Текст книги "Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага"

Нехо, глядя на Солона с каким-то даже почтением (хотя фараон никого не почитал, кроме себя), внимательно слушал рассказ бывшего стратега. В душе он сожалел, что его вельможи и советники не стоят и солонового взгляда. Он всех их поменял бы на одного этого страстного купца-стратега. Но фараон понял (на то он и фараон), что афинянин не согласится служить у него ни за какие деньги. И всё же он решил использовать давно испытанное средство – человеческую страсть к деньгам. Взглянув на распорядителя своей казны, Нехо спросил у афинского купца:

– Скажи, Солон, какой доход приносит тебе твоё тяжкое купеческое бремя?

Афинянин не ожидал такого вопроса. В те времена не принято было спрашивать о чужих доходах, ни похваляться собственной прибылью, во всяком случае, так было у эллинов. Фараон сразу понял свою оплошность и решил поставить вопрос иначе:

– Полагаю, больше двадцати талантов в год ты не зарабатываешь? – тут же добавил он.

Солон и теперь молчал.

– Так вот, – Нехо важно произносил слова, сопровождая их вызывающей царской улыбкой, – я предлагаю тебе за службу у меня вознаграждение в двадцать талантов… ежемесячно. К тому же ты получишь дворец, много земли и рабов. Лучшие вельможи Египта будут в твоём распоряжении и услужении. Ты станешь вторым лицом Египта.

Стоявший рядом с Солоном Педий трясущейся рукой начал незаметно толкать своего друга и тихо говорить:

– Соглашайся, Солон, фараон своё слово сдержит. Ведь это немыслимые деньги и высочайшее общественное положение.

– Немыслимые деньги обязательно приведут к немыслимым последствиям. Остерегайся шальных денег, Педий, – тихо ответил ему Солон.

Расположившиеся вокруг вельможи и советники покрылись краской и с недоумением смотрели то на фараона, то на афинского купца. Один высокорослый сановник, нагнувшись, шепнул своему маленькому соседу:

– У этого эллина не всё в порядке с головой. Его сородичи и за сотою долю предложенного соглашаются служить нашему властителю. А он – безумец, ещё чего-то сомневается. Не иначе как глупец.

Фараон снова обвёл строгим взглядом всех окружающих, а затем, сильно прищурив свои умные глаза, на сей раз уже издевательским тоном испытующе молвил:

– Если ты считаешь что этого мало, то назначь себе цену сам. А я оплачу её. Говори же скорее, иначе будет поздно. Я сейчас как раз добр и приму нужные решения. Приму немедля.

Фараону казалось, что Солон, соблазнённый таким непомерным богатством, непременно тотчас согласится.

На это предложение Солон ответил сразу, ибо понимал, что кто-нибудь из фараонового окружения получит разрыв сердца или помрачится умом. И он совершенно спокойно сказал:

– Благодарю тебя о, фараон, за столь лестные, воистину царские предложения. Поверь, они – ни к чему. Так как стою, я ровно столько, сколько зарабатываю своим купеческим ремеслом. Этого вполне хватает, чтобы жить достойно мне, моей жене и сыну, содержать двух рабов и нескольких слуг, давать взаймы нуждающимся и подавать нищим. Что касается тех сумм, о которых ты говоришь, то я и представления не имею, куда их можно тратить, поскольку мои запросы и потребности весьма скромны, составляют самую малую мерку. Так вот, на деньги, предложенные мне, ты сможешь обзавестись десятками советников и вельмож. Не нужен мне и дворец, потому что и в моём маленьком доме, как мне кажется, много лишнего места. Что касается земли, то человек только полагает, что ему требуется много земли. На самом же деле, в конечном итоге, нам достаётся всего лишь пять локтей, и мы довольствуемся этим, навечно воссоединяясь с ней. Так что предложенные тобой богатства ни к чему, ибо во всём я стремлюсь соблюдать меру и не позволяю себе ничего лишнего. «Ничего слишком» – постоянно говорю я самому себе, своим близким, друзьям и знакомым. И не только говорю, но и стараюсь следовать сказанному.

– Впервые встречаю человека, не польстившегося на фараонову дармовщину! – изумился властитель. Ну что ж, достойный ответ мудрого купца, но говорят ты ещё и поэт. Что ответил бы на мои предложения поэт Солон?

– Однажды мне задавали подобный вопрос, и я ответил на него следующим образом:

 
Многие низкие люди богаты, а добрый беднеет;
Мы же не будем менять доблесть на денег мешок;
Ведь добродетель всегда у нас остаётся, а деньги
Этот сегодня имел, завтра получит другой.
 

