Текст книги "Мечтатель"

– И Вы теперь поняли, как он это делал?

– Понял! Помнишь, когда мы нашли в фильтрах золотые корпуса от часов, пара штук была засунута в шарики от настольного тенниса? Так вот, в «золотом» цехе стоял теннисный стол, на котором работники играли в перерывах в пинг-понг. Поэтому когда в цех проносили шарики, никто не обращал на это внимание, поскольку шарики иногда ломаются. Наш Хлипков вкладывал золотые изделия во вскрытые теннисные шарики, заклеивал их и запихивал шарики в обратный магистральный трубопровод отопления, после чего открывал вентиль. Горячая вода гнала шарики по трубе в котельную, а он потом доставал их из фильтров, которые стоят перед котлами. Просто до гениальности!

Глава VIII

Его Императорское Величество Государь Император Александр Николаевич сидел на раскладном стульчике на невысоком холме, зябко поеживаясь и кутаясь в накинутую на плечи шинель. Было холодно; со свинцового болгарского неба моросил мелкий и противный дождик. Его Величество изволили наблюдать за очередным, но теперь уже окончательным (как заверил его главнокомандующий Балканской армии) штурмом проклятого городишки. Сам главнокомандующий – великий князь Николай Николаевич – находился тут же, на наблюдательном пункте, рядом с венценосными особами: Александром Вторым и королем Румынии Каролем Первым. Российский государь пребывал в мрачном расположении духа; король Кароль с интересом наблюдал за происходящим на поле боя, то и дело прикладывая к глазам бинокль; Великий князь бравировал перед государем, изображая полную невозмутимость. Позади титулованных особ полукругом расположилась промокшая свита. Генералы и старшие офицеры громко переговаривались, поминутно бросая усиленные цейсовскими линзами взгляды в сторону неприятельских укреплений. На холм часто, чуть ли не один за другим прибегали ординарцы в чинах не ниже офицерских, натужно кричали, докладывая донесения. Николай Николаевич в ответ тоже кричал хорошо поставленным командирским голосом. Только что закончилась артиллерийская подготовка, и все, кто находился на холме, всё еще плохо слышали после грохота канонады и поневоле говорили громко, почти кричали.

Артиллерийский огонь продолжался довольно долго. Почти полтысячи пушек больше часа кромсали оборону турок. Сейчас вся панорама осажденной Плевны была затянута плотными клубами сизого дыма. Понемногу дым рассеялся, и тут не только генералы, но даже далекие от военной службы люди из свиты государя поняли, что штурм Плевны – уже третий по счету – снова провалился. Редуты и траншеи турок остались практически целыми. Среди укреплений мелькали синие мундиры османской пехоты – турки спешно заделывали немногочисленные бреши в укреплениях, пробитые русскими снарядами. Войска Осман-паши в полной боевой готовности ожидали атак.

Собственно, штурм следовало отменить, но ведь императора пригласили посмотреть именно на штурм. Мало того, штурм этот Николай Николаевич затеял в аккурат в день именин своего венценосного брата, так что главнокомандующий волей-неволей должен доиграть сей спектакль до конца. Государю доложено, что к штурму все готово, количество русско-румынских войск под Плевной втрое превосходит неприятельское. Правда, разведка в Балканской армии была организована из рук вон плохо, и о точной численности турецких войск, да и о том, как устроена оборона Плевны, достоверно известно не было, о чем государю, естественно, не доложили. Теперь ведь уже не скажешь, что со штурмом опять сели в лужу и надо начинать все сначала. Штурмовые колонны вышли на исходные позиции, все ждали команды.

Свита с некоторой надеждой смотрела на его величество, ожидая, что он вмешается и отменит атаку, но государь молчал, сидя на своем стуле мрачнее тучи. Момент был критический. Казалось бы, раздастся хотя бы один разумный голос, чтобы остановить обреченные на неудачу атаки, и его величество согласится, но все промолчали, и сигнал на штурм был дан.

