Текст книги "Пароходы, люди и моря"

В настоящее время семь судов различного типа, в числе которых четыре лихтеровоза, составляют флот американской компании «Waterman Steam Ship». Все корабли по различным причинам стали собственностью организации, однако их объединяет одно: все морские суда ожидала отправка на слом. После капитального ремонта и замены оборудования грузовые пароходы стали участниками программы, направленной на развитие внешней торговли Штатов. Одним из них и оказался бывший российский лихтеровоз «Алексей Косыгин». Успешно пережив ураган Катрина в 2005 году, находясь в порту Лейк-Чарльз, штат Луизиана, лихтеровоз «Atlantis Forest» продолжает выполнять свои функции по прямому назначению, чего нельзя сказать о других систер-шипах (однотипные суда). Известный лихтеровоз «Юлиус Фучик», водоизмещением более шестидесяти тысяч тонн, доживает свой век в одном из портов Греции в Элесисском заливе, а из металла других его собратьев давно уже сделаны автомобили или какие-либо другие машины, механизмы и металлоизделия, а может быть, и того хуже – предметы немудреной домашней утвари. Некоторые из отечественных лихтеровозов были выкуплены предприимчивыми судоходными компаниями, переоборудованы для морской перевозки яхт и успешно эксплуатируются под флагами других государств.

Очень интересны воспоминания капитана дальнего плавания Сергея Михеева (кстати, однокашника капитана «Алексей Косыгин» Олега Шагаева), в свое время работавшего старшим помощником капитана на лихтеровозе «Юлиус Фучик» Советского Дунайского пароходства. Чешский антифашист, известный последним журналистским шедевром накануне своей гибели – «Репортаж с петлей на шее», в самом деле перевоплотился в громадное судно, как в стихотворении Владимира Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку»: «Мы идем сквозь револьверный лай, чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие славные дела!» Книга Фучика увидела свет уже после его казни в фашистском концлагере. Ему была присуждена Международная премия Мира за разрывающий душу «Репортаж». Имя первому советскому лихтеровозу дали достойное.

В СССР не было ни опыта, ни современных технологий для постройки судов такого класса, а многие комплектующие и вовсе не производились в стране. В то же время рядом находилась Суоми, имевшая большие достижения в строительстве специализированных судов – одни ледоколы чего стоили, включая недавно построенную троицу самых мощных дизель-электрических ледоколов в мире: «Ермак», «Адмирал Макаров» и «Красин». Поэтому заказ на первых двух «монстров» был размещен в Финляндии, чтобы потом, ориентируясь на «первенцев», создать что-либо свое, похожее.

Появление первого великана в компании с близнецом «Тибор Самуэли» в Дунайском пароходстве было отнюдь не случайным: советское руководство тем самым старалось «привязать» к себе дунайские страны, не имеющие выхода к морю. Лихтерам и их «маткам» отводили решающую роль в осуществлении этих планов. Зависимость придунайских государств от большого восточного соседа и в самом деле становилась гораздо более ощутимой, напрямую влияющей на их внешнюю торговлю. Это был самый настоящий современный «дредноут».

Существовала практика направления старшего командного состава на столь сложные по своему устройству и эксплуатации суда в качестве дублеров на первом этапе. Затем, по мере освоения судна, дублер переводился на штатную должность, заменяя своего опекуна. Огромное судно со сложными механизмами и устройствами, среди которых выделялась система погрузки-выгрузки лихтеров. Между двумя кормовыми «фалдами» находился синхролифт грузоподъемностью 2700 тонн, и даже при несимметричной нагрузке, когда один груженый лихтер располагался на одном борту, платформа поднималась ровно. А затем уже лихтеры перемещались на три палубы с помощью гидравлических транспортеров. Каждый транспортер весил 230 тонн, и перемещение груза массой 3060 тонн на двухсотметровое расстояние – задача не самая простая. Цифры сами по себе поражают. Одно неверное движение – и… Даже представить трудно, и хочется поскорее избавиться от мрачных мыслей.

