Текст книги "Владимир Путин. 20 лет у власти"

Управляемая демократия износилась

В управляемой демократии крайне важны две вещи. Центр управления и целеполагание. Ибо по сути своей управляемая демократия есть переходный от чего-то к чему-то режим. То есть он предполагает выбор, для которого Путин, как мы выяснили, вполне созрел.

Но проблемы возникли и с центром управления (он не един, что мы знали и до аналитической записки Глеба Павловского, но ее публикация сняла табу с публичных рассуждений на эту тему), и тем более с целеполаганием. Как мы тоже уже выяснили, Путина тянули в прямо противоположные стороны – в сторону Березовского и в сторону Проханова.

Короче говоря, наши политические разночинцы управляемую демократию, сильную именно своей цельностью, единством воли, до срока износили, ибо гоняли ее в прямо противоположных направлениях. Этим занимались все: Кремль во всех своих фракциях, ЮКОС, другие бизнес-группы, силовики, правые, левые, регионалы и т. д.

Система управляемой демократии, позволяющая административно корректировать волеизъявление избирателей и формально независимых институтов общества, как мы видели, в нашей российской истории чаще всего использовалась для того, чтобы через подчинение демократических процедур единой воле начальства установить власть одного лица или одной группировки и ликвидировать демократию вообще, оставляя лишь ее формальные институты. Но это не значит, что эта система не может использоваться для реализации прямо противоположной цели. Для сохранения демократии и создания нормальной системы сменяемости власти. На этот путь мы уже вступили.

Радикальный шаг здесь сделал, как это ни странно, Ельцин. Разогнав парламент под названием Верховный Совет, он учредил парламент под названием Федеральное Собрание. Ельцин выбирал меньшее из двух зол для себя. Мало кто помнит, но, ликвидируя своим указом № 1400 Верховный Совет, Ельцин обещал провести не только выборы в новый парламент, но и досрочные президентские выборы летом 1994 года. Но, естественно, последнего не сделал. Тем более что результат думских выборов 1993 года показал, что никаких шансов на переизбрание у самого Ельцина нет.

Тем не менее исторический шаг был сделан. Государственная Дума возникла и конституировалась в политическом сознании и общества, и правящего класса как необходимый институт политической системы страны, за влияние на который нужно бороться, а не просто игнорировать или тем более ликвидировать его.

Конституирование Думы, выборы половины депутатов которой проводятся по партийным спискам, стимулировало процесс партстроительства. Крайне ущербный, но тем не менее.

Как дальше бы в оптимуме должна была функционировать система управляемой демократии?

Очень просто. Центральная власть внимательно следит за процессами демократического волеизъявления на местах, и там, где с помощью демократических процедур к власти могут прийти опасные для нации или самой демократии силы, например уголовные элементы, выборы «корректируются». Кстати, примеры такого рода мы при Ельцине видели. Вспомним знаменитую эпопею борьбы г-на Климентьева за кресло мэра Нижнего Новгорода. И это не единичный случай.

Однако постепенно возобладал другой принцип определения задач, которые должна решать управляемая демократия. С помощью ее механизмов стали устраняться не те, кто опасны для нации и самой демократии, а те, кто оспаривал власть или собственность тех в Центре и в регионах, кому эти власть и собственность уже принадлежали. С помощью управляемой демократии стали преграждать дорогу во власть не криминалу (как раз ему в этом перестали мешать), не тем, кто представляет угрозу для нации, а просто политическим конкурентам и конкурентам в бизнесе. Последнее стало особенно актуальным, так как именно в 1994–1997 годах развернулся самый масштабный со времен большевистской национализации раздел собственности одной из богатейших стран мира (а по природным ресурсам – самой богатой).

Режим управляемой демократии окончательно был установлен в России теми, кто находился у власти и получил крупную собственность в ней в 1994–1997 годах.

Именно эти люди, половина из которых, а в центральных органах и более половины, именовала себя либералами и демократами, пресекли ход нормально-демократического развития России. Их сокровенным лозунгом было: «Там, где нет нашей собственности и нашей власти, – демократия, там, где наша собственность (или собственность, которая нас интересует) и наша власть есть, авторитаризм». И именно в эти годы под почти полный контроль тех, кто с этим лозунгом шел, а это был весь правящий и владетельный класс, были поставлены правоохранительные органы, судебная система и СМИ страны.

