Текст книги "Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок"

Часть вторая
Сентябрь – октябрь 1977 года

Глава 1. Управление Краевого КГБ / Краевой комитет КПСС / Университет / Москва. Посольство Франции в СССР. Культурный центр / Конспиративная квартира SDECE / Москва. Конспиративная квартира КГБ / Ученик «фарцовщика» / Задача

Сентябрь 1977 года. СССР. Краевой центр. УКГБ. Оперативное совещание в кабинете Председателя Краевого УКГБ[88]88
  Управление КГБ (по области, краю, автономному округу).


[Закрыть] завершалось, когда дверь тихо приоткрылась, и внутрь проскользнул дежурный лейтенант из приемной с красной папкой в руке. Полковник Павел Семенович Быстров хорошо знал, что все экстренное или чрезвычайное всегда было в ней, а увидев, как напряглось лицо у генерала, когда тот открыл ее и начал читать, понял, что-то случилось.

– Так, товарищи! – генерал поднял голову, захлопнул принесенную дежурным папку. – Сегодня давайте-ка на этом закончим, главные вопросы подняли и отработали. Все ясно? Тогда все могут быть свободны. Павел Семенович! – он остановил взгляд на Быстрове. – Задержитесь, пожалуйста!

Быстров пересел к большому письменному столу, когда все вышли, провел ладонью по голове от затылка ко лбу и, весь во внимании, застыл, ожидая.

Председатель Краевого УКГБ, генерал-майор, невысокого роста, поджарый, не то чтобы худой, а можно было с уверенностью сказать, даже тощий, мало походил на высокопоставленного офицера. Слегка сгорбленный, с узким длинным лицом, совершенно белого цвета. Впалые щеки, оцепенело торчащий вперед крупный нос, бесцветные узкие губы и короткие седые, почти белые волосы резко контрастировали с черными, не тронутыми сединой, бровями, а под ними, в глазницах, ярко полыхали острые, колючие, живые глаза.

Он повернулся к Быстрову, поднял и помотал листом бумаги с текстом:

– Не было печали… Послушайте-ка! Телефонограмма. Не шифровка, ни телекс, а по трубке из приемной председателя! «Полковник Каштан Д. Г. прибывает с московским поездом». Это значит он будет завтра утром. Цель поездки в телефонограмме не определена. Вот смотрите, тут эдакая фразочка: «Полномочия, утвержденные Председателем КГБ СССР и одобренные Инстанцией, находятся на руках у Каштан Д. Г. и будут предъявлены по прибытии». Насколько я понимаю, завтра нам привезут бомбу. Никогда Инстанция не привязывалась к тексту приказов, даже вот в таком информационном ключе. Как подсказывает мне мой здравый смысл, это перестраховка высшего звена и подчеркивание значимости всего последующего. Шоб вы там всралысь, и воды нэ буле!

Генерал, коренной одессит, да еще после длительной командировки в прошлом и работы «под прикрытием» в «жемчужине у моря», как называли город Одессу, часто вворачивал в разговор местные колоритные фразы, а произношение слова «что» так и осталось местное – «шо».

– И кто этот Каштан? Надо бы позвонить куратору в Москве. – Он набрал номер: – Приветствую вас! Спешу сообщить, шо у нас все пока нормально и ничего экстренного не случилось, если не считать телефонограммы, которую держу сейчас в руке. Да, из Большого дома, вот сижу с Быстровым и пытаюсь понять, шо задумали старшие товарищи. Не поможете разобраться? Нет, зачитать не могу, сами понимаете! Но какой-то ревизор или проверяющий, или хрен его знает кто едет к нам и завтра утром будет!

Он долго слушал московского регионального куратора, поглядывая на Павла Семеновича острыми, горящими глазами, потом положил трубку и, еще больше помрачнев, сказал:

– Он не знает, кто и зачем едет к нам! И вообще впервые слышит об этой командировке из ЦА[89]89
  Центральный аппарат КГБ СССР.


[Закрыть]. Обещал позже перезвонить, если шо выяснит. Давайте будем подождать, как говорят в Одессе.

