Текст книги "Сестра Морфея. авантюрный роман"

Обнажённый прикол

После школы он заехал к Людмиле Ивановне. Та встретила его с радостью и провела на кухню. Кухня на этот раз сверкала, посуды немытой в мойке не было, и пол был тщательно вылизан.

Он обратил внимание, что окно и облупленный подоконник были вымыты.

«Значит, критика моя выстрелила» – подумал он.

Людмила Ивановна открыла холодильник и выставила на стол недопитую ими бутылку.

– Это ни к чему сегодня, – отодвинул он мрачно бутылку от себя, – спрячь до времени. Я устроился сегодня на работу и к тому же за рулём.

– А почему у тебя вид недовольный, если с работой всё уладил? – спрятала она назад бутылку, – я старалась. Ты бы видал, как Вишневская обрадовалась. У неё в это время два тренера по гимнастике находились, – тебя на пять с плюсом охарактеризовали.

Он был сдержанным и прыгать от счастья, что устроился на любимую работу, у него желания не было.

– Я тебе, весьма благодарен за заботу, но чую, налечу в этом Метеоре на ножницы, когда лето кончится.

– Как тебя понимать, – села она напротив него.

– Да что там понимать, – безмятежно сказал он, – в той школе, где я буду проводить занятия, завучем работает родная сестра Хаджи, она же Смородина, мать Бориса.

– Плевать на неё, – засмеялась Людмила Ивановна, – плевать, плевать и растереть. Тебе же не с ней работать.

Платон попросил пепельницу и закурил.

– Понятно, что не с ней, – глубоко затянулся он сигаретой. – Но селевой поток грязи с её стороны может потечь на меня с непомерной скоростью. Она меня давно и прекрасно знает. И ей уже известна междоусобица со мной и её братцем.

…Он уже говорил, улыбаясь, спокойно без всякого напряжения, но когда позади себя услышал детский кашель, повернулся. Сзади стояла Яна и прикрывала рот ладонью, не прекращая кашлять.

– Говорила тебе мороженное лизать нужно, – прикрикнула на неё мать, а ты от жадности сгрызла его, теперь каркаешь. Марш отсюда нечего слушать взрослые разговоры.

– Мам я хотела узнать у Сергея Сергеевича, где мы будем тренироваться.

– Пока в шестидесятой школе, – ответил он, – помещение мне там понравилось. Стационарное, хотя не исключаю, что временами нам будет мешать шум. Но это ерунда, главная помеха может идти от «Сибири». Как только первый тревожный сигнал появится, сразу уходим оттуда. Мне ещё одно место неплохое посулили.

– И где же, – расширила глаза Людмила Ивановна.

– В пяти минутах ходьбы от твоего дома.

– В тридцать третьей школе, – обрадовано спросила Яна.

Он отрицательно покачал головой.

– В детском доме. Там тоже обещают хорошие условия. Я уже им добро дал.

Людмила Ивановна встала с табуретки вытолкала дочь с кухни и закрыла за ней дверь.

– Может и мне ставка там отыщется?

Он пожал плечами.

– Сходи, узнай. Для тебя это не дурной вариант будет. Зарплата, конечно не ахти какая, но тебе ещё в школе часы запросто можно взять. А если выторгуешь у директора полторы ставки, то и дергаться не зачем.

Она закатила глаза к потолку и три раза перекрестилась.

– Боже помоги мне, – сложила она ладони клинышком, – век благодарна буду. Грешить не буду, а на Сергея Сергеевича мадригал во славу напишу.

Он не выдержал и рассмеялся:

– Ты позавчера мне губной помадой в одном месте уже написала мадригал.

– А, – А, – Я, – Я, – перешла она на алфавит и склонила головку на бок, – просто шалила. Я от скуки бываю такой оригинальной шалуньей. Ты Сергей Сергеевич не обижайся на меня?

Она встретилась с его пытливым сощуренным взглядом, ожидая от него страшного разноса за свою проделку. Но он, увидав её сжатой и прячущей лицо в створ своих ладоней, решил свою напущенную строгость заменить обаятельной улыбкой.

– В следующий раз, если вздумаешь шалить со мной подобным образом, то убедись, что я не в бессознательном состоянии нахожусь.

