Текст книги "Избранные труды (сборник)"

Обязательными для всех преступлений элементами являются действие по исполнении преступления и преступный результат. Приготовительные действия не содержат этих признаков, но все остальные признаки объективной стороны преступления – место, время, обстановка (способ относится к действию, так как является его формой), коль скоро они указаны в законе должны быть установлены и при приготовлении к преступлению. Так, если ст. 59⁶ УК РСФСР предусматривает ответственность за уклонение от внесения налогов в условиях военного времени, то приготовление к неуплате налогов в мирное время нельзя квалифицировать по ст. 19 и ст. 59⁶ УК РСФСР.

Однако тот факт, что приготовительные действия не входят в число обязательных элементов объективной стороны преступления, отнюдь не означает, что судебно-следственные органы вообще не должны ее учитывать. Содержание приготовительных действий определяется, помимо объекта и субъективной стороны, также объективной стороной соответствующего состава преступления. Так, например, подготовительные действия к хищению чужого имущества посредством подлога отличаются от приготовлений к хищению путем кражи. Обязательно принимается во внимание планируемый ущерб. Поэтому, хотя приготовительные действия и не входят в число обязательных элементов объективной стороны преступления, последние всегда учитываются судом при определении содержания приготовительных действий.

Иногда приготовительные действия включаются законодателем в объективную сторону состава преступления в качестве условия совершения преступления и непосредственно описываются в диспозициях статей закона. Таковы, например, скупка товаров при спекуляции (ст. 107 УК РСФСР), подлог документов или подкуп должностного лица при квалифицированном уклонении от службы в армии (ч. 2 ст. 59⁴ УК РСФСР), соглашение с целью сокрытия подлежащих учету или обложению предметов (ч. 1 ст. 62 УК РСФСР) и др. Без этих приготовительных действий либо вовсе нет преступления (без скупки товаров нет спекуляции), либо нет его квалифицированного вида (подлог или подкуп должностного лица при уклонении от службы в армии).

Таким образом, при привлечении к уголовной ответственности или осуждении за приготовление к преступлению судебно-следственные органы должны установить объект, субъект, субъективную сторону этого преступления, так же, как они устанавливают эти признаки состава преступления при оконченном преступлении. Судебно-следственные органы должны устанавливать здесь и объективную сторону деяния за исключением действий по исполнению преступления и преступного результата. По отношению к этим последним нужно доказать, что они должны были иметь место, если бы не помешали обстоятельства, не зависящие от субъекта.

При расследовании и судебном рассмотрении дел о приготовлении к преступлению обычно приходится решать три вопроса: отграничение приготовления от непреступных действий, отграничение приготовления к преступлению от оконченного преступления и отграничение приготовления отношения.

Решение первого вопроса представляет собой нередко значительную трудность. Преступники всегда тщательно скрывают свои приготовительные действия. Особенно трудно распознать приготовления, при которых не используются специфические преступные орудия – материалы, приспособление для подделки денег, аппараты для самогоноварения, разного рода орудия взлома для хищения и т. д. Тем не менее очень важно установить основные признаки, по которым можно было бы выделить из всей массы совершенных субъектом действий преступные приготовительные действия и пресечь преступную деятельность в самом ее начале, не допустив доведения преступления до конца.

Как мы уже отмечали, не является преступлением обнаружение умысла. Вместе с тем обнаружение умысла тесно примыкает к приготовлению. Поэтому, говоря об отграничение приготовления к преступлению от непреступных действий нужно в первую очередь остановиться на отграничении приготовительных к преступлению действий от обнаружения умысла.

Различие между приготовлением и обнаружением умысла очевидно. Обнаружение умысла имеет своим содержанием выявление вовне намерения совершить преступление. Обычно это выявление осуществляется в устной, реже – в письменной форме. Обнаружение умысла, как указывалось, не создает условий для совершения преступления. Поэтому обнаружение умысла, как правило, является случайным для субъекта действием (например, субъект проболтался). Отграничение обнаружения умысла от приготовления, заключающегося в приобретении и приспособлении орудий совершения преступления, доставлении лицом себя в такое положение, которое является наиболее удобным для осуществления преступного посягательства, не вызывает трудностей. Несколько сложнее провести различие между обнаружением умысла приготовлением к преступлению, заключающемся в подстрекательстве или сговоре, внешне напоминающем обнаружение умысла. Таков приводившийся уже случай, когда какое-либо лицо приходит к своему соседу и с целью подстрекнуть его к совершению преступления и, «зондируя почву», рассказывает что он-де хочет совершить преступление, как на это смотрит сосед и т. д. Подобные действия являются не обнаружением умысла, а созданием условий для совершения преступления, то есть приготовлением к преступлению, выражающимся в подстрекательстве или в попытке создания преступного сообщества. Обнаружение умысла выступает здесь как внешняя форма создания условий для совершения преступления[413]413
  В силу малозначительности эти приготовления, как правило, ненаказуемы.


