Текст книги "Матросские досуги (сборник)"

Рогатый неприятель

Наваринское дело решило судьбу греков: тяжело лежала на них турецкая рука – да как ни сжимала кулак, а распустила пальцы и дала грекам свободу.

Эскадра наша ушла домой, а остался один фрегат и три брига, под началом адмирала Петра Ивановича Рикорда.

Все это не сказка, а присказка. Вот теперь только добрались мы до того случая, о котором хотел я рассказать, о матросе Морозове.

Наш матрос Морозов, по занятии Навплии, стоял на часах рядом с греческим часовым, на мосту. Откуда ни возьмись – бешеный бык, сорвавшийся с бойни, летит вдоль по улице, задрав хвост, глаза налились кровью, сам ревет, землю роет… С эдаким быком шутка плоха: на кого ни налетит, через себя перемахнет – и конец. Народ перед ним рассыпается, старый за малого хоронится. Набежал бык ближе – греческого часового как не бывало: сбежал под мост.

Морозов стоит, с поста своего сойти не смеет. А что и того хуже – ружье заряжено пулей, да он стрелять не смеет: сказано – без приказания не стрелять, беречь пулю про крайний случай. Морозов стоит, сердечный, а бык, закрутив головой да промычав, прямо на него… Морозов кинул ружье на руку и пошел на рогатого неприятеля в штыки. Только что тот, подскочив, замахнулся от земли рогами, чтоб сменить нашего Морозова навек с часов, ан этот всадил ему штык промеж рогов в самую становую жилу – и дух вон.

Вот дивились богатырю так дивились! И греки сбежались, и французы и англичане нарочно приезжали на фрегат наш, чтоб полюбоваться на него. Государь пожаловал Морозова ста рублями, а изогнутый штык его хранили для памяти при экипаже.

Товарищи

25 сентября 1828 года в осаждаемой с суши и с моря турецкой крепости Варне один бастион был до того разбит, что по нему можно было пройти в крепость. Но по отчаянной обороне турок и решительным отказам сдаться можно было предвидеть, что занятие крепости и города приступом стало бы нам дорого. Жалея людей, командование приказало взять приступом один только бастион этот, после чего и крепость не могла бы долго устоять. Для штурма назначены были охотники из гвардейских и армейских полков и две роты Измайловского полка.

В голове колонны дозволено было идти на приступ, вместе с солдатами 13-го и 14-го егерских полков, сотне матросов, под командой лейтенанта Зайцевского. Матросы эти вызвались охотой, а поскольку они давно уже с отличием отправляли сухопутную службу в траншеях, то просьба их была уважена.

В пять часов колонна бросилась на приступ. Турки до того захвачены были врасплох, что не могли опомниться, и бастион был занят. Но безумная отвага понесла эту горсть людей дальше и занесла в самую середину крепости. Дорого бедняки за это поплатились: оба наши офицера были тяжело ранены, да, кроме того, убито шесть матросов, ранено сорок четыре и без вести пропало шесть.

Под вечер уцелевшие храбрецы наши сидели в окопах и утешались тем, что дали себя знать туркам. Глядя на пролом, по которому они утром прошли и на котором теперь лежало четверо убитых товарищей, один из матросов сказал: «А что, братцы, коли наши покойники останутся там на ночь, то турки над ними надругаются. Пойдемте кто-нибудь со мною, они теперь напуганы и не ждут нас».

Два матроса вышли из окопа, бросились в пролом, подняли всякий по трупу и на глазах турок, которые теперь в большом числе стерегли пролом, унесли убитых товарищей в закрытый ров.

Мало того, они выскочили в другой раз, и турки не успели опомниться, как два молодца наши схватили по другому трупу и воротились на свое место, подобрав таким образом всех четверых.

Матросы в траншеях были сборной команды, с разных кораблей, поэтому, к сожалению, было неизвестно, которого они были экипажа и как прозывались.

Прибавим к этому, что кровь храбрых недаром пролилась. Приступ, по запальчивости нашей, не удался; но испуганные им турки, видя, что в крепость через пролом войти нетрудно, через несколько дней сдали крепость.

Смелость города берет

В турецкую войну 1828 года катер «Сокол» – лейтенант Вукотич – был послан от флота, стоявшего под Анапой, в Суджук[17]17
  С уд жук-Кале – турецкая крепость, на месте которой в 1838 г. основан как военное укрепление город Новороссийск.


