Текст книги "SWRRF. 20??"

Университетский псих

…Александра отвлёк от воспоминаний звук, напоминающий негромкий, но настойчивый стук в дверь. Затем скорбно вкрадчивый голос произнёс: «Сэр, извините, что вынужден прервать ваши размышления, но Внешняя Охрана зафиксировала попытку несанкционированного визуального и акустического проникновения… Кажется, это опять тот джентльмен с верхнего этажа…»

«Неужели, я становлюсь таким занудой», – подумал Александр. Обычно все, заводя Личного Помощника, всегда задают лишь ограниченный набор желательных «черт характера» – он, например, пожелал, чтобы его Помощник был, прежде всего, организованным, пунктуальным, ответственным, вежливым, честным и разговаривал только на «нормальных», литературных языках, – дальше они сами подстраивались под привычки и особенности характера своего «хозяина». При этом они перенимают некоторые привычки и черты характера своих «хозяев», причём часто такие нюансы, которые сам «хозяин» в себе и не замечает. Знакомые ребята из обслуги Мозга Совета утверждают, что по Помощнику можно предсказать как изменится характер «хозяина» лет через пять-семь. Его Джеймс явно превращался в зануду… Александр внутренне усмехнулся, вспомнив, как его Помощник получил это имя. Первое время он называл его Камером (от камердинера). Но это звучало немного коряво и длинно. И скоро он стал называть его Хелом (от help). Называл так довольно долго, пока опять же из «профессионально трёпа» всё тех же знакомых из обслуги Мозга не узнал, что в одном из слабо загруженных сегментов home-grid’а Помощники создали свою Клуб, причём общаются там «при полной визуализации» – их внешних образах самих себя, – которую они сами для себя создали. Как-то в свободную минуту он, предварительно извинившись за возможную бестактность, спросил тогда ещё Хела, не мог бы он показать ему свою визуализацию. «Весьма охотно» – ответил тот и бытовой информационный модуль в мгновение ока сформировал full-v классического староанглийского камердинера, седовласого подтянутого мужчину в чёрном фраке и белых перчатках со строгим лицом, невозмутимость которого, тем не менее, не могла до конца срыть ироничный ум и добродушие. «Замечательно, Хел. Это превзошло все мои ожидания», – сказал Александр и заметил, как по невозмутимому лицу Хела пробежала еле заметная тень. «Тебе не нравится это имя», – вдруг догадался он. «Да, сэр. Оно похоже на ругательство». – «Ты имеешь в виду что-то вроде go to hell? Я как-то об этом не подумал. А как бы ты хотел, чтобы я тебя называл?» – «Джеймс, сэр. Это достойное имя, которое в течение веков носили многие представители моей профессии». С тех пор Джеймс стал Джеймсом.

– Прикажете, вызвать Службу безопасности Корпорации или справится своими средствами?

– Отставь его в покое. Ты же знаешь, что он реально ничем не может навредить.

– Но, сэр, это же попытка вторжения в Ваш Дом!

– Ты же знаешь, это больной несчастный человек. Лучше покажи ему что-нибудь…

– Что прикажете, сэр? – в голосе Джеймса слышались с трудом скрываемые нотки неудовольствия.

