Текст книги "Владимир Путин. 20 лет у власти"

Вся правда о Путине
(Для тех, кто считает, что «мы его не знаем»)

Отказ Ельцина от власти и передача её в руки до того мало кому известному Путину вызвали большую сумятицу в рядах столичной элиты, самая мощная, как ей казалось, группировка которой уже приготовилась к захвату (но через выборы, то есть с использованием механизма именно управляемой демократии) власти в стране. Центральной фигурой в ней был Юрий Лужков, который первоначально претендовал лишь на пост главы правительства при президенте, каковым должен был стать Евгений Примаков. Массированную информационно-психологическую подготовку этого плана вели СМИ из медиаимперии Гусинского, вокруг которых группировались все антиельцинские (а в реальности уже антипутинские) партии и партийные объединения.

Со временем Лужков при поддержке Гусинского (которого Примаков как президент не удовлетворял идеологически, да и человечески) должен был «мягко» оттеснить Примакова от президентства и занять его место в Кремле.

И вот весь этот план рухнул. Вроде бы нужно было сдаваться на милость победителя (что позднее Лужков, уже после победных для Путина президентских выборов 26 марта, и сделал), но первоначально потрясение от поражения было так сильно, что вылилось хоть и не в открытое сопротивление, но в попытку замутить общественное сознание рассуждениями о том, что Путин – это тёмная лошадка, от которой не известно, что ждать. Особенно – что хорошего ждать.

Следующая ниже статья, опубликованная за полтора месяца до выборов, на которых Путин победил, и была моим ответом на эти рассуждения и соответствующие вопросы, самым известным из которых стал заданный в Давосе в 2000 году американской журналисткой – «Who is Mr Putin?» Кстати, я присутствовал в зале Давосского форума, когда этот вопрос был задан, и слышал, сколько робко-невнятно отвечали на него четыре российских политика – Касьянов, Чубайс, Кириенко и ныне забытый Константин Титов, к которым этот вопрос был обращён.

Редакция «НГ», итак не страдающая от недостатка материалов, сейчас буквально завалена статьями на тему «Кто вы, товарищ (господин – в случае наличия у автора некоторых симпатий к и.о. президента) Путин?»

Лично я уже устал слушать рассуждения о том, что «мы Путина не знаем».

Во-первых, чаще других об этом говорят люди, которые лучше других знают Путина (политики) или уже обладают достаточной информацией, чтобы его знать (политологи).

Например, могу ли я считать, что Евгений Примаков, утверждающий, что «мы» мало знаем о Путине, вполне искренен? Ведь пока Примаков был премьер-министром, Путин работал директором ФСБ. А до того Евгений Максимович контактировал с ним в качестве главы российского МИДа – оба были министрами «со звездочкой», президентскими министрами. Чего же более?

Если «мы» не знаем Путина, то пусть Евгений Максимович нас просветит. Он не знать Путина не может.

Или Юрий Лужков, тоже заявивший во всеуслышание, что Путин – для него нечто вроде НЛО. Сам же за два дня до этого уфологического заявления чуть ли не два часа с Путиным беседовал, до того – привечал его на своей инаугурации, до того боролся с ним, как и со всей прочей кремлевской камарильей, всю осень. Не знал, с кем боролся? А еще сокровенная информация лужковских агентов (а ведь каждый крупный политик у нас имеет свою сеть агентов в Кремле, в Белом доме, даже в более укромных местах). И все не знает?

Нам, простым москвичам, мэр столицы и шеф «Отечества» должен бы рассказать всю правду о Путине, коль скоро мы, простые, сдуру и от незнания можем за него проголосовать. А Юрий Михайлович от нас ждет правды.

Это какую же правду я, например, могу о Путине рассказать Лужкову или Примакову?

Конечно, все наверху о Путине всё знают. Ну не всё – главное. Не знают только одного – что, может быть, для них и есть самое главное? – как Путин поступит лично с ними после 26 марта. Это знание, конечно, дорогого стоит, но к всенародной правде о Путине оно имеет малое отношение.

