Текст книги "Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 2"

Вопросы, связанные с организацией судебной власти, рассмотрены в Главе V Уставной Грамоты (ст. 175–188), которая состоит из трёх Отделений: «О судах вообще» (ст. 175–179), «О верховных судах» (ст. 180–187) и «Об апелляционных и низших судах» (ст. 188). Таким образом, судебной ветви власти посвящено всего лишь 14 статей, или 7 % от общего объёма уставной Грамоты.[212]212
  Конституционные проекты… М., 2000. С. 449–452.


[Закрыть] Это один из самых маленьких показателей среди Конституций эпохи Реставрации. Меньше только в Конституциях Норвегии 1814 г. (5,5 %) и Баварии 1818 г. (6 %). Тем самым и по расположению, и по количеству статей раздел о судебной власти продолжает тенденцию, наметившуюся в европейских конституциях периода Реставрации, и демонстрирует явно второстепенное внимание к нему со стороны авторов Уставной Грамоты.

В ст. 175–179 определялись основные принципы судопроизводства: независимость судей («судьи действуют по законам и независимо ни от какой власти»); запрет произвольного толкования законов судьями, в случае злоупотреблений они подвергались уголовной ответственности; несменяемость судей (судьи назначались Императором из числа лиц, соответствующих специальным требованиям и прошедших испытания (видимо, подразумеваются экзамены и определённый стаж), судья мог быть отрешён от должности только по решению суда. Надзор за добросовестным использованием судьями своих обязанностей возлагался на Верховные суды наместничеств и министерство юстиции.

Все вышеизложенные принципы восходят к юридической доктрине идеологии Просвещения, изложенной, прежде всего, в трудах Ш. – Л. Монтескье и Ч. Беккариа. На тот момент отнюдь не каждая европейская страна могла похвастаться соблюдением этих принципов. Поэтому включение их в текст Уставной Грамоты можно оценить как прогрессивный шаг в направлении приобщения России к лучшим, и, главное, к гуманным достижениям европейской цивилизации.

Высшим органом судебной власти становился Верховный суд Российской империи, состоявший из председателя, сенаторов и других особ по назначению Императора. При Верховном суде состоял Генерал-прокурор в качестве государственного обвинителя. Верховный суд должен был рассматривать преступления против личности монарха и государства, а также противозаконные поступки высших чиновников в силу соответствующего решения Сената или Госсовета (сенаторов, министров, наместников, членов Общего собрания Госсовета и т. д.) (ст. 182).

Приговоры Верховного суда были окончательными и обжалованию не подлежали, однако в действие вступали только после утверждения Императором (ст. 184). Местопребывание Верховного суда определялось в Петербурге или в любом городе по решению монарха (ст. 183).

В каждом наместничестве создавался местный Верховный суд. Он состоял из постоянных судей из числа председателей апелляционных судов и части сенаторов, замещающих эту должность поочерёдно по назначению императора (ст. 185). Верховным судом наместничеств были подсудны все гражданские и уголовные дела, переносимые из нижестоящих судов кроме дел, подсудных Верховному суду империи. Их решения являлись окончательными, но, судя по всему, подлежали утверждению Императора, хотя прямо об этом не говорится (ст. 187).

Наконец, в ст. 188 конспективно обрисовывалась будущая структура нижестоящих судов: апелляционные суды по гражданским и уголовным делам (палата уголовных дел и палата гражданских дел, надворные суды в столицах), суды первой инстанции по гражданским и уголовным делам (уездные суды и городовые магистраты), коммерческие, совестные и мировые суды. Более подробно структура и подсудность этих судов должна была быть определена в специальных законах.