Генерал долго смотрел в глубь кабинета на журнальный столик, пока не звякнул телефон.

– Ни хера никто ничего не знает! – Теперь, после разговора, лицо его выражало злость и растерянность. – Куратор начал было выяснять, но его присадили, сказали: сиди на месте ровно, там, пока. Понимаете, пока! Шо значит пока? Это какая-то странная ситуация. Шо тут у нас происходит?! Шо-то такое, чего мы не знаем, а они знают и засылают к нам свой десант. Куратор говорит, сам начальник его управления ничего не знает. Если шо-то станет ему известно до приезда нашего полковника из Москвы, то сразу же сообщит, хотя, я думаю, он ничего не узнает и не сообщит! – Генерал задумался, потом добавил: – Завтра утром московский поезд встречать будет мой заместитель, а вы и я будем здесь с утра ожидать гостя. Вы пока подождите в приемной, я еще раз свяжусь с Москвой. У меня вроде еще остались добрые люди там, хотя вот весточки, как сегодня, получаю, то ли от врагов, то ли от друзей… – Он вздохнул, щелкнул ногтем по телефонограмме и достал из ящика письменного стола старую, сильно потертую записную книжку.

Быстров вышел в приемную и сел в углу около окна. Как-то тревожно все это было, его беспокоил предстоящий визит москвича, да еще так обставленный. Проработав в Крае более двадцати лет, он пережил столько разных заездов, приездов, проверок, что относился к ним как к данности, необходимой для функционирования такой огромной структуры, как КГБ

СССР, которую чаще, про себя, называл комитет государственной бюрократии. Первый факультатив в Высшей школе КГБ так и называется «Работа на пишущей машинке», а выпускники получают свое главное оружие: машинку и авторучку.

«Такая подача приезда полковника из Москвы не имеет ничего общего со стандартным протоколом проверяющего. Прикрутка к тексту Инстанции как бы предопределяет положение вещей. Может, по линии Большого парткома. Приезжает проверить работу нашей партийной организации, – подумал он, но и это предположение не укладывалось в привычные рамки, в этом случае к генералу с уведомлением пришел бы не дежурный офицер из приемной, его порученец, а сам секретарь парткома. – Хотя как знать! Могут и в таком ключе работать! – Ожидая вызова к генералу, полковник Быстров все накручивал и накручивал варианты этого странного десанта из Москвы. – Сообщили по спецсвязи в виде телефонограммы, минуя обычный регламент такого рода дел. Это значит только одно: не хотели широкого оповещения, хотя куда уж шире, уже все управление наверняка знает. Ах вот оно что! – понял Быстров. – Они сузили до предела, почти закрыли эту информацию там, у себя в центральном аппарате, используя распоряжение, переданное по телефону, которое письменно нигде не фиксируется, ну, а у нас никуда не денешься, человек приехал, и это знают все. Значит, такое положение вещей их устраивает там, в Центре, когда никто, ничего не знает, однако что же там такое у них в Москве происходит, если они так шифруются?»

Минут через десять лейтенант глазами показал на дверь кабинета председателя Краевого управления КГБ.

– Каштан из ПГУ, – задумчиво сказал генерал, – а решение, вероятно, принималось на самом верху, и наш куратор ничего не знает. Мне пока непонятны эти комбинации! – Он встал из-за стола и прошелся по кабинету. – Если едет, значит, какое-то решение принято. Ну, и шо это, товарищ полковник? Меня это, как бы это помягче сказать, приводит в некоторое замешательство, как курсистку, которую насилует студент! – Остановился перед Быстровым, жестко произнес: – Меня, как генерала, председателя управления, сильно беспокоит такая конспирация втемную: неизвестны задачи, которые поставлены, глухой куратор, который ничего даже не слышал, какая-то внезапность. Ну, так шо думаете, Павел Семенович?

Быстров слегка заволновался, пригладил остатки волос на голове: лысеть начал лет в тридцать, но процесс остановился или сильно затянулся, потом, собирая в мыслях все то, что пришло ему в голову там, в приемной об этом факте, решился и сказал:

– Товарищ генерал, обратите внимание на способ передачи этого сообщения.