– Ну, ты прямо устыдил меня. – обрадовалась она и без всякого стеснения сбросила с себя халат, показав своё обнажённое тело. Сжала обе груди руками и потрясла ими перед его глазами.

– Меня такими эпизодами, в краску не вгонишь, – без излишнего смущения сказал он и тут же спросил, – Не ты случайно снималась в программе Приколы?

Она звонко захохотала на всю квартиру и быстро выбежав из кухни, нырнула в ванну.

«Точно шибанутся, – подумал он, – или она меня уже зачислила в свои любовники? Нет, уважаемая мадам, с тобой ухо востро надо держать. И на это есть много причин, связанные не только с твоей личной гигиеной, но и вредным языком».

Не успел он до конца мысленно осудить её недостатки, как она появилась снова на кухне, но уже одетая в обтягивающие брюки и прозрачную блузку, через которую просвечивался бордовый лифчик.

– Поехали, – командным голосом сказала она, – пока не поздно. А то вдруг меня кто опередит. Тогда пиши – пропало. А со шваброй мазурку танцевать я не хочу.

Он понял, что Людмила Ивановна собралась в детский дом. Не зная её в работе, – возражать, не стал. Считая, если человек имеет высшее спортивное образование, значит что – то может делать. На наборе в «Сибири» она показала себя с наилучшей стороны.

Сев на переднее сиденье рядом с ним она приняла серьёзный вид. Достала из сумочки зеркальце и губную помаду привела себя в порядок.

– Теперь можно трогать, – произнесла она, – а на съёмки меня уже приглашали. И даже деньги предлагали за это. Но не получилось. На день передачи у меня щёку разнесло как назло. А так глядишь, звездой бы экрана стала. Я ведь очень артистична. В школьных спектаклях играла постоянно. И мысль о том, чтобы пойти учится на актрису, зрела в моём мозгу. Ночей не спала в выпускном классе, представляла, как я буду порхать по сцене и срывать аплодисменты.

– И что тебе помешало идти в искусство? – тронулся он с места.

– Дурость и раннее желание выскочить замуж, – выпалила она. – Вот что!

– Странно, – притормозил он около светофора, – искусство и спорт, вещи разные. Как тебя в спорт – то занесло?

– Ты вроде умный мужчина, мог бы и не спрашивать об этом. Неужели трудно догадаться? Влюбилась в лагере в тренера по волейболу из Москвы. Жила с ним в гражданском браке, – правда временами. Он меня и пристроил в институт. Я с ним семь лет жила, училась и разносила телеграммы. Жили не богато, но сносно. Он часто выезжал на соревнования по разным городам. В общей сложности, за год, я его видала только шесть месяцев. Чтобы понятней тебе было, я выполняла ещё функции сторожа его однокомнатной квартиры. Честно говоря, красть там было нечего. А когда Янка родилась, он меня к отцу привёз. И наказал ему, чтобы меня за порог дома не выпускал. Сволочь такая! Наболтал отцу, что дочка не от него на свет появилась. Алименты отказался платить жмот длинноногий. А Янка то копия его. Похожа, но кровь в ней течёт другого папы. Он гад такой знал, что у него детей не может быть, вот и уличил меня в измене. Ну, его бог покарал за все прегрешения. Жалко, только что он сейчас нас не может увидеть. Янка всё равно, на него похожа и лицом и ростом. А его нет больше. Умер от саркомы. Коленку снёс, а саркома его тут и подстерегла.

…Загорелся зелёный свет, Платон продолжил движение. Она притихла и стала смотреть на дорогу. Через минуту они были на месте. Он остановил машину около стадиона детского дома:

– Я с тобой туда ни пойду. Мне там пока рано появляться. А ты дерзай, круши преграды перед собой, если жить достойно желаешь!

– Спасибо за напутствие Платон!

Он удивился и повернул её голову к себе.

– Это что имя из твоего мадригала?

– Можно подумать, что ты только на свет появился. Да тебя все за глаза в городе называют Серёга Платон. Я бы тебя нарекла Ярославом Мудрым. Тебе бы это имя больше подошло.

Она открыла дверку машины и словно мячик выпрыгнула из неё. Осмотрелась, нашла узенькую тропинку и побежала по ней.