– Но ты читал на эллинском наречии, а я его не знаю, – возмутился Нехо.

– Полагаю, смысл прозвучавших стихов фараону понятен. К тому же, у тебя есть переводчик, а когда-нибудь я сам сделаю хороший перевод, если в этом будет необходимость.

– Но что же ты, в таком случае больше всего ценишь? Чем пленён твой загадочный эллинский разум? Что представляет для тебя высшую ценность? – спросил с любопытством, после некоторых раздумий заинтригованый Нехо.

– Всё в мире имеет свою цену, хоть и не всё продаётся, – глубокомысленно ответил Солон.

– Вероятно важнее всего сила? – подсказал фараон. – С её помощью можно добыть всё остальное.

– Мне так не кажется. Я полагаю, что превыше всего умеренность, справедливость, честь, достоинство и разум, – сказал афинский гость. – Это наивысшие добродетели.

– Справедливость – удел только властителей. Именно они определяют, что справедливо и что несправедливо. Любое действие царя – справедливо, – провозгласил фараон и убеждённо продолжил:

– О добродетели умолчу, ибо, что это такое, мне неизвестно, – ехидно улыбнувшись, подчеркнул Нехо. – Царям она не свойственна, поскольку власть и добродетель – несовместимы. Я даже склонен считать, что это красивый вымысел мудрецов, желающих выдавать мнимое за сущее. Относительно чести тоже сомневаюсь. Известно, что сила способна добыть себе честь, к тому же сила может привлечь на свою сторону и любой разум. Так что сила, настоящая, огромная сила превыше всего. Сила – вот высшее достоинство, это главнее главного и для меня это яснее ясного. Сила и слава, слава и сила. Они превыше всего.

Высочайший собеседник искоса посмотрел на Солона и, видя его невозмутимое лицо, тут же ехидно добавил:

– Если сомневаешься в моих словах, афинянин, то спроси у египетских вельмож. Уж они об этом знают достоверно.

Не успел фараон закончить последнее слово, как всё его окружение верноподданнически загалдело:

– Да, великий фараон! Именно так! Безупречно! Ты говоришь! Мудро сказано! Фараон мыслит божественно!

– Слышал? – спросил афинянина Нехо. – Мудрейшие мужи государства согласны с моим утверждением.

– Слыхать-то слышал. Да и странно было бы услышать иное. Не спорю и в отношении их мудрости. Но согласиться не могу. Потому как фараон сам знает, что на всякую силу можно найти другую силу, которая способна противостоять первой. Вот, скажем, наших дорийцев силой не возьмёшь. Тысячная армия спартанцев может противостоять при определённых условиях двадцатитысячной армии противника. Нельзя заставить их служить кому-либо. Они хоть и бедны, но горделивы. У тебя ведь нет ни одного советника из их числа. И даже Эзопа, а не только дорийцев, не возьмёшь никакой силой, кроме силы ума.

– Но ведь и разум может противостоять другому разуму. Они тоже могут погубить друг друга, – с наслаждением сказал фараон.

– Могут, но не должны. Ибо в отличие от животных, где господствует только сила, человеку разум дан для сотрудничества. Настоящий разум должен способствовать взаимопониманию людей, а не их разобщению и уничтожению.

– Но вот ты же не одолел Фрасибула умом, а только силой?!

– Безумного и сильного, фараон, нельзя одолеть одним умом. Здесь разум нужен в сочетании с силой. Это великое благо. Вот я, к примеру, опасаясь, что не смогу первого встречного убедить умом, десять лет упражнялся в кулачном бою. Так что иногда сочетаю первое со вторым. Более того, считаю это необходимым, ибо настоящий разум, особенно разум добродетельный, в наше время не часто встретишь. Многим кажется, что они имеют умные головы. Но на самом деле они имеют только скрытое вместилище разума, а не сам разум. Настоящий разум скрыть невозможно, он блистает как солнце, проявляя себя во всех делах и поступках.

– Красиво и убедительно говоришь, купец. Но знаешь ли ты таких разумных людей? – язвительно спросил «мудрейший» из египтян.

Солон, пристально глядя на властелина Египта, тихо, совсем тихо, почти беззвучно, но весьма уверенно ответил:

– Если б не знал, то не говорил.

– Так кто же они, назови их?! Будь щедр к фараону, если не принимаешь моей щедрости. Такие известия для меня большая милость, и для всех нас польза.

