Текст книги "Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок"

– Товарищ Каштан, прошу принять от меня сердечные извинения, я сразу не понял, да и не ждал вас сегодня, очень досадно получилось, прошу вас, проходите, пожалуйста, ко мне.

Он распахнул двери кабинета, пропуская Дору Георгиевну вперед, а сам, семеня ножками, заспешил следом. Из кабинета он почти в шею вытолкал грузного мужчину, в больших роговых очках, в костюме и при галстуке, суетливо усадил Каштан за приставной столик, а сам сел напротив.

– Дорогая Дора Георгиевна, мне сообщили о вашем приезде, и я с нетерпением жду вас. Там! – он поднял указательный палец к потолку. – Предупредили, чтобы я оказывал вам полное содействие по всем вопросам. А самому не влезать никуда! – он угодливо засмеялся и остановился выжидающе.

– Тарас Максимович, больших просьб не будет. Местные товарищи из КГБ обо мне позаботились, я хорошо устроилась, моя гостиница напротив ваших крайкомовских окон, так что все нормально. Скоро прибудут несколько моих людей, вот их надо расселить, да так, чтобы группа находилась вместе, один из них, руководитель, будет отдельно, его лучше в мою же гостиницу. Понадобится два-три автомобиля в полное наше распоряжение. Денежное довольствие будет проходить через вашу финчасть. Ну, и моя связь с Москвой пойдет через вашу «секретку». Что у вас есть на такой случай, чтобы соблюдать конспирацию?

Тарас Максимович, словно давно ожидал такого поворота, схватился за трубку телефона, что-то невнятно проговорил туда и успокаивающе, растопырив руки, сказал, что надо подождать немного. Минуты три они сидели в тишине, изредка посматривая друг на друга. Наконец дверь открылась, и в комнату вошел такого же роста, с таким же брюшком, с такими глазами полный близнец Тараса Максимовича.

– Товарищ Каштан, позвольте представить вам, начальник административно-хозяйственного отдела Предыбайло Остап Максимович. Он все сделает так, как надо. Тебе ясно, Остап? Подожди там, в приемной.

Дождавшись, пока близнец выйдет из кабинета, Тарас Максимович снова обернулся к Доре Георгиевне и спросил:

– Какие еще будут указания, просьбы? Что еще я могу сделать для вас?

Дора Георгиевна попросила пригласить начальника секретной части, что тот исполнил мгновенно. В кабинет вошла строгая пожилая женщина, в черных роговых очках. Она независимо кивнула, здороваясь со всеми, и остановилась, не присаживаясь, у стола.

– Вот, хочу представить товарища из Москвы, будет использовать нашу «секретку» для связи с Москвой, с ЦК. Еще что-то надо будет по этой части? – обратился он к Доре Георгиевне.

– Да, некоторые документы должны будут шифроваться по степени «совершенно секретно». Будем использовать телетайп, телефон ВЧ, иногда радиосвязь. Простите, я не совсем расслышала, как зовут вас?

– А меня и не называли! Нинель Федоровна, фамилия Актинская. Все, что вы сказали, имеется. Радиосвязь также можем обеспечить. Только я прошу Тараса Максимовича подготовить распоряжение на мое имя с указанием всего перечисленного с допуском ко всему этому на ваше имя. Вот тогда и будем работать. А сейчас у меня много дел, я прошу отпустить меня.

– Минуточку, Нинель Федоровна! Вы лично сейчас же подготовите бумагу. – Дора Георгиевна привстала со стула.

– Хорошо! Как закончите здесь, спускайтесь ко мне! – также независимо она повернулась, прошла через кабинет и закрыла за собой дверь.

– Видите, какая у нас гордячка, для нее нет авторитетов, простого, дружеского слова, есть только бумага, печать и подпись. Но дальше все сами увидите, – он сочувственно улыбнулся ей, – еще что нужно от меня?

– Только полное молчание обо мне, о моей группе, о моем доступе в секретную часть, и вообще, для вас меня не существует в этом городе, однако вы для меня существовать будете, и я буду к вам обращаться по мере необходимости. Простите меня за такие слова, но дело требует такого подхода. Для прикрытия я встану на временный партийный учет к вам, в крайком. Предупредите секретаря партийной организации обо мне. Бумагу о допуске в «секретку» жду сейчас же!