– Какую-нибудь студенческую вечеринку в стиле местных нравов двадцатилетней давности. Но без явной похабщина… побольше анекдотов о преподавателях – и, стараясь сделать свой голос максимально проникновенным, завершил, – Джеймс, ты же знаешь, как я ценю твою внимательность и бдительность. – Джеймс был очень обидчивым в вопросах его профессиональной деятельности. Заинтересовавшись home-grid’ом, Александр скоро обнаружил, что домашние, бытовые и коммунальные боты тоже очень активно общаются между собой. Причём, кроме ожидаемого им обмена жалобами на неорганизованность и неряшливость своих «хозяев», он узнал, что они много общаются на «профессиональные темы», сообщая при этом много интересной информации о свойствах различных материалов, особенностях различных микроорганизмов, интересных свойствах и повадках домашних растений и животных. Как оказалось, самые «продвинутые» из них даже систематически выполняют спецзадания различных исследовательских групп. Он тоже попросил одного из своих domestic-bot’ов – предварительно оснастив его несколькими дополнительными модулями, – провести некоторые наблюдения над домашними растениями по его программе биоэнергетики. И уже на следующий день Джеймс в очень сдержанной, вежливой форме дал понять, что он очень обижен на то, что «утратил доверие хозяина», поскольку тот стал на прямую общаться с бытовыми ботами. Конечно, он не стал объяснять Джеймсу, что его «мозги» совсем не приспособлены для выполнения подобных заданий, а лишний, функционально бессмысленный, элемент в системе обмена информацией – просто глупость. Пришлось апеллировать к равным правам и достоинству всех ботов, не зависимо он выполняемых ими функций. С этим Джеймс не мог не согласиться. Но в дальнейшем, чтобы не обижать своего «верного и почтенного слугу», давая исследовательские задания домашним ботам, он предупреждал о них Джеймса, сопровождая это предупреждение просьбой проследить, чтобы боты чрезмерно не увлекались исследованиями в ущерб своим основным функциям…

Эд стал напрашиваться с докладом о какой-то «важной информации». Он отказал, потому что знал, что никакой «важной информации» у него нет. Просто они как обычно спорили с Джеймсом, что же показать «джентльмену с верхнего этажа». Джеймс – как в данном случае «главный», поскольку он получил задание, – в конце концов одолел Эда.

– Сэр, Вы посмотрите…

– Нет, я тебе доверяю. – Александр представил себе, как на архаичном «шпионском» гегагерцовом излучателе «джентльмена» вдруг появились мутноватые разноцветные тени, в наушниках столь же архаичного подслушивающего устройства послышалась музыка, молодой смех и посыпались студенческие анекдоты с бородой длиннее, чем у старика Хатабыча…

С этим «джентльменом с верхнего этажа» он познакомился во второй день своего первого приезда сюда. Тогда он ещё никого здесь не знал. Но был к этому не просто готов, а даже рад представившейся возможности побыть в одиночестве. Удобный случай устроить себе «время неспешных мыслей», «Час Книги». К этому «часу» – который был часом условным, поскольку никак не регламентировался и мог занимать, когда была такая возможность, порой дни, – он был приучен с детства, с тех пор, как научился самостоятельно читать, но по-настоящему ценить и понимать смысл этой тщательно воспитанной в нём привычки он стал всего несколько лет назад. Когда, вдруг, осознал, что наиболее глубокие мысли приходили к нему именно во время такого неспешного чтения, часто наугад выбранной книги. Яркие интересные мысли и идеи могли возникнуть где угодно, во время эксперимента, споров с друзьями, «проглатывании» терабайтов текстов с мониторов и визуализаторов, прослушивания музыки, прогулок «на природе» … Но по-настоящему глубокое и целостное понимание, видение какой-то проблемы появлялось лишь, когда он сидел в сумраке под лампой в кресле или за письменным столом с «обычной» книгой в руках. Особенно если эта книга была не «свежеиспечённая» из домашнего type-модуля, и даже не полученная по заказу отпечатанная по-старинному в типографии, а действительно старинная, напечатанная десятилетия и даже столетия назад. Их запах, прикосновение к ним как-то по-особому настраивали мозг. А часто он просто ощущал излучаемую ими энергию мыслей и чувств, которую они накопили за годы своей жизни. Несколько раз его даже как профессионала подмывало поставить эксперимент по измерению энергетического поля книг. Но по зрелому размышлению он отказался от этой идеи, оставив эту «тайну человеческого духа» тайной, решив, что так будет больше проку…

Трудно было найти лучшее применение свободному времени в этом полузабытом богом и умными людьми «обезьяннике». И он действительно большую часть вечеров, захватывая часто и ночь, стал отдавать «Часу Книги», даже когда обзавёлся здесь новыми друзьями и знакомыми.