Таким образом, несмотря на предельную краткость раздела о судебной власти, основные вопросы, связанные со структурой новой судебной системы были более-менее освещены. При этом новая судебная система предполагалась, судя по всему, всесословной (во всяком случае, о судах для отдельных сословий не упоминалось) и базировалась на просвещенческих принципах судопроизводства, буржуазных по своей сути. Это был бы явный прорыв в развитии судебной власти в России. В любом случае, новая судебная система, по сути, предвосхищала основные положения судебной реформы 1864 г. Создание же двух видов Верховных судов (Общероссийского и на уровне наместничеств) подтверждает, на наш взгляд, сделанный ранее вывод о наличии элементов федерализма в Уставной Грамоте.

Само же наименование высшей судебной инстанции заставляет предположить об использовании авторами Уставной Грамоты в качестве источников Конституции Франции 1791 г., 1795 г., Конституцию США 1787 г. и Конституцию Царства Польского 1815 г.

Структуру судебной власти по Уставной Грамоте можно изобразить в виде следующей схемы: (См. на стр. 167)

Специального раздела о пересмотре положений Уставной Грамоты в её тексте не содержалось. По этому показателю Уставная Грамота напоминает Конституции Франции 1799 г. и 1814 г., а также Польскую Конституцию 1815 г., в которых раздела о пересмотре также не было. Единственное, что можно отметить по этому вопросу – это фразу в заключительной части Уставной Грамоты, где говорится о даровании населению Грамоты и признании её Основным законом государства, «предоставляя себе оную дополнить». Тем самым возможные дополнения или пересмотр положений Уставной Грамоты являлись всецело прерогативой Императора и должны были проводиться только по его инициативе.

В обобщенном виде новая политическая система должна была выглядеть следующим образом:

В сравнении с проектом Сперанского, произошли значительные изменения. Во-первых, изменилась роль и функции Сената: у Сперанского – это орган судебной власти, в Уставной грамоте – одна из палат законодательного сейма (ст. 136); во-вторых, значительно расширились функции Государственного Совета, разделенного на 2 палаты (первичная разработка законопроектов, контроль за деятельностью министров, разработка и первичные обсуждения бюджета (ст. 37–44)), во многом за счет уменьшения функций законодательного сейма, который потерял право контроля за деятельностью министров и всей исполнительной власти (ст. 114–134), как это было в проекте Сперанского.

Это дало повод большинству исследователей, изучавших этот вопрос, считать Уставную Грамоту шагом назад по сравнению с проектом Сперанского. В качестве дополнительного аргумента часто приводится такой факт, как добавление к имущественному цензу в избирательной системе сословного разделения (1/2 депутатов в Посольские палаты избирается дворянством, 1/2 – от городов, крестьянство же вообще не участвует (ст. 100–113)), к тому же принцип выборности значительно ограничивается системой назначений (ст. 136).[213]213
  См.: Окунь С. Б. Указ. соч. С. 544.


[Закрыть]

С такой оценкой в целом можно и согласиться, но нельзя не отметить, что хотя права законодательной ветви власти ограничивались, зато расширялись права местного самоуправления, ему предоставлялась большая свобода и самостоятельность (ст. 47–62, 102–113, 148–151). В масштабах всей империи прослеживается явная тенденция к децентрализации управления и распределении его между двенадцатью наместничествами, что компенсируется жёсткой централизацией внутри самих наместничеств (ст. 47–62). Тем самым создавались предпосылки создания нового типа государства – не унитарной империи, а своеобразной федеративной империи.

Оценивая Уставную грамоту, нельзя не отметить ее схожесть с западноевропейскими Конституциями этого времени. По структуре государственной власти наибольшее сходство прослеживается с Конституциями Франции 1814 г., Польши 1815 г., Баварии и Бадена 1818 г. Как и в этих государствах, Россия, согласно Уставной Грамоте, должна была стать конституционной дуалистической монархией с огромными полномочиями императора во всех ветвях власти, но без права единоличного принятия законов. В сфере избирательного права Уставная грамота ближе к германским конституциям и к конституции Польши 1815 г., в которых буржуазный принцип имущественного ценза соединен с элементами сословности. Отличия от этих конституций крайне незначительны и заключаются лишь в отдельных нюансах. При этом принцип многоступенчатости выборов, как и в проекте М. М. Сперанского, явно восходит к наполеоновской конституции Франции 1799 г.

