Текст книги "Мечтатель"

В Москве у стольника было несколько людишек, доносивших ему о том, что делается в стольном граде. Обнадеживало то, что Софья с Василием Голицыным и Шакловитый, похоже, растерялись после бегства Петра в Троицу и сами не знали, что предпринять. Но плохо было то, что стрелецкие полки пока еще были за царевну, в Троицу их начальники не пошли и выполнять указ царя Петра не спешили, тем более что Софья им строго-настрого, под страхом смерти запретила покидать Москву.

В монастыре же Борис Голицын – горячая голова, терзаясь от безделья, все время подбивал царицу с братом и молодого царя на всякие дерзкие действия, но этим только еще больше их напугал. Он ежедневно писал и засылал в Москву воззвания к стрелецким полкам переходить на сторону Петра Алексеевича, а теперь и вовсе предложил именем царя Петра созвать к Троице дворянское ополчение. Тут, конечно, он был прав: соберется у Троицы войско, увидят на Москве, за кем сила, да и переметнутся все на сторону законного царя. Только Софья тоже сидеть сложа руки не будет, ведь сама она именем царя Ивана тоже может созвать поместное войско, и тогда еще неизвестно, за кем больше силы будет, да и смута поднимется похлеще, чем при Лжедмитрии. Насилу отговорил полковник отчаянного пьяницу.

Так прошло десять дней, и вдруг полковника как будто озарило. Проходя по монастырскому двору мимо Духовской церкви, он увидел, как из храма после службы выходят стрельцы его полка (сам он под предлогом «многих трудов» службы не стоял), на их лицах еще оставалось выражение благостной торжественности, они вздыхали, крестились и медленно расходились на посты. «А ведь верно, – подумал начальник полка, – ежели церковь будет за царя Петра, то тут уж хочешь не хочешь, а придется ему подчиниться. Кто супротив святых отцов пойдет?»

Повеселев, полковник велел разыскать и сей час привести к нему десятника Михайлу Шилкина. Среди десятников Стремянного полка Мишка слыл самым нерадивым, за что и приклеилось к нему прозвище Трутень, но в то же время парень он был смышленый, хитрый и считался полковничьим любимцем. На самом деле, полковой голова Трутня не любил, но если надо было выполнить приказание щекотливое, да еще извернуться так, чтобы все осталось шито-крыто, то лучшего исполнителя ему было не сыскать. Потому полковник, так-то суровый в делах службы, и спускал Трутню его нерадивость и лень.

Трутень не заставил себя ждать и тотчас явился к полковнику с выражением готовности к выполнению поручений на лице и ожиданием награды во взгляде. Невысокого роста юркий стрелец в заношенном кафтане и с чумазым лицом, что-то дожевывая, уставился на стольника, ожидая приказа.

– Скажи, Мишка, – начал полковник, – ежели я тебя в Москву с важным поручением пошлю, можешь ты незаметно в город пробраться?

Трутень изобразил на лице недоумение.

– Не велика хитрость, – ответил десятник.

– А ежели я тебя в палаты князя Голицына, что в Охотном ряду, отправлю, не заробеешь?

– Проберусь и к князю.

– Тогда слушай, что тебе сделать требуется, – полковник стал говорить вполголоса, – проберешься в Охотный ряд и скажешь там, что явился из Троицы к самому князю, а послан ты его племянником Борисом Голицыным. Если пытать будут, что тебе передать велено, говори, что сказать должен только самому князю. Если заупрямятся князевы люди, намекни, что, мол, в Троице замириться хотят, с тем и на помощь князя уповают. Когда предстанешь перед князем, скажи ему, что, мол, младший царь Петр враждовать с царевной Софьей не желает, только царица Наталья с братом Львом Кирилловичем его на ту вражду подбивают, а Борис Голицын тоже за мир. Скажешь, что в Троице настоятель также Петра мириться уговаривает, обещает именем церкви защитить его от царевненого гнева. Только Петр боится, что не простит ему Софья, а настоятеля она и слушать не станет, а вот если сам патриарх в Троицу явится, то его молодой царь точно послушает. Все запомнил?

– Запомнил, – кивнул Трутень, – а что мне дальше делать?

– Ничего. Как передашь, что я сказал, сразу уходи и схоронись на Москве так, чтобы тебя с неделю не видно и не слышно было. Здесь чтобы тоже духу твоего не было! Теперь ступай и скачи в Москву, не мешкая, чтобы завтра уже там был!

