Текст книги "Баланс игры. Контрразведывательный роман. Книга 1. Русский морок"

– Это мне, что ли, привлекать внимание? Раздеться там, что ли?

– Успокойся! Он сам все сделает. Твои задачи я объяснил. Делай их хорошо, больше от тебя ничего не надо. Все! Он тебе позвонит к концу работы, будь около телефона. Его зовут Коля.

Она почувствовала особое отношение к себе, был проявлен интерес к ней самой, когда неожиданно подошел кто-то из французов и, извиняясь, отозвал в сторону, в легкой беседе, как ей показалось с интересом к ней, мимоходом сообщив, что ее мужчина задерживается, она вдруг словно прозрела. Если раньше она воспринимала его как тушующегося провинциала, то теперь вдруг увидела для себя серьезную перспективу.

– Тут, пока ждала тебя, ко мне подходил человек от них, – она кивнула на общее здание, – сказал, чтобы я не волновалась и что ты скоро будешь и с тобой все хорошо.

– Это все, о чем вы говорили?

Девушка помялась, но, спохватившись, коротко передала содержание беседы, из которой Коля понял, что из нее вытаскивали информацию о нем.

– Ну, вот и все! Такой милый французик! А у тебя что? – она вопросительно посмотрела на него.

– Да пока сказать нечего. Ну, посмотрел он мою работу, проглядел по-быстрому мои фотографии, конечно, времени мало, но пригласил завтра увидеться у его знакомых в городе.

– Так это здорово! – радостно воскликнула знакомая Коли. – Ты сразу получил такое! Тут люди ходят день за днем, месяц за месяцем, год за годом, чтобы привлечь внимание к себе и получить хоть какую-то возможную надежду на эмиграцию, а ты сразу, зараз, не успел появиться, получил по полной!

– О чем ты? Какая эмиграция? Я договорился только о встрече насчет моих картин! – обескураженно сказал Коля.

– Ага! Говори мне! – обиженно поджала губы девушка.

Они посмотрели фильм на французском языке с Бельмондо в главной роли, вышли из Культурного центра Франции, поехали к ней домой, теперь она уже сама тянула его за собой. Утром, переночевав на кухне, он собрался, написал записку знакомой, которая тихо похрапывала в комнате, и вышел в город. Было еще рано, и он поехал в центр Москвы погулять по улочкам и переулкам Замоскворечья. Коля и не догадывался о том, что с первого момента его захода в посольство Франции и обозначения города, откуда он прибыл, началась авральная работа как в московской резидентуре, так и в Париже, в «Централь» SDECE.

После девяти утра он зашел в телефонную будку и набрал номер телефона, представился, его уже ждали, и он вскоре добрался по адресу.

Дверь открыл невысокий, полноватый мужчина в круглых очках, с густыми седыми бакенбардами, в джинсах и рубашке навыпуск.

– Вы к кому? – спросил он и вышел на площадку, внимательно приглядываясь к Коле, потом подошел к перилам и быстро глянул вверх и вниз.

– Это я звонил вам меньше часа назад! – Немецкий уже приготовился объяснять ему причину своего прихода.

– Коля? – тот вернулся и встал напротив. – Художник?

– Ну, это громко сказано! – Немецкий не понимал этого опроса на лестнице. – Хотя можете и так считать.

– Сразу было трудно сказать, кто вы! Ладно, проходите!

Он впустил Николая, взял из рук подрамник и сумку, положил все аккуратно в угол прихожей и, похлопывая по спине, направил в комнату. Там сидел вчерашний заместитель культурного атташе, который, дружелюбно улыбаясь, привстал с кресла и протянул ему руку.

– Здравствуйте, Николай, или Коля, как вам привычнее, чтобы обращаться? Присаживайтесь, если хотите кушать, мадам сделает вам, а пока может быть кофе?

Он придвинул к нему чашку, но Коля отказался, решил не испытывать, кто знает, с «сюрпризом» или нет будет этот напиток.