Все, в том числе и Нехо, на мгновение притихли. Многим показалось, что весь дворец замер, ожидая приятных слуху слов. Такая тишина показалась приятной и Солону. Он решил продлить её, и никто не посмел её нарушить. Окинув всех оценивающим взглядом и потупив, словно бы от неловкости взор, купец, покачивая головой, почти пропел:

– И скажу, и назову, от чего же таких людей не назвать. Ну вот, к примеру, Фалес из Милета…

Все присутствующие широко открыли глаза.

– Питтак из Митилены…

Присутствующие переглянулись.

– Клеобул из Линда…

Окружение в тревоге посмотрело на фараона.

– Эзоп, не знаю откуда родом, ибо он сам того не знает…

Фараон, огорчившись, опустил голову.

– Сапфо из…

– Женщина? – изумлённо перебил афинянина фараон. – Разве бывают умные женщины?

– Бывают, – мгновенно отреагировал Солон. – Сапфо лучшая в поэзии после Гомера и Гесиода. Будь она мужем, ей не было бы равных в среде поэтов. Хотя в определённом смысле она и так несравненна.

– Но всех разумней фараон! – не удержался стоявший рядом с отцом наследник престола – будущий властитель Египта Псаметтих II.

Фараон посмотрел на него гневными глазами, но смолчал. Солон же, как ни в чём не бывало, продолжил:

– О фараоне я уже и речи не веду. Это – само собой разумеется. Я говорю только о простых смертных. Да и то лишь о тех, кого хорошо знаю, И никак не смею с ними сравнивать фараона. Но если тебе, наследник, это угодно, и угодно повелителю, то я поставлю его в один ряд с названными людьми. Я могу и тебя поставить в этот ряд, если того пожелаешь. Более того, я причислю сюда ещё нескольких достойных мужей.

– А себя ты относишь к ним? – полюбопытствовал фараон.

– Кто же из умных людей хвалит свою разумность, великий господин. Это должны делать другие мудрые люди. Нет, я не отношу себя к ним, хотя фараон, по каким-то причинам, дал мне достаточно высокую цену. Но я себя так не ценю.

– И напрасно! – горячо произнёс Педий и тут же осёкся. Ибо он ещё толком не знал, что ему – советнику, без разрешения фараона говорить не позволительно. Солон, к примеру, знал это. Но поскольку он был свободным, независимым индивидом, то мог вести свою речь, так как считал нужным и уместным. Никто другой, позволить себе такое здесь не мог.

После этого и Солону и Нехо стало ясно, что разговор исчерпан; больше говорить было не о чём. Нет-нет, говорить было о чём, но самое главное они уже друг другу сказали. А раз так, то зачем пустословить. И афинянин, памятуя древнюю мудрость: «Не будь дерзким и вовремя уходи», в завершение всего сдержанно, но весьма уверенно произнёс:

– Но, в сущности, я очень благодарен за то, что ты уделил мне столько времени. Беседовать с фараоном большая честь для любого смертного. Если доведётся бывать в Афинах, и я окажу первому из египтян надлежащее гостеприимство. Непременно спроси, где живёт Солон, сын Эксекестида, и тебе ответит первый встречный. А теперь позволь откланяться, ибо, как выразился мой друг Педий, в Навкратисе киснет в амфорах вино, в домах томятся женщины и ждут твоего собеседника гневные друзья. Меня ожидает корабль, а повелителя – более важные государственные дела.

Солон слегка поклонился фараону и вопросительно посмотрел на него. Тот всего лишь и сказал:

– Солон, я рад нашей первой встрече. Надеюсь, она не последняя.

– С фараоном готов встретиться тогда, когда ему будет угодно, – ответил тот.

Встав со своего золочёного кресла, владыка Египта, к изумлению окружавшей трон челяди, снял с себя кинжал в ножнах, кинжал, с которым он не расставался два десятка лет. Подойдя к афинянину, без тени сожаления вручил ему этот дорогостоящий подарок, торжественно сказав:

– Это тебе, потомок афинских царей, фараонов подарок. Дарю с радостью, словно бы самому себе. Дар истинному воину и стратегу, а не мифическому существу. Герою наших дней!

– Таких героев, как я, фараон, много, – попытался возразить Солон. – Царских наград, к сожалению, мало.

– На сей раз, ты неправ, афинянин. Египет не Эллада, наград тут в избытке. А вот героев – нет. Я бы рад вручать награды ежедневно, но, к моему огорчению, некому. Совсем пусто на египетском героическом поле. И даже такого поля поблизости не видать.

