Текст книги "Се ля ви… Такова жизнь (сборник)"

Остаток дня Юрий был в отвратительном настроении. Презирал себя за малодушие. Проклинал день и час, который свел его с этим Жогиным.

Будь он покрепче, позубастее, может быть, и нашелся, как ответить этому горлохвату. Но Юра был типичный «маменькин сынок». До самого призыва в армию ему не разрешалось гулять позже одиннадцати, и мама давала деньги на билет в кино и на пирожное.

Обдумав создавшееся положение, Юрий решил рассказать обо всем командиру взвода лейтенанту Трофимову. Стыдно было, конечно, с первого дня признаваться в своей беспомощности, но другого выхода Юрий не видел.

Трофимов был плечистый, загорелый человек. Лицо у него немного грубоватое, голос громкий, взгляд прямой. Он не будет церемониться с Жогиным, быстро его поставит на место.

Улучив момент, когда в канцелярии роты находился один Трофимов (чтобы никто больше не был свидетелем позорного малодушия), Юрий зашел в комнату и сбивчиво рассказал командиру взвода обо всем.

Лейтенант выслушал его и явно неодобрительно спросил:

– Что же вы предлагаете?

– Наверное, или меня или его надо перевести в другое отделение, – тихо сказал Юрий.

– Это самое легкое решение, – отрезал Трофимов. Он с беспокойством ждал сержанта из учебного подразделения, надеясь, что молодой, с новыми силами паренек бойко возьмется за дело. Прежний, не очень требовательный и флегматичный, не нравился Трофимову. И вдруг этот долгожданный помощник с первого дня раскис.

– Разводить вас в разные подразделения – это линия наименьшего сопротивления, – рубил Трофимов четкие фразы. – Разве можно подбирать по собственному вкусу начальников и подчиненных?

– Я думал, это не совсем обычный случай…

– Значит, Жогина от вас убрать, пусть с ним кто-то другой мучается?

Юрий покраснел. Он об этом не думал. А лейтенант, не щадя его и будто не замечая краски на лице Садовского, резко продолжал:

– Может, вы его боитесь?

«А что, разве не боюсь? – спрашивал себя Юрий. – Конечно, боюсь. Но почему об этом стыдно сказать прямо? Ведь это же правда! Нет, начну сейчас выкручиваться и лгать: что вы, товарищ лейтенант! Никак нет, товарищ лейтенант!»

Поскольку Садовский молчал, командир взвода и без его ответа понял: боится. Офицер ругнулся про себя: «Не было печали! И так работы по горло, теперь еще с этим «птенчиком» придется нянчиться, да и тот – Жогин, о котором он говорит, тоже, видно, гусь хороший!»

Конечно, проще всего было бы поступить, как предлагает Садовский: развести эту пару. И командира роты не трудно убедить. При таком стечении обстоятельств, возможно, самым благоразумным было убрать Жогина из отделения Садовского. Но… Вот это «но» в характере Трофимова и делало самого офицера настоящим командиром. Он не позволял себе жить легко. Готовился к службе долгой и трудной.

Размышляя о том, как лучше поступить, лейтенант пришел к заключению: «На этом случае можно научить младшего сержанта, ведь с ним еще больше года работать вместе. Ну, а если грянет ЧП? Тогда буду полностью виноват я: почему не доложил? Почему не принял меры по предупреждению ЧП? Что же я отвечу? Все знал. Все понимал. Но считал неприличным спихивать трудного солдата кому-то другому. Считал своим долгом растить молодого неопытного командира. И, наконец, мне самому интересно поработать, посмотреть, проверить свои силы в такой сложной психологической ситуации. Говорим мы сейчас о необходимости глубже вникать в психологию человека? Говорим. Вот и я решил вникнуть…»

Трофимов нахмурился, услышав внутренний предостерегающий голос: «Брось ты этот эксперимент. Набьет Жогин младшему сержанту морду, отдадут его под суд. Будут тебя склонять на всех собраниях и совещаниях. Зачем тебе все это нужно?»

