Текст книги "SWRRF. 20??"

– А гонка был замечательной! Вы много потеряли! Угадайте, кто победил? – и не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, согнул в локте руку с плотно сжатым кулаком. – Я их опять всех сделал! Три раза подряд! Никто лучше меня не знает этой трассы. Зря вы не участвовали! Было очень здорово! Я опять всех сделал!…

Он ещё минут двадцать повторял в разных вариациях то, что «было здорово», что «зря он не участвовал» и что он «опять всех сделал». Александр терпеливо слушал это бред, дожидаясь, когда он, наконец, дойдёт до сути визита. Вдруг, начальник Службы Безопасности сказал:

– Кстати, сегодня решили проводить street-race. Не желаете поучаствовать?…

Александр вежливо отказался, сославшись на занятость.

– Признайтесь, что Вы просто боитесь. Но, зато, какой там адреналин. Я, даже, по-честному, не могу сказать, где я получаю бо^’льший кайф, на гонках или на стрите…

В этом омерзительном развлечении Александр ни за что не стал бы участвовать. Моду на это развлечение создала «золотая молодёжь» из Сити вскоре после Войны. Тогда ещё не были возведены Купола, и Башня не была ещё достроена, но чёткое разграничение – с защитными полосами и блокпостами, – между Корпорацией, Сити и Городом уже было. Если в Корпорации к жителям Города относились с отстранённым равнодушием, то в Сити, почему-то, – с каким-то агрессивным, злобным презрением. Тогда-то сопляки из Сити и придумали это развлечение. По ночам они стали выезжать целыми бандами на огромных бронированных джипах, спереди которых красовались мощные – наподобие таранов древнегреческих триер, – «кенгурятники». Они на огромных скоростях носились по Городу. Причём, главным было не то, кто первым домчится до конца намеченной трассы, а то, чего и сколько ты успел за это время сбить. Была особая система балов: сколько за простую машину, сколько за фургон, уличный ларёк, автобус… меньше всего балов давали за сбитого – почти всегда насмерть, – человека. Какое-то время корпоративная элита наблюдала за всем этим через видеокамеры патрульных вертолётов. Но скоро к этому развлечению стал присоединяться молодняк из Корпорации, а затем и вполне «солидные» люди из Сити и Корпорации. Естественно, скоро в дни этих смертоносных гонок улицы Города стали пустеть и тогда дату их проведения стали тщательно скрывать. Назначенный в конце предыдущей гонки организатор по специально системе в начале дня оповещал о том, что на сегодня намечена гонка, и всего за пару часов – точное время её начала. Но сейчас это не имело особого смыла. Улицы Города и так почти всегда были пустынны, особенно по ночам. Это внесло некоторый новый нюанс в эти так сказать «соревновании». Навигаторы фиксировали в начале гонки жертвы, случайно оказавшиеся в это время на улицах города, и каждый участник стремился первым их настигнуть и разнести в клочья. В прошлом году, возвращаясь от друзей, он оказался случайным свидетелем этих гонок. Какой-то прохожий едва успел спрятаться в нише двери дома от мчащейся на него целой орды джипов. Александр и не заметил, как в руке у него оказался мультишутер, и в последнее мгновение огромным усилием воли удержался от того, чтобы не разнести хотя бы парочку самых первых джипов.

Предаваясь этим мыслям, Александр, видимо, немного упустил контроль за выражением своего лица. И его не очень радостное выражение Начальник Службы Безопасности воспринял как обиду на намёк о трусости Александра.

– Я пошутил. Я знаю, что вы не робкого десятка. Совсем недавно Вы это наглядно продемонстрировали – тут он осёкся, поняв, что лучше не вспоминать недавний «инцидент». – У Вас, наверное, дела в Городе? Я не могу Вам формально запретить ходить в Город, но ещё раз по-дружески хочу предупредить: не увлекайтесь этими вояжами в Город. Это не безопасно…

Начальник Службы Безопасности выдержал драматическую паузу, затем наклонился к Александру и почти шёпотом сказал:

– Ведь мы прекрасно осведомлены, куда и к кому Вы там ходите – он опять небрежно развалился в кресле. – Прошу Вас, будьте поаккуратнее с местными знакомствами…

Он ещё минут пятнадцать «жевал му-му» о Городе, своей осведомлённости, нехороших знакомствах, опасностях, которые они таили… – Вдруг проворно вскочил и сказал:

– Кстати о вояжах и опасностях…

Это был его любимый приём. Начальник Службы Безопасности считал себя очень хитрым. Когда-то, в самом начале его подготовки, ему, наверное, говорили, что хитрый человек не должен выглядеть хитрым и особенно умным. Поэтому он играл «простачка», «разводя му-му» на разные посторонние темы. А потом, как он полагал, неожиданно вдруг намекал на какой-то секрет или даже частично его раскрывал. Наблюдал за реакцией, и, если «клиент заглатывал наживку», начинал его «раскручивать».

