Текст книги "Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 3"

Прошло десять лет после первого посещения Цикуновым Северной Кореи. Он успел закончить высшую мореходку во Владивостоке, перевестись из Сахалинского пароходства в Дальневосточное и отработать два года старшим помощником на разных судах, начиная с каботажных «броненосцев», и, наконец, стать капитаном на первом своем арктическом судне, где предстояло проработать целых шесть лет. Свой «Пионер» он принял во Владивостокском доке после арктической навигации. Тогда ему и в голову не приходило, что Северная Корея после Арктики станет для него почти родной. Все небольшие суда арктического направления, «Пионеры», «Повенцы» и польские лесовозы после Арктики начинают свои южные рейсы почти всегда с Северной Кореи. Тем более что ближайший от Приморья корейский порт Раджин был в аренде у советской стороны и через него шла перевалка массовых экспортно-импортных грузов, в то же время порт оставался в административном подчинении у своих настоящих владельцев – проще говоря, порядки и правила там ничем не отличались от других корейских портов, и до него всего двенадцать часов хода от Владивостока.

Принял свой первый пароход в капитанском ранге, на который его утвердили, и уже на следующий день предстояла большая судовая кутерьма, предшествующая подготовке к рейсу после выхода из дока: получение документов классификационного общества Регистра СССР, что обязательно после каждого докования, бункеровки топливом и водой, получение технического снабжения и продуктов, доформирование экипажа и множество других очень важных мелочей. За окном конец октября, осень, и летнее тепло ушло до следующего года. Пасмурные осенние дни не добавляли радужного настроения во всей необходимой беготне, и даже первый свой пароход не приносил давно ожидаемой радости. «Глаза смотрят, а руки делают» – всему свое время, и после вывода из дока судно поставили в ближайшую точку на внутреннем рейде для бункеровки, которую закончили к утру. На вечер заказали властей для оформления отхода за границу. Новоиспеченный капитан зашел в ХЭГС, познакомился с групповым диспетчером и начальником, а также получил развернутую картину порта Раджин, общей обстановки в порту и подробный инструктаж под запись, как новичку. Обрадовало наличие постоянного представителя пароходства в порту, или, в морфлотовской аббревиатуре, ЧАМа. В крайнем случае, любую информацию можно будет получить, связавшись с капитаном одного из двадцати судов пароходства, стоящих на рейде Раджина. Получив множество разнообразной пароходской информации, в абсолютной уверенности, что половина ее вскоре забудется, слегка ошеломленный капитан прибыл на судно уже к самому приходу властей. Оформление прошло быстро, благо таможенники сильно не усердствовали, зная о предыдущей полугодовой работе на севере и последующем доковании: искать было нечего, да и следующие суда поджимали также с оформлением. Подписав необходимые бумаги, официальные представители властей поспешили покинуть пароход. И уже через час судно снялось с якоря, освободив столь дефицитную первую точку на внутреннем рейде, и через Амурский залив, минуя Токаревский маяк, направилось в Раджин, куда и прибыли к утру следующего дня, несмотря на серенькую с моросящим дождиком, ветреную погоду. Корейцы по радио передали координаты первой точки для оформления, оказавшейся на границе их территориальных вод, в 12 милях от берега, словно это был не обычный пустой, небольших размеров сухогруз, а по меньшей мере американское разведывательное судно. Капитан вслух удивился такой нелепице, но услышавший его опытный старший помощник разъяснил эти странные, на первый взгляд, действия корейских властей, выжимающих изо всего возможного дополнительные поборы для заходящих судов. Буксир образца японской оккупации, на котором привезли всю многочисленную комиссию для оформления прихода, работает на приличной часовой ставке, ничем не отличающейся от ставок современных быстроходных японских буксиров, и чем больше часов хода, тем большая набегает сумма за его использование, а при его крейсерской скорости узлов в восемь он становится бесценным плавучим средством добывания столь нужной северянам валюты. По такому же принципу работает и сама комиссия: согласно установленным для нее нормам, обычное, безо всяких исключительных нарушений, время оформления составляет три часа, хотя во многих странах, включая и азиатские, приезжает один агент и в течение пятнадцати минут решает все вопросы. Все-таки социализм еще не обрел человеческое лицо, о котором не так давно твердили советские лидеры. Кроме того, чем дольше комиссия находится на судне, тем большая вероятность, что ее накормят, угостят хорошими сигаретами, да еще и нальют для согрева. Для руководителей делегации увеличивается вероятность под любым предлогом выманить у капитана какой-либо подарок, лучше продовольственный, небольшого формата, который можно спрятать от