– А что так? – протянул помощник атташе.

– Да, я больше по чаю прохожусь. Крепкий чай!

– Ах, вот оно что! – протянул помощник атташе, и Коля уловил нотку разочарования в его голосе. – Коля, достаньте фотографии, хотелось бы еще посмотреть на них в спокойной обстановке. Ну, а чай можно и приготовить! – зевнув, попросил заместитель атташе.

Вчера, сразу же после первой части предварительной, короткой беседы с Колей, сославшись на уточнение графика атташе по культуре, он прошел в комнату связи и подготовил короткое сообщение в Париж. Дежурный офицер по резидентуре через несколько минут получил ответ:

– Этот объект вызвал интерес «Централь». Дано предварительное разрешение на контакт с ним.

Помощник атташе набрал номер московской квартиры шефа, резидента SDECE в Москве, проговорил в трубку телефона кодовое сообщение, после чего тот срочно вернулся в здание посольства.

Заместитель атташе кивнул и заторопился в здание Культурного центра, где его ожидал Коля, который не мог знать, что при упоминании, откуда он приехал, была приведена в действие вся структура SDECE.

Предстоящая работа агентов в этом самом Краевом центре требовала создания какой-никакой установочной базы, опоры на месте, и для этого оперативно-аналитические группы как в Москве, так и в Париже пересматривали имеющуюся информацию, собирали новую. Проверялись все связи, все агентурные сети, чтобы получить хоть какую-нибудь зацепку в Крае, однако результата не было. Когда уже казалось, что все возможности были исчерпаны и резиденту в ответ на приказы из «Централь» о получении любой информации по Краевому центру оставалось только признать, что не смог подготовить условия для оперативников в «поле», как вдруг, совершенно неожиданно, появился человек оттуда. Да еще вот так, неожиданно пришедший к ним.

Резидент, вернувшись в посольство, не верил своим глазам, читая короткий, быстро подготовленный отчет своего заместителя о прошедшей встрече. Все еще не веря до конца в такую удачу, появившуюся со стороны, так сказать, «с улицы», резидент набросал на листе бумаги расширенное сообщение в Париж, изложив отдельные эпизоды беседы. Несколько раз, прослушав всю запись, отправил текстовую расшифровку с грифом «совершенно срочно». Шифровка была получена в «Централь», и сразу же после информационно-аналитической обработки ей был присвоен приоритет I категории.

Главному аналитику, срочно вызванному в «Бассейн», профессору Полю Дефферу, передали поступившие материалы о появлении интересующего структуру объекта в посольстве Франции.

Март 1977 года. Париж. «Централь». SDECE. Графу Александру де Мараншу, директору SDECE, доложили около восьми вечера о появлении на территории посольства объекта повышенного внимания службы, в первом, коротком, информационном сообщении из Москвы. Еще через час он получил расширенный отчет резидента, где приводилась расшифровка беседы. Отдельно был приложен отчет оперативника о контакте с женщиной, которая привела объект в Культурный центр при посольстве. Оперативник пролистал свои рабочие тетради за полтора года посещения этой особой Культурного центра, сделал выборки, которых было не так уж много, и составил ее характеристику. В соответствии с полученными санкциями из «Централь» продолжение контакта с объектом переносилось на утро следующего дня, на квартире ответственного сотрудника службы контрразведки DST.

Немного позже на стол директора лег меморандум департамента информационно-аналитического обеспечения. Сразу же прочитав короткий вывод в его конце, где факт появления Николая Немецкого был представлен как событие случайное, хотя его аналитики не исключали начало агентурного внедрения со стороны КГБ, граф саркастически усмехнулся.