Атаковали опять в лоб, наобум – без должной разведки, под огнем турецких орудий, к счастью, – немногочисленных. Румынские войска при поддержке русского восемнадцатого пехотного полка двинулись на Гривицкие редуты. Скобелев на этот раз должен был нанести вспомогательный и одновременно отвлекающий удар, но не таков был Михаил Дмитриевич, чтобы ограничиться демонстрацией.

Все повторилось, как и раньше, – в ходе первого и второго штурмов Плевны. Атакующие плотными рядами русско-румынские войска попали под шквальный ружейный огонь, выкашивающий наступающие колонны.

Так и не научились побеждать умением, да и учиться-то, собственно, не на чем. Винтовками Бердана успели вооружить только прибывшие на Балканы к середине войны несколько корпусов: гвардию и гренадеров, а у прочих на вооружении состояла винтовка Крынка, скорострельность и дальность стрельбы которой оставляли желать лучшего, но, как уж заведено в русской армии, – главное, чтобы штык на винтовке знатный имелся. На него в основном и уповали – и в атаках, и в обороне.

Пехота Османа-паши была вооружена не в пример лучше. Многие турецкие солдаты имели на вооружении сразу два образца оружия, да еще какие! Для дальнего боя у них имелась винтовка Пибоди-Мартини, бьющая на тысячу восемьсот шагов, – это чтобы стрелять в неверных, пока они еще на дальних подступах, а когда подойдут гяуры поближе, тут в дело вступает магазинный карабин Винчестера – от двенадцати до пятнадцати выстрелов за полминуты.

Вот и выстилала русская армия покойниками подступы к турецким редутам и траншеям. Потому и топтались русские войска под Плевной уже полтора месяца без всякого толку, а взять этот город было необходимо для успеха всей кампании. Плевна стояла на пересечении дорог на Софию и к Шипкинскому перевалу. Не заняв сходу этот стратегически важный городишко, в котором к тому же находились изначально лишь три батальона турок с четырьмя орудиями, Дунайская армия застряла здесь надолго, проворонив (опять-таки из-за отвратительной разведки) форсированный марш из Видина корпуса Нури-Гази-Осман-паши, успевшего занять Плевну раньше русских.

Третий по счету штурм Плевны, начавшийся усиленной, но малоэффективной артподготовкой утром, продолжился тремя кровавыми атаками румынских батальонов, которые к вечеру с великим трудом овладели с большими потерями первым и вторым Гривецким редутами, и закончился предпринятой на следующий день контратакой турок, выбивших румын с занятых позиций. Атаковавший с юга генерал-майор Скобелев добился больших результатов. «Белый генерал» нащупал-таки слабое место в турецкой обороне, занял укрепленные редутом Зеленые горы и вышел к юго-западным окраинам Плевны, но развить свой успех уже не мог – собственных сил не хватало, а подкрепление вовремя не подоспело. На следующее утро сам Осман-паша возглавил атаку на занятые Скобелевым траншеи и вынудил русские войска отойти на исходные позиции.

Через день после бесславного и кровавого третьего штурма Плевны в штабе русской армии состоялось совещание. Докладывал, как всегда, невозмутимый что бы ни случилось начальник штаба генерал от инфантерии Непокойчицкий. Участники совещания слушали доклад в напряженном молчании, а когда прозвучали страшные итоги последнего штурма: тринадцать тысяч погибших русских солдат и три тысячи румынских, – мрачная тишина буквально повисла над головами присутствующих.

– Подводя неутешительные итоги операции под Плевной, – с флегматичным спокойствием закончил свой доклад начальник штаба, – осмелюсь доложить, что взятие города без дополнительных резервов, как в живой силе, так и в артиллерии, считаю невозможным, а посему единственным решением для нас остается отвести войска на зимние квартиры в Румынию.