[Закрыть], несколько южнее Анапы, по тому же берегу, для отрезания сообщения со стороны Требизонда[18]18
  Ныне Трабзон, город-порт в Турции.


[Закрыть]. 9 мая на рассвете «Сокол» увидел большое двухмачтовое турецкое судно у самого входа в бухту, в которую спрятался, подстерегая неприятеля. Катер тотчас вышел к нему навстречу, подошел на пистолетный выстрел и дал залп со всего борта; турки опустили

паруса. Лейтенант Вукотич спустил четверку, на которой отправился сам с шестью вооруженными матросами на судно, но как же он удивился, когда нашел там триста турецких солдат, в полном вооружении, под командою тысячника (ким-баши) и двух старшин (ака)! На катере «Сокол» было всего двадцать пять человек и десять пушечников!

Обезоружив пленников своих, Вукотич взял судно на буксир и привел его к флоту. За это был ему пожалован орден Св. Георгия 4-й степени.

Бриг «Меркурий»

В турецкую войну 1829 года флот наш стоял у турецкого города Сизополя[19]19
  Ныне Созопол, город-порт в Болгарии.


[Закрыть], на север от Босфора (Цареградского пролива), выжидая турецкого флота, который по временам только нос выказывал из Босфора и тотчас опять уходил назад. Для подстережения его и чтобы тотчас дать о том знать флоту, послано было по направлению к проливу несколько легких судов, с тем чтобы они, при выходе турок, дали о том знать адмиралу сигналами, передавая их друг другу.

С рассветом 15 мая в виду флота показался фрегат «Штандарт»; в девять часов уведомил он сигналом, что неприятель вышел в море; а так как в это время заштилело, то с фрегата отправлен был офицер на гребном судне, который донес: «Утром накануне три опознавательных судна наши подошли на тринадцать миль к проливу и встретили турецкий флот, в числе восемнадцать кораблей; завидя крейсера, враг пустился за нами в погоню, и два корабля его, как видно, лучшие ходоки, стали приметно сближаться с нами. Старший командир фрегата сделал сигнал: „Всякому взять тот курс, при котором у него лучший ход“; но бриг „Меркурий“, отстав от прочих, был настигнут кораблями, кои открыли по нем огонь. Флот наш в возможной скорости снялся с якоря и пошел к Босфору. К пяти часам вечера бриг „Меркурий“ встретил флот и вскоре к нему примкнул».

Наружный вид брига показывал, какую битву он выдержал. Корпус, мачты, паруса – все было избито ядрами. Командир, капитан-лейтенант Казарский, таким образом донес о подвиге своем: «Когда турецкий флот пустился в погоню за нашими двумя бригами и фрегатом, то „Меркурий“ лег в полветра, почти прямо прочь от неприятеля. Но два турецких корабля, стодесятипушечный, под флагом капудан-паши, и семидесятичетырехпушечный, под адмиральским флагом, приметно настигали бриг и к двум часам пополудни были от него не далее полутора пушечных выстрелов. В это время ветер стих, и ход кораблей уменьшился; бриг выкинул весла в надежде удержаться до ночи вне выстрела; но через полчаса ветер опять посвежел, корабли стали приближаться и открыли пальбу из носовых пушек».

Видя, что некуда деваться и что нет надежды уйти от непосильного боя, Казарский собрал военный совет из всех наличных офицеров. Штурман, поручик Прокофьев, как младший должен был первый подать голос. Он сказал: «Так как уйти нельзя, разбить неприятеля нельзя, то само собою разумеется, что надо драться до последней возможности, а на конец привалиться к неприятельскому кораблю и взорваться с ним вместе на воздух».

Это мнение принято было всеми в один голос, и потому положено: драться, покуда не будет сбит весь рангоут или не откроется сильная течь и покуда есть кому служить у пушек; а затем свалиться с неприятелем и подорваться. Кто из офицеров останется в живых, тот должен был зажечь крюйт-камеру; для этого положен был на люк заряженный пистолет.

Если рассудить, что на бриге было всего восемнадцать пушек малого калибра, а неприятель напирал со ста восьмьюдесятью четырьмя пушками большого калибра, то подумаешь, что слышишь сказку; но быль наша еще не кончена, а что ни дальше, то будет лучше.

Казарский объявил коротко команде, чего требует честь русского флага; и команда вся отвечала: «Рады славному бою, рады честной смерти!»

