Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 18. Материализм и эмпириокритицизм"

«Г-н Ланге, – писал Маркс 27-го июня 1870 года к Кугельману, – («О рабочем вопросе и т. д.», 2 изд.) сильно хвалит меня… с целью самого себя выставить великим человеком. Дело в том, что г. Ланге сделал великое открытие. Всю историю можно подвести под единственный великий естественный закон. Этот естественный закон заключается во фразе «Struggle for life» – борьба за существование (выражение Дарвина в этом употреблении его становится пустой фразой), а содержание этой фразы составляет мальтусовский закон о населении или, вернее, о перенаселении. Следовательно, вместо того, чтоб анализировать эту «Struggle for life», как она исторически проявлялась в различных общественных формах, не остается ничего другого делать, как превращать всякую конкретную борьбу во фразу «Struggle for life», а эту фразу в мальтусовскую фантазию о населении. Нужно согласиться, что это очень убедительный метод для налы-щенного, притворяющегося научным, высокопарного невежества и лености мысли»{90}90
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1953, стр. 239.


[Закрыть].

Основа критики Ланге заключается у Маркса не в том, что Ланге подсовывает специально мальтузианство{91}91
  Мальтузианство – реакционное учение, объясняющее обнищание трудящихся масс при капитализме «естественным», абсолютным законом населения. Получило название по имени английского буржуазного экономиста Т. Р. Мальтуса, доказывавшего в 1798 году в работе «An Essay on the Principle of Population» («Опыт о законе населения»), что население будто бы растет в геометрической прогрессии (1, 2, 4, 8, 16…), а средства существования – в арифметической (1, 2, 3, 4, 5…). Сторонники мальтузианства призывают к сокращению деторождения, считают эпидемии, войны и т. п. полезными, устанавливающими соответствие между количеством людей и количеством средств существования.
  К. Маркс показал несостоятельность и реакционный характер мальтузианства, доказал, что естественного, единого для всех ступеней развития человеческого общества закона населения не существует, что «всякому исторически особенному способу производства в действительности свойственны свои особенные, имеющие исторический характер законы народонаселения» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 23, стр. 646). Причина обнищания трудящихся масс при капитализме кроется в капиталистическом способе производства, порождающем массовую безработицу и другие социальные бедствия. Практика социалистического строительства в странах мировой системы социализма окончательно опровергает мальтузианство, которое и сейчас еще используется идеологами буржуазии для оправдания агрессивной империалистической политики.


[Закрыть] в социологию, а в том, что перенесение биологических понятий вообще в область общественных наук есть фраза. С «хорошими» ли целями предпринимается такое перенесение или с целями подкрепления ложных социологических выводов, от этого фраза не перестает быть фразой. И «социальная энергетика» Богданова, его присоединение к марксизму учения об общественном подборе есть именно такая фраза.

Как в гносеологии Мах и Авенариус не развивали идеализма, а загромождали старые идеалистические ошибки претенциозным терминологическим вздором («элементы», «принципиальная координация», «интроекция» и т. д.), так и в социологии эмпириокритицизм ведет, даже при самом искреннем сочувствии к выводам марксизма, к искажению исторического материализма претенциозно-пустой энергетической и биологической словесностью.

Исторической особенностью современного российского махизма (вернее: махистского поветрия среди части с.-д.) является следующее обстоятельство. Фейербах был «материалист внизу, идеалист вверху»; – то же относится в известной мере и к Бюхнеру, Фогту, Молешотту и к Дюрингу с тем существенным отличием, что все эти философы были пигмеями и жалкими кропателями по сравнению с Фейербахом.

Маркс и Энгельс, вырастая из Фейербаха и мужая в борьбе с кропателями, естественно обращали наибольшее внимание на достраивание философии материализма доверху, т. е. не на материалистическую гносеологию, а на материалистическое понимание истории. От этого Маркс и Энгельс в своих сочинениях больше подчеркивали диалектический материализм, чем диалектический материализм, больше настаивали на историческом материализме, чем на историческом материализме. Наши махисты, желающие быть марксистами, подошли к марксизму в совершенно отличный от этого исторический период, подошли в такое время, когда буржуазная философия особенно специализировалась на гносеологии и, усваивая в односторонней и искаженной форме некоторые составные части диалектики (например, релятивизм), преимущественное внимание обращала на защиту или восстановление идеализма внизу, а не идеализма вверху. По крайней мере позитивизм вообще и махизм в частности гораздо больше занимались тонкой фальсификацией гносеологии, подделываясь под материализм, пряча идеализм за якобы материалистическую терминологию, – и мало сравнительно обращали внимания на философию истории. Наши махисты не поняли марксизма, потому что им довелось подойти к нему, так сказать, с другой стороны, и они усвоили – а иногда не столько усвоили, сколько заучили – экономическую и историческую теорию Маркса, не выяснив ее основы, т. е. философского материализма. Получилось то, что Богданов и К должны быть названы русскими Бюхнерами и Дюрингами наизнанку. Они желали бы быть материалистами вверху, они не умеют избавиться от путаного идеализма внизу! «Наверху» у Богданова – исторический материализм, правда, вульгарный и сильно подпорченный идеализмом, «внизу» – идеализм, переодетый в марксистские термины, подделанный под марксистские словечки. «Социально-организованный опыт», «коллективный трудовой процесс», все это – слова марксистские, но все это – только слова, прячущие идеалистическую философию, которая объявляет вещи – комплексами «элементов»-ощущений, внешний мир – «опытом» или «эмпириосимволом» человечества, физическую природу – «производным» от «психического» и т. д. и т. п.