Расчеты по предстоящим грузовым операциям выполнял второй помощник капитана и проверял старпом. Помимо этого, необходимо было разобраться со множеством судовых помещений, начиная с носовой подшкиперской до ПУГО (пульт управления грузовыми операциями). На второй палубе находились каюты рядовых членов экипажа, младших механиков и электромехаников. Ряд помещений оставались незанятыми. Капитан, штурманы, радисты и старшие механики жили в надстройке. От грузовой палубы до капитанской лифт насчитывал семь этажей, и четыре вниз, в главный пульт машинного отделения. На третьей грузовой палубе находились ворота и два бортовых буксира, которыми заведовал второй механик вместе со своим помощником – четвертым механиком.

Четыре главных двигателя «Пилстик» работали на два гребных винта, разгоняя лихтеровоз до 21 узла на полном ходу. Но расход топлива при этом достигал 120 тонн в сутки, что даже при его «дешевизне» заставляло задуматься об эффективности работы. Более-менее приемлемым оказался режим экономического хода, при котором расход бункера тоже не впечатлял, не позволяя надеяться на рентабельную работу гиганта, хотя и составлял 80—90 тонн при скорости 16 узлов. Во время бункеровки в Усть-Дунайске, специально оборудованном в дунайских плавнях порту для обработки лихтеровозов, с бункеровщиков принимали 5000 тонн тяжелого топлива и 500 легкого.

Однажды в Москве, на вечеринке у друзей, Сергей беседовал с отцом хорошей знакомой, полковником внутренней службы, доктором технических наук и профессором «противопожарной» академии МВД. Когда коснулись пожарной подготовки экипажей судов, мэтр довольно пренебрежительно заметил: -«Чему там у вас гореть, к тому же с неограниченным количеством воды вокруг». Сергею пришлось обратиться к цифрам, присовокупив к количеству топлива сотни тонн масел и красок. Тон Якова Семеновича сразу же изменился, и по всему было видно, что он шокирован. «Да ты же на нефтебазе сидишь!» – лишь промолвил он. Вот тебе и профессор пожарных наук! Пришлось объяснить пожарному авторитету простую истину, что вода в судовых условиях чаще всего является отрицательным фактором, а не положительным, и это для него, по всей вероятности, явилось откровением, хотя преподающему профессору не знать о специфике морских противопожарных мероприятий, хотя бы в общих чертах, явно не к лицу. О постоянном противоборстве непотопляемости и тушения водой, как двух антагонистов, пришлось вкратце объяснить уважаемому маэстро, каким он себя позиционировал.

С момента приемки судна прошло совсем немного времени, и многие таблицы и инструкции еще не были разработаны. А их было непочатый край, включая планы по борьбе за живучесть, непотопляемость, борьбе с пожарами, инструкции по обязанностям членов экипажа и так далее и тому подобное.

Лихтеровоз «Юлиус Фучик» на ходу

Капитан, не откладывая дело в долгий ящик, сразу же обозначил объем работы для старшего помощника и его дублера по разработке инструкций и планов, не имевших аналогов. Все нужно начинать с чистого листа. А разработка всего этого бумажного вала не чета какой-нибудь диссертации, в которой можно завуалировать и затушевать многие негативные моменты. В нашем случае даже малейшие недочеты сразу же выплывут наружу при отработке практической части. При этом мастер обозначил крайне сжатые сроки, по сути дела заранее невыполнимые. Столь объемная работа продвигалась медленно, и капитан резко выражал свое неудовольствие, вероятно полагая, что подчиненные отлынивают от работы. Основной удар принимал на себя старпом. Чтобы как-то умерить капитанский пыл, разработчики решили показать мастеру черновой вариант своего творчества. Разложили все схемы, чертежи, наставления и объяснили общую идею работы. Надо отдать должное капитану, по достоинству оценившему титанический труд и далее уже не пытавшемуся подгонять. Численность экипажа в среднем равнялась 64 членам команды, включая ремонтную бригаду Килийского судостроительного завода, на котором строились отечественные лихтеры.

