Текст книги "Пароходы, люди и моря"

Дальше пошло по извечному российскому «авось»: пусть отлежится, а там и поправится. Но желанное улучшение не приходило, а глубокий кашель, выматывающий душу, лишь усиливался изматывающими внутренности приступами. Общая слабость уже не покидала Клима, и он все время проводил в постели, вставая лишь по необходимым надобностям, да и то держась за стену, ноги, словно резиновые, отказывались повиноваться, и лишь дрожь в коленях напоминала об их наличии. Клим, удрученный своим физическим состоянием, все больше задумывался о причинах, приковавших его к койке, но возможность вирусного заражения по-прежнему не приходила в голову, хотя о чем только не передумал. Успокаивая себя, он склонялся к гриппу, который, если лечить, продлится неделю, а если не лечить, то семь дней, как обычный насморк. Консилиум домашних лекарей пришел к такому же заключению, и поставленный общими усилиями, устраивающий и убаюкивающий всех диагноз значительно прибавил настроения. Получилось почти по Пушкину: «Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!» Но проходил день за днем, а состояние больного не улучшалось и создавало дополнительную тревогу у каждого из троицы, хотя никто из них старался не показывать обеспокоенность перед остальными, уверяя друг друга в преодолении кризиса в ближайшее время. Особенно доставалось самому Климу: помимо усиливающейся тревоги, физическое недомогание тоже прогрессировало. Появилось затрудненное дыхание, пропал аппетит, да и сил тоже не прибавлялось.

На седьмой день остатки последних иллюзий у всех рассеялись, как и ожидания, что болезнь окажется обычной простудой или, на худой конец, гриппом и за неделю пройдет сама собой, но она лишь усугублялась, и все больше усиливалось подозрение на «корону», несмотря на полное вакцинирование. Ничего другого, кроме сдачи теста на коронавирус, не оставалось, и дальнейшее лечение уже нераздельно ассоциировалось с больничной койкой, а тест лишь должен подтвердить и узаконить госпитализацию. В противном случае попасть на больничную койку попросту невозможно, хоть ложись да помирай, никакая «скорая» не приедет. Пришлось только пожалеть об упущенном времени, прекрасно понимая, что раннее, своевременное обращение намного бы улучшило теперешнюю ситуацию и шансы Клима избавиться от прицепившейся к нему мировой скверны с наименьшими потерями были бы намного выше, не уповая лишь на одно вакцинирование. Оно непременно должно было снизить тяжесть заболевания, ограничить гибельные для человека возможности вируса, особенно для пожилого аксакала, но полностью исключить вероятность заражения не в состоянии, а способно лишь облегчить течение самой болезни. Своевременное обращение за медицинской помощью, без сомнений, добавило бы оптимизма и уверенности в скором исцелении, но имеем то, что имеем, и плясать нужно от сегодняшней печки, не теряя ни минуты так неумолимо и быстро текущего времени.

Как говорят в таких случаях: «Поезд ушел». Посыпать голову пеплом уже поздно, и сожалеть об упущенном времени тоже. Нужно было предпринимать срочные действия, и прежде всего пройти тестирование. Тест же являлся лишь формальным подтверждением имеющегося факта, дающего право на больничную койку с каким-либо лечением, ибо психология зараженного сразу же меняется и появляется уверенность в благополучном исцелении, что неизмеримо увеличивает мотивацию организма и уверенность человека в успешном исходе не менее чем вдвое. Психологический фактор важен не менее лекарств, а зачастую и более, ибо организм мобилизует скрытые резервы, до поры до времени дремлющие и невостребованные. При прочих равных условиях человек, не теряющий духа и верящий в собственное выздоровление, имеет громадное преимущество перед своим антиподом, потерявшим веру и ушедшим в глубокий минор. Человек, оказавшийся в одиночестве, наедине с самим собой, без поддержки и заботы, неизменно начинает копаться в собственных сомнениях, которые неизбежно приводят к понижению самооценки и растущей неуверенности в благополучном исходе, тем самым усугубляя собственное состояние. Недаром многие десятки лет существует пословица «На миру и смерть красна», которая как нельзя лучше объясняет состояние человека, находящегося в сложных и экстремальных жизненных ситуациях, подчас на грани земного бытия, но среди людей, особенно родных и близких, и панический страх отступает.

Осталась самая малость – пройти тест! Но как и где его сделать без потери драгоценного времени?

