Текст книги "Владимир Путин. 20 лет у власти"

Why do we need mr. Putin? (2)
(От проекта «Путин» к проекту «Россия»)

Зачем нам, России, господин Путин? Продолжая рассуждения на эту тему, напомню, что в целом итог деятельности первого года президентства Владимира Путина я определяю сугубо положительно.

Однако и отрицательных черт в поведении и действиях президента проявилось достаточно. Какая-то их часть может быть отнесена на его неопытность как публичного политика, да еще в статусе главы государства. Какая-то – на комплексы, связанные со спецификой первой профессии. Какая-то относится к числу личных качеств, в том числе и таких, которые неважны, незаметны или нейтральны в обыденной жизни или на средних постах, но бросаются в глаза и мешают эффективной политике при работе в президентской должности.

Неопытность проходит и, безусловно, пройдет. Порукой тому предыдущий стремительный карьерный рост Владимира Путина – на пустом месте такой рост развиваться не мог.

От прежних, сугубо специальных привычек придется постепенно избавляться. Даже несмотря на очевидный популистский эффект демонстрации брутальности в поведении, тем более что направлена эта брутальность не на всех, кто этого заслуживает.

Человеческие слабости, имеющиеся у всех, могут быть компенсированы лишь очевидными успехами деятельности на президентском посту (что, собственно, в настоящее время и происходит).

Я, разумеется, не намерен делать полномасштабный обзор «недостатков» Путина, тем более чисто личных. Коснусь только того, что, на мой взгляд, значимо политически.

Главными недостатками политики Путина, проявившимися за год его президентства, я считаю следующие.

Во-первых, Владимир Путин, что, кстати, он сам отметил в своем последнем интервью главным редакторам четырех российских газет, не нашел рецепта победы над отечественной бюрократией.

А ведь некоторые из составляющих этого рецепта давно известны, и требуется лишь политическая воля для их реализации.

Кстати, то, что, по-моему, впервые президент обозначил борьбу с бюрократией (в злокачественной ее части) как важнейший приоритет – это само по себе беспрецедентно.

Во-вторых, президент, на мой взгляд, целеустремленно действуя там, где он уверен в своей правоте, излишне мягок там, где он не знает, как решить ту или иную проблему. С одной стороны, в этом случае он не хочет (видимо, по провозглашенной им логике «президент отвечает за все») полностью передавать ответственность тем, кто, собственно, и должен отвечать за такое решение. С другой стороны – он слишком снисходителен к ошибкам тех, кто ему симпатичен, верен или тем более находится с ним в приятельских или дружеских отношениях.

Жесткость и даже временами наблюдаемый бонапартизм Путина далеко не абсолютны. Он вовсе не напоминает того «железного» чекиста, образ которого ему приписывают. Мне даже кажется, что в некоторых случаях Путин опасно уступчив.

Конечно, Путин боится ошибиться. И прежде всего потому, что понимает, как велика сегодня цена ошибки в России. Но его попытки во всем разобраться самому (что я, кстати, видел во время встречи президента с главными редакторами 13 января, когда Владимир Путин вникал в такие нюансы излагаемых ему проблем, которыми должны бы заниматься его многочисленные министры и помощники) – эти попытки часто нерациональны с точки зрения приоритетов президентской ответственности.

В-третьих, что вытекает из «во-вторых», Путин почему-то не решается расставаться с откровенно слабыми сотрудниками – даже если они не являются крупными политическими фигурами.

А власть в этом плане должна быть не только жестка, но и жестока: сантименты и нерешительность обходятся в конечном счете очень дорого.

В-четвертых, что, безусловно, ведет и к нерешительности кадровой политики Путина, президент до сих пор не сумел подвигнуть свою команду на разработку реального и инструментального плана, или, как сейчас говорят, проекта «модернизации России». Многочисленные либеральные и псевдолиберальные проекты, к которым Путин тяготеет прагматически, либо банально очевидны, либо утопичны (то есть неграмотны), либо корпоративно ангажированны. Этим планам Путин, естественно, интуитивно не доверяет.