Он отложил в сторону аналитический отчет и еще раз перечитал все полученные документы из московской резидентуры. Поиски базы для работы агентов в Крае обрывались на малосущественных фактах из недостоверных источников. Продвижения научно-технической разведки по разработкам советского ВПК были ничтожны, и хотя он понимал, что все службы прилагают неимоверные усилия, чтобы получить информацию, однако пре одолеть все заслоны не удавалось. Слабый информатор в министерстве, как единственный достоверный источник, смог осветить лишь общие вопросы деятельности подмосковных КБ. Директор почти текстуально помнил сообщение от него по теме СКР, поступившее две недели назад, о том, что русские начали секретную переброску разработки и изготовления этого изделия в Краевой центр.

Источник в Париже, работающий в торговом представительстве «Советской Империи», подтвердил полученную информацию, получив срочный план из Военно-промышленной комиссии СССР, на приобретение нескольких наименований технологических разработок, составленных по требованию «КБхимпром» из Краевого центра, куда начали поступать все материалы из подмосковных военных заводов и конструкторских бюро. Этот источник, жестко завербованный «на женщине»[99]99
  Один из наиболее предпочитаемых спецслужбами методов вербовки иностранных агентов. «Сладкая западня».


[Закрыть] полгода назад, тоже давал хоть и достоверную информацию, но только общего характера.

Безоговорочное решение по разведке, принятое на заседании Секретариата по безопасности при президенте Франции, обязывало SDECE получить полную информацию.

Разведка по Северной Америке, которая перестала делиться своими передовыми достижениями в военно-промышленной области, после выхода Франции из НАТО была нацеленной, эффективной на создание широкой агентурной сети и получение ценных источников в ведущих фирмах ВПК. Он хорошо знал, что они не ведут никаких разработок по СКР, так как три года назад определила их неприоритетными для себя в отличие от СССР, который считает их главным стратегическим оружием вместе с чудовищами МБР «Сатана». Эти сведения из «Советской Империи», которая не была в зоне особого внимания SDECE, были случайными.

После получения в Париже из серьезных источников об успехах по этому виду оружия директорат SDECE в резкой форме потребовал усилить работу резидентуры в Москве и добыть сведения по линии научно-технической разведки. Запросы шли, а ответов не было.

Мировой экономический кризис конца 70-х годов уже не позволял тратить огромные суммы на разработку французской дальней сверхзвуковой крылатой ракеты. Разработка приостановилась, больших успехов уже не было. Появились неразрешимые вопросы, передача которых в непредсказуемую область фундаментальных исследований в условиях экономического падения определенно ставила вопрос о прекращении финансирования. Правительство стояло перед выбором, напрягая последние ресурсы, добиться окончания работ по СКР и поставить на вооружение или заморозить все достигнутые результаты и отложить их до лучших времен. Для принятия верного и оптимального решения не хватало данных об истинном положении дел в разработках «Советской Империи». И если в Москве не было надежды найти ответы на вопросы, то теперь, с переносом всего комплекса в Краевой центр, появилась возможность добыть желаемые результаты.

Резидентура в Москве прилагала все усилия, чтобы хоть как-то, краешком, зацепиться и закрепиться в Крае, где находится «КБхимпром». И вдруг, как явление, этот художник, этот посетитель «с улицы». Директор получает сообщение о неожиданном появлении в посольстве Франции художника, именно из того самого Краевого центра, который стал объектом пристального внимания службы SDESE. Александр де Маранш всем своим опытом и интеллектом отказывался верить в такую «случайность», однако он доверял только своему главному аналитику, который уверенно писал в своих выводах, что это больше похоже на случайность, чем на преднамеренное внедрение со стороны КГБ. Директор SDECE пригласил зайти главного аналитика. Профессор появился так быстро, словно стоял за дверью.

– Добрый вечер, профессор! Что можете добавить к этой записке? – спросил он с порога, пристально вглядываясь в лицо профессора.

– Мое почтение, господин граф! Все выводы и заключения полностью изложены там, а добавить я могу только то, что вы, господин директор, сами дополнительно заставляете себя сомневаться и подозревать в силу сложившихся на сегодня обстоятельств, однако в жизни бывают и не такие совпадения.

