Текст книги "Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага"

3

Вернувшись на корабль, афинский купец, приличия ради, поинтересовался у Харета, как обстоят их торговые дела, хотя мысли его были заняты совершенно иным. Дела, по словам Харета, были благополучными, да и быть иначе не могло, ибо за многие годы странствий со своим хозяином слуга сам стал хорошим торговцем.

Корабль загрузили фиванскими товарами, среди которых большим спросом пользовались свёрла, молоты, музыкальные инструменты, металлические сосуды, амулеты, бусы, и отправились вниз по Нилу.

Плыли не спеша, останавливаясь там, где можно было что-то дороже продать, а купить дешевле. Потому что беседы беседами, а торговля торговлей, у неё свои законы. Солон их хорошо знал и соблюдал.

По несколько дней провели в Абидосе, Ахетатоне и Гераклеополе. Харет торговал, Солон встречался со знакомыми, беседовал, интересовался новостями.

Когда прибыли в Мемфис – изначальную столицу Египта, Солон решил посетить храм Пта – одного из древнейших египетских богов. Среди жрецов храма был давний знакомый, по имени Усерхутт. Увидев его, афинянин радостно сказал:

– Приветствую тебя, слуга Пта, а в твоём лице и весь храм. Вот оказался в вашем городе и решил узнать, как ты поживаешь, как обстоят дела в вашей обители.

Жрец не менее радостно ответил:

– И я рад всегда приветствовать тебя, афинянин, будь-то у нас в Мемфисе или у вас в Афинах. Что касается дел, то они вполне удовлетворительны. Хвала Пта, мы мало в чём нуждаемся и ещё кое-что значим, коль нам свидетельствуют своё почтение такие достойные люди, как ты.

Затем собеседники уединились в одном из храмовых помещений и долго расспрашивали друг друга о переменах, происшедших в их жизни со времени последней встречи.

Усерхутт также был наслышан об успехе Солона при Саламине, но каких-либо чувств по этому поводу не проявил, поскольку радоваться чужим успехам он не умел, да и не хотел. К тому же большим дружелюбием жрец не отличался. Что касается новостей его жизни, то он ответил так:

– Какие новости, Солон, могут быть у жреца. Наши незаметные скромные труды не бросаются в глаза. Я на прежнем месте, храм там же, наш Бог с нами. Это, пожалуй, лучшая новость. Достойнее жить мы не стали и ухудшения нас не коснулись. Разве что этому можно порадоваться. Старые жрецы умирают, на смену им приходят молодые, но так ведь было всегда, из незапамятных времён. Мы так жили и живём, да и многие другие народы нам следуют. Вот, разве что вы – данайцы, живёте особой жизнью. Храмы у вас особые, религию трактуете слишком свободно, жрецов чтите мало. Можно сказать, что у вас жрецы все и никто.

Сказав эти слова, Усерхутт лукаво посмотрел на гостя, ожидая, что тот начнёт защищаться, оправдаться. Однако Солон спокойно выслушал сказанное и искал повод как бы перейти к главному – к разговору об Атлантиде. Поскольку жрец продолжал молчать, то афинянин нехотя поддержал разговор.

– Да, не только мы особые, Усерхутт, все народы и государства разные, особые. С той лишь разницей, что большинству из них не дают возможности проявить свою особость, а мы никого не спрашиваем и ни от кого не зависим. Наши боги довольны нами и помогают нам в меру всего возможного. То, что у нас каждый может стать жрецом, мы считаем большим счастьем, ибо чем больше жрецов, тем больше истинно верующих в государстве.

– Не всем дано служить в святынях, общаться с Богом, а только избранным, исключительно избранным, – возразил слуга Пта.

– Сильно и верно сказано, любезный жрец. Вот мы и избираем их. У нас ведь не первый встречный становится служителем храма, а только достойный, а именно тот, кого изберут граждане. Послужил он Богу год-другой – мы избираем другого достойного, затем третьего и так бесконечно.

– Но не может же человек за год-два постичь все тайны жречества, – возмутился Усерхутт, – для этого всей жизни мало.