Генерал хмыкнул, озорно глянул на своего начальника отдела контрразведки, потом рассудительно спросил:

– «Вертушку» имеете в виду? По трубке! Понял вас. Интересная ситуевина! Они там у себя, в Большом доме, закрылись. Значит, очень короткий поводок. И дело какое-то исключительно шифрованное. Или… Я правильно понимаю ход ваших мыслей, Павел Семенович?

Быстров решил поделиться своими мыслями чуть позже.

– Товарищ генерал, вот встретим этого полковника, познакомимся, послушаем его, вот тогда-то и будет яснее! – решил отделаться так, общими словами. – Определяющим моментом этого сообщения несомненно являются особые полномочия. Их просто так не раздают и не прикомандировывают шпиона из Первого Главного управления, да еще с высоким воинским званием. Вполне возможно, что вчера или позавчера они там, в Центре, получили информацию, которой мы не обладаем, или сами создали ситуацию, разрешение которой возможно только на нашей земле, во всяком случае, слабо могу только предположить, что начинается какая-то большая игра, где мы будем зрителями, в лучшем случае подавать мячи для них.

Генерал слушал Быстрова и кивал головой в знак согласия, но задал только один вопрос:

– Как думаете, это связано с нашим «ящиком»? Ведь не зря же они там, в Москве, скинули нам этот сверхсекретный и сверхважный проект, отобрав его у москвичей! Эта переброска не выходит у меня из головы с той поры. Если только у меня голова осталась, а не тухес[90]90
  Литературно с иврита «задница», никому не режущее слух слово, в отличие от русского синонима «жопа», она же «срака» в украинском. Зато одесское «тухес» запросто употребляли даже воспитанники детских садов, и никто не делал замечаний. Бывало, кое-кто извлекал из себя некультурное слово «жопа» вместо общепринятого «тухес».


[Закрыть]!

Быстров замолчал, прикидывая что-то в уме, хотел было сказать, но зазвонил телефон. Генерал взял трубку, слушал, поглядывая на Быстрова, положил на рычаг и едко сказал:

– Гарна дивчина едет! Полковник прибывает! – Генерал, ухмыляясь, махнул ему рукой. – Полковник Дора Георгиевна Каштан скоро прибудет к месту несения службы в командировочном режиме! Как вам это?

– Товарищ генерал, не эта суть нам важна. Какая разница, мужчина или женщина! Нам бы знать хоть что-то о ней, тогда можно и определиться! – Быстров озадаченно поглядывал на генерала, он сам не ожидал такого поворота. – Мы не знаем, кто она такая, откуда сама: оперативный сотрудник из центрального аппарата[91]91
  Оперсотрудник центрального аппарата внешней разведки (ПГУ, Ясенево) КГБ, работающий в Центре в престижном географическом отделе всего ПГУ (1, 2, 3, 4, 5 или 7-м).


[Закрыть], из резидентуры или с двухгодичных курсов факультета КИ КГБ СССР? Какие ей поставили цели, мы не знаем, задачи пока не определены и круг обязанностей не очерчен. – Быстров хотел было продолжить, но, увидев, что генерал поднял ладонь, остановился.

– Знаем! – генерал победоносно зыркнул глазами по лицу Быстрова. – Каштан Д. Г. имеет чрезвычайные полномочия в любой сфере деятельности краевого управления… – он остановился, словно прислушивался к собственным словам, – понимаете, чрезвычайные, а они присваиваются только в том случае, если контроль на самом верху. Это не особые полномочия или специальные, это – чрезвычайные, которые выдаются только от председателя. Он, и только он визирует, и только с его полного согласия. На моей практике такие полномочия получал только Кира Лемазов из рук товарища Абакумова, в Курляндии, когда я там был старлеем и работал в его группе вторым помощником младшего подающего. Вот тогда-то мы вкусили все прелести чрезвычайных полномочий… – Генерал замолчал, откинувшись на спинку кресла.

Быстров помолчал, давая генералу слегка окунуться в свои воспоминания, и сказал:

– Товарищ генерал, когда она прибудет, и мы войдем в курс, а там как пойдет.