Но тут же против этого решительно выступило упрямое «но» в характере молодого командира: «Кто же ты? Командир или трусишка вроде этого “птенчика”, который хулигана испугался? Нет, не бывать этому! Сам себя презирать буду».

И лейтенант решил действовать по-своему.

– Если вы такой боязливый, как же вы с врагами в бою биться будете? – спросил он.

– В бой я хоть сейчас… – живо ответил Юрий.

«Ишь какой храбрый, – усмехнулся лейтенант, глядя на румяное девичье лицо младшего сержанта, – “хоть сейчас!”. Но, окинув стройную, ладную фигуру Садовского, смягчился: «А что? Не спасует! Ну день, два “покланяется” пулям и снарядам, а потом привыкнет, парень он, видно, неплохой, робкий, но не трус. Это – разные вещи».

Почувствовав симпатию к младшему сержанту, Трофимов перешел на более сдержанный и доброжелательный тон:

– Давай обсудим все спокойно и подумаем, как тебе быть с этим Жогиным. То, что он остается в твоем отделении, это решено. То, что именно ты будешь делать из него человека, это тоже решено. Армия, товарищ Садовский, это такой мудрый и тонкий механизм, где все продумано и обусловлено многолетним опытом. Ученые вот вечный двигатель изобрести не могут, а военные его уже изобрели. Посмотри, кто в армии учит и воспитывает? Да вы сами себя и учите, и воспитываете. Ты – срочной службы?

– Срочной, – кивнул Юрий; он с интересом слушал рассуждения лейтенанта: они были необычными.

– А учишь ты солдат тоже срочной службы? Так?

– Так.

– Вот и получается вечный двигатель – сами себя вы и учите, и воспитываете. А мы, офицеры и разные начальники, вам лишь первичный толчок даем. Я вот, например, к каждой теме только затравку даю да вас, сержантов, учу, а дальше все вы сами отрабатываете. Так или нет?

– Я еще не знаю, не работал.

– Узнаешь. Вообще-то, конечно, я несколько упрощаю, – весело улыбнулся лейтенант, – командирам тоже есть что делать. Всесторонняя подготовка солдат, вопросы тактики, организация боя, обеспечение боя, обобщение опыта, разработка программ, методика обучения и… Да разве можно все перечислить? Я хочу, чтобы ты понял: черновую работу с солдатами ведете вы, сержанты. – Лейтенант поглядел Садовскому в глаза, как он реагирует? Взгляд у младшего сержанта был внимательный и пытливый. «Улавливает, – отметил Трофимов. – Ну, что ж, пойдем дальше».

– Солдаты – люди разные, у каждого свой характер, к каждому особый подход нужен. Вот и давай выработаем твою линию подхода к Жогину. Кто он? По твоему рассказу, парень невыдержанный, хулиганистый, от которого можно ожидать не только грубости, но и рукоприкладства. Может он это сделать?

– Может. Но уступать ему, потакать тоже нельзя, это же неправильно, – возразил Юрий.

– Молодец! Верно подметил. А я разве сказал: нужно идти у него на поводу? Нет, я этого не говорил.

– Тогда как же с ним обращаться?

– Очень просто! В первую очередь вежливо. На «вы» и строго по уставу. Попытается не выполнить приказание – на первый раз предупреди, но заставь выполнить, второй раз накажи. Приучи его к мысли, что ты не отступишься от своего слова. Если сказал – должно быть сделано!

Лейтенант помолчал, подумал: «Конечно, давать советы легко, а парню действительно трудно будет».

– Главное, ты его не бойся, на твоей стороне вся сила законов Советской армии, уставы, все старшие начальники. Я тебе помогу, не хватит моих прав, ротного попросим вмешаться. Свернем мы рога этому типу, не сомневайся!

У Садовского стало легко и даже весело на душе. «С таким лейтенантом не пропадешь!»

– Извините, товарищ лейтенант, вы устали, а я вас задерживаю.

