Текст книги "Мечтатель"

Следующие дни прошли для Ильи как в тумане. Он, вооружившись написанным тещей списком, бегал по магазинам, скупая нужные и ненужные детские вещи, и с ужасом ждал, когда домой принесут маленькое орущее существо, грозившее разрушить его с трудом созданный в рамках семейной жизни относительно комфортный мир. Павел Богданович, как мог, помогал Илье в его трудах: ездил с ним по магазинам, двигал мебель в их квартире и вообще вел себя с зятем довольно дружелюбно. Перемена в отношениях с тестем, скорее всего, была связана не столько с радостью, вызванной появлением на свет сына и внука, сколько со сблизившей их общей бедой, свалившейся на региональное отделение страховой компании.

Призрак неминуемой расплаты за их махинации на работе дамокловым мечом висел и над Ильей, и над Павлом Богдановичем, однако ни один, ни другой за все время приготовлений к возвращению домой Светланы с ребенком не решались заговорить о терзающей их проблеме. Только когда Светлану выписали, наконец, из роддома, и по случаю прибавления в семействе дома у Ильи было устроено небольшое семейное торжество, Павел Богданович решился заговорить на волнующую их обоих тему.

Дождавшись паузы между тостами, тесть увел Илью в дальнюю комнату (благодаря своим нелегальным заработкам Илья по настоянию жены поменял квартиру на более просторную) и напрямую спросил у него о том, что несколько дней назад пытался осторожно выведать Виктор Викторович.

– Скажи, Илюха, можешь через свои связи выйти на столичное руководство? – с надеждой глядя на зятя, спросил он. – Чтобы они вопрос замяли по-тихому.

– Увы, Павел Богданович, – вздохнул Илья и на всякий случай добавил, – наша проверка идет по команде с самого верха – мой человек ничего сделать не сможет.

– Плохо дело, – покачал головой тесть, – но есть у нас с Викторовичем одна задумка. Может быть, сработает.

Илья с энтузиазмом хватающегося за соломинку уставился на Павла Богдановича; тот, между тем перейдя на заговорщицкий тон, стал развивать свою мысль:

– У меня в столичном офисе имеется старый знакомый – сослуживец бывший. Он там не на первых ролях, а так – среднее звено, но донести нашу позицию до высшего руководство может.

– Это неплохо, конечно, но какую позицию доносить-то будем? – спросил Илья.

– Вот тут ты смотришь в самый корень. Позиция наша должна не только объяснить все наши безобразия, но и доказать, что мы тут не виноваты. В идеале, конечно, свалить все косяки на кого-нибудь другого. Мы с шефом и так, и этак прикинули – кроме тебя, такую бумагу никто не составит, а ты у нас мастер, да и в курсе всех наших дел.

– Ничего себе! Ну и задачку вы поставили!

– А ты думал, будет легко? Привлеки свою помощницу Полину – она вроде девица толковая. Только смотри, чтобы она лишнего ничего не узнала.

– Надо подумать, – уклончиво пообещал Илья.

– Подумай, – согласился Павел Богданович, – только не затягивай. На следующей неделе я в столицу поеду. Позже уже нельзя – столичные ревизоры могут сюда нагрянуть, тогда пиши пропало.

Дверь в комнату приоткрылась; на пороге появилась Светлана.

– Что это вы тут секретничаете? – спросила она без особого, впрочем, любопытства. – Пора бы уже к гостям идти.

– Мы, доча, по работе поговорить должны, – мягко остановил Светлану Павел Богданович. – Дела важные. Ты иди к гостям, а мы скоро придем.

– Что это у вас за важные дела такие? – снисходительно поинтересовалась жена. – Я тоже послушать хочу.

– Ну-ка иди к гостям, я сказал! – рявкнул Павел Богданович.

Светлана отца побаивалась и спорить не стала. Состроив обиженно-презрительную мину, она вышла из комнаты, демонстративно, но не сильно хлопнув дверью.

– Ну, что скажешь? – спросил тесть Илью.

– Поскольку других идей нет, буду готовить бумагу. Чем черт не шутит, может, и сработает.