– Да уж, как пойдет, но чувствую, шо здесь так пойдет, что нам очень просто помогут изменить местоположение. Эта ситуация, при которой мы сидим в карточной игре за «польских болванов», настолько скользкая, шо оступиться и получить кердык, как плюнуть. Это так просто не кончится, я это чувствую. Неравноправное положение вещей, как говорят в Одессе: «Давайте ходить друг другу в гости: вы к нам на именины, а мы к вам на похороны!» Ну ладно, пока идите, готовьтесь к завтрашней встрече, просмотрите все там у себя. – Генерал махнул рукой, отпуская.

Быстров спустился на этаж ниже, где размещалась контрразведка, и прошелся по кабинетам своего отдела. Все сидели на своих местах, и было видно, что они уже были в курсе, что прибывают гости из Москвы.

Павел Семенович покрутил головой, удивляясь, как мгновенно распространилось это известие по всему управлению, он скупо и деловито приказал пересмотреть все текущие дела, заглянуть в архивы, постараться привести все в соответствие. Если надо, то сидеть хоть до утра, потому как главное действие начнется завтра после полудня, так он заявил, хотя и понимал, что это лишь его предположения.

Вернувшись в свой кабинет, он перетряс все, что было в письменном столе, в сейфе и металлическом шкафу. Свой порядок он хорошо знал, однако просматривал все бумаги добросовестно и весьма придирчиво, как, впрочем, все, что делал. Занимаясь разборкой, Павел Семенович посматривал на телефон, ожидая звонка от генерала, словно надеясь получить еще какую-нибудь, вдруг появившуюся там, у генерала, информацию, однако телефон молчал, и уже после десяти вечера, когда он встал из-за стола, чтобы уходить, прозвучал звонок, которого он ждал.

– Тут вот шо, Павел Семенович, не хочу я одного заместителя посылать встречать Каштан, может быть, и вы присоединитесь к этой процедуре? Тут важен первый момент, а уж кто, кроме вас, сможет его уловить. Разумеется, вместе с ним, он сам так захотел, чтобы вы были с ним. Не возражаете? – генерал выжидающе замолчал, а Быстров, чертыхаясь про себя, каким-то не своим голосом сотворил унылую фразу:

– Так, а я что! Разве могу отказать! – и замолчал, надеясь на милость генерала, который мог бы сказать, что можно, дескать, и отказаться, и встреча гостей не его, начальника контрразведки, обязанность, но в трубке слышалось только дыхание председателя Краевого КГБ, что означало только одно: изволь согласиться с этой просьбой и встречай гостей. – Хорошо, я готов встречать. Приеду прямо на вокзал.

– Нет уж, давайте от управления, все вместе и разом, – отозвался генерал, и Быстров услышал облегчение в его голосе. Он понял, что не заместитель хотел его участия, а сам генерал желал, чтобы с самого первого момента эта гостья была в сфере наблюдения Павла Семеновича.

«Да, – признался он себе, – я, собственно, ждал этого и был уверен, что ближе и понятней будет любой процесс, если видеть его от начала».

– Ладно, Павел Семенович, – генерал перешел на плотный баритон, – прими это, как и мое желание. Сейчас идите, отдыхайте. Мигнете мне, если шо-то проявится на встрече! – И он положил трубку.

Быстров перешел через улицу от управления к пятиэтажному кирпичному дому поблизости, где жили многие коллеги по работе, поднялся на второй этаж к себе. Открыв входную дверь, он, как всегда, спиной ощутил холод. Так продолжалось уже четвертый год после смерти жены. Умирала она в лютый январский мороз, и это ощущение леденящего холода всегда пробегало, когда входил в квартиру.

На кухне, вскипятив воду, он заварил крепкий чай, в тишине, не включая телевизор и радио, с наслаждением попил, принял ванну. В темноте прошел в самую дальнюю комнату, где сразу же после похорон поставил себе узкую койку, заменив панцирную сетку, деревянной конструкцией из упругих дощечек, бросив поверху твердый стеганый матрац. На этом жестком ложе и спал, если можно было назвать сном то состояние полусна или полуобморока, в котором он находился ежедневно от полуночи до пяти утра.