Таким образом, Уставная грамота 1818 г. – типичный образец умеренно-либеральной Конституции европейской модели, вобравший в себя все достижения и опыт мировой конституционной мысли начала XIX в. Но при этом Уставная Грамота была абсолютно самостоятельным документом с учетом чисто российской специфики. Ни о каком слепом подражании западноевропейскому конституционализму говорить не приходится. Да, заимствования (в основном смысловые) были, но они носили творческий характер применительно к конкретным российским условиям. Некоторые же моменты были вообще новыми, не имевшими аналогов в западноевропейских конституциях. Речь идет, прежде всего, о структуре местного управления, введения в него элементов федерации. Ниже приводится сводная сравнительная таблица Конституций Франции 1790-х гг., Конституций европейских стран эпохи Реставрации и Уставной Грамоты Российской империи 1818–1820 гг.

Бесспорно, Уставная грамота являлась прогрессивным для своего времени документом, хорошо продуманным и проработанным. Возникает вопрос, почему же такой документ постигла судьба «Жалованной Грамоты» 1801 г. и проекта Сперанского 1809 г. Вероятно, ответ надо искать в политической ситуации, как внутри России, так и в Европе. Видимо, к сомнениям Александра I по поводу последствий принятия Уставной Грамоты добавился еще и внешнеполитический фактор. Пока Александр I размышлял, в какой форме принять Уставную Грамоту и к какому событию её приурочить, резко обострилась внешнеполитическая обстановка. Революционные события 1820–1821 гг. в Испании, Португалии, Италии, освободительное восстание в Греции в 1821 г. не могли не насторожить Александра. Ведь в большинстве из охваченных революционным движением стран действовали похожие умеренно-либеральные конституции, призванные предохранить эти страны от революций. Начавшиеся события показали, что это не так. Резонно предположить, что Александр испытывал большие колебания, не решившись в этой обстановке вводить в России Конституцию, построенную на тех же принципах, что и западноевропейские. Результат был непредсказуемым. В конце концов, аргументы предосторожности перевесили все остальные, и Александр решил не рисковать и оставить всё по-старому.

Стечение обстоятельств в третий раз за последние 20 лет не позволило принять в России Конституцию. Но за этим нужно видеть не только слепую игру случая и каких-то внешних сил. За всем этим просматривается определенная закономерность. В России просто еще не созрели объективные предпосылки создания конституционного строя. Предпосылки были лишь субъективного порядка, выразившись во взглядах и деятельности Александра I и его окружения. Самодержавие в это время в его лице играло прогрессивную роль, оно опережало развитие страны. Но с другой стороны, положительный результат начинаний Александра I был весьма проблематичен. Для этого требовалась почти идеальная обстановка, отсутствие напряжённости вне и внутри страны, прочная социальная база. В начале XIX в. ничего подобного не наблюдалось. К тому же Александр I не обладал качествами сильного государственного деятеля типа Петра I, который мог усилием своей воли наперекор всем обстоятельствам проводить необходимые (на его взгляд) для России реформы. Александр же был склонен к постоянным сомнениям, колебаниям, компромиссам. Отсутствие твёрдости явилось одной из причин неудачи всей его реформаторской деятельности и потери той альтернативы исторического развития страны, которая возникла после победы над наполеоновской Францией.

§ 4. Попытки решения крестьянского вопроса в 1-й четверти XIX в.