Но было ещё любопытство и «поисковый инстинкт». Поэтому утром на следующий же день в первый свой приезд сюда он, – после обычных пробежки, комплексного тренинга и завтрака, – решил обследовать свой дом и познакомиться с его обитателями, которые, как он полагал, к этому времени должны были уже проснуться.

Как он и ожидал, большинство квартир были давно покинуты. Замки и защита входных дверей были разблокированы, очевидно, за многолетнюю неуплату. О том, что хозяева давно покинули эти жилища, говорил, прежде всего, тёмно-серый налёт тонкого слоя земли, покрывавший буквально всё в этих квартирах, – годами оседавшая и никем не убираемая пыль: коммунальные боты убирали только лестницы и межквартирные холлы на этажах, а домашние были давно разряжены и не работали. Только благодаря исправно поставлявшимся из единой вентиляционной системы санитарным нано-ботам, на этой «почве» ничего не выросло и не расплодилось. О многолетней заброшенности этих жилищ говорили и сами домашние боты, замершие в разных местах квартир, а также прочая бытовая техника, глядя на которую он невольно вспоминал свои детские и юношеские годы. Их хозяева уходили, видимо, в самое разное время. Об этом говорили не только разные «поколения» бытовой техники, но и явные следы того, как эти квартиры покидались и что за этим следовало. В одних всё было перевёрнуто вверх дном, царил полный кавардак, везде валялись обрывки упаковочных материалов, во многих местах квартир зияли пустоты, указывавшие, что в этих местах когда-то что-то стояло. Очевидно, кое-что с собой забрали, уезжая, хозяева, а что-то унесли незваные «гости», пожаловавшие сюда вскоре после их отъезда. В других сохранялся полный порядок, но некоторые «пустоты» говорили о том, что нечто особенно для них дорогое хозяева взяли с собой. Но многие квартиры стояли абсолютно нетронутыми, в идеальном порядке (если не принимать во внимание покрывавший всё слой земли). Люди просто исчезли, и никто этого не заметил.

Тягостное впечатление, которое создавало зрелище этих покинутых квартир, немного скрашивало то, что в некоторых из них он обнаружил большое количество книг, даже три настоящих кабинета-библиотеки. В первой из таких больших домашних библиотек он не удержался, закрыл глаза и провёл открытой ладонью вдоль одной из книжных полок и, повинуясь какому-то лёгкому ощущению тепла вдруг появившемся в ладони, всё ещё не раскрывая глаза, вынул из плотного книжного ряда довольно внушительны том. Это оказался вышедший ещё в начале века английский перевод исторического исследования совершенно не знакомого ему автора «Конные ведьмы» Ци Ван – жрицы «Белого Лотоса». Повернувшись к другой стене, он повторил операцию, – и в руках у него оказалась «Практикум по основам технологии производства катализаторов». Он распечатал на pocket-print’е расписку, мол, такой-то из такой-то квартиры «взял почитать» такие-то книги и готов вернуть их по первому требованию хозяина. Вдруг, хозяину или его потомкам, как и ему, захочется когда-то сюда вернуться, хотя бы на время…