– Вы, как всегда, заставляете меня завязывать в платок мои профессиональные и жизненные позиции. – Директор поморщился, словно от сильной боли, он никак не мог признать случайность этого события и, повторяя тоном аналитика слова «заставляете меня!», был готов принять выводы своего аналитика, но не мог отделаться от своей подозрительности, которая, как он и сам понимал, была настолько сильна, что граничила с паранойей.

Он знал о визите главы концерна ZA с предложением получить секретную документацию, используя криминальные связи некого Бернара Элиота, и о том решении, которое они приняли, о чем было доложено ему профессором. Этот малосущественный, в понятии графа, эпизод не вызвал у него никаких сложных чувств, он просто отмахнулся от этого коварного плана промышленника: «Хотят выбросить деньги на ветер – пусть выбрасывают!» Не жаловал директор непрофессионалов, которые начинали влезать в дела спецслужб, а отказ профессора изложить письменно воспринял с пониманием и чувством того, что никогда не сомневался в моральных качествах главного аналитика.

Телефон звякнул тихо и прервал их беседу. Директор слушал молча, не задавая вопросов и никак не обращаясь, положив трубку, долго молча смотрел на профессора, затем сказал:

– Все правильно, мой коллега и хороший знакомый Авраам Ахитув из «Шин-бет», ну, да вы знаете эту организацию под названием «Шабат» (ведомство контрразведки), смогли раздобыть кое-какую информацию об этом художнике. Сейчас принесут полный текст сообщения, а пока я склоняюсь к вашим выводам и уже на грани отдать приказ форсировать вербовку этого «объекта». Израиль обещал к концу недели раскопать еще дополнительные материалы.

Профессор улыбнулся и, прощаясь, сказал, казалось бы, на совершенно отвлеченную тему:

– «Мене, мене, текел, упарсин» в данном случае придается, смысл: вычислено, измерено, проверено. Скажу вам, что разделяю ваши сомнения, но считаю надо работать этот вариант. – Поль помолчал и уверенно добавил: – Это все пустые хлопоты, что у нас, что у концерна, что у русских. Все изменится через год, а может быть, и раньше.

– Вы говорите о своем меморандуме по Афганистану? Это если ваши аналитические прогнозы настолько же точны, как и те, в ноябре 1971 года, о будущей девальвации доллара, благодаря которой Франция заработала сотни миллионов франков на мировых валютных рынках? Тогда действительно, как вы говорите, пустые хлопоты, ввод войск и начало боевых действий там изменят картину мира, но баланс сил между супердержавами не изменится. Противостояние продолжится. Ведь так?

– Не только. Я говорю о предстоящем окончании борьбы гигантов, США и СССР. Это начнется с Афганистана, а дальше все покатится, и события развернутся уже по-крупному.

– Ладно, ладно, возможно, что и эти прогнозы сменят другие, а пока нам надо выполнять распоряжение нашего президента. Мы должны получить полную и достоверную информацию об этом русском оружии, которое будет сильно давить на принятие любых решений. Каково будет ваше окончательное мнение, только прошу вас, говорите прямо, без аналитической эквилибристики.

– Ну, а тогда зачем нужна аналитика! – хитро улыбнулся профессор. – Хорошо. Я сделаю только одно заявление. Как говорят русские, на безрыбье и рак рыба. Надо брать то, что идет в руки. Это пришла хорошая карта в раздаче. Все обоснование в моей короткой экстренной записке. После диалога и вербовки, когда я получу магнитные ленты и прослушаю со своим отделом, я предоставлю более подробный анализ с выводами.

Директор SDECE выслушал своего аналитика, сопоставляя свои мысли по объекту обсуждения с его доводами.