Консервативные проекты, к которым Путин неравнодушен психологически, пугают Путина своим очевидным реваншизмом.

Но в совокупности все это означает пока только то, что Путин не имеет не только продуманной и развернутой программы политических и экономических реформ (кроме очевидных их направлений), но и такой важнейшей, а в чем-то и решающей ее составляющей, как кадровая политика. Если не считать под таковой, что, конечно, слишком узко, опору на верных друзей и раздачу губерний олигархам, а там, где не хватает олигархов, – военным.

Наконец, многих, меня в том числе, настораживает отношение Владимира Путина к народу. Он, кажется, слишком идеализирует его патриархальность и начальстволюбие, а кроме того – довольно цинично видит в нем скорее материал для реформ, чем их движущую силу.

Полнейшее игнорирование (не на словах, а на деле) развития местного самоуправления – материальной основы гражданского общества, – кажется, стало нормой. Даже в советские времена местное самоуправление было масштабней и влиятельней.

Увлечение идеей реформ только сверху, а отсюда и использование административных рычагов взамен политических, политических взамен судебных и экономических – опасное увлечение. По крайней мере, если это увлечение чрезмерно.

Часто решение наиболее сложных проблем нужно начинать бюрократически (что в данном случае означает – политически). Создание министерства местного самоуправления и министерства реформ стало бы первым и эффективным шагом к выработке реальных проектов в этих областях. В иных случаях ведомственная бюрократия топит любую работающую, а потому опасную для нее идею.

Почему до сих пор не разработана реформа правительства – совсем не понятно. Точнее – совсем понятно. Ее разработка поручена тем, кого предстоит реформировать.

Мне кажется, что Путин (как бывший директор ФСБ) слишком хорошо знает внутреннюю жизнь нашей бюрократии, а потому – боится ее. Здесь бы не помешала толика дилетантского авантюризма.

* * *

Я совсем не считаю прошедший (первый президентский) год потерянным для России. Сделать больше, конечно, было возможно, но вряд ли намного.

Важно, какие уроки извлек Владимир Путин из этого года. Если это было утаптыванием стартовой площадки – все нормально. Если просто первым годом президентского четырехлетия – тогда плохо. Это мы должны понять по содержанию Послания Президента Федеральному Собранию, по действиям Путина весной-осенью этого года.

Почему президент не пошел на предлагавшийся ему проект роспуска Думы? Если потому, что понимает, что пока ему не с чем выйти к обществу, прося его об еще большей, чем сейчас, политической поддержке, – это нормально. Если ищет, с чем выйти, – это хорошо. Если найдет – блестяще.

Сама по себе идея роспуска Думы была чисто спекулятивной, ибо политическая технология не может заменить политику. Она может лишь усилить ее или ослабить политику оппозиции – но ослаблять-то было нечего.

Ей-богу, сейчас нет времени на политические спекуляции. Проект «Путин» давно завершился успехом. Выжимать из него 150 % успеха вместо 100 – бессмыслица. А запустить с помощью успеха проекта «Путин» успешный проект «Россия» – вот достойная и исторически, и прагматически задача, вот в чем миссия президента.

Независимая газета, 24.03.2001

Почему победил Путин

Эта статья написана сразу после вторых выборов 2004 года. Анализ того, почему Владимир Путин, неофит большой политики, за четыре года добился такого успеха, который и не снился тем, кто, десятилетиями обретаясь в высших эшелонах власти, предшествовали ему в Кремле, просидев там (пока ещё) дольше Путина, – Горбачёву и Ельцину.

Случилось то, что не могло не случиться. Владимир Путин победил. Причем с результатом, превышающим его же результат на выборах 2000 года.

То, что случается с вероятностью восхода солнца по утрам, тоже нуждается в осмыслении. И даже раньше, чем случайные экстравагантности. Ибо под тем, что неизбежно, лежат, скорее всего, фундаментальные закономерности, то, на чем держится сама жизнь того или иного общества.