[Закрыть].

Иногда лицо до совершения преступления выполняет некоторые другие действия, которые, как и обнаружение умысла, являются ненаказуемыми и не могут рассматриваться в качестве приготовления к преступлению. Так, например, субъект, прежде чем совершить преступление, отправляется в пивную выпить «для храбрости» или, будучи человеком суеверным, совершает какие-либо заклинания или религиозные ритуалы, или пишет прощальные письма родным и близким и т. д. Все эти действия, хотя для самого субъекта и имеют известное значение, в уголовно-правовом смысле безразличны. Они не ставят в опасность ни один из правоохраняемых объектов, они не являются условиями совершения преступления.

Таким образом, отличие приготовления от всех иных совершенных субъектом до исполнения преступления действий идет по признаку создания условий, реальной возможности причинения преступного ущерба[414]414
  Вопрос об отграничении приготовления от оконченных преступлений, внешне схожих с приготовлениями, и от покушения на преступление будет рассмотрен дальше.


[Закрыть].

Установление в действиях лица признаков приготовления (создание условий преступления и перерыв преступной деятельности по не зависящим от лица обстоятельствам) не всегда еще является само по себе основанием для положительного решения вопроса о наказуемости лица за приготовление к преступлению. В этом состоит одно из различий между приготовлением к преступлению и оконченным преступлением. При оконченном преступлении содержание действий виновного точно определено элементами состава, характеризующими объективную сторону преступления. Эти действия прямо описаны в диспозиции соответствующей статьи закона. Выполнение этих действий и причинение соответствующего преступного ущерба образуют оконченное преступление. С установлением в действиях лица признаков состава преступления решается и вопрос об общественной опасности деяния. Лишь в исключительных случаях при малозначительности ущерба формальное наличие состава не образует общественно опасного наказуемого деяния.

Иное положение имеет место при приготовлении к преступлению. Приготовительные действия не входят в число обязательных элементов объективной стороны преступления. Они, как правило, не описываются в диспозициях статей закона. Приготовительные действия по своей форме и содержанию весьма разнообразны и многочисленны. Создание условий совершения преступления не есть своего рода состав преступления. Поэтому с установлением в действиях лица этого признака не решается еще вопрос об общественной опасности, а следовательно, и наказуемости приготовления к преступлению. Нужно еще установить, что совершенные приготовления к преступлению являются общественно опасными деяниями.

Некто Т.-К. задумала из низменных побуждений убить своего мужа. С этой целью она начала систематически посещать публичную библиотеку, где по медицинским книгам узнала о способах и средствах отравления человека. Затем Т.-К. приобрела снотворное вещество и обманным путем, в вине, дала выпить своему мужу смертельную дозу этого вещества. Потерпевший уснул и на третьи сутки, не приходя в сознание, умер[415]415
  Архив Московского городского суда 1955 г., д. № 2-14/55.


[Закрыть].

В настоящем деле приготовительная преступная деятельность Т.-К. началась с посещения библиотеки для ознакомления с литературой о ядах и о способах отравления и продолжалась вплоть до того, как она подмешала яд в вино и поставила отравленное питье перед жертвой. Но, очевидно, не все фактически совершенные виновной приготовительные действия были общественно опасными. Такие ее действия, как посещение библиотеки и знакомство с соответствующей литературой, хотя и создавали определенные условия для последующего отравления, однако сами по себе не были общественно опасными. Напротив, изготовление яда и особенно подмешивание яда в питье, бесспорно, весьма общественно опасные действия, за совершение которых виновная несомненно должна была быть наказана как за приготовление к преступлению, если бы ей и не удалось совершить оконченного преступления – убийства.

