Текст книги "Любовь и голуби"

Картина вторая

Двор Рудаковых. Видны часть дома с крыльцом, надворные постройки. На заднем плане – в глубине огорода – баня. Ближе к крыльцу стол, по обе стороны которого лавки. На крыльцо выскочила Женя. В руках две большие миски. На середине двора ее останавливает голос матери.

Голос Софьи. Женя!

Женя. Что?!

Голос Софьи. Огурцы со дна бери!

Женя. Ладно!

Голос Софьи. Побольше бери! У мужиков спроси – скоро они там?!

Женя. Ладно!

Скрылась в сарайчике.

С улицы во двор, стараясь быть незамеченным, входит Римас Патис в форме милицейского старшины. Остановился, прислушался. Из дома слышны женские голоса. Хлопнула крышка погреба. Появилась Женя с мисками, полными квашеной капусты и соленых огурцов.

Женя. Ой, здрасте.

Римас (кивнул). Отец где?

Женя. В бане. Моются.

Римас. С кем?

Женя. С дядь Ваней.

Римас. Краснощеков?

Женя. Да. Парятся… По второму разу пошли. Позвать? Папа! Дядь…

Римас. Погоди. Я сам. (Пошел было к бане, но, раздумав, вернулся.) Пусть парятся… Зайду… Попозже. (Идет к выходу.)

Женя. Дядь Римас! А вы… на войну его? Забираете, да?

Римас. Матери не говори, что был. Отцу скажи… Зайду. (Уходит.)

Поставив миски на стол, спешит в огород к бане.

Женя. Папа! Дядь Ваня! Вы скоро?

Голос Петра. Все-о-о! Уже идем!

Из дома вышли Нюра, Софья, Александра. Головы покрыты полотенцами. Ставят на стол закуску, посуду.

Софья. Вот парятся! Вот парятся!

Анна. Одного раза мало им.

Софья. Они ж и так первый раз долго парились. После их зашли, у меня аж волосы затрещали. Второй раз?! Не-е – чистое пекло. Ни за какие калачи.

Александра. Вона чё-о! А я голову сломала – чё там у Соньки внизу живота потрескивает?

Софья (шутливо толкнув Александру). У тебя, поди, внизу, не у меня! Правда, думала, умру.

Александра. А я б за милу душу… по второму кругу, как мужики.

Анна. Так шла бы сейчас с Иваном, с Петей…

Александра. А чё-то промахнулась! Ты где раньше была? Не подсказала!

Смеются.

Анна. Заревнует Соня. Не боишься?

Софья. Для родной сестры-то? Фу-у, ничё не жалко! (Села на лавку.) Давно так не парились. Тело гуди-и-и-ит… Хорошо-то как, господи.

Пауза.

Александра. Кажется, идут. Пыхтят.

Софья. Наконец-то. Ну вы чё, мужики?

Едва переставляя ноги, почти выползая, из огорода появляются Иван с Петром. Обогнав их, шмыгнула за стол Женя.

Петр (предупреждая). Женька…

Женя. Ладно-ладно. Не буду.

Софья. Чего не будешь?

Женя. Болтать не буду. Без толку. Да, папа?

Мужики бухнулись на лавку. Молчат.

Александра. Девки, гляньте, аж дымятся.

Софья. Ну, напа-а-арились…

Анна. Малехо не сварились. Да?

Софья. Так-то уж зачем? Ну вы чё?

Петр. Пока пар живой… Жалко упускать.

Иван. Зря Михаил твой, Нюр, отказался. Петро, на третью ходку… Отважимся?

Софья. Куда? Помрете! Идите полежите лучше.

Иван, Петр (бодро и громко). А самогон?!

Александра, Софья, Анна (с испугом). Ой!

Александра. Тьфу на вас! Шуты Балакиревы…

Анна (с готовностью). Принесла, ага.

Софья. Нюр, сиди. (Жене.) Доча, сбегай. Под подушкой у меня, на кровати.

Женя убежала в дом.

Иван (Петру). Говорил? А ты – где, где?