Он внимательно и придирчиво посмотрел на неё сзади. Только сейчас он познакомился ещё с одним её недостатком. Поморщился от отчаянья и произнёс.

– Да! – на этой попке любой мячик устоит, – не скатиться. Плоская задница, самый верный признак, нехватки серого вещества в черепушке. Значит эта женщина, как и её брат, унаследовала гены своей мамы.

Он почувствовал слабость и боль в ногах, возникающая у него изредка от перенапряжения организма. Такая боль нередко доставала и его позвоночник. Винт знал, что подобные недуги безосновательно не приходят. Нервные вспышки, полученные с раннего утра, спровоцировали подобную атаку на организм.

В ожидании Людмилы Ивановны он включил музыку и закрыл глаза.

Тренер от бога

Этому детскому дому мог позавидовать любой крымский санаторий. Свой зоопарк, с ламами павлинами и другой живностью находился напротив головного сооружения, рядом через аллею располагался дендропарк. Чуть дальше благоухал большой фруктовый сад. Людмила Ивановна с узкой тропинки свернула на тротуар, и вышла на тоннель переплетённой виноградом. Пройдя по тоннелю метров тридцать, увидала сидящую на маленьком стульчике девочку с клеткой, в которой находился декоративный кролик.

– Золотце, а где у вас центральный вход, – присела она на корточки перед девочкой.

– Идите прямо, не ошибётесь, – указала она рукой вперёд, – не куда только не сворачивайте, и собак не дразните. Они чужаков не любят. Могут и покусать.

Людмила Ивановна передёрнула плечами и поднялась с корточек:

– Я сама любую собаку порву, – и пошла к цели.

Распахнув большие стеклянные двери, она вошла в здание. На вахте сидела дежурная – вахтёр и смотрела на монитор видеокамеры. Увидав незнакомую посетительницу в здании детского дома, повернулась к ней:

– Вы к кому, то из детей приехали? – спросила дежурная.

– Нет, я к директору насчёт работы узнать.

– Присядьте, я сейчас позвоню ему.

Людмила Ивановна села на мягкий кожаный диван и стала смотреть на стены увешанные картинами, не слыша, о чём говорит дежурная по телефону.

– Проходите по лестнице на второй этаж, – донеслось до неё, – там вас встретят.

Она сделала испуганный вид и сорвалась с дивана, чем удивила вахтёршу.

– Чудо, какое – то пробормотала женщина. – В обуви по чистым коврам пошлёпала, а мне нагоняй от директора получать.

Её на этаже встретила белокурая Людмила Фёдоровна Гордеева – заместитель директора.

«Красивая»! – отметила она про себя встречающуюся её женщину.

– Пойдёмте со мной, – пригласила Гордеева её в свой кабинет, – директор пока занят. У него батюшка из городского собора в гостях. Как только он освободится, непременно зайдёт к нам.

Но тут одна из дверей в коридоре открылась, и из неё вышел священнослужитель с огромной бородой и в рясе, а за ним показался толстый мужчина в очках капельках лет пятидесяти с тростью в руках. Это был директор Владимир Иванович Панкратов. Он сильно прихрамывал, и трость не могла скрыть его недуга.

– Люда заходите ко мне, – подзывал он рукой своего заместителя и Шабанову Л. И.

Проходивший мимо Людмилы Ивановны батюшка степенно с ней поздоровался и перекрестил на ходу. А Гордеевой кивнул на прощание и глазами послал улыбку.

В кабинете директора было уютно, как в гостеприимном торговом зале. Мягкая замшевая мебель, на стене развешаны репродукции знаменитых русских художников. На столе стоял электрический самовар, большая тарелка с шоколадными конфетами и пара чашек.

– Мы тут с отцом Василием почаёвничали немного, – показал он Людмиле Ивановне на кресло около стола. – Теперь придётся и с вами испить чарку. Как говорится, на сухую важные вопросы не решаются. А у вас как мы поняли с Людмилой Фёдоровной, – взглянул он на своего заместителя, – важный разговор имеется. Переведите дыхание и за чаем мы вас внимательно выслушаем.

Гордеева поставила перед ней чистую чайную пару и бросила в неё пакетик чаю, после чего села напротив, но не в кресло, а на диван.