Кремлю позволено было оставаться лишь сюзереном вассальных группировок, полномочным решать арбитражные споры между вассалами, но отнюдь не вмешиваться в дела подконтрольных вассалам территорий (если даже это были целые субъекты Федерации) и тем более в дела полученной ими собственности.

Так в России сложился новый феодализм, прикрываемый многочисленными публичными рассуждениями о свободе слова, демократии и прочих соответствующих духу и моде времени гражданских правах.

Но феодальный строй, строго говоря, не нуждается ни в какой демократии, даже управляемой. Он автоматически тяготеет к авторитаризму. Ибо, с одной стороны, вассалы хотят подчиняться (даже как третейскому судье) только тому сюзерену, которого они сами выбрали. А с другой, сюзерен (президент, центральная власть) не должен быть намного могущественнее и богаче вассалов – иначе он превратит вассалов в просто более богатых, чем другие, своих холопов.

Олигархи и их сводные братья региональные бароны были заинтересованы в максимальном ослаблении президентской власти и в пребывании во главе ее зависимой ОТ НИХ и достаточно слабой фигуры.

Позже родился антидемократический «демократический проект» превращения России из президентской республики в парламентскую, дабы сформированные олигархами депутатские фракции в буквальном смысле выбирали вассалом сюзерена.

Утверждают, что ЮКОС осознанно готовился к реализации этого плана.

Эта ситуация автоматически приводила к тому, что центральная власть, президент вынуждены были сопротивляться, то есть проявлять авторитарные тенденции. Авторитаризм Путина лишь на 10 процентов есть его личный авторитаризм, а на 90 процентов – неизбежный авторитаризм сюзерена, который, не стремись он к абсолютной власти монарха, неизбежно будет либо съеден, либо свергнут, либо подавлен объединенной волей своих вассалов.

Ельцинская система сдержек и противовесов была не формой демократии, а формой защиты личной власти сюзерена от алчности вассалов. Поскольку эта система создавалась не в XVII или XVIII веке, а в конце XX, она приняла вид управляемой демократии – политкорректной для эпохи модернизма изоморфозы конституционной монархии (см. текст Конституции РФ 1993 года).

Феодализм построен. Что дальше?

Отречение от престола Ельцина в пользу Путина есть абсолютно точная политическая аналогия отречению Николая II в пользу великого князя Михаила Александровича. Передать власть одному из своих «сыновей» – Чубайсу, Гайдару, Немцову, как почти открыто сказал Ельцин в своем недавнем интервью «Московским новостям», он хотел бы, но не мог. Не из-за того, что они, как цесаревич Алексей, слишком юны и слабы здоровьем, а потому, что «на выборах их не поддержали бы». Все-таки у нас хоть управляемая, но демократия. Все-таки наступил канун XXI века – совсем игнорировать мнение народа не модно, а главное – опасно.

Путин, по счастью, в отличие от Михаила Александровича, полномочия главы государства на себя возложил. И нового 1917 года во всех его прелестях (от Февраля до разгона Учредительного собрания) мы не увидели. Возможно, просто потому, что уже имели все эти прелести в 1990–1993 годах. Здесь – полнейшая аналогия: абсолютно все события 1917-го в этот период в России повторились. Однако, несколько укрепив с помощью управляемой демократии государственную (но не свою личную) власть и порядок, Путин не смог и не мог решить два главных вопроса, нерешенность которых, как я уже неоднократно писал, по-прежнему оставляет Россию в состоянии холодной (латентной) гражданской войны. Вопрос о власти и вопрос о собственности. Почему не мог?

Управляемая демократия – как переходный политический режим – позволяет это сделать при наличии, как уже отмечалось, единства воли и единства цели хотя бы правящего класса. А в современных условиях желательно (а чаще всего и обязательно) к этому добавить единство того и другого с волей и целями общества.

А этого не было.

Не един был не то что правящий класс – не един был даже Кремль! Ни в своей воле, ни в своих целях.

Есть безусловное единство воли Путина и воли народа. Свидетельство тому – знаменитый высокий рейтинг президента. Но из рейтинга политику не сделаешь, как не сваришь и кашу из топора. Нужно еще много что добавить. На рейтинг чья-либо политика может опереться, но до того ее нужно заиметь. Политику, консолидирующую интересы всех значимых сил общества и всех главных политических игроков, или, как сейчас модно выражаться, акторов. А как раз такую политику и не смог создать Путин за первый срок своего правления. Мы все и он сам заинтересованы в том, чтобы такая политика возникла до следующей смены власти в стране, то есть до 2008 года.