Сейчас он уже стоял у стены за своим рабочим столом, где full-v визуализатор сформировал объёмную карту Региона.

– Я не знаю, куда Вы собираетесь направиться. И не могу об этом спрашивать. Но там за линией сторожевых ботов вас могут поджидать опасности и неприятности. Ведь там много чего странного происходит. Вдруг, Вас занесёт, скажем, сюда – и он ткнул рукой на участок карты, куда Александр и должен был направиться. Этот участок мгновенно увеличился и стал вращаться в разных плоскостях. – Вроде одна безжизненная степь. Выжженная трава, песчаник… Везде одно и тоже. Но наши аналитические моды заметили одну странность. Если некоторые участки просматривать при очень больших увеличениях и очень маленьких скоростях, особенно в Сезоны Ураганов, появляются небольшие на тысячные доли секунды «нестыковки» в изображении. И эти участки складываются в контур, обрамляющих территорию в шесть—семь квадратных километров.

– Да, действительно, странно. Но к чему Вы это мне говорите. Я совсем туда не собираюсь…

– И слава богу. И правильно. Но вдруг случайно занесёт. И Вы увидите что-то необычное. Или кого-то встретите… Может, Вы потом поделитесь впечатлениями… или намекнёте…

– Ничего не могу обещать заранее, – Александр встал, понимая, что он уже услышал, всё, что реально хотел сказать ему Начальник Службы Безопасности.

– Но я всё равно буду с нетерпением ждать Вашего возвращения… Да, кстати, я конечно, не могу препятствовать Вашему путешествию. Это согласованно с Главным Управлением. Но заботу о Вашей безопасности с меня никто не снимал. Я договорился о сопровождении. Не сочтите за труд. Зайдите после визита в Администрацию Региона в Региональный Штаб…

Александру очень захотелось «врезать» в довольно ухмыляющуюся физиономию Начальника Службы Безопасности – ему только «сопровождения» не хватало, – но он только вежливо улыбнулся: «Вы очень любезны»

– Да, и загляните всё-таки к старушке Галочке – сказал Начальник Службы Безопасности, когда Александр был уже у самой двери. – У Вас до встречи в Администрации ещё почти два часа…

«Ведьма»

К «Галочке» действительно, надо было зайти. Не хотелось, но надо. А то и впрямь возомнит, что он её боится. Конечно, ему было глубоко плевать, что о нём думали и как ему «перемывали кости» здесь, в «Обезьяннике», Корпорации и Сити. Но он был уверен, что с кем с кем, а с «Ведьмой» ему ещё придётся столкнуться не раз и в самых неожиданных, может быть, очень неприятных обстоятельствах. И он не хотел ей давать какое-то ощущение её преимущества, пусть даже реально мнимого, но на преодоление которого потребуются дополнительные усилия и, главное, время, пусть какие-то доли секунды – часто и они решают многое.

У этой, так сказать женщины, конечно, было нормальное имя – Галина, как там «по батюшке»? Неважно, потому, что она предпочитала, чтобы все её называли Гэйл. И только «Микки», полагая, что он так шутит, называл её «Галочкой». Ещё её так называл предыдущий Глава Регионального Управления Корпорации (и «Микки», очевидно, от него перенял эту манеру, «тонко намекая» на какие-то известные ему общие страницы их биографий), но делал это только в самом узком кругу своих, публично же обращался к ней так, как она того хотела. Александр непроизвольно «про себя» назвал её «Ведьмой» в первое же мгновение, когда увидел её вживую.