Абсурдность затянувшихся рассуждений о Путине как о некой «терра инкогнита» почувствовал даже Евгений Киселев, сам приложивший немало усилий на создание и раздувание этого мифа.

Хватит. Надоело.

Если того, что говорит и делает ВВП, кому-то недостаточно, я объясняю для самых бестолковых, что такое этот ВВП и что он будет делать после 26 марта.

Информации для этого более чем достаточно. Более чем.

И интерпретировать ее легко. Как и информацию о большинстве других политиков – с нашим-то опытом «краткого курса ельцинизма»!

Но вернусь к Путину.

Что мы о нем уже знаем? Немало.

Он выходец из КГБ-ФСБ. Молод. Работоспособен. Трудился вместе с либерал-радикалами. Как политик и функционер сформировался не в советское время, даже не в перестройку – в период ельцинских реформ.

Он жестче, чем мягкий генерал Бордюжа, за что и получил его место секретаря Совета безопасности.

Он назван Ельциным преемником – более того, Ельцин фактически в его пользу отказался от власти. Кандидатура Путина была одобрена Семьей.

Он жестко, несмотря на нарастающую критику, провел операцию в Чечне.

Он сказал, что террористов будет мочить даже в сортире, хотя это не эстетично и, судя по всему, есть нарушение права террористов на свободное справление нужды.

Он сто раз повторил, что вопрос целостности России не обсуждается. И уже десятки раз повторил слова о своей приверженности рыночным реформам, правам человека и гражданским свободам.

Кроме того, он обнародовал свою большую и весьма показательную статью.

Я могу перечислять еще десятки примеров вполне определенных слов и дел Путина. Но и сказанного хватит – любой легко вспомнит остальное.

Теперь – что такое Путин? Ответ главный, вбирающий в себя все остальное:

Путин – государственник, или державник. Все иное в нем, включая знание немецкого языка, катание на горных лыжах, посещение церкви, дочек, играющих на скрипке, встреч с Михалковым-Кончаловским и Гергиевым и прочая, и прочая, – второстепенное.

Что будет делать Путин после 26 марта?

Он будет делать все, что будет полезно с его точки зрения для укрепления России как государства и как нации. Все. Этой главной цели будет подчинена вся его деятельность.

Но он будет делать это «всё» не просто по собственному хотению, а:

1) исходя из реальных возможностей России (если чеченских террористов можно добить, то будем их добивать, а с Советом Европы – менее значимая проблема, разберемся – не в смысле «мочения» – потом);

2) исходя из того, что эффективно сегодня для укрепления России как государства и нации: если эффективна либеральная экономика – будет либеральная; если выяснится, что эффективнее мобилизационная – будет мобилизационная;

3) исходя из реальных условий, в которых существует сегодня Россия в мире, и правил игры, принятых в этом мире: открытость границ, Интернет, глобализация, гражданские свободы, права человека, свободные СМИ и т. п. Путин знает, что железного занавеса давно нет и воссоздать его невозможно; что властного ресурса на введение диктатуры ради отложенной демократии в стране просто нет;

4) наконец, исходя из того простого постулата, что «правила игры» в мире создают сильные, а выполнять их заставляют слабых. Сами же сильные в случае нужды (угрозы своим интересам) эти правила нарушают. Иногда беспардонно – врубая для прикрытия пропаганду на всю мощь (Косово), иногда скрытно, иногда, что особенно модно сейчас, точечно. На сей случай (нарушения «правил игры») есть и специальное правило. Собственно, я его уже сформулировал: для того чтобы нарушать «правила игры», нужно быть сильным или (примечание первое, и оно же последнее) казаться сильным.

Что здесь неясного? Какая «терра инкогнита»?

Может быть, вам нужны конкретные ответы на совсем уж конкретные вопросы?

Можно и конкретные.

Попытается ли Путин освободиться от пут Семьи и олигархов?

Непременно.

Будет ли нарушать права журналистов?