– А у нас и нет никаких тайн. Всем хорошо известно, что должен делать жрец, а что другой человек. Эллины из религии большой тайны не делают. Наша религия – это религия всеобщего благочестия, доступности, красоты, духовного возвышения. Мы никому не навязываем своей религии и не хулим чужую. Мы почитаем своих богов и уважаем чужих. В Элладе богов больше чем где-либо. Но каждому из них мы находим место в наших душах и сердцах, возводим для них храмы, ваяем статуи, посвящаем празднества и приносим жертвоприношения. И это длится давно, с тех пор как Зевс стал главою Олимпа, а его дочь Афина – покровительницею нашего государства.

– Не мнишь ли ты себе, афинянин, что вы, самые древние и что по праву древности можете поучать других?

Солон очень обрадовался, что жрец затронул этот вопрос и решил подвести разговор к желаемой теме.

– Вовсе нет, благочестивый слуга Пта. Вы, безусловно, древнее нас. Но люди говорят, был ещё более древний народ, имело место более раннее начало человеческой истории, нежели ваше и наше. Не слышал ли ты чего-либо об этом? Нет ли в твоём храме свидетельств о нём? Я так на это надеюсь. Возможно, затерялось что-то в сумерках известных тебе древних преданий. А может невзначай пылится столь важный манускрипт в старом храмовом сундуке, оповещая о делах древнейших.

– Всё относительно древнейшей древности у нас есть. Ибо Мемфис первейший из всех городов мироздания, так же, как и народ египетский древнее всех других, равно как и Пта, самый первый из богов.

– Но в некоторых храмах есть свидетельства о более древних народах и землях.

– Это о каких же? – сильно удивился и даже усмехнулся Усерхутт.

– Говорят, что жил народ, называемый атлантами, а земля их была будто бы прозвана Атлантидой, – многозначно молвил гость.

– И как давно они жили? – усердствовал хозяин.

– Девять тысячелетий назад, – ответил Солон.

– Так, где же они, кто их видел?

– Погибли. Но свидетельства как будто бы сохранились в храмах, – тихо сказал Солон и испытующе начал смотреть на Усерхутта.

– Это мнимое начало, чистый вымысел, дикий бред! – возмущённо вскричал жрец, – этим утверждениям следует ужасаться! Знай, на человеческом поле нет земли более древней, нежели наша – «Чёрная земля», названная вами данайцами Египтом. И нет древнее города Хэкау-Пта – крепости духа Пта, или как вы прозвали его Мемфисом. Всё иное – утончённые происки наших недругов, ибо многим хочется быть древнее и славнее, нежели они есть на самом деле.

– Но ведь они говорят не о своей, а о чужой древности. В чём здесь их корысть? – запротестовал афинский купец.

– А выгода их состоит в том, что подрывается прошлое Мемфиса, как начала начал, как первейшего из всего первого. Подвергается сомнению вера в Пта, как демиурга всего сущего. А возможно, говорящие о подобном вовсе отлучены от знания, от истины? И видимо всячески стремятся похитить нашу историю. Они хотят навязать нам ложное повествование, в котором мы – никто, а они – всё! Девять тысяч лет назад?! Гигантская нелепость! Да такого времени и вовсе не существовало. Ибо тогда была одна пустота, а возможно и её не было. Ничего не было!

– Ничего не было? НЕБЫТИЕ?! – переспросил Солон. – Безмолвное пространство?

– Именно так! Небытие! – выпалил жрец. – Мир неподвижен и его границы нельзя раздвинуть ни туда, ни сюда, как это пытается кто-то сделать. Только четыре тысячи лет тому зарождается жизнь. Появляется Пта и создаёт Землю и всё сущее – растения, животных, людей, города, храмы, ремёсла. И появляется он здесь – где мы стоим с тобой. Затем Пта велит своему сыну Скорпиону навсегда обосноваться в этом месте. Внук же его Аха – называемый ещё Менесом, спустя годы построил этот город и основал древнейшую династию фараонов. Сам же Пта возвёл здесь свою священную обитель, ставшую сокровищницей всех знаний всех времён. У нас есть сведения обо всём, что было. И, разумеется, нет сведений о том, чего не было! И нет на Земле ничего более древнего, чем этот храм. Не знать этого, значит вообще ничего не знать! Ты меня понимаешь, афинянин?