Сентябрь 1977 года. СССР. Краевой центр. УКГБ. Встречающих на перроне было много, все ждали запаздывающий поезд из Москвы. Быстров и заместитель генерала стояли около главного входа вокзала молча, изредка встречаясь взглядами, напряженно улыбаясь. Говорить было не о чем, да и не до разговоров было, нервная атмосфера накалялась и вдруг как-то мгновенно кончилась, когда из вагона вышла красивая, элегантно одетая женщина и остановилась, оглядывая встречающих. Павел Семенович сразу же определил, что это и есть та самая Каштан, которую они встречают. Быстров с заместителем отделились от стены и с широкими улыбками пошли навстречу. Чуть в отдалении вспомогательный состав встречающих, также раздвинув в улыбке губы, пошел в ее сторону.

– С приездом, здравствуйте! – помпезно начал заместитель. – Надеюсь, в нашем фасадном поезде было уютно? Мы вот тут небольшим составом приехали встречать, – он представил себя и Быстрова, потом, обернулся, и от группы вспомогательного состава отделилась молодая девушка, оперативник из пятого отдела, и протянула букетик местных, скромных цветов.

– Слушайте, ну зачем вы так торжественно? Не стоит! За цветы спасибо, а в поезде было действительно уютно! – как-то с трудом проговаривая слова, сказала Каштан. Она с любопытством оглядывала их группу, дольше всех остановив взгляд на Быстрове, на что Павел Семенович отреагировал еще более широкой улыбкой.

– Как вы, товарищ полковник? Поедем устраивать вас в гостиницу? – спросил заместитель, надеясь, что так и случится, а уж что потом будет, так это вилами на воде писано.

– Ни в коем случае. Сразу же едем в управление, – Дора Георгиевна решительно дернула головой, – все бытовые дела после!

Она мило улыбнулась всем, парни из сопровождения уже подтащили ее чемодан и сумку. Теперь просто все стояли, ожидая команды главного по встрече.

– Ладно! Хорошо! Едем в «контору», а потом будем устраиваться. Мы вам в самой нашей центровой гостинице заказали хороший номер. И рядом с управлением! – соглашаясь, сказал заместитель, и все двинулись через ворота к выходу на привокзальную площадь.

Быстров оказался по правую руку от Каштан и, слегка заикаясь, как это иногда случалось с ним, сказал:

– Товарищ Каштан, какой план у вас на сегодня? Все в управлении готовы встретиться с вами и выслушать ваши предложения.

Еще в Москве, изучая личные дела высших офицеров УКГБ Края, она отметила этого полковника Павла Семеновича Быстрова, начальника контрразведки, и не ошиблась в своих прогнозах, когда предположила, что именно он будет на вокзале первым среди встречающих.

– Павел Семенович, пусть все идет, как шло, а мы просто проговорим некоторые аспекты и наметим общий, перспективный план. Ничего более! – она ответила просто и без нажима.

Встретившись с ним глазами, она отчетливо поняла, что с первой же секунды он начал напряженно изучать ее. Она подумала, что неплохо было бы иметь такого в союзниках, ну а пока, как сказала себе: «Aide-toi, le ciel t'aidera!» («Помоги себе сам, и небо поможет тебе!»).

В приемной председателя Краевого УКГБ СССР послышались мужские и женский голоса. Дверь кабинета дернулась, слегка приоткрылась, потом закрылась, снова дернулась, как будто кто-то там за дверью мешал ее открыть, и через секунду распахнулась. В кабинет вошли, пропуская вперед полковника Каштан, заместитель генерала и Быстров.

Генерал, до этого зачарованно смотревший на дергающуюся дверь, медленно встал из-за стола и пошел навстречу прибывшим, пристально рассматривая гостью из Москвы.