Не будет. Если только это не зарубежный журналист без документов, вступающий в контакт с врагом, в результате чего солдаты армии России выглядят не как освободители (на своей территории), а как исчадия ада.

Почему в этом случае Путин будет действовать так? По той простой причине, что целостность России для него есть условие сохранения России и государства в ней, есть необходимое условие для того, чтобы в этой России была свобода слова. Свобода слова без России Путину не нужна. Нужна только вместе с Россией.

И по второй, еще более простой, но не менее важной причине: потому что солдаты на смерть за свободу слова не пойдут (а войны без смертей не бывает – это не Путин придумал). А пойдут они на смерть (и генералы их – даже под осуждающими взорами матерей – пошлют на возможную смерть) – за Родину и за жизнь своих семей. В любой стране мира, а не только в России.

Что здесь непонятного?

На днях я слышал (или читал) рассуждения одного журналиста об аморальности российских властей в истории с Бабицким, что не ново. Ново было то, что этот журналист тут же дал эталонный, как ему казалось, пример обратного свойства – пример сверхгуманизма. Естественно, американский. Пример был такой: фильм Спилберга «Спасти рядового Райана», где, как известно, американцы проводят спецоперацию по спасению солдата потому, что он – единственный сын у своих родителей, американцев же. Журналист-гуманист даже не заметил, что его пример мало того, что сравнивает киносказку с реальной жизнью (у нас вообще «гуманисты» знают Америку только по кинофильмам), – этот пример, напротив, свидетельствует в пользу Путина или тех, кто в наших реальных условиях делом Бабицкого занимался. Они тоже спасали российских солдат для страны и для их родителей, жертвуя всем остальным. Фильм Спилберга ведь не называется «Спасти журналиста Райана». И уж тем более не «Спасти русского журналиста Райана».

Я знаю, почему четыре гиганта мысли и столпа русской демократии (Чубайс, Касьянов, Кириенко, Титов) стушевались в Давосе, когда из зала прозвучал вопрос: «Кто такой Путин? Чистый ли он лист и кто будет на этом листе писать?» Не потому, что они не знают, кто такой Путин. Они постеснялись сказать правду. И еще им показалось, что их не поймут. А также им почудилось, что ВВП не понравится, если о нем скажут правду.

Я не стесняюсь. Мне не кажется, что меня не поймут, – я знаю, что многие не захотят понять. Мне все равно, понравится или нет ВВП то, что я написал.

Две ремарки в конце.

Первая.

Владимир Путин – очевидно, современный русский политик западного толка, то есть он ценит силу и знает, когда общественным мнением можно пренебречь, а когда нельзя.

Вторая. А что бы сделали (даже в фильме Спилберга) американцы с теми, кто отрезал бы голову американскому солдату Райану? Может, тогда и сюжет фильма был бы другой?

Что вам еще сказать о Владимире Путине?

По-моему, вполне достаточно, чтобы каждый мог осознанно принять решение, голосовать за него или нет.

Независимая газета, 16.02.2000

Режим Путина и Россия

Итак, 26 марта 2000 года Владимир Путин одержал победу в первом же туре президентских выборов. Естественно, с этого момента я стал в своих статьях в «Независимой газете» анализировать деятельность Путина как президента России регулярно. Тем более что эта деятельность вызывала много треволнений среди его оппонентов, часть из которых превратилась в его врагов, с которыми он последовательно и довольно умело расправлялся, а равно и много недоумений у тех, кто в принципе Путина поддерживал.

Для публикации в этой книге я выбрал лишь самые основательные свои статьи того периода, каждую из которых нет смысла предварять отдельным предисловием. Но иногда я буду это делать.

Голиаф и Левиафан

(Личная власть и бюрократия в России в свете борьбы нового президента за выживание – своё и страны)

Ничто в России не дают так легко, как власть личную.

Ничто не завоевывается так тяжело, как власть реальная.

