Текст книги "Владимир Путин. 20 лет у власти"

Отсутствие реально значимых дел в решении всех этих не то что кричащих, а прямо вопиющих проблем эффективный политик должен уметь заменить либо имитацией активности, либо правильными словами.

Во-первых, для многих слово – то же дело.

Во-вторых, слово есть начало дела.

В-третьих, слово есть не сокрытие проблемы, а, по крайней мере, признание ее наличия. Не многие политики, находящиеся во власти, способны и на это. Яркий пример – Ельцин, просто не замечавший большинства проблем, которые волновали общество.

Наконец, в-четвертых, слово есть боль о проблеме, переживание ее, что в каком-то смысле для масс населения не менее важно, чем ее решение. Например, оппозиционные политики, не имея возможности решать проблемы, набирают популярность тем, что громко и с болью в душе об этих проблемах говорят.

Путин лишил российскую оппозицию (в первую очередь коммунистов, но и либералов тоже) этого преимущества, к которому они привыкли за годы ельцинского правления, когда, несмотря на внешний демократизм, Ельцин вообще не признавал существования большинства проблем, волнующих людей. И уж тем более не говорил о них с болью и состраданием.

Путин, несмотря на свой чрезмерно жаргонизированный язык, я бы сказал, виртуозно владеет политикой слова, проникающего в души простых людей. Ельцин не умел, да и не желал этого, хотя его речь была куда ближе к народной, чем речь Путина. Несмотря на любовь последнего к рискованной, спецслужбистской и блатной лексике – знаменитое «мочить в сортире» лучшее, но не единственное тому доказательство, было и «сопли жевать» и многое другое, неведомое Ельцину.

Но Ельцин, в отличие от Путина, слишком долго, практически всю жизнь, был начальником. Сентиментальным, как многие начальники, он бывал часто, а вот искренне человечным – лишь дважды. На октябрьском пленуме ЦК КПСС 1987 года, на котором подвергся экзекуции (и на предшествующем пленуме Московского горкома КПСС), и в своей прощальной речи 31 декабря 1999 года, когда попросил прощения у людей. Я, впрочем, в искренность этой просьбы тоже не верю, но по форме она была. Путин, проведший в начальниках меньшую половину жизни (всего лишь 13 лет из пятидесяти), несмотря на гораздо большую внешнюю жесткость, по сути, оказался гораздо более, извините за эти слова, добрым, человечным и простым, чем Ельцин. Этого не может не чувствовать народ, избиратель, массы.

Я бы сказал, что Путин, видимо, не специально, но весьма виртуозно пользуется своей искренностью, и у него есть несколько чаще всего употребляемых приемов политики слова.

Прежде всего это уже упоминавшаяся мною откровенность – признание реальности существования той или иной проблемы. Это совсем простой прием, но им крайне редко пользуются политики, находящиеся во власти. Уже в первый год своего президентства Путин публично заявил, что в стране существует проблема всевластия бюрократии, острейший демографический кризис, опасность отторжения от России Сибири и Дальнего Востока. Ничего нового Путин этим не открыл, но до него (при Ельцине) на таком и даже на более низком уровне эти проблемы вообще не упоминались. И сейчас для их решения мало что сделано, но населению не может не нравиться, что власть их, по крайней мере, не скрывает.

Позже Путин заговорил и о бедности, о коррупции, о запредельном уровне преступности, о детской беспризорности и о многом другом. В том числе о несправедливости сверхдоходов богатых, когда народ бедствует, – известная реплика о слишком высоких заработках руководителей РАО «ЕЭС России». Вряд ли с того момента заработки были понижены, но этой репликой Путин солидаризировался с народом.

Напомню его слова, произнесенные при возвращении гимна на музыку Александрова: «Возможно, мы с народом ошибаемся». Если это и популизм, то крайне рафинированный.

Апофеозом путинской откровенности я бы назвал его признание в том, что если по-настоящему работать на посту президента, то за 8 лет (два срока) можно сойти с ума.

