Текст книги "Любовь и голуби"

Часть вторая

Картина пятая

1949 год. Июль. Вторая половина дня. Двор Рудаковых. Повзрослевшая Женя домывает крыльцо. Из распахнутого окна по репродуктору звучит: «…а я остаюся с тобою, родная моя сторона, не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна!» Отжав тряпку и постелив ее перед дверью, Женя ушла со двора на улицу. Кричит: «Ви-и-и-тя-а-а-а! Ви-и-и-тя-а-а-а!» Вернулась и, подхватив помойное ведро с водой, ушла в огород. Вскоре и оттуда послышался ее крик: «Ви-и-и-тя-а-а-а! До-о-омо-ой! Ви-и-и-тя-а-а-а!» Во двор входит Анна. Поднялась на крыльцо, вытирает о тряпку перед дверью ноги, но, услышав Женин крик, спустилась с крыльца и села на лавку. Вернулась Женя.

Женя. Теть Нюр, ты?

Анна. Я. Но.

Женя. Моих не видела?

Анна. Сына потеряла?

Женя. Витька утащил куда-то. Уже и постирала, и полы вымыла… Все нет. Полдня голодные бегают.

Анна. У нас они, не переживай. Капка их драниками накормила. Вот таку кучу напекла. Все наелись: и мои, и твои. Счас старшие в карты играют, а Вовка твой с сорогой возится.

Женя. С рыбой, что ли?

Анна. Но. В банку стеклянну ему Витька наловил – маленька така рыбеха. (Смеется.) Вовка месит ее, месит, она ускользат… Сидит, заливается, хохочет. Такой забавный парнишка получился.

Женя. Тьфу на тебя. Не сглазь.

Анна. Ты чё, я при нем не дивлюсь, молчу.

Женя. Фу-у-у…

Анна. Устала? Ну и передохни. Капа там присмотрит. Передохни.

Женя. Они куда так быстро растут-то?

Анна. Кто?

Женя. Дети. Оставались бы всегда маленькими.

Анна. Ему сколько сейчас?

Женя. Володьке? В сентябре четыре будет. Оё-ё-о! Смотри-ка: в сорок пятом родила, Вите тогда… Четыре с половиной. А теперь уже и ему почти четыре. Володе – четыре!

Анна. Витька в какой класс пойдет? В третий?

Женя. Во второй! В январе восемь исполнилось… Ну да, восемь.

Анна. Как на дрожжах, ага. Капка моя уже шухарит помаленьку! Но! Котуют у ей под окнами, ой, котуют. И ничё не сделаешь. На танцы в Дивью как птица махат! Двенадцать километров туда, двенадцать обратно – ф-фить, ф-фить! О, кобыла! Отец жив был бы, сдерживал бы как-то. А не нравятся ей наши ромахинские, вот и летат туда-сюда. Жень, задремала, что ль?

Женя. Угу.

Анна. Замотали, поди, в Мотовилихе? За каждым помой-прибери… А тяжелый кто, а с температурой? Они ж капризные… Ну да…

Входят Римас и Александра. Римас катит свежевыструганный самокат.

Александра (поет).

 
Говорят, я боевая,
В девках не остануся.
Ох и горюшко тому,
Которому достануся.
 

Римас. Витька! Вить! (В окно.) Иди! Принимай транспорт!

Женя. Дядь Римас, нет его.

Анна. У нас он с Вовкой.

Александра.

 
Елочки-сосеночки, иголочки колючие,
Каки у нас в Ромахино девчоночки е…
 

Анна. А вы чё, гуляете?

Александра.

 
Вы потопайте, ботиночки,
Вам больше не плясать.
Выйду замуж, буду плакать,
Вы – на полочке лежать.
 

Римас. Женя, поставь куда-нибудь. Вот, соорудил Виктору.

Анна. Что это?

Женя. Самокат! Здорово!

Римас. Хотел раньше… Подшипников не было.

Женя. И подшипники!.. Новенькие!

Анна. Блестят как…

Женя. Можно, я попробую?

Римас. Ногу сюда…

Женя. А выдержит?

Римас. Выдержит. Крепче руль держи. Другой ногой отталкивайся. Во-от!

Александра. Гляди, получается у тебя, Женя. А я заваливаюсь.

Женя. Здорово!

Римас. Главное – чувство равновесия. У тебя, Саш, чувство равновесия слабое.

Александра. Ну и черт с ним!

 
Все пою, все пою,
Пою не напеваюся.
Я не летом, так зимой
Куда-нибудь деваюся!
 

Женя. Кока, никак подвыпила?!

Александра. Маленько, для храбрости. Жить вместе… с Римасом намылились.