Слуга Пта на мгновение остановился передохнуть, и Солон, улучив момент, спешно сказал:

– Так может у атлантов были свои боги и свои храмы?

Но жрец даже не дал Солону договорить, резко перебив его.

– Нет богов, древнее Пта!!! Определённо известно – все боги либо дети, либо ипостаси Пта. И Ра, и Нум, и Амон, и Атум, и Нефертум, и Зевс, и Афина и Гефест. Апис, к примеру – душа Пта, Тот – его язык. Ты же, Солон, образованный человек, тебе надлежит знать подобное. Или ты сомневаешься во мне? Ты ведь усомнился во всём священном!

Всегда спокойный Усерхутт сейчас явно распалился, разгорячился. Казалось, даже его толстое тело источало недовольство, возмущение, а то и гнев от покушений на первородителя богов Пта и на древнейший из древнейших народов – египтян. Своим вопросом Солон покусился на самое святое, что имелось у жреца. А свою святость он никому и ни за какие деньги, блага и прочие скверности не мог уступить. В этом вопросе Усерхутт был непоколебим и никто никакими средствами и аргументами не способен был его переубедить.

– В том-то и дело, в том-то и дело, – вздыхая, загадочно молвил Солон.

Видя сомнения афинского купца, Усерхутт смягчил тон и раздосадовано сказал:

– Если ты сомневаешься в моих словах – убедись в этом сам, прикоснись к древнейшим папирусам и надписям. Там всё сказано по этому поводу. Нельзя, афинянин, доверяться чьим-то нелепым выдумкам! Если бы я знал, кто распространяет такие слухи, я вырвал бы ему язык, а его самого подверг бы сожжению, вместе с его бредовыми идеями. Тебе же, как другу, скажу – учись искать истину и достоверность сам. Не слушай святотатцев и исказителей. В деле познания мира полагайся только на самого себя. Можешь также полагаться на меня и на наш храм. Всё!

Затем, успокоившись, Усерхутт пригласил Солона в хранилище древних рукописей. Целых три недели афинянин внимательно изучал пожелтевшие от времени свитки, однако, ни одно слово не свидетельствовало об Атлантиде. Правда, храмовая библиотека была явно обеднена. Многие папирусы по приказу фараона увезли в теперешнюю столицу Саис. Не нашёл Солон никаких свидетельств и в храмовых надписях на стенах и колоннах.

Довольный жрец торжествующе произнёс:

– Я же говорил тебе, что нет никаких свидетельств о мнимых атлантах. А если их нет в нашем храме, то и в других тоже нет и быть не может, не должно! Либо то дешёвые подделки. Навсегда запомни, любезный Солон – в нашем храме почивает истина, и охраняют её достойные люди.

Солон огорчённо промолчал по этому поводу. Однако нашлись причины и для радости. В древних свитках он обнаружил интереснейшие свидетельства о жизни египетских царей, вельмож, простых людей. Различного рода грамоты, указы, поучения содержали сведения по всем отраслям человеческой жизни и морали.

Два дня Солон изучал «Речение Ипусера». Документ, составленный семьсот лет назад, во многом отражал нынешнее положение Аттики. Афинянин выписал для себя следующие строки:

«Лучшая земля в руках банд. Человек поэтому идёт пахать. Воистину: кроткие говорят: (человек свирепый) лицом стал повсюду. Нет нигде человека вчерашнего дня. Воистину грабитель повсюду. Раб с похищенным будет находить их. Воистину: Нил орошает, никто не пашет для него. Каждый человек говорит: «Мы не понимаем, что происходит в стране?».

Солон очень внимательно читал и целиком переписал небольшой папирус, который назывался «Закон Бокенранфа». Эллины называли этого фараона, жившего немногим более ста лет тому, Бокхорисом. Солона заинтересовало содержание обнаруженного текста закона. Он буквально заучил на память знаменитые положения папируса:

«Взимание долгов законодатель разрешил только из имущества должников и ни в коем случае не через лишние их свободы, считая, что имущество должно принадлежать тому, кто приобрёл его или получил в дар от кого-либо, а сами граждане принадлежат только государству, чтобы выполнять надлежащие повинности, как в период войны, так и в мирное время…».