Вопрос об общественной опасности приготовления к преступлениям, как правильно отмечали Т. В. Церетели и В. Г. Макашвили, является «сложным и практически важным вопросом»[416]416
  Т. В. Церетели, В. Г. Макашвили. Рецензия на монографию Н. Д. Дурманова «Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву» («Советское государство и право», 1957, № 1, стр. 129).


[Закрыть]. Чем же определяется общественная опасность приготовления к преступлению?

Общественная опасность приготовления к преступлению определяется, в первую очередь, объектом посягательства. Чем ценнее объект посягательства, тем более ранние приготовительные действия приобретают характер общественно опасной и потому наказуемой преступной деятельности. Так, в контрреволюционных преступлениях самые первые шаги врагов народа по осуществлению их коварных планов заключают в себе серьезную опасность для Советского государства и должны наказываться по всей строгости закона.

При посягательстве на сравнительно менее ценные объекты общественно опасными оказываются самые последние перед исполнением преступления приготовительные действия. Однако при таких преступлениях могут встретиться случаи, когда вся приготовительная деятельность в целом является малозначительной. Так, приготовительные действия к оскорблению, клевете, самоуправству, нарушению правил торговли, менее опасному должностному преступлению, легкому телесному повреждению и другим подобным преступлениям, как правило, не представляют опасности и практически никогда не влекут за собой уголовной ответственности.

Общественная опасность приготовительных действий определяется, далее, характером этих действий. Различные приготовительные действия обладают различной степенью общественной опасности. Приготовительные действия создают реальную возможность наступления преступного результата. А степень реальности всякой возможности варьируется в зависимости от конкретных условий ее существования. Поэтому при одном и том же объекте посягательства степень общественной опасности различных приготовительных действий может быть разной. Она зависит, в частности, от близости приготовительных действий к исполнению преступления. Так, в приведенном примере убийства посредством отравления наиболее близкими к исполнению, и вместе с тем наиболее опасными приготовительными действиями, были приобретение яда и поставление отравленного питья перед потерпевшим. При квартирной краже последними приготовительными действиями являются взлом и другие виды преодоления препятствий, мешающих проникновению в чужую квартиру. При спекуляции такими приготовительными действиями являются скупка товаров, приход на рынок и т. д.

Но не всегда последние по времени приготовительные действия оказываются вместе с тем и самыми общественно опасными. Если виновные сначала приобрели станок и бумагу для изготовления фальшивых денег, а затем договорились с хозяйкой квартиры, что она не будет никого пускать в их комнату, то хотя приобретение станка и бумаги предшествовало сговору с хозяйкой, однако первое из этих приготовительных к преступлению действий было более общественно опасным приготовлением, чем последнее.

Следовательно, общественная опасность приготовления к преступлению во многом зависит от значимости, существенности приготовительных действий для исполнения данного преступления.

Эти признаки суды должны учитывать при определении наказания за приготовление. Ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик устанавливают, что «…суд при выборе меры социальной защиты судебно-исправительного характера должен руководствоваться степенью… подготовленности преступления и близостью наступления его последствий…» (курсив мой. – Н. К.).

Большое значение для определения общественной опасности приготовления к преступлению имеет второй необходимый признак приготовления – несовершение преступления по не зависящим от субъекта обстоятельствам. На основе конкретных доказательств, собранных по делу, суд устанавливает, какие обстоятельства, действительно ли не зависящие от субъекта или какие-либо другие (нерешительность субъекта, добровольный отказ и т. д.), сделали исполнение преступления невозможным. У суда должна быть достаточная уверенность в том, что если бы не вмешательство посторонних сил, субъект перешел бы от приготовительных действий к исполнению преступления.

И. С. Тишкевич считает, что если бы на суд и следствие возложить обязанность доказывать это последнее обстоятельство, то это приведет к практической невозможности наказывать любое приготовление и покушение. Суду трудно было бы опровергнуть заявление виновного о том, что он возможно впоследствии добровольно отказался бы от дальнейшего совершения преступления. И. С. Тишкевич считает, что из предположения об отсутствии добровольного отказа и наличия вины у лица, начавшего преступную деятельность, исходит сам законодатель (ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик). «Важно лишь установить, что в момент раскрытия преступления у приготовлявшегося или покушавшегося было намерение довести преступление до конца и тем самым причинить ущерб охраняемым уголовным правом объектам», – указывает в заключение И. С. Тишкевич[417]417
  И. С. Тишкевич. Понятие и наказуемость покушения по советскому уголовному праву (Ученые записки Белорусского государственного университета им. В. И. Ленина, вып. 24, стр. 56),


[Закрыть].