посторонних глаз в карман или за обшлаг шинели, ведь их семьи тоже не избалованы явственными изысками и перебиваются все той же капустой в разных видах, хотя, по слухам, им дважды в год, в дни рождения вождей, выдают небольшие мясные наборы из костей. Комиссию всегда возглавляет сотрудник спецслужб, который старается не показывать свою принадлежность, но шила в мешке не утаишь: он-то первый и рвется в капитанскую каюту, вымогая правдами и неправдами какой-либо подарок, считая себя на голову выше остальных своих коллег по ковчегу. Первая экспедиция северян, высадившаяся на судне, насчитывала всего-то 12 человек – не так уж и много, бывало намного больше. По установившейся традиции, вахтенный помощник встретил комиссию у парадного трапа и провел в кают-компанию, а агент и старший комиссии сразу поднялись к капитану. Агент, поднаторевший в подобных встречах, сразу же приступил к делу: «Капитан, пусть ваши девушки накроют стол для комиссии в кают-компании, а для меня и старшего – в каюте капитана. Ну и на стол надо поставить коньяк и кофе с хорошими сигаретами, не считая закусок». Цикунов, с непонимающим видом подняв на лоб глаза, спросил: «А в честь чего такие почести?» Агент без видимого смущения объяснил, что старший очень большой начальник и нужно дать ему выпить и хорошо закусить, чтобы все прошло гладко и быстро, хотя какие проблемы могли быть у порожнего судна, к тому же только что вышедшего из дока. Капитан первый и последний раз бывал у северян десять лет назад в должности второго помощника и о многом был просто не в курсе, да и за 10 лет можно многое забыть, но на этот раз решил настоять на своем, не поддаваясь явному вымогательству. Но бывалый старпом, услышав его последнюю полемику с агентом, отозвал мастера в сторону и сказал, что уже распорядился накрыть чай для всех корейцев и выставить хлеб с маслом и рыбные консервированные котлеты из коллекции наших плавзаводов на Южных Курилах. Старпом, неоднократно побывавший в Северной Корее и хорошо знакомый с их навязываемым сервисом, поступил как дипломат, отделавшись хлебом с маслом и копеечными рыбными консервами, которые корейцы уплетали за обе щеки. Если же им не накрыть стол, то, голодные и злые, они постараются найти любую самую незначительную зацепку или же вообще могут прекратить оформление, а это потерянное время, которое и есть не что иное как деньги. Чиф также известил капитана, что он спрятал все маломальские дефициты: капитанские представительские, твердокопченые колбасы, сыр, кофе, конфеты и остальное по мелочи от ненасытных раскосых и вечно голодных глаз, чтобы не разжигать их аппетит и не подстрекать к присущему вымогательству. Потому они первым делом проверяют судовые продовольственные кладовые и, конечно, камбуз, чтобы убедиться в наличии привлекательных продуктов, и без зазрения совести в дальнейшем будут стараться выжать из капитана приглянувшиеся им продукты. Оформление в таких случаях может затянуться далеко за три часа. Цикунов, приняв информацию старпома к сведению, известил агента о том, что лишь вчера принял судно и кроме минимума судовых продуктов для экипажа больше ничего нет, а из спиртного в наличии две бутылки водки. Все-таки пришлось поставить в салоне каюты агенту и двум его шефам водку и закуску, что их вполне устроило, плюс хлеб с чаем и вдобавок все те же рыбные котлеты, и старпом подтвердил достаточность поданного угощения. Бутылки водки при ограниченной закуске для трех голодных корейцев явно недостаточно, но основную проблему этот скудный стол снял – и оформление прошло довольно быстро, всего лишь за два часа. Через час прибыли два лоцмана и привели судно на внутренний рейд порта, хотя особой надобности даже в одном из них не было совершенно – никаких трудностей и ограничений, и капитан справился бы с постановкой на внутренний рейд самостоятельно, без сомнения, но опять деньги, опять тарифы, которые судовладелец обязан оплатить до выхода из порта. Что касается второго лоцмана, то это уже политический сыск, когда оба слушают и потом раздельно в письменном виде докладывают все увиденное и услышанное по назначенным инстанциям, не забывая и присмотреть друг за другом. Подобная схема парных посещений действует на всех уровнях: если это агент, то при нем переводчик, хотя русский язык знают все, но тщательно скрывают. После отдачи якоря на внутреннем рейде появилась вторая комиссия по оформлению в таком же количестве, но в другом составе, включая и агента. Старпом вновь пояснил удивленному капитану, что у северян такая практика принята во всех портах и они кормятся дважды за одно оформление и вымогают у капитана все, что можно урвать: сигареты, конфеты, печенье карманного формата, чтобы не попасться на проходной портового пропускного пункта. Второй комиссии также накрыли стол в кают-компании с аналогичным ассортиментом. А вообще-то комиссия старается подгонять время прихода к судовому обеду, когда можно по-настоящему отведать вдоволь