Солон, было, вновь хотел что-то возразить, но фараон, смягчив торжественно-величественный тон на ироничный, добавил:

– Это на тот случай, если тебе вдруг снова придётся отбивать Саламин. Скажешь мегарянам, что ты не только их, но и фараона покорил, что с тобой мощь оружия повелителя Египта. Узнав об этом, на сей раз они без вина и без девушек отдадут остров.

Когда Солон вышел, фараон обратился к высокорослому вельможе:

– Не знаю, огорчаться или радоваться такому повороту событий, как ты считаешь?

– Да зачем он тебе нужен, этот Солон, великий фараон? У него же не всё в порядке с головой!

Большинство присутствующих начали бурно поддерживать высокорослого придворного. Фараон спокойно, со скрытой ухмылкой, выслушал ожидаемое карканье дворцового воронья, потом уничтожающе презренным взглядом окинул стоящее вокруг него сборище льстецов, коленопреклонников, бездарей, неисправимых тупиц, хамов, рабов и брезгливо бросил:

– Тысячи ваших голов я поменял бы на одну его голову. Но подобный обмен невозможен. К огромному моему сожалению, невозможен.

Тогда высокорослый вельможа, желая угодить фараону, заискивающим голосом пролепетал:

– Стоит фараону приказать, и мы мигом заставим его служить тебе и Египту.

– По несчастью, а может и по счастью ни ты, ни вы все так ничего и не поняли, ибо можно завладеть телом Солона, но не его душой и умом. Мне не нужен ещё один слуга или раб, их у меня – сотни тысяч. Фараону нужен друг и умный советник, который не по принуждению, не корысти ради, а по доброй воле, по дружбе, удовольствия ради, служил бы мне. Но он не захотел, а я не смог переубедить его. Он, как оказалось, не принял моей дружбы, хотя дружит с первым встречным. А заставить Солона не сможет никто, ибо афинянин свободный человек. Я – фараон, а он – свободный человек. Это первый истинно свободный человек, которого я встречал, хотя Солон говорит, что есть ещё более свободные, нежели он сам. Он может делать все, что ему угодно, а я не могу, ибо в определённом смысле я тоже слуга, даже раб, с короной на голове. Египетское царство владеет мной, а Солоном – никто. Солон добыл славу Афинам и тут же отправился заниматься тем, чем ему хочется. А я не могу так поступить, потому что мой народ и мои враги не дают мне покоя. Я хотел привлечь его, дабы одолеть моих врагов, но оказалось, что это только мои враги, а у афинянина их нет. Даже мегарян, которых он побил, Солон не считает врагами, а непослушными, заблудшими детьми. Он и поступил с ними как с детьми. Поиграл, задал им трёпки, а потом простил. Ну да что я вас убеждаю. Всё это очень тонкие вещи. Всё скрыто и глубоко – вы всё равно не поймёте; это не для вас. Солон не для вас и не про вас, – подчёркнуто произнёс повелитель всего Египта.

Но тут, неожиданно, выступил вперёд низкорослый вельможа, тот самый, который перешёптывался с длинновязым, и, заикаясь, проговорил:

– Если… величайший… фараон позволит, то я…

– Что ещё? – спросил недовольный Нехо. – Говори!

– Коль великому фараону так нужен эллин Солон, то у меня есть на примете один знакомый эллин, также по имени Солон. Правда, он не из Афин, а из Мемфиса, но всё равно – Солон, к тому же эллин!

Правитель с неподдельным изумлением посмотрел на коротышку-вельможу и полушутливым, полугневливым голосом проговорил:

– А у тебя нет случайно на примете знакомого по имени Нехо – царя, но не египетского, а кого-нибудь другого?

– Нет, – ответил перепуганный вельможа, – да и зачем он нужен мне?

– Полагаю, что очень сгодился бы в скором времени – многозначительно добавил Нехо и тут же рассмеялся.

Всё окружение также хохотало вместе с фараоном. Больше всех закатывался коротышка, непонимавший подлинной причины смеха. Многие, правда, поняли и с опаской посматривали на египетского монарха. Главное было в данный момент вовремя прекратить смех, не смеяться дольше, нежели он сам.