Управляемая демократия без единства политической воли и единства политических целей автоматически превращается либо в олигократию (1993–1999 годы), либо в охлократию или анархию – 1990–1993 годы, либо в авторитаризм. Какового мы по-прежнему не имеем. Даже и при Путине, хотя его многие, особенно в последний год, в этом обвиняют.

Жажду авторитаризма. Зову его: «Авторитаризм, ау, где ты?!» Нет ответа.

Дело в том, что по многим причинам авторитаризм центральной власти сегодня в России невозможен. Вот на региональном уровне и на уровне олигополий, то есть на уровне вассалов, он и возможен, и реально существует: авторитаризм Башкортостана и «Газпрома», Свердловской области и ЮКОСа, Чечни и РАО «ЕЭС». Его нет только в Центре, в Кремле, у центральной власти. Как бы она ни хотела. Есть авторитарные поползновения, направленные против власти вассалов, но это авторитаризм, не управляющий неуправляемым авторитаризмом главных игроков!

Вот парадокс современной российской политической системы: ее демократизм поддерживается многообразием неуправляемых авторитаризмов олигархов и губернаторов, но эти же игроки не дают ни центральной власти, ни обществу в целом сделать шаг к настоящей демократии, да и к государственному авторитаризму на федеральном уровне.

Государственный авторитаризм центральной власти блокируется сознательной волей вассалов и пассивным неприятием общества. Потому он и есть авторитаризм неуправляющий. Пример тому – знаменитая вертикаль власти, очень стремительно переходящая в пунктир (иногда – уже на уровне правительства и некоторых федеральных органов, а уж на губернаторском уровне – точно).

А переход к настоящей демократии блокируется в первую очередь вассалами (олигархами и губернаторами), их клиентелой в бюрократическом аппарате (коррупция) и лишь в последнюю очередь лично Путиным. Конечно, им тоже. Но потому, что президент (я рассматриваю Путина как политическую функцию, а не как конкретного человека) знает, что если вдруг он своим личным распоряжением введет в стране полную, абсолютную и самоценную демократию, то это будет иметь одно из трех последствий:

1) реализацию этой демократии заблокируют бюрократы и вассалы, и президент потеряет поддержку и тех, и других, его свергнут как раз те, кто громче всего демократии требует; если же этот барьер, что почти невероятно, будет преодолен, то к власти в стране придут:

2) либо левые силы, которые уж точно посадят в тюрьму Ходорковского (и не только его) и начнут новый передел собственности, чего Россия не выдержит;

3) либо криминальные структуры, взлелеянные, кстати, и олигархами.

Вот та ловушка, в которой оказался Путин. В которой на его месте оказался бы любой. И старых методов решения проблемы нет. Хилый авторитаризм Центра бессилен перед совокупным неуправляемым авторитаризмом вассалов. Механизм управляемой демократии, отданный на распыл всем, кто оказался при власти и собственности, не позволяет ни управлять системой, ни демократизировать ее. Он лишь позволяет продлить шаткий статус-кво, возможно, привести к победе на выборах новую партию власти (то есть партию вассалов) и оказаться в еще большей зависимости от них. И вплоть до 2008 года решать те же проблемы, что и в первой легислатуре, да еще думать об очередной операции «Наследник».

Опереться же прямо на народ, двинув его против олигархов, чем, кстати, грозил в свое время от имени Кремля Глеб Павловский, – это значит развязать новую горячую гражданскую войну.

Кто выбирает костюм?

Управляемая демократия устала и перестала быть эффективной. В сторону авторитаризма более двух шагов сделать не дадут, да и сил нет. В сторону полновесной демократии идти опасно и боязно.

Но нового ничего не придумаешь. Единственный рецепт – консолидация общества и всех субъектов российской политики под знаменем либо общей идеи (что сложнее всего), либо единой воли (что кажется легче, но только на первый взгляд). А лучше – консолидация под знаменем общей идеи вокруг единой воли.

Для этого нужна сама единая воля и, следовательно, абсолютно неизбежен кадровый переворот (или, как говорили два-три года назад, кадровая революция). И он начался – вопрос лишь в масштабах. А масштабы, судя по первому шагу, будут значительные.

Ясно, что Путин не верит большинству олигархов ельцинского призыва или, во всяком случае, предпочитает разговаривать с ними с позиции силы. В целом это понятно и даже разумно. Но сила должна быть оформлена: команда, идея (публично оглашенные условия общественного договора), согласие общества и основных или большей части игроков (причем согласие искреннее, а не спекулятивное) с этими условиями (обязательствами каждого перед всеми и всех перед каждым), механизм реализации, которым, кстати, может быть только та же управляемая демократия. Но в оптимальном, а не в нынешнем своем варианте.