– Ничего, товарищ Садовский, время мы не зря потратили, линию поведения, мне кажется, выработали, если не совсем, то почти правильную, – засмеялся лейтенант. – Помните всегда: больше выдержки, все по уставу. Да, еще вот такая деталь. Он, наверное, ждет от вас несправедливости, притеснения за те обиды, которые вам до армии причинял. А вы, наоборот, поразите его благородством. Ни на один волосок больше, чем с других, не требуйте. Относитесь к нему ровно, как ко всем. Ну, шагайте!

Лейтенант пожал младшему сержанту руку, подморгнул сразу обоими глазами.

Настроение у Жогина было отличное: после того как он отказался немедленно идти за тряпками, ничего не случилось. Младший сержант сам не наказал и взводному не «настучал». «Порядок, – отметил про себя Лёха, – дело пойдет! Будешь ты у меня ручной, товарищ младший сержант Юрочка!»

Садовский тоже делал вид, будто ничего не случилось. На строевых занятиях учил солдат и по одному, и все отделение разом. На занятиях по тактике Жогин делал, что и все. Понимал: открыто на рожон лезть нельзя. Но при каждой команде неторопливым ее выполнением, скользящей кривой улыбочкой давал понять Юре: вот, мол, смотри и понимай, не тебе как младшему командиру подчиняюсь, а обстановка этого требует!

Садовский очень хорошо понимал его. Следуя совету лейтенанта, не придирался к мелочам, но, сохраняя внешнее спокойствие и беспристрастность, в душе негодовал. Как ему хотелось заставить Лёху повторить все приемы раз по десять, чтобы слетела с его губ кривая улыбочка, чтобы покатился по его наглой роже пот в три ручья, чтобы бегал Жогин по-настоящему, а не вихлялся ни шатко ни валко!

Преодолевая «штурмовую» полосу, Лёха бежал трусцой, а двухметровую стенку обошел, не захотел себя утруждать.

– Плохо, товарищ Жогин, – сказал ему Садовский, – почти минута выше нормы.

– А мне спешить некуда, впереди службы еще больше года.

– На проверке ваш «неуд» все отделение подведет, каждый человек у нас более десяти процентов составляет.

Младший сержант говорил это не только, чтоб подхлестнуть Жогина, хотел и «общественность» – отделение привлечь для нажима на Лёху.

Жогин ничего не ответил, встал в строй и беззвучно зашевелил губами, наверное, прокатывался по адресу командира отделения.

Когда шли занятия по противоатомной защите, все солдаты, борясь за десятые доли секунды, старались побыстрее надеть защитные средства. Жогин и здесь не очень торопился, натягивал хрустящие чулки и накидку не торопясь.

– Рядовой Жогин, вы уже мертвый, – шутил Садовский, показывая на часы. – В условиях применения атомного оружия каждая секунда – это жизнь или смерть.

– А мы против применения атомного оружия, – спокойно отвечал Жогин. – Замполит вон говорил, запрещения добиваемся. Или вы не верите, товарищ сержант, что Советский Союз добьется запрещения?

«Ох и демагог», – негодовал Садовский, но, помня о «линии поведения», только и сказал:

– Вам, товарищ Жогин, в дипломаты надо идти с такой дальновидностью.

– А что же? И пойду! У нас все пути открыты!

– Ну ладно, поговорили, и довольно. Уложите защитные средства. Так. Внимание. Газы!

Лёха захрустел накидкой, чулками, потянул из сумки противогаз, однако движения его не стали быстрее. Садовский видел: может, но не хочет.

И опять подмывало Юрия прикрикнуть на лодыря да погонять как следует: «Отбой! Газы! Отбой! Газы!» Но нельзя. Надо проявлять выдержку.

На занятиях хоть и было трудно младшему сержанту, однако можно терпеть, тут все подразделение, тут и лейтенант часто подходит, тут и командир роты, и замполит неподалеку. А вот когда занятия кончались, когда строй распущен и каждый стал сам по себе, здесь начинается самая трудная пора для командира отделения. Теперь, что бы ни сказал Лёхе, все против шерсти. Он службу понимал так: то, что в расписании, – закон, это как рабочий день. Семь часов отдай и не крутись. Но после этого я сам себе хозяин, меня не трожь. Я свое отбыл.