Правда, эта откровенность была использована весьма специфично – для объяснения того, почему Путин не собирается изменять срок президентского правления. Тут задействован и другой прием путинской логики (абсурдизация ситуации), о чем – ниже. Кстати, в словах, как и в делах, Путин всегда одновременно отвечает на запросы сразу многих социальных групп, иногда групп с прямо противоположными интересами. Наиболее показательна в этом смысле история с государственной символикой: царский герб для одних, имперский флаг – для других, гимн Александрова и красное знамя в Вооруженных Силах – для третьих. Почти все выступления Путина построены по этому принципу.

Он одновременно и западник, и славянофил, и либерал, и государственник, и демократ, и автократор, и противник восстановления СССР, и империалист.

В 1999 году я уже сравнивал Путина с пылесосом, всосавшим все самые серьезные и популярные лозунги и правых, и левых. А позже писал, что Геннадию Зюганову ради сохранения результатов КПРФ на выборах стоило бы не клеймить лично Путина за антинародную политику, ибо ни по лозунгам, ни по многим действиям она антинародной не является и уж во всяком случае не кажется таковой как раз самому народу.

У Путина есть более изощренный, чем Геннадий Зюганов, критик – писатель Александр Проханов. Есть такие и в либеральном лагере. Против таких критиков, точнее против их доводов, как правило, неопровержимых в силу фундаментальности сути этих доводов и брутальности формы, в которых они преподносятся, президент действует не менее изощренным и брутальным оружием – аргументами, либо основанными на игре смыслами, либо просто абсурдными.

Когда Путина спросили, не волнует ли его то, что американцы начинают размещение своих военных в Грузии, он ответил так: если в Центральной Азии можно, то почему нельзя в Грузии. И уточнять, а почему, собственно, можно в Центральной Азии, никто не стал, столь абсурдным (или абсурдистским) был ответ.

Кто-то из западных журналистов упрекнул Путина в том, что при нем в России уменьшилась демократия. Путин заявил: она не могла уменьшиться, так как ее никогда в России не было. Что, между прочим, в общем-то верно, но вопрос предполагал более узкую трактовку термина «демократия».

Из этой же серии и знаменитый сверхлаконичный ответ на вопрос о том, что случилось с подлодкой «Курск», – «Утонула».

Сама откровенность Путина порой имеет вызывающе резкую форму, как правило, облекаемую в жаргонизмы или недалекую от них профессиональную лексику спецслужб. Все помнят, что, заняв ключевую позицию в государстве, он прямо под телекамеры на собрании сотрудников ФСБ заявил, что задание по внедрению в руководство страны выполнено. Либералы чуть не попадали со стульев от такого неприкрытого цинизма.

Но тогда Путин был в хорошем расположении духа, и с его стороны это была, скорее всего, словесная провокация.

Гораздо чаще он переходит на резкости, когда вопрос ему не нравится и он не хочет или не может на него отвечать откровенно. Не помню уж точно, по какому поводу, но, кажется, в ответ на вопрос о коррупции в рядах высших чиновников Путин потребовал: «Имена, адреса, явки!» Знаменитое предложение приехать в Москву и сделать обрезание, чтобы уже ничего не выросло, последовало, естественно, в ответ на вопрос о Чечне западного журналиста. Совершенно очевидно, что что-то подобное Путин хотел бы сказать кому-то из западных политиков, возможно, очень высокопоставленному, но президентский статус не позволил. Разрядка произошла на журналисте, подвернувшемся под руку с неприятным и надоевшим вопросом.

Кстати, на западных журналистах Путин срывается гораздо чаще, чем на русских. Думаю, как раз по той причине, что не все, что хотел бы, он может сказать в лицо некоторым западным политикам. А внутри России ему с этим проще. Собственно, о российских политиках президент частенько отзывался весьма нелицеприятно, правда, не называя их имен. Последний пример этого – объяснение отказа участвовать в предвыборных дебатах с остальными кандидатами в президенты.

Но при этом Путин удивительно легко находит общий язык с простыми людьми. В этом ему помогает не раз уже упоминавшаяся мною откровенность, а также самоирония. Ею он пользуется, по моим наблюдениям, исключительно в беседах с простыми людьми и никогда, что понятно, в разговорах со своими непосредственными подчиненными. При встречах с последними он, наоборот, скорее иронизирует по поводу них, начальников для всех остальных. И это, естественно, тоже нравится простым людям.