Вечером, когда гости разошлись, а маленький Клёнов мирно посапывал в детской кроватке, водруженной в их спальне, Светлана предсказуемо насела на Илью с категоричным требованием рассказать ей обо всех неприятностях, приключившихся в региональном отделении страховой компании. Илья сколько мог сопротивлялся, но в итоге выложил жене всю подноготную. Светлана, когда-то сама работавшая в этом отделении, тут же осознала масштаб проблемы и не на шутку перепугалась. Она, в отличие от прилично выпившего на празднике Ильи, никак не могла заснуть, тем более что новорожденный ребенок, как ему и положено, требовал кормежки каждые два-три часа. Под утро измученная Светлана разбудила Илью чуть свет и ядовитым голосом принялась отчитывать помятого с похмелья супруга:

– Так и знала, что ты обязательно в какое-нибудь дерьмо вляпаешься! Черт тебя принес в эту страховую! В этом гадюшнике все руководство – сплошные махинаторы. Вот зачем ты в их скользкие делишки полез? Теперь отвечай вместе с ними… – тут Светлана запнулась, вспомнив, что среди «махинаторов» затесался и её папаша, да и в страховую Илья попал по настоянию жены. – Тебе что, мало зарплаты было, что ли?

– Это тебе все время мало! – резанул Илья правду спросонья и тут же сильно пожалел об этом.

Светлана бушевала еще минут около десяти – больше ей не позволил ребенок, потребовавший очередную порцию пищи. Илья под это дело быстро слинял в ванну и, потихоньку одевшись, попробовал незаметно улизнуть на работу. Маневр, однако, не удался: Светлана успела-таки перед уходом Ильи проводить его еще одной порцией наставлений.

– Во всех ваших проблемах виноват этот старпёр – Виктор Викторович. Он директор, вот пусть за все и отвечает, – безапелляционно заявила она. – Свяжись со своим протеже в головном офисе и свали всё на директора. Может быть, он тебя из дерьма вытащит.

– Знаешь, что?! – возмутился Илья с неожиданно прорезавшимся чувством достоинства. – Вы все меня уже давно за человека не считаете, но уж до такого даже я не опущусь! Я тебе не тварь бессловесная! У меня еще кое-что от приличного человека осталось! – Светлана даже рот раскрыла от изумления: впервые муж заговорил с ней в таком тоне. – И вот еще что – запомни раз и навсегда – нет у меня никакого протеже в столичном офисе! Нет и никогда не было!

Илья рванул входную дверь и ринулся прочь из квартиры.

– Ой-ой! Надо же! Про порядочность мы вспомнили! – успела крикнуть ему вслед жена.

Следующие несколько дней Илья дневал и ночевал на работе. Сотрудники регионального филиала страховой компании только диву давались, глядя на не отличавшегося особым трудовым рвением начальника отдела лизинга. О затруднениях руководства из рядовых работников никто не знал, за исключением Полины, которая и сама круглые сутки пропадала на работе, помогая Илье. Вдвоем они готовили аналитическую записку, которая должна была лечь на стол руководителя головной компании и объяснить необъяснимое: как это так получилось, что деятельность регионального отделения пошла вразрез с интересами страховой компании. Полина собирала и готовила исходные данные, а начальник отдела лизинга сочинял текст.

Илью работа захватила, причем настолько, что он забыл обо всем на свете и даже не выпил ни капли алкоголя за все время составления аналитических материалов. Дома он появлялся поздно, а уходил чуть свет. Со Светланой он после своего бунта против семейного диктата не разговаривал, да и жена, зная от Павла Богдановича, что Илья занят важным делом, касающимся их дальнейшей судьбы, мужа не беспокоила.

