Текст книги "SWRRF. 20??"

Party проходила в Большом зале приёмов. Строжайший dress-code: только длинные вечерние платья, смокинги или, в крайнем случае, строгие костюмы тёмных цветов. Там он увидел много новых лиц. Её удостоил своим посещениям – тоже, видимо, следуя рекомендациям Совета, – даже «сэр Вольдемар». Ради такого случая он снял свою «джинсу». Надел свободные широкие штаны глубокого чёрного цвета, чёрный кожаный пиджак, под которым была надета чёрная же рубашка с огромным воротником, длинные концы которого доходили чуть ли не до середины груди. Посредине этого огромного чёрного пятна ярко выделялся толстый плетённый шнурок красного цвета, стянутый у горла массивным серебряным значком с знакомой буквой «А» на фоне трилистника. Они уже были знакомы к тому времени, но ещё близко не общались, поэтому «сэр Вольдемар», сидевший на высоком табурете в самом конце огромной барной стойки, лишь поднял в знак приветствия свою пивную кружку, тут же отхлебнул из неё и с мрачным видом продолжил разглядывать «публику»…

Первой Александра «подхватила» та самая соседка – Эвелин: он уже без подсказки Эда узнавал её. На ней было элегантно строгое – без привычной яркой крикливости, – платье с умеренно глубокими вырезами на груди и спине, демонстрирующее все достоинства её фигуры, смоделированной по стандартам эпохи Мерлин и Бриджит. Подхватив Александра под руку, она защебетала:

– Вы прекрасно провели экзамен. Тест на выживаемость меня просто восхитил. Но – тут она ещё шире заулыбалось, что указывало на то, что она сейчас скажет какую-то гадость, – многие студенты и их родители оказались… разочарованными Вашими отметками… нельзя так бездумно травмировать наших детей… Может У ВАС ТАМ так принято, но здесь мы относимся к нашим студентам совсем по-другому… Более внимательно, заботливее… Уверена, вы вскоре освоитесь и станете с бо^’льшим пониманием относиться к нашим детям… они ведь у нас такие замечательные! … А какие храбрые! Я просто поражена Вашим Тестом на выживаемость…

Александр пристальнее посмотрел ей в глаза: она что издевается? Но её глаза были привычно пусты, не выражая никакой живой эмоции. Она приняла «трёп» его студентов «за чистую монету».

– …Вам надо обязательно в ближайшее время написать Пособие по подготовке к Тесту… это повысить привлекательность Вашего курса… позволит студентам лучше подготовиться к испытаниям… и тогда совсем не обязателен будет тот чрезмерный риск, которому Вы подвергли наших детей…

Предупреждая возражение, которое готов был высказать Александр, назидательно добавила: «Вы скажете, что того требует Положение о проведении Теста. Всякое Положение со временем устаревает. Не надо быть формалистом. Главное – благополучие и безопасность наших детей… А вот Пособие…»

От тяжкой необходимости выслушивать рассуждения Эвелин о важности и полезности Пособий спасло появление в Большом зале приёмов нового гостя – высокого поджарого мужчины со стандартно-моложавым лицом и короткой стрижкой густых седых волос. Особенно привлекали внимание светоотражающие очки в изящной золотой оправе, за которыми совершенно не было видно его глаз. «Интересно, эти очки просто деталь костюма, «часть образа», который придумал его style-adviser, – подумал Александр, – или у них какое-то скрытое функциональное назначение? Не для «улучшения же зрения». Хотя, попадаются всякие чудаки «хранители традиций».

Мужчина шёл совершенно один, казалось, никого не замечая. Перед ним все вежливо, даже слегка подобострастно, расступались… Эвелин, наконец, заметила, что Александр её совершенно не слушает. Проследила, куда было направленно его внимание, и вдруг засуетилась: «Извините, мы с Вами договорим позже. Мне надо срочно переговорит с Алексеем Ефремовичем…»

«Ах, это и есть тот самый «Алексей Ефремович», – обрадовался Александр.