В свое время мне приходилось писать, что разговор в Видяево с родственниками моряков, погибших на «Курске», был проведен Путиным исключительно проникновенно, с неподдельным сочувствием и предельно искренно – так, как только и нужно было говорить с этими людьми. Правда, при этом Путин умудрился избежать какой-либо критики руководства Военно-морского флота. Что можно, глядя с разных позиций, рассматривать и как абсолютно правильный, и совершенно неправильный ход.

При всем этом Путину удается в разговорах с подчиненными и особенно простыми людьми не подавлять в них желание и саму возможность спорить и не соглашаться с собой. Правда, у большинства его собеседников все-таки очевидно возникает восхищение-оцепенение, даже если они отваживаются на полемику с президентом.

Но, может быть, главный из приемов словесной политики Путина – это использование аргументов, основанных на здравом смысле. Против них, как правило, невозможно возражать, а простым людям это тем более близко. Я бы даже сказал, что 95 процентов аргументации Путина относится к этому разряду, а оставшиеся пять (по самым деликатным проблемам) – это абсурдистские аргументы.

Но те, кто помнит 38 снайперов Ельцина, проглатывают эти пять процентов, тем более что понимают: за ельцинскими снайперами стояла просто дезинформация президента со стороны подчиненных, в которую верил сам Ельцин, а за путинским абсурдом – объективная невозможность откровенности по данному поводу.

Как победить Путина?

В принципе, это невозможно. По крайней мере, до тех пор, пока дела в стране идут более или менее нормально – даже если и без радикальных улучшений.

Не случайно избиратели Владимира Путина рассредоточены среди симпатизантов всех партий – от КПРФ до СПС.

Есть, однако, один шанс. И шанс этот как раз в слове, ибо делом ни один оппозиционер не может соперничать с действующим президентом, причем успешно (в целом) действующим.

Шанс в слове, точнее – в идее. Ведь гармоничная эклектичность путинской идеологии-фразеологии все-таки не породила до сих пор того, что принято называть национальной идеей. А в такой книжной, такой словесной, такой идеофильской стране, как Россия, правильно найденная идея (и лозунг на ее основе) может буквально вознести политика к вершинам власти. Ельцину, например, хватило только лозунга (даже без идеи) борьбы с привилегиями, чтобы эту власть получить.

Но такую идею еще надо найти.

А если это (на ближайший срок) идея борьбы с олигархами, то ее Путин уже забрал себе.

Российская газета, 29.04.2004

Нужен ли нам Путин после 2008 года?
(Если да, то какой и при каких условиях)

То, с какой уверенностью и решительностью Путин начал действовать в первый год своего второго президентского срока – и главным индикатором тут стал, конечно же, арест Михаила Ходорковского, – заставило задуматься многих, и в первую очередь тех, кто при Ельцине и даже ещё во время первого срока правления Путина ощущал себя главной силой в России: а нужен ли нам (им) дальше такой президент? А что, если он и в 2008 году не уйдёт из Кремля?

Надо отметить, что одних перспектива того, что Путин так или иначе продолжит руководить Россией и после 2008 года, пугала, а других – основную массу населения – обнадёживала и радовала.

Так или иначе, но вопрос этот не только висел в воздухе уже с 2005 года, когда до очередных президентских выборов было ещё далеко, но и потихоньку начал обсуждаться в кулуарах власти.

Я решил ответить на этот вопрос публично. Причём не столько в том плане, а останется ли, сколько так, как и сформулирован заголовок моей статьи.

Полностью эта статья вышла в двух номерах журнала «Политический класс», который я начал издавать в январе 2005 года. Кроме того, название этой статьи стало и названием моей книги, выпущенной в конце 2005 года издательством «Российской газеты».

«Как ты думаешь, он останется?» Вот вопрос, который в последнее время все чаще задают мне и многим другим людям, занимающимся политической аналитикой. Расшифровки вопрос не требует. Вопрошающий уверен, что я или кто-то другой, чьим мнением на сей счет он интересуется, прекрасно поймет, о ком и о чем идет речь.