К этому моменту он уже довольно много знал о ней. Его заранее перед первым приездом сюда предупредили, чтобы он общался с этой женщиной с особой осмотрительностью. Он неплохо изучил ею биографию. Ощущения было пакостное. Но какое-то отстранённое. И он её тогда никак сам для себя не именовал. Это имя само возникло у него в мозгу, как только он её увидел. Не только из-за мощнейшего «оргонного поля», которое он ощутил безо всяких датчиков экстим-защиты, но и из-за выплывшего из глубин детских воспоминаний образа классической сказочной ведьмы: уродливой старухи, принявшей облик соблазнительной красавицы. Перед ним была внешне очень эффектная женщина: идеальная фигура, красиво вылепленное лицо и всё такое. Но перед его внутренним взором маячили фотографии её далёкой юности…

«Ведьма» была всего на несколько лет старше его отца. И из местных. Но отец её лично не знал. Когда Александр спросил его о ней, он криво усмехнулся: «Она была, как я понял, из „мажоров“, причём из отпетых, напрочь повёрнутая на „светскую жизнь“. Некоторые из этих „для разнообразия“ иногда заваливали на рокерские тусняки, но она, видимо, никогда так не делала. Я с ней вживую никогда не пересекался».

В детстве и юности она была очень некрасива. Очень… и это даже мягко сказано. Лет до двенадцати её родители – богатые, влиятельные люди, – пытались это компенсировать дорогими нарядами, вычурными причёсками, косметикой, которой она начала пользоваться чуть ли не с шести лет, и, главное, постоянными разговорами, «какая она красавица». Естественно, что в результате получилась капризная самовлюблённая девчонка. Очень агрессивная, злая и подлая, потому что всем, кто не хотел признавать её «красоту» и «дразнился», она считала своим долгом жестоко отомстить: впивалась ногтями в лицо, кусалась, но главное ябедничала, причём, не за то, что её дразнили, а выведывала какую-то тайну или слабость обидчика и тогда уже ябедничала. Понятное дело, ко второму классу с ней почти «никто не водился», кроме четырёх-пяти подружек, одни из которые просто завидовали её нарядам и игрушкам, а других, слабовольных, она, видимо просто подчинила себе (применяя – тогда бессознательно, – свой природный дар), превратив в постоянный, вечно подхалимничающий, эскорт.

Но пришло время, когда ей стали нравиться мальчики. А им она совсем не нравилась. Она стала регулярно посещать дорогие клубы, домашние вечеринки в богатых особняках. Чуть ли ни каждую неделю сама устраивала вечеринки в большом загородном доме – по сути поместье, – который родители отдали ей фактически в полное распоряжение, переживая о том, «чтобы девочка устроила свою личную жизнь». Но «личная жизнь» всё не складывалась. Даже самые её ближайшие «подружки» на всех этих «клубных тусняках» и «вечеринках для избранных» лишь очень короткое время в самом начале «тёрлись» рядом с ней, но вскоре находили более приятных партнёров для продолжения вечера. А она, всеми забытая, сидела где-нибудь в углу, одинокая, накапливающая обиду и злобу. Даже в собственном доме через полчаса после начала вечеринки её уже никто не замечал. И она бродила как собственное приведение в своём собственном доме.

В четырнадцать-шестнадцать лет все её подружки вели «регулярную половую жизнь», имели «своих парней», а многие не раз их уже поменяли. А она всё оставалась девственницей. Она им завидовала и – как многие перед «первым разом», – боялась. Но самое главное никак не могла придумать, «как это сделать».

Всё, как часто бывает, решил случай.

Один из самых крутых местных мачо на вечеринке в её доме, нюхнув в очередной раз кокса, «на спор» решил её «трахнуть». В этих вопросах мачо был «человек слова». Ей сразу понравилось. Но, главное, понравилось и ему. «Страшная, но темпераментная, – сказал мачо своим дружбанам, после того, как выиграл спор. – Если под кайфом и в темноте, то она очень даже ничего». Трое приятелей мачо тут же решили это проверить. И это ей понравилось ещё больше…

Скоро она стала отбивать парней у своих «подруг». Как только какой-то выбранный ею в жертвы парень доходил до определённой стадии кайфа, она начинала его самым бесстыдным образом «охмурять» и они на это «охмурение» легко поддавались, потому что «слава о ней уже пошла». «Подружки» первое время пытались «выяснять с ней отношения». Но тут уж она давала выход накопившейся в ней злобе. Кое-кому из них даже потребовались небольшие косметические операции. Её все стали называть «стервой», но том круге, где главным достоинством считалось умение получить желанное удовольствие любым способом, это было одной из высших форм признания. Она стала одна из самых заметных фигур в своём круге. Тем более, что к тому времени, используя все тогдашние возможности – силикон, ботокс и всё такое, – смогла заметно улучшить свои «внешние данные». В сумраке клубов и «укромных уголков» загородных домов она выглядела почти привлекательно.