Алексей Ефремович прошествовал к креслам, поставленным кружком вокруг столика у большого «панорамного» окна в центре зала. Уселся в одно из кресел, не дожидаясь услуг бота-официанта, достал из термовазы внушительных размеров хрустальный графин, налил из него в большую рюмку прозрачной жидкости – водка, догадался Александр, – быстрым, многими годами отработанным движением, опрокинул её себе в рот, взял что-то наугад со стола, небрежно отправил туда же, и обречённо-устало обмяк в кресле. Тут к нему подоспела Эвелин. Она грациозно уселась в кресло рядом и стала что-то рассказывать. Её голова заслоняла лицо Алексея Ефремовича, поэтому Александр не мог видеть, как он её слушал. Но Эвелин, вдруг, отпрянула, и он увидел его лицо – даже без закрытых очками глаз на нём явно читалось раздражение. Эвелин – всё так же слегка отстранившись от него, – попыталась ещё что-то сказать. Алексей Ефремович медленно, тихо и очень внятно – так, что он и без «подслушки» всё прочитал по его губам, – произнёс: «Не суши мозги, дура!». Повторил упражнение с графином и рюмкой. Демонстративно отвернулся от Эвелин и стал рассматривать зал. Эвелин поднялась с кресла. Лицо её озаряла счастливая улыбка. Можно было подумать, что она только что услышала лучший комплемент в её жизни…

Александр отвернулся, опасаясь, как бы Эвелин не надумала вернуться к нему. И тут же почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. – В его сторону смотрел Алексей Ефремович. Глаз за стёклами очков не было видно, но их «буравящий» взгляд был явно направлен на него. Александр подумал, что это удобный случай познакомиться и уже, на ходу придумывая фразу для «первого знакомства», направился было к нему… Но тут в зал вошла внушительная толпа, возглавляемая Ректором. В ней были почти все «сливки» местного «общества». Многих он уже знал – пришлось нанести обязательные официальные визиты: Глава Регионального Управления Корпорации, начальник её Службы Безопасности, первый заместитель Главы Региональной Администрации, начальник Региональной Службы безопасности, региональный министр образования и вездесущая «Ведьма». Все они были почётными членами Попечительского совета Университета. За ними ещё следовало человек тридцать разных служащих Корпорации, региональных чиновников и «представителей бизнеса» – обычных членов Попечительского совета. Вокруг них, как муха вокруг кучи дерьма, суетливо «летал» Университетский Псих.

Вся эта толпа, не спеша, даже с какой-то торжественностью, направилась туда, где сидел Алексей Ефремович. Тот нехотя встал, выполз из круга кресел и сделал несколько шагов навстречу, обменялся церемонными пожатиями рук с почётными членами, остальных поприветствовала поклоном головы. Толпа развернулась и так же торжественно прошествовала в угол зала к небольшому возвышению, освещённому чуть ярче, чем весь зал. Алексей Ефремович сделал было шаг за ними, но махнул рукой и вернулся в своё кресло. Он уже успел в очередной раз проделать упражнение с графином и рюмкой, когда псих, продолжавший кружить вокруг VIP-толпы, заметил его отсутствие в ней. Проворно – «мухой», – он вернулся к креслу, где сидел Алексей Ефремович, наклонившись через спинку кресла, стал что-то шептать ему на ухо. «Пошёл на х…, долбанный псих!» – явственно прочитал по губам Александр. Псих резко выпрямился. Несколько секунд его лицо было искажено яростной злобой, правая ладонь три раза судорожно сжалась в кулак… ещё секунда и он – как показалось Александру, – схватит со стола тяжёлый графин с водкой и размозжит им голову Алексея Ефремовича. Но тут лицо психа вдруг озарилась блаженной улыбкой, рука расслабилась, и он весело «полетел» к VIP-толпе, уже собравшейся на «сцене» – Система Контроля Эмоций сработала надёжно.