Римас (заносит самокат на крыльцо). Пусть здесь стоит.

Женя. Ох, обрадуется. Дядь Римас, дай поцелую. Какой ты у нас хороший. (Целует Римаса.) Куда, говоришь, намылились?

Александра. Жить вместе, говорю, намылились.

Небольшая пауза.

Женя. Батюшки… Решились?

Римас (кивнув). Решились. Александра стол накрыла… Пойдемте? Посидим?

Пауза.

Женя. А как же…

Александра. А так же, Женюшка! Всю войну ни вот такого письмеца… Ни вот такусенького! И ни похоронки, и ни что «без вести»… А и после войны столько лет! Куда подевался? Кто-нить скажет? Если погиб, лежит где-нибудь – я ж не знаю!

Анна. Ты ж не знаешь. Но. Кабы знала, дак…

Александра. Х-хе! Кабы знала-ведала, на войну бы сбегала… (Поет.)

 
На войну, на самый бой,
где воюет Ванька мой…
 

(Помолчав.) Уж война когда кончилась, уж четыре года прошло… В Дивье, у нас в Ромахине – везде все про всех худо-бедно знают… Про Ивана – никто, ничего. Не в Америку ж он укатил?

Анна. На черта она ему? Он Урал наш любит…

Александра. А сколько ждать-то? Ну я – ладно, мне-то… (Махнула рукой.) Переживу. (Показав на Римаса.) А ему чё страдать? Ему же тоже тяжело… И обидно. Я же понимаю. (Римасу.) Говорила тебе – Женя осудит. Говорила? (Закрыла лицо руками.)

Римас (закурив). Осуждаешь, Женя?

Женя. Я осуждаю?! Да я… Вы чё, рехнулись?! Я молиться на тебя, дядя Римас, готова… (Заплакала.) Бандеровку из меня какую-то делаете, фашистку какую-то… каменную. Ты почему про меня так думаешь, кока?

Анна (Александре). Эй, не осуждает, эй, видишь?

Александра (обняв Женю). Девонька моя… Ластонька…

Римас. Александра тайменя запекла… Пойдемте?

Александра. Пойдешь, Женя?

Женя. Конечно пойду. Переоденусь только. Свадьба все-таки.

Александра. Еще чего! Никакой свадьбы – обозначимся, и все. Посидим просто…

Анна. Попоем?

Александра. Попоем, попляшем.

Анна. Но. А я вот – в самом нарядном… уже сижу.

Женя. Ты как пионерка, теть Нюр: будь готов – всегда готов. Да?

Анна. Но. Леня… Этот… Веников. Нет… Ну этот, в бане который…

Женя. Голиков!

Анна. Во-во! Леня Голиков!

Все смеются.

Александра (испуганно). Господи! Кто там? (Побежала в огород.)

Женя. Куда ты?!

Анна. Всполошилась кого-то…

Ждут.

Александра (вернувшись). Показалось, в огороде кто-то шарится.

Римас. Кто?

Александра. Никого нет.

Женя (прошла к огороду). Может, ребятишки? Витя! Вова!

Анна. Кошки, наверно.

Александра. Фу, аж голова закружилась.

Женя. Вскочила резко, вот и закружилась.

Александра. Пока печь горячая, картошку поставить… Пошли, Альбертыч. (Обняла Римаса за шею.) Эх, Литва моя, Литва, голова бедовая! В какой хомут, в каки приключения головушку суешь, соображаешь?

Римас. Понимаю, да.

Александра. Хорошо тебе… Девки, вы быстрее, не копайтесь… чтоб за вами не бегать.

Анна. Не помрем, дак придем.

Александра. Давайте.

Римас и Александра уходят.

Анна. В доме перед зеркалом вашим причешусь?

Женя (прижав кулаки к щекам). Вспоминают, что ли, меня? Щеки горят… пойдем.

Анна. А ты губы мажешь? Помада есть у тебя?

Женя. Есть.

Анна. Намажешь мне… этим… сердечком? Покрасившее. Намажешь?

Женя. Намажу-намажу. Идем.

Анна и Женя уходят в дом. Со стороны огорода во двор выходит Иван. Одет по-городскому: шляпа, галстук… Через левое плечо перекинут плащ, в правой руке большой деревянный чемодан. Направился было в дом, но не решился. Сел за стол. Ощупал его, осмотрел. Стол не тот, что прежде. И лавка не та. Достал портсигар, закурил. Хлопнув створками, Женя изнутри закрыла окно. Через небольшую паузу она и Анна вышли на крыльцо.

Женя. Ты теперь у нас, теть Нюр, не Леня Голиков… Ну-к, покажись. (Поправляя Анне прическу.) Ты у нас теперь… целая Любовь Орлова. Губки вот так сделай. А теперь так. Отлично! Палкой все ж таки подопру… (Подпирает палкой дверь.) Готово. Пошли.