В угаре этих вечеринок она даже не заметила как родители «впихнули» её в мединститут (всего за несколько лет до его расформирования: такова была семейная традиция, её родители работали в медицинском бизнесе и у них там «всё было схвачено»). И там она почувствовала, что её круг – это «не то». Знала то она это давно, но здесь ясно почувствовала. Самые «шикарные» из её сокурсниц с холодной вежливостью отвергали все приглашения на её вечеринки. А на свои, не смотря на её откровенные напрашивания, даже и не думали приглашать.

Но однажды её всё-таки пригласили: вечеринка получалась какая-то уж слишком не многолюдная, как-то сразу несколько компаний сорвалось в разные экзотические путешествия. Она опять почувствовала острые обиду и унижение. Тем более острые, что уже успела пережить хоть какой, но «успех», намёк на которые здесь вызывал только насмешки. Но она все равно неистово стремилась опять попасть на такую вечеринку. И её все чаще стали приглашать. Смысл этих вечеринок – продемонстрировать превосходство и вызвать зависть. А она была идеальным объектом для этого. Остервенело завидовала и с улыбкой сносила все обиды и унижения, даже когда в лицо – как правило, представляя новым парням, – её называли «квазимодшей» и «институтской потаскушкой». Она всё терпела, уверенная, что «ещё отыграется».

Окончание института поначалу мало что изменило. Родители купили ей лицензию терапевта в одном из самых престижных районов Города и всё, что к ней полагалось: офис (где она почти не появлялась), приёмная и лечебный кабинет (которые, кажется, так и не увидели ни одного пациента) и, главное, специальные компьютерные программы. К тому времени профессия традиционного врача – особенно так называемых «участковых терапевтов», – выродилась окончательно. Больной или человек, считавшие себя таковым, усаживался у компьютера, подключался к «своему врачу» (на самом деле к его компьютеру) рассказывал свои жалобы, системы датчиков, которыми давно уже были снабжены все PC, снимали необходимые показания: температура, давление, состав крови, вид глазной роговицы и тому подобное, – всё это предавалось в компьютер врача, программа ставила диагноз, выписывала рецепт, необходимые предписания и всё это тут же распечатывалось на принтере пациента. Функция «врача» сводилась к получению гонорара.

Гонорары она получала не малые, потому что её пациенты были очень состоятельными людьми, а программа услужливо выбирала из тысяч, в общем-то, одинаковых, с одним набором действующих активных элементов, препаратов самые дорогие нескольких раскрученных брендов, отстёгивающих ей приличный процент с продаж. Но это не придавало ей «веса» в «свете». Она продолжала там ходить в золушках, у которой никак не получается стать принцессой. Она могла устроить – и устраивала, – почти такие же по размаху и «шику» приёмы, но на них почти никто из её «светских» подруг не приходил. Разве что одна-две из очень «сердобольных» «заскочат на пару минут». Да и «сердобольность» эта диктовалась исключительно желанием подсмотреть что-нибудь, над чем можно было потом поиздеваться у себя «в свете».

Но тут подвернулся случай, который разом всё круто изменил. В Городе решила открыть свой филиал одна очень влиятельная и престижная в то время международная сеть лечебно-оздоровительных центров. Эти центры – использующие тогдашние новейшие достижения медицины, – были очень дорогими. Их услугами мог себе позволить пользоваться только очень узкий круг сверх богатых и сверх влиятельных людей – vip’ы из vip’ов. Центры первыми стали завлекать тех, у кого «всё есть», тем, что сами они никак не могли себе обеспечить – обещанием «вечной молодости» и «почти вечной жизни». «Галочка» решила во что бы то ни стало поступить на работу в этот Центр. Но её родители, как оказалась, ничем не могли ей в этот раз помочь – это был совершенно не «их уровень»: сеть этих центров патронировалась людьми из федерального правительства. Она отправила резюме на общих основаниях. Сдала тест ДНК. Прошла серию долгих изнурительных психофизиологических тестов. И очень долго ждала ответа, потому что поданные резюме были чистой формальностью, решающими были результаты психофизиологических тестов. А резюме были поданы тысячи… Она уже почти смерилась с тем, что в это раз у неё ничего не вышло, когда вдруг, – почти через три месяца, – ей пришло официальное извещение, что её приняли на работу в Центр. И не просто приняли, а на должность заместителя Гендиректора – «директором по общим вопросам» (интересно, если бы она знала почему, благодаря каким её качествам, которые выявили тесты, её приняли, и знай, чем ей придётся заниматься в Центре, и чем заплатить – она всё равно согласилась бы на эту работу? … Наверняка, согласилась, не задумываясь).