Разумеется, были в придворном окружении разумные и деловые люди, но обнажать в полной мере эти свои способности они не решались. Даже эллины, фараоновы советники, по большей части стремились угодить своему господину, говорить ему приятное и лестное, а не то, что действительно требовали обстоятельства. Очевидно, и его такое положение дел устраивало, а ведь он был далеко не глупым правителем. Все годы своего правления Нехо постоянно метался между необходимостью, целесообразностью и надёжностью. Последнее он ставил на первое место, так как хорошо знал историю Египта, в частности то, что не раз ближайшее окружение свергало фараонов и возводило на престол другие династии. Фараон особо был придирчив к военачальникам, побаивался их, часто менял, назначал людей, не обладающих достойным умом. К тому же он знал, что мудрые люди – к власти не рвутся. Зато, рвутся все остальные. Ох, как это знал фараон Нехо, и как он был осторожен в таких делах. Да и не случайно ведь. Его внук Априй, видимо, не знал премудростей деда и поплатился троном. Молодой талантливый полководец Яхмос, или как его называли эллины Амасис, захватил власть, провозгласил себя правителем Египта и управлял государством сорок четыре года. Но такое случится только через тридцать лет. А сейчас Нехо владело двойственное чувство. Судя по всему, с одной стороны, властитель Египта огорчился отказом Солона стать приближённым к нему, но затем успокоился, так как, с другой стороны, весьма опасно держать рядом с собой человека, который умом выше самого фараона. Кто знает, не захочется ли ему самому стать правителем? На расстоянии же Солон и приятен и не опасен.

Нехо отпустил всех вельмож и советников, кроме Педия. Навкратянин в страхе посматривал на фараона, ожидая его гнева, поскольку Солон не оправдал ни его – Педия, ни фараоновых ожиданий. Однако повелитель повёл себя совершенно непредсказуемо. Он подошёл к советнику, похлопал его по плечу и ласково произнёс:

– Ты огорчён не меньше меня, советник, я вижу. Но всё же я благодарен за то, что ты, оказал мне столь значительную услугу, представив своего друга. Что делать, у него одни взгляды на жизнь, у нас с тобой – другие. Но поскольку ты умеешь распознавать людей и стремишься делать мне приятное, то я тебя ещё больше возвышу. Часть из того, что я предлагал Солону, дам тебе. А теперь иди, очевидно, афинянин ждёт тебя.

Солон действительно ждал Педия. Увидев сильно возбуждённого навкратянина, он сочувственно предположил:

– Я так понимаю, что ты, друг мой, уже не советник?

– На сей раз, хвала Зевсу, Солон, ты ошибся. Фараон возвысил меня.

– За что?! – удивлённо воскликнул афинянин.

– За то, что я доставил ему радость общения с тобой.

– Если так, – рассмеялся купец, – то я готов чаще встречаться и с фараоном, и со всеми царями, у которых служат советниками мои друзья.

– А ты, Солон, не огорчился, отказавшись от целой казны. Такие предложения бывают раз в тысячу лет!

– Я, Педий, не испытываю ни малейших огорчений по поводу мнимой утраты чужих денег. Но я огорчён тем, что меня пытались купить. Неужели фараон столь плохого мнения обо мне?

Педий ничего не ответил. То ли не знал, что следовало сказать в таком случае, то ли всё-таки таил надежду на то, что со временем Солон передумает и согласится работать на фараона.

К вечеру у Педия снова собралось немало эллинов, вновь много пили, шутили, веселились. Подвыпивший хозяин то ли в шутку, то ли всерьёз сказал:

– Ты правильно поступил Солон, не согласившись служить у Нехо. Если бы ты остался при дворе, то все советники, вероятно, оказались бы без работы.

На что Солон тоже шутя, отвечал:

– Работа для сильных мужей всегда найдётся. Вон у меня не хватает на корабле двух гребцов, да и хороший кормчий тоже сгодился бы.

На следующий день Солон отправился в храм богини Нейт, где он надеялся на встречу со жрецом Сонхисом, тем самым, который обещал показать ему нечто немыслимое. Афинянин теперь уже знал, что речь шла о древнейшем папирусе, содержавшем историю неведомой Атлантиды.

В предчувствии чего-то необычного, великого, Солон сильно волновался. Ему казалось, что он получит заветную рукопись, упьётся в неё своими любопытствующими глазами, и изучит всё от первой до последней строки. Но его ожидало невиданное разочарование. Сонхиса в храме не было. Оказалось, фараон недавно отправил его в Вавилон с важной государственной миссией. Видимо, Сонхис действительно был близок к правителю, а тот доверял ему большие секреты. Никто из жрецов не знал, когда Сонхис должен возвратиться. Афинянин мог и у них попросить доступа к папирусам, тем более ссылаясь на благоволение фараона, но не стал подобного делать. Купец был уверен, что Сонхис хранит заветную рукопись где-то в отдельном месте, возможно у себя дома. Заострять же внимание жрецов на вопросе об Атлантиде ему не хотелось. Слишком утончённый и болезненный для многих этот вопрос. Узнав про отсутствие жреца, афинянин решил направиться в Навкратис. Там его ждали тоже важные дела.