Каштан встала, протянул руку и с чувством пожала. Вышла в приемную, где ожидал ее Остап Максимович. Он, подхватив портфель, рванулся ей навстречу.

– Товарищ Каштан, пройдем в мой кабинет и все распишем.

– Да, собственно, расписывать нечего, я вам скажу на ходу, что мне надо, на первых порах. Проводите меня до спецсвязи.

Они вышли в коридор, и она быстро ему наговорила, что надо сделать. На что он послушно кивал головой, мотая портфелем.

– Это все в наших силах. Давайте сейчас проедем и посмотрим квартиру, которую я предоставлю для вас.

– Как это? Кто вам дал такое указание? – Дора Георгиевна задала вопрос, догадываясь, что это работа завотделом ЦК, который, вероятно, дал указание готовить все, а также квартиру для ее оперативной группы.

– Тарас мне еще вчера об этом сказал. Ну, вот я и подготовил все!

– Ладно, ждите меня у выхода через час! – сказала она у входа в отдел спецсвязи.

В «секретку» можно было попасть, минуя еще один пост с милиционером. Внутри она сразу же наткнулась на Актинскую, стоящую посреди короткого коридорчика с тремя дверьми.

– Вот ваш допуск. – Актинская взмахнула листом бумаги, приглашая пройти за ней в кабинет. – С чего начнем?

– С телеграммы. Я подготовлю текст.

Актинская провела ее в дальнюю комнату, где стояли стул, стол и несгораемый шкаф. Дора Георгиевна быстро составила телеграмму о своем прибытии, описала ситуацию. В отдельной телеграмме для помощника попросила связаться с резидентурой в Париже и «затормозить» выдачу установочных данных на стажеров-аспирантов, если проявится связь SDECE, и подготовить нейтральные данные на отправку в Краевое УКГБ.

Закончив с текстами, она вышла из комнаты и прошла в кабинет к Актинской.

– Отправляйте точно по адресу.

Нинель Федоровна проглядела шифротелеграммы и отставила вторую для помощника Андропова.

– Эту не могу отправить. Она уже зашифрована не нашим кодом. Я не знаю, что там и не могу отправить. Отправка будет от моего имени. Поймите меня правильно.

– Хорошо, я понимаю вас! – резюмировала Каштан и на бланке шифротелеграммы набросала короткий запрос для Сербина. – Отправьте вот это сейчас. Думаю, вы получите соответствующее разрешение на отправку особых телеграмм.

Через пятнадцать минут к ней в комнатку зашла Нинель Федоровна и холодно сказала:

– Я получила указание некоторые документы с вашим личным шифром отправлять без промедления. Прошу простить за задержку! – с этими словами она подхватила лист голубой бумаги с кодированным сообщением.

Выйдя из здания Крайкома КПСС, Каштан увидела Остапа Максимовича, который кругами ходил вокруг серебристой «Волги», посматривая на выход.

– Едем смотреть квартиру? – спросила Каштан, усаживаясь в машину.

– Да-да! Тут рядом! Дора Георгиевна, если что, какие вопросы, согласования адресовать кому, Тарасу Максимовичу? – осторожно спросил Остап Максимович.

– Да, только ему, и никому больше.

Они въехали через каменные ворота в небольшой дворик, примыкающий к большому семиэтажному дому с архитектурными украшениями, и остановились у дальнего подъезда.

– Это наша резервная квартира, там три комнаты, есть холодильник, телевизор, обстановка, и есть второй выход в сад за домом. К сожалению, на довольствие поставить не могу, ваша группа не входит в нашу номенклатуру, поэтому обеспечивать будет себя сама. Автомобили из нашего гаража всегда будут в вашем распоряжении, по договоренности со мной.

Дора Георгиевна оценивающе прошлась по комнатам предполагаемой квартиры для базы конспиративной группы оперативной поддержки. Открыла дверь второго выхода, вышла, спустившись по ступенькам, в прилегающей к дому небольшой сад, огороженный невысоким забором. «Неплохо, – подумала она, – потом все посмотрим вместе с начальником группы. Егор Подобедов, наверное, уже приехал и сидит в зале ожидания на вокзале».