Людмила Ивановна сама открыла краник самовара и налила кипятку в чашку. Пока чай заваривался, она успела две конфетки проглотить. И давай расхваливать неоценимый их аромат и вкус. Но вовремя остановилась и произнесла:

– Вы правы, разговор у меня исключительно важный, и думаю заинтересовать он должен обе стороны.

Она обвела взглядом директора и красивую женщину. Убедившись, что они все во внимании, она засунула очередную конфету в рот и сделала глоток начала.

– Я Шабанова Людмила Ивановна, тренер по волейболу. Окончила Московский институт физкультуры. Мы с мужем в Москве тренировали команду высшей лиги. Правильнее сказать, он был главным тренером, а я ему помогала. Ездила с ним по сборам, разным городам и странам. Я тянула на заслуженного тренера, но беда в том, что официально не была в клубе оформлена. Муж был категорически против моего трудоустройства рядом с ним. Он считал, чтобы семья была крепкой, супруги не должны работать вместе.

…Всё это она выпалила, как хорошо заученный стих.

– Ну и как сейчас, крепка ваша семья? – спросил директор.

…Она выдавила из себя слезу и долила в чашку кипятку:

– К сожалению не суждено было. После серьёзной травмы колена, его поразила саркома, и мне пришлось после похорон вместе с дочкой приехать сюда, на свою родину. Работала в школах физруком, но радости от работы не испытывала. Понимаете, я до мозга костей тренер и без своей работы жить не могу. Ежедневно тоску испытываю. В наших детских спортивных школах вакансий нет, вот, я и подумала, а что если я у вас закручу волейбол? Деток я очень люблю и они, чувствуя моё к ним отношение, платят мне той же монетой.

– Вы вовремя к нам обратились, – сказал директор, – мы охотно вас возьмём. У нас есть хороший спортивный комплекс, правда тепла там зимой нет. Но это дело поправимое, за лето тепло пустим. И будете заниматься в любое время года, кроме лета. В это время года, все дети на улице у нас.

– А как моя должность будет называться, – перебила она директора.

– Ставка вам найдётся, но только не тренера, а инструктора по физкультуре. Но не смотря на это, заниматься будете своим любимым волейболом. Создайте нам команду такую, чтобы мы чемпионами среди детских домов были. На большее мы не претендуем. Так как у нас дети есть и приходящие и уходящие. После школ поступают в другие учебные заведения, а кого в семьи забирают. Присылают же нам в основном детей младших классов. Им пока не до волейбола. Они у нас в настольный теннис будут играть. Вот Людмила Фёдоровна, как найдёт нам отличного тренера, так наши малыши, да и не только малыши, но и взрослые увлекутся этим видом спорта. Детей занять надо. А то они уже апельсинами в футбол играют в коридорах на коврах. У нас есть один инструктор, но она болеет и выздоровеет не скоро. Спортивная база у нас великолепная. Свой стадион, спортивный комплекс, большой бассейн в парке и бассейн с двумя ванными в помещении.

– Который не функционирует седьмой год, – раздался голос Людмилы Фёдоровны.

– Не важно, всё равно есть. Найдёте тренера, туда четыре стола поставим. Детям отрада и нам не переживать за них.

– Я уже нашла его.

Директор поднял очки на лоб.

– Не понял! А почему молчишь? – изобразил он недовольную гримасу.

– Я у Винта позавчера была дома. К великому счастью, он оказывается, с моей дочкой живёт в одном подъезде.

Пока они вели между собой диалог, Людмила Ивановна налила себе третью чашку не забывая причащаться и к конфетам.

– Он согласен у нас работать, но, ни сегодня, ни завтра к нам не придёт.

– Давай его быстро сюда, пока не перекупили, за время летних каникул.

– Согласие я от него получила и этого вполне достаточно. Зачем назойливость проявлять. Мне он показался вполне серьёзным, хотя и обладает искромётным юмором, – улыбнулась она.

– Я тренер от бога, а Винт тренер от всех богов, – вмешалась в разговор Людмила Ивановна.

В кабинете наступила молчаливая пауза.

– Вы что его знаете? – первой нарушила молчание Людмила Фёдоровна.