Время шло; работа спорилась; аналитическая записка получалась дельной и убедительной. Вот только, к своему удивлению, Илья стал замечать, что помимо его воли текст записки все время сворачивает в сторону обвинений во всех грехах начальника регионального филиала, а вот себя самого и своего тестя он вовсю старается увести в сторону от скользких моментов. Совестливый автор как мог сопротивлялся такому направлению работы, впрочем, не очень-то успешно. В итоге к концу недели у него были готовы целых два варианта аналитической записки, похожих друг на друга в части изложения объективных данных, но совершенно разных с точки зрения субъективной роли руководства филиала страховой компании. Если в первом варианте неблаговидная ситуация, возникшая в филиале, описывалась, как сложившаяся в силу объективных обстоятельств, произошедших хотя и не без недосмотра руководства, но без его злого умысла, то во втором варианте все объяснялось злонамеренными махинациями Виктора Викторовича, допущенными на вверенном ему участке руководящей работы.

Илья убеждал себя, что оба варианта бумаги вполне могут послужить аргументом для того, чтобы им всем выйти сухими из непростой ситуации, но на самом деле он прекрасно понимал, что второй вариант намного убедительнее первого. Тем не менее все его нутро протестовало против столь вероломного по отношению к Виктору Викторовичу поступка, а вот липкий страх перед возмездием, занимавший все его мысли, подталкивал Илью к обратному. В итоге, так ничего и не решив, он сложил оба варианта аналитической записки в плотные пластиковые папочки: первый засунул в синюю, а второй – в желтую, и стал дожидаться судьбоносной поездки Павла Богдановича в головной офис.

Перед командировкой тестя в столицу Илья представил на рассмотрение Виктора Викторовича и Павла Богдановича плоды своей работы (разумеется, без того варианта, где он всех собак повесил на директора регионального филиала). Обоим опус Ильи очень понравился; они туда даже правок никаких не вставили, но высказали кучу пожеланий, которые Илья обещал учесть в доработанной версии аналитической записки.

Илья несколько успокоился и уже даже перестал думать о запасном варианте своего сочинения, решив положиться на удачу, но желтую папочку всё же пока не выбросил. Все было обговорено, решено и согласовано со знакомым Павла Богдановича, работающим в головной компании.

Накануне отъезда тестя в столицу состоялось еще одно важное и радостное событие, касающееся недавнего рождения сына – наверное, уже последнее в затянувшейся череде торжеств, на что очень надеялся счастливый, но уставший от всего этого отец. По настоянию Светланы и при полном одобрении Павла Богдановича ребенка решили крестить в церкви. Илья, на дух не переносивший бессмысленных, с его точки зрения, религиозных манипуляций, попытался было возражать, но его, как всегда, не послушали.

Стоял жаркий, хотя и ветреный июньский день, и в церкви, где собрались всевозможные родственники и, к счастью, на этот раз немногочисленные друзья семьи, было душно, дымно и неуютно. Сама церковь была не особо посещаемой, и по случаю буднего дня посторонних в ней практически не было. Илья, будучи в плохом настроении, стоял в храме мрачнее тучи, выбрав себе место потемнее и подальше от купели. Он тупо уставился на огонек горящей в его руке свечки и желал только одного: чтобы ритуал как можно быстрее закончился.

Между тем на страдающего папашу внимания никто не обращал, поскольку основное действо происходило около купели. Илья посмотрел туда, и в груди у него защемило. Его шеф – Виктор Викторович – держал на руках его ребенка и терпеливо ждал, когда священник приступит к обряду крещения. «Неужели тесть не мог найти кого-нибудь другого на роль крестного отца?» – с тоской подумал Илья. И вдруг он осознал, что думает о Викторе Викторовиче, уже как об обреченном на заклание, и сейчас смотрит на него с сожалением. Начальник, как будто услышав мысленные терзания Ильи, тоже посмотрел в его сторону.

Поймав глазами взгляд (ему показалось, что жалобный) Виктора Викторовича, Илья снова опустил глаза на свою свечку. И тут от жары, духоты, запаха ладана и свечной гари ему сделалось нехорошо. Илья, ощущая, что он «поплыл», судорожно дернул себя за воротник рубашки, силясь расстегнуть верхние пуговицы, и беспомощно посмотрел по сторонам. Место в храме он выбрал укромное, и рядом с ним никого не оказалось, так что и помощи попросить было не у кого. Только по правую руку от Ильи стоял какой-то крайне неопрятного вида мужчина. Этот человек нарочито истово осенял себя крестными знамениями, и Илье, которому несколько полегчало, даже показалось, что незнакомец паясничает. Вдобавок крестился маргинального вида прихожанин левой рукой, на которой поблескивали дорогущие золотые часы швейцарского производства.