Печатание многочисленных текстов тоже отнимало немало времени, хотя, казалось бы, на судне хватало квалифицированных «машинисток»: хозяйственный и четвертый помощник не были столь перегружены, но доверить им столь тщательную работу, требующую понимания предмета, не представлялось возможным. Необходимо было их непрерывно контролировать, по сути стоять над душой, и проще это было сделать самому. Но мало придумать и синхронизировать всю схему, нужно было воплотить ее в жизнь, научить исполнителей. Учеба шла непрерывно, и каждый член экипажа имел свои конкретные обязанности при различных видах многогранной судовой деятельности.

Операторы транспортеров, управляющие их движением, которые принимали лихтеры на синхролифте, везли их до означенного места на всех трех палубах, где их ставили на так называемые «стулья» и крепили специальными упорами, получившими меткое прозвище «слоновая нога». Сопровождающие следили, чтобы ничто не мешало движению транспортера и отсутствовали посторонние предметы на крышках и рельсах.

Во время грузовых работ вахту у трапа несли хозяйственный помощник, врач, второй радист и помполит, тем самым подзарабатывая себе на хлеб с маслом.

Судовая учеба была построена так, чтобы охватить всех и при этом добиться взаимозаменяемости, особенно при производстве грузовых операций, чтобы можно было маневрировать специалистами. Когда груз бывал необычным и замысловатым, непохожим на массовые, требовались специалисты высшей квалификации, и за них шел настоящий торг между главным механиком и старпомом. Подогревало его бескомпромиссность то, что непосредственные участники получали изрядный довесок к заработной плате. На этом основании велся строгий учет достижений каждого во время повышения квалификации, и перед предстоящим циклом грузовых операций все спарринг-партнеры сдавали зачеты. Во время отработок судовых тревог и практических занятий по судовой эксплуатации неизменно обнажались некоторые неточности и неясности, что требовало корректировки планов и много другой рутинной работы. Казалось бы, за долгие 16 суток перехода до пакистанского Карачи можно многое успеть, но, как правило, катастрофически не хватало и этого времени: оно сжималось в мгновения, словно находишься в другом измерении.

Через месяц штатный старпом ушел в отпуск, и Сергей уже со знанием предмета принял его дела. В новом амплуа уже не приходилось ждать каких-либо скидок на неопытность. Первоначальная неуверенность, которая нет-нет да вспыхивала в голове, сменилась своей противоположностью, и теперь он чувствовал себя полным хозяином на необъятных палубах громадного судна.

С первых дней появления на безразмерном «ковчеге» он обратил внимание на значительную погибь палубы на баке. От клюза якорной трубы до фальшборта наблюдалась вмятина, словно родимое пятно, залитая бетоном. Как выяснилось, на переходе во Вьетнам, после Суэцкого канала, боцман и плотник занимались заменой тормозных лент на барабане правого якоря. Ленту поменяли и решили протестировать, не поставив никого в известность, хотя занятие это на полном ходу само по себе довольно рискованное и получить официальное разрешение на проводимую работу, скорее всего, было бы невозможно, капитан вряд ли бы согласился играть с огнем, прекрасно зная своих специалистов и их стремление «отличиться». Решение приняли спонтанно, под воздействием не одного стакана тропического «удовольствия», которое под жарким солнцем лишь усилило свое веселящее действие. Приотдали винтовой стопор, который и сдерживал многотонную громадину якоря, и якорь-цепь с грохотом начала «травиться». Очевидно, что ленточный стопор уже был бессилен остановить все нарастающую и ускоряющуюся многотонную массу, усугубленную полным ходом «ковчега». Осознав, что никакие силы уже не в состоянии удержать летевший в морские хляби якорь с цепью, со всех ног бросились с бака. Огонь, дым и грохот сопровождали их бесславную ретираду. Концевая скоба весом более сотни килограммов, вылетев из цепного ящика, ударила по палубе бака, навсегда оставив отметину. Новый якорь и цепь купили в Сингапуре, шипчандлеровским компаниям которого не привыкать к подобным случаям, ибо среди десятков тысяч проходящих судов наверняка случаются подобные курьезы. Дальнейшая судьба экспериментаторов, пытавшихся оспорить закон всемирного тяготения, неизвестна. Но то, что этот фокус не прошел им даром, не вызывает сомнений. Цена утерянного якоря с цепью наверняка исчисляется сотнями тысяч полновесных американских долларов.