Софья (вслед Жене). Витю посмотри! Если чё, газету ему опять сунь! Накладывайте себе, не сидите.

Александра. Наливайте. Ванька, чё сидишь?

Иван. А ничего ж нету!

Вернулась Женя с бутылкой.

Александра (Ивану). Во-от! Прям в руки к тебе прибежала.

Иван. Другое дело. Оприходывам?

Александра. Давай не тяни, стемнеет скоро.

Софья (Жене). Спит?

Женя. С газетой играет.

Александра. Пацан какой золотой! Таких не встречала. Он когда-нибудь у вас плачет, хоть маленько капризничит?

Петр. А чего ему? Поел – поспал, проснулся – опять поел, опять поспал.

Софья. Тут батя ему как-то газету сунул. С правления принес, где про Минск, что сдали, про мобилизацию… Радости! Лучше игрушки… Всё – нет! Шуршит, комкает, шлепает по ней. Обхезается, обписается – э-э, гори оно огнем. Пока всю не истеребит на мелки кусочки – мелки-мелки – без внимания.

Петр. Часами может играться с ней.

Софья (Жене). Сидит?

Женя. Бубукает чё-то себе под нос.

Софья. Разговаривает сам с собой, ага. Ой, а порвать когда не может, сердитый такой сделается – бровки насупит и ножками вот так, вот так…

Анна. Сучит, сучит…

Софья. Ножками сучит. Умора.

Иван. Писателем заделается или этим… корреспондентом. Давайте за детишек…

Женя. И чтоб никого не забирали, чтоб скорей война кончилась!

Петр. Эй! Эй! Ты чего разговорилась? Спать хочешь? Пойдешь.

Женя (потупившись). Нет.

Софья. Взрослые разговаривают – не лезь, а то быстро… на лежанку.

Женя. Я больше не буду.

Софья. Сиди молчи. Ешь лучше.

Иван. За детишек… За Витьку, за Женю, за Нюриных чертенят.

Анна. Хулиганы, да.

Выпили.

Иван. Дурак, Нюр, твой Мишка, что не пришел. Вон гулеванье какое получилось.

Анна. Не знаю… Рогом уперся: не пойду, и все. Упрямый такой. Чё уперся?..

Петр. Да не упрямый.

Анна. Да? А уперся. Чего уперся тогда?

Петр. Боится, наверное. Трусоватый он у тебя, Нюр.

Софья. Господи, нас, что ли, боится?

Иван. Председателя. Знает, что Петр с тем на ножах.

Александра. Ну и что?

Иван. Санька, смотри. Губарева с города выперли? Выперли. К нам заслали? Заслали. Вот и дерет жопу перед начальством… Выслуживается, чтобы назад вернули.

Софья. А Михаил-то тут при чем? Тот дерет, выслуживается… Михаил-то при чем?

Иван. Здрасте! Я, к примеру, перед начальством вот так вот, чуть не лбом в землю, а мои подчиненные… Этот… Характер будут мне свой показывать? Как Петька Рудаков? Не, не надо. Пусть лучше тоже елозят передо мной, как я там, пусть выслуживаются. А Мишка это дело скумекал. Хорошо скумекал. Он счас кто? Начальник конюшни. Правильно? А узнает Губарь, что он с его врагом якшается, в бане парится… Все! Навоз меси, хвосты крути. Он же злопамятный, падла, Губарь наш. Вот Мишка и осторожничает.

Пауза. Нюра выбралась из-за стола, направилась к выходу.

Петр. Нюра!

Иван. Я чё, не туда загреб?

Петр. Оба не туда. Постой, Нюр!

