадобятся добровольцы, задача которых будет заключаться в отслеживании и фиксации команд управления и выработке рекомендаций для дальнейшего усовершенствования программного обеспечения. Но это ещё не всё. Испытуемый будет подвергнут вживлению в мозг электродов. Да, операция несёт в себе определённые риски. Но во имя спокойствия и стабильности в стране ваш подвиг будет оценён по достоинству…

Ну что скисли, орёлики? Принуждать никого не буду. Проект не стартует, пока мы не проведём необходимые исследования. Только вот времени у нас в обрез – ситуация в стране шаткая. Итак. Добровольцы?

– Лейтенант Ягода! Готов послужить отчизне, товарищ генерал!

– Хорошо. Давно в отделе, лейтенант?

– Восемь месяцев, товарищ генерал. Прибыл сразу по окончании академии ФСБ.

– После совещания – ко мне! – приказал генерал. – Вот! Берите пример с молодёжи, товарищи чекисты! Есть ещё желающие? Смелее, смелее, Родина вас не забудет!

Внеочередное воинское звание и медаль «За заслуги в обеспечении информационной безопасности» стали компенсацией за вживлённые в его мозг электроды. Но более всего Ягода гордился отведённой ему роли. К его величайшему удивлению, других добровольцев, готовых пожертвовать собой во имя великой цели, увы, так и не нашлось.

Исследования проходили в ускоренном режиме. Начальство торопилось наладить каналы управления и разработать надёжные алгоритмы команд. Всё это сказывалось на здоровье не лучшим образом, и порой Ягоде казалось, что он сходит с ума от инородного вторжения в его мозг. Но вот, наконец, опыты завершились, и его отключили от базы. Уф! Ягода облегчённо вздохнул. Только вот электроды… Они ведь до сих пор ещё там, в его голове… И его базу при желании можно было легко активировать вновь, что он и делал иногда, втайне от начальства. А причиной тому было то, что во время последнего эксперимента он вдруг ощутил в себе прилив неимоверного счастья. Какая-то шальная команда влетела в его вилочковую железу, заставив всё его существо затрепетать от наслаждения. Это было настолько неожиданно ярко, что просто повергло его в шок.

– Ну и? Что ощущаешь? – спросил сидящий напротив коллега. – Как-то ты размяк, приятель. С тобой всё в порядке?

– В порядке, да… В полном порядке. Да фигня какая-то… Что ты там сейчас набирал?..

Где-то с полгода после этого случая Ягода не подключался к системе. Опасался. Но однажды любопытство взяло над ним верх, и пошло-поехало: он впал в зависимость, как впадают в неё алкоголики, наркоманы и игроки. Что только он не перепробовал, в какие только тяжкие себя не ввергал…

И если бы не начальство, если бы не таймер, он так и остался бы навсегда там, в той стране грёз и вселенского кайфа.

С той поры прошло почти шесть лет. Каким-то чудом он всё ещё умудрялся хранить свою тайну, но со временем это становилось делать всё труднее – нервы были на пределе.