– Как-то нерадостно вы выглядите для молодого отца, – насмешливо заметил незнакомец, повернув к Илье одутловатое лицо горького пьяницы, на котором блеснули тонкой оправой дорогие очки.

– Откуда Вы знаете, что я отец? – брезгливо спросил Илья.

Человек не ответил, снисходительно улыбнувшись. Илья уже хотел было отбрить назойливого маргинала, как вдруг ему показалось, что когда-то он уже видел этого странного субъекта. Он внимательно осмотрел основательно потрёпанную фигуру в затасканных джинсах, стоптанных ботинках и в вылинявшей до белесого цвета футболке и вспомнил, где он его встречал. В тот самый вечер, когда Илью помимо его желания пытались устроить на работу в страховую компанию, он встретил этого пьянчужку в баре и после беседы с ним решил все же пойти на казавшуюся ненавистной работу. В тот вечер Илья основательно набрался и не мог поручиться, что его собеседник в баре не являлся всего лишь плодом его пьяных грёз, но запомнил он его хорошо. Теперь же, когда его деятельность в страховой компании привела к тому, что на горизонте замаячила тюрьма с сумою, этот тип появился опять, да еще в тот самый момент, в который Илья терзался от внутренней борьбы страха с порядочностью. «Таких совпадений не бывает», – решил Илья.

– Кто Вы такой? – со сдержанным раздражением спросил он у незнакомца.

– А я твой ангел-хранитель, ну или злой демон, как тебе больше нравится!

– Что за дурацкие шутки?

– Да ты, я смотрю, совсем приуныл, раз даже чувства юмора лишился, – голос незнакомца, как и в первый раз в баре, вдруг стал ровным и мягким и снова подействовал на Илью гипнотическим образом. – Порядочность – штука тонкая, особенно если стоишь на перепутье. Давай разберемся, что же тебя мучает.

– Не могу я так поступить! – с дрожью в голосе сказал Илья. – Света – запросто; тесть – пожалуйста, а я не смогу. Уж лучше в тюрьму!

Собеседник помолчал и несмотря на то, что Илья толком так и не объяснил, в чем, собственно, дело, резонно возразил:

– От того, что ты попадешь в тюрьму, для твоих коллег разве что-нибудь изменится?

– Не уверен, – сказал Илья.

– Ну так и не торопись, – посоветовал странный тип и, подмигнув слегка прищуренным глазом, добавил. – Это я так, для твоей совести аргументик подкинул. На самом деле и ты, и я прекрасно знаем, что твой начальник тебе мешает. Он сидит на своем месте, как пень, и ни тебе, ни другим хода не дает. В общем толку от него никакого, а если на него повесить твои грешки, то глядишь, и от него польза какая-никакая появится.

Илью даже передернуло от такого неприкрытого цинизма, и он уже открыл было рот, чтобы возразить, но тут вдруг со всей отчетливостью представил себя на скамье подсудимых, а потом и в колонии, и хотя «места не столь отдаленные» он себе представлял довольно смутно, это видение привело его в ужас.

– Вот-вот, – подтвердил незнакомец его опасения, – за решеткой ты уж точно не помечтаешь, а может, и не выживешь – это, знаешь ли, не каждому по плечу.

У Ильи в глазах потемнело от страха, он беспомощно уставился на пьянчужку и как за соломинку ухватился за спасительную ложь.

– Значит, и вправду другого выхода нет, – вздохнул он. – Придется всё свалить на Виктора Викторовича.

– Ну, другой выход есть, – безжалостно возразил забулдыга, – только он для тебя означает конец всему, а так, глядишь, и удастся выйти сухим из воды. Оно для тебя еще и хорошей перспективой обернется – место-то начальника вашей конторы, скорее всего, освободится. Так что отбрось ненужные сомнения и делай то, что считаешь нужным.