У «Интерлихтера», оперировавшего лихтеровозами, были две линии работы лихтеровозных «монстров», которые использовались в зависимости от накопленных груженых лихтеров. Первая – на Карачи и Бомбей, а вторая – на Вьетнам, куда всегда следовали с полным грузом. Лихтеры собирались со всего Дуная. А вот с обратной загрузкой всегда были проблемы, в лучшем случае она не превышала и половины.

Во всех иностранных портах грузовые операции осуществлялись бортовыми буксирами. В Карачи постановка на рейдовые бочки являла собой сложную задачу. В условиях стесненного рейда, когда множество судов ошвартовано на бочки, возможности для маневра громадного «дредноута» были минимальными, не говоря об опасности. Парусность судна представляла собой немалую угрозу, тем более что она была неравномерна по всему бортовому периметру и крепиться к бочкам нужно было основательно.

Запомнился своеобразный агент, обслуживающий судно. После оформления прихода, почтительно проводив представителей власти, к которым в этих странах демонстрируется особое уважение, он сразу же обращался к Сергею: «Чиф, ты сегодня не ужинай и ребятам скажи. Я скоро вернусь». И вскоре возвращался с упакованными в бумажные кульки бараньими ножками, отнюдь не куриными по величине. Были они еще горячими и очень вкусными, еще издали, одним лишь запахом вызывающими обильное слюноотделение. Деликатеса удостаивались капитан, старпом, второй помощник, главный и старший механики. Взамен араба угощали тропическим вином, к которому агент был явно неравнодушен. При этом запретные суры Корана не упоминались по обоюдному молчаливому согласию. Все-таки вино было легкое и, может, у Аллаха есть какое-либо послабление на этот счет.

Карачинские лоцманы тоже были своеобразны и, хотя прибывали на судно на рейде как представители какого-либо султана или, на худой конец, эмира, приступали к работе, лишь когда бак судна проходил первую пару буев канала, а на выходе сходили на лоцманский катер сразу же за волноломом. Таким образом, лоцманы, несмотря на показной снобизм, явно отлынивали от своих прямых обязанностей, отдавая самый сложный этап маневрирования и швартовки в условиях стесненной акватории на откуп капитану, а сами предпочитали умыть руки, попросту сбежать, дабы не принимать участие в сложной швартовке, для чего они и были нужны.

Проблемы возникали с высадкой лоцманов во время летнего муссона, когда юго-западные ветры разгоняли большую волну и лоцманский катер болтался под бортом, словно ореховая скорлупка, опускаясь и поднимаясь на несколько метров, норовя раздавить медлительного «пайлота». Но в таких случаях лоцманам было уже не до важной медлительности: они скакали, словно голодные воробьи перед неожиданным подарком буренки. Такая же проблема существовала и в Бомбее, но на его внутреннем рейде хватало места для циркуляции лихтеровоза на якоре.

Система наглого, почти узаконенного мздоимства официальных и портовых властей процветала во всем своем беспределе. Прибывающие для оформления прихода чиновники тащили с собой огромные, безразмерные сумки, чтобы уложить все, что можно выклянчить у судовой администрации, используя для этого все возможные приемы, от наглого шантажа и угроз до банального подхалимажа. «Не мытьем, так катаньем», – это им всегда удавалось, ибо методы были отработаны и постоянно совершенствовались, стараясь идти в ногу с появляющимися вызовами. Подобная практика была характерна для многих стран Африки и Азии, но в индийских портах намного превосходила обычные средневзвешенные поборы, и Сергей долгое время считал порты Индостана чемпионами мира по вымогательству, пока не попал в Нигерию. Так что определить, кому отдать первенство в этом неолимпийском виде спорта, довольно затруднительно, за лидерство идет постоянная бескомпромиссная борьба, и наградой служит распространившийся по всему миру «бакшиш».