Трутень замялся и продолжал стоять перед полковником, переминаясь с ноги на ногу.

– Если сделаешь как надо, награжу щедро, на всю жизнь хватит! А если где сболтнешь о том, кто тебя послал и зачем, тогда берегись!

Десятник тут же исчез.

Уповал полковник на то, что патриарх, хоть в конфликты с Софьей не вступал и дворцовых склок сторонился, всегда благоволил Наталье Кирилловне и за возможность побыть примирителем ухватится. «Только бы он сюда, в Троицу, приехал, – мечтал полковой голова, – а тогда его уговорить можно в лавре остаться, а то и силой задержать. В это время по Москве надо слух распустить, что сам патриарх в Троицу к молодому царю уехал».

Теперь оставалось только ждать, ничего не предпринимая, но, видно, в сей день господь решил щедро наградить полковника умными мыслями. «Стрельцы в Москве покамест за Софью держатся – это пускай, но ведь в городе есть еще полки иноземного строя», – вспомнил начальник Стремянного полка.

На первый взгляд, рассчитывать на хорошо обученные и изрядно вооруженные полки иноземного строя троицким заговорщикам не приходилось. Офицерами там сплошь иноземцы, а все они в дворцовую смуту влезать не захотят. Все, кроме одного – командира Бутырского полка генерала Петра Ивановича Гордона. Генерал после смотра его полка царем Петром проникся к младшему государю симпатией, а уж сам Петр остался от Гордона и его полка в полном восторге. Это с одной стороны, а с другой – Василия Голицына командир Бутырского полка, наоборот, не любил. Шутка ли, его – заслуженного генерала, потомка древнего шотландского рода – князь прилюдно в прапорщики разжаловать грозился.

Пока ждали патриарха (вернее, ждал его только полковник, остальные обитатели Троицы о его возможном прибытии не догадывались), все преображенские затворники немного освоились в роли царской власти в изгнании и чувствовали себя более уверенно. Здесь-то полковник и убедил Нарышкиных и Бориса Голицына составить и подписать у Петра царскую грамоту с приказом иноземным полкам явиться к Троице для охраны государя от мятежников и одновременно написать письмо к Патрику Гордону, суля ему всякие милости за поддержку молодого царя.

Патриарх Иоаким прибыл в Троице-Сергиеву лавру с малой свитой и первое, что он увидел, была уверенная суета стрельцов и потешных рот, несших караульную службу внутри монастыря. Полковник постарался на славу: сразу было понятно, что сидят здесь Нарышкины крепко и силу свою знают.

Патриарх высказал свои увещевания о мире и согласии между царями, Софьей и вдовой царицей больше для вида и ожидаемо решил пока не торопиться обратно в Москву. Таким образом, расчет полковника полностью оправдался: теперь в Троице сидел не просто младший царь, а Царь и Патриарх.

Когда назавтра в Москве разнесся слух, что патриарх Иоаким тоже сидит в Троице, бояре, дворяне и стрельцы дрогнули и со всех ног, перегоняя друг друга, бросились в монастырь к царю Петру Алексеевичу.

Всех вновь прибывших в лавре принимали ласково, ничем не попрекая.

Однако вскоре вернулся прятавшийся в Москве десятник Мишка Трутень и принес новые вести. Полковничьи люди доносили, что сама Софья с малой свитой отправилась в Троицу к младшему царю. Тут командир Стремянного полка не на шутку перепугался. Вдруг Наталья Кирилловна да Петр с Софьей договорятся. «Эдак, чего доброго, поймут Нарышкины, что заговора против Петра и не было, – ужаснулся полковник, – а Федька Шакловитый наверняка захочет дознаться, кто Нарышкиных на заговор подбил. Тогда беда!» Не сносить головы командиру Стремянного полка.

Надо было любой ценой остановить Софью. Полковник побежал ко Льву Кирилловичу и наплел с три короба, что царевна-де идет к Троице со стрелецкими полками, и если допустить ее в лавру, сидящие здесь стрельцы могут взбунтоваться, а тогда все пропало. Испугавшись, брат царицы побежал к Наталье Кирилловне и выложил ей то, что внушил ему полковник. Он быстро уговорил царицу остановить Софью по дороге, заявив, что разговаривать с ней царь Петр не желает, и вынудить ее вернуться назад в Москву.