Что ж, эти скупые строки впоследствии побудят Солона к принятию одного из самых своих знаменитых законов. Так что, не найдя свидетельств об Атлантиде, афинский купец нашёл другие ценные сведения, имеющие для него как духовное, так и практическое значение.

По завершению работы в храмовой библиотеке Солон зашёл к Усерхутту, дабы поблагодарить его за гостеприимство и содействие в поиске древних источников. Жрец, судя по его внешнему виду, занемог. Афинянин попытался выяснить, что тревожит его и не нуждается ли он в совете по лечению. Болезненно улыбнувшись, служитель Пта ответил:

– От некоторых болезней не помогают никакие лекарства. А от болезней души – оно ещё не появилось. Есть болезни, которые не лечатся, а есть такие, которые и вовсе лечить не следует.

Солон терялся в догадках по поводу заболевания жреца. «Не весть ли об Атлантиде повлияла на него таким образом» – подумал он. Но уточнять не стал. Да и вряд ли служитель Пта сознался бы в этом.

Из Мемфиса Солон отправлялся даже в более высоком расположении духа, нежели из Фив. Он был доволен. Харет, как и прежде пытался доложить хозяину о торговых делах, но купец, не дослушав его, ответил:

– Я целиком полагаюсь на тебя, Харет. Считай, что по купеческим вопросам, сейчас ты Солон, а я только твой попутчик. Главное не потеряйте меня где-нибудь в храме, – пошутил он, – а то Афинам будет скучно без такого гражданина, как я.

В древней столице Харет закупил местных товаров, которые славились изяществом, прочностью и, главное, дешевизной. То были ножи, пилы, иглы, долота, тесла, гвозди, проволока, прекрасные вазы. Солону бросился в глаза изящный лук, приобретённый Харетом у местного мастера оружейных дел.

– Это я, пожалуй, оставлю себе, – хитро глянув на своего помощника, сказал хозяин корабля. – Подобно Эроту буду запускать любовные стрелы в афинян, но стану требовать от них не телесной, а духовной любви. Попытаюсь попасть в каждого, кто способен ещё что-то чувствовать и понимать.

В Мемфисе проживало много эллинов, причём селились они компактно. Им принадлежал целый квартал. Это были в основном выходцы из ахейских и эолийских полисов, и большинство из них также занималось торговлей. Разумеется, были среди них и знакомые Солона. Но, к счастью афинянина, из троих его знакомых собратьев по купеческому делу дома оказался только один. Поэтому Солон на гостевые визиты потратил не более двух дней и, завершив все дела, отправился со своим экипажем вверх по Нилу.

4

Следующую остановку сделали в Гелиополе – старом религиозно-духовном центре Египта. Здесь располагался храм Ра – одного из древнейших египетских богов, святилище которого было постарше фиванских. По слухам в храме имелось огромное хранилище папирусов, и, по всей вероятности, именно в нём и можно было найти свидетельства об Атлантиде. К тому же в этих местах в своё время обитали безымянные египетские «гомеры и гесиоды», которые составили подробный свод древнейших мифов, распространившихся позже по всему Египту. Многие египтяне считали, что духи древних богов обитали в священных пристанищах Гелиополя.

Солон уже мысленно представил себе, как жрецы храма Ра станут убеждать его в могуществе и седой древности их бога. К сожалению, афинянин не имел в Гелиополе знакомых служителей культа, а потому опасался, что его могут не допустить к духовным сокровищам храма. Пока он размышлял, как лучше поступить при таких обстоятельствах, на пристани раздались радостные возгласы:

– Ну, наконец-то, ты попался мне! Я уже месяц разыскиваю тебя. Как плохо поступил ты с нами Солон!

Афинский купец повернул голову и увидел возбуждённого Педия – торговца из Навкратиса, с которым дружил много лет.

