Текст книги "Ледоколы, события, люди. Книга 7"

Коренные обитатели ледяного безмолвия, увидев снижающийся самолет, разбегались во все стороны во все лопатки, особенно напуганные все усиливающимся ревом поршневых двигателей по мере снижения высоты полета до бреющего. Скольких из них с испугу хватил инфаркт – неизвестно, но наверняка таковые имели место. Белые медведи и песцы – основные обитатели тех мест, как и белые куропатки, у которых также не хватало терпения пережить налет, и, обезумевшие, они выскакивали с насиженных мест и короткими перелетами, похожими на прыжки, с часто машущими крыльями втыкались в очередную снежную защиту. В случаях разрежения льдов хватало отдыхающих нерп, но те тоже, долго не раздумывая, ныряли в свои лунки. Под нарастающий шум двигателей можно угодить на обед белому медведю, и никакие запоздалые ухищрения не спасут от клыков самого хищного полярного зверя, разве что и он испугается все усиливающегося рокота.

Опытный гидролог не отрывал взора от однообразной для любого непосвященного серой картины, от которой тянуло непреодолимой скукой, и постоянно делал какие-то значки на своей навигационной и полетной карте, не забывая и о рядом находящемся блокноте. К завершению длительного полета схематичная ледовая карта была готова, и летчик на бреющем полете сбрасывал ее, поместив в закрытый красный цилиндр, на возглавляющий караван ледокол, тем самым указывая более слабые направления и участки для прохождения судов. Такие полеты осуществлялись ежедневно, ибо льды на месте не стоят, и их движение хоть и мало предсказуемо, как зависящее от многих факторов, но его все-таки может прогнозировать опытный гидролог, у которого, кроме опыта и знаний, вырабатывается определенное предчувствие – своего рода шестое чувство.

Самолеты-разведчики базировались на аэродромах Магадана, Певека, Тикси, и летчики всегда с благожелательностью относились к пассажирам-гидрологам, так как наличие на борту ледового специалиста гарантировало налет многих часов, а заработок пилотов напрямую зависел от времени, проведенного в воздухе, к тому же до бесплатного коммунизма оставалось еще неимоверно далеко. Непременным препятствием для полетов являлась полярная погода, от которой в любую минуту можно ожидать непредсказуемых пакостей и злоключений: внезапно накрывшего густого тумана, который может держаться днями и неделями, скрывая возникающие подвижки ледовых полей, способные в течение нескольких часов полностью изменить обстановку, вчера еще ясную картину и маршрут движения каравана судов.

С появлением вертолетов на первых современных линейных ледоколах значительно расширилось их поле деятельности в поиске наиболее проходимых путей. Стало намного проще обозревать ледяные просторы на сотни километров вокруг, правда, оставалось одно большое «но». Частые туманы ставили большую преграду, ограничивая, а иногда и вовсе запрещая поднимать вертолеты, начисто лишая ледоколы зрения, в отсутствие которого они попадают в полную зависимость от капризов своевольной арктической погоды, оставляя лишь надежду на слепую удачу. Но избавиться от этой напасти невозможно, она и есть бесплатное приложение к арктическому климату, приходилось использовать любую появившуюся возможность в поредевшем тумане, чтобы обозреть окрестности. Усиление или изменение направления ветров также не сулит ничего хорошего на ледяной кухне, и чем они сильнее, тем больше вероятность угодить в начавшееся сжатие ледового массива, способное раздавить корпус судна, как яичную скорлупу, и примеров тому предостаточно, или попасть в «ледовую реку», когда чувствуешь себя ничего не значащей букашкой, несмотря на тысячи лошадиных сил под палубой, и остается лишь разобщить рулевое устройство, чтобы перо руля болталось как будет угодно злому ледовому джину, пока тот вволю не наиграется. Суда мгновенно разбросанного каравана носит по совершенно непредсказуемой траектории, норовя стукнуть друг о друга, словно их стальные корпуса сделаны из папье-маше. Необузданная и непонятная сила пугает своей необъяснимой и непредсказуемой мощью, когда понимаешь, что широкие дискуссии ученых и пропагандистов о человеческом величии и победе над природой – всего лишь докучливые сказки, ничего общего не имеющие с действительностью. Когда же дьявольская бесовщина заканчивается и успеваешь перевести дух, то с изумлением замечаешь многометровые ледяные торосы, которых совсем недавно еще не было, и остается лишь предполагать, каким потусторонним силам при полной не сжимаемости льда такое деяние по плечу.