В индийских портах было что посмотреть: древняя культура уживалась с нищенскими трущобами, размер которых не поддавался видимому определению, уходя куда-то за линию горизонта; богатые, «суперовые» кварталы соседствовали с картонными жилищами бедняков, вонь нечистот которых не могли нейтрализовать никакие индийские притирания и благовония. Жаркий влажный климат приморских территорий всячески способствовал их распространению. Впечатлял остров Элефант, изюминкой которого являлся древний храм с эротическими барельефами, демонстрирующими сцены из Камасутры. Неудивительно, что Индия делит с Китаем первое место в мире по количеству населения, приближающегося к полутора миллиардам.

Архитектура древнего индуизма наиболее полно отражает индийскую историю и сложившийся за тысячелетия уклад жизни. Местные уроженцы умело эксплуатируют свою приверженность к обслуживанию иностранных туристов, привлекая национальные мотивы. Продажа сувениров, традиционная демонстрация «танцующей» кобры с вырванными ядовитыми клыками под мелодию играющего на дудочке факира, сидящего рядом в чисто индийской позе; женщины в разноцветных сари с корзинами фруктов на головах за умеренную плату фотографировались с туристами.

Прирученные и выдрессированные животные тоже были под стать хозяевам, норовя получить свою долю. Наглющие козы и обезьяны требовали лакомства от иностранцев, которых они мгновенно определяли, не смешивая с местным «бомондом». Их приставания переходили все допустимые пределы: козы по-настоящему бодались, а мартышки в открытую занимались воровством и грабежами. Стоило немного зазеваться – и прощай ручная сумочка или какая-либо еда, особенно фрукты. Любимой их забавой являлось задирание женских юбок. Когда ничего не подозревающая женщина засматривалась на что-либо примечательное, маленькие ловкие звереныши, неслышно подкравшись сзади, исполняли свой полюбившийся трюк, что вызывало настоящую панику у пострадавших и смех у окружающих, а мартышка, восседая на ближайшем дереве, с удовольствием скалилась, изображая довольную улыбку. Тем временем жертва розыгрыша долго не могла прийти в себя, залившись пунцовой краской и все еще придерживая юбку, хотя обезьяна уже с дерева показывала ужимки. Поэтому имеющие опыт женщины предпочитали появляться здесь в брюках вместо платьев и юбок.

Заходы в Сингапур, мимо которого во вьетнамских рейсах приходилось проходить дважды, были редкими и в основном по техническим причинам, чтобы закупить какие-либо дефицитные запчасти и судовое снабжение. И все же судно привлекло к себе внимание определенных деловых кругов, которые выдвигали даже предложения по эксплуатации «монстров» на перевозках между «городом льва» и портами Австралии, обещая большой объем грузов и полную загрузку в оба конца. Насколько они могли быть привлекательны и рентабельны, судить трудно, ибо никакой конкретики не было. В этом предложении прежде всего настораживают жесткие требования к заходящим в порты зеленого континента судам и громадные портовые расходы. Но «Интерлихтер» был заряжен именно на Вьетнам – по старой советской традиции, зародившейся еще во времена войны с американцами в семидесятых годах, когда множество судов доставляли самые разные грузы, помогая бывшему французскому (еще с девятнадцатого века) протекторату Аннам в его многолетней борьбе за независимость. Ради справедливости стоит сказать, что все многомиллиардные долги позднее были списаны, то есть наши суда работали бесплатно. Во Вьетнаме приоритетным портом был Вунгтау в устье реки Меконг, также заходили в реку на рейд Тхиень-Лиень. Старый лоцман рассказывал, что во время гражданской войны между Севером и Югом Вьетнама заводил на этот рейд американские авианосцы. На подходе к Вунгтау на горе высится громадная статуя Христа с распростертыми руками, словно копия бразильского, в Рио-де-Жанейро. Но в лице Господа все же угадываются вьетнамские черты. Преобладающей религией является чисто вьетнамский культ предков и буддизм, а на христианство приходится лишь несколько процентов верующих. Но тем не менее немногочисленная община католиков установила эту статую за счет своих пожертвований в 1974 году.