Последнее положение является совершенно правильным, но оно полностью противоречит предыдущим положениям этого же автора. Установление судом факта, что в момент пресечения начатой преступной деятельности у лица было твердое намерение довести преступление до конца, является одновременно доказательством и того, что преступление не было совершено по не зависящим от лица обстоятельствам и что лицо не отказалось добровольно от преступления. Что же касается абстрактно существующей возможности добровольного отказа у лица вплоть до окончания действий по исполнению преступления, то эту возможность суд действительно не должен доказывать. Данный вопрос лежит за составом имеющегося налицо неоконченного преступления. Если у суда нет уверенности в твердом намерении лица завершить преступление, а напротив, есть основание полагать, что оно не стало бы продолжать преступления, суд не может вынести в отношении такого лица обвинительный приговор. Советское право не знает презумпции виновности. Напротив, все разумные сомнения относительно виновности лица должны быть истолкованы в пользу последнего.

Таким образом, исходя из конкретной обстановки и обстоятельств дела, суд устанавливает, во-первых, содержится ли в действиях лица признаки приготовления к преступлению, а во-вторых, является ли общественно опасным это приготовление[418]418
  Поскольку, как мы видели, с установлением в действиях лица признаков приготовления к преступлению не решается автоматически вопрос об общественной опасности этого приготовления, было бы целесообразным, чтобы в законе имелось специальное указание на наказуемость лишь общественно опасных приготовительных к преступлению действий.


[Закрыть].

* * *

Перейдем к краткому рассмотрению конкретных видов приготовительных действий к различным преступлениям.

Наиболее часто встречающиеся на практике приготовительные действия к хищениям социалистического имущества заключаются в подлогах и всяких иных махинациях с документами в целях незаконного получения государственного или общественного имущества; в создании излишков промтоваров или продуктов с целью их последующего присвоения; в различного рода взломах и прочих видах преодоления препятствий для проникновения к месту хищения; в создании воровских шаек и других действиях.

При существующей системе строгого документального оформления почти всех операций с государственным или общественным имуществом хищение этого имущества без подлога документов во многих случаях либо вовсе невозможно либо весьма затруднительно. Подлоги, если они совершаются, до и для хищения государственной или общественной собственности, являются приготовлением к хищению и должны квалифицироваться по ст. 19 УК и соответствующим статьям Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» (когда данное хищение подпадает под его действие).

Наша судебная практика всегда считала, что всякого рода махинации с документами в целях хищения, если самое изъятие социалистического имущества не последовало по не зависящим от лица причинам, следует квалифицировать не как подлог (ст. ст. 72, 120, 170 УК РСФСР), а как приготовление к хищению. Так, еще в 1935 г. 42 Пленум Верховного Суда, СССР указал, что «сознательное запутывание учета и отчетности, представление заведомо неверных отчетных данных, злостное нарушение правил ведения учета и отчетности со стороны работников бухгалтерских и статистических органов и умышленное сообщение неверных данных о выполнении и перевыполнении плана, если перечисленные действия имели своей целью хищение общественной (социалистической) собственности, или сокрытие следов такого хищения, квалифицируется по закону от 7 августа 1932 года»[419]419
  Сборник действующих постановлений Пленума и директивных писем Верховного Суда СССР, 1946, стр. 18.


[Закрыть] (курсив мой. – Н. К.).

В приведенных случаях точнее было бы говорить о приготовлении к хищению, так как подделка документов, запутывание отчетности и прочие махинации с документами в целях хищения, когда самое хищение еще не имело места, представляет собой создание условий для хищения, то есть приготовление к нему. Однако нам важно подчеркнуть здесь другое: Верховный Суд СССР требует квалифицировать эти действия не как должностное преступление или как подлог, а как действия связанные с хищением, – по закону от 7 августа 1932 г.

И после издания Указа от 4 июня 1947 г. Верховный Суд СССР последовательно проводит линию наказуемости всякого рода махинаций и обманов с целью хищения государственного или общественного имущества как приготовления к хищении. Руководящие указания Пленума Верховного Суда СССР с 6 мая 1952 г. и 28 мая 1954 г. предлагают квалифицировать любое хищение социалистического имущества, независимо способа совершения хищения, по Указу от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Следовательно, подлоги и прочие обманные действия, направленные на хищения, но по не зависящим от виновных обстоятельствам не достигшие цели, должны рассматриваться как приготовление к хищению или покушение на хищение государственного или общественного имущества.