Гендиректор уже начал свою речь, которую он, очевидно, практически без изменений произносил много лет: о том, что Корпорация благодаря Университету пополнилась новыми «высококвалифицированными специалистами», о том, что поддержка Университета – «одного из главных мировых образовательных и научных центров», – всегда была и будет одним из основных приоритетов Корпорации… и тому подобное. Но говорил он как-то вяло и не убедительно. То ли ему уже за много лет так сильно надоело говорить каждый год одно и то же, то ли слухи, которые муссировались на party, где Александр успел побывать, были верными, и он действительно «скоро уйдёт», причём «уйдёт» – и это говорилось с нескрываемой завистью, чувством, которое здесь ещё могли переживать в живую, по-настоящему, – к «вечно живущим».

Пока гендиректор произносил свою речь, псих, стоя за спиной начальника Службы Безопасности Корпорации, что-то шептал ему на ухо, бросая злые взгляды в сторону Александра. Тот, весело улыбаясь, также смотрел на Александра и кивал головой. Как только гендиректор закончил речь, псих с выражением подлинно «безумной радости», продрался через толпу, обступившей «сцену», к барной стойке, где Александр решил за бокалом вина переждать «официальную часть».

– Ну всё! Ты доигрался! Отсюда тебя выведут в наручниках! – произнёс псих, небрежно облокотившись на стойку бара, и торжествующе удалился.

Александр вновь почувствовал взгляд Алексея Ефремовича. Посмотрел на него. Тот приветственно поднял в очередной раз налитую рюмку водки, привычно опрокинул её и дважды хлопнул ладонью по стоявшему рядом креслу. Это было приглашение. Александр не заставил себя ждать.

Он собирался было представиться, но Алексей Ефремович нетерпеливо махнул рукой и сказал: «Садись». Александр сразу узнал голос. Это был голос того «грубияна», который не захотел открывать ему дверь.

– Что «достал» он тебя?

Александр понял, что Алексей Ефремович имеет в виду Университетского Психа, и обрадовался сразу подвернувшемуся поводу расспросить о нём.

– Если честно, то его внимание мне порядком надоело…

– Вежливый и «политкорректный» … Твой папаша «в карман за словом» не полез бы. А то глядишь, в первый же день так отделал, что он его за три версты обходил бы… Зачем ты сюда приехал, сынок? Ностальгия? Решил освежить детские воспоминания? Тут же ничего не осталось от той жизни! Сам задумаешься иногда – со мной это, правда, уже редко бывает – неужели так всё могло измениться за какие-нибудь… мне кажется, что ТОЙ жизни и не было… так примерещилось, будто в «гэмбле» когда-то видел… Не поверил твоему папашке-то. Дешёвое честолюбие, знаешь ли. Хоть детей успел перекинуть в CRST… «Наукоград» – слыхал о таком? Не бог весть что, но всё лучше, чем здесь. Много лет уже не видел их вживую. Их сюда ничем не заманишь. А мне там тошно… от самого себя. Последний раз был там несколько лет назад. Меня как «известного учёного» стали водить по исследовательским группам, лабораториям, опытным производствам… а я ни хрена из их объяснений не понимаю… Тогда и стал носить эти очки, чтобы никто не видел, как тупо «блымаю глазками». А здесь я в авторитете, «учёный с мировым именем» – «Академик». Да весь «авторитет», «уважение» построены на элементарной зависти. Они ж тут все – Алексей Ефремович кивнул в сторону VIP-толпы, – «почётные доктора» всяческих наук и «почётные члены» хрен знает чего. А отключи их consult-mod’ы, они тебе не скажут, кто такой Ньютон. Но академиком стать никому из них не светит! Знаешь почему?

Тут Алексей Ефремович зло засмеялся и, чтобы вытереть выступившие от смеха слёзы, снял очки. И тогда Александр понял, почему он носил их здесь, где совершенно не было поводов «тупо блымать глазками»: технологии моделирования тела и омолаживания могли многое, но им не под силу было изменить выражение глаз. На него смотрели глаза законченного алкоголика – бездонный мрак.