Но ведь гораздо более важен не этот вопрос – наше гипертрофированное представление о якобы абсолютном всесилии власти в России выводит его на первый план. Ведь и с философской, и с политической точек зрения, и исходя из национальных интересов страны, надо прежде всего задать другой вопрос: а нужен ли нам, гражданам России, Владимир Путин как лидер страны и нации и после истечения, согласно действующей Конституции, его президентских полномочий в начале 2008 года?..

Хороший ли Путин президент?

Прелюдией к ответу на этот вопрос должно быть прояснение ситуации с качеством исполнения президентских функций Владимиром Путиным за то время, что он занимает главный кабинет в Кремле.

Если судить по публикациям в центральной российской прессе, беря ее в совокупности всех значимых изданий, то, несмотря на обвинения в том, что Кремль ее контролирует и цензурирует, а также вообще всячески ограничивает свободу ее самовыражения, мы увидим самые противоположные оценки: от положительных до негативных и прямо обличительных. Главные телеканалы, безусловно, в основном действуют в рамках апологетики путинского курса и конкретных действий президента, что, впрочем, распространяется только на штатных сотрудников этих каналов, но отнюдь не на всех приглашаемых экспертов. Критика же положения в стране, критика «этой власти» без упоминания самого Путина, но явно подразумевающая, что это «его власть», фактически повсеместна. Во всяком случае, в выступлениях (весьма многочисленных) всякого рода «деятелей культуры», писателей (из числа тех, что давно уже больше выступают по телевизору, чем пишут) и т. п. Кроме того, фактически оппозиционен политике Путина канал РЕН-ТВ. То же самое можно сказать и об НТВ, оппозиционность которого не повсеместна, но вполне ощутима, хоть и выражается, как правило, не в прямой критике Кремля или лично Путина, а в иронии или даже примитивном ерничанье по адресу и того, и другого. Фактически оппозиционны и телекомпании, ведущие вещание на третьем канале, правда, эта оппозиционность никогда не распространяется лично на Путина, а всегда – на правительство и значительную часть президентской команды. То есть если анализировать сумму информации, оценок и мнений, передаваемых по главным телеканалам страны, то говорить о благостно-положительной оценке если не самого Путина, то, по крайней мере, его политического курса во многих составляющих не приходится.

Словом, много свободы и плюрализма в наших СМИ или мало, но сделать на основе суммы их выступлений вывод об исключительно и повсеместно положительной оценке того, что сделал Путин за годы президентства, нельзя. Во всяком случае, трудно предположить, что если завтра Путин объявит о желании сохранить власть и после 2008 года, то все или подавляющее большинство наших центральных (общефедеральных) СМИ, работающих в них журналистов и выступающих в них экспертов и иного рода лидеров общественного мнения начнут безоглядно хвалить и приветствовать это решение. Более того, думаю, что поток критических и прямо отрицательных мнений будет очень и очень солидным.

Есть, однако, еще пресловутый «президентский рейтинг», который, во-первых, несмотря на постепенное снижение, остается очень высоким, а во-вторых, значительно превосходит аналогичные показатели доверия избирателей к какой-либо другой политической фигуре в стране. В общем и целом нельзя отрицать, что рядовой избиратель, который так или иначе и делает погоду на общенациональных выборах, качество работы Путина как президента оценивает положительно или даже радикально положительно. А это все-таки мнение народа, в конечном итоге – самое важное в политике.

Политическое и политизированное сообщество (включающее всех активистов медиаполитики) субъективно и пристрастно по-своему, просто общество (или просто избиратель) – по-своему. Есть ли более объективный показатель, позволяющий оценить качество работы Путина как президента? Конечно, есть. Это сравнение состояния страны, в котором он принял Россию из рук Ельцина, с тем состоянием, в котором она находится сейчас. При соблюдении минимальной объективности абсурдно утверждать, что по совокупности показателей (при всех нынешних проблемах) Россия 1999 года находилась в лучшей форме, чем она же образца года 2005-го. При Ельцине было хуже, при Путине стало лучше (в некоторых сферах – гораздо лучше) – это, собственно, и есть синтетическая и универсальная оценка исполнения последним президентских функций.