русской кухни, а экипаж подождет. На этот раз дело шло к обеду, и запах свежесваренного борща распространился по всему судну, вынуждая корейцев каждые несколько секунд проглатывать слюну, что выдавали их острые кадыки. Старпом предвидел и такое развитие событий: он заранее проинструктировал судовую обслугу отлить немного борща, разбавить водой и принести побольше хлеба, поставив очередное, очень уж ароматное, угощение на стол, занимаемый корейцами, которые без приглашения налегли на поставленный борщ, и только крупные капли пота выдавали их несказанное удовольствие. Какое уж тут оформление, когда от одного запаха сознание можно потерять, да и капитан присовокупил очередную бутылку водки и несколько пачек сигарет. Довольные и счастливые представители власти подписали необходимые бумаги – и след их простыл. Так и закончилось оформление прихода судна в первом капитанском рейсе в порту Раджин. Для капитана, конечно, был определенный шок, хотя он немало слышал о порядках северян и условиях их жизни, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Ему оставалось лишь жалеть этих несчастных, оболваненных пропагандой и абсолютно бесправных людей: голодных и злых, не знающих, что где-то есть другой мир и люди живут совершенно по-другому, и даже в странах социалистического лагеря, хотя лагерь лагерем и останется. Много общего было и с СССР, но, при всей похожести, на Родине было намного мягче, чем при социализме корейского толка, превратившемся в абсолютную монархию новой социалистической династии Кимов, о которой не могли мечтать даже древние правители. Бесчисленные портреты вождей и бронзовые памятники поглотили всю страну, превратив население в рабочий скот, мечтающий только о выживании и лишней плошке риса. На следующий день появился представитель пароходства и объяснил многие скользкие моменты в жизни страны и в общении с ее представителями, о которых капитан даже не подозревал. Двойное оформление есть не что иное как выжимание валюты, а точнее, американских долларов, в которых происходят все расчеты. Для доставки властей на борт оплачивается весь транспорт, включая доисторический буксир, автомашины и прочее. Каждый визит властей также оплачивается судовладельцем. В итоге общая стоимость оформления не уступает американской, а иногда и превосходит ее, а при двойном оформлении – намного. Кроме всего прочего, у корейцев запланирована одна перетяжка вдоль причала за время погрузки-выгрузки, независимо от того, нужна она или нет: два буксира, швартовщики, лоцман и час работы для всех выливаются в кругленькую сумму. Каждый экипаж в обязательном порядке вместе с капитаном возят на ужин в интерклуб по приглашению агента, но оплачивает выезд судовладелец, поскольку капитан подписывает все наряды на швартовку, перешвартовку, перетяжку. Цикуновский «Пионер» пришел для погрузки хлопка на Вьетнам и простоял у причала всего трое суток. Работали корейцы очень быстро и круглосуточно. Перед погрузкой притащили портрет своего вечного вождя Ким Ир Сена и повесили на рострах третьего трюма, чтобы каждый из работающих мог видеть свое луноликое светило из любой точки кормовых трюмов, что вдохновляло на трудовые подвиги и придавало дополнительные силы. На следующий день, как и предупреждал представитель пароходства, агент пригласил капитана и еще восемь человек из экипажа в интерклуб на ужин дружбы. Капитан вечером проинформировал помполита о приглашении, и тот заранее подобрал людей по своему усмотрению. Прибыв в интерклуб, прошли в отдельную комнату, где уже был накрыт стол и висели несколько портретов великого луноликого вождя товарища Кима-старшего – основателя династии. Интерклуб оказался красочно разукрашенным, не хуже новогодней елки, с картинами из жизни вождя начиная с малолетства, когда он в десятилетнем возрасте уже руководил партизанскими отрядами против японских поработителей, деревни, где он родился и прятала его мать от японцев. Первый тост, естественно, прозвучал за здоровье великого вождя, и лишь потом за дружбу и победу коммунизма во всем мире, и в дальнейшем все крутилось вокруг прославления вождя, изредка касаясь нашего Брежнева, который в 1979 году неумолимо двигался к своему концу и понять речь которого мог далеко не каждый, ибо она стала притчей во языцех и источником многочисленных анекдотов. Вождизм сдавал позиции, превращаясь в гротеск, и недоверие к небожителям стремительно нарастало, и, наверное, оно и стало одной из причин развала огромной страны. Но в Северной Корее все было гораздо серьезнее, и одурачивание людей находилось в полном разгаре, поддерживаемое создаваемыми вокруг вождя мифами, ложью и репрессиями. На следующий после посещения интерклуба день заканчивалась погрузка, и после одинарного оформления лоцманы вывели судно из порта – и экипаж распрощался со странным осколком былых монархий, чтобы через месяц вернуться туда снова после выгрузки хлопка в еще одной социалистической республике – Вьетнамской.