– То есть как это отвести?! – взвился военный министр Милютин. – Это же перечеркнет все наши успехи! Если армия отойдет за Дунай, то и с Шипкинским перевалом придется попрощаться. Всю кампанию придется начинать с начала! Да над нами не то что недруги, союзники – и те смеяться будут!

– Что ж поделать если холода на носу, – развел руками Николай Николаевич. – Зима! Хотя и болгарская, а все-таки зима.

– Зимовать под Плевной Дунайская армия не в состоянии, – невозмутимо гнул свою линию Непокойчицкий, – теплых вещей и зимней экипировки нет; боеприпасов не хватает; подвоз продовольствия недостаточен; в армии много заболевших: ежедневно из строя выбывает до сотни человек.

– Как же так получилось, Артур Адамович? – с едкостью в голосе спросил Милютин у начальника штаба. – За снабжение армии отвечаете Вы, и именно по Вашей инициативе и по предложению начальника Вашей канцелярии армейское снабжение было доверено весьма сомнительной компании.

– Догадываюсь, к чему Вы клоните, Дмитрий Алексеевич, – возразил невозмутимый Непокойчицкий, – но позвольте Вам заметить, что численность армии под Плевной за время осады утроилась и составляет без малого сто тысяч человек. Ко всему, наступила осенняя распутица: все дороги развезло.

– Вот видите! – вмешался Николай Николаевич, обращаясь скорее к молчавшему до сей поры государю. – Имеются вполне объективные причины наших неудач и обстановка такова, что оставаться под Плевной на зиму не представляется возможным.

Милютин промолчал, ибо главнокомандующий не Непокойчицкий – с ним не поспоришь – он член Императорской фамилии и родной брат государя.

– Значит, так, – несильно хлопнув ладонью по столу, сказал Александр Николаевич, – ни о каком отводе войск за Дунай и речи идти не должно! Осаду Плевны продолжать! Про штурмы с лобовыми атаками забыть, а перейти к основательной осаде! – государь обвел взглядом всех присутствующих и, убедившись, что его негромкие слова были должным образом услышаны, добавил. – И руководить осадой Плевны я теперь поручу сведущему и грамотному инженеру.

Все присутствующие сразу же поняли, о каком инженере говорил император, но отнеслись к решению государя по-разному. Милютин, уже не раз предлагавший государю эту кандидатуру, обрадовался; большинство штабистов, кроме разве что начальника штаба, это решение молчаливо одобряли; у Николая Николаевича, который еще со времен Крымской кампании недолюбливал генерал-инженера, предполагаемое назначение ожидаемо вызвало недовольство или даже сильное раздражение.

– Ваше величество! – почти взмолился Великий князь. – Нельзя этому педанту армию доверять. Он хоть и давно на военной службе, но не понимает он русского солдата. Ни лихости в нем, ни доблести! Наведет здесь немецкие порядки – загубит кампанию!

– Лихостью своей вы меня уже удивили изрядно! Только вот толку от нее никакого! А порядок здесь навести давно пора! – государь поднялся, давая понять, что совещание закончено.

Генерал-инженер прибыл в Болгарию в слякотном сентябре и сразу же понял, что вести осадные работы под Плевной придется на свой страх и риск, преодолевая сопротивление многих прославленных в боях генералов. Принятое государем решение о назначении его руководить осадными работами под Плевной было далеко не соломоновым. Главнокомандующим русской армией на Балканах оставался Николай Николаевич, и генерал-инженер справедливо полагал, что их взгляды на осаду Плевны окажутся, мягко говоря, не одинаковыми.

Сам генерал, при всех его заслугах и наградах, в присутствии людей знатных чувствовал себя не в своей тарелке. Сказывалось не слишком блестящее происхождение. Хотя генерал-инженер был потомком старинного тюрингского рода и даже состоял в отдаленном родстве со знаменитым графом – своим однофамильцем, генерал-майором елизаветинской армии, взявшем Берлин в одна тысяча семьсот шестидесятом году, но он, увы, был отпрыском довольно захудалой ветви этого славного рода. Родственники военного инженера занимались торговлей в Курляндии, и его отец был купцом второй гильдии.