– Когда произошёл Большой Передел, никто не знал, что делать с Академией Наук. – Алексей Ефремович водрузил очки на место, «хлопнул» очередную «рюмашечку». – Отделения в начале преобразовали в Региональные исследовательские инновационные центры. Сейчас у нас это просто Научный Совет при региональной Администрации, который возглавляет Ваш покорный слуга. Если честно, это просто Научная Инквизиция. А я – тут он зашёлся в пьяном смехе, – Великий Инквизитор. Но это отельная история… С десяток её институтов и исследовательских центров, которые занимались чем-то реально значимым, собрали в Особую Зону Центрального Региона. Оставшийся Ареопаг чиновников от науки вроде и разогнать было не прилично и содержать не за что. На том «историческом» Конституционном Совещании судьбу Академии Наук даже не стали рассматривать. Вопрос отложили до лучших времён. На словах вроде бы договорились содержать её «в складчину». Но тут же все об этом забыли… В общем, после Большого Передела академия и академики бедствовали. А у меня была «хрустальная мечта детства» – стать академиком. Здесь на пике Последнего Скачка Цен мы «жировали» и Университету тоже неплохо «отламывалось». Купить нужное количество голосов было не сложно. Тем более, что тогда желающих «записаться в академики» не было. Не до этого всем было. А потом то ли со зла – мол, раз вы так к нам, … – то ли озарило кого-то там, но Академия приняла решение ограничить число академиков ровно тем числом, сколько на тот момент в ней числилось. И это решение было закреплено президентским указом. В академики теперь можно пробиться только, если кто-то из нынешних академиков помрёт. При этом за нового должны проголосовать единогласно все оставшиеся, а потом претендента на нового академика должен утвердить специальный президентский указ. Событие крайне маловероятное. А потому для всех этих дебилов, озабоченных соревнованием в выпендрёже – игре в «статус», – это стало желанной целью. Теперь это один из немаловажных «бизнесов» президентской администрации и Академии. Их теперь все заранее обхаживают, «подмазывают», чтобы в нужный момент проголосовали нужным образом и вписали нужное имя в президентский указ. Этот упырь – Алексей Ефремович кивнул в сторону Главы Регионального Управления Корпорации, – тоже содержит своего личного представителя при Академии. Только при теперешних достижениях биологии ещё не известно, сколько ждать придётся… Ты, кажется, биолог? Не зря свой хлеб едите. Без вас я бы давно окочурился. Два раза уже обновлял печень. А недавно дети прислали новый комплекс нанопротекторов. Проглотишь капсулу и неделю пей, сколько хочешь. В конце недели для профилактики запустишь получасовую программу регенерации – и опять пей – не хочу. Ведь это единственное подлинное, не поддельное, что осталось от прошлой жизни. Только поговорить не с кем… тут же нет живых людей… нет, один есть, но и тот конченный псих…

– А почему до этого дошло? – Александр ухватился за возможность прервать уже порядком утомившие его излияния Алексея Ефремовича и задать интересующий его вопрос, – ведь это легко можно было предотвратить…