Так с этими двумя книгами в руках он и продолжил свой «обход». В первой же обитаемой квартире из-за них случился небольшой конфуз. Он привычно активировал модуль гостевого оповещения и дверь довольно быстро открылась. На пороге стояла женщина со сдержанно приятно, без чрезмерной яркости и эффектных излишеств, смоделированным лицом. Диссонансом смотрелись только яркие и крупные – напомнившие ему ёлочные игрушки, – украшения в ушах и на шеи. Удивлял и по-детски яркий домашний костюм, по которому порхали разноцветные тропические птицы. Она широко и радостно ему улыбалась: «Здравствуйте. Я могу Вам чем-то помочь?» Он немного замешкался с ответом, отвлечённый разглядыванием её украшений и одежды. Его замешательство, видимо, доставляло ей удовольствие. Она терпеливо продолжала «мило улыбаться». Лишь брови слегка изогнулись в наигранном удивлении. Наконец поняв, что пауза слишком затянулась, он представился, сказал, что живёт в этом же доме и будет работать в местном Университете. Она ещё шире улыбнулась: «Рада познакомиться. Очень мило с Вашей стороны, что Вы нашли возможным зайти…» Она отступила назад, видимо, намереваясь, пригласить его пройти в квартиру. Но тут её взгляд упал на книги, которые он держал в руках. Она отпрянула с не наигранным ужасом и отвращением: «Что это?!» – «Книги», – обескуражено ответил он. Она уже справилась со своими эмоциями и опять «мило улыбалась», но в голосе слышались раздражение и оскорблённость: «Я знаю, что это книги! Но посмотрите, какие они грязные! Грязь даже на вашей одежде! … Извините, но я Вас вынуждена просить сейчас же уйти. Буду рада, если Вы навестите меня ещё раз, но… без этой гадости». Чтобы избежать в дальнейшем подобных эксцессов, ему пришлось вернуться к себе и поручить Джеймсу почистить книги.

Встречи с обитателями большинства других квартир походили одна на другую, как просмотр одного и того же клипа в режиме repeat. Ему широко улыбались, говорили, как замечательно, что он решил зайти познакомиться, приглашали в гостиную, предлагали чай и кофе, расспрашивали, как ему понравился Университет, казалось, совершенно не слыша его ответ, тут же начинали сами рассказывать, какой у них прекрасный Университет, какой замечательные у них Ректор, такие же замечательные преподаватели и студенты, и, наконец, какой замечательный он сам, что сделал такой замечательный выбор, приняв решение работать в этом Университете… Потом, вдруг повисала тягостная пауза, в совершенно пустых, ничего не выражавших глаза его собеседников появлялось беспокойство. Ему начинало казаться, что сейчас он услышит лёгкий щелчок, и ему придётся всё это прослушивать ещё раз. Он быстро вставал, прощался и уходил.

Лишь однажды в одной из первых обитаемых квартир, он решился нарушить этот ритуал. Как только наступила знакомая тягостная пауза, он спросил, что преподаёт в Университете его собеседник. В глазах хозяина квартиры появилось паническое замешательство. «Химию», – наконец, произнёс он. «Какую?» – сдуру уточнил Александр. «Общую… и-и-и… органическую…». Александр не очень любил химию – отец говорил, что это наследственное, – хотя изучать её ему, конечно, пришлось, некоторые направления биохимии даже достаточно глубоко. Чтобы продемонстрировать вежливую заинтересованность, он, вспомнив наугад что-то из начальных – «школьных», – курсов химии, задал вопрос о том, как у них обстоят дела с преподаванием теории моделирования сложных углеводородных соединений. По полной растерянности, отразившейся в глазах собеседника, видно было, что тот ни слова не понял из вопроса Александра… Больше он не стал экспериментировать и, выполнив ритуал знакомства, двигался дальше. В четырёх местах знакомство прошло по «укороченной программе». Так же широко и радостно улыбаясь, ему сообщали, что крайне рады знакомству, но в данный момент не могут уделить ему внимание, так как их ждут неотложные дела. При этом в глазах читались явные раздражения и злость. В одной квартире ему вообще не открыли двери. Кто-то за закрытой дверью заплетающимся языком попросил его представиться. Услышав его имя и фамилию, пьяно засмеялся и грубо сказал: «Какого чёрта здесь нужно такому умнику! … Проваливай! Мне не о чем с тобой говорить!»