Спускаются с крыльца.

Анна (увидев Ивана, но не узнав). Здрасте…

Женя. Здравствуйте…

Иван встал, вышел из-за стола, снял шляпу. Пауза.

Иван. Женя… Аня…

Женя медленно подошла к Ивану и, крепко обняв, спрятала лицо на его груди. Обняла Ивана и Анна. Плачут долго, в голос. И Иван плачет.

Иван (Жене). Выросла.

Женя. Дядя Ваня, миленький… Пришел…

Анна. Седой. Нахлебался…

Женя. А мы ждем-ждем, ждем-ждем.

Иван. Пришел… ёк комарок.

Анна. Не раненый? Нет?

Иван. Целый. Жень, дай попить.

Анна. Самогону хочешь?

Иван. Можно.

Анна. Я сбегаю.

Женя. Не надо, теть Нюр. Дядь Ваня, у меня спирт медицинский… Счас. (Убегает в дом.)

Иван. Вспоминал твой самогон, Нюр, всю войну. Гонишь, не бросила?

Анна. Семь лет не гоняла.

Иван. Чего?

Анна. Матерьялу не было. Позавчерась первый раз сварила. Как знала, что прибудешь.

Вернулась Женя. В руках ковш с водой и пол-литровая стеклянная банка со спиртом.

Иван. Ух ты… Откуда у тебя?

Женя. Спирт? В больнице дали.

Анна. В больнице работат. Во как!

Женя. Санитаркой. В Перьми, в Мотовилихе.

Анна. Давайте за стол, чё стоимте?

Сели за стол.

Женя. Ой, а закусить-то!

Иван. Сидите, водой запью. За встречу. (Пьет.) Ну вот теперь, кажись, пришел… окончательно. (Закуривает.)

Анна. А ты чё не домой сразу? Чё крадучись?

Иван. Привычка… По-партизански – огородами… Разведку сделать: кто, что, как, где… Саня, поди, сердится? Где она?

Анна. Дома. Нас ждет.

Женя. Ой, дядь Ваня-а-а-а…

Иван. Ну получилось так… Чё поделаешь?..

Женя. Давай сбегаю за ней.

Иван. Не, не надо! Посмотрю сначала на нее… со стороны. Интересно… какая стала… Полвойны партизанил, привык к сюрпризам-то.

Анна. Выскочишь – напугаешь.

Иван. Зачем? Я осторожно. Знаешь, как немца трясло… от сюрпризов наших?

Анна. Мы ж не немцы.

Женя. Схожу, дядь Ваня. Нехорошо. Я быстро.

Иван. Погоди-погоди! Стой! Женьк, ты куда? Сядь. Погоди. Вздохнуть дай… Хоть дух-то перевести. О, побежала. Куда я теперь денусь? Никуда… Все. Гостинцы ж еще… трофейные. Докурю, как человек, и пойду… за п…ми. Получу, однако, если пустит…

Анна. Пустят…

Иван. Под откос?

Женя (гладит Ивана по плечу). Дядя Ва-а-анечка-а-а…

Иван. Как твои-то: Петро, мать?

Женя. А папу убили. Под Сталинградом. В сорок третьем.

Анна. В день рожденья. Сыновий. Витькин.

Женя. Похоронка в марте пришла, а в ней – погиб двадцатого января, смертью храбрых. Вите как раз два годика исполнилось.

Анна. День в день выпало. Во как! В братской могиле лежит, с золотыми буквами – Рудаков Петр Петрович.

Женя. Деревня Терновка. Не слышал?

Иван. Нет.

С улицы во двор входит Александра. Увидев Ивана, застыла на месте. Ее не замечают.

Женя. Маме сразу плохо стало. Упала и умерла… Как бабушка.

Анна. Разрыв сердца, ага. В доме упала, как мама, и все.

Александра медленно отступает спиной за угол дома.

Женя. Думали – обморок. У нее так бывало. Похоронку на стол положила и стоит. Стоит, стоит, стоит… На похоронку смотрит и чё-то думает, думает. Час, наверное, стояла.

Александра стоит, привалившись спиной к стене дома, закрыв лицо руками.

Анна. И молчит.

Женя. Так страшно, дядя Ваня.

Анна. Часа два стояла, если не больше.

Александра уходит.

Женя. Лицо серое почему-то сделалось. Потом голову подняла… Вот так встряхнулась, и голосом… тонким-тонким – как запищала вроде. Но не запищала, а почти…

Анна. Ага, птичий такой голос.