– Сейчас, да. Но ведь это произошло, чёрт знает, когда. Я даже имя его подзабыл. То ли Димкой звали, то ли Максимом. Да и на каком факультете тогда работал, тоже точно не скажу. На каком-то из балабольских… то ли экономики, то ли политологии, то ли социологии… Эти так сказать науки на нормальных факультетах давно никто не учил. Экзамены покупались и все к этому давно привыкли. Работа на этих балабольский факультетах и кафедрах была отлаженным бизнесом. Туда шли с единственной целью – «стричь баранов». Этот Димка или Максим тоже пошёл в университетские преподаватели исключительно с этой целью. Но «постричь баранов» успел только один год. Все «платёжные средства» полностью и окончательно упразднили. Все платежи, покупки и всё такое стали проходить только через потребительские чипы. Это для многих стало ударом. Каждый по-своему пытался «пристроиться», переходили на «оплату натурой», пытались делать «левые чипы» … Но в новой платёжной системе – по крайней мере на бытовом уровне «прозрачных» индивидуальных счетов, – была очень надёжная «антикоррупционная программа» и все эти «ухищрения» довольно быстро вылавливались. Большинство быстро смерились. Но Димка – или Максим, – никак не хотел смиряться. Придумывал какие-то многоходовые схемы, программы… Толку от всего этого было никакого. Но он не сдавался. Видимо уже тогда «крыша» у него немного «сдвинулась». Он скоро стал университетской знаменитостью – главным объектом анекдотов и шуток преподавателей и, особенно, студентов. Его даже Служба контроля Платёжных систем перестала трогать: бесплатный эксперт по проверке надёжности «анти коррупционных программ»… Но добили его – это уже было после Большого Передела, когда Университет стал фактически собственностью Корпорации, – отмена вступительных экзаменов сначала для выпускников университетского Лицея, затем их полная отмена и «новая образовательная политика», которую здесь стали внедрять, когда студент на экзамене может нести любую чушь, а ты доложен хлопать в ладоши и кричать: «Гениально!» Студенты на все его предложения «помочь» и «устроить» стали просто смеяться ему в лицо… Тут он и свихнулся окончательно. Из Университета его не погнали то ли из жалости, то ли потому, что – как говорили, – предыдущий ректор был его одноклассником и другом детства… А потом просто всем стало полностью и окончательно на всё наплевать…

…Прощаясь, Алексей Ефремович сказал: «Ну, передавай папашке привет». Александр даже не стал уточнять, от кого: он давно уже догадался, что это и есть тот самый «Лёха». Привет отцу он, конечно, передал. Тот нисколько не удивился. Видимо, перед тем как Александр «записался» в «обезьянник», он досконально изучил, кто там работает. Он лишь слегка помрачнел и сказал: «Жалко Лёху, но его уже не спасёшь… когда-то был хороший парень, не глупый, в меру разгильдяй… неплохо в своё время вместе „покуролесили“ … Но в голове было слишком много мусора…»

Когда Александр уходил с party, за ним увязался – правда, на почтительном расстоянии, – Университетский Псих. Хотел, наверное, насладиться зрелищем, как на Александра будут «надевать наручники». Наручники никто не торопился надевать. Псих растерянно забегал у выхода из здания, наблюдая, как Александр спокойно спускается по лестнице и затем удаляется по аллее университетского парка. – В ярости метнулся назад в здание…

Но с тех пор он перестал открыто приставать к Александру. Видимо решил, что «Мафия» проникла здесь везде, даже в Службу Безопасности. Он стал «тайно следить» за Александром, «собирая компромат», который потом «отправит на верх», в Главное Управление Службы Безопасности Корпорации… Александра это вполне устраивало. Как говориться, «чем бы дитя не тешилось…»

Родник

Встал он задолго до рассвета. Небо у горизонта только слегка начало светлеть. Сегодня предстояла более долгая, чем обычно, утренняя пробежка – к Роднику. День ожидался тяжёлый и, очевидно, последний перед столь важной для него «экспедицией». Ему надо было расслабиться, собраться и подзарядиться. Одновременно выполнить эти, казалось бы, не совместимые задачи здесь он мог только во время «прогулки к Роднику».

Александр проверил температуру за Куполом. Всего двадцать восемь по Цельсию. Просто замечательно – настоящая «утренняя прохлада». Надел обычные беговые кроссовки, лёгкие чисто «хэбэшные» шорты и майку без дополнительной защиты и терморегуляции. «Последний рубеж обороны» – естественные выносливость и защитные реакции организма, и их надо развивать и тренировать. Надел на левое запястье браслет экстримзащиты со спец-коммуникатором, защитным излучателем и doc-mod’ом экстренной помощи. Поколебавшись, проверил, как того требовала инструкция, комплектность и готовность фарм-нанокапсул «на все случаи жизни», от элементарного повышения кислорода в крови до блокировки ген-атаки. Но уровень активации «задрал» повыше, чтобы его не вздумали «спасать» просто от того, что у него сбилось дыхание. В общем-то он был уверен, что всё это ему не потребуется. Это была почти обычная утренняя пробежка, разве что немного подлиннее. Но по молодости он пару раз из-за своей самоуверенности оказывался на пределе выживания и после этого взял за правило точно следовать Инструкции обеспечения безопасности, даже когда вероятность угрозы составляла сотые доли процента.