Все более тонкая фальсификация марксизма, все более тонкие подделки антиматериалистических учения под марксизм, – вот чем характеризуется современный ревизионизм и в политической экономии, и в вопросах тактики, и в философии вообще, как в гносеологии, так и в социологии.

«Очерки «по» философии марксизма», которые заканчиваются указанной статьей тов. С. Суворова, представляют из себя необыкновенно сильно действующий букет именно в силу коллективного характера книги. Когда перед вами выступают вместе и рядом Базаров, который говорит, что по Энгельсу «чувственное представление и есть вне нас существующая действительность», Берман, объявляющий диалектику Маркса и Энгельса мистикой, Луначарский, договорившийся до религии, Юшкевич, вносящий «Логос в иррациональный поток данного», Богданов, называющий идеализм философией марксизма, Гельфонд, очищающий И. Дицгена от материализма, и, наконец, С. Суворов со статьей «Основания социальной философии», то вы сразу чувствуете «дух» новой линии. Количество перешло в качество. «Ищущие», искавшие доселе порознь в отдельных статьях и книгах, выступили с настоящим пронунциаменто. Частные разногласия между ними стираются самым фактом коллективного выступления против (а не «по») философии марксизма, и реакционные черты махизма, как течения, становятся очевидными.

Статья Суворова тем интереснее при таких обстоятельствах, что автор не эмпириомонист и не эмпириокритик, а просто «реалист», – его сближает, следовательно, с остальной компанией не то, что отличает Базарова, Юшкевича, Богданова, как философов, а то, что обще всем им против диалектического материализма. Сравнение социологических рассуждений этого «реалиста» с рассуждениями эмпириомониста поможет нам обрисовать их общую тенденцию.

Суворов пишет: «В градации законов, регулирующих мировой процесс, частные и сложные сводятся к общим и простым – и все они подчиняются универсальному закону развития, – закону экономии сил. Сущность этого закона состоит в том, что всякая система сил тем более способна к сохранению и развитию, чем меньше в ней трата, чем больше накопление и чем лучше трата служит накоплению. Формы подвижного равновесия, издавна вызывавшие идею объективной целесообразности (солнечная система, круговорот земных явлений, процесс жизни), образуются и развиваются именно в силу сбережения и накопления присущей им энергии, – в силу их внутренней экономии. Закон экономии сил является объединяющим и регулирующим началом всякого развития, – неорганического, биологического и социального» (стр. 293, курсив автора).

Замечательно легко пекут «универсальные законы» наши «позитивисты» и «реалисты»! Жаль только, что законы-то эти ничуть не лучше тех, которые так же легко и быстро пек Евгений Дюринг. «Универсальный закон» Суворова – такая же бессодержательная, напыщенная фраза, как и универсальные законы Дюринга. Попробуйте применить этот закон к первой из трех указанных автором областей: к неорганическому развитию. Вы увидите, что никакой «экономии сил», помимо закона сохранения и превращения энергии, сюда применить и притом «универсально» применить вам не удастся. А закон «сохранения энергии» автор уже выделил прочь, уже упомянул раньше (стр. 292), как особый закон[195]195
  Характерно, что открытие закона сохранения и превращения энергии{118}118
  Открытие закона сохранения и превращения энергии, подготовленное всем ходом развития естествознания, в особенности работами М. В. Ломоносова и ряда других ученых, было сделано в 40-е годы XIX века (работы Р. Майера, Дж. Джоуля, Г. Гельмгольца). Термин «энергия» в его современном значении был введен в 1853 году У. Ранкином, однако в общее употребление он вошел лишь в 70–80-е годы. Вначале большинство физиков отнеслось критически к новому закону, но вскоре его справедливость была доказана для всех областей естествознания. Ф. Энгельс считал открытие закона сохранения и превращения энергии одним из важнейших достижений естествознания XIX века и рассматривал его как всеобщий закон природы, выражающий на языке физики единство материального мира. «Единство всего движения в природе, – писал он, – теперь уже не просто философское утверждение, а естественнонаучный факт» («Диалектика природы», 1955, стр. 155).
  Отдельные ученые ставили под сомнение всеобщий характер закона сохранения и превращения энергии, пытались истолковать его в духе идеализма. Так, Э. Мах отказывался рассматривать его как всеобщий закон природы, считал, что он сводится к констатации причинной зависимости явлений. В. Оствальд считал закон сохранения и превращения энергии единственным всеобщим законом природы, пытался отрицать объективную реальность вещества, отбросить понятие материи, доказать, что энергия существует без материи, свести к энергии все явления природы, общества и мышления. А. Богданов пытался рассматривать общественные изменения как возрастание или уменьшение энергии.
  В. И. Ленин подверг критике «энергетизм» как одно из проявлений «физического» идеализма и показал принципиальную несостоятельность попыток перенесения законов естествознания на общественные явления. Дальнейшее развитие естествознания, исследование явлений микромира подтвердило всеобщий характер закона сохранения и превращения энергии.


[Закрыть] Суворов называет «установлением основных положений энергетики» (292). Слыхал ли наш «реалист», желающий быть марксистом, что и вульгарные материалисты Бюхнер и К^о и диалектический материалист Энгельс считали этот закон установлением основных положений материализма? Подумал ли наш «реалист», что значит эта разница? О, нет, он просто перенял моду, повторил Оствальда, и все тут. В том-то и беда, что подобные «реалисты» пасуют перед модой, тогда как Энгельс, например, усвоил новый для него термин энергия и стал употреблять его в 1885 г. (предисловие ко 2-му изд. «Анти-Дюринга») и в 1888 г. («Л. Фейербах»), но употреблять наравне с понятиями «сила» и «движение», вперемежку с ними, Энгельс сумел обогатить свой материализм, усвоив новую терминологию. «Реалисты» и прочие путаники, схватив новый термин, не заметили разницы между материализмом и энергетикой!