Глава 5

До появления в Дальневосточном бассейне первого современного линейного ледокола «Москва» в конце 1960 года плавание в порт Магадан и бухту Нагаево осуществлялось лишь в летнее время, ибо существовавшими тогда переименованными линейщиками, за исключением прожившего без особых катаклизмов «Анастаса Микояна», от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича, форсирование ледовых барьеров было не по зубам. Летом грузы для Колымы накапливались в магаданском порту, а с наступлением холодного времени по зимнику развозились по различным шахтам и рудникам. В зимнее время Охотское море было непроходимо даже для тех самых угольных ледоколов, не говоря уж о транспортных судах. Самое позднее, при мягких зимах, магаданская навигация заканчивалась не позже середины января. А затем наступал черед доставки завезенного по пунктам колымской трассы груза в кузовах грузовиков или в больших тракторных санях.

Издали машины походили на что-то звероподобное, с вьющимся дымком из выступающей над кабиной трубы. При ближайшем рассмотрении кабина представляла собой отдельный отсек, со всех сторон, кроме смотрового переднего стекла, обшитый оленьими шкурами, а внутри нее находился камелек, сложенный из кирпичей, обложенных глиной, постоянно подтапливаемый дровишками, дым от которых уходил через трубу, выведенную выше кабины, оттого машина напоминала « пепелац» из популярного фантастического фильма «Кин-дза-дза». Естественно, что говорить о каком-то стационарном отоплении кабины не приходилось, и каждый водитель ухитрялся придумать что-нибудь свое, оригинальное, и если сначала для отопления использовали бензин, то вскоре от него отказались по вполне понятной причине: это все-таки топливо, да и совсем не безопасное, с характерным запахом и большими пожарными рисками, а горящие щепки создают не только жар, но и иллюзию домашнего уюта с хвойным запахом. К тому же постоянный запах бензина вызывал наркотическое отравление, о котором тогда мало что знали, но на самочувствие он, без сомнения, влиял, снижая реакцию, чувство опасности и вызывая сонливость. Работающий двигатель никогда не выключали, ибо завести его при очень низкой температуре, а другой там не бывает, не удастся.

До 1957 года во Владивостоке сосуществовали два пароходства: Дальневосточное и Восточное Арктическое, принадлежащее восточному сектору Северного морского пути, в состав которого входили 4—5 ледоколов и несколько судов чисто арктического направления. Во время летней навигации собственных транспортных судов не хватало, и оно брало в аренду несколько паровых пароходов типа «Либерти» у своего соседа. В 1957 году, после упразднения администрации Северного морского пути, перестало существовать и Арктическое пароходство, а его флот передали в Дальневосточное пароходство. В полном составе перешла и служба ледокольного флота, образовав новое подразделение. Появлением в бассейне современного и невиданного ранее по своим возможностям ледокола в корне изменило картину, и решили завозить на колымское направление, то есть в столицу всего края Магадан, в зимнее время, благо тот мог проводить караваны, придерживаясь западного побережья Камчатки. В летнее время ледоколы и транспортные суда задействовались на выполнении заданий арктического завоза, добираясь с помощью той же «Москвы» до Певека и Тикси, служивших базовыми пунктами для снабжения многочисленных шахт и рудников Колымского края. Все были довольны создавшимся положением и возможностью не прибегать к работе в постоянном авральном режиме. Но получилось как это часто бывает: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить».

Недолго покомандовал новым ледоколом известный полярный капитан Михаил Владимирович Готский, умерший в 1962 году от сразившего инфаркта. В его честь был назван сухогруз из породы «броненосцев» с усиленным ледовым поясом «Капитан Готский». Дублером капитана являлся будущий известный ледокольщик, капитан Леонид Федорович Ляшко, который так же был из славной плеяды капитанов ледокольного племени, оставивших о себе добрую, но противоречивую память. Не обойденный наградами главный гидролог пароходства Бубнов оценивает его слова грубоватой похвалы как самую большую награду.