Женя. Говорит: «Ну ладно. Давайте Петю кормить…»

Иван. Кого?

Анна. Петю! Хотела Витю, а видишь, как сказалось…

Женя. Потом… шаг сделала и…

Анна. И все.

Женя (кивнув). Упала.

Анна. И все.

Пауза.

Иван. Кто еще из наших?

Женя посмотрела на Анну.

Анна. Миша мой повесился, Ваня. Зимой. В каком?..

Женя. В сорок третьем, в декабре.

Анна. С конюшни его убрал этот… Заголодали совсем. От переживаний права рука у него отнялась, перестала работать. В сарайку уйдет и воем воет – ребят жалко. Ничё, говорит, у меня нет: ноги нет, руки нет – никакого пропитания вам сделать не могу. Один рот есть – вас объедать.

Женя. В лес пошел и удавился.

Анна. А все из-за этого.

Женя. Председателя. Губарева помнишь?

Иван. Чё ж не помню? Помню. Где он счас?

Анна (показав на землю). Тама.

Женя. На лесосплав к нам пришел, а кто-то штабель бревен с косогора погнал в Чусовую… Или трос на связке лопнул… В общем, всего перемололо, (махнув рукой) месиво сплошное.

Анна (Ивану). Маленько отопью у тебя. (Отпивает из банки, запивает водой.)

Иван (Жене). Ты на лесосплаве работала?

Женя. И я, и кока, и теть Нюра. Все работали.

Иван (помолчав). Нюр, дай пять. (Пожимает Анне руку.) За Соню, Петра, Михаила. (Допивает спирт.) Трофеи вам привез! (Кладет на стол и открывает чемодан.) Поднаписал тут… Кому чё. Анна, держи. Софья… Жень, тебе оба. А это отрезы. Всем одинаковые, бостоновые. Нюр, тебе самый большой, на всю ораву. Шаровары, юбки-шмубки… Шейтесь.

Анна и Женя, развернув свертки, заохали-заахали, разглядывая подарки: кофты, платки…

Женя. Батюшки! (Прикладывая к себе кофточку.) Маленькая… Я ж выросла, дядь Ваня!

Анна. Немецкое все?

Иван. Не, итальянское. (Закрыл чемодан.) Ну как?

Женя. А это хорошо. Да как хорошо-то! И твоя хорошо, теть Нюра!

Анна. Но! В ей на свадьбу и пойду.

Иван. К кому на свадьбу?

Женя. Да… К Капитолине, наверное. Год-два – и замуж пора. Вымахала девка… Я ей эту кофточку и подарю, мне все равно мала. Вон какая красивая. Держи, теть Нюра. Ой, нет, я сама ей…

Во двор решительно входит Александра.

Александра. Вы куда запропастились? (Ивану.) Здравствуйте. (Анне и Жене.) Рыба стынет, картошка стынет… Ну вы чё? Римас меня всю затуркал: где они, где они?

Иван. Здравствуй, Саня.

Александра. Здрасте, Иван Дементич. Извелся, говорю, жених, а вы тут… Сельмаг, что ли, новый открываете?

Женя. Подарки…

Анна. Но. Иван привез.

Женя. Крестная…

Александра. Дак идете, нет? Сколько ждать можно?

Женя. Кока, а дядя Ваня?

Анна. Иван же это, Саня! Ты его куда?

Александра. А я почем знаю? Где четыре года был? Пусть туда и идет.

Иван. Ты чё, Саня?

Анна (оправдывая). По России таскался…

Александра. Пусть еще потаскается, а мне некогда… Жених ждет. Ну, вы идете?

Иван. Какой жених?

Анна. Римас Альбертыч.

Иван. Патис? Жених твой?

Женя. Дядь Ваня, подожди… Дядь Ваня…

Александра. О! О! Задрожал… Во-во… А как мы тут всю войну дрожали, знаешь? Как с голоду загибались?.. Задрожал… Ты чё дрожишь-то? Раньше надо было…

Анна. Дак воевал, поди.

Александра. Ни одного письма за всю войну…

Иван. Не мог я! Не мог!

Александра. А после войны? Четыре года!.. Посмотрите на него, девки! Объявился!

Иван, стиснув зубы и кулаки, надвигается на Александру. Александра отступает от него по двору.

Иван. Санька! Саня! Я тебе… Присядь! Скажу тебе! Иди сюда!

Александра. Ой! Ой! Ваня Грозный! Гляньте, грозный какой! Счас пришибет!

Женя и Анна бросаются к Ивану, стараясь удержать его.

Женя. Дядь Ваня, подожди!

Анна. Иван! Ваня! Он хороший, Римас-то! Он не со зла!

Женя. Теть Нюра! Молчи!