Видя, что Илья как будто отупел от страха и не может даже сформулировать в собственной голове какое-либо решение, незнакомец сменил поучительный тон на отеческий и неожиданно предложил:

– Для ясности мысли, пожалуй, стоит нам хлебнуть чего-нибудь, ибо нет лучшего советчика для стоящего на перепутье, чем стаканчик горячительного.

– Да уж, не помешает, – согласился Илья.

– Вот и отлично, – засуетился маргинальный тип, совсем как бывалый алкоголик в предвкушении дозы спиртного, – я вижу, у тебя карман оттопырился – не иначе там фляжечка имеется. Только давай на улицу выйдем, а то всё же храм божий.

Собеседники незаметно для остальных вышли наружу. Илья протянул незнакомцу флягу с коньяком. Тот со вкусом сделал изрядный глоток и вернул фляжку хозяину. Илья, запрокинув голову, жадно глотнул обжигающую жидкость и обернулся, чтобы предложить добавки своему новому приятелю, которого он даже не знал по имени, но того и след простыл. Илья в замешательстве посмотрел по сторонам – его собутыльник исчез.

Между тем крещение закончилось, и из церкви стали выходить родственники и знакомые. Некоторые подходили к Илье с поздравлениями, что-то говорили, но он практически не слушал, соображая, не привиделся ли ему его разговор с неопрятного вида пророком после того, как ему стало дурно в церкви. Слишком уж невероятным казалось появление этого человека из его прошлого, причем и в тот раз, и в этот Илья не мог поручиться за реальность беседы с этим персонажем.

Гости не расходились, поскольку после торжественной церемонии намечалось застолье дома у родителей Светланы. По этой причине для крещения и была выбрана довольно неказистая церковь рядом с их домом.

– Ну что, Илья? Когда ты мне, наконец, готовую записку-то отдашь? – спросил у Ильи принаряженный в хороший костюм тесть, заставив его, наконец, вернуться к действительности. – Мне завтра в столицу ехать, а все материалы у тебя до сих пор.

– Самую малость осталось, Павел Богданович, – ответил Илья. – Из-за этих бесконечных отмечаний времени совсем нет!

– Ну а что ты хотел? У меня дочка одна! И внук один! Пока во всяком случае.

– Я до завтра все доделаю и Вам прямо к поезду подвезу, – пообещал Илья и тут же поспешил воспользоваться подходящим предлогом, чтобы улизнуть со вконец опостылевших посиделок. – Только Вы уж меня сейчас отпустите домой, а то ведь затянется праздник, как всегда, – ничего сделать не успею.

– Иди, конечно, – согласился тесть, – а я, если что, тебя прикрою: объясню Светке, что у тебя особо важное задание.

На следующий день Илья провожал Павла Богдановича в столицу. Тесть был сдержан и сосредоточен. Он молча кивнул в ответ на пожелания удачи и, пожав Илье руку, прошел в вагон, сжимая под мышкой папку желтого цвета.

Через месяц все было кончено. В головном офисе страховой компании решили не раздувать особой шумихи вокруг махинаций директора регионального отделения. Илью и Павла Богдановича не тронули, но и продвижения по карьерной лестнице они так и не дождались, ибо в столице приняли решение ликвидировать их отделение как убыточное. Сотрудников приютили в других дружественных конторах, а Илье и его тестю предложили уволиться по-тихому, намекнув, что в противном случае их деятельностью могут заинтересоваться соответствующие органы. Что стало с Виктором Викторовичем, Илья так и не узнал. Впрочем, судьбой своего бывшего начальника он особо и не интересовался.

Глава VI

Царя убили!!! Пыльные закоулки обветшалого дворца в Преображенском огласились истошными криками. Как полоумные забегали по проходам и лестницам женщины: старухи и молодые, дворня и приживалки. В ближних покоях дурным голосом голосила царица Наталья Кирилловна. Выскочил откуда-то вусмерть пьяный Голицын в одном исподнем и с саблей наголо; стал махать клинком направо и налево, хрипя и вращая безумными глазами. С визгом разбегались от него в разные стороны дворовые девки.