– Кто же Платона не знает. Вы откройте компьютер и всё о нём узнаете. Мне в прошлом году посчастливилось с ним быть в Китае, на спартакиаде металлургов, – понесло её. – Лягушек и саранчу ели за одним столом. Прямо закормили они нас такой пищей.

Она не видала, как перекосились от отвращения лица слушателей.

– Он кушал мало, – продолжала она, – и всегда делился пикантными блюдами со мной. Но не это главное. Его питомцы обыграли спортсменов из Поднебесья, это была сенсация. После этого триумфа, Винта китайцы завалили выгодными предложениями. Приглашали работать его и тренером и спарринг партнёром. Он конечно в полный отказ шёл. Причина у него веская была, – языка китайского не знал. А изучать их иероглифы в его возрасте поздно. Так мне говорил Платон.

– Но почему Платон, – изумилась Людмила Фёдоровна, – ведь он Сергей Сергеевич Винт.

– Формально, по документам он Винт, а по жизни Платон. Вот у вас в рясе сейчас поп был. Вы, наверное, перед ним исповедуетесь? А Сергею Сергеевичу рясу не надо надевать, он без неё любого человека к исповеди может подвести. Клише никогда не выдаёт. Для него это скучно и не приемлемо. Вот почему он Платон! Ему с таким энциклопедическим умом в кремле работать надо или в следственном комитете. А юмор у него не для всех понятен. Только для умных, я вот, к примеру, его хорошо понимаю.

…Директор переглянулся с Людмилой Фёдоровной.

– Всё понятно уважаемая Людмила Ивановна, – прервал её директор, – вы сейчас пройдите к Людмиле Фёдоровне в кабинет напишите заявление. А завтра милости просим, со всеми документами и санитарной книжкой. И если вы уж так близки с Винтом, то ускорьте его трудоустройство в детский дом. Переговорите с ним.

– Обязательно и возможно даже сегодня! – пообещала она. – У меня телефон его имеется.

Она покинула кабинет директора, оставив после себя пустой самовар и гору фантиков.

…Сергей Сергеевич открыл глаза, когда она села в машину. Посмотрел на часы:

– За сорок минут управилась. – Молодец! – по уму хоть провела это время?

– Ха, – Ха, – Ха, – ещё по какому уму! Как я тебя обожаю Сергей Сергеевич! Ты представляешь, они приняли меня как долгожданную гостью. И о тебе разговор вели. Ты им очень, нужен. Просили, чтобы я с тобой переговорила.

Он насторожился, на секунду прервал дыхание.

– Надеюсь, ты лишнего им ничего не напела?

– Ты что смеёшься, я же не мешком шибанувшая. Я практически тебя не знаю, но люблю и боготворю. Я была на высоте, – словно индианка, крутанула она головой. – У меня открылся дипломатический дар. Со мной редко такое случается. Я даже блокнот свой не открывала. До того я была хороша! Чашечку чаю с конфеткой у директора выпила, а потом пошла с Людмилой Фёдоровной в кабинет и написала заявление. Завтра у меня начинается первый рабочий день. Просила у неё полторы ставки. Она мне посоветовала пока осмотреться, адаптироваться к обстановке, а потом вернуться к этому разговору. Чудо женщина!

– Я знаю, – напрягая глаза вперёд, сказал он и включил зажигание.