Выбегая из подъезда, он чуть не сшиб «паучка» персонального бота-доставщика. Тот, испугавшись, отскочил в сторону. Он, как и все местные домашние боты, оказался очень пугливым. Здешние жители часто вымещали на них накапливавшуюся агрессию и злость. И вообще не любили, когда они «вертелись у них под ногами». «Мозгов» у этих ботов было не много, но достаточно, чтобы сформировать хорошие «защитные реакции». Даже у этих «корзинок на колёсиках» с парой манипуляторов. Они уже вовсю суетливо бегали между открытым настежь технологическим лифтом и тремя «пауками» побольше – коммунальными ботами-доставщиками. Один своими манипуляторами ловко выхватывал из «корзинок» домашних ботов пакеты со вчерашним «шмотьём» и кидал в чрево своей корзины. Другой производил обратную манипуляцию: доставал и перегружал в домашние боты пакеты с одеждой и обувью, заказанной на сегодняшний день. Третий «паук» раздавал контейнеры с заказанными завтраками…

Два раза одеть одну и ту же одежду или обувь здесь было не то, что «неприлично» … это просто никому не могло здесь прийти в голову. Правда, давно она в большинстве случаев не была абсолютно новой. Лет пятнадцать назад, когда массово стали применяться автоматизированные компактные комплексы «индпошива» – загрузил нужные компоненты, первый модуль сформировал материал нужного размера, формы, цвета, структуры…, другой всё это собрал в нужную модель, – и сотни таких комплексов было достаточно, чтобы обеспечивать ежедневными обновками пятидесятитысячный жилой район, тогда в стремлении «переплюнуть» один другого все кинулись «удивлять» друг друга ежедневными обновками. Ощущение новизны скоро утратилось и всё превратилось в обычный ритуал. Производство этой одежды и обуви было очень дёшево и вместе с корпоративной едой они были включены в типовой «соцпакет», которым обеспечивались все работники Корпорации. Но лет семь назад, когда дела у Корпорации пошли совсем неважно, стали искать, на чём можно сэкономить. Эти ежедневные «обновки» напрашивались в первую очередь. По многим причинам, в немалой степени потому, что на самом деле их действительно ежедневное обновление уже давно потеряло рациональный смысл. Все эти сомнамбулы жили одним днём. Реально они совершенно не помнили, что на них или их знакомых было надето три-четыре дня назад, тем более неделю-две назад. Поэтому давно уже вчерашний «прикид» не отправляли на переработку, а направляли на хранение в индивидуальные ячейки «камеры хранения» системы бытового обслуживания. Для верности там был собран двух месячный запас «обновок». Выбор «что завтра надеть» давно из удовольствия превратился здесь в утомительную «обязаловку». Самостоятельно подбирали наряд только на несколько очень важных party. Всё остальное время это поручалось модулям стилистического консультирования – «стиль-советчикам». Их работа, как и всё здесь, полностью контролировалось Мозгом Корпорации. Одна из его специально созданных программ ежедневно подбирала из «камеры хранения» «прикиды» для каждого работника Корпорации, так чтобы не дай бог на ком-нибудь не оказалось что-нибудь даже отдалённо похожее. Личные style-adviser^’ы исправно всё это рекомендовали своим хозяевам и утренняя процедура: «чмоки-чмоки, шикарно выглядишь», – проходила изо дня на день без сучка и задоринки.