На реке Меконг четко соблюдается меняющийся приливно-отливный цикл, во время которого скорость течения реки уменьшается до 1—2 километров в час и затем возрастает до 10—12. При сильном течении даже два буксира с трудом справлялись с буксировкой лихтера, что значительно замедляло скорость грузовых работ. Особенно тяжело было работать в ночное время, когда наступает тропическая тьма и буквально погружает во мрак преисподней. Судовое освещение и прожекторы буксиров были явно недостаточными, но Сергей предложил использовать «прожектор Суэцкого канала», который разделяется на два мощных луча, дабы осветить обе кромки канала. Предложенное им новшество решило проблему освещенности.

Проверять лихтеры было крайне необходимо, в противном случае вал коммерческих убытков был неизбежен. Вьетнамцы крали все: снимали оборудование электрощитов, сливали масло из редукторов брашпилей, залазили в трюм, приподняв крышки домкратами без нарушения контрольных пломб, о срезанных швартовных синтетических концах и говорить не приходится. В этом виде также неолимпийского вида спорта им не было равных, и они, безусловно, лидировали на мировой арене. Ремонтная бригада на борту привычно восполняла и ремонтировала все за счет «Интерлихтера». Возили из Вьетнама в основном паркетную клепку, мазь «Звездочка» и водку «Слезы Хошимина». Вьетнам, десятилетиями воевавший, не обладал какой-либо значимой экспортной продукцией, но создать иллюзию равноправной торговли было необходимо.

С паркетной клепкой произошел трагический случай в Ренийском порту. Для министерства обороны привезли лихтер с паркетом. Подобные грузы фумигировались, дабы не привезти в Союз какую-нибудь тропическую заразу из Вьетнама, и откуда-то просочилась информация, что в роли фумиганта использовали печально известный газ «Циклон Б», применяемый Штатами для травли вьетконговцев. Народ насторожился, и лезть в лихтер никто не хотел ни за какие коврижки. Пригласили представителей войск химзащиты из болградской дивизии ВДВ. Приехали начальник-майор и его заместитель. Офицеры приступили к исследованию груза на лихтере. Катер, привезший их, ждал на протяжении получаса, но офицеры не появлялись. Так и не дождавшись, двое катерников пошли к лихтеру, надев аппараты индивидуальной защиты из пожарного комплекта. Заглянув в люк, обнаружили обоих офицеров, лежащих мертвыми в противогазах против химических отравляющих газов. Замеры химического состава воздуха в трюме показали наличие большой концентрации углекислого газа, который выделяла сырая паркетная клепка. Обычные противогазы были бессильны против него, и офицеры задохнулись. Если жертвами оказались самые квалифицированные офицеры химзащиты, не попытавшиеся даже взять пробы воздуха, то что же говорить об обычном люде. Как бы то ни было, но ни один из членов экипажа даже не пытался заглядывать в трюм, твердо усвоив, что заговоренных среди них нет.