Как уже отмечалось выше, вопрос о введении в России конституции был тесно увязан с решением вопроса о дальнейшем существовании крепостного права. Для разработчиков конституционных проектов 1-й четверти XIX в., включая и самого Александра I, было очевидно, что пока в стране сохраняется крепостное право, конституция теряет всякий смысл, так как большая часть населения просто не сможет воспользоваться теми правами, которые записаны в соответствующем разделе конституционного документа. Этим и объясняется особая активность реформаторов в деле решения крестьянского вопроса параллельно с разработкой конституционных проектов.

Уже в первом конституционном проекте александровского царствования, «Жалованной грамоте российскому народу» 1801 г. крестьянству предоставлялись довольно широкие права, в т. ч. право на обладание движимой и недвижимой собственностью. Посмотрим, в какой степени эти идеи были реализованы в период правления Александра I.

Выше уже была рассмотрена программа Александра I и Негласного Комитета по крестьянскому вопросу. Она предусматривала запрет про дажи крестьян без земли, предоставление крестьянам права свободно покупать земельную собственность, постепенное освобождение за выкуп. Стоит особо отметить, что право крестьян на личную свободу и право на владение собственностью рассматривались не отдельно, а как подразумевающие друг друга. Так П. А. Строганов писал, что «у нас поселяне не суть свободны и не имеют собственности, переход от настоящего состояния к естественному непременно нужен,…но нельзя вдруг первое состояние уничтожить, а второе положение (право собственности – Авт.) привести в действие».[214]214
  РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. № 12. Л. 72 (рассуждения П. А. Строганова о статусе украинского казачества и поселян Малороссии, окт. 1803 г.).


[Закрыть] Первой попыткой решения крестьянского вопроса можно считать именной рескрипт Александра I Академии Наук (в ведении которой находилась печать) от 28 мая 1801 г. о запрете публиковать объявления о про даже крестьян без земли.[215]215
  ПСЗ. I. XXVI. № 19892.


[Закрыть] Мы уже рассматривали борьбу вокруг этого законопроекта в Непременном Совете, который 16 мая отклонил его. В результате эта мера так и не была законодательно оформлена.

Вторая часть программы Александра I и Негласного Комитета о разрешении недворянам приобретать земли частично была реализована указом 12 декабря 1801 г.[216]216
  ПСЗ. I. XXVI. № 20075 («О предоставлении купечеству, мещанству и казённым поселянам права приобретать покупкою земли»).


[Закрыть] При подготовке проекта указа в Негласном Комитете основной упор делался на автоматическое предоставление личной свободы крестьянам при переходе поместья к недворянам. В РГАДА в бумагах П. А. Строганова сохранился набросок этого проекта: «Вместе с тем, как купец купит у помещика землю, крестьяне, на ней живущие, входят в состояние свободных земледельцев и отправляют работы или платят деньги новому владельцу не иначе, как по контракту, который вместе с купчей должен быть заключён…».[217]217
  РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. № 19. Л. 5–6 об. (рассуждения П. А. Строганова к проекту указа о разрешении купцам покупать земли с крестьянами, 1801 г.)


[Закрыть] Первоначально предполагалось предоставить право покупать земли и крепостным, а также законодательно оформить запрет продажи крестьян без земли. Но Непременный Совет вновь высказался против этих мер. В результате право частной собственности на землю (т. е. право купли-продажи земли) получили купцы, мещане, казенные крестьяне и вольноотпущенники. Помещичьи крестьяне были исключены из этого перечня. Кроме того, в окончательном варианте указа недворяне получили право покупать имения без крестьян. Тем самым идея предоставления крестьянам личной свободы при совершении сделки купли-продажи не была реализована.

Но и без этого указ был огромным шагом вперед в решении крестьянского вопроса, так как произошло законодательное оформление нарушения основного принципа феодальной собственности на землю – её сословности и монопольного владения господствующим классом феодалов. На очереди встал вопрос о предоставлении крепостным крестьянам гражданских прав.

Он был частично решен указом 20 февраля 1803 г. «о вольных хлебопашцах».[218]218
  ПСЗ. I. XXVII. № 20620.