Сам голова Стремянного полка с двумя полуполковниками и сотней стрельцов перегородил дорогу экипажам Софьи. Подъехавшим верховым из числа людей царевны полковник грубо крикнул:

– Поворачивайте лошадей! Дальше хода нет!

– Знаешь ли ты, с кем говоришь? – заносчиво спросил богато одетый мужчина. – Сама государыня царевна Софья в Троицу к младшему царю едет!

– Никаких государынь я знать не знаю. Царь наш Петр Алексеевич велел назад поворачивать! Говорить с царевной он не желает!

Всадники, подъехав к возку царевны, о чем-то переговаривались. Стрелецкая сотня между тем построилась, положив пищали на сошки. Видя, что шутить царевы люди не будут, обоз царевны развернулся и поехал в сторону Москвы.

Отправив стрельцов обратно в Троицу, полковник специально отстал, чтобы никто не видел его вместе с Трутнем.

– Слушай, десятник, – сказал он Трутню, – сослужи-ка мне еще одну службу.

Трутень слушал молча, вроде почтительно, но с пониманием собственной значимости.

– Отнесешь грамоту царскую и письмо в немецкую слободу, – продолжал полковник.

– Можно, – как бы нехотя согласился десятник.

– Отдашь в руки генералу Гордону. Знаешь такого?

– Как не знать.

– После явишься в Троицу, только тихо, чтобы тебя никто не видел. Дашь мне знать, как договаривались, а я уж тебя награжу как следует – не пожалеешь.

Трутень, взяв царские бумаги, тут же исчез, как будто его и не было.

Исход стрелецких полков и прочего люда из Москвы меж тем прекратился; установилось шаткое равновесие. Часть стрелецких полков держалась за Софью, и дело, похоже, двигалось к гражданской войне.

В начале сентября все разрешилось и, на счастье, без кровопролития. В Троицу торжественно, с барабанным боем вступил Бутырский пехотный полк во главе с бравым генералом Патриком Гордоном. Тут уже все, кто еще сидел в Москве, двинулись на поклон к «законному государю», а стрельцы еще и схватили Шакловитого и привезли связанным в подарок молодому царю. Софья осталась одна; охранитель Василий Голицын отсиживался у себя в имении, уповая только на покровительство своего племянника Бориса Голицына.

Теперь полковник мог вздохнуть спокойно, но осталось еще одно дело. Одновременно с Бутырским полком в Троицу вернулся единственный человек, знавший о роли командира Стремянного полка в случившемся перевороте, – десятник Михайло Шилкин по прозвищу Трутень. Он, как и велел полковник, в монастыре не показывался, но со стен лавры стольник заметил в условленном месте на берегу протекавшей неподалеку речки дымок от костра. Как стемнело, полковник оделся неприметно, отцепил саблю и, засунув в левый рукав тонкий и острый, как бритва, кривой кинжал дамасской стали, отправился на встречу с Трутнем.

Вернулся полковник через два часа усталый и в перепачканном платье. Стар он стал для таких похождений, но ничего не поделаешь – тут надобно все самому сделать, чтобы ни одна живая душа ничего не узнала.

Теперь о славных, но тайных делах полковника никто не дознается. Царевну Софью без лишнего шума отправили в Новодевичий монастырь; Василий Голицын за царевну не вступился и вел себя тишайше. Шакловитый на допросах под пытками сознался в заговоре против царя Петра, а десятник Мишка Трутень уже ничего не мог рассказать, лежа на дне речки Кончуры с перерезанным горлом и камнем на шее.

Впрочем, и положение полковника при царе Петре сильно переменилось. До сих пор командир Стремянного полка был единственной надеждой и опорой Нарышкиных. К нему прислушивались, от него ждали совета. Теперь же в Троице-Сергиевом монастыре от количества военачальников разбегались глаза, и стольник оказался не у дел.

Смута закончилась, не успев начаться; Наталья Кирилловна торжествовала; Лев Кириллович с Борисом Голицыным в одночасье стали первыми людьми в государстве. Как из рога изобилия посыпались царские милости и суровые наказания. Каждому свое. О полковнике тоже не забыли: получил он в награду за верность по пяти аршин атласа, шелка и бархата.

– Да, Андрей Аркадьевич, – сняв трубку местного аппарата, ответил Илья.