Анна (обернувшись). Я вот сестра их… Я вот старшая… Соньку с Сашкой… Кто вам жен вырастил? Ты, Петр Петрович, умный… Иван тоже языкастый. Вот посчитайте. Папку на германской убило. Маме сказали… Сразу упала и умерла. Сразу… Разрыв сердца! Помнят сестры, помнят. Этой шесть, Сашке восемь… Посчитай-ка… Царску пенсию за папу Ленин забрал… Или кто там? Мельницу эксприровали, забрали!.. Чё делать? Чё жрать? А я на сплав! А куда? С пятнадцати годов! Наравне с мужиками! Ни на чё не рассчитывала! Сдохнуть рассчитывала… Хорошо, Миша ко мне… с гражданской пришел… Хоть с культей, а все по-другому. Помогал. Никого не обижал. Сонька, Санька, обижал он вас? Для всех старался. Без его б все три загнулись! И сейчас, вон, дома четыре малых сидят… пятый в животе. Все исть просят! Дак Миша мой… Хоть инвалид, на одной ноге хоть, а работат! Для детишек упирается… Для него весь свет в детишках да в конюшне! И ничё он не обдирает! Никакой жопы!..

Пауза.

Иван. Нюр, про Губарева я…

Петр. Нюра, прости.

Анна. Он кому из вас плохого чего сделал?

Иван. Нюр, звездани меня! Звездани! Звездани по-нормальному!

Анна. Знаешь, чё я вам скажу?

Петр. Говори, Нюра.

Анна. Будете моего Мишу обижать, слова ваши поганые еще… Придушу на…![3]3
  Ненормативную лексику применять на сцене автор не рекомендует, уводя ее в подтекст. В тексте дана для более точного понимания накала сцены и характера персонажа.


[Закрыть] И тебя придушу на…, Петр! И тебя, Иван, придушу.

Иван (опустился на колени). Анна Алексеевна, прости! Потерял меру, зараза… Не сердись.

Петр. Прости, Нюра. (Срывает со стены сарая косу.) Нюр, смотри сюда! Не простишь – литовкой чиркану себя!

Софья. Э, э! Батя! Ты чего?!

Петр. Честное слово, ты меня знаешь… Нюра!

Иван. Да ёк комарок! (Выхватил косу из рук Петра.) Хошь я его махом, Нюр, дурака этого? Стой, Петька! Лучше я – мне сподручней!

Анна подошла к Ивану, забрала у него косу, вернула ее на место – на крюк в стене сарая. Внимательно посмотрела на мужиков. Поцеловала – сначала Петра, потом Ивана – вернулась на свое место за столом.

Анна. Он же для близиру так с председателем. Для близиру. Но.

Софья (вытирая Анне глаза). Суки какие… Обидели нашу Нюру.

Анна (удивленно). Слезы, да?

Александра. Ну все, хватит… топать в одно и то же место. Выпьем. (Разливая самогон, мужикам.) А вы… Выходите из угла, прощается вам.

Иван и Петр сели за стол.

Иван. Ну чё? За мир на всей планете? Нюрк, Соня, Саня, за добры отношения?

Софья. Давайте.

Александра (Анне). Нельзя тебе! Ты что?

Анна. Я на язык, для вкусу.

Выпили.

Софья (Жене). Поела? Иди в дом, к Витьке.

Александра. Путь еще пожует. Или наелась?

Женя. Угу.

Софья. Взрослые сидят, матерятся… Уши развесила. Иди.

Женя пошла в дом. Идет медленно, нехотя.

Петр. За мир, значит… (Посмотрел на стакан и допил до конца.) С войной надо как-то управляться.

Анна. Кого делать?

Иван. Родину, Нюр, родину защищать… пора. Чё сидеть? Да, Петр?

Анна. A-а. Но. Еще самогону? Я сбегаю.

Софья. Хватит-хватит. И есть еще… Не пьяницы же. Саня, Ваня, спойте лучше. Давно не пели.

Анна (сразу). Про казака!

Иван. Какого? Их много.

Анна. Где доска сломалась.

Александра. A-а… Ванька, заводи.

Софья (Жене). Ты здесь еще?

Женя. Мам, можно песню послушать?

Софья (смеется). Вот чё с ней делать?

Петр. Доча, иди ко мне.

Женя быстро села к отцу на колени, обняв его за шею, другой обняла мать.

Софья. Послушай – и сразу в дом.

Женя (с готовностью). Угу.

Софья. Давай, Иван… Саня.

Иван (поет).