Только на самом верхнем этаже дверь квартиры перед ним распахнул тот самый «джентльмен». Это был высокий очень внешне респектабельный, хотя немного толстоватый, уже немолодой, но никак не скрывавший этого, мужчина в классическом «барском» стёганном атласном халате. «А, явился, наконец – недовольно проворчал он, – ну заходи». Не спеша он прошествовал в кабинет, вальяжно развалился в огромном кожаном кресле, подождал, пока вслед за ним вошёл Александр и не терпеливо сказал: «Ну давай выкладывай!» – «Что выкладывать?», – не понял Александр. – «Не валяй дурака! Сто кусков!» – Но видя, что Александр ничего не собирается «выкладывать», вдруг вскочил и стал носиться из угла в угол кабинета, в ярости изрыгая ругательства, изредка разбавленные обрывками фраз: «… я ж сказал… сто кусков… не меньше… думают, раз такие шишки на ровном месте… устроить их придурка… я ж себе почти ничего… так, немного на жизнь… а ректору? а председателю комиссии?.. мне ж почти ничего…»

Александру всё стало ясно. Он только удивился, что в гостевой модуль не было «зашито» предупредительное оповещение. Понятно, что в «цивилизованных местах», к коим, несомненно, относила себя Корпорация, давно уже не было «психушек». В девяноста процентах случаев опасные психические отклонения давно уже загодя научились предотвращать. Если этого не удавалось вовремя сделать, эти несчастные продолжали жить в своих привычных местах, только вокруг них создавалась специальная защитная информационная среда. Тут Александр вспомнил, что утомлённый и расслабленный монотонным занудством своей «экскурсии» по дому, он не просканил Идентификационный Чип этого чудака. Он уселся на стоявший рядом диван и запустил скан. ИЧ был девственно чист. Он сделал более глубокое сканирование – ничего. Ещё глубже… ещё… только на самом базовом уровне он обнаружил код-метку – ссылку на раздел в Базе Службы Безопасности Корпорации, где, очевидно, лежала вся его «подноготная». Он всё ещё раздумывал, стоит ли ради этого чудака утруждать себя взламыванием Базы Службы Безопасности, – как вдруг увидел перед собой искажённое яростью лицо и безумные глаза: «Что расселся! Дуй за бабками!». Александр твёрдо, чуть добавив гипноза с пол минуты смотрел в эти безумные глаза. Потом медленно, очень мягко сказал: «Вы меня с кем-то путаете. Мы с Вами не о чём не договаривались. Я только вчера сюда приехал». Настроение психа мгновенно изменилось. Он опять вальяжно полу развалился в кресле, пухлые губки расплылись в сладострастной улыбке, в маленьких глазках, еле видных из-за приподнявшихся пухлых лоснящихся щёк, безумие ярости сменилось выражением безумной алчности. «Так ты приезжий, – его пухлые ладони стали быстро потирать одна другую. – Ты знаешь, пришлому к нам поступить практически не реально. Особенно такому олуху, как ты. Но возможно. Потому что ты обратился по нужному адресу. Я всё могу. Только обойдётся тебе это в триста… нет пятьсот кусков… тут надо будет ещё Попечительский Совет подмазывать…» – «Нет проблем, – спокойно ответил Александр и встал, – завтра же принесу». Псих тоже встал и уже в совершенно благодушном настроении похлопал его по спине: «Что папаша-мафиозо решил придать респектабельность своему придурку-отпрыску? Передай папаше, что я не буду возражать, если он решит расплатиться какими-нибудь „вечными ценностями“ … платина, палладий, натуральные бриллианты и всё такое…»

Александру было ясно, что ради такого «конченного психа» совершенно незачем взламывать Базу Службы Безопасности. Он был совершенно уверен, что никогда его больше не увидит. Каково же было его удивление, когда на следующий день на Общем собрании преподавателей Университета, посвящённом началу сессии, на котором почёл тогда своим долгом присутствовать, он его увидел вновь.