[Закрыть]. Что же осталось помимо этого закона в области неорганического развития? Где те дополнения, или усложнения, или новые открытия, или новые факты, которые позволили автору видоизменить («усовершенствовать») закон сохранения и превращения энергии в закон «экономии сил»? Никаких таких фактов или открытий нет, и Суворов не заикнулся даже об них. Он просто – для ради важности, как говорил тургеневский Базаров, – размахнулся пером и махнул новый «универсальный закон» «реально-монистической философии» (стр. 292). Знай наших! Чем мы хуже Дюринга?

Возьмите вторую область развития – биологическую. Универсален ли здесь, при развитии организмов путем борьбы за существование и подбора, закон экономии сил или «закон» расхищения сил? Не беда! Для «реально-монистической философии» можно понимать «смысл» универсального закона в одной области так, а в другой иначе, например, как развитие высших организмов из низших. Нужды нет, что универсальный закон становится от этого пустой фразой, – зато соблюден принцип «монизма». А для третьей области (социальной) можно в третьем смысле понимать «универсальный закон», как развитие производительных сил. На то и «универсальный закон», чтобы под него можно было подвести, что угодно.

«Хотя общественная наука еще и молода, – она уже имеет и прочный базис и законченные обобщения; в XIX столетии она развилась до теоретической высоты, – и это составляет главную заслугу Маркса. Он возвел социальную науку до степени социальной теории…». Энгельс сказал, что Маркс превратил социализм из утопии в науку{92}92
  В. И. Ленин, по-видимому, имеет в виду следующее место из работы Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке»: «… двумя великими открытиями – материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства посредством прибавочной стоимости – мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой, и теперь дело прежде всего в том, чтобы разработать эту науку дальше во всех ее частностях и взаимосвязях» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 126).


[Закрыть], но Суворову этого мало. Будет покрепче, если мы еще от науки (а была социальная наука до Маркса?) отличим теорию, – не беда, что различение выйдет бессмысленное!

«…установив основной закон социальной динамики, в силу которого эволюция производительных сил является определяющим началом всего хозяйственного и общественного развития. Но развитие производительных сил соответствует росту производительности труда, относительному понижению траты и повышению накопления энергии…» (видите, как плодотворна «реально-монистическая философия»: дано новое, энергетическое обоснование марксизма!)… «это – принцип экономический. Таким образом Маркс в основу социальной теории положил принцип экономии сил…».

Это «таким образом» поистине бесподобно! Так как у Маркса есть политическая экономия, то по этому случаю давайте жевать слово «экономия», называя продукты жвачки «реально-монистической философией»!

Нет, Маркс не клал в основу своей теории никакого принципа экономии сил. Это пустяки, придуманные людьми, которым не дают спать лавры Евгения Дюринга. Маркс дал совершенно точное определение понятию рост производительных сил и изучал конкретный процесс этого роста. А Суворов придумал новое словечко для обозначения анализированного Марксом понятия и придумал очень неудачно, только запутав дело. Ибо, что значит «экономия сил», как ее смерить, как это понятие применять, какие точные и определенные факты сюда подходят – этого Суворов не объяснил, и нельзя этого объяснить, ибо это – путаница. Слушайте дальше:

«…Этот закон социальной экономии является не только принципом внутреннего единства социальной науки» (вы понимаете тут что-нибудь, читатель?), «но и связующим звеном между социальной теорией и всеобщей теорией бытия» (294).

Так. Так. «Всеобщая теория бытия» вновь открыта С. Суворовым после того, как ее много раз открывали в самых различных формах многочисленные представители философской схоластики. Поздравляем русских махистов с новой «всеобщей теорией бытия»! Будем надеяться, что следующий свой коллективный труд они посвятят всецело обоснованию и развитию этого великого открытия!

Какое изложение теории Маркса получается у нашего представителя реалистической или реально-монистической философии, видно из такого примера. «В общем производительные силы людей образуют генетическую градацию» (уф!) «и состоят из их трудовой энергии, подчиненных стихийных сил, культурно измененной природы и орудий труда, образующих производительную технику… По отношению к процессу труда эти силы выполняют чисто экономическую функцию; они сберегают трудовую энергию и повышают производительность ее затрат» (298). Производительные силы выполняют экономическую функцию по отношению к процессу труда! Это все равно, как если бы сказать: жизненные силы выполняют жизненную функцию по отношению к процессу жизни. Это не изложение Маркса, а засорение марксизма невероятным словесным сором.

Всего этого сора в статье Суворова не перечислить. «Социализация класса выражается в росте его коллективной власти и над людьми, и над их собственностью» (313)… «Классовая борьба направлена к установлению форм равновесия между социальными силами» (322)… Социальная рознь, вражда и борьба по существу – явления отрицательные, противообщественные. «Социальный прогресс, по его основному содержанию, есть рост общественности, социальной связи людей» (328). Можно заполнить томы такими коллекциями плоскостей, – и заполняют ими томы представители буржуазной социологии, но выдавать это за философию марксизма – это уже чересчур. Будь статья Суворова опытом популяризации марксизма, – ее нельзя бы было судить особенно строго; всякий признал бы, что намерения автора благие, но опыт совсем неудачен, только и всего. Когда же группа махистов преподносит нам такую вещь под названием «Оснований социальной философии», когда мы видим те же приемы «развития» марксизма в философских книжках Богданова, то получается неизбежно вывод о неразрывной связи реакционной гносеологии с реакционными потугами в социологии.

Нам осталось еще рассмотреть вопрос об отношении махизма к религии. Но этот вопрос расширяется до вопроса о том, есть ли, вообще, партии в философии и какое значение имеет беспартийность в философии.