Клим и вовсе воспрянул после решения обратиться в частную клинику, несмотря на тяжелое течение болезни и удушающую усталость, когда пульс начинает зашкаливать, а сердце работает на пределе своих возможностей, истово гоняя кровь по сосудам, чтобы как-то компенсировать недостаток кровяного давления. Если раньше тревожила с каждым днем усиливающаяся неопределенность, то после ее разрешения она отступила на второй план и появилась определенная надежда на свет в конце тоннеля. И хотя в физическом состоянии ничего не изменилось, но после обретения уверенности Клим почувствовал себя неизмеримо лучше.

Вторичное обращение за скорой помощью снова не дало результатов, операторы по-прежнему не реагировали на звонки, ссылаясь на отсутствие машин, так как они заняты и днем и ночью, и в очередной раз, как и прежде, посоветовали вызвать врача на дом. Но обещанный врач где-то пропал, так и не появившись – до зеленой зоны, где проживал Клим, было не так-то просто добраться из центра, и, по всей вероятности, у него хватало забот и в центральной части города с более молодыми пациентами. Совсем уж маловероятно, что по дороге к нашему больному в зеленой зоне его перехватил полосатый тигр.

Вопрос со скорой помощью во многих странах давно решен: например, в Южной Корее прибытие «скорой» после ее вызова не должно превышать двух минут, и, самое удивительное, этот норматив неуклонно выполняется, а доставка в ближайший стационарный пункт неотложной помощи, оборудованный по последнему слову техники, с опытным, знающим коллективом медицинских работников, не занимает более пяти минут. В самой «скорой» никакое лечение не производится, ибо, даже имея прекрасное оборудование и опытного врача, ее возможности сильно ограничены и не идут ни в какое сравнение с потенциалом стационарного пункта, а скорость доставки является основной, определяющей гарантией оказания своевременной квалифицированной помощи, тем более что зачастую счет идет на минуты, от которых зависит жизнь пациента.

Для помещения в стационар необходимо пройти тестирование, которое и покажет, заражен пациент или нет, а без него «скорая» даже в очередь не поставит, разве что только при смерти, так как все больницы переполнены и каждая койка должна быть использована по прямому назначению, только для действительно зараженных вирусом.

Осознавая упущенное понапрасну время в бесполезном ожидании врача, без заключения которого ничего не светит, а «отдавать концы» на своей домашней койке, находясь в крупном городе, где сосредоточено множество больниц, не очень-то хотелось.

Оставался единственный выход – обратиться в частную клинику, где нет ни очередей, ни столпотворения, да и тест сделают сразу же. На том и порешили, и уже через час обессиленный Клим пыхтел в трубе компьютерного томографа, который показал поражение легочной ткани тридцать восемь с половиной процентов. Быстро, удобно и результативно, одно лишь беспокоит: предоставляемые услуги обходятся в копеечку, и это при декларируемом бесплатном лечении и наличии полиса обязательного медицинского страхования. Очередей тоже не наблюдалось. Но «обещать – не значит жениться». Альтернативой является только смерть, и самый нищий пенсионер отдаст последнюю рубашку, чтобы выкарабкаться и еще немного помучиться в оставшейся жизни, как говорил красноармеец Сухов из известного всем фильма советского времени «Белое солнце пустыни».

Дежурный врач, обзвонив все коронавирусные лечебницы, выяснил, что в краевой больнице имеются два свободных места и одно из них можно занять, но действовать нужно оперативно, пока не опередили другие страждущие. Не медля ни минуты, на машине зятя сразу же отправились по назначению с уже собранными для больничного обитания вещами. Обычные формальности в приемном покое заняли около двух часов, очень помогли снимки компьютерного томографа, и уже ближе к вечеру пациент оказался на одной из пустовавших коек на втором этаже, в бывшем конференц-зале, где после уборки сопутствующего антуража уместились тридцать пять коек с небольшими проходами между ними. Одна из них и досталась Климу, все-таки лучше, чем в коридорах или на лестничных площадках между этажами в роли огородного пугала, когда толку нет ни для себя, ни для проходящих людей. Да и дополнительную заразу изловить – что плюнуть, или же свою какому-нибудь проходящему подбросить.