Ибо реальная власть в России всегда у бюрократии (исторически меняющихся названий у нее много – правящий класс, аппарат, номенклатура, федеральные и региональные олигополии). А личная власть ради соблюдения политических приличий на части (формально, юридически, публично и гласно) не делится, по традиции отдается одному.

Далее начинается борьба Левиафана (бюрократии) с Голиафом (вождем – царем, генсеком, президентом). И до сих пор победа практически всегда (за одним, и то неполным, исключением) была за Левиафаном.

Случайно в XX веке высшую власть в России получили: Николай II, Брежнев, Черненко, Путин.

Приложив некоторые (иногда очень большие) либо интеллектуальные, либо аппаратные усилия, но только в условиях исторических переломов или общественных катаклизмов (а это тоже своего рода случай), власть получили (отчасти взяли) Ленин, Сталин, Хрущев, Горбачев. Несколько особняком, но в этом же ряду – Ельцин. Его к власти (как во многом и Ленина) привел народ. Правда, Ельцин не отличался ленинским интеллектуализмом, но зато потом, получив власть, проявил сталинскую аппаратную хватку.

Но бюрократии (правящему классу) проиграли все. Ленин и Андропов – физически (точнее – физиологически). Брежнева, Черненко и Ельцина аппарат просто подчинил себе (Черненко и не сопротивлялся). Хрущева и Горбачева бюрократия свергла. И Ельцина свергла бы (уже готовилась свергнуть), если бы он не захотел уйти сам (правда, на чрезвычайно выгодных для себя условиях).

Один Сталин сопротивлялся бюрократии до конца. Но и он, во-первых, все-таки сам стал рабом Аппарата. Правда, рабом, который силой вырвал у Аппарата право пускать Аппарату же кровь. Это – во-вторых. Универсальный рецепт победы (если кто-то хочет считать Сталина все-таки победителем бюрократии) состоял лишь в одном: периодически он уничтожал тех, вокруг кого персонально периодически же вызревала и выкристаллизовывалась мощь аппарата. Ельцин, как стихийный приверженец западной идеологемы «права и свободы человека», не уничтожал, а лишь как минимум отправлял в отставку, не мешая кормиться с аппаратного (государственного) стола, как максимум – сам раздавая кормления.

Оттого и аппарат был к нему милостив, гуманностью ответил на гуманность.

И то сказать – еще до 53-го стреляли. За сорок лет, до казуса октября 93-го, когда часть аппарата всерьез задумала лишить Голиафа личной власти, цивилизовались почти до предела – даже не сажают. Правда, и Горбачев не сажал, а в конце 91-го и стрелять не решился (хотя юридически право имел). Но это просто издержки университетского образования. Словом, прогресс.

Теперь и вождя избирают, а не назначают, как раньше. Некоторые, естественно, оспорят этот вывод, основываясь как раз на выборах Путина в 2000 году и Ельцина в 1996-м, но не все же язвы сводимы одномоментно, отвечу я, не вдаваясь в суть соответствующих предвыборных коллизий. Вождя избирают, но проблема иллюзорности личной власти и неравнозначности ей власти реальной осталась. Выражаясь по-современному – конфликт интересов.

И все это новый и молодой президент Владимир Путин знает (или чувствует), как и свою оказионность, а многое прошло и на его глазах (от Брежнева и до него самого, Путина).

И что же Путину с этим знанием делать? Выбросить из окошка Теремного дворца на Соборную площадь?

Нет, коли стал президентом, с этим знанием надо жить, жить и работать. Непременно работать. Ибо иначе будет либо хрущевско-горбачевский, либо брежневско-ельцинский вариант.

Сталинского уже нельзя. Остается андроповский (в смягченном варианте). Тем более что Юрий Владимирович, можно сказать, сослуживец и даже старший по званию и должности.

Это все присказка.

Резюмировать ее можно так: перед каждым высшим руководителем России стоял и до сих пор стоит один не вполне государственный, можно даже сказать, вполне приватный вопрос: он ли победит Левиафана (Аппарат), Левиафан ли победит его?

Как мог ответить Путин? Молодой, решительный и в делах государственных (Чечня), и в аппаратных (Скуратов)?