В течение всего предыдущего изложения, на каждом из затронутых нами вопросов гносеологии, на каждом философском вопросе, поставленном новой физикой, мы прослеживали борьбу материализма и идеализма. За кучей новых терминологических ухищрений, за сором гелертерской схоластики всегда, без исключения, мы находили две основные линии, два основных направления в решении философских вопросов. Взять ли за первичное природу, материю, физическое, внешний мир – и считать вторичным сознание, дух, ощущение (– опыт, по распространенной в наше время терминологии), психическое и т. п., вот тот коренной вопрос, который на деле продолжает разделять философов на два большие лагеря. Источник тысяч и тысяч ошибок и путаницы в этой области состоит именно в том, что за внешностью терминов, дефиниций, схоластических вывертов, словесных ухищрений просматривают эти две основные тенденции (Богданов, например, не хочет признать своего идеализма, потому что вместо «метафизических», видите ли, понятий: «природа» и «дух» он взял «опытные»: физическое и психическое. Словечко изменил!).

Гениальность Маркса и Энгельса состоит как раз в том, что в течение очень долгого периода, почти полустолетия, они развивали материализм, двигали вперед одно основное направление в философии, не топтались на повторении решенных уже гносеологических вопросов, а проводили последовательно, – показывали, как надо проводить тот же материализм в области общественных наук, беспощадно отметая, как сор, вздор, напыщенную претенциозную галиматью, бесчисленные попытки «открыть» «новую» линию в философии, изобрести «новое» направление и т. д. Словесный характер подобных попыток, схоластическую игру в новые философские «измы», засорение сути вопроса вычурными ухищрениями, неумение понять и ясно представить борьбу двух коренных гносеологических направлений, – вот что преследовали, травили Маркс и Энгельс в течение всей своей деятельности.

Мы сказали: почти полу столетия. В самом деле, еще в 1843 году, когда Маркс только еще становился Марксом, т. е. основателем социализма, как науки, основателем современного материализма, неизмеримо более богатого содержанием и несравненно более последовательного, чем все предыдущие формы материализма, – еще в то время Маркс с поразительной ясностью намечал коренные линии в философии. К. Грюн приводит письмо Маркса к Фейербаху от 20-го октября 1843 года{93}93
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, 1956, стр. 257–258.


[Закрыть], где Маркс приглашает Фейербаха написать статью в «Deutsch-Französische Jahrbücher»{94}94
  «Deutsch-Französische Jahrbücher» («Немецко-Французский Ежегодник») издавался в Париже под редакцией К. Маркса и А. Руге на немецком языке. Вышел в свет только первый, двойной выпуск в феврале 1844 года. В нем были опубликованы произведения К. Маркса «К еврейскому вопросу», «К критике гегелевской философии права. Введение», а также произведения Ф. Энгельса «Наброски к критике политической экономии» и «Положение Англии. Томас Карлейль. «Прошлое и настоящее»» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 1, стр. 382–413, 414–429, 544–571, 572–597). Эти работы знаменуют окончательный переход Маркса и Энгельса к материализму и коммунизму. Главной причиной прекращения выхода журнала были принципиальные разногласия Маркса с буржуазным радикалом Руге.


[Закрыть] против Шеллинга. Этот Шеллинг – пустой хвастун, – пишет Маркс, – со своими претензиями обнять и превзойти все прежние философские направления. «Французским романтикам и мистикам Шеллинг говорит: я – соединение философии и теологии; французским материалистам: я – соединение плоти и идеи; французским скептикам: я – разрушитель догматики»[196]196
  Karl Grün. «Ludwig Feuerbach in seinem Briefwechsel und Nachlaß, sowie in seiner philosophischen Charakterentwicklung», I. Bd., Lpz., 1874, S. 361 (Карл Грюн. «Людвиг Фейербах, его переписка и литературное наследство, а также анализ его философского развития», т. I, Лейпциг, 1874, стр. 361. Ред.).


[Закрыть]. Что «скептики», называются ли они юмистами или кантианцами (или махистами, в XX веке), кричат против «догматики» и материализма и идеализма, Маркс видел уже тогда и, не давая отвлечь себя одной из тысячи мизерных философских системок, он сумел через Фейербаха прямо встать на материалистическую дорогу против идеализма. Тридцать лет спустя, в послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала», Маркс так же ясно и отчетливо противополагает свой материализм гегелевскому, т. е. самому последовательному, самому развитому идеализму, презрительно отстраняя контовский «позитивизм» и объявляя жалкими эпигонами современных философов, которые мнят, что уничтожили Гегеля, на деле же вернулись к повторению догегелевских ошибок Канта и Юма{95}95
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 23, стр. 21–22.


[Закрыть]. В письме к Кугельману от 27-го июня 1870 г. Маркс так же презрительно третирует «Бюхнера, Ланге, Дюринга, Фехнера и т. д.» за то, что они не сумели понять диалектики Гегеля и относятся к нему с пренебрежением[197]197
  Про позитивиста Бизли (Beesley) Маркс говорит в письме от 13 декабря 1870 г.: «как последователь Конта, он не может не выкидывать всяких вывертов» (crotchets){119}119
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма, 1953, стр. 239, 251.


[Закрыть]. Сравните с этим оценку Энгельсом в 1892 г. позитивистов à la Гексли{120}120
  См. Ф. Энгельс. «Введение к английскому изданию» работы «Развитие социализма от утопии к науке» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 89–92).


[Закрыть].