[Закрыть] Согласно указу, по «полюбовному» соглашению с помещиком, крестьяне и дворовые могли выкупиться целыми селениями или семьями и получить участок земли. В результате выкупной сделки крестьяне зачислялись в сословие «вольных хлебопашцев», приравненных к казённым крестьянам. Полученный земельный участок они могли продавать, закладывать и передавать по наследству. Указ предполагалось реализовать на протяжении 20–30 лет.

Конечно, указ достаточно противоречив. Освобождение целыми селениями, принцип добровольности со стороны помещиков заранее сокращали количество освобождаемых крестьян. Но в любом случае указ 20 февраля 1803 г. является первой законодательной мерой на пути отмены крепостного права. Характерно, что в указе чётко проводится линия на освобождение крестьян с землей и за выкуп, окончательно реализованная в 1861 г.

Но, судя по всему, правительство рассматривало и другие варианты решения крестьянского вопроса, в т. ч. и личное освобождение крестьян без земли, реализованное в «Положении для поселян Лифляндской губернии»[219]219
  ПСЗ. I. XXVIII. № 21162.


[Закрыть] от 20 февраля 1804 г. Это «Положение» было разработано особым комитетом из высших сановников и лифляндского дворянства. При подготовке реформы Комитет должен был исходить из следующих принципов: признать «политическое существование» лифляндских поселян как таковых (т. е. по терминологии того времени это означало предоставление лифляндским крестьянам личной свободы); утвердить их право на «благоприобретенную собственность» и оградить их «от своевольного с ними обращения» через определение точного размера повинностей.[220]220
  РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. № 23. Л. 2–2 об. (проект постановления о крестьянской реформе в Лифляндии и Эстляндии).


[Закрыть] С небольшими коррективами эти принципы были реализованы на практике. Крестьяне получили личную свободу, но вся земля осталась в частной собственности у помещиков. В результате крестьяне были вынуждены её арендовать на самых кабальных условиях. Реформа проходила в несколько этапов: 14 лет действовало «предварительное» (временное) положение, которое в 1816–1819 гг. было заменено постоянным, несколько скорректированным. Окончательно Остзейская реформа была завершена при Николае I.

Таким образом, в 1801–1804 гг. было предложено два альтернативных варианта решения крестьянского вопроса: принцип освобождения за выкуп и с землей и безземельное освобождение. В основе и того и другого лежали принципы постепенности и добровольности.

С другой стороны, просматривается следующая тенденция в развитии законодательства по крестьянскому вопросу: от уничтожения наиболее рабовладельческих черт крепостничества (рескрипт 28 мая 1801 г.) к разрешению приобретать землю недворянам, кроме крепостных (указ 12 декабря 1801 г. – промежуточный этап) и распространению этого права стать частными собственниками и на крепостных (указ 20 февраля 1803 г.).

Помимо проведения непосредственно самих реформ по крестьянскому вопросу, эффект от которых был неочевиден, правительство Александра I пыталось одновременно разработать меры по предотвращению злоупотреблений со стороны помещиков, чтобы хоть как-то улучшить положение крестьян. В архиве П. А. Строганова в РГАДА сохранился проект секретного рескрипта губернаторам о введении системы секретного информирования по поводу злоупотреблений в имениях помещиков по отношению к крестьянам, видимо, подготовленный в Негласном Комитете в сентябре 1802 г.[221]221
  РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. № 18. Л. 8-10 об.