Новая должность открыла ей путь «в высший круг» местной «элиты». Эти высокопоставленные, потерявшие счёт деньгам старцы и старухи, давно уже никому и ни во что не верившие, оказалось, верили в одну мечту – вечную жизнь лично для них. К руководству Центра они относились, если не с явным заискиванием, то с подчёркнутой почтительностью. К тому же «Галочка» сразу же в качестве немаловажной «омолаживающей процедуры» стала предлагать свои сексуальные услуги.

Не прошло и месяца, как один из её «пациентов» пригласил «Галочку» на свой закрытый приём для самых избранных. Вскоре такие предложения посыпались один за другим. – Она вошла в круг «самых-самых». Тут уж она отыгралась на своих «подружках», которых совсем недавно воспринимала как не досягаемых «светских львиц». Она периодически заезжала на приёмы и вечеринки то к одной, то к другой. Всего на несколько минут. «Проезжала мимо – дай, думаю, загляну к старой подружке.» Брала в руки бокал какого-нибудь напитка, несколько минут прогуливалась среди гостей с «обворожительной» и одновременно надменно-презрительной улыбкой (попробуйте суметь так улыбнуться, – не каждому дано) и, так не притронувшись к бокалу («подают всякую бурду»), говорила, что, к сожалению, не может побыть больше, потому что её ждут – тут она называла какую-нибудь фамилию из местных «небожителей», – и, прихватив пару альфонсов «самых любимых подруг», удалялась. В след ей неслось беззвучное: «Стерва!!!», – и волны ненависти и злобы. И она с наслаждением всё это впитывала.

Всё закончилось также неожиданно, как и началось. Это было года за два до Войны. Ситуация в стране начала очевидным образом дестабилизироваться. Как обычно в таких случаях, на верху стали делать какие-то судорожные движения. Одной из очень опосредованных жертв этих «движений» стала эта самая сеть лечебно-оздоровительных центров. Вдруг выяснилось, что для трансплантации – а это была одна из главных «оздоровительных методик», – в Центрах использовали органы сомнительного происхождения. По всей стране прокатилась волна судебных процессов. В Городе «козлом отпущения» (точнее, «козой») выставили «Галочку». Оказалась, что главной задачей «директора по общим вопросам» было беспроблемное обеспечение Центра необходимыми внутренними органами. Она успешно решала эту задачу, не очень церемонясь со средствами, которыми это достигалось. На суде она гордо и мужественно взяла всю вину на себя. Наверное, в таком ей поведении кроме не покидавшей её уверенности, что всё это временно, и она ещё «своё возьмёт», большую роль сыграли и какие-то тайные обещания, и гарантии, которые ей посулили. Она стала единственной из руководства Центра – помимо пары десятка рядовых исполнителей, – которой «дали срок», и очень приличный.

Но уже через год с небольшим началась Война. Несколько лет беспредела и бардака. А затем – совсем другая страна. Новые суды, новые тюрьмы… Когда и как она оказалась на свободе никто не знал. Но после того, как «пыль улеглась» и появилась Корпорация «первого разлива», рядом с ней появился Лечебно-оздоровительный Центр, а его полной хозяйкой оказалась «Галочка». Занимался Центр всё тем же и его пациентами были всё те же. Только хлопот теперь у «Галочки» было меньше. За «законностью и порядком» строго следили лишь на территории Корпорации, чуть менее строго в Сити, кое-как в некоторых районах Города… На то, что творилось на его обширных окраинах, а тем более за ними – всем было наплевать.