Впрочем, это была одна из самых безобидных «странностей» местных жителей. Хотя и очень удивительная для него, привыкшего ценить в вещах, прежде всего, уникальность, качество и надёжность. Да и нормальной вещи требовалось какое-то время, чтобы подстроиться под твои особенности и привычки. Не говоря уже о том тепле воспоминаний о каких-то дорогих для тебя событий жизни, которые они хранили. Он не мог себе представить, как можно носить эти холодные и по сути, не смотря на всю их поверхностную «новизну», безликие вещи. Он вспомнил, как тщательно создавал свои костюмы перед первой поездкой сюда. Долго отбирал особый сорт льна. Перебирал десятки вариантов структуры ткани, «узоров», которым должна была «вплетена» в ткань «армировка» систем защиты и контроля температурно-влажностного режима. Как советовался с мамой «насчёт фасончика», вместе спорили со своими «стиль-советчиками» и, главное, «Рукодельницей», семейным «пошивочным» ботом, которого всегда занятая мама очень уж «распустила» … От одних этих воспоминаний на душе стало теплее и спокойнее…

…Александр и не заметил за этими размышлениями, как добежал до угла, где Купол соединялся с крытой эстакадой, ведущей к Башне Корпорации. Вызвал лифт Технологической Службы. Пол минуты – и дверь лифта распахнулась на двадцать метров ниже, у самого дна Главного канала дренажной системы. Всего метрах в пяти справа от него была огромная воронка водозаборника. Этот десятиметровой глубины канал, окружавший Купол, транспортные эстакады и Башню Корпорации, служил не только для защиты этих сооружений от мощных водяных потоков, обрушивавшихся на них во время ураганных ливней, которые лили здесь по две-три недели весной и осенью, но и для сбора такой ценной здесь воды. Несколько десятков водозаборников, расположенных по всему периметру канала, фильтровали дождевую воду и собирали её в огромном подземном резервуаре. Формально она должна была идти только на бытовые и технологические нужды. Но на деле её давно уже использовали и для приготовления «напитков» не только для населения Города, жителей Сити, но и для обычных служащих Корпорации. Александр посмотрел на закрытое сейчас жерло водозаборника и поёжился. Будь тот сейчас открыт и обрушься даже не самый мощный из тех ливней, которые здесь регулярно случаются… только комбинезон спецзащиты мог бы его спасти…

Пока он пересекал канал, спец-коммуникатор успел активировать нужный код и в абсолютно гладкой стене несколько невидимых глазу плиток «вывернулись на изнанку», образовав лесенку. Привычно ловко Александр забрался по ней на противоположную строну канала. Край горизонта уже порозовел, но раскинувшаяся перед ним равнина была ещё скрыта сумраком. Когда-то всё здесь было застроено жилыми домами. Но чуть дальше вдоль русла небольшой речушки сохранился достаточно большой лесопарковый массив. Он был очень старый, высаженный чуть ли не двести лет назад, очень любим жителями города и когда мегаполис, который тогда был на месте Города, безумно застраивался, они «горой» стали на его защиту и сумели отстоять. Главной достопримечательностью этого лесопаркового массива был родник, бивший из стены песчаника в глубокой балке. Когда они с папой приезжали сюда, дедушка с бабушкой обязательно два-три раза с ним «ходили гулять к роднику». Они сокрушались, что «почти ничего не осталось», но «всё равно это единственное место в городе, где можно дышать, побыть в относительно тишине и пообщаться с Природой». А ему там нравилось всё…

Жилые дома снесли, когда строили дренажную систему. Теперь здесь была голая равнина, изрезанная многочисленными балками и оврагами. С каждым годом их становилось все больше, и они становились всё глубже. Поэтому, хотя «по прямой» до Родника было каких-то три километра, маршрут приходилось выбирать по вершинам этих оврагов и балок, дно которых покрывал сухой низкорослый колючий кустарник, и путь уже составлял семь-восемь километров.