Михаил Горбачев пришел к власти в 1985 году. Через четыре года, в 1989 году, во время первого Съезда народных депутатов СССР, вся страна увидела, что нет никакого единства ни правящего класса, ни правящей партии КПСС, ни даже внутри высшего руководства страны. Кредит доверия народа у самого Горбачева еще был, но Ельцин, обернувший против генсека его собственное оружие – гласность, фактически стал вождем всех оппозиций, мечтавших разрушить советский строй. Раскол в правящей элите стремительно привел к дезорганизации экономики и вслед за этим к подрыву материального благополучия населения страны. С каждым днем становилось все хуже. Следовательно, судьба Горбачева была предрешена.

Ельцин воцарился в 1991 году. С невиданным кредитом доверия населения России. Через четыре года, к 1995 году, мы уже имели катастрофический развал экономики, колоссальную бедность, прошли через расстрел парламента, наблюдали процесс развала уже самой России, происходящий как в ползучих формах, так и в открытую – Чечня. Сама странная война в Чечне продемонстрировала слабость того, во что привыкло верить общество, – спецслужб и армии, а главное – двурушничество правящего класса, одной рукой посылавшего солдат на Северный Кавказ, а другой отнимавшего у них победу. Плюс позор взаимоотношений с Западом.

Результат – нижайший рейтинг Ельцина, победа коммунистов на думских выборах и прогнозируемая победа Геннадия Зюганова на президентских выборах летом 1996 года.

Чрезвычайным усилием сил, окончательно погрузившись в коррупцию и порушив все демократические принципы, во имя которых Ельцин вроде бы и приходил к власти, более того – пойдя на фактическую капитуляцию перед чеченскими сепаратистами и приготовив на всякий случай потенциального военного диктатора Александра Лебедя, правящая верхушка сумела переломить ситуацию в свою пользу, заставив народ еще раз проголосовать за Ельцина. Политическая смерть которого тем не менее уже состоялась.

К 1999 году и население страны, и правящая элита сошлись во мнении, что России нужен новый лидер. Главное качество которого – сила. Главная цель которого – наведение хотя бы элементарного порядка в стране, ликвидация опасности распада России (Чечня) и самых кричащих социальных проблем (невыплата зарплат и пенсий). При сохранении, разумеется, власти и собственности тех, кто ими к 1999 году обладал. Последняя цель волновала не народ и делала политику нового президента противоречивой. Но правящий класс был согласен пожертвовать малым, чтобы сохранить за собой главное – накопленные богатства.

Так появился Владимир Путин.

И нельзя не признать как очевидный факт то, что за первые четыре года своего пребывания в Кремле он с этими задачами справился.

То есть впервые с 1985 года ему удалось (в отличие от Михаила Горбачева и Бориса Ельцина) одновременно и улучшить жизнь основных масс населения, и не поставить под вопрос властные и имущественные интересы правящего класса в целом.

Путин – успешный президент или, во всяком случае, таким представляется населению. Вот почему в марте 2004 года он получил на выборах больше голосов, чем в марте 2000-го, в начале своего пребывания у власти.

Проще говоря, после более чем десятилетия хаоса, развала, беспредела, бедности, национального унижения и оплевывания всех святынь русских как нации Владимир Путин сказал самые элементарные, но и самые эффективные для таких обстоятельств слова: нельзя плевать в стариков и безучастно смотреть, как плачут голодные дети. Надо победить постыдную бедность и возродить величие России, хотя бы перестав отступать там, где мы отступали на протяжении 90-х годов. А мы отступали всюду.

Здравый житейский смысл сравнялся с политикой. Более того – впервые с конца 80-х годов возобладал над ней и обеспечил успех политики Путина и его более чем убедительную победу 14 марта 2004 года.

Российская власть моноцентрична. В отсутствие демократических традиций и привычки различать законодательную, исполнительную и судебную власти, при наличии, наоборот, привычки воспринимать власть как единство гигантского сонма начальников, во взаимоотношениях между которыми можно понять только одно – от главного начальника, сидящего в Кремле, зависит всё, население страны (большая часть его) с благодарностью относит на счет президента (как ранее царя или генсека) все то, что у него не отняли. Тем более все то, что ему дали.