Рейс на Хайфон продолжался около месяца, и судно сразу же завели в реку, поставили на якорь и начали выгрузку на баржи, которые подавались без задержки, и закончили за три дня. Темпы выгрузки походили на рекордные, и впоследствии подобная скорострельность не наблюдалась. Стоял сухой сезон, дождей не было, и это тоже сыграло на руку. После выхода из Хайфона последовало распоряжение следовать в направлении Корейского пролива, и позднее будет уточнен порт погрузки и предназначенный груз. Предстояло пройти 2000 миль, или, при существующей скорости и северо-восточном встречном муссоне, семь суток хода. Времени для раздумий у эксплуатационников вполне хватало, и после прохождения Тайваньского пролива пришло указание следовать в порт Нампхо, все той же Северной Кореи, но со стороны Желтого моря, под погрузку цемента на Вьетнам. Подвернули в Желтое море – и через двое суток снова пришли в недавно покинутую страну. Насмотревшись на корейские правила и порядки, Цикунов решил больше не искушать судьбу различными мелкими конфликтами с северянами, а поступать хитрее, тем более что кнутом обуха не перешибешь, да и ни к чему хорошему упорство или упрямство не приведет, разве что к излишним потерям для судна и компании. В качестве пробного шара он решил вывешивать портрет Кима-старшего в своей каюте на видном месте перед каждым заходом в порт страны. Но беда подкралась совершенно с неожиданной стороны: на всем судне не оказалось даже самого захудалого портрета великого вождя. Палочкой-выручалочкой оказалась Большая Советская энциклопедия, которая уделила более чем достаточно внимания корейскому вечному Президенту, включая и небольшой портрет, который оказался слишком мал для помещения на переборку капитанской каюты. Цикунову и здесь повезло: на судне нашелся настоящий художник – второй механик, который и нарисовал портрет вождя, используя энциклопедический маленький снимок в качестве натуры, на листе ватмана размером 20 на 40 сантиметров, и получилось у него совсем неплохо. При ноябрьском заходе в Нампхо представители корейских властей, побывавшие в капитанской каюте, несказанно удивились и обрадовались отношению иностранцев к их луноликому светилу, и наверняка сие неординарное событие было отражено во всех отчетах руководству на первой же странице. Перефразируя еще одного великого вождя – Сталина, бывшего хозяина старшего Кима, фактически посадившего его на трон, можно увидеть действительное воплощение лозунга: «Идеи чучхе не догма, а руководство к действию». После этой частной операции с портретом у капитана не возникало серьезных трений с властями, и они, считая его за ярого поклонника идей Кима, относились к Цикунову почти как к единомышленнику. Утром появились два лоцмана, и вскоре судно оказалось у причала. Погрузку начали без промедления на все четыре трюма одновременно, поскольку других судов на всей акватории порта не наблюдалось. Агент предупредил, что погрузку закончат в течение суток: цемента в порту много, а подходящих судов не предвидится. Он же пришел с формальностями для капитана по приходу, и оформление в связи со спешкой было одинарное. Пограничники тоже быстро закруглились, и вслед за ними появились грузчики. Отход запланировали на вечер следующего дня. Агент предложил организовать автобусную экскурсию в столичный Пхеньян, для которой необходимо набрать двадцать человек, добавив, что с посольством согласовано и посольские ждут экипаж «Пионера», чему Цикунов сильно удивился: с каких это пор посольские ждут экипаж, ранее он подобного в своей практике никогда не встречал. Наверняка корейцы замыслили свой очередной фокус, прикрываясь посольством. «Ну ладно, поживем – увидим», – подумал капитан. Помполит посоветовал не противиться корейским властям и обеспечить явку согласно просьбе агента. Впрочем, все так и оказалось: корейцы преследовали свои цели: у старшего Кима случилась какая-то знаменательная дата согласно новой корейской мифологии, он должен выступить на площади перед множеством своих подданных, и важно показать ему и его корейским обожателям, что его популярность распространяется далеко за пределы страны и много белых людей специально приезжает издалека, чтобы увидеть и услышать любимого вождя; в общем, чисто пропагандистское мероприятие, привлекательность которого дополнительно обеспечивается массовостью явки иностранцев. Кто там разберет, что за иностранцы и каким образом они