В очевидном противоречии с этими положениями находился пункт 2 руководящего указания Пленума Верховного Суда СССР от 6 мая 1952 г., которым судам предлагалось хищение путем подлога квалифицировать по совокупности: по ст. 120 УК и по соответствующим статьям Указа от 4 июня 1947 г. Использование подложных документов при хищении есть способ хищения, такой же, как, например, злоупотребление служебным положением или мошенничество. Поэтому неясно, почему Пленум в своем постановлении от 6 мая 1952 г., не считая нужным прибегать к квалификации по совокупности по ст. ст. 109 или 169 ч. 2 УК РСФСР и Указу от 4 июня 1947 г., если хищение было совершено должностным лицом путем использования своего служебного положения, или же путем мошенничества, требовал применять квалификацию по совокупности, если хищение совершилось путем использования подложных документов. Подобное указание в известной мере дезориентировало практику и в вопросах квалификации подлога как приготовления к хищению. Если следовать этому указанию, то тогда подлог, совершенный с целью хищения, когда самое хищение, по не зависящим от лица обстоятельствам, не было совершено, следовало бы квалифицировать не по ст. 19 УК РСФСР и по соответствующей статье Указа от июня 1947 г., а по ст. 120 ч. 2 УК РСФСР[420]420
  Монографии о борьбе с хищениями, которые вышли в свет после издания руководящего указания Пленума Верховного Суда СССР от 6 мая 1952 г., но до издания руководящего указания Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г., считают правильной квалификацию в указанных выше случаях по совокупности подлога и хищения. См., например, Б. С. Никифоров. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву. М., 1952, стр. 97–99; Б. А. Куринов. Уголовная ответственность за хищение государственного и общественного имущества. М., 1954, стр. 70; Т. Л. Сергеева. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М., 1954, стр. 52; Б. С. Утевский, 3. А. Вышинская. Практика применения законодательства по борьбе с хищениями социалистического имущества. М., 1954, стр. 52–53.


[Закрыть]. Поэтому следует считать правильным, что в руководящем указании Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г. отсутствуют указания относительно квалификации по совокупности в случае совершения хищения путем подлога.

Если подлог являлся приготовлением к хищению, его_: нельзя квалифицировать по ст. ст. 120, 72 или 170 УК РСФСР. Такие преступные действия нужно квалифицировать как приготовление к хищению. Противоположное мнение привело бы лишь к ослаблению борьбы с хищениями социалистической собственности, влекущими за собой ответственность по Указу от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества».

Вследствие того, что отдельные практические работники не всегда учитывают это положение, в судебной практике иногда допускаются двоякого рода ошибки: либо типичное приготовление к преступлению, в частности к хищению, заключающееся в подделке документов, наказывается по ст. 120, или по ч. 1 ст. 72, либо по ст. 170 УК РСФСР, или, наоборот, подделка документов, не связанная с хищением социалистического имущества, квалифицируется как хищение или приготовление к нему.

Так, Ростовским линейным транспортным судом 8 июня 1955 г. по ст. 120 УК РСФСР был осужден Попов. Вместе с тем этим же приговором он по обвинению по ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение, государственного и общественного имущества» был оправдан. Транспортная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор в части оправдания Попова. Как было установлено, Попов, работая мастером цеха, составил фиктивные доверенности от имени рабочих, учинил на этих дове ренностях подписи рабочих, обманным образом заверил доверенности и получил по ним 1214 р. 56 к., которые причитались рабочим за возмещение расходов по командировкам. Коллегия с полным основанием усмотрела в данном случае хищение государственного имущества, совершенное посредством подлога. Подлог здесь выступал не как самостоятельное преступление, а как способ совершения другого, более тяжкого преступления[421]421
  Судебная практика Верховного Суда СССР, 1956, № 1, стр. 4–5.


[Закрыть].

В другом случае, наоборот, народный суд неправильно усмотрел в подделке документов, не связанной с хищением, – хищение социалистического имущества. Мороз И. Г. и Мороз. Н. С., имея среднее образование, неоднократно при поступлении на работу представляли фиктивные справки о высшем образовании. В результате этого они устраивались на работу преподавателями, а Мороз И. Г. даже директором школы[422]422
  Судебная практика Верховного Суда СССР, 1954, № 1, стр. 5–7.