Даже странно, что такое запоминающееся имя-отчество, да еще вкупе с совершенно водевильной фамилией Абрикосов, Илья так и не узнал в той своей, теперь уже прошлой жизни, когда он работал в ныне разгромленном региональном отделении страховой компании. Тогда Андрей Аркадьевич – неутомимый корсар корпоративных морей и океанов – приезжал из столичного офиса компании, где он занимал должность в совете директоров. Блестяще проведя операцию (не без помощи идей Ильи, вынутых им из собственных грез) по предотвращению тяжелых последствий головотяпства начальника регионального отделения, господин Абрикосов отбыл в столицу и больше не появлялся, не проявляя больше к судьбе отделения и его сотрудников никакого интереса. И вот по прошествии года, после того как Илью с треском, но без особого скандала выперли из страховой, Андрей Аркадьевич неожиданно напомнил о себе. Он разыскал Илью и, предварительно узнав, что бывший начальник отдела Клёнов сейчас находится в активном поиске работы, предложил встретиться, намекнув, что у него есть к Илье хорошее предложение.

Предложение оказалось интересным, но довольно неожиданным. Андрей Аркадьевич, как оказалось, был профессиональным доверенным лицом довольно крупного инвестора, проявлявшего интерес к покупке акций не особенно успешных, но имеющих ценные активы предприятий из самых разных отраслей экономики. Акции приобретались небольшими пакетами с тем, чтобы войти своими людьми в управление компаний, а там, по ситуации: или вывести хорошие активы, или, если предприятие может прибыльно работать, перенаправить финансовые потоки в нужном направлении. Резидентом инвестора на таких предприятиях как раз и выступал Андрей Аркадьевич. Сейчас он занял пост заместителя директора старого завода еще советской эпохи с соответствующим багажом в виде вороха проблем, обветшавшего имущества и старого руководства, выковырять которое из предприятия оказалось не так-то просто.

Союзников внутри завода у Андрея Аркадьевича не было, и он, вспомнив о способном молодом человеке из страховой компании, где он некогда работал, предложил ему поучаствовать в нелегком деле поглощения предприятия.

Пригласив Илью, его покровитель дал ему месяц (максимум два) на то, чтобы ознакомиться с положением дел на предприятии и придумать какой-нибудь неожиданный ход для сохранения инвестиций. Для Ильи это предложение оказалось манной небесной, так как семейные тучи над его головой сильно сгустились. Жена Светлана, привыкнув в последнее время к относительно обеспеченному существованию, поначалу отнеслась к тому, что супруг оказался временно неработающим, спокойно, поскольку в семье остались кое-какие сбережения. Однако по мере истощения денежных запасов семейные перепалки по поводу безделья Ильи участились. Пару раз Светлана, забрав ребенка, демонстративно отбывала на жительство в квартиру своих родителей, но этот инструмент воздействия на супруга результатов не принес, поскольку мама жены старалась в конфликты не вмешиваться, а тесть Павел Богданович после их совместной с Ильей работы в страховой компании стал относиться к зятю с неким страхом, почти что суеверным. Так что из родительского дома Светлану быстро выпроваживали назад к мужу, и, вернувшись раздосадованной, она с новой силой принималась за воспитание Ильи.

Вообще же существование без постоянных трудовых обязанностей, если не брать в расчет семейные конфликты, Илье нравилось чрезвычайно. Семейные заботы его не сильно тяготили, поскольку, по мнению жены, доверить ему ребенка, хозяйство и другие ответственные вещи было никак нельзя. Так что Илья с радостью отдался любимому развлечению: углубился в дальнейшее изучение истории и в основном пребывал на границе собственного сознания и грез, навеянных историческими трудами.

Итак, Илья, переговорив с Андреем Аркадьевичем, увидел в его предложении возможность совместить несовместимое – примирить семейные отношения с собственными увлечениями. Теперь помощник нового заместителя директора завода, несколько стыдясь своего двусмысленного положения и комичной должности, каждый день под подозрительные взгляды пожилого менеджмента советской закалки являлся в небольшой кабинет административного здания завода и изучал «положение дел».

А положение дел для инвестора и его ставленника – господина Абрикосова – было незавидным. Право собственности на заводское имущество было довольно сильно размыто: часть акций принадлежала инвестору, остальные – трудовому коллективу, но далеко не в равных долях. Большая часть акций трудового коллектива, изначально принадлежавших всем работникам, оказалась со временем в руках сотрудников, находившихся на руководящих должностях – от директора до начальника отдела кадров. Вот эта «старая гвардия» и сосредоточила управление предприятием в своих руках. Ни у инвестора, ни у руководства завода контрольного пакета не было; остальные акции оставались на руках у многочисленных работников завода.