Дора Георгиевна была высокой, статной женщиной, на вид лет под сорок, с чуть широковатыми плечами. Быстров еще на перроне подумал, что она занималась, вероятно, спортивной гимнастикой. Волосы светлые, густые, уложенные в четкую линию «каре», лицо, удлиненное, с хищно очерченным носом и крепко сжатыми губами, было загорелое и как бы слегка припухшее, цвет глаз Быстров толком так и не разглядел, но они были светлые, может быть, зеленоватые. Одета она была в серый костюм изящного покроя, явно из-за «бугра». Узкие туфли-лодочки без каблуков, на шее тонкая нитка жемчуга. Быстров сразу, еще там, на перроне, испытал симпатию к этой женщине, подумав, как странно, что такое строгое, даже суровое лицо может вызывать одновременно с настороженностью такую непомерную симпатию.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – низким полным голосом произнесла гостья и остановилась, ожидая.

– Доброе утро, товарищ полковник! И хотя у вас спрашивали, но я повторюсь: как доехали в наши края?

– И хотя я уже отвечала, товарищ генерал, отвечу с удовольствием еще раз: ехала хорошо, было тихо и уютно! – в том же тоне ответила женщина.

Генерал постоял, вслушиваясь в ответ, потом поднял руку и, показав на стол, сказал:

– Прошу всех вот сюда, сейчас попьем чаю или кофе с дороги, а потом уж приступим к нашим делам.

Все прошли к длинному столу и расселись за ним. Адъютант и дежурные офицеры, заинтересованно поглядывая на женщину, внесли чай, бутерброды, печенье и сушки, нарочито медленно, приглядываясь к ней, расставили чашки, тарелки, чайники и вышли. Генерал широким жестом пригласил всех перекусить и выпить чаю. Каштан отпила от чашки глоток, отставила ее:

– Товарищи! Представляться буду, хотя, вероятно, делались попытки прокачать меня, – она очаровательно улыбнулась и обвела всех взглядом, – зовут меня Дора Георгиевна Каштан, я – полковник ПГУ КГБ, работаю во Франции, родилась в Париже и прожила в этой стране большую часть своей, под сорок, жизни. Занимаюсь научно-техническими вопросами, соответствующее образование имеется. Родители тоже из нашего ведомства, уже давно в резерве, теперь уже в недействующем резерве. Имею награды, поощрения, отмечена приказами председателя. Владею всеми видами холодного и огнестрельного оружия, а также рукопашным боем, где работаю по технике и методике «сават» и парижского «шоссон». Семейное положение весьма скромное, я одна, мужа и детей не имею. Ну, вот, как-то так!

– А шо это за техника такая рукопашки? – спросил генерал. Быстров знал слабость своего начальника к «физике» и по инерции посмотрел на его руки. Кулаки генерала были явно не по его комплекции, огромные, мосластые, они контрастировали с его щуплой фигурой и ростом. Многие, в том числе и Быстров, знали о феноменальных возможностях его в рукопашном бое. Генерал работал, бегая чуть ли не по головам противников. На полке, в самом углу серванта, у стены, стояла маленькая фотография, на которой был схвачен момент учебного боя, где генерал, еще совсем молодой, с развевающимися фалдами пиджака почти бежал по головам группы условного противника. В отдалении стоял сам Лаврентий Берия с замороженной улыбкой на круглом, удивленном лице.

– Это «сават», в переводе с французского, «старый башмак», простонародно-криминальная борьба. Его подвид, «шоссон», «мягкая туфля», или «тапочка», модифицированный от более грубого, рассчитанного на физическую силу в сторону техничности, более точного попадания, «игру ног», так скажем.

Генерал понимающе закивал головой, понимающе улыбнулся ей и обвел всех взглядом, оценивая слова гостьи.

– Перед выездом я изучила ситуацию в крае, тем не менее, – продолжила Каштан в своей первоначальной, холодной манере, – конечно, вы лучше меня знаете, что, где и как тут у вас происходит. Моя задача изучить и проконтролировать обстановку на месте, по защите изделия, которое поступило к вам не так давно из московского КБ, я имею в виду изделие «Болид», которое находится на особом контроле в Инстанции.

Быстров и генерал обменялись понимающими взглядами, генерал удовлетворенно кивнул головой, он не ошибся вчера, говоря Быстрову о возможной мотивировке причины приезда полковника.