«Всё кончено. Теперь не видать мне гелиопольских рукописей», – первая мысль, которая пришла на ум Солону.

– Ай-ай-ай, тебя ждёт весь Навкратис, тебя хотят видеть в Саисе, а ты любуешься нильскими крокодилами, – продолжал весело шуметь навкратянин.

Тепло и радостно приветствуя друга, он всё не унимался:

– Разве так поступают друзья? Мы тебя давно заждались, вино начало киснуть в амфорах, все женщины Навкратиса томятся сладостным ожиданием, а ты?

– Судя по всему, вы не знаете, что следует делать с вином и с женщинами, – отшучивался Солон. – Вы бы у мегарян спросили, они уж точно знают, имеют в этом немалый опыт.

– Я не шучу, Солон, – грохотал Педий. – Узнав, что ты в Египте, мы возмутились. Видано ли такое, не заглянуть, прежде всего, к нам. И это – Солон! Поменял друзей на жрецов. Никуда не денутся эти демонические храмы со своими скрытными служителями, тысячи лет стояли здесь и столько же простоят. Что же касается папирусов, то мы тебе загрузим целый корабль этим хламом!

«Ого, – подумал Солон, – они уже знают, чем я тут занимался. Вот уж воистину тесно в этом мире». Но решил перевести разговор в иную плоскость.

– Что-то я не пойму, Педий, то ли ты увеличился вверх и вширь, то ли моё зрение ухудшилось?

– Смотри, как бы не ухудшилось, если ты даже тёмной ночью сумел выловить всех мегарян на Саламине, а самого Фрасибула отправить к Аиду, – продолжал возвращаться к начатому разговору навкратянин. По всему чувствовалось, что он был в восторге от саламинской победы афинян.

– Но почему ты в египетских одеждах, или сейчас в Навкратисе новая мода? – оглядывая с любопытством Педия, спросил Солон.

– Ты ведь тоже, чтобы достичь победы переодевал афинян в одежды мегарян, даже использовал их корабли. Почему же мне ради своего успеха не облачиться в египетские придворные одежды и не поплавать на корабле фараона? А! – воскликнул далее он, – да ты ничего не знаешь! Я ведь теперь главный советник фараона по делам торговли, можно сказать – торговый архонт. Поэтому я кажусь тебе выше и шире. Ведь всякий, кто получает власть, сразу же становится большим в глазах окружающих, разве, что ты один не меняешься. Ну, на то ты и Солон, а я – всего лишь Педий.

– Удивляюсь, как это фараон держит при себе такого болтуна? – поддел его Солон, – ведь ты сродни Эзопу.

– Кому-кому? – удивлённо переспросил советник фараона.

– Какому ещё такому Эзопу?

– Да плыл тут со мной до Крита один удивительный сочинитель басен. Так у него всю дорогу не закрывался рот. Правда, он хоть и безобразен, но зато умён, палец в рот не клади.

– Мне тоже никто не суёт пальцы в рот, даже фараон, не то отгрызу с кистью. На счёт басен я тоже мастак, могу такого наговорить, что от смеха прослезишься. Относительно ума, то скажу следующее: каков фараон, таковы и советники. У меня ума ровно столько, сколько требуется для дачи советов.

– Ну и что же ты советуешь фараону, очень мне интересно знать? – с любопытством спросил Солон собеседника.

– Да в сущности ничего. Я ему пока дал всего лишь один совет, но зато какой!

– И какой же? – с каким-то странным предчувствием спросил афинский купец.

Педий выдержал небольшую паузу, чтобы заинтриговать Солона, а потом с наслаждением буквально пропел:

– Посоветовал ему назначить одного человека командующим фараоновым войском.

– Вот это да! Советник по торговле даёт советы по военным вопросам. Это что-то новое. Или при фараоновом дворе так принято?

– Собственно ничего нового. Ведь этот человек, которого я рекомендовал, тоже торговец, причём очень талантливый. Я ведь хорошо его знаю.

– Тогда ты бы советовал сделать этого человека вторым советником по торговле. Так же ведь целесообразнее, ибо что смыслит торговец в военном деле?