Контрудар Хаджи

Заградительную сетку на балконе они с Асей вешали четыре дня. Дело оказалось хлопотным, и без лестницы стремянки и дрели обойтись было не возможно. А ещё сильная духота нависла в спортзале, от которой не куда было спрятаться. На Асе была надета открытая майка, а Винту пришлось до пояса оголиться. Вся основная работа легла на его плечи. Ася понимала это и ни на шаг от него не отходила, то лестницу поддержать, то, подать что-то. Делала всё ответственно и обязательно переспрашивала. Переспрашивала не потому, что не понимает, а просто хотела его лишний раз отвлечь от работы и разговорить. С особой нежностью она стирала полотенцем обильный пот с его лба, который постоянно стекал ему в глаза. Этой процедурой она занималась всех чаще и когда прикасалась мягким полотенцем к его лицу, непременно прижималась своей грудью к его голому торсу. В ней происходил сложный душевный процесс, который объяснения не требовал. Всё дело в том, что он ей безумно нравился, и как отец и как мужчина. В любой ипостаси, он для неё был пригожий. Хотя на все её сближения он отвечал безразличием. Она это замечала, но надеялась, что зов природы, поломает его стойкий характер. Он был восприимчив к таким отношениям и почувствовал сразу её тягу к себе. По своей природе он не был хищником до женских сердец, но если рыбка добровольно плыла в его невод на нерест, он готовил из неё «наваристую уху». После завершения этой скучной работы, Ася пригласила его к себе на ужин. Жила она через квартал от школы в однокомнатной квартире. Дочка в это время находилась в лагере. Пока она накрывала на стол, он осмотрел её скромненькую квартирку. Затем переключился на медали, висевшие, словно баранки на одной связке. Перебрав и пощупав все награды пальцами, с восхищением произнёс:

– Весомо!

Она в ответ ничего не сказала, только пригласила к столу. По обилию блюд, холодной закуски и дорогого коньяка не трудно было догадаться, что она заранее готовилась к этому пышному застолью. Они просидели с ней за столом до позднего вечера, и когда пришло время собираться домой, Ася не смогла найти ключ от входной двери. Эту ночь ему пришлось провести в квартире восточной женщины.

…Сергей Сергеевич полностью ушёл в работу. На дворе стоял разгар лета. С Сибири он отобрал тридцать детей, остальные были все в разъездах. Ежедневно тренировки посещала Яна и постоянно у неё были грустные глаза, что приводило Винта к раздумьям. «Либо она хронически больна, либо голодна, третьего не дано», – думал он, оставив этот печальный признак на совесть матери.

…Ася ходила за ним по пятам и впитывала как промокашка все его дельные советы. После тренировок они оставались одни в зале, и он учил её играть. Она оказалась способной ученицей и за короткий срок прилично стала держать мяч на столе. На день молодёжи по городу объявили соревнования, которые должны были проходить в «Сибири». Желания никакого не было показываться там, но Вишневская настояла, чтобы они с Асей, в обязательном порядке выставили детей. Участников было не особо много и если бы, не дети Винта, то соревнования вряд ли состоялись. Хаджа был главным судьёй. А все его родственники помогали ему в судействе. Сергей Сергеевич не желая приветствовать главную судейскую коллегию, не стал подходить к столу. Он отдал заявку Асе и послал её на жеребьёвку, а сам присел на подоконник. К нему подошёл его бывший коллега по Сибири Вадим Незнамов. Крепко пожав Платону руку, сказал:

– Вижу, ты Сергеевич пристанище себе где – то нашёл. Я бы тоже сбежал отсюда. Да всё хочется верить Александру Андреевичу.

Платон в ответ ухмыльнулся:

– Только себе не ври, – не верой ты живёшь, а боишься перемен. Запомни, никакого будущего у Сибири нет, и не будет, если, у её хозяина по кредитам два миллиона долгов. Он уже один клуб настольного тенниса «Ритм» обанкротился, такая же участь и «Сибирь» ждёт.

– А у нас уже и работать не кому, – сообщил неожиданную новость Вадим, – вслед за тобой все тренера разбежались. Остался один я и вот они, – кивнул он на судейский столик, где сидели Фима и Борис.

Хаджи в зале видно не было. Он куда – то исчез

К Платону в это время подошла Ася, и присела с ним рядом на подоконник.

– Отдала заявку? – спросил он.

– Да! Но главный судья посмотрел мою заявку и бросился, как ошпаренный в ту дверь, – показала она на его кабинет.

– Ясней некуда, – тяжело вздохнул Сергей Сергеевич, – в заявке указана команда ДЮСШ «Метеор» и фамилия тренера, то есть моя. Он побежал звонить Смородиной или её мужу. Завтра у меня по работе могут возникнуть проблемы.

Ася прижалась к его плечу:

– Ни хочу никаких проблем. Мы так хорошо с тобой развернулись. Людмила Васильевна думаю, закопает все проблемы. Она женщина своенравная и не любит когда ею потакают.