 
Ше-о-ол ка-а-а-азак через речку домо-о-ой,
Ше-о-ол до-о-омой молодой, холостой,
О-о-бло-о-омилась доска,
По-одве-е-ела казака…
 

Появился Римас. Хотел было выйти к поющим, но придержался за углом дома, решив дослушать песню. Закурил.

Иван.

 
…За-аче-ерпнул он воды
Са-а-погой!
 

Обняв мужа, вступила Александра. Поют привычно слаженно. Хорошо поют.

Иван, Александра.

 
О-о-бло-омилась доска,
По-о-две-е-ла казака —
За-ачерпнул он воды
Са-а-пого-о-ой!
 

Когда песня кончилась, все молчали, боясь сбить возникший сладостно-тревожный тон. Зашло солнце, утягивая за собой последний свет заката. Набирало силу слабое мерцание первых звезд. Издали раздалось едва слышимое блеянье коз.

Александра (прислушавшись). Ваня, не наши бекают?

Иван. Тося… А счас Катька.

Александра. Доиться просят. Допивайте, ребяты, остатки, пора идти.

Софья. Посидели б еще.

Александра. Козы, слышишь, надрываются. Доить надо.

Анна. Пока светло. Да?

Александра. Конечно.

Иван (наливая последнее Петру и себе). Тогда за вас, бабы. Лучше вас на свете нет.

Мужики выпили.

Александра. Нюр, бери посуду, поможем Соне.

Собрав все со стола, кроме не выпитого Анной стакана, женщины уходят в дом. Александра приостановилась на крыльце.

Александра. Вань!

Иван. Оу?!

Александра. Шайки-то в бане забыли! И Нюрину, и нашу! Сбегай принеси! (Ушла.)

Иван. Тю ты, ёк комарок…

Убежал в огород, к бане.

Петр подошел к сараю, поправил на стене косу и, расстегивая ширинку, с опаской глядя на крыльцо, потрусил к углу дома, где, сидя на корточках, курит Патис.

Римас (вовремя заметив пристроившегося было облегчиться на него Петра, шарахнулся в сторону). Т-ты что?!

Петр (от неожиданности взмахнув руками). А?! Итит твою!

Римас. Елки-палки… Прицелился… Ладно, ничего.

Петр. Патис?

Римас. Хорошо милицию встречаешь.

Петр. Так я… А ты чего тут?

Римас. Радио дома нет – пришел вас послушать.

Небольшая пауза.

Петр. И как?

Римас. Что?

Петр. Радио. Понравилось?

Римас. Заслушался. Чуть под твою брызгалку не попал. С Краснощековым гуляешь?

Петр. С ним.

Римас. Закуришь? (Протянул Петру папиросу.)

Петр. Давай. Римас Альбертыч, ты, правда, чего тут делаешь? Спичку дай.

Появился Иван с двумя цинковыми тазами. Положил их на лавку, взял стакан с самогонкой, хотел выпить, но, услышав голоса, прошел к углу дома.

Римас. Сейчас-то облегчись. Не терпи.

Петр. Расхотелось.

Иван. О! Патис! Здоров, Римас Альбертыч!

Римас кивнул.

Женька сказала, был ты, убежал. Чего? Мог бы попариться…

Римас. Некогда.

Иван. Ну раз некогда… давай.

Римас. Что давай?

Иван. Я почем знаю. Ты… с повесткой, наверное… Или как? Правильно, Петь?

Петр. Если на фронт – повестка… А чего еще?

Иван. Мы уж было подумали – забыли про нас.

Небольшая пауза.

Римас. На арест не повестки – ордера выписывают.

Петр. Какой арест?

Иван. На фронт когда?

Римас. А как стемнеет. (Помолчав.) Приехали за вами. Из органов. Госуправление безопасности. (Ивану.) Понял?

Иван (не сразу). Из органов? Губисты… Понял.

Петр. А где они?

Римас. У председателя догуливают. В три ночи за тобой, потом к Краснощекову… пойдем.

Иван. Ко мне?

Римас. К тебе. Как стемнеет, уходите… Чтоб никто не видел.