Изначально инвестор, выкупив часть акций (значительную, но не решающую), предполагал через внедренного в руководство предприятия Андрея Аркадьевича потихоньку скупить акции у рядовых сотрудников завода и так набрать контрольный пакет. После этого Абрикосов должен был сместить руководство завода и потихоньку реализовать принадлежащие предприятию здания, а главное, земельный участок под ними, который хоть и не представлял производственного интереса, но находился в историческом центре города.

Однако несмотря на свою простоту, план, обычно срабатывающий в подобных обстоятельствах, в этом случае дал сбой. Прежде всего работники, у которых остались акции (как правило, очень незначительное количество), или не хотели их продавать, или требовали непомерно высокую цену, а у тех работников, кто готов был продать акции по разумной стоимости, их уже выкупили вовремя подсуетившиеся люди из нынешнего руководства.

Кроме того, распродать недвижимое имущество завода тоже было непросто. Запутанный и взаимосвязанный имущественный комплекс предприятия включал в себя также часть городской инфраструктуры в виде котельной и инженерных сетей, обеспечивающих в том числе жизнедеятельность близлежащих жилых домов. Остановить работу инженерных служб завода было все равно что создать локальный техногенный коллапс в довольно большой части городского жилья. Ныне действующее руководство завода весьма умело пользовалось этой особенностью и всячески пугало городские власти страшными рассказами о «приходе новых хозяев», которых «ничего, кроме денег, не интересует» и которые «все развалят» и «оставят людей без работы, а жителей – без тепла и воды».

Андрей Аркадьевич трудностей не устрашился и ринулся в атаку, привлекая самые разнообразные рычаги воздействия на руководство вожделенного завода, упирая на то, что он не какой-нибудь рейдер, а представитель собственника, причем на сегодняшний день самого крупного.

В итоге действующий директор вынужден был пойти на переговоры со столь крупным акционером и скрепя сердце согласился поделиться властью с Андреем Аркадьевичем, но только на словах. На деле же заместитель начальника получил доверенность практически с такими же полномочиями, что и у директора, но реальной власти он так и не добился. Все вопросы решались только директором, телефонные звонки и переговоры замыкались на директора, сотрудники выполняли указания директора, а бухгалтерия совершала финансовые операции только после директорских распоряжений. Андрей Аркадьевич оказался в изоляции, не хуже, чем в инфекционном отделении больницы, а работники заводоуправления под ревнивым надзором директора всячески старались избегать нового руководителя и его помощника Илью и под любым предлогом не давать им никакой информации.

Андрей Аркадьевич рвал и метал, но все было впустую, а Илья ждал озарения и пребывал в философско-спокойном расположении духа.

Месяц, отпущенный Абрикосовым, прошел, второй тоже подходил к концу, а идей, да и достоверной информации, у Ильи так и не появилось, но все же кое-какие сведения, благодаря своей наблюдательности, он приобрел. Оказалось, что не все сотрудники завода пребывают в восторге от своего директора и от замшелого стиля его руководства, если не сказать больше. Многие, в основном молодежь (как ни странно, имелись и такие), были бы не прочь увидеть перемены, тем более что платили на заводе немного, и перспектив карьерного роста тоже, в общем-то, не было.

Ахиллесовой пятой действующего директора являлась даже не привычка к архаичным методам хозяйствования и не упование на старые кадры пенсионного возраста, а уверенность в том, что источником власти и единственным центром управления предприятием является его кабинет на верхнем этаже здания заводоуправления. Удивительно, но убеленный сединами и опытный в номенклатурных перипетиях руководитель искренне считал, что пока он сидит здесь, в директорском кресле, и держит в своих руках телефонную связь со службами завода и с внешним миром, он всесилен, а его власть нерушима.

После появления в заводоуправлении Андрея Аркадьевича директор выделил своему новому заму кабинет у себя под боком, чтобы был на виду, а сам, догадываясь о собственной избыточности на предприятии, решил пресечь возможные попытки своего отстранения от руководства, усилив охрану. Административное здание завода превратилось в осажденную крепость со штабом обороны в директорском кабинете, а на первый план вышел заместитель по безопасности – бывший и когда-то давно достаточно высокопоставленный сотрудник правоохранительных органов, носивший крупные звезды на погонах, видимо, еще при Дзержинском.