При Путине стали жить лучше. Вот рецепт его успеха. В общем-то – главный рецепт успеха любого политика во все времена и во всех странах.

А если бы страной руководил не Путин, а те, кто его критиковал (слева и справа), то есть оппозиция, может быть, мы жили бы еще лучше? Этот вопрос перед большинством населения просто не стоял. Ибо в 80-90-е годы население России приобрело следующий физически ощущаемый опыт: оппозиционеры (Горбачев против КПСС, Ельцин против Горбачева), приходя к власти, всякий раз делают жизнь народа хуже.

Справедливое ли это ощущение? Во-первых, смешно спорить о его справедливости-несправедливости, если, повторюсь, опыт населения дает (пока) однозначный ответ на этот вопрос. Во-вторых, здесь стоило бы поговорить о качестве нашей оппозиции. Во всяком случае, так, как ее воспринимает на основе того же опыта народ.

Оппозицией в строгом смысле слова у нас считается оппозиция демократическая, либеральная. А к какому восприятию этой оппозиции и ее лозунгов пришел народ к концу 90-х годов? Увы, к следующему:

– демократия равно анархия и преступность;

– либерализм равно коррупция и воровство;

– рынок равно бедность и нищета;

– сотрудничество с Западом равно национальное унижение, отступление и развал страны.

Для того чтобы разрушить эти стереотипы, пусть во многом (но не во всем) несправедливые, потребуются десятилетия.

Я с уверенностью могу утверждать, что к позитивному восприятию этих ценностей население России (да это еще если все будет развиваться спокойно) вернется не ранее, чем еще через два избирательных цикла. То есть примерно к 2016 году. Какова будет демократичность и либеральность мира в целом и его европейской части к тому времени – отдельный и весьма неоднозначный по ответу вопрос.

Но разве Путин не делал ошибок? Делал, и громадные.

Разве при нем не происходили в стране ужасные, с прямо катастрофическими последствиями события? Происходили.

Разве радикально решены в России проблемы бедности, безопасности, глобального отступления? Нет.

Разве многое из того, что сделал Путин, не предлагала либеральная и коммунистическая оппозиция, причем в еще более решительных формах? Предлагала.

Почему же власть Путина не была поколеблена? Почему его пресловутый рейтинг не уменьшался, а лишь рос в дни самых больших провалов и катастроф? Почему он стал так называемым тефлоновым президентом, на популярности которого не сказывалось ни одно общественное потрясение?

В принципе, я уже ответил на эти вопросы. Уточнить нужно лишь одно: на фоне катастроф распада Советского Союза и 90-х годов катастрофы, неудачи и поражения путинского периода воспринимались как малые и случайные величины, а путинские достижения – как выход из хаоса, причем выход, являющийся следствием действий сильного президента.

Кроме того, Путину удалось удачно маневрировать между соблюдением интересов населения в целом и правящего класса, чего абсолютно не умел, да и не желал делать Ельцин, провозгласивший в свое время наличие киви в стране победой и демократии, и рынка одновременно. Сколько человек из полутора сотен миллионов жителей России к тому времени могли, да и хотели есть киви, Ельцина не интересовало. Наконец, Путин вобрал в свои лозунги и действия всю левопатриотическую политическую и экономическую риторику (державничество), вычеркнув из нее только один пункт – коммунизм.

Это, наряду с ошибками самой КПРФ и целенаправленной деятельностью Кремля по дискредитации коммунистов, и обеспечило поражение старых левых на выборах 7 декабря.

Вообще, все партии, прошедшие в Думу 7 декабря, есть партии державнические и государственнические (антилиберальные, то есть – в нашем традиционном раскладе – левые).

В этом – парадокс власти в России, в том числе и власти Путина: побеждая под «левыми» лозунгами (лишь очищенными от ортодоксального коммунизма), проводить политику, сочетающую интересы «левого» большинства и либерального меньшинства.