– Не буду скрывать, что передача разработки связана с перегрузкой производственного комплекса в Подмосковье и длительной «пробуксовкой», а выполнение задания по этому изделию имеет особое значение не только в системе обороны, но и для изменения ситуации в международных делах. Защиту «оборонки» внутри предприятия оставим на попечении Особого отдела, мы не будем их ставить в известность о наших задачах. Пусть решают свои вопросы у себя на месте, а мы будем изучать обстановку вокруг, ну, а если и залезем к ним, то осторожно. – Каштан остановилась и вопросительно посмотрела на генерала.

Павел Семенович Быстров напрягся, последняя фраза полковника из Москвы прозвучала уж как-то слишком, и спросил:

– Товарищ полковник, насколько я понимаю, возникли новые обстоятельства там, в Москве? По поводу обеспечения безопасности изделия? Какая-то неизвестная нам информация?

– Павел Семенович, в Инстанции решили переместить окончание работ к вам, и все! Меня прислали наблюдателем, чтобы на месте, конечно, с вашей помощью обеспечить безопасность окончания производства, испытаний и запуск в серию изделия. Вы, как главный по контрразведке, сегодня, после небольшого перерыва на подготовку приказа, доложите нам, что происходит в Крае, особенно за последние месяцы.

Генерал встал, зыркнул на Быстрова недовольным взглядом, подошел к сейфу, вытащил тонкую папку и сказал:

– Вот тут я подготовил распоряжение о создании оперативной группы. Кто будет руководитель? Вы хорошо знаете, шо реально действующих агентов американской или любой другой западной разведки мы, как территориальное управления Комитета госбезопасности, не выявляли уже долгие годы, поэтому предлагаю сосредоточить все под вашим руководством, тем более шо вам приданы чрезвычайные полномочия.

– Ну уж вы сразу оперативную группу! – со смешком сказала Дора Георгиевна, она хорошо поняла генерала, который умывал руки. – Не надо, мы подготовим общий приказ, пропишем отдельные вводные для всех подразделений и приступим к реализации. Несколько слов о нынешнем положении дел на агентурном фронте.

Дора Георгиевна еще по дороге сюда, в Край, решила в своей первой речи постараться создать впечатление о себе, как о контролере с широкими, но неясными целями, обладающей достаточными полномочиями, и вот для этого она и заготовила своего рода лекцию обо всем и ни о чем.

– Наши коллеги оттуда, – она обвела взглядом своих собеседников, старательно отмеривая махровые шаблоны общеизвестных истин и нарочитый командный дилетантизм, – в значительной мере активизировались. При вербовочных подходах действуют решительно, даже нагло. Опираются на тщательное изучение каждого потенциального источника. Выход на личный контакт, любое вербовочное предложение обычно сопровождается денежным или иным вознаграждением их будущему агенту. Кроме того, они выставляют серьезную профессиональную подстраховку деятельности своего источника, иногда даже демонстративного характера, что придает их агентуре дополнительную психологическую уверенность, а для нас – определенные трудности по выявлению… – Каштан остановилась, прикидывая, говорить все или закруглиться. Решила последнее.

– Я просила бы уделить особое внимание моим словам о профессиональной подстраховке. Речь не идет, конечно, об организации тотального контрнаблюдения[92]92
  Один из способов выявления объектом ведущегося за ним наружного наблюдения с помощью привлеченных для этой цели других лиц (соучастников, родственников и пр.). Контрнаблюдение организуется у мест пребывания объекта или на пути его движения.


[Закрыть] с их стороны, но мы уже не раз сталкивались с ситуациями, когда противнику удавалось своевременно обнаружить наш интерес к своему источнику. В итоге это приводило к его консервации или, так сказать, выводу из-под удара, вплоть до организации выезда из страны…

Над городом прокатился мощный гул, перешедший в громовые раскаты, Каштан оборвала себя на полуслове.

– Что это? – тревожно спросила Дора Георгиевна.