Уверившись таким образом во всех подчиненных своих, Казарский сказал: «Теперь нам ничего не страшно, а мы неприятелю страшны. Шабаш! Убирай весла! Обрубить стропы и тали и сбросить в море ялик с кормы, чтобы не мешал пальбе из кормовых пушек! Люди по пушкам!»

Стопушечный корабль стал догонять бриг, чтобы дать по нему залп; «Меркурий» не дал кормы своей в обиду. С полчаса еще он кой-как увертывался, так что корабли стреляли по нему только из носовых орудий; но затем оба корабля настигли его, разошлись несколько и поставили его в два огня. Каждый из кораблей дал по два залпа, а затем с корабля капудан-паши, подошедшего очень близко, закричали по-русски: «Сдавайся и убирай паруса!» «Меркурий» отвечал на это залпом всей артиллерии своей, всех восемнадцати пушек, громким «ура» и дружным ружейным огнем.

Тогда оба корабля придвинулись немного к корме брига и открыли по нему жестокий огонь. Бриг было загорелся, но пожар вскоре потушили. Бриг во все время отстреливался так, будто нашел неприятеля по силам, стараясь только уклоняться от продольных выстрелов.

Время шло, команда на «Меркурии» увидела, что под турецкими ядрами еще пожить можно; много было перебито, да не столько, как бы следовало ожидать, – один путный залп со стопушечного корабля должен бы пустить бриг ко дну. «Меркурий» приободрился, а какое-то счастливое или роковое ядро его серьезно повредило снасти стопушечного корабля. Турок закрепил и лег в дрейф. И на прощание послал бригу последний залп всем бортом.

Таким образом «Меркурий» избавился от одного неприятеля, но другой сидел у него чуть не на корме. Переменяя галсы под кормой брига, корабль бил его беспощадно в корму, чего уже никак нельзя было избегнуть. «Меркурий» продолжал свое – око за око и зуб за зуб; и опять нашлось роковое ядро, которое перебило у турка мачту.

В половине шестого и этот корабль, вынужденный убрать часть парусов, а может быть, опасаясь также, чтобы не напороться одному на засаду в чистом море, лег в дрейф.

Три часа длилось сражение это, в котором, конечно, никто из наших не чаял спасения. На бриге всего было убитых четверо, раненых шестеро; пробоин: в корпусе двадцать две, в рангоуте шестнадцать, в такелаже сто сорок восемь, в парусах сто тридцать три; сверх того, разбиты гребные суда и подбита одна пушка.

Об этом деле писал один из штурманов турецкого адмиральского корабля письмо, из которого мы выписываем следующее:

«Во вторник со светом мы приметили три русских судна: фрегат и два брига. Мы погнались за ними, но могли догнать один только бриг, в три часа пополудни. Корабль капудан-паши и наш открыли сильный огонь. Дело неслыханное и невероятное: мы не могли его заставить сдаться! Он дрался, отступая и увертываясь, с таким искусством, что – стыдно сказать – мы прекратили сражение, и он со славою продолжал свой путь. Он, верно, потерял половину своей команды, потому что был одно время от нас не далее пистолетного выстрела; но капудан-паша прекратил сражение еще часом ранее нас и сигналом приказал нам сделать то же. Бывший на корабле нашем русский пленник сказал нам, что капитан этого брига никогда не сдастся, а скорее взорвется на воздух. Коли в древние и новые времена были подвиги храбрости, то, конечно, этот случай должен затмить все. Имя героя достойно быть написано золотом на храме славы: это капитан-лейтенант Александр Иванович Казарский, а бриг – „Меркурий“».

Пусть же такое свидетельство самого неприятеля передаст потомству достойную славу Казарского и всех его сподвижников. Чтобы увековечить память геройского подвига, государь Николай I повелел каждому из всех бывших на бриге офицеров принять в родовой дворянский герб свой пистолет, которым они решились взорвать на воздух бриг в случае последней крайности.

Кроме того, было решено, чтобы бриг «Меркурий» оставался на вечные времена во флоте, а потому коль скоро он придет в ветхость, то строить по тому же чертежу другой и переносить на него флаг, «дабы память знаменитых заслуг, – сказано в указе, – переходя из рода в вечные времена, служила примером потомству».

Александр Иванович Казарский скончался в 1833 году, 36 лет от роду, в Николаеве. Офицеры Черноморского флота поставили ему памятник в Севастополе, на мысе, при самом входе в порт.