Застучали по лестницам подкованные сапоги стрельцов дежурной сотни Стремянного полка. При виде мечущихся по дворцу стрельцов у царицы и кое-кого из приближенных всплыли в памяти кровавые события стрелецких бунтов, вызвав истинно животный ужас. Паника в резиденции младшего царя нарастала. Того и гляди кто-то схватится за оружие, и тогда крови не оберешься.

Пожалуй, что единственным не потерявшим голову человеком во всем Преображенском был стольник и стрелецкий полковник – начальник Стремянного полка. Будучи в Преображенском на стенном карауле, полковник сразу понял, что шум поднялся понапрасну. Так уж в последнее время промеж царевны и Натальи Кирилловны повелось – наперебой друг друга в злодействах уличают. Но на то он здесь на караул и поставлен, чтобы порядок учинить.

Зычно и раскатисто, заглушая бабий визг и причитания, разнесся голос полковника под сводами летнего дворца. Первыми опомнились стрельцы, стали расходиться по постам. Шагая по проходам, полковник, шикая и раздавая «лещей» голосящей дворне, первым делом скомандовал стрельцам утихомирить махавшего саблей Бориса Голицына. Последнего не без труда удалось обезоружить и скрутить.

Теперь надо было разыскать Петра, который, надо думать, от страха где-нибудь схоронился. Мало-помалу суматоха стихала, и во дворце все занялись делом: стали искать молодого царя. Поиски возглавил Лев Кириллович, что и хорошо – под ногами путаться не будет.

«Теперь самое время узнать, что там в Москве стряслось», – решил стольник и велел привести к нему тех стрельцов, что прискакали из Москвы к Наталье Кирилловне с вестью о том, что царя Петра убить хотят.

Усевшись на скамью в клетушке для стражи, полковник задумался. Было о чем поразмыслить. Время лихое, цари-то уже в возраст вошли, пора бы им править, а царевна сидит и не думает им власть отдавать. Ну ладно царь Иван немощен, а Петр-то здоров, женат, да и дерзости учиняет. Намедни, на крестном ходу прилюдно велел Софье рядом с царями не стоять, а потом отказался царевненого любимца Василия Голицына из крымского поход встречать.

Да ладно бы Софья со своим «охранителем» Голицыным законным царям противилась, еще полбеды. Эти, пожалуй, на убийство царя не пойдут, разве что вдовую царицу в монастырь упечь могут, а вот Федька Шакловитый – тот злодей отъявленный – может и на душегубство стрельцов подбить. Глава стрелецкого приказа некое время назад уже уговаривал стрелецкие полки идти на Преображенское и побить там всех за то, что Нарышкины хотели-де Софью с царем Иваном извести.

«Самое время решать, – с тоской подумал полковник, – к какому берегу прибиться». Выбор тяжкий – если не угадаешь, плахи не миновать, зато коли выбор верным окажется – взлетишь сразу до небес. «А с небес падать высоко», – со вздохом пробормотал стольник.

Тут невеселые мысли полковника прервали караульные, втолкнув в клеть двух человек. Перед ним стояли, комкая в руках шапки, двое рослых стрельцов, по виду отъявленные смутьяны. По рожам сразу заметно, что и погулять любят, и побунтовать не откажутся. Сейчас они заробели перед стрелецким полковником (хоть и не их полка, но все же начальник), а ну как он их на сыск за клевету потащит или, того хуже, выдаст Шакловитому на расправу.

– Ну, сказывайте, что там супротив царя Петра злодеи удумали, – сдвинув брови, спросил строгим голосом полковник.

Один из стрельцов молчал, терзаясь вопросом, как быть: сказать все, как доложил царице, или пойти на попятную. Другой – более решительный – с вызовом заговорил:

– На Москве стрельцы бунтуют! Шакловитый велел всем наготове быть! Как ударят в набат, полки сюда пойдут, расправу учинять.