Как ни странно, оказавшись на «казарменной» (больничной) койке среди таких же бедолаг, Клим почувствовал себя намного уверенней и спокойней, несмотря на прежнее болезненное состояние, нисколько не улучшившееся по сравнению с предыдущими домашними днями. Свободных мест не было, и все койки были заняты, а освободившиеся места сразу же заполнялись больными. Больничные койки оказались какими-то странными сооружениями, не встречавшимися ранее, хотя, по всей видимости, не так давно были окрашены, но создавалось впечатление, что они из государственного резерва довоенного времени. Им бы в музеях стоять, но, как оказалось, пригодились и еще послужат. Контингент в своем подавляющем большинстве состоял из возрастных пациентов, за пятьдесят и более, и почти все они были привиты. Клим оказался самым пожилым среди всех лежащих, по сути дела, старейшиной, но совет уважаемых и почтенных обитателей «казармы» по известным причинам не собирался. Наш ветеран и в самых мрачных снах не мог представить, что когда-то на склоне лет ему придется жить и лечиться в настоящей «казарме», в которой ему на протяжении всей долгой жизни никогда не приходилось бывать, где, кроме него, находилось еще тридцать четыре человека. В этом-то и заключается эффект непредсказуемости жизненных перипетий, когда невозможно представить, что тебя ожидает завтра, не говоря уже о будущем времени.

На удивление, в «общежитии» было чисто, уборка производилась ежедневно утром и вечером и к тому же качественно, что нечасто увидишь в отечественных лечебницах. Штатный медицинский персонал дополняли многочисленные волонтеры, которые и выполняли многие не требующие специальных знаний работы, включая и уборку помещений.

Весь второй этаж занимало ковидное отделение, в котором, помимо переоборудованного конференц-зала, находилось десять стандартных палат, и общее количество больных составляло около ста тридцати человек. Мужские палаты перемежались с женскими. Что касается гигиенических помещений, то прежде всего вспоминаются слова Владимира Высоцкого о коммунальной квартире послевоенного времени: «На тридцать восемь человек всего одна уборная». Оказывается, спустя почти восемьдесят лет ситуация не только не изменилась к лучшему, но значительно ухудшилась, хотя никакой войной и не пахло, исключая небольшие конфликты. В конце коридора находился единственный туалет на два унитаза, безо всякого разделения на мужской и женский, благо еще кабинки закрывались изнутри. К ним добавлялись два умывальника с такими же кабинками и единственный душ, правда с горячей водой. Элементарный расчет показывает: если полагать, что каждый из обитателей второго этажа захочет помыться в непрерывной очереди, то ему выделено целых одиннадцать минут, и это еще без учета медицинского персонала, который значительно уменьшит отведенные минуты. Но это лишь в теории, а фактически душ работает два часа утром и столько же вечером, посему все предыдущие вычисления коту под хвост, и чтобы прийти к реальному, хотя тоже чисто теоретическому выводу, нужно одиннадцать минут еще разделить на шесть. В итоге имеем менее двух минут на помывку одного человеко-места при условии непрерывности процесса, по-другому не скажешь.

А как же с личной гигиеной и стерильностью, да еще в больнице? Скорее всего, не до нее, но ведь и в обычные, доковидные времена было точно так же, и это в краевой больнице, а не в каком-нибудь забытом богом и людьми сельском фельдшерско-акушерском пункте. По сути дела, краевая больница во многом увеличивает вероятность заражения каким-либо инфекционным заболеванием из-за полной антисанитарии и отсутствия даже самой возможности соблюдать личную гигиену. Отделаться одними лишь чистыми палатами явно не получится, и для личной гигиены мокрых салфеток, привезенных с собой, недостаточно, а в больнице их и в помине нет. А где же прорывные технологии, о которых так часто приходится слышать? Вот и ходят местные долгожители неделями немытые, благоухая отнюдь не благовониями, да еще в переполненной «казарме», постепенно привыкая к устоявшейся атмосфере, наполненной специфичной смесью запахов от лекарств, пищи и давно не мытых тел. В таких условиях и до вшей недалеко, и это в краевой больнице, а ссылка на пандемию не дает никаких послаблений касательно личной гигиены, ведь для стационарных, особенно инфекционных, медицинских заведений стерильность является одним из базовых требований, обеспечивающих успешность лечения. А тут педикулезом пахнет! Как бы бочку с керосином ни пришлось готовить и организовывать в ней массовое купание, а предварительно постричь всех пациентов налысо.