Суд паши

Несколько лет тому назад турецкий фрегат разбился у берегов греческого острова Самос. Паша заставил жителей заплатить все убытки за погибший фрегат, потому, как объяснил он им, что если бы де вашего острова не было здесь, то фрегат не наткнулся бы на него, а прошел бы благополучно. За это и платите убытки.

Загадки[20]20
  Отгадки см. в конце книги, на с. 191.


[Закрыть]

1. Еду, еду – следу нету; режу, режу – крови нету.

2. Дорога ровна, лошадь деревянна; везет не кормя, только поворачивается.

3. Велика телега, об одном колесе: сама не катится, а вокруг света обвозит.

4. Как повыдергали пауку ноги – стал паук что вкопанный; как приставили пауку ноги – пошел паук ходить вокруг.

5. Раз на веку проехал по земле на санях; до самой смерти езжу по воде на колесах.

6. Промеж двух плошек, промеж трех сошек завязло окошко: за окошком валится крошка на крошку понемножку.

7. Поставь на ноги – бежит; поставь на голову – бежит; на стену повесь – бежит; и пусти – бежит; и держи – бежит; а положи – лежит.

Колумб

В 1451 году родился в небольшом, но в то время сильном морском и торговом государстве Христофор Колумб. Родина его называлась Генуя, в земле итальянской. Он с издетства полюбил море и в службе разных соседних государей, где выпадал ему случай, обошел все известные в те времена земли.

А надо сказать вам, что в то время знали только свою половину земного шара, полагая, что в другой половине все одно море, а земель нет. Ныне люди разделяют весь земной шар на пять частей, называя их частями света. Половина России, Англия, Франция, Германия, Швеция и другие государства составляют первую часть света – Европу; наша Сибирь, Китай, Индия, Персия, Палестина, Иерусалим составляют другую часть – Азию; на запад от Азии и на юг от Средиземного моря лежит третья часть, отчизна арапов, – Африка. Эти три части связаны вместе сушей, все один материк, и потому были известны искони; были также давно открыты острова, ближние и дальние, но четвертая часть света, Америка, лежащая насупротив нас, в супротивной от нас половине земного шара, вовсе никому не была известна, и никто об ней во сне не грезил. Пятая часть, Океания[21]21
  Имеются в виду Австралия и близлежащие острова.


[Закрыть], также не была еще известна; она, состоя из множества великих и малых островов, открываема была исподволь различными мореплавателями[22]22
  Здесь В. И. Даль не упоминает как о материке об Антарктиде, которая была открыта русскими мореплавателями Ф. Ф. Беллинсгаузеном и М. П. Лазаревым в 1820 г. Дело в том, что эти новооткрытые земли до конца XIX в. считали островами Южного Антарктического океана.


[Закрыть].

Итак, отчаянный моряк Колумб, когда ему исполнилось 35 лет от роду, перебывал во всех тогда известных землях и даже заходил не раз в открытое море дальше всех других: ему все хотелось пройти далее, донельзя, увидеть, какой и где конец этому морю и нет ли там других земель. И спит и видит он одно: пройти незнакомое море это из конца в конец и узнать, нет ли там, где еще никто не бывал, других земель.

Чем более стал он об этом думать, тем пуще стала его одолевать охота идти туда, неведомо куда; чем более рассуждал он об этом и беседовал то сам с собой, то с людьми, тем тверже стал он веровать тому, что в другом полушарии есть земля, и земля обширная, большая, никому не известная.

Он рассуждал так: вся земля, с водами своими, скаталась в шар земной; где суша поднялась повыше, там вода стекла, материк и острова обсохли и дали пристанище человеку и животным; где суша опала ниже, туда стеклась вода, залила все котловины, все места, которые ниже уровня, и вышло море.

А если так, то может ли быть вся суша на одном боку земного шара и вся вода на другом? Не может, нельзя ей сдвинуться всей на один бок, на одну сторону земного шара: тогда бы земля эта потонула, ушла вся в воду, ее бы залило кругом водой, вся суша была бы морским дном, и весь шар земной залит был морем. Суша тяжелее воды, земля с одного бока водяного шара плавать не станет: либо вся она должна уйти в воду, либо ядро земли должно быть каменное, а с него должна подыматься суша в обе половины шара, выше уровня моря.

Рассудив это, Колумб словно видел перед собою новую часть света за далеким, за широким морем и стал порываться туда, на разведку и поиск. Незнакомые растения, которые иногда выкидывало море на берега крайних к западу островов, еще более убеждали его в том, что еще далее на запад от Испании должна быть неведомая земля.