[Закрыть] Проект этот настолько интересен, что заслуживает того, чтобы привести его основные положения. В обширной преамбуле говорилось о том, что одной из основных задач губернаторов является пресечение преступных злоупотреблений, в особенности тиранства и жестокости (ссылка на ст. 84 Положения об управлении губернией). Суть этого положения настолько очевидна, что в расшифровке не нуждается. При этом «предметом благочиния не может быть один лишь внешний надзор и защита жителей от явного воровства», необходимо ограждение их состояния от внутренних притеснений, «часто горших, нежели самые открытые насилия». Далее указывалось, что губернаторы очень редко обращают внимание на внутренний порядок управления крестьян помещиками, «не имеют о том надлежащего надзора, не предупреждают беспорядки в начале их», а доносят императору только о последствиях (бунты, восстания). Между тем от крестьян доходят жалобы на притеснения от помещиков. Особые следствия по ним на местах показывают, что некоторые помещики, «забыв страх Божий и собственную честь и обязанности человеческие, поступают с крестьянами так жестоко и бесчеловечно, что исторгают у них насилием малую их собственность, отягощают непомерными работами и поборами, позволяют делать им разного рода истязания и людей, порученных им от Бога, подвергают разного рода непомерным наказаниям, содержа в кандалах, истощая голодом и измышляя разные на них казни». Этого бы не было, если бы начальники губерний не забыли своих обязанностей обуздывать злоупотребления властью, в результате чего крестьяне не находят защиты у местной власти и либо обращаются за помощью к верховному правительству, либо уклоняются от повиновения помещику. Далее шли распоряжения губернаторам, представлявшие собой следующее:

«Следует предписать, чтобы губернаторы имели неприметные и безгласные, но точные сведения о поведении помещиков с их крестьянами, и если узнают о злоупотреблении властью (непомерные подати, жестокость и неумеренность в наказаниях), то должны избрать надёжнейших и благомысленных чиновников и, произведя на месте открытое следствие», донести императору и ждать его распоряжения о мерах по прекращению насилия. Если же и впредь до императора будут доходить жалобы, минуя губернатора, «то будет особый спрос с них, почему не пресекли злоупотреблений» и не донесли императору.

Полученные сведения держать втайне, чтобы «не было волнений у крестьян и неправых притязаний на помещиков».

До решения суда крестьяне должны находиться в полном повиновении у своего помещика; губернаторы должны подавлять бунты со всей строгостью закона, какие бы уважительные причины у бунтовщиков не были.

Проводить расследования следует не только по поступившим жалобам, но и по имеющимся сведениям, полученным от негласных агентов. Сами сведения держать в тайне, но «следствие вести открыто и беспристрастно, лучшими и надёжными чиновниками», опираясь на свидетельства очевидцев и осмотр на месте. При этом помещикам должно быть предоставлено право оправдаться.

Рескрипт должен был заканчиваться многозначительной фразой: «Следует обеспечить покровительство Закона, никого тайно не обвиняющего, но на всех действующего явно».

Как не сложно заметить, текст проекта рескрипта полон противоречий, на что обратил внимание своих коллег по Негласному Комитету П. А. Строганов (в подготовке текста рескрипта он, видимо, не участвовал). По мнению Строганова, взывать к помещикам о соблюдении требований законов по отношению к крестьянам бесполезно, так как «нельзя обеспечить того, что не существует». «У нас крестьянское состояние есть слово пустое, как бы и не существующее, надо бы наперед сотворить его, а уже потом вводить охранительные правила».[222]222
  РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. № 18. Л. 3–7 об.


