Текст книги "Письма к императору Александру III, 1881–1894"

Пятница 28 декабря

Был сегодня у пермского губернатора[137]137
  А. К. Анастасьев.


[Закрыть]. Он рассказал мне характерный эпизод для определения отношений судов к администрации. Какой-то становой пристав Пермской губ. попал под суд за взятки. Судебный следователь, отчасти из личности, отчасти чтобы показать свою силу над полициею, взял да посадил в тюрьму этого пристава во время следствия, что было противозаконно, так как по наказанию, которое ожидало этого станового, ссылка в Сибирь, он мог быть во время следствия отдан на поруки. Арестант жалуется в окружной суд, и в суд[ебную] палату[138]138
  По судебной реформе 1864 г. общий (коронный) суд включал окружные суды (низшая судебная инстанция) и судебные палаты (по одной на несколько судебных округов). Окружной суд рассматривал уголовные и гражданские дела, превышавшие подсудность мировых судей, апелляционной инстанцией для него была судебная палата (кроме тех случаев, когда решение принималось судом присяжных). Верховным и кассационным судом, а также высшим органом судебного надзора являлся Сенат, где существовало два кассационных департамента – гражданский и уголовный.


[Закрыть]. Оба учреждения отвечают, что жалоба до них не касается. Наконец дело поступает в губернское правление, для предания станового суду. Губернатор, сообразуясь с законом, находит, что становой пристав может быть отдан на поруки, утверждает постановление губернского правления об освобождении из тюрьмы арестанта на поручительство. Тогда прокурорский надзор поднимает вой, как смела администрация вмешаться в дело судебного ведомства, и сейчас же жалобу в Сенат. Сенат, разумеется, отменяет распоряжение губернатора, и станового опять сажают в тюрьму до окончания дела. На днях суд состоялся и станового осудили на поселение в отдаленные губернии Сибири за взяточничество.

Но в той же Пермской губернии, и именно в Екатеринбурге, был прокурор Попов. Становой брал взятки по-старому, а прокурор Попов брал по-новому: он занимал деньги у всех, даже у полиции и у тяжущихся, и никому не платил; затем купил себе имение. Узнали судебные власти про его проделки. И что же? Предали суду как станового? Нет, попросили уехать и причислили к Министерству юстиции, держали так с годик и затем, невзирая на позор, назначают товарищем прокурора в Москву. Вот сильное доказательство, какую войну ведет с правительством судебное ведомство.

Суббота 29 декабря

К концу года по Петербургу гуляют легенды, героями которых являются те или другие государственные лица. Например, легенда о [А. А.] Половцове, который будто бы уходит, а уходит потому, что прогнал из дома [А. Л.] Штиглица судебного пристава, пришедшего опечатывать имущество, и потому что скрыл будто бы значительную часть полученных женою его капиталов[139]139
  А. А. Половцов был женат на Н. М. Июневой, воспитаннице барона А. Л. Штиглица, внебрачной дочери вел. кн. Михаила Павловича.


[Закрыть]. Легенда даже сочинила целый разговор Государя с министром юстиции[140]140
  Министр юстиции Д. Н. Набоков.


[Закрыть] по этому поводу и услужливо назначила Половцеву преемника в лице [А. Н.] Куломзина. Откуда взялась эта чепухообразная легенда, не знаю. Другая легенда повествует о помолвке дочери князя [М. С.] Волконского с сыном Вел. Кн. Михаила Николаевича Георгием. Третья легенда – о какой-то ссоре [А. Я.] Гюбенетта с [К. Н.] Посьетом, и об уходе первого.

[Е. Н.] Семенова, знаменитая героиня дела об убийстве Сарры Беккер, как гласит молва, явилась снова к прокурору заявлять, что она убила Сарру Беккер.

Все жалуются на безденежье, а между тем в январе предвидится до 30 балов, и 200 рублей за платье барышни считают дешевизною.

Воскресенье 30 декабря

Получил от брата[141]141
  Н. П. Мещерский.