Но были и свои радости. Во время грузовых операций в «Учкудуке» (Усть-Дунайске – «секретном порту» без причалов и складов) на борт привозили семьи экипажа. Административным центром являлся ветхозаветный теплоход «Кооперация», построенный еще в двадцатых годах. Это была та самая «Кооперация», которая в компании дизель-электроходов «Обь» и «Лена» участвовала в первой советской антарктической экспедиции в 1957—1958 годах. Судно поистине легендарное. О тех событиях эстонский писатель Юхан Смуул, бывший в составе экипажа, написал известную «Ледовую книгу». Теперь же, устав от многолетних арктических и антарктических плаваний, небольшой грузопассажирский теплоход продолжал служить людям, став надежным причалом для «перелетных птиц». В пассажирской зоне двери, поручни трапов и панели переборок были из красного дерева, напоминая о лучших годах его трудовой деятельности. Корпус, построенный по давнишним технологиям, находился в идеальном состоянии, металл был на совесть, не подверженный ржавчине, что говорило о его высоком качестве и чистоте – это вам не конверторная сталь, которая начинает ржаветь изнутри. С годами вилковские аборигены потихоньку растащили всю эту красоту из красного дерева и бронзовую отделку, но все же судно исправно служило дебаркадером, где можно было переночевать и подкормиться. Семьи членов экипажа прибывали на пассажирской «Ракете», которая швартовалась к «Кооперации», а потом их на портовых катерах доставляли на судно. У лац-порта «монстра» устанавливали понтон, на который опускали парадный трап. В этих случаях экипаж собирался под спасательной шлюпкой левого борта, высматривая своих домочадцев, кто к кому в каком составе прибыл.

Жена Сергея, Алия, посетив в первый раз судно, не увидела в нем ничего необычного. Даже подъем на лифте на «седьмой этаж» не впечатлил ее, ибо после домашнего 16-го этажа казался делом обыденным. Ее первоначальный вердикт был таков: «Ты говорил, что судно огромное, а ничего в нем такого нет. Ты даже не вышел к борту посмотреть, как мы подошли на „Ракете“!» Пришлось ей объяснить, что весь экипаж стоял под шлюпкой и наблюдал за прибывшими. Расстояние и размеры судна скрадывали даже немалую толпу в полсотни человек. Но доверия после абстрактных объяснений в глазах жены не прибавилось, нужно было устроить визуальный осмотр. На верхней пустой палубе эффекта никакого не было, но после спуска на вторую грузовую палубу зал в 160 метров длины и 25 ширины, с пятиметровой высотой потряс ее воображение. Она лишь произнесла: «Это все?» Сергей добавил, что впереди еще метров 60, а позади 40, и наконец-то до нее дошло. Глаза тут же поменяли выражение на истинное уважительное удивление.

Погрузка лихтеров ночью в Усть-Дунайске приносила хороший бонус как чисто в любительском смысле для заядлых рыболовов, так и в продовольственном – для пополнения стола, разнообразя его свежей рыбой. Ночью, после установки лихтеров на синхролифт и подъема до нужной палубы, на рыбинсах подъемника всегда оказывалось много самой разнообразной рыбы, включая осетров. Крупных сбрасывали в воду, а мелкие шли на уху, которую поварята тут же готовили к двум часам ночи – обеденному времени грузовой бригады. Уха получалась не хуже, чем у гиляровских гурманов – за уши не оттащишь. Поднять жену к этому пиршеству Сергею ни разу не удалось, даже несмотря на ее вечерние просьбы.

Самой большой проблемой на стоянке были дети, которых жены привозили с собой. А для них посещение «ковчега» было сродни визита в сказку, и разговоров об этом хватало надолго. В школе они на какое-то время становились героями, приковывая внимание после рассказов о посещении необычного судна и ловя на себе завистливые, восхищенные взгляды одноклассников. На судне в стремлении уединиться родители выпускали своих чад на волю, и самообразовывалась разнокалиберная шайка малолеток, носящаяся по коридорам, в спорткомплексе и помещении бассейна, который таил в себе главную угрозу. Обычно до или после прохода Босфора в него набирали чистую морскую воду (естественно, не зимой), и три-четыре дня она была вполне пригодна для использования. Хотя ее уровень опускали до доступного детям, но в любом случае это была большая головная боль для старпома. В описываемое время присутствовал один «медведь-пестун» – сын второго дизельного механика, который, будучи старше всех, как-то организовывал эту шайку и следил за ней. Но, как бы то ни было, он все-таки был ребенок. С каждым заходом в порт проводились разъяснительные беседы и предпринимались попытки организовать попеременное наблюдение за детьми силами жен, но каждый раз все достигнутые договоренности разваливались, едва начавшись. Детей не пускали в пустые отсеки, закрывая соответствующие двери и лазы, но стопроцентной уверенности это не давало, и приходилось по нескольку раз на дню сличать поголовье по списку.