Вторым помощником капитана на ледоколе был известный в будущем ледовый капитан Холоденко. Он, обращаясь к капитану во время проходящего на ледоколе собрания, когда Николай Петрович только что появился в проеме входной двери после разведывательного полета, будучи еще в унтах и летной одежде, сказал: «Капитан, посмотрите, у вашего гидролога глаза от постоянного напряжения красные, как у кролика. Не пора ли штурманов приучать к ледовой разведке?» На что Ляшко в своей грубоватой манере в присутствии всех находящихся ответил: «А мне плевать, какие у него глаза, зато, когда он в воздухе, я за караван спокоен». Таков был Ляшко, скупой на похвалу, которую если и произносил, что бывало чрезвычайно редко, то в своей особой манере, когда непосвященный не мог понять, комплимент ли это или выговор, и она дорогого стоила.

Первым рейсом нового ледокола стал зимний 1961 года, прошедший без всяких осложнений и подтвердивший возможность зимней навигации. В то время Магадан был не просто городом, а средоточием многих известных, образованных людей, оказавшихся там не по своей воле. Некоторые, отбарабанив присужденные им годы, оставались в нем как вольные, а другим было запрещено проживание в крупных городах европейской части страны. Среди таких был известный певец, композитор и поэт Вадим Алексеевич Козин. Будучи дважды осужденным, в 1944 и 1959 годах, всю оставшуюся жизнь он прожил в Магадане, где и умер, а прожил он немало – более девяноста лет. Магаданский сухой морозный климат словно засушил его, не дав развиться старческим болезням. Капитан Готский и гидролог Бубнов побывали у него в гостях. Певец очень тепло их встретил и даже исполнил несколько песен на гитаре.

В городе находился театр музыкальной комедии, на спектакли которого билеты достать было нелегко, в чем нет ничего удивительного: такой труппе могли позавидовать даже столичные театры.

Глава 6

В навигацию 1962 года в районе пролива Санникова создалась тяжелая ледовая обстановка. Закончилось короткое арктическое лето, и ситуация еще более ухудшилась. Ледокол «Адмирал Макаров», бывший «Вячеслав Молотов», все еще будучи паровым угольщиком, тащил на буксире старый пароход типа «Либерти» – «Сучан», у которого было серьезное повреждение винторулевой группы и двигаться самостоятельно он не мог, к тому же пароход имел полную загрузку тиксинским лесом.

На помощь из Певека пришел ледокол «Москва». Многократные попытки пробиться на восток не давали результата, несмотря на все усилия обоих ледоколов, и тогда вся троица, построившись в колонну, замыкающим в которой был все тот же обездвиженный «либертос» (так называли десяти тысячники -сухогрузы американской постройки типа «Либерти»), стала двигаться вперед, подталкивая друг друга в корму, и если с ледоколами оказалось все в порядке, то пароход разворотил себе весь бак, постоянно тыкаясь в корму «Адмирала Макарова». В проливе в результате сильного сжатия выросли высоченные торосы, настоящие ледяные горы, и в ходе неравной борьбы ведущий ледокол потерял правый винт с концевым валом, сразу превратившись в «хромую утку».

Начальник штаба арктических операций восточного сектора Арктики Конев сбросил с самолета вымпел с письмом и картой ледовой обстановки на ледокол «Москва», о котором просил никого не информировать. С содержимым ознакомились капитан, старший помощник и гидролог. Вопрос ставился о высокой вероятности зимовки, и пока окончательно ничего не решено, не стоило поднимать панику среди экипажей, еще рано настраивать их на минорный лад.

Поняв бесполезность прилагаемых усилий, прекратили штурм ледовых крепостей, и суда тут же отнесло друг от друга. На «Адмирале Макарове» от постоянных толчков не способного затормозить либертоса образовалась дыра в румпельное отделение, которую срочно заделывали собственными силами и подручными средствами.

Необходимо было ознакомить с полученным от Конева письмом и капитана второго ледокола. Гонцом решили послать самого молодого и здорового. Нетрудно догадаться, что выбор пал на тридцатилетнего гидролога. Передавать содержание по радиотелефону было нельзя, ибо о предполагаемой зимовке сразу же узнают все экипажи и эмоционального взрыва не избежать. Оба ледокола включили прожекторы по встречному направлению, дабы облегчить гонцу путь и держать в поле зрения в условиях ограниченной видимости среди нагромождения торосов, не уступающих по неприступности линии Мажино. Разнокалиберные торосы, в беспорядке разбросанные между судами в свете прожекторов, и вовсе казались картиной из потустороннего мира, чем-то похожей на мертвый лунный пейзаж, усугубленный таким же неестественным светом.