С детства имея склонность к техническим наукам, генерал тем не менее толкового образования так и не получил. Петербургское инженерное училище, где он блестяще учился, пришлось оставить из-за болезни сердца. Однако ему повезло: на талантливого юношу обратил внимание именитый военный инженер Карл Андреевич Шильдер, который сделал его своим учеником и помощником.

Повоевав на Кавказе и получив за героизм Владимира и чин капитана, в Крымскую войну инженер по настоянию своего учителя прибыл в Дунайскую армию. Здесь он проявил просто чудеса храбрости, и тогда же по-настоящему взошла его звезда талантливого военного инженера. Шильдер был тяжело ранен, и к его ученику перешли все обязанности начальника инженеров войск.

Потом инженеру поручили совсем уж гиблое дело – оборону Севастополя. Город был практически не защищен, и только усилиями нового начальника оборонительных работ его не взяли с ходу. Надо сказать, что инженеру здорово повезло. Англичане, французы и турки основательно затянули с высадкой совместного десанта и дали хоть какое-то время на подготовку укреплений Севастополя. И тут в полной мере проявился его инженерный талант, настойчивость и немецкий педантизм. Начальник обороны развернул воистину беспрецедентные по своим масштабам работы по строительству оборонительных сооружений. Скорость возведения укреплений была такова, что англичане и французы, затевая атаку на неукрепленные, по свежим данным разведки, участки обороны, натыкались на мощную, только что построенную линию обороны. Именно он – военный инженер, заставивший англо-франко-турецкий военный контингент целый год потратить на бесплодные попытки захватить город, и был настоящим героем знаменитой обороны Севастополя.

Вспоминая крымскую кампанию, генерал-инженер, чей авторитет в военном деле был всеми признан (в том числе и государем) и теперь уже не нуждался в подтверждении, отправился под Плевну в некоторой уверенности, что осада этого болгарского городка не такое уж сложное дело.

Действительность же полностью разрушила надежды командующего осадой Плевны на относительно недолгие и не очень сложные осадные работы. Во-первых, еще до прибытия в место расположения войск генерал-инженер безуспешно пытался выяснить соотношение сил под Плевной. Если численность русско-румынских войск считалась более или менее достоверной, то о количестве солдат и пушек под командованием Осман-паши никто не знал даже приблизительно. Такой безалаберности любивший точность генерал-инженер допустить не мог и настоятельно потребовал от русского штаба данных о силах неприятеля.

Пушки Осман-паши с грехом пополам посчитали – выяснилось, что их штук шестьдесят-семьдесят, а вот численность гарнизона Плевны называли самую разную: от тридцати до пятидесяти тысяч. Такая разница объяснялась тем, что войско Осман-паши постоянно пополняется за счет резервов, прибывающих из Софии.

Генерал за голову схватился, когда узнал, что в Плевну во время осады свободно поступали из Софии подкрепления, подвозилось продовольствие и боеприпасы. Оказывается, русское командование даже не удосужилось перекрыть дорогу из Плевны в Софию, по которой и снабжалась армия Осман-паши. Правда, Скобелев лихой атакой завладел Ловчей, и хотя бы с юга подвоз продовольствия в осажденный город прекратился.

Прибыв в насквозь промокший лагерь русских войск под Плевной, генерал-инженер выяснил еще более неприятные подробности плевненской осады. Солдаты жили в летних палатках, мерзли в летней форме, иногда из-за несвоевременного подвоза продовольствия недоедали; лазареты переполнены больными. Все надо было начинать сначала. Генерал-инженер наказ государя помнил – никаких штурмов, и на скорое падение Плевны теперь уже не рассчитывал.