– Зачем фараону два торговых советника? Если рекомендуемый станет вторым советником, то, боюсь, что первый, то есть я, вскоре окажется не удел. Ну, а на счёт того, смыслит ли тот торговец в военном деле, то уверяю тебя – очень даже смыслит. И не только в военном деле. Мне кажется, он во всём разбирается лучше, чем многие другие вместе взятые.

– Ну, тогда иное дело. Следовательно, поступил ты правильно, – равнодушно произнёс Солон и повернулся к Харету, чтобы дать кое-какие распоряжения.

– А тебя не интересует имя этого человека, которого я рекомендовал фараону? – лукаво спросил Педий.

– Какое мне дело до фараона и до этого человека? Я ведь не собираюсь воевать с Египтом.

– С Египтом нет, а на стороне Египта ты не хотел бы повоевать? – подняв глаза к небу, почти пропел советник.

– Нет! Ни на стороне Египта, ни против Египта воевать я не желаю, как впрочем, вообще воевать не желаю. Есть, Педий, дела важнее войны. Вот о них следует подумать. Так что, если ты посоветовал фараону меня, то можешь считать свой первый совет крайне неудачным. Думай-ка лучше о следующем совете, да более усердно размышляй, не то фараон избавится от такого советника.

От этих слов навкратянин аж посерел. От былого благодушия и веселья не осталось и следа. Ему казалось, что он дал фараону поистине замечательный совет. Но неожиданно, всё в одно мгновение – провалилось. Солон решил успокоить неудачливого советника и утешительно произнёс:

– Да ты не переживай, Педий. На такую должность найдутся тысячи желающих. Вот опроси всё фараоново войско и не сыщешь того человека, кто отказался бы от такой почётной должности. А среди тысяч, хоть один достойный, да найдётся.

Педий, сильно расстроенный подобным развитием событий, не знал, как ему быть. Он обещал фараону, что афинянин согласится ибо, кто бы отказался от такой чести. Разве только Солон; от него можно ждать чего угодно.

– Но всё же, я обещал фараону доставить тебя к нему, заодно я обещал и жителям Навкратиса сделать то же самое. Вот, как поступить сейчас, не знаю?

– А кто тебе ближе, фараон или навкратяне? – ехидно спросил Солон.

Педий растерянно задумался, а потом неопределённо сказал:

– И так, и так хотелось бы. Один ближе, другие важнее. Нет, скорее, наоборот. Впрочем, не всё тут однозначно.

– Давай, вот как поступим, – посоветовал Солон. – Вначале побываем в Саисе, там, где важнее. Однако не только ради фараона, но и ради моих собственных важных дел. А затем уже направимся в Навкратис, к тем, кто нам ближе, ибо те, кому мы ближе, скоро нас не отпустят.

– Прекрасный совет, Солон, дал ты советнику фараона. Вот из тебя вышел бы лучший советник. А возможно и достойнейший фараон.

Но последнее он не сказал, а просто подумал об этом.

Неспешно завершив в Гелиополе торговые дела, а Солон вообще не любил спешки, афинянин на своём корабле в сопровождении фараонова судна поплыл в Саис – эту молодую столицу древнего государства.

Как и всякая столица, Саис жил активной деловой жизнью. Строился, производил, торговал, воровал, брал взятки. Одна пристань сама по себе напоминала целый город, и это объяснялось прежде всего отсутствием дорог. Вокруг столицы на многие мили раскинулись болота. Все, кто стремился сюда, мог попасть только водным путём.

Сансский порт уподобился огромному восточному рынку. Кого здесь только не было: финикийцы и киликийцы, иудеи и сирийцы, а уж об эллинах, и говорить нечего. Казалось, купцы со всех эллинских полисов шныряют тут в поисках удачи. Многие торговцы знали Солона, поэтому, когда его корабль приблизился к пристани, с многих судов раздавались возгласы:

– Солон! Привет, Солон! Рады видеть тебя афинянин! Здравствуй Солон, надо бы встретиться!