– Испытания шестой серии на «КБхимпром». Сегодня начались. Не волнуйтесь так, погремит и затихнет. Мы привыкли, – генерал улыбнулся, – всегда так, когда идут стендовые испытания в Лиховском лесу, это километров 25 от города, все гремит и трясется! Ничего, привыкните! Итак, Дора Георгиевна.

Каштан достала из кейса листы бумаги, проглядела их и сказала:

– Итак, вот этот «КБхимпром», что громыхает сейчас, заканчивает разработку сверхзвуковых крылатых ракет. Огромные средства вложены в разработку этого оружия. Крылатки, когда летают, а когда даже и не вылетают из пусковых установок, они пока без того разума, на который были отпущены колоссальные деньги, наши люди рисковали, вывозя с Запада оборудование, технологию, комплектующие и даже полные линии по производству чипов. Нет достойной оптики! Как мне говорили, большой хитростью удалось кое-что сделать. А в это время усиленно работает французская промышленная группа, концерн ZA, который добился некоторых успехов в разработке аналога нашему «Болиду».

Каштан решила вывалить все и поставить все точки над «и».

– Американцы отказали в 1972 году финансировать примерно такого же плана СКР, в этом сегменте вооружения, так как такой проект они не считают приоритетным для себя. У них базы вокруг нашей страны и флотилии, на которых стоят значительно более дешевые дозвуковые крылатые ракеты средней дальности. Ну, а мы вынуждены делать наши СКР! В Москве больше года велись работы, однако, по мнению Инстанции, они втянулись в серию проблем, поэтому все передали в ваше «КБхимпром». Мне сказали в отделе оборонного сектора ЦК, что после передачи задания сюда появилось значительное продвижение, однако разработка остается по-прежнему весьма конфликтной. Тем не менее Инстанция уверена в успехе и ожидает результатов. Появление таких монстров важно для продвижения переговоров по ОСВ-2. Да и на предстоящей Международной аэрокосмической выставке должны быть выставлены экспортные модели этих СКР. – Она обвела взглядом присутствующих и уточнила: – «Коник»! Это экспортное название изделия, – и совершенно без паузы сказала каким-то сухим голосом, – подготовьте пишущую машинку. Каретку и ленту после работы уничтожить.

Генерал поднял телефон и, не отводя глаз от Каштан (такого резкого поворота в событиях он не ожидал), сказал в трубку:

– Начальника секретки ко мне! – Увидев жест Доры Георгиевны, прикрыл ладонью микрофон и спросил: – Шо-то не так?

– Лучше пусть будет начальник АХО. Понимаю, что нарушение инструкций, но надо сделать так, – она встала и прошлась по кабинету.

Заместитель председателя УКГБ по Краю, который медленно скучал на совещании, встал и, снова улыбнувшись всем, как при встрече на перроне вокзала, прошел к двери и оттуда махнул рукой:

– Пойду, займусь текучкой, чтоб она сгорела! – И вышел.

Дора Георгиевна посмотрела на захлопнувшуюся дверь и вопросительно перевела взгляд на генерала.

– Да, ничего, все в порядке. У моего зама, полковника Сотникова, быстрая утомляемость. Да и это хорошо в его состоянии.

– А что так? Болен? – вполголоса спросила Каштан.

– Не то чтобы болеет, а оперативную работу вел в рамках секретного приказа № 00122 «О мерах по усилению агентурно-оперативной работы по борьбе с возросшей активностью зарубежных клерикальных центров и враждебных элементов среди церковников и сектантов», в частности, по религиозным антигуманным, попросту говоря, кровавым сектам, у нас тут есть «медвежьи углы». Последнее дело у него было пару лет назад, он работал в большой секте под прикрытием, ну и там случилась, мягко говоря, авария. Он год по госпиталям, да по курортным картам, слегка жил, весь исполосованный и разбитый, но выбрался, не комиссовали, но оперативной работой запретили заниматься. Но как мой заместитель по всем внутренним нашим делам просто незаменим.

Каштан, слушая повествование генерала, вспомнила, что еще на перроне вокзала при встрече был короткий момент, когда они встретились глазами, и она увидела там невероятную муку и какой-то глубинный страх. Это поразило ее, но дальнейшие события отвлекли, и она забыла.