Другое дело, что это, так сказать, ретроспективная оценка, оценка, основанная на сравнении настоящего с прошлым, но без учета проблем, которые возникли или обострились при власти Путина и в полной мере проявят себя в близком или более отдаленном будущем. О будущем, о возможностях Путина вновь стать «президентом надежды», а не только «президентом стабильности» (нынешний статус) мы, безусловно, еще поговорим, но при всей проблемности этого будущего нельзя же полностью игнорировать то, что Путину удалось сделать, ориентируясь лишь на провалы и неудачи.

Таким образом, можно спорить, сделал ли Путин свою работу, если воспользоваться привычными нам с советских времен оценками, удовлетворительно, хорошо или отлично, но то, что он не сделал ее плохо, а кроме того, сделал лучше, чем два предыдущих президента, бесспорно.

А кстати, почему Путин не сделал свою работу отлично? И почему сделал много ошибок и много неправильного? Это тоже существенные вопросы.

В чем причина ошибок и провалов Путина?

Не буду разбирать сейчас сами ошибки, ибо то, что одним кажется успехом власти, другие определяют как провал и чуть ли не как преступление (типичнейший пример – политика Кремля на чеченском направлении). Однако само наличие ошибок, причем часто грубейших, и провалов, порой почти катастрофических, сомнения не вызывает. Правда, удивительно то, что очень часто не только далекие от политики люди, но и активнейшие комментаторы политических событий все, определяемое ими как ошибочные или провальные решения путинской администрации, объясняют исключительно тремя причинами – злой волей, некомпетентностью и желанием захватить чужую собственность.

Не знаю, как насчет злой воли, ибо тут мы переходим в сферу если и не иррационального, то, по крайней мере, психологического, но некомпетентности, безусловно, у путинской команды хватает. Отрицать использование отдельными членами этой команды властных и административных возможностей для перераспределения в свою пользу финансовых и материальных ресурсов невозможно. Тут, правда, не совсем ясно, чем же в худшую сторону путинская команда отличается от команды Ельцина, при котором якобы процветали демократия, экономические свободы и справедливость.

Однако вернемся к ошибкам и провалам Путина и его людей.

Итак, часть этих ошибок – безусловное следствие некомпетентных решений.

Другая часть мотивирована чисто эгоистическими инстинктами, заставляющими принимать решения, противоречащие национальным интересам. Замечу, что это может касаться далеко не только вопросов собственности. Возможно, собственность здесь вообще не самое главное. Обществу ведь в конце концов все равно, кто конкретно владеет той или иной собственностью. Ему важно то, насколько эффективно она используется, выполняет ли собственник обязательства перед окружающими и государством, не нарушаются ли законы в процессе перераспределения собственности и т. п.

Часть ошибок сделана потому, что их (или каких-то других) нельзя было не совершить.

Еще одна часть стала неизбежным следствием выбора определенного идеологического и политического курса. Если бы курс был избран другой, то ошибки и провалы тоже были бы, но, скорее всего, противоположного характера.

Если брать лично президента как главу государства, то необходимо признать, что огромное число ошибок, в том числе и ассоциирующихся с самим Путиным, сделано фактически предшествующей (ельцинской) администрацией, но проявили они себя в полной мере лишь в последующий период, и нынешняя власть просто не успела их исправить. Или не сумела.

Кроме того, никакого авторитаризма в чистом виде у нас нет. Как нет пока, естественно, и чистой демократии (кстати, что это такое в современном мире?). Но, во всяком случае, в России достаточно демократии или анархизма, для того чтобы множество фактически не подконтрольных президенту людей и структур, сколь бы ни были сильны его личные авторитарные замашки, вполне самостоятельно делали огромное количество ошибок, аккумулирующихся в конечном итоге в общефедеральные провалы.

Если вспомнить, что президент России есть фактический глава всей системы исполнительной власти в государстве, то тут же придется признать, что эта система являет собой гигантский бюрократический аппарат, распластанный по территории еще более гигантской страны. И этот бюрократический аппарат способен, руководствуясь собственными, не подконтрольными никакому Кремлю и никакому президенту инстинктами и интересами, сам принимать решения о том, выполнять или не выполнять решения Путина, а если выполнять, то в какой мере.