[Закрыть] из Крыма очень встревоженное московскими толками письмо. По-видимому бестактность или, проще, глупая болтовня [А. А.] Киреева, сопровождавшего В[еликого] К[нязя] Конст[антина] Ник[олаевича] в Москву, в ее гостиных главная причина этой тревоги. Она характерна, и самое письмо брата характерно, ибо свидетельствует, как чутки горячо и честно преданные Престолу сердца к малейшему даже фантому опасности.

Вот что брат пишет: «Depuis quelques jours je suis dans de grandes angoisses; et ne sais, si je n’en deviendrai pas fou avec beaucoup d’autres. La visite du G. D. C. à Moscou m’a déjà plongé dans la désolation. L’histoire du conservatoire est naturelle; il en est le chef, et y va souvent. Mais cette fois il a fait tout cela avec церемонии; il est allé voir des écoles, des fabriques, (au moment où les ouvriers se remuent, ce qui du reste n’est pas étonnant, l’inspecteur des fabriques de Moscou, étant le professeur à l’université [И. И.] Янжул, un des plus rouges de la bande) et en outre le chef cette fabrique [Н. А.] Алексеев, qui est un des candidats aux fonctions de Голова. Plus mauvais signe encore – ce gueux de [Vl. A.] Dolgor[oukov], à son premier passage, s’est dit malade, qui a été cette fois fort aimable diner, etc., etc… Le général K[ireiev] a été chez les nôtres (у жены брата) et là très ouvertement a dit que Tolstoy branle dans le manche, et que si on le chasse, – [А. В.] Головнин fera de suite chasser [I. D.] Delianoff. Lui, le général K. se réserve dans le partage très modestement sa place de [К. П.] Победоносцев. Il est stupide, on le sais, mais qu’il parle de tout cela si ouvertement, c’est preuve qu’ils[142]142
  Подчеркнуто чернилами двумя чертами.


[Закрыть] n’abandonnent pas ni la lutte, ni l’espoir d’une victoire. Est-ce vrai? Si – oui, c’est donc la mort de la Russie!»[143]143
  «Последние несколько дней я нахожусь в большом беспокойстве и не знаю, не сойду ли я от этого с ума, вместе с многими другими. Приезд в Москву в[еликого] к[нязя] К[онстантина Николаевича] поверг меня в уныние. История консерватории подлинная; он ее глава и приезжает сюда часто. Но на этот раз все это было сделано с церемониями; он осмотрел школы, фабрики (во время работ, что не удивительно, т. к. фабричный инспектор Москвы, профессор университета [И. И.] Янжул, один из самых красных в этой компании) и кроме того владелец этой фабрики Алексеев один из кандидатов на пост головы. Еще худший знак – бедняга [Вл. А.] Долгоруков, в первый его проезд сказавшийся больным, который на этот раз дал чрезвычайно любезный обед и т. п. и т. п. Генерал [А. А.] К[иреев] был у наших (у жены брата) и там во всеуслышание говорил, что [Д. А.] Толстой шатается, и если его прогонят, [А. В.] Головнин тотчас сгонит [И. Д.] Делянова. Он же, генерал К[иреев], чрезвычайно скромно оставляет за собой в этом дележе место [К. П.] Победоносцева. Он дурак, это известно, но то, что он говорил все это столь открыто, доказывает, что они не отказались ни от борьбы, ни от надежды на победу. Правда ли это? Если – да, это погибель России» (фр.).


[Закрыть]

В ответ на это испуганное письмо, я немедленно телеграфировал брату в Ялту: «Reçu lettre, rien ni vrai, ni vraisemblable»[144]144
  «Получил письмо, ничего ни истинного, ни правдоподобного» (фр.).


[Закрыть], желая его успокоить и дать встретить новый год с облегченною и успокоенною душою. Тем не менее это письмо доказывает, как велика еще нервная тревожность в честном русском обществе.