– Нас заманивают в ловушку! – задумчиво проговорил граф. – Они точно знают, что интерес только с нашей стороны, поэтому перемещают разработку в Краевой центр, где у нас нет позиций, а затем угодливо подводят человека оттуда, который будет тащить наших оперативников в сети. Вот как я вижу все это.

– Господин директор, я бы давно стал фаталистом и был бы бесполезен для службы, если бы не верил в случайность, но я циничен, как аналитик в выборе результата пересечений независимых событий. Случайность всегда противопоставляют необходимости.

– Не завихряйте мне мои мысли вашим философским блудом! – директор нервно переложил бумаги на столе, в результате аналитический меморандум оказался сверху. Он посмотрел на него, усмехнулся. – Мы его принимаем, но будем использовать «из глубины»[100]100
  Работа с агентом, не выдавая всей информации, используя поверхностные связи и наработки, сленг «в темную».


[Закрыть]. Сделаем только подходы к вербовке, а там посмотрим! И не смотрите на меня так! Я тоже не фаталист.

За ночь был проделан объем работы как в резидентуре SDECE в Москве, так и в парижском «Централе». К утру резидент в Москве уже читал меморандум по Краевому центру, несколько важных информаций, полученных от дружественной разведки из Израиля, которые имели неоспоримые позиции в предоставлении материалов по СССР. Они, правда, получили разрозненные, эклектичные данные, однако их вполне хватило для создания дополнительной информации к портрету Коли Немецкого.

Начальник оперативного отдела «Моссад» проявил мастерство и оперативность, найдя человека, эмигранта из СССР, который жил в этом Краевом центре и немного, весьма смутно, помнил мать Коли и его самого по жизни там. В дальнейшем этот человек через родственников обещал выяснить все, что возможно по нему. Пока же только подтверждались основные данные и добавлялось одно обстоятельство, которое и помогло этому человеку вспомнить Колю. По его информации, Немецкий был привлечен по статье Уголовного кодекса, принятого закона, о запрете проведения подпольных занятий восточными единоборствами. Это обстоятельство положительно повлияло на директора SDECE, и глубокой ночью в «Бассейне», так называли сотрудники французской разведки свою штаб-квартиру в Париже, на Бульваре Мортье, 141, было принято окончательное решение и передано непосредственным исполнителям в московскую резидентуру.

Март 1977 года. Москва. Конспиративная квартира SDECE-DST. С утра после звонка Коли по телефону, который дал ему вчера заместитель атташе по культуре посольства Франции, группа наблюдения из оперативников SDECE, в зоне расположения адреса, начала отслеживать все происходящие события.

Первым увидел Колю французский оперативник, сидевший на скамейке остановки троллейбуса, со стороны метро «Полежаевская». Передав его следующему наблюдателю, который стоял у стендов с газетами, он в быстром темпе обошел всю прилегающую территорию. Наблюдатель от газетного стенда, приноравливаясь к неспешной походке Коли, потащился за ним по всему микрорайону, пока тот искал нужный адрес. Приезд на общественном транспорте без каких-либо признаков сопровождения, долгое блуждание в поисках по микрорайону и даже короткая остановка по пути к адресу, в беседке, где он посидел несколько минут, достав пакет с пирожками и перекусывая ими, – все эти нюансы были доложены старшему по группе.

– Так будете пить чай? – переспросил Колю помощник атташе.

– Давайте позже! Мне бы хотелось продолжить наш разговор, который начали вчера.

– Ладно, пусть будет так! Продолжим! – с этими словами помощник атташе встал, жестом пригласил Колю за собой, и они через коридор подошли к другой комнате.

Вошли в нее через необычные двери гармошкой, где опешившему от неожиданности Коле представили группу людей, сидевших на диване и в креслах.