– А вы откуда знаете?

– Софья велела в Кремле вдвое больше обычного стрельцов снарядить; Шакловитый везде говорит, что царь Петр со своими потешными нынче ночью на Кремль идти собрался. Полки стрелецкие готовы великим собранием в Преображенское выступать.

– Спасаться царю немедля надо! – осмелев немного, с преувеличенным испугом добавил второй стрелец.

– Что о злодействе предупредили – молодцы! За верность вам обоим награда от царицы будет, а пока ступайте.

Шепнув десятнику, чтобы сих смутьянов взяли пока под стражу, на всякий случай, полковник пошел в покои царицы Натальи Кирилловны.

Ясно, что никакого заговора не было и в помине. Стрельцы эти, пожалуй, слушая промеж своих разговоры и слухи, увидели двойные караулы в Кремле, да и дунули в Преображенское к царице, чтобы награду за усердие получить. Что до усиленной стражи в Кремле – тут понятно: Софья в ночь на богомолье в Донской монастырь собиралась, вот и приготовили другую тысячу в сопровождение. Однако не сегодня так завтра, все одно заваруха начнется; вон как все переполошились – поверили, что Шакловитый собирается смуту затеять.

«Оно, конечно, верно, – размышлял полковник по дороге в покои царицы, – Шакловитый давно стрельцов мутит. Только до набата ему далеко – не поднимутся стрельцы супротив законного царя. На что им за царевну Софью головой рисковать? – разобравшись, что к чему, стольник успокоился. – Надо бы Наталью Кирилловну угомонить».

Уже занеся ногу на ступеньку лестницы, ведущей на первый этаж, где обитала царица Наталья Кирилловна, полковник вдруг остановился. «Если все одно заговор будет, – подумал он, – то тот, кто первый его учинит, тот и в выигрыше останется, а если так, то лучше, чтобы он отсюда пошел – из Преображенского, пока я сам здесь на карауле со своими стрельцами. Значит, слух про то, что стрелецкие полки сегодня на Преображенское пойдут, пускай будет правдой. То, что на самом деле в Кремле сей день ничего не затевали, – оно и хорошо, супротив вымышленного заговора всегда легче совладать».

Полковника аж в жар бросило от таких мыслей – страшно стало, но такого случая может больше и не представиться.

«Надо только так дело повести, чтобы у Нарышкиных назад пути не было, – решил полковник, – или Петра на трон сажать, а Софью – в монастырь, или голову сложить. Тут надо открыто явить царскую власть, да сказать, что Софья более государям не надобна, и кинуть кличь войскам охранять законного государя Петра от изменников. Для этого Преображенское не годится; надо как семь лет назад – в Троицу идти».

В покоях царицы все еще царил переполох, хотя после того, как стрельцы разошлись по местам и встали в караулах, паника немного поутихла. Наталья Кирилловна – высокая, статная, все еще красивая женщина – сидела на стульчике и с ошалевшим видом слушала собравшихся вокруг неё обитателей дворца. Говорили все разом, так что понять, кто о чем толкует, было невозможно. Наконец братец царицы Лев Кириллович Нарышкин, гаркнув на галдящих как следует, завладел вниманием царицы.

– Успокойся, матушка, цел наш государь! Цел! – быстро заговорил он. – Как крик поднялся, он в одном исподнем из дворца в ближний лесок убежал, спрятался там, замерз, а идти назад не хочет. Испугался шибко. Мы уж насилу его отыскали.

Царица, увидев вошедшего полковника, тут же с надеждой спросила его:

– Ну что там, стольник? Неужто опять стрельцы взбунтовались?!

– Плохо дело, матушка-государыня, – заговорил полковник с серьезным видом, но спокойно, чтобы сильно не напугать царицу, – если стрельцы на Преображенское пойдут, мой полк против них не сдюжит.

– Что ж нам делать, стольник?! Неужто погибнем все?!

– У нас еще «потешные» есть, – вмешался слегка протрезвевший Борис Голицын, – тоже сила. Глядишь и выстоим!