Понедельник 31 декабря

Кончаю год, как русский – с надеждою, как христианин с верою, как издатель с благодарностью к Богу, как Владимир Петрович – с глубокою грустью. Безусловное молчание Государя на мое письмо[145]145
  Возможно, Мещерский имеет в виду письмо от 22 октября 1884 г. (№ 11 данной публикации). 1885


[Закрыть] явилось несомненным доказательством того, что я не стою той милости, которой просил при мысли о десятилетии моего издательства; а не стоить этой милости значит быть очень далеким от Его сердца, а кто от Его сердца так далек, тот меньше имеет сил и прав быть Ему полезным и пригодным, чем он желает, мечтает и просит о том Бога.

Мысленно прошу Государя простить мне мою просьбу; не вернусь к ней и, кончая в своем одиночестве год, рад, что без всякой горечи благодарю только Государя за все, за все, и грусти минуты не даю ни смущать себя, ни клонить к унынию.

Я бодро и твердо верю, и сильнее прежнего, что Бог не оставит Государя, ибо Он чист и честен и благолюбив перед Ним. Ложь и дурные замыслы разобьются об Него.

1885

Вторник 1 января

Сегодня узнал, что Государь подписал указ о присоединении к ведомству Мин[истерства] нар[одного] просвещения тех женских учебных заведений, которые вошли в состав Учреждений Импер[атрицы] Марии[146]146
  После смерти императрицы Марии Федоровны в 1828 г. благотворительные и учебные заведения, находившиеся под ее покровительством, были переданы в специально созданное IV отделение Собственной его императорского величества канцелярии, с октября 1854 г. именовавшееся также Ведомством учреждений императрицы Марии. 12 августа 1880 г. в связи с реорганизацией Собственной е. и. в. канцелярии ее IV отделение было преобразовано в Собственную е. и. в. канцелярию по учреждениям императрицы Марии.


[Закрыть] случайно. Со всех сторон слышу одобрение этой меры и сочувствие к ней.

У [И. Д.] Делянова видел будущего попечителя Петерб[ургского] учебного округа, генерала [И. П.] Новикова. Признаюсь, не я один удивлен такому выбору Делянова. Про него можно сказать, что он странный человек, на которого в нормальное и в острое время вряд ли можно положиться спокойно и уверенно. Новиков мне и многим кажется из способных выкидывать штуки.

У Делянова застал [М. С.] Волконского, его товарища. В разговоре про то, про се, коснулись вопроса будущего государственного земельного банка. По этому поводу кн. Волконский рассказывал, что ему на днях пришлось с одним из дельцов в Министерстве финансов по этому вопросу иметь разговор и услыхать от него характерное слово.

– Как это вы на себя берете такую трудную работу, – говорит Волконский этому финансисту, – и не приглашаете в вашу комиссию для сотрудничества никого из людей знакомых с земельным вопросом, хотя бы например некоторых членов Взаимного поземельного кредита.

– И без них как-нибудь дело сморганим, – ответил спокойно финансист чиновник.

Это «как-нибудь сморганим» выражает всю сущность чиновнических отношений к делу, к которому Государь относится с душою.

Повторяю: так бы легко было сказать министру финансов[147]147
  Н. Х. Бунге.


[Закрыть]: пригласите в Комиссию вашу, разрабатывающую проект Госуд[арственного] Позем[ельного] банка, приезжих членов Кахановской комиссии, по указанию министра внутр[енних] дел, и несколько представителей Взаимного поземельного кредита. Как бы дело выиграло! Я бы на месте [Д. А.] Толстого непременно испросил бы разрешения предложить сие министру финансов, пока не поздно. А потом, как финансисты-чиновники сморганят дело, тогда уже поздно будет.

Среда 2 января

Сегодня в числе гостей вечером был у меня пензенский губернатор [А. А.] Татищев. Курьезно, я не раз в Петербурге слышал в чиновничьих сферах толки про простоту и чуть ли не глупость Татищева. Почему это? А потому именно, что у него бездна здравого практического смысла и отсутствие кабинетного, мертвого, чиновничьего ума. Он олицетворение практического рассудка того губернатора, какой нужен теперь России до зарезу, губернатора русского человека и губернатора-джентельмена, барина, но не заграничного, а чисто русского.