Сойдя на лед, гидролог сразу же приступил к восхождению, и вскоре казавшееся совсем небольшим расстояние между двумя ледоколами превратилось в настоящую полосу препятствий, которую в самом деле приходилось штурмовать. Усталость в немалой степени накатывала не от недостатка физических сил, а от нервного напряжения, охватившего все его существо. По спине побежали струйки пота, а руки начали предательски подрагивать; приходилось становиться на четвереньки, а иногда и ползти – скользкий лед не давался и сбрасывал назад, силы убывали с каждой минутой, но полученное поручение продолжало гнать вперед на одних волевых качествах.

Примерно после половины пройденной дистанции раздался едва уловимый гул, показавшийся Николаю шумом в ушах от усталости, охватившей все тело. Но гул постепенно нарастал и вскоре превратился в грохот, сродни горному обвалу. Ледяные горы пришли в движение, напоминая картину апокалипсиса, создалось ощущение появившейся громадной воронки, поглощающей все вокруг, напоминающей черную дыру в стадии активной деятельности, в то время еще не ведомой даже продвинутым астрономам и астрофизикам. Оцепеневший гидролог лишился чувства времени и неизвестно как долго пребывал в таком состоянии, но вскоре все закончилось, и снова воцарилась тишина с другим, более ровным рельефом. Успев отдохнуть и несколько успокоиться, он забыл об усталости и продолжил путь уже в адекватном состоянии. Прибыв на судно, передал конверт капитану, и обратный путь уже не вызвал трудностей.

Утром ледяные поля стали более разреженными, и ледокол обрел движение, не будучи скован ледовыми объятиями. Ночной апокалипсис был всего лишь обычной разрядкой ледовых полей после сильного сжатия, почему и исчезли многие торосы и ропаки, превратив ледовые горы в равнину. Подошел ледокол «Сибирь», отправленный штабом арктических операций на выручку изнемогающей троице, здорово подкрепивший упавший боевой дух экипажей, и вопрос о зимовке, к счастью не доведенный до команд всех судов, уже не поднимался. Да и не нужно будет засыпать палубу угольным шлаком для утепления во время зимовки, как рекомендовал штаб арктических операций. Ледокол, уже переделанный на жидкое топливо, лишился всех своих топок и восьмидесяти кочегаров, уполовинивших экипаж. За бортом стоял октябрь, что по арктическим меркам является самой настоящей зимой.

После долгих совещаний в Певеке о возможной зимовке «либертоса» пришли к выводу подлатать его, насколько это возможно, и отправить в сопровождении ледокола по назначению. На этот раз сильно повезло, и переход хромого парохода прошел почти по чистой воде вплоть до Берингова пролива, что само по себе выглядит исключительным случаем для начала октября, когда устойчивые северные ветры блокируют прибрежное плавание, наглухо закрывая на всем тысячемильном переходе все лазейки по направлению к спасительному проливу. Но на этот раз ветры запоздали, и «Сучан» вместе со всеми своими недугами успел вскочить в последний вагон уходящего поезда, не без помощи бородатого вице-адмирала, погибшего со всем своим штабом во время взрыва на флагманском броненосце «Петропавловск» 31 марта 1904 года и лишившего страну даже шанса победить в той русско-японской войне. Но имя его осталось увековеченным в названии ледокола, как прародителя первого «Ермака».

Вскоре выяснилось, что утерянный винт и конечный вал ледокола «Москва» необходимо заказывать на верфи Вяртсиля в Финляндии, и пока проходила вся бюрократическая рутина согласования, а затем отправка необходимого движителя, установка его в доке, где тоже нужно было дожидаться своей очереди, время шло, и к началу осени стало ясно, что ледокол просто не успевает подготовиться к зимней магаданской навигации. Как бы ни было страшно, но руководство пароходства проинформировало магаданский обком партии о срыве зимней навигации в столицу Колымского края, что, по сути, означало едва ли не катастрофу, в результате которой придется закрывать многие прииски и шахты, остающиеся без необходимого оборудования, запасных частей, строительных материалов и топлива, а людей эвакуировать. Разразился небывалый скандал, докатившийся до Центрального комитета партии, и оттуда вскоре пришло грозное постановление, приказывающее пароходству любыми средствами осуществить зимнюю навигацию.