Неохраняемыми и избежавшими камер наблюдения остались только туалеты, курилка и столовая, и Илья, хоть и не курил, регулярно посещал эти заведения, поскольку поговорить, не вызывая подозрений, с приятелями, которых он завел среди заводской молодежи, можно было только в этих трех местах.

Самым странным, а потому интересным, из молодых специалистов на предприятии был системный администратор по имени Иван. Он был невысок, полноват, с копной рыжих нестриженных волос на голове и редкой козлиной бородкой того же красноватого оттенка на пухлом щекастом лице. Иван круглый год ходил по улице в шортах, даже в мороз его ноги были оголены; он всегда был сосредоточенным и серьезным, что при его внешнем виде выглядело довольно комично. Довершали картину многочисленные металлические украшения в самых неожиданных частях тела системного администратора.

Пожилые тетушки из бухгалтерии и планового отдела – основные потребители его профессиональных навыков, цепенели с открытыми ртами, когда Иван во всей своей красе входил в их кабинеты и, насупясь, задавал единственный вопрос, на который работницы таблиц и цифр могли связно ответить – что случилось с их компьютером? Несмотря на ментальный конфликт с большей частью заводских старожилов и с нынешним руководством, Ивана держали на работе и закрывали глаза на его странности. Происходило это по двум причинам: во-первых, он был хорошим специалистом и в одиночку содержал компьютерное хозяйство завода в довольно приличном состоянии; во-вторых, Иван был единственным представителем его профессии, который был готов работать за ту зарплату, которую мог предложить завод системному администратору.

Сегодня Илья, до этого долго присматривающийся к Ивану, решил, наконец, рискнуть заговорить с ним на довольно скользкую тему. До этого разговор несколько дней откладывался – Иван трудился на другой площадке предприятия, где базировались хозяйственные службы, плановый отдел и бухгалтерия. Дождавшись, пока появившийся в заводоуправлении Иван отправится в столовую, Илья поспешил за ним и, подсев за столик к сисадмину, предложил ему пообедать, разумеется, за счет Ильи.

Иван, бывший постоянно на мели, со своим обычным мрачно-сосредоточенным видом сидел над столовским пирожком и стаканом компота. Для Ильи, да и не только для него, оставалось загадкой, куда деваются деньги у необремененного семьей, родственниками и каким бы то ни было имуществом человека.

Когда на не слишком чистом столе появились салаты, две порции борща и гречка с котлетами, Илья перешел к давно задуманной беседе.

– Ваня, скажи, пожалуйста, когда ты, наконец, мой комп подключишь? – вкрадчиво поинтересовался Илья. – Я до сих пор не в сети.

– Извини, друг, – ответил Иван, дожевывая салат, – времени нет совсем. Видишь, тут директор меня припахал по-черному. Взбрело ему в голову сервер заводской со второй площадки сюда в управление перенести.

– Зачем это вдруг?

– После того как твой шеф здесь появился, наш со страха крышей совсем поехал. Перенеси, говорит, сервер со всеми базами данных сюда – в заводоуправление. Это, наверно, ему его безопасник Федорович посоветовал – Шерлок Холмс хренов.

– Ну а ты что? Перенес?

– Да я ему сто раз говорил, что это вообще бесполезно, от слова совсем! – увлекшись, Иван говорил уже достаточно громко. – Какая разница, где эти базы физически находятся? Если он уж так хочет – пожалуйста, могу сервер и на каком-нибудь компе здесь – в заводоуправлении организовать, а таскать туда-сюда железо необязательно. Нет же! Этот чекист престарелый напел директору, что надо сервер здесь под боком держать в закрытой комнате под сигнализацией. Цирк, да и только!

Илья оглянулся по сторонам; обеденный перерыв закончился, и сотрудников в столовой почти не осталось, но все же стоило соблюдать осторожность.

– А что, ты и вправду можешь сервер на любой площадке организовать? – вполголоса полюбопытствовал Илья.

– Да хоть в штате Калифорния, лишь бы «железо» нормальное было, – тоже сбавив тон, ответил экстравагантный системщик.

Илья задумался, пережевывая котлету.

– Ладно, – поднялся из-за стола уже проглотивший свой обед Иван, – пойду я. Мне еще комнату под серверную в этом здании искать.

– Слушай, а когда же ты меня все-таки к сети подключишь? – попытался было Илья вернуться к первоначальному вопросу, но тут внезапная мысль мелькнула в его голове, и он неожиданно предложил. – Ваня, так ты возьми под серверную мою каморку, где я сейчас обитаю. Она вроде бы для этого подходит.