Пауза.

Петр. Бумагу, что ль, накатал кто?

Римас (кивнув). Бумагу. Не одну.

Иван. Кто?

Римас. Не ясно кто?

Петр. Губарев?

Римас не отвечает.

Римас… В чем обвиняют?

Римас. Разное. Жучок в муке… Шесть мешков. Было?

Петр. Вот гадина! Он же сам из муки всю березу выкинул!

Римас. Какую березу?

Петр. Ветки! Обшкуренные…

Иван. От жучка они. Если ветка в муке, с ней – хоть десять лет – ничего не сделается. И никаких жучков.

Петр. А этот долбень – председатель, мать вашу, – взял и всю березу выкинул… Никому ничего не сказал. Конечно, жучок появится.

Римас. Подумал, наверное, что мусор?

Петр. А там есть чем думать? Не знаешь – спроси.

Римас. А с фермы зачем весной прогнали? Побили зачем?

Иван. Дак он пьяный к дояркам в трусы полез! И глядеть на него?

Римас. А бить-то зачем?

Петр. Да не били его.

Иван. За шкирку взяли и вытащили с территории. И все!

Римас. Вот вам и вредительство, вот вам и заговор… против местной советской власти.

Помолчали.

Иван. Петь, надо было нам первыми бумаги двигать.

Петр. Надо было, да не та кобыла.

Пауза.

Римас. Как до Молотова доберетесь? Машин нет, пешком… В семь утра эшелон с добровольцами отходит. Не успеете.

Иван. А если по реке до Дивьи?

Петр. На веслах?

Иван. А чё? Вдвоем, по течению, без остановки… Догребе-о-ом!

Римас. Часа два… От Дивьи лесовозом. Лесовозы всю ночь в город ходят… Тогда успеете… Можете успеть. Женам скажите, когда спрашивать у них начнут губисты – где вы, что вы? – пусть не врут. Правду пусть говорят… Мол, на фронт все время рвались, вот и убежали. Ясно? Пойду, а то хватятся…

Иван. Римас Альбертыч! (Протянул стакан.) Альбертыч…

Римас. Лодка на ходу?

Иван. Хоть до Астрахани. Недавно с Петром смолили.

Римас. Софье с Александрой строго накажите – пусть не крутят насчет вас. Те все равно узнают, а им потом – слезы. (Выпивает.) Прощаться… Провожать к реке… (Возвращает стакан.) Не вздумайте. (Уходит.)

Иван (с удивлением). У него же язва! Непьющий же! Полный стакан жахнул! Гляди!

Петр (спохватившись, вслед Патису). Спасибо!

Из дома вышли Анна и Александра. Взяв тазы с лавки, идут со двора.

Александра. А где мужики наши?

Иван. Здесь! (Петру.) Так чего?

Петр. В одиннадцать у твоей лодки.

Иван. В одиннадцать. Давай.

Петр. Документы не забудь.

Петр остался один. Прошелся по двору, заглянул в окно дома, легонько постучал. Присел на крыльцо.

Софья (выйдя на крыльцо). Ты стучал?

Петр смотрит на жену.

Что? Петь, ну что?

Петр. Иди сюда…

Картина третья

В доме Краснощековых. Тихо. Постукивают ходики. На столе недособранный вещмешок, слегка притушенная керосиновая лампа. Из соседней комнаты послышался резкий скрип кровати, негромкие быстрые голоса, шлепанье босых ног. Появились Иван и Александра. Они в исподнем, начинают торопливо одеваться.

Александра. Все же таки дотянули…

Иван. Ничё, в самый раз… Сколько там на ходиках?

Александра. Не вижу…

Иван. Лампу прибавь.

Александра (прибавляя фитиль в лампе). Залью счас ее…

Иван. Кого?

Александра. Лампу, кого… (Вытирает глаза от бегущих слез.)

Иван. О! Чё они у тебя не кончаются-то, слезы-то? Целый час ревешь, а не кончаются… А, Шуренок? (Помогает управиться со слезами. Крепко обнял.) Родник у тебя там, что ли, забил или еще какой источник? Озеро какое-нибудь… Где воды стоко берешь?