– Вот знакомьтесь! Наш атташе по культуре! Господин Нюэль! – И он указал на отдельно сидящего в угловом кресле пожилого мужчину с землистого цвета лицом и совершенно белой, седой шевелюрой. – А это Пьер, сотрудник культурного отдела нашего посольства, он больше меня понимает в изобразительном искусстве, поэтому я и пригласил его. – Пьер приподнялся на диване и помахал влево-вправо ему рукой. – Наш переводчик Жан, вполне владеет всеми стилями русского языка, от государственно-делового до арго или матерного!

– А зачем столько народу? – сделав слегка испуганное лицо, спросил Немецкий. – Это что, из-за меня?

– А вы как думаете? – весело, с подтекстом, слегка подначивая, спросил помощник атташе, переглянувшись с резидентом SDECE, которого представил Коле как атташе по культуре.

– Думаю, много чести для меня! – в самоуничижительном тоне ответил Коля, криво усмехнувшись. Он так и стоял в дверях, а все присутствующие в этой комнатке, по всей видимости уже давно сидевшие здесь люди, оглядывали его.

Помощник атташе подтолкнул Колю вперед, и они сели за столик. Все сидели молча, словно ожидали чего-то или кого-то. Коля сидел как на иголках, не понимая, что ему делать в этой обстановке, пока наконец не появился хозяин квартиры с мужчиной, который что-то негромко сказал по-французски, даже не взглянув на Немецкого, и атмосфера сразу же изменилась. Долгое молчание сменилось резким оживлением.

Человек, представленный как Пьер, был психолог-аналитик, и его задача была самой важной в этой встрече, а условленный сигнал фразой хозяина квартиры на французском языке был оповещением, что Коля пришел «чисто».

Решение «Централь» создать условия для подхода к вербовке, составить полный психологический портрет с аналитическими выводами и работать с объектом по ситуации для резидента в Москве было неожиданностью. Он не считал этого фигуранта каким-то из ряда вон выходящим, ценным объектом. Только позже, получив дополнительные материалы к подготовке работы «полевых» оперативников из Парижа, он поймет важность проведенной его сотрудниками работы.

Помощник атташе, усадив Колю в кресло, сел напротив и дружески, слабо прихлопнув по коленям кончиками пальцев, сказал:

– В нашей первой беседе вчера прозвучали только наши общие заверения в том, что мы подумаем о вас. Подготовка вашей выставки произведений во Франции или предоставление информации о вас в нашей стране, – начал заместитель атташе совсем не так, как он всегда говорил, а сухо и даже сурово, – где высокий спрос на русских художников, не позволили нам вчера детализировать все аспекты таких мероприятий. Из-за нехватки времени, сами понимаете!

Коля сидел перед чашкой с чаем и пытался уловить психологическую атмосферу их встречи. Напряжение, которое проявилось сразу же, по его ощущениям начало возрастать, и даже болтливая манера заместителя атташе как-то замазать щели, из которых тянуло ледяным ветром, не приводила к успеху. Он понял сразу же, что у них полная заинтересованность в нем.

– Надо получить возможность приехать во Францию со своими работами, а получить визу в Советском Союзе, даже если будет выслано приглашение из Франции, дело практически нереальное. – Он внимательно следил за выражением лица Немецкого. – Есть, правда, и другие возможности, но это дело будущего, и работа по этому вопросу может быть проделана при некоторых условиях сотрудничества с нами.

Сегодняшняя встреча предполагалась как предварительная подготовка подходов к вербовке Коли. Для этой цели помощник резидента, атташе по культуре, привел с собой психолога-аналитика, который владел сильным гипнотическим воздействием. Времени было мало, а работу надо было проделать большую, учитывая, что «объект» сегодня уезжает.

– Ну, как вы, обдумали беседу и наши предложения? Хотя, что я спрашиваю, вероятно, ваша подруга не дала вам возможности подумать? Интересная женщина, наверное, только у художников бывают такие подруги! – весело болтал заместитель атташе.

– Ты прав и не прав, художники живут в другом мире, который мы не знаем, а от того не понимаем их правильно до конца! – включился в беседу психолог, оценивая взглядом Колю на податливость.