Первым делом «Галочка» создала в своём Центре «Аквариум» – стерильный закрытый бокс, где «холили и лелеяли» несколько десятков потенциальных доноров с наиболее часто требуемыми биологическими параметрами. Но если вдруг поступал пациент, для которого не находился в «Аквариуме» идеально подходящий донор (а ведь «фирма гарантирует качество», «Галочка» очень заботилась о свой «деловой репутации»), – для этого случая было несколько спец-бригад. Мобильная экспресс лаборатория, бронированный зарешетчатый автобус и четыре-пять бронированных джипов с молодцами из «охраны» Центра. Они тут же направлялись в «поисковые рейды». Начиная с окраин города, бесцеремонно врывались в дома, останавливали машины…, – хватали самых молодых и здоровых, засовывали в экпресс-лабораторию, если человек «подходил» – бросали в автобус. Набитые таким образом автобусы наперегонки неслись в Центр. Здесь проводили боле глубокое обследование. «Счастливчик» шёл под нож, кой-кого отбирали для «Аквариума», остальных выбрасывали на улицу. И они даже не думали куда-либо жаловаться. Были счастливы, что остались живы.

Но она чрезмерно увлеклась этим своим занятием, приносившим ей колоссальный доход: органы доставались почти даром, а платили за них очень и очень дорого, – и упустила момент: трансплантация стала вчерашним днём. Набирали силу совсем другие методики: управление биохимическими реакциями и эндокринной системой, «ремонт» клеток… было уже немало примеров «выращивания» непосредственно в теле больного новой печени… Её Центр стал терять один за другим своих vip-пациентов. А скоро он совсем захирел. Какое-то время она сама – лично она, не Центр, – «держалась на плаву» благодаря участию в закрытых программах спецслужб – которые давно, наверное, ещё до Войны, заметили её «выдающиеся способности», – по моделированию «идеальных людей» и некоторых проектах Международного комитета «За свободу информации». Этот Комитет, полностью финансировавшийся Банком Корпорации через несколько карманных банков-посредников, был по сути мощной медийной компанией, пытающейся занять свою нишу в выдвигавшимся в то время на первый план бизнесе – манипулированию человеческим сознанием.

Но роль эксперта – пусть даже и авторитетного, ценимого и высокооплачиваемого, – была не для неё. Она какое-то время пыталась сама «что-нибудь придумать», но поскольку была не в состоянии понять и оценить, что происходило в тогдашних биологии, биохимии, биофизике и медицине, вляпалась в несколько бесперспективных проектов, на которые потратила почти всё своё накопленное немалое состояние. Особенно много она потеряла на закупке огромной – «по дешёвке», – партии «пластырь-докторов», хотя сколько-нибудь понимающему человеку уже тогда было очевидно, что эти лечебные комплексы давно устарели и интенсивно вытесняются лечебно-восстановительными нано-комплексами. Ей с трудом, используя всё своё влияние, удалось сбагрить эти «пластырь-докторы» под региональную программу развития здравоохранения.

Она поняла, что надо «всё начинать с нуля». Потратила остатки своих сбережений, проведя несколько месяцев в Goldtown’е, обхаживая своих бывших пациентов, и в вояжах по медицинским исследовательским центрам и компаниям. В конце концов у неё появился стоящий проект. Но он требовал немалых средств, которых у неё уже не было. Тут ей опять повезло. Начался Последний Пик Спроса. И Банк Корпорации нашёл возможным предоставить заём под её проект. Новый Центр поначалу вполне оправдывал надежды. Скоро долг по займу с процентами выкупил Комитет «За свободу информации» за сорок девять процентов акций Центра (они добивались, конечно, пятидесяти одного, но тут уж «Галочка» использовала все свои «резервы», чтобы не допустить этого). Её Центр вновь заполнился vip-пациентами и стал приносить огромную прибыль.

Но через несколько лет маятник удачи опять качнулся в другую сторону. Пик Спроса миновал. Корпорация стала хиреть и пустеть. Пустеть и хиреть стал и её Центр. Правда, наученная горьким опытом, она уже «держала нос по ветру» и быстро успела подстроиться. Теперь она занималась в основном перепродажей док-модов и body-model комплексов для служащих Корпорации и Сити, да устаревших лечебно-диагностических боксов, которые опять же по региональной программе развития здравоохранения устанавливались в контролируемых районах Города. Последним по-настоящему vip-пациентом был предыдущий Глава Регионального Управления Корпорации. Нынешние три-четыре десятки пациентов её Центра – недотёпы-отпрыски, которых сбагривали сюда последние годы из Goldtown’а в качестве заместителей Главы (а теперь – дожились, – и самого Главы) и верхушка регионального чиновничества, – были для «Галочки» шушерой, не достойной её внимания. Она никем из них лично не занималась, предоставив всю текущую работу сотрудникам Центра (а на деле мед-ботам). Сама она теперь занималась почти исключительно биоэнергетическими проектами по программам Стадиона, широко используя в качестве «экспериментального материала» и жителей Города, и население Сити, и рядовых сотрудников Корпорации (без их ведома, понятное дело).