Диссонансом звучали многочисленные рассказы высоких должностных лиц и телевизионных пропагандистов о прорывных технологиях, словно для детей младших возрастов, воспринимающих передачу «Спокойной ночи, малыши», или же обычные сказки на ночь для взрослых, способствующие улучшению пищеварения и быстрому засыпанию. Сказки – они и есть сказки, много их выслушал на протяжении своей жизни Клим, и давно уже у него не возникало ни возмущения, ни даже простого неудовольствия: он прекрасно знал их настоящую цену – жизнь научила.

Питание тоже было далеко не гурманским, с привкусом забытого социализма, но, на удивление, для больничного вполне достаточным, трехразовым и состоявшим из трех блюд в обед и ужин. От голода никто не страдал. Разносили еду медсестры каждому в отдельной герметичной упаковке, которая после освобождения убиралась в специальные мешки и сразу же удалялась из универсального помещения.

Все бы ничего, если бы не одно большое «но». Среди всех обитателей «общежития» было несколько неходячих, или попросту лежачих, и словно по какому-то наваждению прием пищи у них совпадал с отправлением естественных физиологических потребностей. Медицинские сестры сразу же устанавливали передвижные шторки на их койки и подсовывали столь необходимые утки, но вонь и миазмы от испражнений не обращали внимания на шторки и быстро распространялись по всей «палате». Повезло тем, кто потерял обоняние во время болезни. И это во время принятия пищи остальными болезными. Как принято говорить: «Без комментариев».

«Подъем» звучал в шесть утра, и сразу же начиналась сдача многочисленных анализов, а к туалетам и умывальникам выстраивались длинные очереди, поэтому самые сметливые и хитрые старались встать пораньше, чтобы оккупировать популярные и насиженные места, опередив других. О туалетной бумаге речи не было, и каждый, если не забывал, прихватывал ее из дому, готовясь к госпитализации, ибо других возможностей ее получения не существовало ввиду полной изоляции от внешнего мира. Свидания совместно с передачами из дома не допускались, приравниваясь к особо тяжким нарушениям, почти преступлениям.

Непосредственное лечение включало в себя ежеcуточные восемь внутримышечных инъекций через равные промежутки времени, невзирая на время суток, и какое-то количество таблеток (частью до еды, но в основном после), название которых память не сохранила, да и в противном случае ничего бы не изменилось – наследникам Парацельса и Авиценны виднее. Главное, что лечение с первых дней стало давать результат, по крупицам оказывая долгожданную подмогу жизненным потенциям организма.

Время шло, и Клим постепенно «принюхался», то есть привык не только к местным специфичным запахам, но и ко всей обстановке многолюдья, в которой еще не приходилось бывать. Ему по-своему интересно было сравнивать настоящее состояние отечественной больницы, далеко не последней среди многих лечебных заведений краевого центра, с городской больницей более чем десятилетней давности, в которой ему пришлось провести более недели. И, по большому счету, пришлось с горечью сознавать, что в принципе ничего не изменилось – видимо, очередь еще не дошла, и очевидно, что «жить в это время прекрасное ему не придется» (немного перефразируя русского поэта девятнадцатого века Николая Алексеевича Некрасова), когда лечебные заведения станут показательными храмами чистоты и комфорта для их временных обитателей.

Проходят столетия, и остается только надеяться и ожидать лучшей доли, хотя после всё оправдывающего утверждения, широко распространенного в народе: «Лишь бы не было войны!» – прошло много десятков лет и актуальность его давно отпала, а воз и ныне там и ничего нового не придумали. Физическое и, соответственно ему, моральное состояние улучшалось, что, в свою очередь, подтверждали ежедневные анализы, и Клим постепенно начинал напоминать себя прежнего: живчика с улыбчивым лицом, коммуникабельного и легкого на подъем. С каждым днем уходило состояние недавней угнетенности и сомнений, не покидающих даже ночью, словно переживал второе рождение и начинал смотреть на мир другими глазами, отличными от совсем недавних. Переоборудованный с началом пандемии бывший конференц-зал уже не представлялся «казармой», и он даже находил в этом свои преимущества, столь близкие ему по складу характера. Прибывали силы, и Клим уже не задыхался, пройдя десяток-другой шагов, как в момент поступления.