[Закрыть] Тем самым П. А. Строганов вполне логично предлагал вначале законодательно оформить правовой статус помещичьих крестьян (принять что-то наподобие Жалованной Грамоты крестьянам), и только после этого охранять его от нарушений. Далее Строганов подверг критике предлагавшийся способ борьбы со злоупотреблениями помещиков. Предложение использовать «неприметные и безгласные сведения» о поведении помещиков Строганов оценил, как предложение завести шпионскую сеть, а шпионство, по его мнению, «это опаснейшее орудие на свете». Кроме того, Строганову не понятно, что подразумевается под «превышением соразмерности и умеренности в податях и наказаниях». Практически никаких законодательных норм, кроме Манифеста 5 апреля 1797 г. о введении 3-х дневной барщины, не существует. Следовательно, и обвинять помещиков в нарушении того, чего нет, невозможно. Еще одно замечание касалось «надёжнейших и благомыслящих чиновников», которым предполагалось поручить проведение следствия по поводу злоупотреблений помещиков. У Строганова возникли большие сомнения, что таковых вообще можно было найти из-за повсеместного взяточничества и продажности. Итог, по мнению Строганова, неутешителен. «Наше общество разделено на два разряда – владельцев и крестьян. Власть первых угнетает вторых и оттого между ними существует великая вражда. Однако, чтобы привести всё в равновесие и охранить права и состояние обоих классов предлагается весьма спорная мера – установление повсеместного шпионства», причем вручается это право 46 губернаторам и их канцеляриям, которые фактически бесконтрольны, что может привести к ещё большим злоупотреблениям. Цель, ставящаяся такими методами, достигнута быть не может. Поэтому Строганов предлагал Александру I не подписывать данный проект, а заняться законодательным определением правового статуса крестьян. При этом, по его мнению, следовало исходить из положений Манифеста от 5 апреля 1797 г., всячески их развивая и дополняя.[223]223
  РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д. № 18. Л. 11–13 об.


[Закрыть] Александр I, видимо, прислушался к рекомендациям Строганова и отказался от опубликования данного рескрипта.

Сам же факт обсуждения проекта такого рескрипта свидетельствует о различных подходах к решению крестьянского вопроса, которые были у членов Негласного Комитета. При этом, судя по всему, большинство из них стремилось действовать строго в рамках правового поля, сложившегося на тот момент, и исходя из принципа законности. Идея законодательного оформления правового статуса крестьянства не раз фигурировала в проектах, обсуждавшихся в Негласном Комитете. Так в том же 1802 г. «молодые друзья» обсуждали так называемый «Наказ Совету» – предполагавшемуся особому органу при императоре с законосовещательными функциями. В пункте 3 «Наказа» говорилось следующее: «Оградив два первых состояния подданных наших непоколебимыми правами и преимуществами, Мы призываем Совет в уважении последнего из них в силу многочисленности его и источника богатства государства… Мы призываем Совет изыскать средства к облегчению его положения, об умножении способов его промышленности и соразмерении приобретений его с налагаемыми повинностями».[224]224
  РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Д.№ 9. Л. 67 (проект Наказа Совету в изложении П. А. Строганова, 1802 г.).


[Закрыть] Как известно, документ типа «Жалованной грамоты крестьянству» так и не увидел свет, но само неоднократное обсуждение этого вопроса весьма симптоматично, оно показывает вполне определённые намерения членов Негласного Комитета улучшить положение крестьян, причем сделать это на самом высшем законодательном уровне. Почему не получилось – это уже другой вопрос.

Выше отмечалось, что все либеральные реформаторские попытки Александра I осуществлялись в промежутках между внешнеполитическими акциями, в периоды относительного затишья. В соответствии с этим следующее мероприятие по улучшению положения крестьян относится к 1809 г. и связано с именем М. М. Сперанского. 10 марта 1809 г. по его инициативе издается указ, согласно которому отменяются права помещиков ссылать крестьян в Сибирь за маловажные проступки, а также вступает в силу правило, согласно которому крестьянин, уже получивший один раз свободу, не может опять стать крепостным.[225]225
  ПСЗ. I. Т. XXX. № 23530 («О поступлении с крепостными людьми, представляемыми помещиками их для исправления худого поведения на основании узаконений, состоявшихся после 1765 г.»).


[Закрыть] Кроме того, крестьяне-рекруты, попавшие в плен и выкупленные Россией, автоматически становились свободными. Помещику вменялось в обязанность кормить крестьян в голодные годы, разрешать им торговать, брать векселя, заниматься подрядами и т. д.