Политический режим, унаследованный Путиным от Ельцина, изрядно нынешнему президенту надоел (да и обветшал, даже будучи перелицованным). Путин хочет сам выбрать новый костюм в своем гардеробе. Заглядывает в него – а там все костюмы, закупленные аппаратом. Надо звать нового портного. И звать самому.

Литературная газета, № 45,5-11.11.2003

Бремя всевластия
(Владимир Путин после победы его партии)

До президентских выборов марта 2004 года в декабре 2003 года состоялись парламентские выборы, на которых победу одержала созданная по инициативе Путина партия «Единая Россия».

Строго говоря, я не считаю и никогда не считал «ЕР» партией в точном смысле этого слова, да и вообще отношусь к ней весьма скептически и критически. Но в данной книге речь не о ней, а о Владимире Путине. Вот почему анализ результатов думских выборов декабря 2003 года, победа на которых «Единой России», безусловно, нужна была Путину как предтеча его будущей победы на выборах президентских, должен быть представлен здесь. Он был сделан мною в большой статье, которую попросил меня написать главный редактор «Российской газеты», хотя я и не был её штатным сотрудником.

Во многих, слишком многих комментариях результаты думских выборов оцениваются как сенсационные.

Это настолько удивительно, что невольно приходят на память слова, написанные 20 лет назад, в 1983 году, одним очень известным тогда человеком: «Мы плохо знаем страну, в которой живем».

Привожу эту цитату, рискуя вызвать восторг одних и проклятия других. Но ведь лучше не скажешь.

Автор приведенных слов – генеральный секретарь ЦК КПСС, а до того председатель КГБ СССР Юрий Андропов. Между прочим, если бы эти слова были написаны не им, а любым другим человеком в СССР, их бы сочли диссидентскими.

Диагноз Юрия Андропова оказался точным. Менее чем через 10 лет после публикации его статьи в журнале «Коммунист», в которой содержалось это диссидентское утверждение, страна рухнула. Одна из главных субъективных причин краха СССР – как раз это незнание.

Считать сенсационными результаты выборов в Думу могут только те люди (просто люди, эксперты, политики – не важно), которые не знают Россию и совершенно инопланетным взглядом оценивают все то, что происходило в ней в последние 12 лет.

В идеале (или в оптимуме) парламент своим составом должен представлять все значимые общественно-политические или идейно-политические силы общества в их реальном численном соотношении. И седьмодекабрьская Дума именно этому критерию полностью соответствует.

Главной политической силой России (и главным субъектом российской политики), ее правящим классом является бюрократия (иное название – просто «власть»), И партия власти «Единая Россия» имеет в Думе половину депутатских мандатов.

Второй по суммарной численности пакет думских мандатов, правда, разбросанных по разным партиям, – у национал-державников (или государственников): это и часть «Единой России», и часть КПРФ, и часть ЛДПР, и, наконец, собственно национал-державническая партия (блок) «Родина».

Державничество – первая по значимости политическая идеология, объединяющая десятки миллионов людей в сегодняшней России. Но организационно она менее оформлена, чем бюрократия (или бюрократическая идеология, суть которой: наш интерес – наша власть), потому и не смогла собрать всех своих последователей под одной партийной крышей. Впрочем, если бы предвыборная кампания длилась не месяц, а месяца три и «Родине» была бы передана хотя бы десятая часть информационного ресурса, выделенного «Единой России», еще неизвестно, кто бы стал главным победителем выборов.

Третья по реальной мощи идейно-политическая сила в России – коммунистическая, представленная, естественно, КПРФ. Из-за грубейших ошибок в стратегии и тактике то ли всей верхушки КПРФ, то ли лично Геннадия Зюганова от коммунистического электората удалось отколоть значительную часть державников (так сложился блок «Родина»). Результат КПРФ упал вдвое (в сравнении с предыдущими выборами), но место в парламенте ей все равно было забронировано.

ЛДПР – несколько искусственная, сложенная лишь благодаря личным талантам Владимира Жириновского партия, надстроенная не над протестным электоратом, как ошибочно считают, – протестного электората у нас гораздо больше, чем участвует в выборах. Часть этого электората находится, например, в КПРФ. А ЛДПР – это то же державничество, но только безыдейное, не знающее, какую экономическую модель нужно выбрать.