Только так, как он, видимо, и решил ответить: подчинить себе Аппарат.

Разве не ясно это было раньше – вспоминаю я, извините, опять свою статью «Вся правда о Путине».

Признаюсь, и у меня позже были колебания (статья «Путин – слабый президент?»). Но ВВП их быстро развеял. Может, еще и не сильный, но слабым быть не хочет.

Но это все присказка.

А теперь сказка.

* * *

Помимо личных проблем во власти, у Путина есть, естественно, проблемы и государственные, общенациональные. Он хочет видеть Россию вновь великой страной, нацией и государством.

Может ли он добиться этой цели, не овладев аппаратом, не подчинив его себе? Нет.

Может ли он добиться этого, получив в наследство от Ельцина то, что получил, – не только семибоярщину, но еще и 89-баронщину (не говоря о всех других бедах и развалинах)? Тоже нет.

Должен ли он не загубить демократию вместе с бюрократией? Должен. И хочет. Сможет ли – отдельный вопрос, во многом открытый.

Как Ельцин захватывал личную власть? Он разрушал и дестабилизировал советскую бюрократию (потом, правда, она быстро реанимировалась в виде российской – с чертами ельцинизма на лице).

Может ли Путин воспользоваться для закрепления своей случайно и от бюрократии доставшейся ему власти тем же способом – разрушая отечественную бюрократию? Нет. Так он разрушит государство, а с ним и страну. Но Путин не Ельцин.

Может ли Путин, минуя бюрократию, опереться непосредственно на народ? Мог бы, если бы в России была предреволюционная ситуация (на манер 1991 года) или наблюдалось бы гражданское общество (на манер года эдак 2015-го).

И тогда Путин и в своих личных целях (победить бюрократию персонально), и в интересах общенациональных (не дать бюрократам разорвать Россию на части) решает взять бюрократию в железные тиски снаружи. Ибо не имеет сил подорвать ее быстро (через экономические и нормально демократические реформы) изнутри.

Он, Путин, назначает семь прокураторов, наделяя их властью, покрывающей сверху власть 89 губернаторов и субпрезидентов, – на настоящий момент единственных реальных диктаторов России. Сам же Путин – пока диктатор потенциальный.

То, что семь из кремлевского ларца, почти одинаковых с лица, будут никакими не генерал-губернаторами, то есть управленцами, а именно прокураторами соответствующих территорий (федеральных и военных округов), по-моему, уже очевидно. Парадокс в том, что Путин, для того чтобы победить бюрократию, создает супербюрократию.

Миссия прокураторов, огрубляя, – не только довести власть Кремля до субъектов Федерации, но и изъять часть власти у губернаторов и субпрезидентов, для политеса бросив им временно некоторое отпускное – см. соответствующие путинские законопроекты. Потом отпускное либо заберут назад (в Кремль), либо отдадут населению (избирателям).

В первом случае мы получим авторитаризм, бесперспективный в современном мире, в том числе и в России.

Во втором – демократию. С сохранением, между прочим, страны.

Куда дальше пойдет Путин (на втором этапе своих реформ)? Это зависит и от того, победит ли он на первом этапе. Если проиграет – то точно падет в авторитаризм. Если победит, то не обязательно пойдет к демократии (тут прав Березовский). Но не обязательно и к недемократии.

* * *

Допустим, что Путин – ставленник Семьи. Что он от нее зависим. Это похоже на правду, как и то, что он об этом знает и этой зависимостью тяготится. Не может не тяготиться.

Допустим, Путину не дали сформировать полностью то правительство, которое он хотел.

Допустим также, что он не смог заменить и главу своей администрации, то есть Волошина, оставив в своем тылу еще одно протоправительство – подчиненный Волошину аппарат президентской администрации.

Что делает Путин? Он создает третье параллельное правительство в виде Совета безопасности, секретарем которого является его личный друг Сергей Иванов, в который входят силовые министры, напрямую подчиняющиеся президенту. Наконец, он собирается ввести в Совет безопасности и всю семерку прокураторов, своих личных ставленников, пять из которых – либо генералы чеченской войны, либо его друзья по ФСБ.