Ну, а служба солдатская, как известно, продолжается двадцать четыре часа в сутки, и плюс еще то, что могут добавить старшина, замкомвзвода и командир отделения.

Однажды младший сержант подозвал Жогина после обеда:

– Товарищ Жогин, приведите в порядок спортивный городок.

– Чего? – угрюмо буркнул Лёха. «После горячей пищи полежать бы, покурить, помечтать, а этот с уборкой лезет».

Садовский мог его и «кругом» повернуть без долгих разговоров, но, опять-таки помня об особой «линии» для Жогина, пояснил ему:

– Сегодня мы дежурное подразделение. Каждому дана своя работа. Вам поручаю подготовить к завтрашнему дню спортивный городок. Взрыхлите опилки под снарядами, подметите площадки…

Младший сержант не успел закончить, Лёха вытаращил на него глаза и прошипел:

– А больше ничего не хочешь?

Случайно поблизости оказался лейтенант Трофимов, он видел всю эту сцену. Гнев жаркой волной кинулся ему в голову. «Ах ты ничтожество! Сержанту такие слова!»

– Рядовой Жогин! – крикнул лейтенант. В казарме все притихли.

Лёха вздрогнул. С него мгновенно сдуло наглость.

– Вы с кем разговариваете, рядовой Жогин? С командиром отделения? Вы где находитесь, рядовой Жогин, в армии или на хулиганской «малине»? Вы что, свои порядки тут собираетесь вводить, рядовой Жогин?

Гнев клокотал в голосе командира взвода. Лёха перед ним сник, съежился, сделался маленьким и жалким.

– Я давно к вам присматриваюсь, рядовой Жогин! Запомните: здесь армия, и вся жизнь строится по воинским законам! Вам ясно?

Лёха молчал.

– Я спрашиваю, вам ясно, рядовой Жогин?

– Ясно, – буркнул через силу Лёха.

– А чтобы стало совсем ясно, посидите двое суток на гауптвахте за пререкание с командиром отделения! Идите!

Лёха быстро пошел к выходу. Потом побежал, лишь бы скорее избавиться от глядевших на него со всех сторон глаз. «Ну, Юрка, погоди. Я тебе все припомню!»

Когда Жогин ушел, Трофимов позвал Садовского в канцелярию. Офицер сел, закурил, предложил папиросу.

– Не курю я, – тихо произнес Садовский.

«Птенчик», – с неприязнью подумал лейтенант. – «Не курю»! Конфетки, наверно, кушаешь. Разве такой свернет рога этому горлохвату? Тут нужен сержант зубастый!»

В несколько глубоких затяжек выкурив папиросу, Трофимов успокоился.

– Садись, чего стоишь, – бросил младшему сержанту. – Вот так выработали мы с тобой «линию», – иронически сказал офицер. – Я же первый сорвался… Как ты с этим типом работаешь, удивляюсь!

– С ним каждый день и не раз такие стычки могут быть.

– Взять бы да оформить его куда следует, чтоб не мешал с нормальными людьми служить. Как думаешь?

Садовский замялся, потом ответил:

– Вы же сами говорили о пути наименьшего сопротивления…

Лейтенант закурил новую папиросу.

– Говорить-то я говорил. Но как это трудно осуществлять! Убедился?

– Да.

– Ну, ладно. Похныкали, и хватит. Я это все от злости тут высказываю. Теперь давай серьезно подумаем, как быть дальше.

– Мне кажется, нельзя все время уступками заниматься. Надо как-то его в общее русло вводить. Сейчас он не служит, а номер отбывает. А я, когда нужно подкрутить ему гайку, останавливаюсь. А то и задний ход даю. Пора брать Жогина в руки.

Лейтенант весело, с неподдельным интересом посмотрел на Садовского.