В этой связи, кстати, можно сказать, что все четыре партии, прошедшие в Думу, – это державнические партии, ибо державничество – абсолютно доминирующая идеология сегодняшней России.

Но как раз экономическая составляющая державничества у четырех партий-победительниц разная.

Итак, ЛДПР – безыдейное державничество: держава (империя) первична – экономический базис любой.

«Единая Россия» – державничество плюс наша власть плюс наш капитализм (тоже не слишком идейно).

КПРФ – державничество плюс социалистический капитализм (советского типа).

«Родина» – национал-капитализм (то есть капитализм не транснациональных корпораций, а наших, отечественных, а потому и социально ответственных). Идеологии национального капитализма не чужда и «Единая Россия», просто там неизбежно превалирует акцент на сохранении своей власти.

Между прочим, в 1994 году победу национал-капитализма в России предсказывал в своей статье, которая так и называлась – «Национал-капитализм», известный русский националист Александр Севастьянов. Как в воду глядел…

А где же остальные?

А остальных так мало в обществе, что и места в Думе им не нашлось.

Иных классов, кроме правящего, у нас нет. Нет и их представительства в парламенте. Миф о среднем классе, который, по оценкам некоторых социологов, политологов и экономистов, составляет чуть ли не 25 процентов трудоспособного населения страны, есть, а самого среднего класса – нет.

Есть наиболее богатая часть правящего класса, ориентированная не на этатизм, а на либерализм и индивидуализм, она и дала результат СПС – меньше 5 процентов. Почему раньше было больше? Потому что раньше (в 1999-м, когда уже был СПС, и еще раньше, когда либералы выступали под иными торговыми марками) либералы-избиратели знали, что либералы-политики входят в правящий класс и пользуются там большим влиянием. С 2000 по 2003 год ощущение того, что знание это соответствует реальности, стало истончаться. В 2003 году так считали уже только тугодумы. Арест Ходорковского открыл глаза и им.

Поэтому либералы-прагматики (то есть бизнесмены) переметнулись на сторону власти. И за СПС проголосовали только либералы-идеалисты, то есть нищие либералы (такие тоже есть).

«Яблоко» – партия русских интеллигентов, на каждых последующих выборах в Думу теряло по 1 проценту электората. В 1999 году оно подошло к результату в 5,5 или 5,6 процента, точно не помню. Соответственно, в 2003 году результат должен был быть 4,5 процента. Так и случилось. Просто потому, что современное российское общество, в отличие от прежнего советского, интеллигенцию ни как класс, ни как социальную прослойку не воспроизводит. Электорат «Яблока» просто вымирал.

Такой профессионально-социальный слой, как российское крестьянство, – единственный из профессиональных слоев, с которым систематически, пусть не очень хорошо, работают партийные и квазипартийные структуры, – мог бы дать аграриям полноценную фракцию в Думе – как это один раз уже было, в 1993 году. Но у Аграрной партии Михаила Лапшина часть электората отобрало проединороссовское Российское аграрное движение.

Более никаких иных хоть в какой-то степени структурированных общественно значимых групп, слоев, классов в российском обществе нет. Следовательно, нет и партий, набирающих больше 4 процентов голосов избирателей. Следовательно, нет и не может быть их представительства в парламенте (ни реального, ни потенциального).

Двенадцать лет экономических и политических реформ так и не создали нового (в смысле современного) российского общества. Мы видим лишь остатки советских еще классов и социальных слоев: бюрократия, бюджетники, интеллигенция – и приматов из «общества будущего»: челноки, палаточники, олигархи, легализовавшийся криминалитет и прочее. Но приматы не есть существа общественные, тем более – политические. Приматы бродят стаями и подчиняются либо тому, кто кормит, либо тому, кто сильнее. Сегодня сильнее власть и жажда нового обретения державы (раз уж достойной зарплаты и пенсии все равно не дождешься).

Редакция газеты «Коммерсантъ» очень гордится тем, что в ее недрах родился термин «новые русские». Термин хорош, но, к сожалению, к жизни не приложим. Никаких «новых русских» нет (по крайней мере, среди тех, кого ими именует «Коммерсантъ»), что доказывается, кстати, и описанием самим «Коммерсантом» стиля жизни этих «новых русских». Есть новые приматы – единственное пока массовое человеческое достижение реформ.

А «новыми русскими», кстати, точнее было бы назвать лидеров блока «Родина».