– Остап Максимович, на всякий случай, вдруг возникнут непредвиденные обстоятельства в какой-то момент и придется покинуть эту квартиру, прошу вас иметь что-то про запас.

– У нас есть гостевой дом, настоящая вилла! Шарме! Огороженный забором, если придется туда ваших перебросить, я объявлю в приказе там ремонт, и все будет илемервее!

– Что-что? Говорите по-французски? – с сомнением спросила Каштан. От неожиданности она даже остановилась.

– Да, и читаю тоже, но… – смущенно ответил Остап Максимович.

– «Il est merveilleux»! Вы это сказали? Совсем неплохо. В следующий раз будем говорить только по-французски. Сейчас мы вернемся в город, и я задержу вас и машину ненадолго. Ву компрома? И надо выделить три автомобиля для работы группы.

– Ох, дорогая Дора Георгиевна, три не смогу, выделю только два. Вам без разницы, «Волга» или «Москвич», могу даже «УАЗ».

– Сегодня, через полтора часа, вам позвонит мой заместитель, с ним этот вопрос решите и оформите легальность проживания группы.

– Приказом по хозчасти поставлю на ремонт, а группу проведу как строителей-ремонтников из Мордовии. У меня там хорошие связи, и подтверждение оттуда будет.

– Вот и хорошо. А сейчас передайте мне ключи от этой квартиры, и мы поедем.

Предыбайло-младший протянул ей ключи от квартиры, они сели в машину и выехали со двора дома Крайкома КПСС. Вдалеке, в самом конце двора, равномерно размахивал метлой старый, сгорбленный татарин-дворник. Он приветственно поднял свою метлу и помахал отъезжавшей машине.

– Вы сейчас куда, в управление или в гостиницу? – спросил, обернувшись к Доре Георгиевне, брат-близнец.

– Нет, отвезите меня в центр города, мне надо кое-что купить. Собиралась суматошно! – ответила Каштан. – Есть крупный магазин?

– Так, давайте в ЦУМ, к директору. Он мой хороший приятель! – восторженно предложил близнец.

– Ладно! – согласилась Дора Георгиевна, которая подумала, что надо готовить резервный план отходов. Большой магазин для этой цели был бы находкой. – Давайте вашего директора!

Лебезящий, улавливающий каждое движение дорогих визитеров, директор самого крупного, четырехэтажного магазина города, который, как в Москве, назывался «ЦУМ», принимал с пышностью падишаха. В мгновение стол заседаний в его кабинете был уставлен блюдами, вазами, тарелками, рюмками, бокалами, бутылками. Из японского музыкального центра лилась мягкая музыка, вовсю работал кондиционер, редкость не только здесь, но и в столице.

Дора Георгиевна поморщилась от вида этих грубых, дурно пахнущих приготовлений.

– Нет, уберите все это! Мы на две минуты всего! – сказала она и вышла в приемную. За ней вышел обескураженный директор и сильно смущенный Остап Предыбайло.

– Дора Георгиевна, ну хоть чай попить! – почти заламывая руки, начал плаксиво тянуть он.

– Я же сказала, что нет! Вы, Остап Максимович, езжайте и сделайте то, о чем мы с вами говорили. Через час вам уже позвонят от меня. – Каштан отвела его в сторону и тихо, почти в ухо, наклонившись к низкорослому близнецу, уточнила: – Егор Подобедов с вами свяжется, чтобы в гараже выбрать автомобили. Езжайте, а я здесь порешаю некоторые вопросы.

Предыбайло виновато глянул на директора и потащился к выходу, а Дора Георгиевна, обернувшись к директору, попросила:

– Вы сможете показать мне ваш грузовой двор?

Тот ошалело глянул на нее. Эта красивая и эффектная дама, которая бесцеремонно управляла Предыбайло, одетая так, что директор даже не мог понять происхождение всего, что было надето на ней, сейчас произнесла то, чего никогда не произносили проверяющие: идти смотреть грузовой двор!