Выступая 12 февраля 2004 года со своим главным предвыборным заявлением, Путин сказал поразительные вещи. Он заявил, что в начале 90-х годов страна окончательно сделала исторический выбор в пользу свободы и рынка. После этого он описал цену, которую Россия заплатила за этот выбор, – распад страны и нищета, для борьбы с которыми (первый срок путинского президентства) нужно было частично отказаться от свободы и рынка. А затем (финальная часть выступления) заявил, что целью его второго президентского срока станет построение в России полновесной демократии (многопартийность, независимость судов и СМИ и прочее) и полноценного свободного рынка, то есть того, что в свое время уже привело страну к развалу и нищете. В этом – кому как нравится – либо расчетливый прагматизм, либо здравый консерватизм Путина. В ночь с 14 на 15 марта на пресс-конференции Путин отказался от провозглашения, как он выразился, «завиральных идей», то есть от большой социальной утопии, вновь провозгласив своей целью всего лишь «повышение благосостояния граждан». Но это же лозунг всех последних десятилетий нахождения у власти КПСС. Слово в слово. Правда, лозунг, который в реальной политике всегда отодвигался на второй план более политизированными целями и амбициями.

А как же демократия? Многопартийность? И прочее?

Видимо, по простой и традиционной для России схеме, кстати, так до конца никогда целенаправленно и не реализованной. Реформа с учетом текущих интересов народа и перспективных интересов элиты. Закрепление на достигнутом рубеже. Лишь далее – новая реформа, более политическая, чем предыдущая.

Проблема в том, что, как я уже неоднократно писал, в России есть лишь три главных субъекта политики. Глава государства (в данном случае президент), бюрократия (правящий класс) и народ. И в этом треугольнике пассивной силой (сколько может терпеть) всегда остается народ. Внешне активной – всегда глава страны. Но внутренне активной – всегда бюрократия. Она отбирает себе основные плоды всех реформ, никогда не подпуская народ к власти до такой степени, чтобы он сам, а не она мог решать судьбу передачи властных полномочий в стране от одного ставленника бюрократии к другому.

Никакой антибюрократической революции Владимиру Путину провести не удалось – и последняя история переназначения старых министров в замы новых членов кабинета это великолепно показывает.

Антибюрократическая революция – это глубокая политическая реформа, очертания которой и само желание провести которую до сих пор не проглядываются. Трудность в том, что антибюрократическую революцию нужно осуществлять либо прямо революционным путем (с опорой на массы), то есть через некоторое насилие, либо скрыто, тайно от бюрократии. Но что значит тайно, если в этом случае реформу должен осуществлять сам бюрократический аппарат, сегодня, в отличие от советских времен, к тому же весь погрязший в коммерческих интересах?

Частная собственность в России легитимирована. Это факт. Рынок (более или менее огосударствленный) останется. Это тоже факт. Демократические институты или их декорации останутся. И тут сомнения нет. Будет ли политическая реформа – вот в чем вопрос. Ответа пока нет. Тонкая игра на маневрировании между интересами правящего класса и населения (если нужно – повысим цены на квартиры, а где окажутся те, кто не сможет платить, не важно, пока до бунта дело не доходит; если нужно – посадим Ходорковского) – дело ненадежное.

Более 70 процентов голосов – результат Путина на выборах – плюс его реально высокая популярность в народе плюс отсутствие какого-либо второго и оппозиционного политика национального масштаба дают президенту весь набор необходимых условий для решительного политического маневра. Но маневра все равно рискованного, ибо обрушить нынешнюю более или менее наметившуюся тенденцию к росту благосостояния бюрократия сумеет очень легко. Да и без нее эта тенденция обрушиться может – при падении цен на нефть. И тогда не Путин будет подбирать себе наследника. Это сделают другие.

Президент упорно не хочет говорить о каких-либо радикальных своих намерениях, то есть никого не хочет пугать, делая своим врагом.

Может быть, это и верно. Может быть, политика малых, но верных дел сегодня самая эффективная.

Прорыва при этом не будет. Резкого взлета.

Впрочем, оставить после себя страну в лучшем состоянии, чем получил, – это для последнего двадцатилетия России уже немало. Но это означает, что политическим реформатором станет тот, кто придет вслед за Путиным. С его благословения или без оного.

Российская газета, 16.03.2004