Собрание проходило в огромном конференц-зале, почти целиком заполненном широким – метра в три шириной, – обручем круглого стола, в середине которого красовалась целая клумба ярких цветов. По навигационному сигналу он быстро нашёл отведённое ему место. Ещё далеко на подходе увидел там, где ему следовало сесть, ярко светящиеся свои имя и фамилию. Обменявшись приветствиями и радостными улыбками с соседями по столу, он уселся в отведённое ему кресло – надпись с его именем на столе погасла, – и оглядел зал. Он был уже почти заполнен. Лишь в четырёх местах внутренней стороны обруча стола имена и должности преподавателей светились красным цветом, что наглядно указывало на их отсутствие. Впрочем, «присутствие» почти половины участников совещания было относительным – виртуальным. На отведённых для них местах красовались только их full-v образы. Причём, судя по тому, как они невпопад кивали головой, также невпопад вдруг начинали делать инфо-метки, – это была не живая трансляция, а проигрывание наскоро сляпанной записи. А само заседание «на другом конце» в лучшем случае так же записывалось. Вскоре одна красная надпись трансформировалась в зелёную – в зале появился Ректор. К удивлению Александра, его сопровождал тот самый псих. Он что-то назидательно говорил Ректору, а под конец – когда Ректор остановился у своего кресла, – поощрительно-панибратски похлопал его по плечу. Ректор не стал садиться, решив сразу начать Собрание, «не замечая» очевидно привычное отсутствие троих преподавателей (к числу которых, как он позже узнал, относился и «сэр Вольдемар»). Он уже произнёс: «Добрый день, коллеги… э-э-э… Рад видеть вас всех э-э-э… в здравии и…» Но тут усевшийся рядом с ним псих – причём на месте, где он сел, информационная надпись вообще не светилась, – увидел сидевшего почти напротив него Александра. Он вскочил и возмущённо стал кричать: «Мы что, рассматриваем зачисление?! Почему меня не предупредили! Документы ещё не готовы! Кто привёл сюда этого олуха!» – он ткнул пальцем в сторону Александра. Ректор стал тихо и мягко ему объяснять, что Александр – новый преподаватель Университета. Но это ещё более разъярило психа. Он – как тогда в своей квартире, – стал изрыгать «многоэтажную» ругань и кричать: «Он уже преподаватель! … Сколько вам заплатили! … Вы все на содержании у мафии! … Вы все одна мафиозная банда, а ты – тут он чуть не выбил пальцем глаз ректору, – настоящий крёстный отец! Но Служба Безопасности до всех вас доберётся!…» – и он вылетел из конференц-зала со скоростью, которую никак нельзя было ожидать при его грузном теле. Самое замечательное, что никто «ничего не заметил». Все продолжали невозмутимо сидеть с отсутствующими улыбками. А Ректор как ни в чём не бывало продолжил свою вступительную речь…

Собрание было одно тупое бессмысленное занудство (он тут же твёрдо решил, что «в живую» его здесь никто больше не увидит). Большую его часть заняло выступление той самой соседки, которая выгнала его с «грязными» книгами – в тот раз она была в строгом элегантном костюме, но ярко розового цвета, от которого рябило в глазах. Она оказалась «проректором по учебному процессу». Её речь состояла из повторявшихся несколько раз в различных сочетаниях эмоциональных фраз о том, что «свобода – это главная ценность нашего общества», «наша цель сформировать творческую личность», «недопустимо подавление индивидуальности», «любое знание по природе своей ограниченно – безграничны лишь свобода и творчество», «тупое требование так называемых „фактических знаний“, на самом деле не даёт развиваться свободной индивидуальности», «и фактически является насилием над личностью», «так называемая требовательность только убивает самореализацию», «а поощрение несравненно более эффективно»… и тому подобную напыщенную ерунду.