– Но там грязно и сыро! – только и смог произнести директор.

– Ничего, проберемся! Пойдемте!

Обойдя склады и открытый грузовой двор, она наконец нашла то, что было ей надо. Небольшая калитка из листа железа с английским замком, приваренным газовой горелкой.

– А это что за дверь? – небрежно спросила она.

– Это запасный выход на параллельную улицу, мы… – торопливо, ничего не понимая, ответил директор.

– Откройте! – потребовала Каштан.

– Но у меня нет ключа от этой двери! – отчаянно воскликнул он.

– Так, давайте, у кого есть этот ключ!

Начальник склада, который околачивался неподалеку, совершенно не понимая, что происходит на его хозяйстве, подбежал, едва директор зыркнул на него взглядом.

– Открой калитку! – бросил ему директор.

Начальник склада, вытащив из нагрудного кармана комбинезона связку ключей, лихорадочно перебирал, иногда вставляя какой-то ключ, который не подходил, затем такой же другой, пока наконец не нашел тот, который мягко щелкнул, и калитка открылась. Они вышли, спустившись по трем ступенькам, на заваленный мусором тротуар и улицу, проходившую параллельно главной, на которой стоял фасадом ЦУМ. Дворники подгребали мусор с территории сюда, заполняя пространство между калиткой и проемом перед тротуаром. Через дорогу от калитки был вход в небольшой сквер рядом с кинотеатром «Юность». Дора Георгиевна оценила превосходное расположение этого запасного выхода.

– Это все убрать, местным дать команду, чтобы такого безобразия не было, а мне приготовьте дубликат ключа! – вернувшись в кабинет директора, сказала Дора Георгиевна. – Завтра заеду и заберу. И напишите на карточке, что я и моя группа ревизоров могут проходить свободно на территорию грузового склада, подпишитесь и поставьте печать. Об этом никому и никогда ни слова. Даже вашему другу Предыбайло. Вы все поняли? Ну, тогда исполним все это в письменном виде!

Продиктовала возбужденному без меры директору текст обязательства о сохранении и неразглашении государственной тайны и получила наскоро вырезанный из конфетной коробки картонный квадрат в виде карточки с текстом: «Торговый инспектор-ревизор Каштан Д. Г. с группой, имеет право находиться и производить необходимые служебные действия на грузовом и торговом складе ЦУМа» за подписью и печатью директора.

– До скорой встречи, уважаемый! – со значением пожав руку находящемуся в легком ступоре директору, она направилась из кабинета.

Пройдя два квартала, она свернула на улицу, которая вела к вокзалу, где по ее прикидкам уже начала собираться группа прикрытия.

В зале ожидания, у киоска «Союзпечать», она заметила капитана Егора Подобедова, старшего команды. Увидев ее, он сделал малозаметный жест рукой, подхватил чемодан и двинулся к лестнице, ведущей на нижний этаж, где находились камеры хранения. Там он прошел вдоль длинного ряда ячеек и повернул в глухой закуток.

– Здравствуйте, Дора Георгиевна! Уже успел соскучиться! Как-то все стало вяло и блекло без вас там! – он махнул рукой, имея в виду Париж. – Мы все были рады, когда нас отозвали для работы с вами.

– Да будет вам, Егор! Просто мы притерлись за эти годы, вот и появилось такое ощущение. Мне тоже не хватает вас здесь, в Союзе! Теперь начинаем новую, длительную игру. Собирайте всю нашу команду, и вот ключи от «кукушки»[97]97
  От сокращения «КК» – конспиративная квартира.


[Закрыть], где они будут жить. Вы остановитесь в той же гостинице, что и я. О системе связи и оповещения договоримся чуть позже. Когда прибудут остальные?

– Рекомендовано было вечерними и ночными поездами. До первого еще четыре часа.

– Вот и хорошо. Сейчас вы позвоните вот по этому номеру, там Остап Предыбайло, который выделит вам две-три машины из крайкомовского гаража для выполнения потребностей снабжения и ремонтно-строительных работ. Вы будете проходить как ремонтно-строительная бригада из Мордовской АССР, при встрече все согласуете. Отдыхаете сутки. Завтра в шесть вечера жду вас около входа в ЦУМ. Там проверим экстренный отход.