[Закрыть]. Возьмите, наконец, отдельные философские замечания Маркса в «Капитале» и в других сочинениях, – вы увидите неизменный основной мотив: настаивание на материализме и презрительные насмешки по адресу всякого затушевывания, всякой путаницы, всяких отступлений к идеализму. В этих двух коренных противоположениях вращаются все философские замечания Маркса – с точки зрения профессорской философии, в этой «узости» и «односторонности» и состоит их недостаток. На деле в этом нежелании считаться с ублюдочными прожектами примирения материализма и идеализма состоит величайшая заслуга Маркса, шедшего вперед по резко-определенному философскому пути.

Вполне в духе Маркса и в тесном сотрудничестве с ним Энгельс во всех своих философских работах коротко и ясно противополагает по всем вопросам материалистическую и идеалистическую линию, не беря всерьез ни в 1878, ни в 1888, ни в 1892 годах{96}96
  В. И. Ленин имеет в виду работы Ф. Энгельса «Анти-Дюринг» (1878), «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (1888), «Введение к английскому изданию» (1892) работы «Развитие социализма от утопии к науке» (см. Ф. Энгельс. «Анти-Дюринг», 1957 и К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 339–382, 83–106).


[Закрыть] бесконечных потуг «превзойти» «односторонность» материализма и идеализма, провозгласить новую линию, какой бы то ни было «позитивизм», «реализм» или прочий профессорский шарлатанизм. Всю борьбу с Дюрингом Энгельс провел целиком под лозунгом последовательного проведения материализма, обвиняя материалиста Дюринга за словесное засорение сути дела, за фразу, за приемы рассуждения, выражающие собой уступку идеализму, переход на позицию идеализма. Либо последовательный до конца материализм, либо ложь и путаница философского идеализма, – вот та постановка вопроса, которая дана в каждом параграфе «Анти-Дюринга» и не заметить которой могли только люди с мозгами, подпорченными уже реакционной профессорской философией. И вплоть до 1894 года, когда написано последнее предисловие к пересмотренному автором и дополненному последний раз «Анти-Дюрингу», Энгельс, продолжая следить и за новой философией, и за новым естествознанием, продолжал с прежней решительностью настаивать на своей ясной и твердой позиции, отметая сор новых систем и системок.

Что Энгельс следил за новой философией, видно из «Людвига Фейербаха». В предисловии 1888 года говорится даже о таком явлении, как возрождение классической немецкой философии в Англии и в Скандинавии, о господствующем же неокантианстве и юмизме у Энгельса нет (и в предисловии, и в тексте книги) других слов, кроме самого крайнего презрения. Совершенно очевидно, что Энгельс, наблюдая повторение людной немецкой и английской философией старых, догегелевских, ошибок кантианства и юмизма, готов был ждать добра даже от поворота (в Англии и в Скандинавии) к Гегелю{97}97
  Поворот к Гегелю во второй половине XIX века был характерен для развития буржуазной философии ряда европейских стран и США. В Англии он начался с выходом в свет в 1865 году книги Джона Гутчисона Стерлинга «The Secret of Hegel» («Секрет Гегеля»). В период перерастания домонополистического капитализма в империализм эмпирическая философия (Иеремия Вентам, Джон Стюарт Милль, Герберт Спенсер) с ее принципом этического индивидуализма уже не удовлетворяла интересы консервативных кругов английской буржуазии. Внимание ее идеологов привлек абсолютный идеализм Гегеля, открывавший широкие возможности для теоретического обоснования религии. Образовалось своеобразное философское направление, получившее название «англо-гегельянства», представители которого (Т. Грин, братья Эдуард и Джон Кэрд, Фрэнсис Брэдли и др.) активно выступали против материализма и естествознания, особенно – дарвинизма. «Англо-гегельянцы» использовали реакционные стороны учения Гегеля, в частности – понятие абсолютного духа, абсолюта. Под влиянием субъективно-идеалистической традиции Беркли и Юма они отказались от гегелевского рационализма, от его идеи развития; элементы гегелевской диалектики использовались только для софистического оправдания агностицизма. Брэдли, например, повторяя отчасти аргументацию Канта, из противоречивого характера человеческого мышления делал вывод о том, что оно движется лишь в области явлений, так как подлинная сущность бытия якобы непротиворечива, гармонична, абсолютна. В области социологии «англо-гегельянцы» доказывали необходимость создания могущественного централизованного государства, которому были бы всецело подчинены интересы отдельных граждан.
  В скандинавских странах (Швеции, Норвегии, Дании) влияние философии Гегеля также возросло во второй половине XIX века. Попытку ее возрождения в Швеции сделал Иоганн Якоб Борелиус, противопоставивший гегельянство господствовавшей субъективно-идеалистической философии (Христофор Якоб Бострём, Сигур Риббинг и др.). В Норвегии правые гегельянцы Маркус Якоб Монрад, Георг Вильгельм Линг и др. истолковывали философию Гегеля в духе мистицизма, отступая от ее рационализма, пытаясь подчинить науку религии. С тех же позиций гегелевская философия подвергалась критике в Дании, где она получила распространение еще при жизни Гегеля.
  Распространение гегелевской философии не привело к ее возрождению. Противоречивый характер философии Гегеля породил два противоположных направления в ее критике: Маркс и Энгельс, отчасти – русские революционные демократы развили ее революционную сторону, диалектику; буржуазные эпигоны Гегеля развивали (главным образом, в духе субъективного идеализма) различные стороны его консервативной философской системы. Последнее направление подготовило почву для возникновения в конце
  XIX – начале XX века неогегельянства – реакционного направления буржуазной философской мысли эпохи империализма, пытавшегося приспособить философию Гегеля к фашистской идеологии.


[Закрыть], надеясь, что крупный идеалист и диалектик поможет узреть мелкие идеалистические и метафизические заблуждения.