В руководстве компании воцарилось уныние, едва ли не паника; времена были тяжелые, и все помнили совсем недавние расправы с виновниками даже по мелочным делам, а тут срыв целой навигации тянул как минимум на высшую меру для многих причастных и непричастных к делу о «саботаже» или намеренном срыве государственных планов. «Был бы человек, а дело всегда найдется!» – любимое изречение прокуроров того времени, взращенных Андреем Януарьевичем Вышинским. Все были в растерянности и даже не помышляли о каких-то действиях, ибо даже старые ледоколы не могли обеспечить зимнюю доставку грузов магаданского направления. Смиренно ждали своей участи, словно барашки перед забоем, груженые пароходы. Но совершенно неожиданно нашлась палочка-выручалочка, во всемогущество которой сначала никто не верил, встречая в штыки, ничего взамен не предлагая. Самый известный, безболезненный и безопасный вид критики: с одной стороны, понятно, что вроде бы человек радеет за общее дело, а со второй – всегда сохраняет за собой пути отхода, ибо при любом раскладе виновным не окажется. Иного ждать не приходилось, ибо стандартная реакция человека на очевидное непонятное и невероятное, находящееся у всех на виду, но неожиданно предложенное другим решение, – это бурное отторжение, к которому примешивается чувство зависти: «Почему он, а не я?»

Гидролог Николай Бубнов пришел на прием к секретарю магаданского обкома партии Афанасьеву с предложением попробовать проводить груженые суда и вовсе без ледокольной проводки, но нужен самолет-разведчик в его полное распоряжение, и вкратце объяснил свои намерения. Секретарю обкома ничего другого не оставалось, как согласиться, ибо других вариантов не было. Он посоветовал оформить официальное предложение в обком партии от службы ледокольных операций пароходства. Когда Бубнов выступил в службе со своим предложением среди всех умудренных ледокольщиков, то вначале получил общую обструкцию, и более всех протестовал капитан ледокола «Адмирал Макаров» Абоносимов, будущий Герой Социалистического Труда. В итоге начальник «холодной» службы Лютиков прекратил прения и спросил о конкретных предложениях, но все промолчали. Тогда он резюмировал: «Человек пришел нам помочь, а мы устраиваем ему головомойку за одно лишь его желание. Будем пробовать», – тем самым поставил точку над разошедшимся словоблудием. После этого состоялся отдельный разговор с Лютиковым, и гидролог объяснил, что для осуществления плана, кроме письма в обком, нужны еще и полномочия, ибо ни один капитан судна или ледокола не будет его слушать, сочтя за банального самозванца. Лютиков подумал и согласился, но когда Бубнов попросил полномочия начальника службы ледокольных операций, то возразил: а не велика ли окажется «шапка Мономаха», ведь начальником является он сам? В итоге сошлись на заместителе, и хотя Николай внешне вел себя уверенно, твердо веря в успех казавшегося безнадежным предприятия, но на душе скребли кошки и мучило позднее раскаяние в той авантюре, в которую он ввязался.

Делать было нечего, «назвался груздем – полезай в кузов». В Магадане гидролог поселился в гостинице, и в его распоряжение выделили машину, доставляющую в аэропорт, где уже ожидал самолет ледовой разведки, на котором ежедневно по многу часов он барражировал над Охотским морем, тщательно изучая лед и его структуру и движение, особенно вдоль западного побережья Камчатки и по маршруту дальнейшего следования в направлении южной оконечности острова Завьялова перед самым Магаданом, где традиционно, на основании предыдущих наблюдений ледокольщиков, лед находится в более проходимом состоянии, обращая особое внимание на его вынос из Пенжинской губы залива Шелихова. Приливы в губе достигают десяти метров, и лед не удерживается, а выносится в центральную часть моря при преобладающих северо-восточных ветрах. Ледообразование и все сопутствующие аспекты появления льдов наносились на карты и в записные книжки с фиксированием конкретной силы ветра, температуры, сжатия и разрежения, включая едва различимые разломы, похожие на марсианские каналы.

Настало время подхода груженых судов, и, внутренне холодея, Николай сбросил первый вымпел с рекомендованным путем форсирования ледовых полей вплоть до Магадана. Как ни странно, но первый пароход прошел, самостоятельно следуя ежедневно сбрасываемым вымпелам. Иногда гидролог находил несоответствие в рекомендациях лоции: неоднократно облетая пролив между островом Завьялова и мысами Таран и Алевина обнаружил интенсивное торошение льда в прибрежной зоне, хотя лоция рекомендовала следовать именно таким путем. Выяснил столь очевидное противоречие из-за возникновения местной «боры», когда охлажденный воздух скатывается с гористой местности и, встречаясь с преобладающими северными ветрами, прижимает лед к берегу, вызывая сжатие и торошение, тем самым тот становится непроходимым, и гораздо предпочтительнее следовать посередине пролива, где такое явление не возникает. Это открытие во многом помогло груженым пароходам дойти до Магадана.