– А ты молодчина! Сразу видно, возмужал. Правильно говоришь, надо брать его за жабры. Прежде нельзя было. Он еще после гражданки не обтерся, колючий был. Да и ты, не обижайся, конечно, после учебного подразделения не очень-то был опытный. Теперь вижу, в тебе командирская хватка появилась. Не хочешь терпеть в своем отделении недисциплинированного солдата. Силу в себе почувствовал. Это хорошо. Это для меня очень приятно.

Взгляд Трофимова потеплел.

– Ну что ж, давай подкорректируем нашу линию индивидуального подхода к Жогину. Именно подкорректируем. Я считаю, и раньше она в своей основе была правильной. В дальнейшем справедливость, вежливость, выдержка должны у тебя оставаться без изменения. Прибавь только требовательности. Как ты говоришь, в напряженную минуту не останавливайся и не отступай, а на полоборота гаечку подкрути. Период изучения и разведки кончился, переходим мы с тобой, товарищ Садовский, в наступление.

Лейтенант поговорил с младшим сержантом о других солдатах, прикинул, на какую оценку вытягивает отделение по отдельным дисциплинам. Дела шли неплохо.

– Если бы не висел у меня на шее Жогин, все было бы гораздо лучше, – вздохнул Садовский.

Лейтенант многозначительно посмотрел на него:

– Хотел я тебе высказать одну мыслишку, но воздержусь. Как-нибудь позже скажу. Поближе к увольнению. Если забуду, напомни.

– Есть!

С гауптвахты Лёха вернулся злой. Не глядел в глаза младшему сержанту. На гражданке ему приходилось бывать в милиции не раз. Но там было другое дело. Там знал, за что. В драку полез в парке. Или пьяный в автобусе к девчонке приставал. А тут что сделал? Два слова поперек сказал этому суслику Юрке?

На лейтенанта Жогин не обижался. Он офицер, его работа такая. А этот, мамин сынок, Юрка, сам пришел срочную служить и так выпендривается.

И всюду этот младший сержант Садовский присутствует неотлучно. Утром не хочется из-под теплого одеяла вылезать, а Юрка командует: «Отделение, подъем! Жогин, вы вчера опоздали на построение, подъем!»

На зарядке холодный ветер с дождичком: «Жогин, расправьте плечи, глубже вдох». Утренний осмотр: «Почему сапоги только спереди почистили, а кто будет задники чистить?» Прошел завтрак: «Рядовой Жогин, становитесь в строй, курить будете в ротной курилке». А на занятиях? «Товарищ Жогин, повторите! Рядовой Жогин, быстрее! Жогин, еще раз! Жогин, подтянитесь! Не отставайте! Заправьтесь! Расскажите! Покажите!»

И так без конца. Будто, кроме Жогина, у него перед глазами больше никого нет.

Только после занятий вздохнуть можно посвободней. Да и то при каждой встрече чего-нибудь найдет: «Выньте руки из карманов», «Поправьте шапку – звездочка на боку», «Подтяните ремень», «Почистите сапоги, завтра на утреннем осмотре задники опять будут грязные».

Уж в постель ляжешь, тут какие команды или замечания могут быть? Нет, пойдет командир отделения вдоль кроватей: тот портянки не повесил сушить, другой шапку не на вешалку, а на тумбочку положил. «А вы, рядовой Жогин, опять обмундирование сложили неправильно. Брюки должны лежать сверху, потом гимнастерка, под ней ремень. Все в таком порядке, в каком вы надеваете. Поправьте. Вдруг «тревога» будет. Вам полчаса на сборы никто не даст».

Не легко было и Юрию Садовскому. Теперь трудность была не в страхе перед Лёхой. Давно уж он его не боялся. Теперь надо было самому быть образцом во всех отношениях, прежде чем с других спрашивать. Вот с тем же Лёхой. Если на турнике сам не можешь выполнить «подъем силой», как же сказать: «Жогин, вот так нужно». Или на кроссе. Чтобы крикнуть: «Рядовой Жогин, не отставайте!» – надо самому впереди всех быть. Это же элементарно!