Не вдаваясь в рассмотрение громадного количества оттенков неокантианства в Германии и юмизма в Англии, Энгельс отвергает с порога основное отступление их от материализма. Энгельс объявляет все направление и той и другой школы «научным шагом назад». И как он оценивает несомненно «позитивистскую», с точки зрения ходячей терминологии, несомненно «реалистическую» тенденцию этих новокантианцев и юмистов, из которых, например, он не мог не знать Гексли? Тот «позитивизм» и тот «реализм», который прельщал и прельщает бесконечное число путаников, Энгельс объявлял в лучшем случае филистерским приемом тайком протаскивать материализм, публично разнося его и отрекаясь от него!{98}98
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 340.


[Закрыть] Достаточно хоть капельку подумать над такой оценкой Т. Гексли, самого крупного естествоиспытателя и несравненно более реалистичного реалиста и позитивного позитивиста, чем Мах, Авенариус и К^о, – чтобы понять, с каким презрением встретил бы Энгельс теперешнее увлечение кучки марксистов «новейшим позитивизмом» или «новейшим реализмом» и т. п.

Маркс и Энгельс от начала и до конца были партийными в философии, умели открывать отступления от материализма и поблажки идеализму и фидеизму во всех и всяческих «новейших» направлениях. Поэтому исключительно с точки зрения выдержанности материализма оценивали они Гексли. Поэтому Фейербаха упрекали они за то, что он не провел материализма до конца, – за то, что он отрекался от материализма из-за ошибок отдельных материалистов, – за то, что он воевал с религией в целях подновления или сочинения новой религии, – за то, что он не умел в социологии отделаться от идеалистической фразы и стать материалистом.

И эту величайшую и самую ценную традицию своих учителей вполне оценил и перенял И. Дицген, каковы бы ни были его частные ошибки в изложении диалектического материализма. Много грешил И. Дицген своими неловкими отступлениями от материализма, но никогда не пытался он принципиально отделиться от него, выкинуть «новое» знамя, всегда в решительный момент заявлял он твердо и категорически: я материалист, наша философия есть материалистическая. «Из всех партий, – справедливо говорил наш Иосиф Дицген, – самая гнусная есть партия середины… Как в политике партии все более и более группируются в два только лагеря…. так и наука делится на два основных класса (Generalklassen): там – метафизики, здесь – физики или материалисты[198]198
  И здесь неловкое, неточное выражение: вместо «метафизики» надо было сказать «идеалисты». И. Дицген сам противополагает в других местах метафизиков диалектикам.


[Закрыть]. Промежуточные элементы и примиренческие шарлатаны со всяческими кличками, спиритуалисты, сенсуалисты, реалисты и т. д. и т. д., падают на своем пути то в то, то в другое течение. Мы требуем решительности, мы хотим ясности. Идеалистами[199]199
  Заметьте, что И. Дицген уже поправился и объяснил точнее, какова партия врагов материализма.


[Закрыть] называют себя реакционные мракобесы (Retraitebläser), а материалистами должны называться все те, которые стремятся к освобождению человеческого ума от метафизической тарабарщины… Если мы сравним обе партии с прочным и текучим, то посредине лежит нечто кашеподобное»[200]200
  См. статью: «Социал-демократическая философия», написанную в 1876 году. «Kleinere philosophische Schriften», 1903, S. 135 («Мелкие философские работы», 1903, стр. 135. Ред.).


[Закрыть].

Правда! «Реалисты» и т. п., а в том числе и «позитивисты», махисты и т. д., все это – жалкая кашица, презренная партия середины в философии, путающая по каждому отдельному вопросу материалистическое и идеалистическое направление. Попытки выскочить из этих двух коренных направлений в философии не содержат в себе ничего, кроме «примиренческого шарлатанства».

Что «научная поповщина» идеалистической философии есть простое преддверие прямой поповщины, в этом для И. Дицгена не было и тени сомнения. «Научная поповщина, – писал он, – серьезнейшим образом стремится пособить религиозной поповщине» (1. с, 51). «В особенности область теории познания, непонимание человеческого духа, является такой вшивой ямой» (Lausgrube), в которой «кладет яйца» и та и другая поповщина. «Дипломированные лакеи с речами об «идеальных благах», отупляющие народ при помощи вымученного (geschraubter) идеализма» (53), – вот что такое профессора философии для И. Дицгена. «Как у боженьки антипод – дьявол, так у поповского профессора (Kathederpfaffen) – материалист». Теория познания материализма является «универсальным оружием против религиозной веры» (55), – и не только против «всем известной, настоящей, обыкновенной религии попов, но и против очищенной, возвышенной профессорской религии опьянелых (benebelter) идеалистов» (58).

По сравнению с «половинчатостью» свободомыслящих профессоров Дицген готов был предпочесть «религиозную честность» (60) – там «есть система», там есть люди цельные, не разрывающие теории и практики. «Философия не наука, а средство защиты от социал-демократии» (107) – для гг. профессоров. «Те, кто зовут себя философами, профессора и приват-доценты, все тонут, несмотря на свое свободомыслие, более или менее в предрассудках, в мистике… все составляют по отношению к социал-демократии… одну реакционную массу» (108). «Чтобы идти по верному пути, не давая никаким религиозным и философским нелепостям (Welsch) сбивать себя, надо изучать неверный путь неверных путей (der Holzweg der Holzwege) – философию» (103).