Александра. Правду Соня сказала – не к добру смеялись. Она как мама – все чует. Целый день веселились… Не к добру хохотали, ясно теперь.

Иван. Узнать бы, кто нам войну эту… нахохотал? А идти надо. Рано или поздно… Шур, пол-одиннадцатого… Тридцать минут еще…

Александра. А дорога?

Иван. Чё там… Пять минут к реке спуститься. А, Шур?

Начинают быстро раздеваться.

Александра. Да рубаху-то уж не снимай… Ладно уж… (Ведет Ивана в спальню, но в дверях останавливается.) Вань! Мешок недособрали! Одевайся! Быстро!

Иван. Тю, ёк комарок!

Вновь начинают одеваться.

Александра. Кружку с ложкой не забыть…

Иван. Успели бы!

Александра (укладывая в мешок кружку, ложку, еду). Теперь уж после войны. Давайте там… побыстрее, не точите с ней лясы… Некогда, мол, нам! Жены, вон, ждут… недотоптанные. (Смеется.)

Иван. Но. Токо разохотились… Да?

Иван и Александра стоят, смотрят друг на друга и смеются, смеются, вытирая слезы.

Александра. Пристрелю его на… Попрощаться толком не дал, сука… Да, Ваня?

Иван. Не, не надо. Жору на него спустите… Ну-ка, забодай его, Жора! За наших. (Замерев.) Три минуты туда, три минуты сюда… Ну чё ты, Сань?

Александра (решительно снимая с себя кофту). Где не надо, не высовывайтесь с Петей.

Иван. Конечно. Мы чё, дураки? (Снимая штаны.) Справимся, Саня… По-умному-то, по-быстрому-то… Соскучиться не успеете. Главное, дождались чтоб… (Обнял Александру, ведет ее из комнаты.)

Александра. Ага, нужен мне кто? Ты чё, Ваня?.. Учти, не вернешься, позволишь страшное чё с собой… сразу в Чусовую за тобой с обрыва… следом. Понял?

Иван. Понял.

Александра. Вот, учти.

Иван оглянулся на часы, замер. Виновато смотрит на Александру. Александра все поняла. Кинулась к лежащим на полу брюкам, помогает мужу одеться. Делают все молча, быстро. И вот Иван уже полностью одет. За плечами вещмешок, на голове шапка.

Иван. Александра Алексеевна… (Пожимает руку жене.) Держись тут…

Александра. Учти.

Иван. Учту. Разрешите… (Отдает честь.) Разрешите идти… громить… фашиста этого… долбаного?

Александра. Давай, Иван Дементич.

Иван направился было к выходу, но вернулся к часам и до упора подтянул гирьку.

Иван. Вот так вот. Теперь пошел. Я скоро.

Картина четвертая

В доме Рудаковых. За столом Софья и Женя.

Софья. Скажем, на охоту он… На охоте, и все дела. Когда придет? А мы почем знаем? Он – мужик. Перед нами не распространяется. Правильно? Может, к вечеру завтра, а может, и на ночь задержится… Мало ли. Собаку взял и попер… Чё ему распространяться перед всеми?

Женя. Мама, у крыльца кто привязан?

Софья. Кто?

Женя. Папа к крыльцу Серого привязал! С собакой… Забыла? У крыльца Серый-то!

Софья. A-а! На рыбалке! На тот берег умотал! На рыбалку! Даже лучше! Не найдут… Можно подумать, что утонул, если что. А пока думать будут… Они уж до фронта доберутся. Так и сделаем. Поняла?

Женя. Он же правду велел говорить! И удочки… все в сенях!

Софья. А мы их счас куда-нибудь затырим…

Послышался незлобивый лай Серого и смолк.

Женя. Серый лает…

Софья. Не успели… Пришли…

Женя. Это кока. Крестную Серый так… встречает.

Софья. Да?

Входит Александра.

Софья. Правда! (Александре.) По лаю тебя Женя узнала!