А Юра Садовский до армии действительно не очень-то был физически развитый. Две нашивки на погонах, они ведь сами по себе силы не прибавляют. И знаний тоже… Если требуешь с Лёхи: «Расскажите о поражающих свойствах радиации», так и сам их должен знать назубок. Во многих мелочах совсем недавно, год назад, сам был вроде Лёхи: и ремень поясной не затягивал, и ворот рубахи любил носить нараспашку, и руки в карманах держать было удобнее. Но, как говорит лейтенант Трофимов, идти в наступление надо во всеоружии. Чтобы получить право спрашивать с других, сам должен все выполнять образцово. Ох, не легко было Юре заслужить это право.

С Алексеем Жогиным беседовали много раз и лейтенант Трофимов, и замполит роты старший лейтенант Крыленков, и командир роты капитан Зуев. Даже замкомандира батальона по политической части вызывал. Жогин неохотно отвечал на вопросы, не шел на откровенный разговор. Он считал: все эти беседы происходят в результате того, что на него «стучит» начальникам Юрка Садовский. Ну откуда они знают, что он, Жогин, служить не хочет, пререкается, плохо стреляет? Юрка «настучал»!

Однажды Лёха попробовал еще раз дать Юрке отпор, вывернуться из его цепкой хватки.

Младший сержант приказал ему заново вычистить автомат: в стволе нагар остался.

– Вот посмотрите, – говорил командир отделения, заглядывая в ствол и направляя его к свету.

Жогин не смотрел на оружие, а быстро зыркнул по сторонам: в комнате никого, кроме него и Юрки, не осталось. Солдаты закончили чистку и ушли.

– Патронник тоже грязный… В общем, надо лучше чистить, товарищ Жогин. – Младший сержант опустил автомат и увидел перед собой Лёху в позе, не оставляющей сомнения в его намерениях. Он стоял, уперев руки в бока, слегка расставив ноги, и кривил губы в издевательской улыбке. Юрию очень хорошо были знакомы и эта поза, и улыбка – так Лёха встречал свои жертвы в сквере недалеко от школы.

– В чем дело, товарищ Жогин? – спокойно спросил Садовский, а у самого гулко застучало сердце.

– А в том дело, товарищ Юрочка… Ты когда от меня отцепишься?

Садовский хмуро глядел на Лёху. Жогин с его наглым остановившимся взглядом, с хищно напружинившимся, будто для прыжка, телом был очень похож на того «гражданского» Лёху, которого все боялись. Но вдруг Юра ощутил, как напряглись у него бугристые мышцы, нажитые в армии. Ощутив в себе эти новые силы, Юрий радостно подумал: «Ты, Лёха, все тот же, но я уже не тот!»

Лёха, заметив реакцию Юрки, даже рот приоткрыл. И злость сама пропала. Вот так Юрка! У Жогина хватило рассудительности на то, чтобы трезво сравнить себя и плечистого Юрку. А сделав это сравнение, Лёха спасовал. Он сделал вид, будто ничего не произошло, и только сказал:

– Запомни наш разговор… Здесь не место счеты сводить. Но после армии я с тобой расквитаюсь.

Лёха взял свой автомат у младшего сержанта, покачал его на руке и с насмешкой проговорил:

– Ладно, так и быть, вычищу, но и это тебе так не пройдет, не сомневайся.

Жогин повернулся и вышел из комнаты первым. Садовский задумался: «Что значит эта угроза? Уж не думает ли он, что я пойду у него на поводу? Неужели Жогин действительно меня ненавидит? Считает своим недругом? Что я ему особенного сделал? Не оскорблял. Не издевался, спрашивал, как со всех. Требовал то, что полагается по уставу… Решил попугать меня? Думает, что спасую, а он прокантуется остаток службы. Доложить об этом лейтенанту или нет? Опять подумает, что я испугался. Он же уверен, что Лёха стал лучше относиться к службе… Зачем же тогда докладывать? Повременю…»