оказались на этом митинге. К девяти утра подошел автобус, двадцатиместный ПАЗ советского автопрома, экскурсанты набились в него, как сельди в бочку, и тронулись в направлении столицы, расстояние до которой не превышало 60 километров, не более часа езды. Но на деле вышло по-другому: сначала экскурсантов повезли в одну деревню с мемориальным комплексом, в которой когда-то жил с мамой и другими детьми великий вождь и, еще будучи ребенком, отсюда руководил командирами партизанских отрядов, ведущими борьбу с японскими захватчиками. Уже в то время, в десятилетнем возрасте, он являлся общепризнанным лидером партизанского движения. В автобусе, кроме 20 членов экипажа, находились судовой агент и еще двое незнакомых корейцев, отвечающих за проведение экскурсии, чтобы сгладить откровенно негативное отношение экипажа, ибо никому из них эта поездка в деревню была совершенно не нужна. Между тем автобус остановился у какого-то затрапезного магазинчика, и корейские сопровождающие притащили из него два ящика с пивом. Изобилие пенящегося напитка на время умиротворило вынужденных пассажиров, которые занялись опустошением пивных бутылок, вполуха слушая объяснения агента о славном жизненном пути их незабвенного вождя. Оставалось лишь ждать, что еще нового могут показать наши друзья по лагерю. Но оригинальностью и не пахло: традиционный шалаш, правда, не у финских берегов, а у самого Желтого моря, высеченные из мрамора фигуры мамы вождя и всего святого семейства. Картины, на которых партизаны внимательнейшим образом слушают молодого вождя и внемлют каждому его слову. Пиво быстро закончилось, и корейцы принесли книгу почетных посетителей, где каждому необходимо было расписаться и выразить слова благодарности великому вождю и его народу. Отклонение от пхеньянского пути в деревню заняло около часа, и автобус наконец-то тронулся в нужном направлении, а до столицы оставалось еще половина пути. После посещения мемориала вождя, сдобренного совсем неплохим пивом, судовой народ немного повеселел, но и уже успел проголодаться: приближалось обеденное время на судне, и организм, привыкший к распорядку, напоминал об этом. Проехав еще с полчаса, когда уже были видны столичные высотки, автобус снова свернул непонятно куда в лес и продолжал движение в неизвестном направлении по проселочной разбитой дороге. Но, слава богу, вскоре снова остановился у какой-то хижины, и корейцы неведомо откуда притащили еще два ящика пива. Агент предупредил еще об одной остановке, где вождь бывал в юности в двадцатилетнем возрасте, и отсюда он также руководил партизанами в их борьбе с японскими оккупантами. И опять очередной мемориал со скульптурой молодого вождя, когда он с винтовкой наперевес ведет в бой своих соратников. Пиво заканчивалось, и помполит выступил с небольшой ответной речью у подножья мемориала, снова все расписались в книге почетных посетителей и поехали дальше, к конечному месту назначения. Очень радовало почти полное отсутствие встречных и попутных автомобилей, дорожные пробки экскурсантам не грозили. Оставшиеся километры преодолели вовсе незаметно. Автобус, выехав на центральную площадь Пхеньяна, остановился, и агент попросил всех к выходу, так как прибыли по назначению. На площади уже начиналось какое-то национальное торжество, и многотысячная толпа изнывала в ожидании приезда самого великого и любимого вождя. Торжество было хорошо отрепетировано, и трудовые коллективы занимали на площади отведенные им места. Наших моряков также провели на предназначенное им место рядом с посольскими и торгпредовскими работниками, которые подробно рассказали капитану о смысле и целях подобных экскурсий: корейцы стремились привести как можно больше иностранцев, чтобы вождь и его окружение воочию могли убедиться, что его любят и почитают не только соотечественники, но и граждане других стран. Появление великого вождя, который неожиданно, словно джинн из кувшина, объявился через запасной ход, площадь встретила всеобщим ликованием: все корейцы вскочили, начали хлопать, кричать и плакать, всеобщий экстаз мгновенно охватил всю заполненную тысячами людей площадь. Цикунов впоследствии признался, что подобное всеобщее ликование он не видел после смерти Сталина и лишний раз убедился в том, что вождизм ни к чему хорошему не приводит, и его постоянные спутники: нищета, закрытый рот, беспредел спецслужб – и есть плата за всеобщую любовь к своему вождю.