Александра. Не лаяла вроде я. Еще не лаяла, но скоро начну. Еще и покусаю… сволочь кой-какую. Или загрызу… к чертовой матери.

Женя. Кока, папа врать не велел, а она им сказать хочет, что на охоту он… Или на рыбалке. Как с ума сошла…

Софья. Надо ж время потянуть!

Александра. Крестница, давай-ка сени на засов или на крючок… Чё у вас там? Сами пусть ломятся, ломятся… Вот и потянем время.

Женя сбегала в сени и вернулась.

Софья. Сломают дверь, и все.

Александра. А пусть ломают, починим. Врать-то хуже, юлить-то хужее. Подумают, что мужики наши в бега кинулись, а мы их – ну этих, из органов – запутать, облапошить хотим. Потом пропишут по перво число и тебе, и мне, и всей родове… И до наших, чего доброго, доберутся – ничё не докажешь. Садись и сиди давай.

Софья. Не могу! Как сидеть-то?! Сердце – бух-бух, бух-бух…

Женя. Кока, она в обморок упала. Папа ушел – она упала.

Александра. А, ёк комарок! Ты чё, Соня? Ты держись как-нибудь! Ты чё? Попей что-нибудь!

Софья. Забыла! Говорила же – что-то забыла! Четушку бате забыла! (Достала из кармана четвертинку с водкой.) В кармане лежит… И забыла! Вот растипопа! Ой, растипопа! Хоть беги догоняй!

Александра. Они уж в Дивьи давно! Уж в лесовозе, поди, в город катят. Четыре часа прошло! Она у нас, Женя, однако, опять брякнется. Сонь, ты не рухнешь тут у нас на глазах? Женя, еще стакан дай-ка. И хлебушка маленько. За мужей наших, чтоб живые да здоровые вернулись. (Разливает водку по стаканам.) Пей, не заполошничай. Чё хоронить-то раньше времени? У Пети же все в сердце отзывается, все твои переживания… Выпей… Как валерьянку. И я. До дна, сразу.

Софья. А! Правда! Погляди, какая дура-то! Правда, раньше времени-то зачем?

Александра. Чокнемся как следует…

Софья…Чтоб живые! Чтоб никакие не раненые… Ну, если вдруг… Чтоб не сильно.

Женя. Вообще никак!

Александра. Никак, Женечка, никак. Правильно.

Софья. И побыстрее, чтоб… завершилось.

Выпили.

Александра. У тебя прялка заправлена? Тащи-ка, крестница, прялку, займем себя, отвлекем мать-то… (Женя убежала за прялкой.) И шерсти захвати! Так вот, Соня… Я шерсть подергаю, ты нитку сучи. Носки Пете с Ваней навяжем, рукавицы…

Софья. Варежки?

Александра. Варежки. Не бухает уже?

Софья. Кто?

Александра. Сердце не бухает уже?

Софья. Ой, полегче, правда. Захмелела даже…

Женя принесла прялку и небольшой мешок с шерстью.

Александра. Садись, девонька, с нами. У-у, какая шерсть ладная у нас. Не шерсть – пух оренбурский. Сегодня Тосю с Катей еще почешем, еще наберем. (Софье.) Сучи-сучи, Соня. Нитка легкая, нежненькая… Это ж не козы, это ж диво дивное…

Во дворе залаял Серый. Лает все сильнее и сильнее.

Софья. Пришли.

Александра. А идут они… (Налила водку.) Все ушли на фронт… товарищи! А вы чё тут делаете? А вас кака халера по ночам носит? Софья Алексеевна, за мужей наших!

Пьют.

Софья. Доча, ты хорошо заложилась? У нас крючок крепкий, кованый.

Женя. Хорошо.

Серый во дворе захлебывается от лая.

Александра (запела).

 
Шел казак через речку домой,
Шел домой молодой, холостой.
Обломилась доска,
Подвела казака,
Зачерпнул он воды
Са-а-пого-о-ой!
 

Раздался выстрел, и собачий лай оборвался. Стучат в окна, в двери. Стучат все сильнее, все громче.