Егор Подобедов расселил всех прибывших офицеров в квартире крайкомовского дома, которую Тарас Предыбайло показывал Доре Георгиевне и уже перевел в режим ремонта. Группа была проведена в РСУ хозяйственного отдела Крайкома КПСС как строительно-ремонтная бригада из Мордовской АССР. Подобедов занял номер в гостинице через несколько дверей от нее. Предыбайло не смог выделить три машины, ограничились двумя, «Волгой» старого выпуска и довольно свежими «Жигулями».

Номер в гостинице, зарезервированный для Каштан, оказался удобным и весьма просторным, с балконом, который выходил на центральную площадь и на Крайком КПСС. Разобрав вещи из чемодана, она прилегла на узкий диванчик и забылась в коротком сне, пока не звякнул телефон. Удивленно она сняла трубку и услышала голос Быстрова, низкий и слегка хрипловатый:

– Прошу извинить, Дора Георгиевна, как устроились? Генерал уже дважды дергал меня по поводу вас. Я уже звонил вам, но трубку никто не снимал.

Каштан перенесла телефон ближе к диванчику и, усевшись с ногами, ответила:

– Павел Семенович, я, конечно, признательна за ваше общее беспокойство, поселили меня исключительно хорошо, сами понимаете, как может быть иначе! – она прикрыла трубку рукой и налила стакан минеральной воды из стоявшей бутылки на столе. – Вот разобрала вещи, меня неплохо покормили в ресторане при гостинице, погуляла по городу, сейчас вот отдыхаю.

– Очень хорошо. Так и доложу генералу. Тогда до завтра. Совещание по оперативной обстановке завтра в девять тридцать. До свидания! – последние слова он произнес с каким-то напряжением. Каштан повесила трубку, оделась и вышла из гостиницы.

Прогулка не удалась, к вечеру поднялся ветер, и его сильные порывы сносили все, что плохо лежало на земле, слышались глухие удары и хлопки. Она прошла под недоуменным взглядом администратора гостиницы и попыталась открыть дверь на выход, та с большим трудом поддалась, впустив в вестибюль мощный поток воздуха, но Каштан успела проскользнуть на улицу. Дверь с треском захлопнулась. Застегнув до подбородка куртку, она прошла мимо киоска «Союзпечать», стоящего напротив входа, который сотрясался от напора ветра, прошла до перекрестка, но на большее не хватило, и она вернулась. Прошла к себе в номер и легла спать.

Сентябрь 1977 года. СССР. Краевой центр. УКГБ. Постановление об открытии оперативного дела по разработке ушедшего «контакта» французов Быстров уверенно подписал сразу же после совещания у генерала на капитана Вениамина Елкина, который, как считал Павел Семенович, лучше всех мог «раскрутить» это сложное установочное дело.

– Вениамин, – он зашел в кабинет оперативников, поздоровавшись кивком со всеми, и положил папку со всеми отчетами «наружки» и постановлением на стол к нему, – подготовьте свои соображения по ушедшему «контакту» французов!

– Слушаюсь, товарищ полковник! Надо устанавливать – значит, установим! – бодро ответил Елкин.

Уже через час Быстров поправлял план оперативной разработки, который принес ему капитан.

– Вот посмотрите, Вениамин, какие я внес поправки и дополнения. Если вы согласны с ними, идите работать, если нет, аргументируйте!

– Павел Семенович, – оперативник глянул на лист, кивнул головой. – Полностью согласен. Виноват, сам не учел!

– Ладно, действуйте, мне нужен этот «контакт»! – Быстров отпустил Елкина, хорошо зная его методичность, настойчивость и невозмутимость в деле. Павел Семенович предполагал, что этому, уже поднабравшемуся опыта, но еще остающемуся в ранге молодых, может и хватит двух – четырех дней, чтобы установить и принять «Силуэта».

Началась операция по негласному агентурно-оперативному установлению личности в деле «Силуэт», такой оперативный псевдоним в разработке был присвоен фигуранту, который ушел из-под наблюдения, перепрыгнув через заводскую стену.