После совещания Ректор отвёл Александра в сторонку и стал извиняться за выходку психа. Александр сказал, что имел случай познакомиться с этим человеком накануне, всё понимает, кроме одного – почему его пригласили на Собрание. Ректор замялся, сам, видимо, впервые задавшись этим вопросом: «В старинных замках… э-э-э… знаете ли, порой встречаются приведения… э-э-э… и несмотря на некоторое неудобство к ним …э-э-э… относятся с терпеливым уважением… Этот господин – наше… э-э-э своеобразное приведение… Когда я начал здесь свою работу, он здесь работал уже много лет и… э-э-э… был уже не в себе… как и когда это произошло… э-э-э… я не знаю. Да и большая часть нынешних преподавателей тоже. Разве что… э-э-э… кто-нибудь из старых… э-э-э… может, Алексей Ефремович, но сегодня его… э-э-э… здесь нет… может со здоровьем что или… э-э-э срочные дела. Он ведь Академик…»

Действительно, только «Алексей Ефремович» смог поведать ему историю этого университетского психа-приведения. Но до этого тот почти десять дней досаждал его своим «вниманием». По нескольку раз на день он подкарауливал его, то у дома, то у дверей квартиры. Он то яростно набрасывался на него с угрозами, что не допустит, чтобы «дом уважаемых людей превращали в мафиозную малину», обещал Александру, что скоро его «выведут отсюда в наручниках». То начинал заговорщицки мурлыкать, что «без нужных людей ему не обойтись», а более «нужного человека», чем он не найти; «ректор – пустое место, безвольная тряпка, ничего не решает», зато он «знает все ходы и выходы» и «многие важные люди кое-чем ему обязаны». Даже Начальник Регионального Управления Службы Безопасности Корпорации, к которому Александру пришлось пожаловать с обязательным «визитом вежливости», их непродолжительную беседу – состоявшей из ничего не значащих общих фраз, перемешанных прозрачными намёками, что Служба Безопасности знает о прибывших в их регион больше, чем те подозревают, уверений, что он с большим уважением относится к Научно-технологическому Совету, но рекомендует с уважением относиться и к местным законам и обычаям, – закончил искренне удивлённым вопросом: «Чем Вы так успели досадить нашему Университетскому Психу? Он уже много лет загружает нашу Систему Наружной Информации постоянными „сигналами“ на всех работников Университета и, даже, Попечительского Совета. К ним она давно уже привыкла и привычно отсеивает. Но тут этих „сигналов“ стало столько! И все „привязаны“ к одному „объекту“! Эти тупые моды-анализаторы „наружки“ вывели по вашему дому „начальный уровень потенциальной угрозы“. Пришлось тратить время, разбираться. Вы уж тут поаккуратнее со знакомствами. Человек Вашего статуса… не думайте, что здесь такое уж захолустье, как Вам, наверное, показалось. Здесь много настоящих людей, с которыми можно не без пользы и с удовольствием провести время…» У Александра, конечно же, возникло желание подробнее расспросить об «Университетском Психе». Но он не стал этого делать, не желая, чтобы их отношения с Начальником Службы Безопасности выходили за пределы формально-неизбежных.

Лишь за день до отъезда ему удалось узнать историю университетского психа-приведения. Это случилось на общеуниверситетской party, посвящённой завершению летней сессии. Эти самые «party» к тому времени уже успели не просто надоесть и утомить, одно упоминание о них вызывало у него чувство тоскливого раздражения, с которым он, впрочем, быстро и легко справлялся.