Именно бюрократия была и до сих пор остается правящим классом России, и никто, в том числе и Путин, не сумел пока подчинить этот класс своей воле. Фактически Путин сам признал это в соответствующих пассажах о бюрократии и чиновничестве в своем последнем послании Федеральному Собранию. Что есть личные ошибки и провалы Путина, а что – великой и ужасной российской бюрократии, правящей страной как минимум последние три века? Кто способен это определить?

Кадровые ошибки президента, возможно, самые загадочные. Обычно все сводят к массовому приходу во власть вслед за Путиным так называемых питерцев и чекистов. Это, конечно, бросается в глаза и, наверное, может вызывать недоумение и раздражение. Здесь, однако, возникает закономерный вопрос: а как вообще новый начальник, придя к руководству какой-либо очень большой структурой, до него находящейся в плачевном состоянии, то есть так называемый кризисный менеджер, формирует руководящую команду? Принципа всего два: оставляются лучшие кадры из прежних руководителей (как правило, меньшинство) и приводятся те, с кем в прежние годы работал новый начальник, кого он лучше знает и кому больше доверяет (чаще всего таких большинство). Именно так Путин и действовал. Именно так действовал бы на его месте любой другой, в том числе и те, кто критикует Путина за кадровую политику. Иначе не бывает.

Другое дело, что в государственной власти при смене главы государства через процедуру демократических выборов действует еще принцип раздачи ключевых постов и синекур не просто старым знакомым и сослуживцам, а партийным кадрам или выдвиженцам, как сейчас выражаются, аффилированным с партией, которую представляет победитель, профсоюзных, политических, молодежных, исследовательских и даже бизнес-структур. Но, во-первых, российская Конституция 1993 года в этой, как и в некоторых других частях, подогнанная под желания Ельцина, не накладывает совершенно никаких ограничений в смысле кадровых назначений на вновь избранного президента (и это очень существенный ее дефект). А во-вторых, у нас фактически нет партийной системы, и если даже считать «Единую Россию» пропутинской партией, то очевидно, что и в 2000 году, и в 2004 году на президентских выборах Путин побеждал не благодаря поддержке «Единой России» (в 2000-м это еще было «Единство»). Наоборот, электоральные успехи «Единства» в 1999 году и «Единой России» в 2003-м были производным от разрекламированной телевидением близости этих квазипартий к Путину.

Сказанное не означает, что я, например, в восторге от всех или даже большинства кадровых назначений президента. Но, повторюсь, на его месте так же действовал бы любой иной. И даже пережим с питерскими и чекистами, то есть с теми, многих из которых Путин действительно, видимо, выбрал по принципу личной преданности в ущерб профессионализму, вполне понятен и, в общем-то, был неизбежен.

Нельзя забывать, что Ельцин вместе с властью передал Путину и целую группу не сменяемых аж до конца первого срока президентства министров, включая главу кабинета Михаила Касьянова. Естественно, что Путину, в тот момент фактически все еще новичку в большой политике, важно было уравновесить, а желательно и перевесить кадровое наследство Семьи. В подобной ситуации любой политический лидер такого уровня вынужден делать ставку в первую голову на «своих людей», игнорируя возможные изъяны в их профессиональных качествах.

Есть еще одна причина кадровых просчетов и провалов путинской администрации. Суть ее в том, что, кого и за что снять, в Кремле, как правило, хорошо знают. Проблема в том, что не знают, кого назначить. Особенно остро эта проблема стоит, например, в плане смены глав некоторых регионов, и в первую очередь – глав республик в составе Федерации. В целом надо признать, что в России до сих пор нет не только эффективной и продуманной, а тем более узаконенной или с учетом демократических процедур естественным путем сложившейся общегосударственной кадровой политики. Фактически у нас нет никакой кадровой ни системы, ни политики. Есть лишь кадровые назначения. Частью удачные, частью случайные, частью замешенные на корпоративных, а то и прямо коррупционных связях. Частью – вообще непонятные.

Наконец, говоря о причинах ошибок и провалов в политике Путина, нельзя не упомянуть фактор времени. Шести лет, которые Путин руководит Россией, да еще с учетом того, в каком состоянии она ему досталась, да еще с учетом всех перечисленных выше факторов и с учетом идейного кризиса, безусловно, царящего в нашем обществе, этих шести лет, очевидно, недостаточно для того, чтобы не только решить главные проблемы, стоящие перед страной и буквально вопиющие о своей остроте и неотложности, но даже просто минимизировать число ошибок и провалов.