Уже были подшиты первые документы, постановление о заведении дела, первая оперативная справка о случившемся контакте между «Проходчиками» и «Силуэтом», его словесный портрет и фоторобот, план скверика у заводской стены, фотографии состоявшейся встречи, план местности вокруг, не было пока самого главного: фамилии, имени, отчества, адреса проживания и справки с места работы.

Прошло несколько дней, а папка с делом «Силуэта» уже достаточно распухла от обилия бумаг. Планы работы с агентурой, перечень операций, оперативные отчеты о проведенных встречах, проверочные мероприятия, заявки на конспиративные и явочные квартиры, заявки на оперативную технику, расшифрованные записи бесед с секретными агентами, финансовые отчеты о тратах, информационные справки, новые планы мероприятий, в том числе по проверке самой агентуры, заявки на прокрутку подозреваемых лиц по учетам и по архивам. Елкин распахивал все поле вдоль и поперек, однако результатов не было.

Сентябрь 1977 года. Краевой центр. Территория завода. Москва. Посольство Франции в СССР. Да они так скоро и не могли быть. Коля Немецкий, перескочив через заводскую стену и забегая в крытый пакгауз складов, успел заметить оперативника из группы наружного наблюдения в тот момент, когда тот неловко перевалился через забор. Сомнений никаких не было, у Коли все похолодело внутри и подступила тошнота, как после работы в спарринге на тотеме с тяжелым партнером. Наблюдая, как оперативник, пригнувшись, побежал, делая просмотровые повороты головой влево-вправо и назад, он подумал: «Вот зараза! Засекли меня! Ах, какой же я молодец, что стал уходить через завод, черт возьми! Они и тут мне пути перекрывают. Надо отсиживаться здесь. Он побежит по территории, отыскивая меня, а я останусь здесь, на месте, и уйду потом, минут через десять, а может, через двадцать, ну, да ладно, посмотрим!»

Сидя в каптерке сразу при входе, он в пыльное окошко видел, как парень, выписывая зигзаги, все дальше и дальше удаляется от него, вскоре он скрылся за цехами.

Коля вылез из этого тухлого помещения, осторожно пробрался вдоль склада к заводской стене и снова перемахнул через нее, но уже в обратном направлении и спрыгнул недалеко от сквера, где и произошла его вторая встреча с французами.

Первая, контактная, прошла вчера, ровно так, как было ему предложено сотрудниками резидентуры французских спецслужб на конспиративной московской квартире[98]98
  Служебное помещение, находящееся в распоряжении органа государственной безопасности и используемое под определенным прикрытием для приема агентов (резидентов), для работы негласных сотрудников службы наружного наблюдения, размещения оперативной техники и для других служебных целей оперативных подразделений органов КГБ.
  Квартира, которая может использоваться иностранными разведчиками, находящимися в СССР под официальным прикрытием, для личных встреч с агентами. Содержателем конспиративной квартиры может быть советский гражданин, специально завербованный иностранной разведкой для этой цели, или иностранец, проживающий в Советском Союзе.


[Закрыть] еще в марте.

Тогда, ранней весной, под мокрым снегом пополам с дождем, с трудом преодолев пост милиции при входе в представительство Франции в СССР, они все же попали на территорию посольства. Девушка имела постоянное приглашение в Культурный центр посольства, где по понедельникам, средам и пятницам проходили концерты, выставки, а чаще просто крутили фильмы. Апофеозом был июль, день взятия Бастилии, когда на втором этаже в большом холле накрывали столы с закуской, стояли французское вино и коньяк, а толпы советских граждан сносили все подчистую, благо, не доводя добычу рюмки коньяка и бутерброда до мордобоя. Французы стояли в стороне и смотрели на эту великую новую общность людей – строителей коммунизма, которые, пыхтя и отпихивая друг дружку локтями, лезли к столу с бесплатной едой и выпивкой из-за «бугра».

Коля с девушкой пришли в будний день. Она держала в руках лиловый листок с программой мероприятий на месяц и мелованным квадратом картона постоянного пропуска, где была записана ее фамилия, сбивчиво и нервно доказывая милиционеру, что Коля, ее жених, приехал поглазеть на мероприятие. Наконец их пропустили, долго изучая в будочке паспорта.