И посмотрите теперь с точки зрения партий в философии, на Маха и Авенариуса с их школой. О, эти господа хвалятся своей беспартийностью, и если есть у них антипод, то только один и только… материалист. Через все писания всех махистов красной нитью проходит тупоумная претензия «подняться выше» материализма и идеализма, превзойти это «устарелое» противоположение, а на деле вся эта братия ежеминутно оступается в идеализм, ведя сплошную и неуклонную борьбу с материализмом. Утонченные гносеологические выверты какого-нибудь Авенариуса остаются профессорским измышлением, попыткой основать маленькую «свою» философскую секту, а на деле, в общей обстановке борьбы идей и направлений современного общества, объективная роль этих гносеологических ухищрений одна и только одна: расчищать дорогу идеализму и фидеизму, служить им верную службу. Не случайность же в самом деле, что за маленькую школку эмпириокритиков хватаются и английские спиритуалисты вроде Уорда, и французские неокритицисты, хвалящие Маха за борьбу с материализмом, и немецкие имманенты! Формула И. Дицгена: «дипломированные лакеи фидеизма» не в бровь, а в глаз бьет Маха, Авенариуса и всю их школу[201]201
  Вот еще пример того, как широко распространенные течения реакционной буржуазной философии на деле используют махизм. Едва ли не «последней модой» самоновейшей американской философии является «прагматизм» (от греческого pragma – дело, действие; философия действия){121}121
  Прагматизм – субъективно-идеалистическое направление буржуазной (главным образом американской) философии эпохи империализма; возник в конце 70-х годов XIX века в США как отражение специфических черт развития американского капитализма, сменив господствовавшую религиозную философию. Основные положения прагматизма были сформулированы Чарлзом Пирсом; как самостоятельное философское течение он оформился в конце XIX – начале XX века в работах Уильяма Джемса и Фердинанда Шиллера; дальнейшее развитие прагматизм получил в инструментализме Джона Дьюи.
  Центральной проблемой философии прагматисты считают проблему достижения истинного знания, однако самое понятие истины они совершенно извращают. Уже Пирс рассматривал познание как чисто психологический, субъективный процесс достижения верования. Джемс подменял понятие истинности, т. е. объективно верного отражения действительности в сознании, понятием «полезности», успеха, выгоды. С его точки зрения любые понятия, в том числе и религиозные, истинны в той мере, в какой они полезны. Еще дальше пошел Дьюи, объявивший все научные теории, все нравственные принципы и социальные учреждения лишь «инструментами» для достижения личной цели индивидуума. Критерием «истинности» (полезности) знания прагматисты считают опыт, понимаемый не как общественная практика человека, а как непрерывный поток индивидуальных переживаний, субъективных явлений сознания; этот опыт они рассматривают как единственную реальность, объявляя понятия материи и духа «устаревшими». Как и махисты, прагматисты претендуют на создание «третьей линии» в философии, пытаются стать выше материализма и идеализма, отстаивая на деле одну из разновидностей идеализма. Материалистическому монизму прагматизм противопоставляет точку зрения «плюрализма», согласно которой во вселенной нет никакой внутренней связи, никакой закономерности; она подобна мозаичной картине, которую каждый человек составляет по-своему, из своих индивидуальных переживаний. Поэтому, исходя из потребностей данного момента, прагматизм считает возможным одному и тому же факту давать различные, даже противоречивые объяснения; какая-либо последовательность объявляется ненужной: если человеку выгодно, он может быть детерминистом или индетерминистом, может признавать или отрицать существование бога и т. п.
  Опираясь на субъективно-идеалистическую традицию английской философии от Беркли и Юма до Джона Стюарта Милля, используя отдельные стороны учений Канта, Маха и Авенариуса, Ницше и Анри Бергсона, американские прагматисты создали одно из самых реакционных философских течений современности, являющееся удобной формой теоретической защиты интересов империалистической буржуазии. Именно поэтому прагматизм получил очень широкое распространение в США, стал почти официальной американской философией. Сторонники прагматизма в различное время имелись в Англии, Италии, Германии, Франции, Чехословакии и других странах.


[Закрыть]. О прагматизме говорят философские журналы едва ли не более всего. Прагматизм высмеивает метафизику и материализма и идеализма, превозносит опыт и только опыт, признает единственным критерием практику, ссылается на позитивистское течение вообще, опирается специально на Оствальда, Маха, Пирсона, Пуанкаре, Дюгема, на то, что наука не есть «абсолютная копия реальности», и… преблагополучно выводит изо всего этого бога в целях практических, только для практики, без всякой метафизики, без всякого выхода за пределы опыта (ср. William James. «Pragmatism. A new name for some old ways of thinking», N. Y. and L., 1907, p. 57 и 106 особ. (ср. Уильям Джемс. «Прагматизм. Новое название для некоторых старых путей мышления», Нью-Йорк и Лондон, 1907, стр. 57 и 106 особ. Ред.)). Различия между махизмом и прагматизмом так же ничтожны и десяти-степенны с точки зрения материализма, как различия между эмпириокритицизмом и эмпириомонизмом. Сравните хотя бы богдановское и прагматистское определение истины: «истина для прагматиста есть родовое понятие для всяческого рода определенных рабочих ценностей (working-values) в опыте» (ib., р. 68).


[Закрыть].

Несчастье русских махистов, вздумавших «примирять» махизм с марксизмом, в том и состоит, что они доверились раз реакционным профессорам философии и, доверившись, покатились по наклонной плоскости. Приемы сочинения разных попыток развить и дополнить Маркса были очень нехитры. Прочтут Оствальда, поверят Оствальду, перескажут Оствальда, назовут это марксизмом. Прочтут Маха, поверят Маху, перескажут Маха, назовут это марксизмом. Прочтут Пуанкаре, поверят Пуанкаре, перескажут Пуанкаре, назовут это марксизмом! Ни единому из этих профессоров, способных давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии. Почему? По той же причине, по которой ни единому профессору политической экономии, способному давать самые ценные работы в области фактических, специальных исследований, нельзя верить ни в одном слове, раз речь заходит об общей теории политической экономии. Ибо эта последняя – такая же партийная наука в современном обществе, как и гносеология. В общем и целом профессора-экономисты не что иное, как ученые приказчики класса капиталистов, и профессора философии – ученые приказчики теологов.