Иван. Ко мне иди! Иди! Всю войну об ней… Санька! (Отшвырнул женщин.) Ну, Санек!..

Александра бегает по двору от Ивана, Анна и Женя с визгом вновь пытаются оттащить того от жены.

Александра. Давай! Всех нас поубивай! За то, что выжили! Давай! Человек нас от голодухи!.. От холодов!..

Иван. Добрый Патис?! Да?!

Александра. А ты за так, думал? Нарисовался, артист! Здрасте вам! Ишь, объявился! Как в кино, в самый счастливый момент… нарисовался.

Иван. Я плохой?!

Александра. Хороший! Откуда взялся такой хороший – непонятно! Он откуда, девки, взялся?!

Иван. Погляди мне… Я ей в глаза… На ей хочу поглядеть! Пустите!

Женя. Не надо, дядь Ваня!

Анна. Иван, отстань!

Александра. Пусть глядит. Слава богу, есть на кого глядеть…

Женя. Кока, молчи!

Александра. Не Римас-то если бы!.. Счас бы на кладбище нам цветочки таскал!

Иван замер. Пауза. Иван берет плащ, шляпу, чемодан.

Женя. Ты куда, дядь Ваня?

Иван. Шура… Живи, конечно. Прости, пожалуйста. Надо жить, конечно.

Женя. Дядь Ваня, ну сядь. Со мной, рядышком…

Иван. Пойду. Ревизию сделаю, погляжу… и пойду.

Женя. Погоди! Погоди. Лучше давай тебя с сыном познакомлю? Я ведь сыночка родила, дядь Ваня! Четыре года уже!

Иван. Да? Молодец.

Женя. Муж на Дальний Восток завербовался… Ты сядь, садись. Расскажу тебе.

Иван. Бросил, что ли, муж?

Женя. Вызова ждем. Садись. Комнату получит, и поедем к нему… Дядь Вань, ну сядь!

Иван. На ангела вашего погляжу… и сяду. До-олго сидеть, наверно, буду.

Пошел со двора. Женя идет рядом, держась за рукав Ивана.

Женя. А знаешь, как назвали?

Иван. Кого?

Женя. Сына! Володей назвали.

Иван. Почему?

Женя. А чтоб умный был, как Ленин. Ну, куда ты?

Иван. А он чё, умный был?

Женя. Ленин-то?

Александра. А чё, дурак, что ли?

Иван. Не знаю – я с ним не встречался. Евгения, пусти. (Уходит.)

Пауза.

Женя. Пошел…

Александра бросилась было за Иваном, но ноги подкосились, и она осела у крыльца на землю.

Александра. Пусть идет.

Анна и Женя подбежали к Александре.

Анна. Мат-ти Божи!

Женя. Крестная!

Александра, не вставая, перебирается на крыльцо. Села на ступеньку.

Александра. Вот сука… Сразу почуяла: не то что-то в огороде. Он, поди, в картошку, в ботве прятался – я и не увидела. Домой пришли, думаю: вернусь все ж таки, проверю. И точно.

Женя. Да! Да! Голова у тебя кружилась?!

Александра. А я про чё? И вот!..

Женя. Кока, они там у вас друг другу головы не посшибают?

Анна. Иван сильнее. Иван, наверно, победит.

Женя. Бежимте, а? Теть Нюр, кока… Помешаем, хоть как-нибудь…

Александра (попыталась встать). О, ёк комарок… Не могу. (Села.) На коленки мои глянь. Ходуном ходят. Дай руку. (Кладет Женину руку себе на колено.)

Женя. A-а, дрожит-то как!

Александра. Говоришь, бежать… Нечем бежать, на себе тащите. Где его, черта, носило четыре года? Заявился… Шляпа, галстук – футынуты-пердануты… С Лениным еще к нему разбираться… Пошел? Ну и… иди себе.

Анна. Дак он и пошел.

Женя. А мы? Сложа руки сидеть?

Александра (решившись). Пошли, однако, и мы… В погоню. (С трудом поднимается. Анна с Женей помогают.) Держите меня, не отпускайте.

Анна, Женя. Держим-держим!

Александра. По дороге разбегусь… и налажусь. (Плетутся со двора.) Ой-е-о, девки… Там война кончилась, у нас своя началась… межусобица.

Картина шестая

В доме Краснощековых. Римас хлопочет у стола: перекладывает из чугунка дымящуюся картошку, режет хлеб… Хлопнула дверь, вошел Иван. Остановился в дверях.

Римас (не оглядываясь). Александра? Саша, ты?

Иван (ставит в сторонку к стене чемодан). Угу.

Римас. Соль принесла? А я нашу нашел! На окне… за занавеской… оказалась.