Возникали и малые проблемы, которые приходилось решать по ходу их возникновения. Проживание в местной гостинице было ограничено одним месяцем, после чего следовало выселение или двойная оплата. Пришлось позвонить Лютикову и объяснить, что командировочных хватает лишь на половину ежедневной гостиничной платы. Вскоре ему позвонил секретарь обкома, уведомив, чтобы не беспокоился – его больше никто не тронет, пусть живет сколько хочет. Мелочь, а приятно, когда о тебе заботятся большие люди.

Однажды произошла пауза в прибытии судов, и, словно желая испробовать метод Бубнова в его жестком варианте, наступило маловетрие с усилившимися морозами. Николай ежедневно с тревогой наблюдал за медленно, но неумолимо смерзающимися полями льда, приобретающими более светлый оттенок, говорящий об увеличении толщины. Облетая совсем недавно проходимый участок Охотоморья накануне подхода небольшого каравана из трех судов, искал хотя бы мельчайший ручеек или черточку, через которую можно проникнуть, но бесполезно: однообразная ледяная пустыня напоминала антарктический купол, лед успел смерзнуться, не оставив никаких надежд на самостоятельное форсирование. Николай в отчаянии подумал: «Конец моей авантюре. Какой только бес попутал меня?» Но заднего хода, как у самолета, не было, «назвался груздем – полезай в кузов», да и времени совсем не оставалось, на подходе три парохода, и запоздалые раскаяния и сожаления лишь отвлекают от настоящего дела, оставляя гидролога наедине со своими совсем не радужными мыслями. « Глаза глядят, а руки делают!»

Сбросил первый вымпел на палубу подошедшего судна с рекомендацией всем пароходам следовать прижимаясь к западному берегу Камчатки, а при возникновении трудностей держаться строя уступа, или, как говорят военморы, строя пеленга: при остановке лидирующего за ним параллельно следует второй, пробиваясь дальше и освобождая первый, затем в дело вступает третий и так далее, словно большая бурильная машина при прокладке тоннелей. Тактика казалась верной, и вся троица прошла самую опасную ледовую преграду. Далее последовали держась не менее чем в пяти милях от мысов Алевина и Таран, обращая внимание на крупные торосы, выносимые из залива Шелихова. Как это ни странно, но пароходы прошли – как будто гора с плеч свалилась.

Если везет, то везет во всем: в бухте Нагаево северо-восточный ветер вынес весь лед, и швартоваться можно было в свое удовольствие, не тыкаясь часами между льдин в стремлении подойти к причалу. Кстати, в каменном мешке бухты ледообразование и нарастание льда при очень низких температурах происходит быстро, и единственно верное решение проблемы нашли опытным путем: при значительном усилении северо-восточного ветра ледокол сразу же принимался за окалывание льда по всему периметру, а крепкий ветер тут же выносил лед в море, очищая портовую акваторию. Налицо использование местных погодных факторов в своих корыстных целях.

Случались и неожиданные эскапады с приятными оценками: капитан Веронд, следуя рекомендациям гидролога, без проблем прошел до Магадана зимним «санным» путем и утром, встретив Николая, от всей души поблагодарил его, а позже дал радиограмму в адрес министра морского флота, от которого гидролог получил персональную благодарность.

На подходе к острову Завьялова в конце зимы образовывалась ледяная каша, иногда достигающая нескольких метров толщины, и груженые пароходы втыкались в нее, словно в вату, теряя передний ход, и никакая сила не могла сдвинуть с места. Но и здесь нашелся выход: суда, с трудом выбравшись из этой засасывающей трясины и разворачиваясь, начинали двигаться задним ходом, используя винт в качестве метлы, отбрасывающей в сторону ледяную кашу, медленно, но верно продвигаясь вперед, используя центробежную силу движителя. Преодолев неожиданное препятствие, снова разворачивались и ложились на курс, продолжая начертанное движение. Известно немало случаев, когда даже линейные ледоколы застревали в этом многометровом месиве и в дальнейшем пробивались вперед лишь на заднем ходу.