– Вишневская правит у себя в Метеоре, – тихо сказал Вадим, – а Смородину отцы города порой доверяют управлять штурвалом. Как говорится, с богатым не судись, а сильным не борись. Если только Хаджа замутит, что – то против вас, а он это точно сделает, – то ваши дела тухлые. И выручить вас может только Людмила Ивановна Шабанова. Она похитила у Хаджи очень важные бумаги. Если они всплывут в стенах администрации или Волгина, – генерального директора РУСАГРО, то Хадже, придётся закрывать свою богадельню. Он когда обнаружил пропажу такой хай поднял – значит боится. А Людмилу Ивановну, найти не может. По телефону её при нас вызвонил так она его открытым текстом, так далеко послала.

…Платон повеселел от полученной информации. Наперёд зная, что в противном случае Людмилу Ивановну он всегда может сделать ведомой в любом деле. Он уже понял, что для неё стал своеобразным идолом, за которым и в огонь и в воду полезет.

Хаджа появился в спортзале, когда соревнования были в полном разгаре. Он сидел за столом с опущенной головой и в сторону Платона не смотрел. Ему было над, чем задуматься. По раскладу турнирных таблиц ни один из его юных спортсменов даже в пятёрку не попадал. Везде лидировали теннисисты из Метеора. Они забрали все кубки и медали. Ася прыгала от счастья.

– Я прям сейчас позвоню Людмиле Васильевне, – щебетала Ася, – пускай она в понедельник на оперативке отчитается, первым нашим и самым лучшим результатом в городе по настольному теннису.

…Как и думал проницательный и мудрый Платон, радость оказалась преждевременной, – в понедельник ему позвонила Вишневская. В её голосе угадывались печальные нотки. Она просила после обеда прибыть в её кабинет. Он уже заочно считал себя рассчитанным, впрочем, особого сожаления по этому поводу никому не показывал.

Людмила Васильевна сидела за столом, понурив голову. Не смотря в глаза Платона, глухо произнесла.

– Чехарда, какая-то с вами Сергей Сергеевич получается. И исходит она не от меня, а от тупого чиновника, который нашёл в вашей биографии судимость. А выкопал он её в военкомате. Вы же по причине судимости и не были военнообязанным. Мне очень жаль, но в этом случае я вас защитить никак не могу. Строго у нас с этим стало. Недавно заслуженного тренера России по борьбе тоже пришлось рассчитать. Теперь вот до вас очередь дошла. Кому такая безалаберная прихоть пришла в голову? Неужели неясно, что у нас каждый третий был под судом. И во всём модная педофилия виновата. В каждом бывшем зеке видят растлителя детских душ. Думаю, недалёк тот день, когда издадут указ; принимать на работу бывших зеков, только с положительными рекомендациями из мест лишения свободы. Работать то действительно некому.

– Вы не отчаивайтесь Людмила Васильевна, – начал успокаивать её Платон, – меня эта отставка ни сколько не гнетёт. Но бесит то, что нами правят и издают бредовые указы, такие как Смородин и Хаджа. А без работы я не останусь, на подпольный спорт пока у нас запрета нет. Пойду тренировать богатых. Сейчас почти в каждом коттедже стоят теннисные столы. Работа конечно бесперспективная, но доходная и нервы трепать не надо.

Людмила Васильевна подняла на него глаза, в которые со лба текли капли пота. Она приложила чистый лист к лицу и не торопясь его убирать, сказала:

– Я знаю, кто пытается вас вымарать грязью. Этому беспробудному алкоголику и аферисту всё припомнится, когда Смородин на выборах провалится. А сентябрь не за горами. Поверьте мне, я вас обязательно верну.

– Не берите в голову Людмила Васильевна. Я был осужден давно, боле сорока лет назад, когда был несовершеннолетним и несмышлёным пацаном. Всё давно быльём поросло. Если Хаджа воспользовался этим белым пятном, значит, дрожит от чего, то. Но я такие вещи не прощаю. Жизнь моя с этого дня перестаёт быть скучной!

У Винта было обострённое чувство своего достоинства. Подлый поступок Хаджи он остро воспринял, и прощать такие вещи было не свойственно его характеру.

«Если Хаджа дерьмо, а не человек, – рассуждал Винт, – то и поступит он с ним как с дерьмом.