Крики в основном раздавались с судов ионийцев, ахейцев, эолийцев. Доряне сдержанно помалкивали. Даже те, которых приветствовал сам афинский купец, были весьма скупы на дружелюбные ответы. Саламин болью отозвался и в их сердцах. Но Солон не придавал этому большого значения, он вёл себя так, как будто-бы и вовсе не было саламинских событий.

Причалили в месте, отведённом для кораблей фараона; так настоял Педий, а Солон не возражал. Здесь было просторнее и безопаснее. Первым делом отправились в дом Педия, где состоялся весёлый ужин, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Гостей набилось видимо-невидимо, всем хотелось прикоснуться к Солоновой славе, выпить с победителем мегарян килик-другой вина. Пировали и веселились до поздней ночи, пока Педий не вспомнил, о предстоящей встрече с фараоном. Солону была назначена аудиенция где-то ближе к обеду.

«Оно и хорошо, – подумал купец, – с утра отдохну и приведу себя в надлежащий вид».

За полчаса до назначенного времени Солон и Педий прибыли во дворец фараона, где, словно в огромном котле, бурлила придворная жизнь. Сотни разодетых в пёстрые одежды придворных и околопридворных людей сновали туда-сюда. Афинянин внимательно присматривался к этому причудливому сборищу слуг, стражей, вельмож, рабов и никак не понимал, чем же они занимаются. Ему казалось, что всё это закоренелые дармоеды и бездельники, путающиеся под ногами у деловых людей.

Фараон только что закончил приём финикийских моряков, которые по его воле, на своих кораблях, совершили плавание вокруг Африки, тем самым прославив египетского правителя.

Фараон Нехо вообще имел слабость к морскому делу, строил много кораблей, пристаней, интересовался вопросами мореплавания, разработал проект соединения Нила с Красным морем при помощи канала. Египет в годы его пятнадцатилетнего правления превратился в сильную морскую державу. И не только морскую. После того, как десять лет назад Нехо вступил на престол своего отца Псаметтиха, воссоединившего раздробленный Египет, молодой фараон стремился закрепить и расширить добытое его родителем. Он покорил ряд независимых племён, одолел войско иудеев и со своей армией дошёл до Ефрата. Однако был разбит вавилонским царём Навуходоносором и возвратился в Саис. Теперь же он лелеял воздать должное вавилонянам за поражение пятилетней давности. Нехо вооружал и увеличивал своё войско, создал многочисленные отряды конницы и лучников. Можно сказать, что по всему Египту стоял звон копий и мечей. Особое внимание придавалось подбору талантливых полководцев и разработке стратегии ведения боевых действий. Очевидно, были у него виды и в отношении Солона.

Как только финикийцы покинули приёмные покои фараона, Педий незамедлительно подошёл к глашатаю, стоявшему у входа, и что-то тихо сказал ему. Двери отворились, и придворный глашатай, что есть мочи воскликнул:

– Афинский стратег из царского рода Кодридов – Солон.

В сопровождении Педия афинянин вошёл в огромный зал и остановился в нескольких метрах от фараона, восседавшего на роскошном троне. Он поклонился самодержцу и внимательно посмотрел на него. Их взгляды встретились. Сильный, властный, непроницаемый взгляд чёрных глаз египтянина и мудрый, спокойный, но не менее впечатляющий взгляд голубых очей афинянина. Нехо не выдержал этого противостояния и, повернув голову вправо, что-то сказал вельможе, стоявшему рядом и тот на ионийском наречии произнёс:

– Великий фараон рад приветствовать и принимать у себя столь знатного эллинского вельможу, воина и стратега.

На что Солон, спустя несколько мгновений, произнёс по-египетски:

– Считаю за честь предстать пред фараоном Египта, да ниспошлют ему боги многих лет жизни и процветания.

Победитель «Чёрной земли» был приятно удивлён тем, что Солон хорошо говорит на египетском языке и, не скрывая своего удовольствия, сказал афинянину:

– Я вижу, что мой гость не только знатен и силён, но образован и умён, владеет древнейшим языком. Такое счастливое сочетание встретишь не часто.

– По роду своих занятий мне и моим соплеменникам приходится ведать многое. Не знать же языка египтян – это значит вообще мало, что знать, и подвергать себя большим трудностям.