За воротами, облегченно вздохнув, они вошли в широкие двери Культурного центра Франции, где, спустившись немного вниз по ступенькам, оказались у дверей в киноконцертный зал. При входе стоял красивый полированный стол, и симпатичная девушка выдавала постоянные пропуска всем желающим. Коля подошел и попросил выписать на себя.

– Назовите свою фамилию и имя. – Девушка мимолетно официально улыбнулась ему и достала чистый квадратик мелованного картона с реквизитами Культурного центра при посольстве Франции.

– Немецкий Коля! – увидев, что девушка слегка удивилась, быстро закивал, подтверждая, и тут же задал вопрос, внося главную информацию о себе: – Я тут, у вас, первый раз, а сам издалека, из Краевого центра, я художник. Вот даже принес одну из своих работ, – он приподнял, показывая картину, завернутую в холст. – Помогите мне, может, вы знаете, кого бы заинтересовали мои работы здесь, в Культурном центре?

Девушка переспросила еще раз, откуда он приехал, записав в блокнот, встала и прошла в малозаметную дверь рядом с ее столом. Вернулась быстро и сказала на хорошем русском языке, но как-то не так, как говорили все, а слишком правильно, не глотая окончания и отчетливо произнося каждую букву в слове, даже слово «что» произносила «что» в отличие от «што», как привык слышать Коля. Она села за стол и сказала:

– На ваше счастье, сегодня здесь находится сам атташе по культуре, и скоро подойдет его заместитель, который посмотрит ваши работы, и вы сможете поговорить с ним в нашей комнате отдыха.

– А вы русская? – осторожно спросил Коля.

– Да, по происхождению. Моя семья из Петербурга, но я родилась уже во Франции. Здесь я учусь в герценшлюзе, простите, институте имени Герцена.

– Я вот обратил внимание, как вы говорите.

– А как? – слегка удивилась девушка.

– Очень правильно произносите слова и звуки.

Она улыбнулась, на минуту отвлеклась, выписывая пропуск очередному посетителю и выдавая лист оранжевой бумаги с программой на следующий месяц.

– Просто у нас в семье говорят на правильном русском языке, так называемом петербургском наречии. Там много особенностей. Соня! – представилась девушка и, увидев издалека мужчину, который делал знаки ей, встала. – К вам идет заместитель атташе по культуре. Удачи! Мой друг здесь, в Союзе, тоже художник, между прочим!

– А я – Коля! Спасибо, Соня! – отозвался Немецкий.

И верно, к столу подошел мужчина лет сорока пяти, спортивный, подтянутый, в черных брюках, твидовом пиджаке и ярком галстуке. Он пожал руку ему и на хорошем русском языке предложил отойти в сторону, чтобы не мешать посетителям.

– До начала кинофильма еще есть полчаса, и мы можем поговорить! – сказал он ему и, взяв за локоть, повел его в вестибюль, где они свернули в коридор и зашли в небольшую комнату. Там стояли кресла, журнальный столик, тумбочки, на стенах висели репродукции картин. Мужчина, который представился Полем, достал из тумбочки, который оказался холодильником в полированном под палисандр футляре, две бутылки по 0,33 литра с красивой этикеткой и два стакана, налил туда, судя по виду, минеральную воду, пока Коля разворачивал свою картину.

– Вот, можете попить! – сказал Поль, прищурившись, смотря на картину, потом осторожно взял ее из рук Коли и поставил на соседнее кресло, прямо перед собой. – Да, неплохо, отличные краски и композиция! – потом что-то еще по-французски – манифике! Пардон, замечательно! Вы каким языком владеете?

– В школе и институте занимался по курсу французской филологии, прилично владею матерным!

Поль оскалился в жуткой улыбке, которая должна была соответствовать реакции на второй язык:

– О-ля-ля! Ебеный язык! – продолжая держать эту улыбку на лице, он еще раз повторил матерное слово, потом согнал ее с лица и озабоченно произнес: – И у вас еще есть работы?

– Да, вот я привез фотографии некоторых работ. Но это просто фотографии, и они не передают полностью настроение и дух картин.