В одном из своих рейсов, следуя из Вьетнама в направлении Северной Кореи, в начале марта во время все еще мощного встречного северного муссона, с черепашьей скоростью в балласте, когда штевень парохода как будто втыкался во встречную волну, почти останавливаясь на месте и дрожа всем своим стометровым телом, а затем снова медленно набирая скорость, чтобы вскоре опять повторить предыдущий кульбит в мириадах вспыхнувших брызг, долетающих до окон штурманской рубки, капитан получил рейсовое задание следовать в северокорейский порт Хечжу со стороны Желтого моря, почти на границе двух ненавистных друг другу Корей, под отгрузку цемента опять на Вьетнам со стоящего там аварийного судна большего размера, стоящего на внешнем рейде, около двадцати тысяч тонн грузоподъемности. Двойное оформление, по своему обычаю, на внешнем и внутреннем рейде с опечатыванием радиостанции, что означает запрет на ее использование в порту. Поскольку в порту никаких других судов не наблюдалось, лоцман не заставил себя долго ждать, и вскоре судно слегка покачивалось у причала на своих швартовных концах. Корейцы что-то быстро перерешали и благодаря благоприятному недельному прогнозу погоды решили, не мудрствуя лукаво, облегчить отгрузку цемента, перешвартовав наш «Пионер» к борту сухогруза с 15 тысячами тонн цемента на борту назначением на Пакистан. Перегрузка не замедлила начаться, и экипажи обоих судов тоже начали общаться: клаустрофобия и постоянство одних и тех же привычных лиц на ограниченном пространстве принуждают к общению с незнакомцами гораздо более быстрыми темпами, чем в обычных условиях; и вскоре стала ясна причина столь необычного поведения сухогруза на внешнем рейде. Когда корейский лоцман выводил груженое судно из порта, у самого выходного буя умудрился задеть днищем каменистое дно, немного уклонившись от безопасного курса. Несколько днищевых танков, или, как их называют, танков двойного дна, были повреждены и заполнены забортной водой. Сухогруз получил значительный крен, который вскоре, после обследования поврежденных танков, выровняли, заполнив параллельные другого борта, благо вся грузоподъемность не была использована и несколько лишних тысяч тонн принятой воды не превысили допустимую осадку. Корейский лоцман, почувствовав толчок, вместо того чтобы оказать помощь капитану и экипажу, сразу же прыгнул в сопровождающий катер и был таков. Корейцы бросили сухогруз на произвол судьбы, надеясь, что, не дождавшись помощи, тот снимется в рейс. Но умудренный опытом капитан-англичанин не стал следовать их логике: он распечатал радиостанцию и написал о касании грунта и его последствиях во все инстанции, не забыв упомянуть о действиях корейской стороны начиная с лоцмана. Судно работало под пакистанским флагом, и вдобавок к английскому капитану на борту находился еще один англичанин – представитель фрахтователя, взявшего сухогруз под перевозку цемента, и его компании из-за поведения корейской стороны грозили громадные убытки от судовладельца и грузовладельца за задержку рейса, хотя могло быть и гораздо хуже. А вдруг палуба трюмов с цементом не выдержит на ходу напора забортной воды из танков двойного дна – и тогда уже затопление сухогруза со всем грузом не за горами. По судовым и береговым расчетам, необходимо отгрузить 10000 тонн цемента, чтобы стать в док в Китае для замены поврежденных листов наружной обшивки корпуса. Корейцы, почувствовав недоброе, появились на сухогрузе через трое суток и начали давить на капитана, чтобы он покинул территориальные воды их страны, но капитан был опытен и грамотен, к тому же поддерживал радиосвязь с судовладельцами, юристы которого подключились к разрешению аварии и были полны решимости наказать виновную корейскую сторону, заставив компенсировать понесенные убытки. В результате корейская сторона вынуждена была подтвердить отгрузку большей части груза и компенсацию понесенных убытков за свой счет, иначе суда их