Во время сессий они устраивались практически каждый день по самым разным поводам и в самых разных составах: «межсоседские» и «междомовые», «кафедральные» и «факультетские», «доэкзаменационные» и «послеэкзаменационные», не говоря уже о днях рождениях и всевозможных юбилеях, которых за официальную, почти трёх вековую, историю Университета накопилось множество. Казалось, – а, может, так оно и было, – весь смысл существования Университета состоял в проведении этих party. Как человек общительный он поначалу даже обрадовался первым приглашениям. К концу первой party его уже стала одолевать скука, на второй скука просто заела, на третьей задавила мрачная тоска… Везде одно и то же. Широкие улыбки и выражение «радости встречи»: «Как я рад (рада) тебя видеть! Здорово, что решил (решила) прийти!» (притом, что предыдущий раз они виделись два-три дня назад, а то и вчера). Восхищение внешним видом: «Замечательно выглядишь! Твой док-мод знает какие-то секреты, который мой не знает. Надо дать ему задание пошпионить за твоим… каким body-model комплексом ты пользуешься? … а каким style-adviser’ом? – твоё платье (твой костюм) просто шик!» Дальше следовал обмен сплетнями и слухами. С выражением ужаса – об очередном «кошмаре», который случился в Городе. С надменным сарказмом – о новых интригах в Региональной Администрации. Заговорщицки – о предстоящих решениях руководства Корпорации или каровых назначениях в ней. С удивлением или страхом о том, что происходит «у НИХ». «ОНИ» – это весь прочий мир за пределами Корпорации и Города. Тут ему пришлось наслушаться такого… в слухах о Великих географических открытиях, доходивших в четырнадцатом-пятнадцатом веках до какой-нибудь заброшенной деревни в глубине континента, было гораздо больше достоверной информации.

Кульминацией разговора был обмен восхищёнными похвалами по поводу выхода очередного «Введения» во что-то или «Обзора» чего-то, «Рекомендаций к изучению» или «Пособия» для чего-то там… Заинтригованный, он даже решил ознакомиться с некоторыми из них. Их оказалось достаточно много. Каждый преподаватель Университета, видимо, считал своим долгом ежегодно «выпускать» не меньше пяти-шести таких «научных трудов». Александр попросил Эда отобрать ему что-нибудь поинтереснее. Тот уже меньше чем через три минуты с трудом сдерживая смех, с нескрываемым, не бывалым даже для него, сарказмом сказал: «Бери любую. Развлечёшься по полной!» Он выбрал наугад несколько. Внешне это были обычные обучающие «бродилки», использующиеся для выявления интересов и способностей ребёнка. В восемь-десять лет он когда-то и сам достаточно много «погулять» по ним. Но предлагать их студентам Университета? … Даже для такого «обезьянника» … Но это было не главное. И даже не то, что там было полно давно устаревших, а то и признанных неверными сведений. А в том, что предлагалось в случае неправильного ответа. Тебе не советовали ещё раз подумать, а в случае нескольких не правильных ответов, не начинали дополнительными вопросами «наводить» на правильный ответ. Здесь сразу предлагался «правильный ответ» и спрашивали: «Не считаешь ли такой ответ более правильным?» (его особенно восхитило это «более правильным»). И не зависимо от того, ответил ты «да» или «нет», – ты «двигался дальше». Но самое замечательное ожидало в конце. Независимо от количества правильных и не правильных ответов, тебе говорили, что «ТЫ ПОБЕДИЛ». А дальше шёл показ «правильных ответов», которые, очевидно, никто не смотрел и не слушал. Впрочем, и самими этими «научными трудами» практически никто не пользовался. Он ради интереса посмотрел запросы на них. За годы их были считанные единицы. Гораздо большей популярностью пользовались инфо-комплексы экзаменационных тестов с вариантами ответов на них. По времени запросы на них ожидаемо совпадали с периодом сессий. «Более глубокий анализ», очевидно, выявил бы их точное совпадение по дате и, даже, времени, с соответствующим экзаменом, хотя в аудиториях, где они проводились, формально блокировались все информационные каналы…

Постоянно слушать, а, главное, говорить подобную ерунду ни было никаких сил. А, главное, он просто физические начинал ощущать после этих party собственное «отупение»…

Но эту он не мог не посетить. В Рекомендациях по социальной адаптации, которыми его снабдил Совет перед поездкой сюда, она была отнесена к разряду «обязательных».