Стоило лишь почувствовать физическое улучшение, как деятельной натуре Клима стало скучно и тесно на ограниченной, изолированной от внешнего мира территории бывшего конференц-зала. Он уже не замыкался в своем горе, уверовав в скорое избавление, с любопытством изучал неведомую ранее обстановку «армейского медсанбата». Но внутренние порядки были строгими, как и подобает в «военное» время, и нечего не оставалось, как подчиняться законам кризисного времени, тем более что большинство пациентов глубоко ушли в себя, сконцентрировавшись на собственных проблемах со здоровьем, не были склонны к коммуникации и общению с коллегами по несчастью. Пришлось ограничиться чтением неизвестно как оказавшихся тут книг самого разнообразного содержания. Но и здесь его поджидали ограничения: глаза быстро уставали, и нужно было делать частые перерывы для их отдыха. Приходилось как-то коротать время, которое от вынужденного безделья растягивалось, словно резиновое. Радовали лишь ежедневные анализы, медленно, но стабильно улучшающиеся, и каждый день приносил положительные эмоции, будто у солдата срочной службы: день прошел – и слава богу, еще днем меньше. Он прекрасно понимал, что его выписка не задержится ни на один день и как только медицинские показатели придут в норму, на следующий день Клим будет дома. «Общежитие» не резиновое и вместить большее количество коек не может, а на очереди следующие пациенты, в которых недостатка не было.

Таким образом, в режиме полной изоляции от внешнего мира, пролетели десять дней, а последний тест показал отсутствие злосчастного вируса, и на следующий день Клима ждала выписка, долечиваться будет дома, а ныне нужно освобождать койку для своего преемника, ибо количество ежедневно заболевающих не уменьшалось. Расставание с привычной «казармой», несмотря на многие отрицательные стороны, вызвало тихую печаль, хотя Клим ни с кем из товарищей по несчастью близко не сошелся. Тем не менее какая-то часть жизни останется вскоре за закрытой дверью, еще совсем недавно совершенно неведомой, от которой так много зависело, несмотря на всю неприглядность, притаившуюся за ней.

Многие, оглушенные нежданной болезнью, уходили в себя, не реагируя ни на что и ни на кого, погружались в свой внутренний мир, беспрестанно оценивая шансы на выживание, и чем-то напоминали сервантесовского «рыцаря печального образа». К глубокому огорчению, появлялись и такие, которых, накрыв простыней, увозили на каталке ногами вперед. Кто-то старался отвернуться и сделать вид, что не замечает, а большинство смотрели опустошенными глазами, и у каждого вертелась мысль: «Не повезут ли меня так же?» Банальное: «Все там будем!» не проходило, когда касалось тебя самого. Все разговоры утихали, и в палате на несколько минут устанавливалась зловещая тишина. Но спустя некоторое время обычная жизнь восстанавливалась, несмотря ни на что, она требовала свое, и живым нужно было жить, не впадая в забытье и скорбь, ведущие к депрессии и дальнейшему ухудшению физического состояния.

На следующий день после выписки Клим закрыл за собой дверь больницы, надеясь, что навсегда, и он впервые за одиннадцать дней своего невольного заточения вдохнул свежий воздух поздней осени с едва ощутимым привкусом преющих листьев, который вновь наполнил все его тело прежней неутолимой тягой к жизни и радостью, заставив окончательно понять, что самое трудное осталось позади и впереди еще много солнечных и радужных дней. Его охватило чувство перворождения, многообразия жизни и ее бесконечной привлекательности – он по-настоящему поверил в незыблемость собственного существования. Незнакомое доселе чувство впервые посетило его, и он почти уверовал в него, словно ребенок, искренне верящий и радующийся бесконечноcти жизни.

Жена уже поджидала в автомашине и не сразу узнала своего мужа, не шедшего ни в какое сравнение с совсем недавним, обессиленным и опустошенным; сейчас он снова напоминал себя прежнего – похожего на пустынный коренастый саксаул, крепко вросший корнями в неблагоприятную почву, и субтильным его назвать язык не поворачивался. Обрадовалась и едва не расплакалась от внезапно нахлынувших чувств, охвативших все ее существо при первом взгляде на своего старого, но изрядно помолодевшего за столь короткое время мужа. Известно, что глаза у женщин находятся на мокром месте, а плакать они могут как от горя, так и от радости.