Задача марксистов и тут и там суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими «приказчиками» (вы не сделаете, например, ни шагу в области изучения новых экономических явлений, не пользуясь трудами этих приказчиков), – и уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов. Вот этого-то и не сумели наши махисты, рабски следующие за реакционной профессорской философией. «Может бить, мы заблуждаемся, но мы ищем», – писал от имени авторов «Очерков» Луначарский. – Не вы ищете, а вас ищут, вот в чем беда! Не вы подходите с вашей, т. е. марксистской (ибо вы желаете быть марксистами), точки зрения к каждому повороту буржуазно-философской моды, а к вам подходит эта мода, вам навязывает она свои новые подделки во вкусе идеализма, сегодня à la Оствальд, завтра à la Max, послезавтра à la. Пуанкаре. Те глупенькие «теоретические» ухищрения (с «энергетикой», с «элементами», «интроекцией» и т. п.), которым вы наивно верите, остаются в пределах узенькой, миниатюрной школки, а идейная и общественная тенденция этих ухищрений улавливаемся сразу Уордами, неокритицистами, имманентами, Лопатиными, прагматистами и служит свою службу. Увлечение эмпириокритицизмом и «физическим» идеализмом так же быстро проходит, как увлечение неокантианством и «физиологическим» идеализмом, а фидеизм с каждого такого увлечения берет себе добычу, на тысячи ладов видоизменяя свои ухищрения в пользу философского идеализма.

Отношение к религии и отношение к естествознанию превосходно иллюстрирует это действительное классовое использование буржуазной реакцией эмпириокритицизма.

Возьмите первый вопрос. Не полагаете ли вы, что это случайность, если в коллективном труде против философии марксизма Луначарский договорился до «обожествления высших человеческих потенций», до «религиозного атеизма»[202]202
  «Очерки», стр. 157, 159. В «Заграничной Газете»{122}122
  «Заграничная Газета» («Gazette Etrangère») – еженедельник группы русских эмигрантов; выходил в Женеве с 16 марта по 13 апреля 1908 года. В четырех номерах газеты, вышедших за это время, освещалась главным образом жизнь русских эмигрантов и помещались материалы о событиях в России и за границей. Во втором номере была опубликована речь В. И. Ленина на интернациональном митинге в Женеве 18 марта 1908 года «Уроки Коммуны». На страницах газеты велась пропаганда «богостроительства» и махизма (статьи А. Богданова, А. В. Луначарского).
  В. И. Ленин приводит слова из «Очерков современной русской литературы» А. В. Луначарского, которые были опубликованы в №№ 2 и 3 «Заграничной Газеты».


[Закрыть] тот же автор говорит о «научном социализме в его религиозном значении» (№ 3, стр. 5), а в «Образовании»{123}123
  «Образование» – ежемесячный легальный литературный научно-популярный и общественно-политический журнал; выходил в Петербурге с 1892 по 1909 год. В 1902–1908 годах в журнале «Образование» печатались статьи социал-демократов. В № 2 «Образования» за 1906 год были напечатаны главы V–IX работы Ленина «Аграрный вопрос и «критики Маркса»» (см. Сочинения, 5 изд., том 5, стр. 150–221).


[Закрыть], 1908, № 1, стр. 164, он прямо пишет: «Давно зреет во мне новая религия…».


[Закрыть] и т. п.? Если вы полагаете так, то исключительно в силу того, что русские махисты неверно осведомили публику насчет всего махистского течения в Европе и отношения этого течения к религии. Не только нет в этом отношении ничего подобного отношению Маркса, Энгельса, И. Дицгена, даже Фейербаха, а есть прямо обратное, начиная с заявлений Петцольдта: эмпириокритицизм «не противоречит ни теизму, ни атеизму» («Einführung in die Philosophie der reinen Erfahrung»[203]203
  «Введение в философию чистого опыта». Ред.


[Закрыть], I, 351) или Маха – «религиозные мнения частное дело» (фр. пер., р. 434) и кончая прямым фидеизмом, прямым черносотенством и Корнелиуса, который расхваливает Маха и которого расхваливает Мах, и Каруса, и всех имманентов. Нейтральность философа в этом вопросе уже есть лакейство пред фидеизмом, а дальше нейтральности не поднимаются и не могут подняться Мах и Авенариус в силу исходных пунктов своей гносеологии.

Раз вы отрицаете объективную реальность, данную нам в ощущении, вы уже потеряли всякое оружие против фидеизма, ибо вы уже скатились к агностицизму или субъективизму, а это для него только и нужно. Если чувственный мир есть объективная реальность, – всякой другой «реальности» или квазиреальности (вспомните, что Базаров поверил «реализму» имманентов, объявляющих бога «реальным понятием») закрыта дверь. Если мир есть движущаяся материя, – ее можно и должно бесконечно изучать в бесконечно сложных и детальных проявлениях и разветвлениях этого движения, движения этой материи, но вне ее, вне «физического», внешнего мира, знакомого всем и каждому, ничего быть не может. И вражда к материализму, тучи клевет на материалистов, – все это в цивилизованной и демократической Европе порядок дня. Все это продолжается до сих пор. Все это скрывается от публики русскими махистами, которые ни единого раза не попытались просто даже сопоставить выходок против материализма Маха, Авенариуса, Петцольдта и К^o с заявлениями в пользу материализма Фейербаха, Маркса, Энгельса, И. Дицгена.