[Закрыть].

Итак, всякая подделка документов, создающая условия для хищения социалистического имущества, должна рассматриваться как приготовление к хищению[423]423
  См. Советское уголовное право. Часть Особенная. М., 1951. стр. 156–157; Т. Л. Сергеева. Борьба с подлогами документов по советскому уголовному праву. М., 1949, стр. 132–134.


[Закрыть]. С другой стороны, подделка документов, направленная на обогащение за счет государства, но совершенная без цели изъять или присвоить государственные средства, должна рассматриваться как приготовление к соответствующему преступлению, например к мошенничеству (ст. 19 и ч. 2 ст. 169 УК РСФСР – подделка путевого листа шофером с целью совершения неположенных рейсов по мотивам личной заинтересованности).

Подделка документов, совершенная с целью похищения личного имущества граждан, должна, в зависимости от конкретных обстоятельств дела, рассматриваться либо как приготовление к краже личной собственности, либо как приготовление к мошенничеству, либо, наконец, как должностное преступление (когда, например, за вознаграждение, получаемое от частных лиц, должностное лицо совершает должностной подлог).

Совершенный без корыстной цели подлог документов, предусмотренный ст. 72 УК РСФСР, по справедливому замечанию проф. Меньшагина, также «является, по существу, лишь приготовитель ным действием к посягательству на деятельность государственного аппарата»[424]424
  В. Д. Меньшагин. Преступления против порядка управления, М., 1946, стр. 11.


[Закрыть]. Для социалистического правопорядка опасна не столько подделка документов, сколько использование подложных документов в незаконных целях. Пуск в обращение подложных документов нарушает существующую у нас систему документального удостоверения фактов, порядок отчетности, официальный порядок делопроизводства и т. д.

В отличие от указанных видов приготовлений к преступлениям, совершенным путем подделки документов, подделка документов, предусмотренная ст. ст. 72, 120 и 170 УК РСФСР, является самостоятельным оконченным преступлением, к которому в свою очередь возможны приготовления[425]425
  В постановлении 50 Пленума Верховного Суда СССР от 21 марта 1935 г. указывалось: «Хищение паспортов у их владельцев, поскольку эти преступления преследуют целью проживание по подложному паспорту самому похитителю или другим лицам, должны квалифицироваться через ст. 19 по ст. 72 ч. 1 УК РСФСР» (Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР, 1924–1951 гг. М., 1952, стр. 7–8).


[Закрыть]. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении от 12 декабря 1945 г. по делу Паршина указала: «Незаконное хранение чистых бланков учреждения может квалифицироваться как приготовление к подлогу только в том случае, если по делу установлено, что бланки предназначались к использованию для составления фиктивных документов».[426]426
  Судебная практика Верховного Суда СССР, 1946, вып. II, стр. 78.


[Закрыть]

Подделка документов, предусмотренная ст. 72 УК РСФСР и соответствующими статьями уголовных кодексов других союзных республик, имеет своим объектом, как правильно указывает Б. С. Никифоров, «порядок, установленный в советском социалистическом обществе, для удостоверения при посредстве письменных актов таких событий и обстоятельств, которые имеют юридическое значение»[427]427
  Б. С. Никифоров. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву. М., 1952, стр. 94–95. Аналогично решает этот вопрос Т. Л. Сергеева, см. ее книгу: «Борьба с подлогами документов по советскому уголовному праву». М., 1949, стр. 123.


[Закрыть].

К. был осужден народным судом 6 участка Москворецкого района г. Москвы по ст. 72 ч. 1 УК РСФСР за то, что он незаконно при обрел шоферское удостоверение, вытравил его текст азотной кислотой и переделал на свое имя[428]428
  Архив народного суда 6 участка Москворецкого р-на г. Москвы 1951 г., дело № 61–147.


[Закрыть].

В другом случае Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР переквалифицировала со ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» на ст. 72 ч. 1 УК РСФСР действия Ч., выразившиеся в подделке документов об образовании с целью занять место директора школы[429]429
  Судебная практика Верховного Суда СССР, 1951, № 5, стр. 18.


[Закрыть].

По ст. 72 УК РСФСР судебная практика квалифицирует также подделку с целью освобождения от уплаты налогов с^: заработной платы.