Еще через секунду он поймал его глаза и попытался не отпускать, однако Коля неожиданно вскочил и возмущенно воскликнул:

– Что за черт! Этот человек пытается воздействовать на меня!

– Правильно! Это наш консультант по психологическому портрету. Мы вас не знаем! Не имеем представления о ваших целях и возможностях. Для нас вы черный ящик, и мы не видим пока дна. Вернее, что лежит на дне.

Эту фразу произнес, тряхнув своей белой шевелюрой, до сих пор сидевший молча, атташе по культуре, Коля еще обратил внимание, что у него не хватает нескольких пальцев на левой руке.

– Меня зовут Огюст! Я атташе по культуре и предлагаю вам проявить лояльность по отношению к нам. Как я уже сказал, мы вас абсолютно не знаем, однако вы хотите получить от нас помощь. Теперь подумайте, как мы можем что-то сделать для вас, не зная, кто вы такой, с какими мыслями и побуждениями пришли к нам вчера и добровольно обратились к нам. Ведь так?

Коля физически почувствовал, как этот седовласый почти проник ему под черепную коробку. Решил ничего не говорить, чтобы голосом не выдать волнения, которое уже овладело им. Молча кивнул головой и атташе, который и сам, видимо хорошо владея внушением, остановил его движением руки, когда Коля вдруг начал привставать на своем месте:

– Мой сотрудник, который вчера с вами разговаривал и смотрел ваши труды, доложил мне, что в вас что-то есть, иными словами, вы представляете интерес как художник. Однако не думайте, что, получив слабое признание здесь, у нас, среди узкой группы людей, вы можете рассчитывать на какой-то быстрый успех в нашей стране. Не все так просто, художников много и разных, и здесь, у вас, и там, у нас, но не все добиваются признания у широкой публики. Путь к успеху тернист. Чтобы получить нашу поддержку, а она многого стоит, надо что-то дать взамен.

Коля, повинуясь этому человеку, сел на свое место, все притихли и, как бы не дыша, слушали диалог.

– Позвольте мне задать вам несколько вопросов? Вас зовут Николай Немецкий?

– Да. Задавайте!

– Живете в Краевом центре?

– Да. Родился, жил и сейчас вернулся после худинститута!

– Имеете звание и должность в Краевом КГБ?

– Нет, да что вы!

– Почему так взволнованно говорите?

– Они меня как-то прихватили и проводили профилактическую беседу.

– Расскажите подробнее.

– Секции восточных единоборств у нас запрещены, а я проводил, как они считали, подпольные занятия, как это делают все в стране, имеющие право быть наставниками. У меня высокая степень, и я имею такое право. Они разогнали секцию и арестовали меня.

– Что вы подписали у них? Документ о сотрудничестве?

– Никакого сотрудничества с ними, никогда и ни при каких условиях! Вы что! Они грозились посадить меня, отправить на «зону». Говорили, что сдохну там. Какое сотрудничество! Мой отец был выслан ими в Край из Москвы, где мы жили, коренные в нескольких поколениях.

– Подробнее о секции, пожалуйста!

– После школы устроился работать кочегаром в баню, но денег не хватало. Тогда организовал секцию восточных единоборств. Я сам, как уже говорил, имею высокий титул, и был уже «сенсей», то есть наставник, и имею право обучать других. Секция была платная, тренировал я ребят хорошо, но через два месяца кто-то стукнул и меня арестовали.

– Что значит слово «стукнул»?

– Это означает, что кому-то не понравилось, как я зарабатываю деньги, и он написал донос на меня в милицию, как раз только-только вышел закон о запрете проведения занятий секций восточных единоборств.

– Ах, вот даже как! Дальше что было?

– Арестовали, показали донос, показали статью, подумали, что сильно напугали меня, и отпустили, взяв подписку, что я никогда не буду организовывать подпольные секции восточных единоборств.