Очередной всплеск реформаторской активности императора пришелся на 1818–1820 гг. В конце 1817 – начале 1818 гг. он дал указание своему фавориту А. А. Аракчееву подготовить проект ликвидации крепостного права, но так, чтобы «меры эти не предполагали ничего стеснительного для помещиков и насильственного тоже, наоборот, они должны быть сопряжены с выгодами помещиков и возбудили бы в них самих желание содействовать правительству в уничтожении крепостного состояния».[226]226
  Окунь С. Б. Указ. соч. С. 345.


[Закрыть]

Проект Аракчеева предусматривал разрешить помещикам продавать крестьян в казну, чтобы избавиться от долгов и закладных (после 1812 г. почти половина всех поместий была заложена) и начать вести хозяйство на рациональной основе, либо обрабатывая оставшиеся земли наёмными рабочими, либо сдавая их в аренду крестьянам. Фактически Аракчеев предлагал то, что практиковалось у него в имении Грузино.

Для этих целей предлагалось выделять из казны ежегодно по 5 млн. рублей, а если бы правительство не смогло ассигновать эту сумму, то предусматривался выпуск 10 тысяч кредитных билетов по 500 рублей каждый с выплатой 6 % годовых, а также создание специальной комиссии для осуществления подобных сделок.

При покупке казной крестьяне переводились в разряд государственных и получали по 2 десятины на ревизскую душу. По мнению Аракчеева, надел в 2 десятины предохранял бы крестьян от взрывоопасной пролетаризации и вынуждал бы их арендовать у помещиков дополнительные участки земли или работать за бесценок на него.

Проект Аракчеева помимо больших достоинств имел, конечно же, и недостатки: перевод в категорию государственных крестьян всех проблем не решал, к тому же ассигнование 5 млн. рублей в год хватило бы на выкуп 50 тысяч душ, т. е. выкупная операция закончилась бы лишь в 2018 году. Правда, сам Аракчеев рассчитывал, что темпы реформы явно увеличатся.

Видимо, проект Аракчеева был отклонён как непосильный для бюджета. Александр I обратился к министру финансов Д. А. Гурьеву и члену Госсовета М. А. Болугьянскому с просьбой подготовить альтернативный проект, осуществление которого не требовало бы вложения крупных средств. И Гурьев, и Болугьянский выступили против немедленного освобождения крестьян, так как, по их мнению, это могло поколебать общественную безопасность. Ими предусматривалось установление свободы крестьян «само собой» при помощи экономических мероприятий правительства, например: установить такое соотношение количества земли и крепостных, превышение которого было бы невыгодно помещикам из-за фискальных соображений.[227]227
  Мироненко С. В. Самодержавие и реформы: политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989. С. 103–105, 110–113.


[Закрыть]

Помимо этих проектов к Александру I поступало и много других. В этой связи стоит отметить проект 1816 г. флигель-адъютанта П. Д. Киселева – будущего министра государственных имуществ и автора реформы государственных крестьян. Киселев считал необходимым зафиксировать в законодательном порядке число необходимых каждому владельцу крестьян для обработки его земли. Излишнее же число крестьян правительство должно было выкупать, переводя в разряд «вольных хлебопашцев» и переселять их в губернии, где имеется свободная земля. «Необходимо предупредить, – писал Киселев, – те могущие последовать требования, которым отказать будет уже трудно или невозможно, кровью обагрённая революция французская о чём свидетельствует».[228]228
  Записка П. Д. Киселёва, представленная Государю в 1818 г., о постепенном уничтожении рабства в России. // Минаева Н. В. Век Пушкина. М., 2007. С. 276–279; Окунь С. Б. Указ. соч. С. 344.


[Закрыть]

Еще одной завуалированной попыткой решить крестьянский вопрос было введение в 1816 г. военных поселений. Крестьяне-рекруты, попавшие в число военных поселян, освобождались от крепостного состояния. Какие порядки действовали в военных поселениях – это уже другой вопрос.