На первом же состоявшемся после приезда генерала военном совещании новый руководитель осады Плевны сильно озадачил командиров своим первым распоряжением. Он отдал приказ сбросить воду с открытых плотин на реках Гривице и Тученице. Все присутствующие на совещании в один голос стали возражать, опасаясь, что подъем воды в реках затруднит маневры русских войск, причем достоверно было известно о том, что сброс воды сколько-нибудь значимых затоплений в самой Плевне не вызовет. Николай Николаевич только руками развел, как бы говоря всем присутствующим: «Я же предупреждал! Ничего хорошего с приездом этого чудака-педанта не будет».

Генерал-инженер тем не менее настоял на своем и еще заявил, что отныне ни один солдат без дела сидеть не будет.

Начали с того, что для солдат вырыли теплые землянки, а госпитали подтянули поближе к лагерю. Генерал-инженер не мог не взять в свои руки снабжение армии, и результаты не заставили себя ждать: солдатам под Плевной стало не в пример сытнее и теплее. Кроме работ по подготовке лагеря к зиме, русские войска стали усиленно строить укрепления, сжимая кольцо вокруг Плевны. День и ночь велись земляные работы; солдаты роптали, командиры недоумевали, а главнокомандующий в открытую говорил, с ядовитым сарказмом, что генерал-инженер, видимо, перепутал и решил, что это русские войска, а не турки находятся в осаде, поскольку только этим можно объяснить такое рвение в возведении оборонительных сооружений вокруг Плевны.

Вскоре, правда, критика методов осады Плевны несколько стихла; перебежчики сообщили, что в войсках Осман-паши зреет недовольство, и вызвано оно тем, что здорово сократился солдатский паек. Это случилось после сброса воды на открытых плотинах по приказу генерал-инженера, показавшегося всем очень странным. Сброс воды разрушил все до одной водяные мельницы в Плевне, после чего хлеб в городе больше не выпекали. Это стало первым шагом к тому, чтобы турки почувствовали все прелести осады, но для успеха кампании требовалось обеспечить полноценную блокаду Плевны.

Генерал-инженер ежедневно требовал от главнокомандующего и штаба занять турецкие укрепления вдоль дороги на Софию. Эта единственная оставшаяся артерия, по которой снабжался гарнизон Плевны и по которой поступало подкрепление, сильно мешала осуществлению планов командующего осадой. Вдоль дороги располагались целых три сильно укрепленных селения, занятых турками: Горный Дубняк, Дольний Дубняк и Телиш. Наконец, через месяц после начала осадных работ, после долгих прений и пререканий генерал-инженера со штабом Николая Николаевича был сформирован ударный отряд под командованием генерала Гурко, состоящий из лучших частей: гвардейских и гренадерских.

Горный Дубняк брали в лучших традициях – лобовой атакой Скобелева (как же без него?). Ценой больших потерь редуты взяли, но вот со штурмом деревеньки с названием Телиш уже не вышло – отряд Гурко выдохся, да и турки сопротивлялись яростно. Тут уже послушались генерал-инженера и в лоб больше не атаковали. Установив несколько мощных батарей, начали планомерно забрасывать турок снарядами. Усиленная бомбардировка Телиша, хоть и не так эффектно, как Скобелев на белом коне, но свое дело сделала: турки, в конце концов, сдались без боя, а гарнизон, засевший в селении Дольний Дубняк, убрался в Плевну, не дожидаясь артиллерийского обстрела.

Время лихих генералов и геройских атак прошло; настала эпоха военных инженеров.

Теперь, когда дорога на Софию оказалась под контролем русской армии, Плевна была обречена. Без провизии и боеприпасов взятие города было делом времени. Николай Николаевич снова заговорил о штурме, но пока только вскользь, ибо гарнизон Плевны все еще представлял из себя грозную силу.

Между тем генерал-инженер обещание свое сдержал и не давал солдатам, да и их командирам, не минуты покоя. Кроме постоянных земляных работ, он устраивал чуть ли не ежедневные демонстрации. Собирая большие отряды на различных направлениях, он раз за разом заставлял турок направлять значительные силы в первые линии обороны в ожидании штурма. Однако штурмовать русские и не собирались. Как только редуты и траншеи на передовой наполнялись турками, начинался массированный артиллерийский обстрел турецких позиций из сотни, а то и больше орудий. Турецкая армия таяла на глазах.