– А я вот, к сожалению, вашим языком не владею, но собираюсь изучить, если получится, – загадочно улыбаясь, произнёс Нехо.

– Тем самым фараон ещё больше возвысит себя в глазах эллинов и других народов. Язык эллинов – это деловой язык, а у фараона, как я полагаю, дел очень много. К тому же фараона окружают многие мои соплеменники, они без особых трудностей помогут ему решить такую простую задачу.

– Не согласишься ли ты мне помочь в этом? – многозначительно спросил властитель Египта. – За такую услугу я согласен достойно воздать.

– К сожалению, великий фараон, в учителя я не гожусь, ибо всё ещё, подобно ученику – учусь сам. В мире столько интересного и неизведанного, что боюсь, мне не хватит всей оставшейся жизни для изучения и сотой доли того, что я желаю знать. На обучение же других требуется немало времени, да и работа эта неблагодарная.

– Но я прилежный ученик и обещаю хорошо учиться. Так что много времени ты не потратишь. К тому же моя благодарность будет безмерной.

– Не моё это дело учить других. У нас, в Афинах, педагогами по большей части являются рабы. Я также исхожу из того, что каждый должен заниматься своим делом. Всем от этого будет польза.

– Если не хочешь учить других, включая даже фараона, то будь командующим фараоновой армией. Станешь великим вельможей, большим начальником, займёшься настоящим, достойным тебя делом.

– В Египте только один великий вельможа – фараон, все остальные…, – Солон повёл глазами на трепещущее окружение и хотел было сказать – рабы, но передумал и тихо добавил, – слуги. Да и какой из меня вельможа?

– Но ты ведь из царской семьи! – возмущенно перебил собеседника Нехо.

– Это мой далёкий предок был из царской семьи, а я уже из семьи предка. Царей у нас давно нет, и вряд ли будут. Я ведь по положению теперь купец, в душе – поэт. Моё настоящее дело торговля и поэзия. Стремлюсь также учиться мудрым вещам. И командующий из меня вряд ли получится. Фараону, наверное, известно, что я никогда по-настоящему не воевал.

Нехо с недоумением посмотрел на Солона, затем на Педия и ещё на нескольких придворных лиц из своего окружения и возмущённым голосом, сквозь зубы, прожужжал:

– А мне советники доложили, что ты, благодаря покровительству Ареса и Афины, захватил Саламин и пленил многих неприятелей.

– На счёт захвата всё верно, – продолжил спокойно Солон. – И пленение двух тысяч мегарян имело место. Но, клянусь Аресом и Афиною, войны как таковой не было! Мы сделали это с помощью чисто купеческого оружия – хитростей, вина, цепей, девушек, кулаков. Скорее всего, нам покровительствовал Гермес.

– То есть как?! – воскликнул фараон. – Не было ни наступающей конницы, ни мощной силы гоплитов, ни многочисленного флота?

– Нет, великий фараон, ничего этого не было. Корабли, правда, были, но не наши. Мы их одолжили у мегарян. Разве вам советники всего не рассказывали?

– Нет! – возмутился Нехо. – Изложи сам.

И Солон поведал фараону всё, как было, разумеется, не вдаваясь в подробности. Фараон смеялся от души, при этом даже восхищённо хлопал в ладоши и причмокивал губами. Заканчивая свой рассказ, Солон произнёс:

– Но это чисто эллинские приёмы ведения войны, для Египта они вряд ли возможны.

– Почему? – удивился фараон.

– Где же властитель возьмёт столько вина, чтобы споить всю армию Навуходоносора. Да, и насколько мне известно, они не пьют. Потом фараону пришлось бы собрать для купания всех девушек Египта, а они не умеют плавать. Нет у вавилонян и большого количества кораблей. Кулаки? Да и то вряд ли, потому что кулаки афинян и кулаки египтян, это не одно и то же. Вот разве что цепи? У властителя Египта, насколько я знаю, цепей хватит на всех. Однако не все согласятся надеть их добровольно на руки. Так что, Солон со своими средствами ведения войны для Египта не пригоден, великий фараон.