малочисленного флота могли быть арестованы в любой стране, и отделаться, как слону в посудной лавке, не представлялось возможным. Но чтобы довести до нужной кондиции северян, потребовался целый месяц, и только после этого они начали отгрузку цемента – и первопроходцем оказался цикуновский «Пионер». Перегрузка проходила в рейдовых условиях, и работали грузовыми стрелами обоих судов, но скорость перегруза все же не достигала причальных темпов. Несмотря на такие темпы, судно загрузили всего лишь за четверо суток. На следующий день после швартовки капитан-англичанин пригласил Цикунова и старшего механика к себе в гости. К накрытому столу он также пригласил второго англичанина – представителя фрахтователя и своего стармеха. За столом они и поведали всю историю нашему капитану. Цикунов живо представил аналогичную ситуацию с одним из наших судов и пришел к неутешительному для себя выводу, что вместо компенсации советская сторона получила бы, по меткому выражению Остапа Бендера, «от мертвого осла уши» и постаралась бы не раздражать соседа-наглеца, строящего социализм, хотя и с азиатским уклоном. Правда, тогда еще никто до конца не представлял сущность азиатского социализма: а вдруг он окажется лучше собственного, официально построенного еще в 1937 году, но так и не достроенного до желаемого и начавшего давать многочисленные язвы, которые лечить не успевали, и они нарастали как снежный ком. На следующий день наш капитан, как истинный джентльмен, совершил обратный алаверды, пригласив англичан к себе и расставшись друзьями. Северяне относились к англичанам совершенно по-другому, чувствуя себя почти загипнотизированными, как кролики перед удавом. Громадная, более чем трехсотлетняя гегемония морской державы на многих континентах выработала почти на генном уровне английский стиль поведения, ставший синонимом чопорности, немногословности, ровного, без излишней эмоциональности, поведения и выдержанности, – и стала своего рода антиподом поведению эмоционально жестикулирующих испано-итальянских народов Южной Европы и Латинской Америки. Поведение англичан ставило северян в ступор, они могли говорить так, что чувствовалась сила, их образованность и знания были совершенно непонятны корейцам, словно взяты из другого, непонятного им мира, их невозможно было запугать и шантажировать, мгновенно привлекались адвокаты, ссылающиеся на любой пассаж северян точными пунктами международных конвенций и права. Они в самом деле действовали отчасти гипнотически на их оппонентов. Погрузив максимально возможные 4500 тонн цемента, «Пионер» снялся на Вьетнам. А пакистанец остался ждать следующего советского парохода для продолжения отгрузки.

Прошел почти год, и судно находилось в доке Совгаванского завода, когда капитана попросили срочно отправиться в Хабаровск, где ему уже заказана гостиница, в качестве свидетеля при перегрузке цемента с пакистанца в Хечжу. Сев на ближайший поезд, Цикунов на следующий день оказался в Хабаровске, где пакистанцы вели судебные тяжбы; пакистанский адвокат оказался болгарином, хорошо знающим русский язык. Обговорив интересующие адвоката аспекты, капитан подписал необходимые документы и вернулся к себе на судно. На этом общение с пакистанцами закончилось, и каковым оказался результат судебной тяжбы, осталось неизвестным, но не подлежит сомнению, что англичане своего добились: их судебная практика, исчисляемая сотнями лет и лежащая в основе законодательства многих стран, несравнима с северокорейскими наскоками, не имеющими под собой никакой почвы, последовательности и логики, заявляющими, что граница их территориальных вод – не 12 миль, согласно Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, а там, куда укажет палец очередного великого вождя, захватывая проходящие в сотне миль от их границ иностранные суда и яхты, чтобы, подержав задержанных подольше, не мытьем, так катаньем, а фактически запугиванием, получить незаконный штраф побольше.