Иван снял с гвоздя на стене платок Александры, прижал его к лицу, затем накинул на голову.

Римас. Ох, тайменюшка…

Иван (остановившись за спиной Римаса, шепотом). Красавец.

Римас. Молодь – мясо нежное… А запах? У-у!

Иван сел на стоящий у стола табурет спиной к Римасу, закурил.

Что они там? Наряжаются? Просто посидели бы… без затей. Смотри, Саша, втянешься… Курево дело такое.

Иван. О-хо-хо.

Римас. Давай посчитаем… Когда Соня с Петром – закурила. Михаил – два, Женю на перекате из-под бревен вытащили – три, в День Победы – четыре… Сегодня пятый… (Помолчав, сел рядом, почти касаясь плечом спины Ивана.) Пока не пришли… Мою литовскую сказку тебе… Вернее, не сказку… Обычай в старину был. Давно-о-о… Еще Литва и Литвой-то не звалась. Можно?

Иван облокотился, не оборачиваясь, на стол.

Если воин после войны не возвращался домой, а никто не знал, где он и что с ним, жена была обязана ждать его три года. Три года прошло, все – имеет право выбрать себе… нового. Интересно другое: выбрала, а тут прежний на пороге. Что делать? Двенадцать больших… громадных костров разводили. Шесть – с одной стороны, шесть – с другой, коридор огненный. И вот… должна была женщина пройти по нему. От начала до конца. Если выдержала, прошла сквозь огонь… Если невредима, даже волос не подпалила, значит чиста она и нет на ней вины, греха нет… И жить имеет право с тем, с кем пожелает. А Саша… Не три, восемь ждала. И не двенадцать костров…

Иван. А сколько? (Стянул с головы платок, положил перед собой.)

Римас. Знаешь, как считать? Я не знаю. Чиста Александра перед тобой… Перед всеми. Это знаю.

Небольшая пауза.

Иван. Давно вы с ней?

Римас. Ох, Иван… (Наливает себе и Ивану водку.) С возвращением?

Иван. Да я уж выпил.

Римас. Да уж вижу. Устроил цирк: угу, ага, платок… С Петром вместе воевали?

Иван. Развели. Меня – на Белорусский, его – под Сталинград. Еще в эшелоне разделили…

Римас. Очень желал Губарев вас с Петром посадить. Очень. На перрон выскочили с чекистами, хотели с эшелона вас вытащить. А поезд уж хвостиком нам – ту-ту…

Иван. Буча была? Дело какое-нибудь на нас?..

Римас. Поймали б, было б дело. А так… Кому вы нужны? Не на курорт же сбежали. Рукой и махнули. Мстить начал, полютовал.

Иван. Губарь?

Римас. И Соне, и Саше. Михаила с конюшни выгнал… Голод, холод. Дрова выписывал вашим с самой дальней деляны. Осина молодая, проледеневшая – не топится. Баню жгли, помог раскатать… Все, что можно, жгли. Досталось и бабам, и детишкам. И говорить неохота.

Выпили.

Римас. Про Михаила знаешь?

Иван кивнул.

С зайцами в ту зиму повезло, много развелось. Я силков наставлю – один да попадется. Если лиса не съест, принесу – отдам. Летом полегче – рыба, грибы… Крапиву молодую варили…

Иван. Председателя Нюра угрохала?

Римас (помолчав). Первое время я вместо него. Анну отправил… на лесозаготовку, на месяц в тайгу. Ничего, обошлось. Ты где пропадал?

Иван. До сорок четвертого в партизанах. После плена. Потом с действующей соединили, и до Берлина. А после победы – уже в Берлине – особист наш, хороший мужик – еврей! – вызвал и говорит: «Ты, Ванька, домой пока не возвращайся, а то тебя как бывшего военнопленного заметут на фильтрацию и… в лагерь. Жить хочешь – побегай пока по стране». Ну вот… побегал.

Римас. В плену был?

Иван (наливает себе и Римасу водку). Одиннадцать дней. Выпьем.

Выпили.

Римас. Из плена сбежал?

Иван. Конвоира загрыз.

Римас. Как загрыз?

Иван. Зубами. Из окружения выбирался – всю роту у нас посекли. В живых… не знаю: остался кто или нет. По ночам к нашим шел, днем ветками себя завалю и сплю, ночи жду. А тут в стожок у хутора залез, пригрелся и уснул. Ну и чё, сцапали. Коней решили с этого стожка покормить. В подвал меня, а утром связали по рукам-ногам, в телегу кинули и на центральную усадьбу, на расстрел. Солдатик их повез. Он сразу мне несуразным каким-то показался. Пилотку вот так, поперек, надел, не как положено. Вожжами пощелкивает, чё-то немецкое насвистывает… Донасвистывался, дурак.