– Да, я понимаю. Но это все превосходно, манифике! Вы можете меня пригласить в свою мастерскую, чтобы посмотреть?

– Это невозможно, я из другого города, живу в Крае. Сюда пришел со своей знакомой, которая ходит к вам на культурные программы. Вот и прихватила меня, я только сегодня утром приехал, а завтра уезжаю. – Коля подробно рассказал, из какого он города, где этот Край находится. Француз слушал внимательно, не перебивая его, а когда он остановился, сказал:

– Давайте вот что мы сделаем. Сейчас вы идите, смотрите фильм, очень интересный с Бельмондо в главной роли, а завтра, если вы свободны, можем встретиться в городе. Вы где остановились?

– Я переночую у знакомой, а завтра вечером у меня поезд.

– Прекрасно! Посидите здесь, я узнаю, какое расписание на завтра у нашего атташе по культуре!

Минут десять Коля сидел в напряжении, пока тот не вернулся в комнату со словами:

– Прошу прощения! Атташе был занят, и мне пришлось ждать, когда он освободится! Вот вам телефон, там мои московские друзья, утром, часов в девять, сразу же им звоните, они скажут, как к ним добраться, и я подъеду с атташе по культуре, там мы сможем более внимательно посмотреть ваши работы. Ведь вы что-то хотели, если принесли с собой картину и фотографии?

Коля помялся, а потом решительно заявил, не глядя на него, слегка нагловатым тоном:

– Моя подруга, которая давно посещает ваш центр, подала мне мысль, так, в шутку, привезти и показать свои картины, ну, и договориться, чтобы у вас, хоть на неделю или две, сделать небольшую выставку. Я отнесся к этому серьезно и вот сегодня специально приехал в Москву, чтобы показать и поговорить.

– О, я понимаю вас, но это невозможно, без специального разрешения Министерства культуры СССР, это же получается выставка на территории Франции, что по вашим законам без согласия министерства просто недопустимо. Это, к сожалению, отпадает. Но мы что-нибудь придумаем, я лично и мой шеф, атташе по культуре, как-то постараемся решить вопрос с выставкой или еще какой-нибудь формой информации о вас, как о молодом художнике. Надо обдумать этот вопрос, – мужчина понимающе улыбнулся Коле, – завтра, если не возражаете, поговорим и подумаем.

Они встали, вышли из комнаты отдыха, Поль попрощался с Колей и ушел в глубь длинного коридора, а Коля спустился вниз к входу в зал, где уже подпрыгивала от нетерпения его знакомая:

– Коль, ну ты чего?! Где был-то?

– Да вот, толковал с помощником атташе о живописи, и … – задумчиво ответил Коля, прикидывая про себя предложение о завтрашней встрече.

– И что решили, вернисаж тебе устроят? – его знакомая вдруг посмотрела на него другими глазами.

Ее куратор из КГБ, который неожиданно сегодня сам позвонил ей, назначив экстренную встречу в скверике около домоуправления, где она работала секретарем, и попросил, используя ее постоянные посещения Культурного центра посольства Франции, взять на «буксир» и протащить туда парня из глубинки. Она еще обратила внимание на то, что куратор был сильно озабочен этим сам. Всегда спокойный, уверенный в себе, на встрече сильно нервничал и, увидев гримасу неудовольствия на ее лице от перспективы встречаться с каким-то провинциалом, тащить его по Москве, да еще привести в такое элитное место, вдруг не сдержался и зло сказал: «Ты что, уже коренной москвичкой стала! Сама два года как из Череповца и уже нос воротишь! Запомни, это задание для тебя будет экзаменом. Сделаешь все хорошо, будет тебе продвижение, я сам лично позабочусь, облажаешься, сгинешь в ментовках!» Куратор в конце встречи извинился перед ней за свою несдержанность, но, вспоминая, как сам получил это задание и какими словами оно сопровождалось, подумал, что еще ласково обошелся с ней!

– Прости мою несдержанность, но задание важное, и надо, кровь из носу, сделать все, как надо, для его первого захода на территорию французского посольства. Да так, чтобы он был там, чтобы привлек внимание!