Чего стоила только работа двух самых мощных ледоколов, «Адмирал Макаров» и «Красин», в Сахалинском заливе по высвобождению застрявших рыбаков. В конце декабря 2010 года в ледовом плену оказались плавбаза «Содружество», транспортный рефрижератор «Берег Надежды», научно-исследовательское судно «Профессор Кизеветтер» и траулер «Мыс Елизаветы». Причина банальна, и иначе чем головотяпством назвать ее трудно. Подошедший к плавбазе траулер с уловом из-за штормовых условий не смог пришвартоваться для сдачи рыбы, и тогда решили забраться в лед для уменьшения качки и заливаемости забортной водой, чтобы совершить перегрузку на базу. Работал северный, северо-восточный ветер, быстро забивая небольшие ледовые поля и наслаивая их друг на друга, создавая многослойную ледовую подушку из ледяной каши, растущую вглубь. Перегрузчик и плавбаза, наблюдая за льдом, по их мнению не представляющим опасности, продолжали заниматься своим делом с чисто рыбацким подходом – прежде всего рыба, как те самолеты, ну а девушки потом. В том-то и дело, что потом было уже поздно, и попали они как кур в ощип вместе с примкнувшим к ним научником, который действовал так же, но надеялся на большие суда: под их прикрытием он не пропадет и всегда успеет выйти, держась в кильватерной струе. В итоге двум мощным линейным ледоколам потребовался целый месяц, чтобы вытащить всю теплую компанию из ледовых объятий. К тому же им помогал ледокол «Магадан». По оценке Дальневосточного пароходства, спасательная операция обошлась в пять миллионов долларов. Неизвестно, как долго продолжалась судебная тяжба и какова была действительная сумма компенсации от рыбацких судовладельцев и их коллег, владельцев научника, который хотя и действовал хитро, но в итоге перехитрил самого себя.

Глава 7

Ледокол «Москва» в свои юные годы часто оказывался в западном секторе Северного морского пути, случалось ли это по воле рока или заурядного случая, но к этому экипаж привык и ничему не удивлялся, хотя вполне возможно, что смена привычной обстановки восточного сектора на западный привлекала многих, особенно тех, у кого родственники проживали в европейской части страны, а таких было немало.

В летнюю навигацию 1964 года ледокол проводил караван, состоящий из трех судов, в порты восточного сектора, начиная с Хатанги, хотя назвать эти несколько домиков селением, да еще портом, можно лишь с громадной натяжкой, равносильно воробья спутать с соловьем. Несколько небольших домиков с метеостанцией – вот вся Хатанга, нанесенная даже на карты самого малого масштаба. Нежданный -негаданный случай произошел на подходе к проливу Вилькицкого, разделяющему полуостров Таймыр с архипелагом Северная Земля и соединяющему Карское море с морем Лаптевых. Вертолет часто взлетал на разведку, выискивая наиболее безопасные пути следования среди ледовых полей, подолгу зависая над подозрительными разломами и торосящимися льдами. На борту постоянно находился гидролог Николай Бубнов.

В один из таких полетов услышали тихий, едва различимый голос, вызывающий крылатую машину. Ответили на вызов, и оказалось, что вызывает полярная станция с острова Гейберга с просьбой забрать больную. Ледокол разрешил полет на остров, и когда вертолет приблизился к району вызывающей станции, обнаружили кучу камней, на самом большом из которых и находилась станция, какое-то подобие гнездовья альбатросов. Сесть на этот самый камень оказалось едва возможным, и лишь спрыгнувший Николай указывал летчику точное место посадки, чтобы не ошибиться даже на считаные сантиметры.

Оказалось, на станции пять человек, в числе которых одна женщина – жена начальника, и она была на сносях и вот-вот должна родить. Ближайший пароход ожидался через месяц, и времени для раздумий не оставалось, да и «подождать» она не могла. Решили везти ее на мыс Челюскин, где по всем раскладам находились большой аэродром и медицинский пункт. Собираясь, роженица набрала с собой множество вещей, и в вертолет они не входили, как ни пытались втиснуть, ибо кабина Ми-1 далека от салона пассажирского лайнера. Пришлось, на смех птицам, привязывать ее имущество к колесам и шасси. На лету геликоптер представлял то еще чучело с развевающимися предметами женского гардероба. Завидев небывалое чудище, чайки издалека сворачивали в сторону, удаляясь на безопасную дистанцию и выражая негодование громкими криками.