Римас. Один конвоир?

Иван. Дак а чё? Я связанный весь! А у него еще автомат. Вот в телегу закинули меня неправильно. Надо было не ногами вперед, как покойника – поторопились тут они, – а головой к коню, головой по ходу движения. Давай покажу, счас поймешь… Вяжи меня.

Иван и Римас явно захмелели.

Римас. Зачем? Не хочу. Где женщины-то?

Иван (сняв со стены бельевую веревку). Да я там… Шумнул немножко. Счас придут. Вяжи, говорю. Натурально, чтоб понял.

Римас. Хорошо. (Связывает Ивану руки за спиной.) Так?

Иван. Крепко? Ты меня не жалей… Я тебя жалеть не буду.

Римас. Все. Крепко?

Иван (сев на табурет, вытянув ноги). Ноги вяжи.

Римас. Ноги не буду.

Иван. Ладно. Ставь свой табурет перед моими ногами. Та-ак. Мы в телеге. Садись на него, спиной ко мне садись, вроде ты на вожжах. Поехала телега. В телеге мы. Настроение у тебя замечательное – на расстрел же везешь! Врага же везешь.

Римас. Ты мне не враг.

Иван. Друг? Чё ж ты, друг, жену мою… скрадываешь?

Небольшая пауза.

Римас (сел на табурет спиной к Ивану). Говори дальше.

Иван. Дальше… лес вокруг… Еще птицы по верху… свистят.

Римас. Свистеть не буду.

Иван. А чё? Не умеешь?

Римас. Не буду.

Иван. Ну тогда качайся. Нас же мотает… Туда-сюда, туда-сюда.

Римас. Ты уже делай что-нибудь, показывай… Ерундой занимаешься.

Иван. Хо, ерундой! К борьбе за жизнь свою готовлюсь.

Римас. Долго готовишься.

Иван. Это правда.

Входят Александра, Анна, Женя. Иван, подтянув ноги, выбрасывает их вперед.

Ну, на!

Римас с грохотом летит на пол. Иван тут же бросается на него… Схватив зубами за отворот у самого горла, с визгом и ревом рвет рубаху. Шум, крики. Женщины пытаются растащить мужиков.

Александра. Иван! Что ты?! Иван!

Женя. Дядя Римас! Вставай!

Анна. Тащите его! Загрызет! Ваня! Отпусти!

Женя. Дядь Ваня! Миленький!

Александра. Римас! Иван!

Растаскивают мужиков в стороны. Помогают подняться.

Анна. О-о! Всю рубаху порвал!

Александра. Вы что! А ты чего связанный?! Да я ж вас!.. Ах вы!

Развязывает Ивана.

Женя. Дядь Римас, отойдите! Пожалуйста…

Анна. Чуть не загрыз.

Александра. Ванька! Ну, попили кровушки… Ты почему связа… Ты почему такой?! (Трясет веревкой.) Римас! Зачем ты его?!

Женя. Сидите, дядь Римас. Подождите!

Иван. Саня, все. Саня… Римас, скажи!

Римас. Дурак ты, Иван.

Иван. Я ему велел, Саня. Я попросил… Для наглядности.

Римас. Представление устроил… Да не пугайтесь же вы! Женя, все. Саша… Иван, скажи!

Иван. Все хорошо! Шутили мы! Вы какие-то…

Александра. Какие мы? Друг на друга не кидаемся!

Анна. Не грызем, но…

Иван. Я ж за рубаху, я ж не за горло! Вы чё такие… доверчивые? Я показать хотел… Показать!

Женя. Кого показывать-то, дядь Вань?! Зверей, что ли, каких?

Римас. Как он из плена бежал!.. Как немца за горло… Как за горло… Немца он убил. Я попросил показать как…

Иван. Но! А вы сразу… Черте чё…

Небольшая пауза.

Женя. За горло? Дядь Ваня… Господи!

Александра. Ты что, в плену был?

Иван. Немножко… Да.

Александра. Гляжу, седой весь…

Иван. Эй, Римас? Рубаху порвал? Сань, зашей Римасу рубаху.

Пауза. Александра берет табурет, ставит его в центре комнаты.

Александра (Ивану). Ну-ка, сядь. Иван Дементич, сядь-сядь. Тут все свои, самы родные люди… Сел?

Иван (почуяв неладное). Сел…

Александра. Теперь знаешь что?

Иван. Что?

Александра. Расскажи, где был, чё видел, чё делал все это время, все годы…

Пауза.