О демократичности и честности

Все сказанное в предыдущем, изрядно затянувшемся (ибо и ошибок много, и причин их появления немало) разделе статьи – не оправдание Путина и его политики, а лишь объяснение некоторых обстоятельств ее появления и проявления. Хотя я не раз и без всякой уклончивости писал, что в целом политику Путина поддерживаю, моим претензиям и ко многим конкретным действиям нынешнего президента, и к его политической линии в целом несть числа. Некоторые из этих претензий весьма принципиальны. О них я скажу в специальном разделе статьи, который так и будет называться – «Главные недостатки политики Путина». Сейчас же пора перейти к аргументации того, почему я считаю, вполне осознавая, сколь внешне недемократично это выглядит, что продолжение пребывания Владимира Путина на посту главы государства не только целесообразно, но даже более того – при определенных условиях отвечает национальным интересам России.

При этом я исхожу из трех принципиальных соображений.

Первое – демократический алгоритм передачи высшей государственной власти в России фактически не сложился, и одновременно его нельзя считать эффективным, то есть максимально отвечающим интересам страны. Следовательно, мы обязаны воспользоваться имеющимся пока временем, прежде чем нынешняя система не затвердеет в виде традиции, для того чтобы усовершенствовать этот алгоритм.

Второе – Россия должна оставаться президентской республикой, в обозримом будущем форма парламентской республики ей категорически противопоказана, а потому все, что касается института президентства в нашей стране, не может и не должно быть догмой, даже конституционной, по крайней мере до тех пор, пока мы не найдем оптимальной формулы этой догмы.

Третье соображение – лицемерие в политике, конечно, весьма распространено и часто весьма эффективно, но все-таки в некоторых, самых главных вопросах внутренней политики и политического реформаторства, тем более такого радикального, которое сегодня переживает Россия, честность и предпочтительнее, и эффективнее.

Совершенно ясно, что если в 2008 году Владимир Путин не будет, как предполагается нынешней Конституцией и как он сам не раз заявлял, претендовать на продление своего пребывания на посту главы России, в чем бы, что весьма существенно, большинство избирателей ему не отказали, то главным и, скорее всего, самым удачливым претендентом на этот пост станет тот, кого, по примеру операции «Наследник» 1999–2000 годов, сам же Путин с группой ближайших сподвижников определят.

Конечно, демократия – это процедуры (одно из определений). Но и от содержательной части демократии нельзя отказываться, причем отказываться исключительно ради соблюдения ее формы. Ответим себе честно и беспристрастно: что демократичнее – избрать конкретно Владимира Путина третий раз президентом России, если этого реально желает абсолютное большинство избирателей и если на прямых и демократично организованных альтернативных выборах эти избиратели за Путина проголосуют, или позволить тому же Путину самому подобрать себе преемника, причем, что понятно, с совершенно не гарантированным (а кто тут что-либо может гарантировать?) результатом?

Еще одно важное замечание. В принципе, я, конечно, стою за самое жесткое соблюдение действующей Конституции и за не менее жесткое соблюдение принципа сменяемости при занятии высших постов в государстве. Также я являюсь сторонником принципа политической и юридической ответственности высших лиц государства, даже получивших посты путем реализации всеобщего избирательного права (при сохранении института неприкосновенности этих лиц, но не абсолютной и ограниченной во времени). Однако все это опять же не должно превращаться в догмы, мешающие снятию политических конфликтов и развитию страны.

Например, когда весной 1999 года в Думе был инициирован процесс вынесения импичмента президенту Ельцину и самую активную роль в этом процессе после коммунистов играла партия «Яблоко», я, при всем своем крайне негативном отношении к Ельцину и его политике, выступил с самой жесткой и, возможно, даже грубой по форме критикой этой партии, за которую и за лидера которой до той поры постоянно голосовал на всех выборах. Тем самым, кстати, совершенно и окончательно испортив до того дружеские отношения с Григорием Явлинским, который решил, о чем мне сам сказал, что эти статьи я писал по заданию Березовского. Не слишком оригинальная, надо признать, гипотеза.