В таких делах и заботах прошли октябрь и ноябрь. Генерал-инженер умудрился настроить против себя практически всю армию, находящуюся под Плевной. Солдаты, еле таскавшие ноги от усталости, втихаря ругали «немца»; офицеры потихоньку начали саботировать его приказы; генералы почти в открытую высказывали недовольство. В ставку государя летели жалобы. Однако командующий осадой Плевны, несмотря ни на что, продолжал гнуть свою линию, неизменно повторяя: «Пусть лучше с солдата упадет семь потов, чем хотя бы одна капля крови».

Наконец главнокомандующий собрал военный совет с твердым намерением прекратить «безумие», устроенное генерал-инженером под Плевной.

Начался совет с доклада о состоянии дел в войсках Осман-паши, известных по данным разведки (ее под давлением руководителя осады кое-как наладили).

После доклада решительно настроенные генералы и Великий князь несколько стушевались, поскольку налицо были серьезные успехи, которые принесла осада Плевны. В осажденном городе закрылись магазины, солдатский паек урезали до минимума, войска, измученные лихорадкой и другими болезнями, съели всех ворон и даже собак (хоть и нечистое животное, а все же мясо). Воевавшие в армии Осман-паши черкесы разбежались, чему русские, по понятным причинам, не препятствовали. После таких известий критиковать тактику генерал-инженера никто не решился, во всяком случае открыто. Однако начальник штаба в осторожных выражениях все же высказал общее мнение.

Слова Непокойчицкого сводились к тому, что Осман-паша уже настолько ослаблен, что Плевна стала легкой добычей. Следовало подумать о возможном штурме. К тому же линии русской обороны построены так, что мышь не проскочит, и неплохо бы уже приостановить бесконечные земляные работы, выматывающие солдат.

– На сегодняшний день наши редуты уже вплотную подступили к турецким; кое-где они уже на расстоянии ружейного выстрела, так что работы по возведению укреплений можно и прекратить, – подвел итог начальник штаба, – кроме разве что на участке генерала Ганецкого, где укреплений почти нет.

– Еще не хватало, чтобы моих молодцов-гренадеров заставляли в земле ковыряться, – вскользь заметил Ганецкий.

– Тем не менее это сейчас самое слабое место в наших позициях, – заметил Непокойчицкий, – но и самое удобное для того, чтобы на этом направлении штурмовать Плевну. Хотя с этой стороны город прикрывает река Вид, турецких укреплений на этом участке практически нет.

– Вот-вот! – поддержал главнокомандующий своего начальника штаба. – Осман истощен до последней степени. Самое время для штурма. У нас сейчас сто двадцать две тысячи под ружьем против сорока турецких.

При этих словах присутствующие на совещании переглянулись. Данные о численности турок были довольно противоречивые, и Николай Николаевич назвал самую маленькую из имеющихся цифр, но поправлять Великого князя никто не стал.

– Штурмовать Плевну причин не вижу, – возразил генерал-инженер, – кроме того, государь против штурма. Следует подождать.

– Чего ждать-то?! – нетерпеливо спросил Великий князь.

– Имеются два возможных варианта развития событий, и оба приведут к занятию Плевны нашими войсками, – спокойно, но несколько монотонно объяснил генерал-инженер. – Или же блокада города заставит гарнизон Плевны капитулировать, или Осман-паша решится на прорыв. В случае прорыва турки неминуемо буду разбиты, и нам удастся захватить город без особых потерь.

– А Вы не опасаетесь того, что прорыв Осман-паши, если он вообще состоится, окажется удачным? – спросил осторожный начальник штаба.

– Нет, не опасаюсь, а наоборот, очень надеюсь на решительность Осман-паши. Его попытка прорваться из Плевны, если даже она окажется удачной, позволит нам занять город, но скорее всего, мы сможем разбить турецкий гарнизон.