Зато теперь она не без основания могла считать себя «первой леди» в здешнем «свете», так сказать «первой девкой на деревне». Правда, был ещё «первый парень» – «Микки». Они – «Галочка» и «Микки», – страшно ненавидя друг друга, соперничали за право считаться здесь «главным». При этом они, конечно, были «лучшими друзьями». За глаза же он именовал её не иначе как «стерва» (неразвитое воображение не позволяло придумать ему что-либо более оригинальное, да, по правде, и сложно было найти другое более точное определения, разве что, то прозвище, которое ей дал сам Александр). Она, конечно, была об этом осведомлена, но ей это прозвище нравилось. Зато он ужасно злился на те прозвища – «наш вахлачёк», «несравненный недотёпа» и прочее, – которыми за глаза она награждала его, и о которых он тоже прекрасно знал.

Правда, у «Микки» ещё была официальная жена. Была она раза в два старше его, хотя внешне всё выглядело наоборот. Она принадлежала к одному из самых влиятельных местных элитных кланов. Её родители давно были среди «вечно живущих». Сама она большую часть времени проводила в путешествиях по более привлекательным местам, заезжая сюда на пару недель раз-два в год «проведать своего благоверного». С ней «Ведьма» не могла соперничать, безропотно отдавая ей в дни её пребывания здесь роль «первой леди». А та её даже «не замечала». Ни разу не появилась ни на одном из её приёмов или вечеринок, несмотря на постоянные настойчивые приглашения, которые «Ведьма» передавал через «Микки». На своих же приёмах – на которые «Гейл» попадала по приглашениям «Микки», – эта «великосветская дама» полностью игнорировала её присутствие.

За эти обиды «Ведьма» потом отыгрывалась в течении всего оставшегося года на пакостях, которые она устраивала «Микки», и на постоянных обсуждениях «чопорности и занудства» приёмов «этой всемирной шлюхи». Главное «занудство» заключалось в том, что эта великосветская дама полностью игнорировала местную традицию, которая появилась ещё во время Войны, – завершать все приёмы и вечеринки соревнованиями по спортивному сексу. Лучше «Ведьмы» – по изощрённой изобретательности, – их никто не проводил. С ней в этом плане могли соперничать только «мальчишники», которые любил проводить «последний из могикан» – предыдущий Глава Регионального Управления Корпорации. Впрочем, без её «организационной помощи» они тоже не обходились. Она была единственной женщиной – не считая завлекаемых туда жертв, – принимавшей участие в этом «мужском развлечении», которое давно приобрело черты какого-то остервенелого извращённого жертвоприношения… О них лучше было сейчас даже не думать. Одно упоминание об этих «мальчишниках» поднимало в душе Александра такую волну ужаса, отвращения, ярости… Требовались немалые усилия, чтобы вернуть себе собранность и холодный чётко работающий ум.

Поначалу «Ведьма» не приняла Александра всерьёз. Их первое знакомство состоялось в кабинете Главы Регионального Управления Корпорации, к которому он пришёл с обязательным визитом вежливости. Этикет члена Совета обязывал. Она «забежала по срочному делу», тут же с извинениями ретировалась («Я, кажется, не вовремя»), но перед уходом успела – без особого энтузиазма, – пригласить его. Он – куда деваться, – вежливо принял приглашение. Она назначила время.

Как человек ценящий своё и чужое время, но и деликатный, Александр вошёл в кабинет «Ведьмы» ровно на одну минуту позже назначенного ею часа.

Когда он вошёл, от большого стола для совещаний отскочил какой-то парень, видимо, один из сотрудников Центра. Поспешно автоматически застегнувшаяся ширинка не успела спрятать его член, находящийся в боевом положении. Он стремглав вылетел в приёмную так и не успев привести себя в порядок. «Ведьма» продолжала сидеть на столе лишь слегка одёрнув юбку и даже не думая приводить в порядок свою расстёгнутую блузку. Она молча зазывно-выжидательно смотрела на Александра…

– Мне, наверное, лучше подождать несколько минут, чтобы Вы могли привести себя в порядок, – сказал Александр и вернулся в приёмную

Когда он опять вошёл в кабинет, «Ведьма» уже сидела в своём рабочем кресле и усилено изображала смущение.