– Подходить-то подходит, а где ты сам сидеть будешь?

– А меня можно будет в серверную на второй площадке пересадить. Она ведь теперь освободится.

– Ну ладно, попробую согласовать с директором, – в голосе системного администратора послышалось сомнение. – А тебе зачем это понадобилось? Ты же вроде от нового собственника в наблюдателях здесь сидишь?

– А я, Ваня, и с той площадки все, что мне надо, увижу. Ты ведь сам сказал, что даже из Калифорнии работать можно. Ты, родной, сделай, как я прошу, а уж мы с Андреем Аркадьевичем расстараемся: выпишем тебе премию хорошую – останешься доволен.

Иван снова сел за стол и внимательно посмотрел в глаза своему новому приятелю – тот попал в нужное русло: сисадмин в деньгах нуждался. Илья наклонился вплотную к голове сидящего напротив системного администратора и совсем тихо произнес еще несколько фраз. Тот на некоторое время оцепенел.

– Сделаю, – наконец согласился Иван.

– Вот и ладно, – быстро подытожил Илья, – еще, на всякий случай, напиши-ка мне требования к компу, на котором можно сервер организовать.

Иван достал записную книжку, написал несколько строк, вырвал исписанную страницу, молча протянул листок Илье и вышел из столовой.

Идея, внезапно возникшая у Ильи, была неясной и требовала осмысления, но додумывать было некогда. Он сразу же позвонил Андрею Аркадьевичу и попросил срочно встретиться. Видимо, голос у Ильи был особенным, потому что его шеф, не задав ни единого вопроса, тут же сказал, что выезжает и будет через час в облюбованном ими для переговоров кафе неподалеку от завода.

Когда Абрикосов стремительно вошел в кафе (все движения Андрея Аркадьевича были резкими и демонстрировали уверенность в себе), Илья уже сидел за столиком в углу заведения, и, несмотря на середину рабочего дня, перед ним уже стоял большой бокал с вином.

– Ну что там у тебя стряслось? – сходу, вместо приветствия спросил Андрей Аркадьевич у поджидавшего его Ильи.

– Идея у меня появилась, Андрей Аркадьевич! – торжественно сообщил Илья.

– Давно пора, а то я уже стал в тебе разочаровываться.

– Не спешите меня хоронить. Я тут подумал, что самое время собрание акционеров завода проводить и выбрать Вас директором.

– Мы же говорили уже об этом, – разочарованно сказал шеф, – нет у нас контрольного пакета. Нет, черт возьми! У директора и его болванчиков, правда, тоже нет, но большинство работников, у кого имеются акции, за него проголосуют.

– А вот это – не факт!

– Да факт, факт, как ни крути! Они, может, и недовольны этим маразматиком, но он держит власть на заводе, и голосовать против него работники побоятся, особенно кто постарше, а возрастных здесь много…

– Вот! – прервал Илья своего начальника, потирая руки. – Ключевой момент здесь – власть на заводе! Формально у Вас все полномочия есть, но директор здесь окопался и к рычагам управления Вас не допускает. Так?

– В том-то и дело, что так!

– А если центр управления заводом перенести в другое место? Тогда у работников появится альтернатива – к кому из начальников прибиться?

– Ну-ну, продолжай, – заинтересовался Андрей Аркадьевич.

– Вы тогда сможете сыграть в доброго-злого начальника, и люди к Вам потянутся. Сейчас важно – кто принимает решения, а не откуда он это делает. При современной технике руководить предприятием можно вообще из любого места, – Илья многозначительно замолчал.

– Давай дальше, не тяни! – нетерпеливо сказал шеф, уже начиная догадываться, к чему клонит его помощник.

– Мне намедни удалось уболтать системного администратора Ваню нам помочь. Не бесплатно, конечно, так что с Вас причитается.

– Выкладывай, вымогатель, что будем делать?

Через полчаса заговорщики покинули кафе и на машине Андрея Аркадьевича отправились на вторую площадку завода, чтобы провести разведку на местности.

По дороге обсудили детали операции. Приунывший в последние дни Абрикосов воспрял духом, и идеи так и сыпались из него одна за другой.

– Значит, я даю команду юристам инвестора созывать собрание акционеров, – решил Андрей Аркадьевич, когда план действий в общих чертах был готов.