– Но мы ведь не знаем, на каком участке Осман-паша попытается прорвать оборону, – возразил Непокойчицкий.

– Прорыв будет здесь! – палец генерал-инженера уперся в разложенную на столе карту.

– Так это же мой участок! – воскликнул Ганецкий.

– Совершенно верно, – подтвердил командующий осадой, – это направление открывает Осман-паше дорогу в Видин или на Софию. Кроме того, как резонно заметил Артур Адамович, здесь у нас самая слабая оборона.

– Значит, надо срочно возводить там укрепления, – сказал Непокойчицкий.

– Ни в коем случае! У Осман-паши должна оставаться возможность вырваться из окружения, иначе он будет держаться в Плевне до последнего. Так что вся надежда на Вас, Иван Степанович, и на Ваших гренадеров. Первый удар должны принять Вы, а потом мы быстро подтянем подкрепления.

Ганецкий кивнул.

– Отлично! – съязвил Николай Николаевич. – Будем ждать, пока Осману заблагорассудится последовать совету генерал-инженера.

– Ждать мы не будем. Завтра же следует отправить Осману-паше предложение сдаться на почетных условиях, а нам самим следует смотреть в оба, и главное – усилить наблюдение за рекой Вид. Как только турки станут наводить переправу – жди прорыва.

И русская армия прорыва дождалась.

События ускорили предложения сдаться на почетных условиях, направленные русским командованием Осман-паше. Надежд на то, что турецкий гарнизон сложит оружие, было немного, так как султан строго-настрого приказал оборонять Плевну, удерживающую под своими стенами большую часть русской армии.

Хотя Осман-паша и ответил на русский ультиматум высокопарным отказом, положение турок в осажденном городе это не улучшило, и в конце концов на военном совете в Плевне было решено оставить город и прорываться в Видин или в Софию – как получится.

К прорыву турки подготовились на совесть: разобрали все наблюдательные вышки, заполнили траншеи чучелами солдат и навели переправу через реку Вид. Правда, чучела быстро заметили и вовремя доложили генерал-инженеру, а вот строительство мостов опять проворонили.

До последнего момента тянул командир осады Плевны, но все же принял рискованное решение, и в ночь, когда гарнизон Осман-паши выставлял чучела, перебросил на северо-западный участок обороны дополнительные орудия.

Морозным декабрьским утром, как только рассвело, русские наблюдатели увидели возведенную переправу. Тут уже генерал-инженер перевел дух: расчет оказался верен – турки затеяли удар, как и предполагалось, на позиции генерала Ганецкого.

Русские войска в напряжении ждали атаки, но прошло утро, перевалило за полдень, а со стороны Плевны не доносилось ни звука.

Неужели прорыва не будет? Но тогда зачем турки оставили линии обороны практически на всех направлениях? Что-то пошло не так, а неизвестность, как правило, порождает страх. Горячие головы вроде Скобелева тут же начали предлагать немедленно атаковать защищаемые чучелами укрепления и, пока турки не опомнились, ворваться в Плевну. На это генерал-инженер резонно возражал, что врасплох турок застать не удастся, ведь это они оставили траншеи и редуты, а значит, что-то готовят. А ну как они только и ждут, пока русские пойдут в атаку и займут незащищенные укрепления, чтобы открыть артиллерийский огонь по заранее пристрелянной местности.

Поздним вечером, когда напряжение в русской армии достигло наивысшей точки, наконец, зарокотала турецкая артиллерия. Войска Османа-паши пошли на прорыв.

Странная задержка в действиях турок, позволившая русской армии подготовиться, разъяснилась позже – под утро. Оказывается, турецкие войска, покидая Плевну навсегда, решили вывезти с собой все что только можно. Целый день турки готовили обоз, куда собрали пушки, остатки продовольствия, оружие, боеприпасы, даже телеграфные провода. Кроме того, вместе с турецким гарнизоном прочь из Плевны отправились и жители-турки со своими семьями.