– Что «потешные», матушка? – возразил полковник. – Разве холопы с ружьишками деревянными смутьянов остановят? На Москве девятнадцать стрелецких полков стоят!

– На твоих стрельцов, полковник, тоже надежды нет, – заметил брат царицы, – могут и к бунтовщикам переметнуться.

– Мой полк особый – государева стража, другим не чета! Я за них, как за себя, ручаюсь! – отрезал стольник. – Вот только в Преображенском обороняться не с руки.

– Как же нам быть тогда? – упавшим голосом спросил Лев Кириллович.

Полковник помолчал для пущей важности, сдвинул брови, вроде как думает и решает, что делать. Все, кто был в покоях царицы, молча уставились на полкового голову.

– Надо в Троицу уходить, – вымолвил, наконец, полковник, – там отсидеться можно за монастырскими стенами. Семьдесят верст всего – успеем до того, как стрельцы сюда пожалуют.

Возражать стольнику никто не стал, и он, пока было горячо, стал отдавать распоряжения. Борису Голицыну велел вместе с Петром и сотней верховых скакать в Троицу немедля. Льву Кирилловичу велел собирать «потешное» воинство и, захватив имеющееся снаряжение (в потешных войсках имелось несколько пушек), тоже идти к Троице. Сам же полковник и его полк выступят вместе с обеими царицами – Натальей и Евдокией – на рассвете.

Так все и сладилось. К утру царь Петр, все еще пребывающий в страхе, уже был за стенами Троицы, к вечеру подошел стремянной полк с царицами, а еще через день подтянулись «потешные» с артиллерией. Вернувшиеся из Москвы лазутчики сообщили, что в городе спокойно, а в Кремле, похоже, вообще пока не знают о бегстве Нарышкиных в Троицу.

Троице-Сергиев монастырь был для заговорщиков самым подходящим местом: стоит обособленно, но рядом с Москвой, стены надежные – можно обороняться, а главное – штурмовать монастырь стрельцы, скорее всего, побоятся. Так уже было во времена прошлых стрелецких бунтов – стрельцы хозяйничали в Москве, а царская власть сидела в Троице, и, в конце концов, стрельцы побуянили немного да и покорились. Даже за своего любимца Хованского не заступились и сына его царевне Софье выдали. Теперь же вместо Хованского стрельцами командует Федор Шакловитый, а его в полках не любят, не забыли стрельцы, как он семь лет назад их товарищам головы рубил.

Расположившись в Троице, стрелецкий начальник быстро наладил оборону монастыря, чем несколько приободрил молодого царя и всех остальных беглецов. Видя, что у них есть верные войска, Нарышкины осмелели, а деятельный Борис Голицын порывался уже даже идти на Москву. Пока все складывалось неплохо.

Несмотря на удачное начало, полковник вскоре приуныл. Оказавшись в относительной безопасности, ни царица Наталья Кирилловна, ни ее брат, ни молодой царь не делали ровном счетом ничего, только Голицын без устали сочинял увещевания московским полкам, призывая встать за Петра Алексеевича. Просидев так несколько дней, заговорили о том, что неплохо бы замириться с Софьей и вернуть все, как было прежде.

Без устали убеждая царицу, Петра и Льва Кирилловича, что как прежде уже не будет и если вернуться в Москву, не сносить им головы, путем долгих уговоров полковник все же заставил отослать в Москву царскую грамоту с требованием явиться к государю начальников стрелецких полков и по десяти стрельцов от каждого полка.

На самом деле полковник, вынудив семью младшего царя покинуть Преображенское и тем самым в открытую выступить против Софьи, теперь сам не знал, что делать дальше. Затевать опасное дело наспех, не продумав детали и последствия, было крайне неосторожно, но такого случая, как тот, когда во дворце в Преображенском началась паника и все как ополоумели, больше, наверное, не подвернулось бы никогда. Сейчас же полковник, внешне невозмутимый, расставлял посты, проверял пушки, следил за запасами пороха и ядер, готовя оборону монастыря, все время мучительно думал, что же предпринять.