– Что делаете теперь?

– Пишу картины!

– Я спросил, чем зарабатываете на жизнь?

– Работаю кочегаром в небольшой бане. Истопник. Перепродаю кое-какие вещи. Иногда удается продать мои картины, рисую для рынка лубки.

– Что такое «лубок»?

– Ну, как бы лучше выразиться, примитивное изобразительное искусство. Живопись для народа. Простые, сентиментальные сюжеты. Лебеди в тихом лесном озере. Царевич похищает царевну на сером волке. Медвежата, медведица и девочка Маша. Много сюжетов. Я рисую на коленкоре и продаю на вещевом рынке.

– Вещевой рынок, это «блошиный рынок»?

– Да! Может быть, громко сказано, но я художник, и вся моя жизнь только в этом, даже мой высокий ранг в боевых искусствах, которого я достиг за десять лет упорного труда, лишений, теперь на втором месте.

– Вы уверены, что добьетесь признания здесь, в СССР?

– Нет, не уверен.

– Тогда для чего продолжаете рисовать?

– Не могу я иначе. В этом смысл моей жизни, как я думаю.

– Вы приехали в Москву в поисках приключений?

– Какие там приключения! Приехал, чтобы прийти к вам и, может быть, даст Бог, получить хоть какой-то шанс на признание в вашей стране.

– Кто вам подсказал прийти к нам?

– Моя девушка. Я встречаюсь с ней, когда приезжаю в Москву. Она уже больше года ходит к вам на культурные программы. Несколько раз видела небольшие вернисажи ваших художников, которые вы открывали у себя. Это и навело ее на мысль взять одну небольшую по размеру работу, сделать хорошие фотографии остальных и прийти к вам.

– Вы верите нам?

– Хочу верить. Больше мне ничего не остается.

– Вы поможете нам?

– Да как я могу помочь вам? Чем?

– Мы найдем способ, чтобы вы смогли проявить себя для нас, а мы поможем вам. Мы найдем такую возможность.

– Да, я готов.

– Очень хорошо. Теперь расскажите нам о себе.

– А что рассказывать?

– Все, от рождения.

Немецкий покрутил головой, показывая, как трудно что-то говорить о себе.

– Ладно. Родился в Краевом центре в 1953 году. Отца не знал и не видел, но знаю, что он был арестован и получил поселение в Крае. Он скончался там. Мама работала фельдшером, хотя у нее был диплом врача, но работать по специальности не позволяли, мы жили на поселении, как семья предателя.

– Где жили до этого поселения?

– Я же говорил. В Москве. Отец работал в наркомате, был арестован, и его с женой выслали в Краевой центр. Родился там и пошел в школу. Занимался во Дворце пионеров в кружке рисования, потом брал уроки у местного художника. Поступил в художественный институт им. Сурикова. Выпустился с красным дипломом.

– Это что такое?

– Красный диплом выдают тем, кто отлично учился и показал большие способности. Этот красный диплом не дает никаких преимуществ перед судьбой, только внутреннее самоутверждение. После института два года жил в Москве, перебивался случайными работами по специальности, а постоянно работал кочегаром. Я был без московской прописки и ждал, когда восстановят нашу старую, когда жили в Москве. Не дождавшись, вернулся в Краевой центр. Там у меня была хоть комната после смерти матери. И снова устроился работать кочегаром в бане.

– Да, я слышал! Среди диссидентов у вас считается благородным делом работать кочегаром, дворником или еще на какой непрестижной работе. Протест!

– Не был я диссидентом, хотя в Москве был знаком кое с кем. Но я художник, и меня мало волнует политика. Понемногу фарцевал, когда жил здесь, ну, и сейчас у себя. Иначе не проживешь!

– Фарцевал! Это торговля?

– Да, это частная торговля. Купить дешево у иностранца и продать задорого кому-то, прикупить валюту и отдать по хорошему курсу.