Во всех приведенных случаях имеет место подделка в собственном смысле слова. Она преследует цель освобождения от определенных обязанностей или незаконного получения, прав. Такая подделка нарушает существующую у нас систему удостоверения юридических фактов и в этом состоит ее общественная опасность.

Следовательно, по ст. 72 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик должны квалифицироваться лишь такие подлоги, которые создают условия для незаконного получения прав или освобождения от обязанностей при условии, что самое незаконное получение прав или освобождение от обязанностей не представляют самостоятельных, прямо указанных в законе преступлений. Именно так этот вопрос решается в УК УССР и УК БССР, которые ограничивают квалификацию по статьям о подлогах случаями, когда подлог не сопровождается другими преступлениями.

Кража документов, предоставляющих права на получение государственного или общественного имущества, должна рассматриваться как приготовление к хищению этого имущества[430]430
  См. Т. Л. Сергеева. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М., 1954, стр. 30–31.


[Закрыть]. Похищение документов с целью получения чужого личного имущества должно рассматриваться как приготовление к мошенничеству (ст. 19–169 ч. 1 УК РСФСР)[431]431
  См. Б. С. Никифоров. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность. М., 1952, стр. 42.


[Закрыть]. Лишь похищение ценных бумаг составляет оконченное преступление. Так, например, тайное похищение у лица об лигаций трехпроцентного займа составляет оконченную кражу личной собственности. Кража у граждан ценных бумаг на предъявителя также должна рассматриваться как оконченная кража. Если же эти бумаги еще и подделываются для получения по ним от государства не причитающихся ценностей, такие действия субъекта являются оконченной кражей личной собственности и приготовлением к хищению государственного имущества.

Все иные махинации с документами (неоприходование товара, невыдача квитанций, мошенническое получение документов и т. д.) должны рассматриваться в зависимости от конкретных обстоятельств либо как приготовление к хищению государственной или общественной собственности, либо как приготовление к мошенничеству в отношении личной собственности.

Другим, помимо подлога, распространенным способом создания условий для хищения государственного или общественного имущества является накопление излишков товаро-материальных ценностей. Для ответственности за приготовление к хищениям, выражающееся в создании излишков товаро-материальных ценностей, суд должен четко установить действительные намерения виновного: имел ли он цель похитить накопленное имущество или создать видимость хорошей экономной работы и т. д.[432]432
  См. постановление Пленума Верховного Суда СССР по делу Соловьева и Цыганова (Судебная практика Верховного Суда СССР, 1951, № 4, стр. 4–5).


[Закрыть]

Создание излишков товаров в торговых организациях путем обмеривания и обвешивания граждан в практике нередко квалифицируется по совокупности как обмеривание и обвешивание и хищение или приготовление к хищению, если излишки еще не были похищены[433]433
  И. Сапожников. Отграничение обмана потребителей от хищения социалистической собственности («Социалистическая законность», 1957, № 1, стр. 19–23).


[Закрыть].

Нам эта точка зрения представляется спорной. Нельзя говорить о хищении государственного имущества или приготовлении к нему при обмеривании и обвешивании частных лиц покупателей, так как здесь, социалистическая собственность не терпит никакого ущерба. Скорее можно было бы говорит о краже личной собственности, ибо граждане переплачивают за товары. По существу, обмеривание и обвешивание представляют собой мошенничество в торговле со стороны работников торговой сети в отношении граждан покупателей. Не случайно обмеривание и обвешивание граждан частными лицами квалифицируется как мошенничество по ст. 169 ч. 1 УК РСФСР. На наш взгляд, обмеривание и обвешивание торговых организациях следует квалифицировать по ст. 128в УК, независимо от того, присвоил ли виновный недоданные товары немедленно или он присвоил их через известный промежуток времени, накопив при этом большое количество таких товаров (санкция ст. 128в УК РСФСР позволяет учитывать различную степень общественной опасности обмеривания и обвешивания).

Этот вопрос решается иначе, если покупателем, которого обманывает виновный, является государственная или общественная организация. Тогда создание излишков путем обмеривания и обвешивания и обращение их в свою пользу, является хищением государственного или общественного имущества. Совокупность обмеривания или обвешивания и хищения социалистического имущества имеет место в случае хищения товара с последующим восполнением образовавшейся вследствие этого недостачи путем обмана покупателей – отдельных граждан.