Это резервное и личное правительство, которое станет главным, как только представится удобный случай. А точнее говоря, оно позволит Путину однажды сформировать свое официальное правительство.

Удачный случай – это либо победа путинского плана реформы управления (мягкий вариант, безболезненный). Либо это поражение путинского плана. Тогда – жесткий вариант.

Мягкий вариант (максимум демократии, экономический либерализм, но единое государство) приведет к замене официального правительства, видимо, уже осенью.

Жесткий вариант (в случае поражения) может наступить сразу вслед за поражением, то есть уже летом. Но может быть отложен и до следующей попытки слома хребта российской бюрократии.

Может ли Путин, ломая хребет бюрократии, по неосторожности или по неумению сломать и хребет молодой российской демократии? Может – опять прав Березовский. В чем Березовский не прав, так это в том случае, когда он предполагает, что Путин хочет сломать хребет демократии сознательно.

Я как-то уже писал, что категорический императив Путина – сильная, единая и процветающая Россия как страна, нация и государство.

Но именно в такой последовательности: сначала должна быть страна Россия (категорический императив первого порядка), а в ней должна быть демократия (категорический императив второго порядка). Или, если хотите, первое условие – необходимое, второе – достаточное.

Как соединить клещи путинской прокураторской антидиктаторской супербюрократии с мягким пока телом гражданского общества, местного самоуправления, выборности, демократических принципов современной России – это большой вопрос.

* * *

В своем открытом письме Путину Борис Березовский совершенно справедливо указывает на многие изъяны плана политических реформ, предложенного президентом (не один Березовский на них указал, но его голос прозвучал громче и сенсационнее других). Сделал ли Березовский это из общедемократических соображений или из эгоистически-олигархических – вопрос второй и даже десятый. Свидетельствует ли это о том, выпал ли Березовский из Семьи, раскололась ли Семья или Путин вышел из-под контроля Семьи, – важно, интересно, но тоже не главное.

Но на опасности (реальные) Березовский указывает правильно. Я уже писал, что предложенная Путиным схема формирования Совета Федерации абсурдна, сюрреалистична и вообще неработоспособна. Если только то, что предложил Путин (в этом и некоторых иных случаях), не та самая белая собачка в углу полотна, которая нарисована специально, чтобы, будучи убранной по требованию цензуры Госдумы и Совета Федерации, она помогла появлению картины на выставке.

А вот логику путинских предложений Березовский отвергает зря. Есть общественная дилемма, а есть внутри нее и с ней связанная личная дилемма всякого высшего руководителя в России. И перед ней тоже стоит Путин: если он не победит, то проиграет. Его проигрыш – точно плохо (для него и для страны, особенно при наличии чеченского синдрома и Чечни как проблемы). А дальше – вторая, общественная дилемма, на которую раздваивается победа: авторитаризм и демократия.

Но авторитаризм, как мы видим из присказки, результативен в России только в сталинском варианте (а сегодня он возможен лишь теоретически).

Следовательно, Путин неизбежно, сделав авторитарный шаг, должен будет сделать два демократических. Иначе он проиграет навсегда. И олигархический анархо-демократизм Ельцина окажется чуть ли не идеалом демократии в нашей стране. То есть просто все скажут: Путин погубил демократию в России. И страну не сохранил.

А все дело в том, что эти две цели (сохранение России и демократии в ней) можно достичь только одновременно, а никак не поврозь. Если даже в своем сознании ты ранжируешь их последовательно и предел допустимого прочерчен: управляемая демократия – уже не авторитаризм, хотя еще и не вполне демократия.

Подтолкнуть Путина к чистому авторитаризму – мечта российского Левиафана. Тут-то и будет отсечена голова Голиафа. Каким-нибудь Давидом. Правда, не столь кротким душевно, как библейский.

Независимая газета, 01.06.2000