Случился в практике курьезный случай, едва не ставший трагическим, когда в первый заход после завода в Питер старший офицер пограничного наряда отказался от предложенного сопровождения досмотровых групп членами экипажа. На нет и суда нет, было бы предложено. Досмотр длился 4, 6, 8 часов, все дольше растягиваясь, и досмотровое начальство пребывало в полной растерянности, но к судовой администрации за помощью не обращалось, видимо считая, что само может вывернуться из ситуации, которая возникла по ее же вине. Это сильно напоминает эпизод, когда Ходжа Насреддин спасал тонущего в арыке купца. Наконец волевым образом вмешался капитан, когда стало ясно, что у погранцов потерялись люди в чреве «ковчега». Исчезнувшая группа была направлена в помещение рулевого устройства по правому борту. Заблудших вскоре нашли на самом днище, и двое из троих были травмированы, ибо фонари погасли, израсходовав энергию, а ультракоротковолновая станция не пробивала толстый слой металла над головами. Состояние молодых ребят было аховое, так и с ума ненароком можно сойти: «Замуровали, демоны», – как в известном советском фильме. Вывели их на свет божий, и на этом досмотр закончился. Благодарности за спасение пограничников не последовало, скорее наоборот, экипаж виноват, так как не настоял на сопровождении. Но офицер со своей командой быстро ретировался. Знает кошка, чье мясо съела.

На судне закончили монтаж и наладку аппаратуры спутниковой связи. Протестировать ее работу в рабочем режиме пришлось старпому. Сергей продиктовал оператору в Токио номер своего московского домашнего телефона. В Москве было три часа ночи, и голос жены был сонным, но тревожным. «Как ты оказался в Японии?» – сразу же последовал вопрос. Пришлось объяснить причину столь неожиданного и странного звонка.

В следующий заход в базовый порт на борт явилась представительная военная комиссия во главе с контр-адмиралом из штаба Черноморского флота в Севастополе. Провели учения по борьбе за живучесть. Пожарная тревога, как и по борьбе с водой, дело обычное. Но вслед за ними решили приготовить судно к защите от угрозы радиационного и бактериологического заражения. К нескрываемому изумлению высокой комиссии, выяснилось, что огромное судно никоим образом не приспособлено к использованию в боевой обстановке. Для них это был нокаутирующий удар, ибо на протяжении своей военморовской карьеры никто из комиссии не мог представить, что может существовать судно под красным флагом, не соответствующее требованиям военно-морского ведомства. Ведь прежде всего это корабль, да еще какой. Их так учили. Коммерческие и другие назначения – дело второстепенное. Неисповедимы пути твои, Господи! Интересно, а задумывался ли кто-нибудь из них, откуда берутся деньги на их содержание? Вряд ли! А жаль! Может быть, и военный бюджет расходовался бы более рачительно и не списывался по многим ненужным пустякам. Привычка брать деньги из тумбочки, не интересуясь, каким образом они туда попадают, не приучает к экономности и бережливости, а лишь развращает. На «монстре» не было ничего: ни герметизации помещений, ни спринклерной системы, ни блока для укрытия экипажа с избыточным давлением внутри и очисткой забортного воздуха. Не было даже самого элементарного: принудительной системы голосового оповещения экипажа. Возмущению не было предела. В состоянии полного разочарования и негодования комиссия поспешно покинула борт негостеприимного «ковчега», который непонятно для чего построили.