Восемнадцать лет Колумб носился с этою догадкой, в которую веровал как в дважды два, носился с нею и упрашивал всех почти государей снарядить корабли, доверить их ему, Колумбу, и поручить ему открытие новой части света. Никто ему не верил, почти никто не хотел слушать его, многие говорили: он рехнулся.

На 56-м году жизни своей он наконец заставил умных людей призадуматься над этим делом, доложить об нем королю испанскому, который, выслушав много раз затейливого и смелого морехода, решился дать ему три парусных судна и снарядить их в далекое плавание.

В начале августа 1492 года Колумб отплыл в неведомый путь. Сначала команда его радостно и с верою ожидала будущего. Но когда суда оставили за собою Канарские острова и уже двадцать один день плыли между морем и небом – дело в те времена небывалое, – то все начали роптать, их взяло нетерпение и отчаяние. «Он ведет нас на явную погибель, – говорили они, – надо его связать, забить в каюту и воротиться». Нашлись даже и такие буяны, которые готовы были выкинуть своего начальника за борт, считая его сумасшедшим.

Бедный Колумб, твердо веруя в свою истину, поневоле и сам стал отчаиваться, видя, какого труда ему стоило сладить с бестолковыми, неверующими крикунами.

«Безумные, – говорил он, – потерпите! Мы, по счислению, уже обходим треть земного шара; уже мы теперь в другой половине и вот не сегодня, так завтра увидим землю! Видите ли морскую наплывную траву, признак берегов? Видите ли стаи птиц, которые все летят от запада, от берега? Дайте ж мне три дня сроку; если в три сутки не откроем перед собою берега, то обещаю отдаться на вашу волю и воротиться; а кто первый увидит землю – стерегите, – тому от меня богатая награда».

И Колумб не обманулся: 11 октября, ночью, увидели перед собою огонь: долго не верили глазам своим, покуда наконец не раздалось с марса: «Берег виден!» И громкое «ура» раздалось от марса и до кубрика; все выскочили наверх. С рассветом бросили якорь, и Колумб, с испанским знаменем в одной руке, с мечом в другой, первый ступил ногою на новую землю.

Спутники его бросились ему в ноги, прося прощения за малодушие свое и худое послушание. Жители тех стран, нагие дикари, в перяных и пестрых украшениях, никогда не видавшие белых людей, окружили Колумба, полагая, что он сошел к ним с неба.

Четыре раза еще навестил Колумб Америку или прилегающие к ней острова, перенес много радости и печали, наград и обид, счастья и бед и скончался в Испании в 1506 году, на 70-м году от рождения.

С этих пор, со времени Христофора Колумба, стали смелее пускаться в открытое море, обошли мало-помалу все острова и весь берег Америки и наконец стали пускаться в Америку двояким путем: кто на запад, кто на восток, обошедши полушарие вокруг, приходили к одной и той же земле. Один только крайний север Америки остался доныне недоступным, за непроходимыми льдами[23]23
  Северный путь из Атлантического океана в Тихий впервые был пройден экспедицией Р. Амундсена в 1903–1906 гг.


[Закрыть].

Столкновения

Всяк из нас знает, видел сам либо слышал о бедствиях, когда суда, столкнувшись по оплошности, погибали; но каждый из нас знает только два-три таких случая; а сколько их бывает всего, коли сосчитать на всех морях? Их бывает много, и так-то много, что и сказать страшно; а так как по большей части бедствия эти случаются оттого, что часовой, которому велено смотреть вперед, дремлет либо зевает, то и не худо сделать здесь выписку о таких случаях и, глядя на цифры эти, задуматься.

В пять лет, с 1845-го по 1849-й, известно три тысячи шестнадцать столкновений – это выходит с лишком по шестьсот в год или без малого по два на день! Из этого числа погибло в море круглым числом по пятьдесят шесть судов в год – стало быть, более чем по одному судну в неделю.

Шутка подумать, что день-деньской на море суда сталкиваются, то в тумане, то ночью, и что из них каждую неделю по одному и по два идут ко дну! А сколько таких случаев остаются в безгласности! Сколько судов, то парусных, то паровых, сталкиваются и расходятся или одно из них идет ко дну и никто об этом не узнает!

Вот как важна должность бакового матроса, или марсового, которому поручено смотреть вперед! Вот сколько у него может быть на совести; сколько душ может он погубить, вздремнув или зазевавшись.