Римас. Саша, Иван партизанил, воевал, до самого Берлина…

Александра (перебивая). Римас Альбертыч, подожди! Ты тоже тут с бандюками да с ворьем не в карты играл. Каждый раз не знали: убитого тебя ждать или живого. Хорошо. Хрен с ней, с войной… Там всяко могло быть, зачеркиваю ее, хрен с ней. Вот после войны, вот как на духу, можешь? Врать, петлять начнешь – сразу почувствую. Или… Будешь врать, ври так, чтоб все поверили: и Анна, и Женя, и я… Чтоб глаза от удивления на лоб повылезли у нас. Можешь так? Если нет, лучше сразу чемодан в руки, перо в задницу и лети… Жили без тебя? Выжили? И дальше будем жить. Чё молчишь? Говори. Может, ты у нас герой какой-нибудь несусветный, а я на тебя бочку качу. Может, мне на полу тут перед тобой распластаться, прощения просить, а я… Вот давай, слушаем вас, Иван Дементич.

Пауза.

Иван. Ну… Был в плену, сбежал. Партизан нашел. Партизанил… Потом, когда отряд разросся – года через полтора – радистку нам… прислали.

Александра. Слава те господи. Посылкой, что ли?

Иван. Зачем? Самолетом. И я с ней… Всю войну с ней, и в Германии… Гхм… Вот так, Саня… Виноват перед тобой. У ней пацанка, дочка… с бабкой в Угличе. Решили так: война кончится – она к себе в Углич, я к себе на Урал. А не получилось. Поехал с ней… Бабка умерла, дочка потерялась. Нам сказали, что в детдоме каком-то… по Волге. А в каком – никто не знает. Все ж разгромлено. Ей тринадцать, девчонке-то, в сорок пятом было. Настя звать. Во-от… Два года искали.

Александра. Нашли?

Иван. Нашел. В сорок седьмом, когда мать умерла.

Анна. А чего с ней?

Иван. Израненная вся. И ног у ней не было. Подорвалась в Берлине. Сразу после победы. На себе ее таскал. (Улыбнувшись.) Почти два года с бабами в бане мылся. Пускали к себе… в женское отделение, чтоб ее помыл, заодно и сам. Чё-то мне… такие хорошие люди всю жизнь попадаются! (Едва не заревел, но сдержался, сцепив зубы. Помолчал.) А в сорок седьмом умерла Саня.

Женя. Ой…

Иван. Но. Тоже Саня. Схоронил, погоревал какое-то время. Настю подрастил, на ноги поставил… Хотел написать. Все время хотел… А как? В письме разве объяснишь? Все откладывал: вот, завтра напишу… Ладно, вот еще маленько и напишу, поздравлю с чем-нибудь… Потом глянул – мать честная! – три года, как война кончилась, уже четыре… а я все «пишу». Виноват я, Саня. Конечно. Сильно виноват, наверное… Тебе решать. (Пауза.) Ясно. (Встал, прошел к выходу, взял чемодан.) Прости, Шура.

Александра. Тебя кто отпускал? А ну, сядь! Сядь на место.

Иван вернулся. Пауза.

Александра забрала со стола пустую бутылку и вышла из комнаты. Вернулась с непочатой бутылкой водки.

Александра. Даю вам ночь. Утром приду – кого здесь застану, с тем и буду жить. И чё хотите про меня думайте. Вот вам бутылка… (Ставит на стол бутылку.) Разбирайтесь. Будете обижать друг дружку – оба идите к черту. (Женщинам.) Пошли. (Взяла платок.)

Женщины уходят. Пауза. Иван подошел к часам и подтянул гирьку у ходиков.

Иван. Римас, я тебя не сильно? Не зашиб? Не обижайся.

Римас (распечатывает бутылку, наливает водку). Ладно. Ничего.

Иван. Гляжу, выпиваешь. Раньше вроде не пил.

Римас. Редко. Язва была.

Иван. Счас нету?

Римас. Война вылечила. Не совсем, конечно.

Иван. Выпьем?

Римас. Конечно. Мне закусывать нельзя.

Иван. Не сердись.

Выпили.

Римас. Ты там, в лесу, с немцами, так же ревел?

Иван. Нет. Малость посильней.

Римас. Еще сильней? Его кондратий не хватил?

Иван. Был момент. А то счас бы мы с тобой не лялякались.

Римас начинает собирать свои вещи.

Иван. Уходишь?

Римас. Пойду.

Иван. Римас, полюбил Шурку, что ли?

Римас не отвечает.

Она хорошая… Она…

Римас. Хватит, Иван.

Иван (достал из кармана часы). Петру вез. Возьми. Возьмешь?

Римас (взял часы). Спасибо.

Иван. Тебе спасибо. За всех. А может… немного посидим?

Римас. Немного посидим.