Вся эта неповоротливая махина устремилась на дорогу в Видин уже в полной темноте. Яростные ночные атаки на позицию Ганецкого следовали одна за другой. Под сильным артиллерийским огнем перегруженные оружием и поклажей солдаты Осман-паши к утру, неся тяжелые потери, все-таки овладели двумя линиями траншей и уже подбирались к третьей – последней. Гренадеры держались стойко, хотя Сибирский полк полег почти полностью. Когда, наконец, к Ганецкому подоспело подкрепление – Малороссийский полк, стало очевидно, что турецкая атака выдохлась. Под усиленным артиллерийским огнем турки попятились, а когда к месту прорыва подоспел Астраханский полк – залегли и стали отстреливаться.

К утру нервное напряжение русского командования дошло до предела; солдаты на других участках вокруг Плевны, всю ночь просидевшие наготове в траншеях, слушая отдаленные раскаты ночного боя, издергались в ожидании сигнала к атаке, но генерал-инженер сохранял – во всяком случае внешне – полное спокойствие в течение всего ночного сражения. Он тянул до последнего и, только когда стало совсем светло, отдал приказ атаковать турецкие позиции по всем направлениям. Теперь для Осман-паши путь к отступлению назад – в Плевну – был отрезан.

К полудню турецкая пехота была выбита с захваченных позиций, русские оттеснили турок и практически прижали к реке Вид. Уже ничто не могло остановить беспорядочное бегство турок, кроме авторитета Осман-паши, но турецкий командующий был ранен, и, бросив обоз, оружие и боевое знамя, турецкие войска устремились назад – к Плевне. Однако сам город был уже занят русскими войсками.

В час пополудни турецкий гарнизон капитулировал; раненный Осман-паша вручил свою саблю генералу Ганецкому. На этом 140-дневная осада Плевны закончилась. Русская армия устремилась за Балканы; путь на Константинополь был открыт.

Генерал-инженер за немалый труд и военные заслуги под Плевной получил Георгия второй степени и высший орден империи – Андрея Первозванного. Награды более чем достойные, но в глубине души он ожидал иного: громкого титула, как у его славного родственника – блистательного графа и героя Семилетней войны.

Впрочем, графский титул генерал-инженер все же получил через два года после взятия Плевны, будучи уже одесским генерал-губернатором. Военным инженерным делом он, правда, в Одессе не занимался, зато с великим рвением искоренял «революционную крамолу», без жалости отправляя в ссылку недовольных.

– Илюша, очнись давай! – громкий голос Андрея Аркадьевича и энергичное потряхивание за плечо вернули отплывающего в глубины подсознания Илью на диван в полутемном зале кафе. – Хватит уже с духами предков общаться.

– Извините, Андрей Аркадьевич, – тряхнул головой Илья. – Так о чем мы говорили?

– Ты бы, друг, не начинал с утра принимать, а то уже третий день стаканом завтракаешь. В астрал уходишь постоянно. Соображаешь медленно. Хочу напомнить, что нас уже припекает, а идей пока никаких.

Абрикосов был прав: последнее видение далось Илье тяжело, можно сказать – мучительно. Его подсознание несколько раз в самые неожиданные моменты то возвращало Илью в укрепленный лагерь русских войск под Плевной, то выкидывало назад в реальность. Такие перемещения на полтора века назад и обратно совершенно опустошили его мозг, отзывались тупой болью в затылке и противной слабостью во всем теле. Чтобы досмотреть плевненскую историю до конца, Илья налегал на алкоголь, старательно избегал лишнего общения с окружающими, но когда, наконец, Плевна была взята, воображение на этом не остановилось и потащило его дальше, в Одессу, вслед за генерал-инженером. Выручило то, что в это время Илья сидел в кафешке, где ему назначил встречу поселившийся здесь Абрикосов, который и прервал полет его не в меру разыгравшегося воображения.