Бежать было легко и приятно. Мягко пружинил «ковёр» высохшей травы. Поднявшийся утренний ветерок создавал иллюзию почти настоящей прохлады, приятно обдувая тело. Воздух, хотя и был немного суховат и слегка отдавал пылью, приятно пах сухим разнотравьем. Он и не заметил, как добежал до знакомой глубокой балки с почти отвесной стеной песчаника. Её пологие склоны напротив были густо утыканы сухими стволами деревьев. Ближе к вершинам они были давно повалены ураганными ветрами, которые здесь были особенно сильны то сухими, то многоснежными, но всегда очень морозными зимами. Но ближе к низу многие из них продолжали упорно стоять. Кое-где, на самом дне балки, их окружал невысокий тоже уже сухой подлесок. Где-то глубоко в земле эти деревья всё ещё упорно стремились жить, каждой весной после сезона ливней выгоняя новую поросль. Но через две-три недели палящее солнце безжалостно пресекало эти попытки возрождения жизни.

По крутой «тропинке» высохшего русла небольшого ручья Александр спустился на дно балки, подошёл к тому месту стены, откуда раньше бил Родник. К своему удивлению и радости заметил стекавшие по жёлтой пористой поверхности редкие капли воды. Подставив к стене кончики пальцев, собрал несколько капель и с наслаждением слизнул их. Это было чудо! Сезон весенних ливней был в этом году поздним, вода ещё вся не «ушла» и зной не успел пока высушить принесённую дождями влагу.

Но настоящее чудо было ниже. Небольшой кусочек земли, не больше пары квадратных метров, был всегда закрыт от палящего солнца высокой стеной балки. Жизнь здесь сохранялась почти до середины июля. И сейчас тут был густой ковёр зелёной травы, утыканный жёлтыми шапочками одуванчиков. А около самой стены росло небольшое деревце – кустик не выше полу метра, – акации. И на нём – большая густая белая гроздь цветов. Он присел и приблизил лицо к цветку. Знакомый сладкий дурманящий запах охватил его. «Вот и лето пришло» – вспомнил он слова бабушки. Она это говорила всегда, когда вдруг, проснувшись утром, они чувствовали этот запах, проникавший в дом из всех окон.

Он осторожно коснулся кончиками пальцев кисти цветка и неожиданно для себя сказал совсем как бабушка: «Умница! Надо жить!» Бабушка всегда разговаривала с деревьями, цветами, птицами… даже с отдельными листиками. А когда он удивлённо спрашивал, зачем она это делает, разве они её слышат и понимают, убеждённо отвечала: «Конечно, слышат и всё понимают».

Когда он много лет назад сообщил родителям о своём желании профессионально заниматься биологией, они очень удивились, а потом отец сказал, что это, очевидно, «игра генов» и вспомнил семейное предание о том, что его пра-пра-прадед почти два века назад закончил ветеринарный институт (который много позже стал той самой сельхоз академией, где творил свои «чудеса» Штейнберг) и был уважаемым на много вёрст вокруг коновалом. Но Александр-то прекрасно знал, что главная причина его первого осознанного жизненного выбора была в другом – в переданном бабушкой отношении ко всему живому как величайшему чуду и в сформировавшемся ещё в самые первые годы его жизни стремлении это чудо разгадать. И несмотря на его немалые успехи в разгадывании «тайн природы», это ощущение Чуда Жизни не только не ослабевало в нём, но только крепло. Сейчас он был уверен, что только благодаря этому чувству он и смог чего-то добиться, потому что он никогда не требовал от Природы, чтобы она раскрыла ему свои тайны, а как терпеливый ученик Волшебника из старинной сказки лишь внимательно и благоговейно наблюдал, как творилось Чудо, позволяя себе время от времени лишь задавать уважительные вопросы. Порой Волшебник слегка улыбался и поощрительно, почти незаметно, кивал головой, и тогда он пытался повторить одно из чудес. Это часто удавалось. Но он прекрасно знал, что это всего лишь маленькая толика того, что может Волшебник.