В больнице Клима снабдили инструкцией по дальнейшей реабилитации, и он, будучи верен своей медицинской пунктуальности, свято ее выполняет. К подробному графику посещения поликлиники прибавилось немало и прочих обязанностей и медикаментов для дальнейшего лечения. Можно сказать, что он сам их вытребовал – мало ему прежних было. С момента заражения прошло около месяца, и сейчас он уже твердо стоит на своих собственных ногах, совершая прогулки вокруг дома и употребляя предписанные препараты в точно назначенное время. В домашних условиях он быстро восстанавливался и уже через неделю взялся за гантели, прозанимавшись с ними около получаса, но друзья, заметившие слишком ретивый настрой своего друга на девятом десятке лет, сразу же отсоветовали ему заниматься чрезмерно опасными для его возраста физическими упражнениями после перенесенной инфекции, хотя по моральному состоянию Клим был как минимум в два раза моложе своих преклонных лет. Наметился явный конфликт интересов, то есть конфликтует тело с организмом, как выражался один из персонажей Жванецкого. Вот и пришлось пойти на сделку со своими шагающими не в ногу физическим и психологическим состояниями, ограничив активность еще не совсем отошедшего от коронавирусного недуга организма. Быстрое увеличение физических нагрузок чрезвычайно опасно даже для молодых пациентов, ибо последствия перенесенной болезни все еще до конца не изучены, и реабилитация может занять многие месяцы – никто не застрахован от осложнений на жизненно важные органы, включая сердечную мышцу. Что же тогда говорить об аксакалах, возраст которых приближается к вековому юбилею? «Не буди лихо, пока оно тихо». Клим остановился, вовремя вспомнив о своем возрасте. А все-таки ему можно позавидовать: далеко не каждый может забыть о своем возрасте на девятом десятке лет, если доживет. Здоровья ему и долгих лет жизни!

Ветеран благодарен врачам и медицинскому персоналу, вытащившим его из, казалось бы, патовой ситуации, в которую он сам себя загнал, вопреки почтенному возрасту и упущенному времени, но и вакцинация сделала свое дело, ослабив воздействие невидимого агрессора, который продолжал волна за волной накатываться на все континенты и многие страны. Большинство государств запутались в этих невидимых волнах, объявляя третью, четвертую или пятую, но никто и знать не знал, когда придет избавление от мировой напасти, так дорого стоившей человечеству. Какая волна окажется последней и не будет ли то время объявлено всеобщим мировым праздником Победы, который объединит все человечество, и даже последним поборникам конфронтаций любого рода доходчиво объяснит, что общая сила землян – в соединении усилий в борьбе со всеобщей опасностью, грозящей самому существованию всей нашей цивилизации. Очень бы хотелось верить в осуществление этой идеи, как бы эфемерно она ни выглядела. Но пока каждый боролся в одиночестве, в зависимости от складывающейся ситуации. Их действия в какой-то мере оправдывались усиливающейся напастью, ибо мировое поветрие приходит не одновременно, а распространяется по одному ему известным законам, используя перемещение товаров и людей между странами и континентами в качестве транспортных средств для дальнейшего распространения. В силу своих мельчайших размеров вирус проникает различными путями в еще не освоенные им районы, что очень трудно обнаружить, и обещать стопроцентную гарантию, создающую непреодолимый барьер на пути его передвижения и распространения, при современном уровне развития медицины не может никто в мире. Остается лишь надеяться на все более развивающиеся методы тестирования и всеобщую вакцинацию, способную создать коллективный иммунитет, который поможет избавиться от мировой язвы. Полагаться же на одни лишь вакцины явно недостаточно, и люди должны прилагать собственные усилия для уменьшения опасности заражения, появляясь на улице и в местах скопления соотечественников в обязательных масках и строго выполняя все предписанные предохранительные меры и средства.

Создание универсальной и надежной вакцины является важнейшей задачей для фармацевтических концернов всей планеты, тем более что человечество всегда находило выход из самых тяжелых, катастрофических поветрий, каждый раз расплачиваясь многими тысячами жертв, но пережив их, всякий раз выходило более сильным, обновленным и здоровым. Нет сомнений, что и на этот раз нашествие ковидных вирусов будет побеждено и проблема лишь в цене, которую придется заплатить, о чем с уверенностью можно сказать, что победа не окажется пирровой.

Вспоминаются слова русского поэта, публициста и дипломата Федора Ивановича Тютчева: «Блажен был тот, кто посетил сей мир в его минуты роковые!»

Декабрь 2012 года