Пермский губ[ернатор А. К.] Анастасьев умнее Татищева; оба – практически умны и оба говорят буквально одно и то же, хотя друг друга не знали, пока не познакомились здесь: дотоле не будет ни порядка, ни спокойствия, ни доверия к правительству в России, дотоле не прекратится застой во всех отраслях жизни, пока не будет приступлено к радикальному подчинению земства правительственной власти, и второе, пока судебное ведомство не будет поставлено в другие отношения к правительству. Земство и судебное ведомство в их нынешнем виде – это постоянные источники анархии и разрушения монархической власти в России. Успехи этой пропаганды страшны, и страшны именно в России. Земство быстро идет к своему банкроту, это правда, но идя к банкроту, оно просто разоряет народ поборами и вооружает его не против себя, а против правительства, так как народ земства понять не может, а все земские сборы он считает правительственными сборами. Суд же, по словам Татищева, со времени последней поездки Набокова по России и обнародования его знаменитой речи в Москве – стал просто циничен в своей дерзости к администрации и в своем пренебрежении к высшему правительству.

Четверг 3 января

Выпустил сегодня первый № «Гражданина» в новом виде. Новость вида заключается в том, что журнал будет выходить два раза в неделю вместо одного. Для провинции это существенно важно в тех местностях, где почта получается два раза в неделю и где, следовательно, не нужно будет выписывающему «Гражданин» получать ежедневную газету.

Да и в Петербурге есть известный смысл издавать газету не 1 раз, а 2 раза в неделю. Вопросы нередко вспыхивают как порох; три дня спустя смотришь, вспыхнувший вопрос успел постареть и затухнуть. Все дело в том, чтобы сказать вовремя.

Подписка в Петербурге опять усилилась против прошлого года.

В провинции же статистика подписчиков по сословиям такая: больше всего: 1) духовенства, 2) дворянства. Менее всего: 1) земских управ и 2) судебного ведомства!

Пятница 4 января

[А. А.] Татищев пензенский явился ко мне сегодня с замечательно меткою и тонкою мыслию. Два дня назад нас было несколько человек у меня за чашкою чая. Мы обсуждали вопрос о дворянстве или, вернее, вопрос: что всего нужнее для дворянства. Все мы единогласно пришли к мысли, что всего нужнее и одинаково нужнее: кредит для хозяйства и воспитание дворянского юношества. Для последней цели нужны в каждом городе, где есть гимназия – общежитие или пансион для дворянских детей, где бы родители могли воспитывать своих детей на дворянские средства, пансионерами. Вопрос остался открытым: откуда брать эти нужные деньги? Ясно, что с одной стороны в некоторых губерниях потребуется помощь от казны, а именно там, где дворянских сумм к тому не имеется, а в других местах эти пансионы могут быть учреждаемы дворянскими средствами.

Сегодня по этому поводу Татищев высказал мысль, простую до нельзя, но на которую никто доселе не обращал внимания. Мысль такая: вот более 20 лет, как земство в каждой губернии ассигновывает большие суммы ежегодно на народное образование.

Кто главная платежная сила в земстве?

Дворяне!

На кого идут деньги, собираемые земством на народное образование?

Только на крестьян!

Вся меткость мысли Татищева основана на вопросе: справедливо ли, чтобы земские суммы на народное образование вообще в губернии, в которых половина – дворянские деньги – шли исключитель[но] на крестьянские школы?

Не будет ли гораздо справедливее половину земской суммы, сбираемой на народное образование, и именно дворянские деньги, обратить на содержание дворянского приюта или пансиона при гимназии, а крестьянские деньги на крестьянскую школу?

Суббота 5 января

Вчера был характерный обед у обер-жида [Г. О.] Гинцбурга. Гинцбург есть в России глава еврейской партии: в этом никто не сомневается. Он и очень богат, и очень умен. Но вот что грустно, его богатство все становится обширнее по мере того, как его ум изощряется в приобретении все большего влияния. Кроме того характерно и интересно, что Гинцбург действует с удивительным цинизмом и нахальством. Он не церемонится проявлять свое презрение к русским людям, когда они ему нужны. Едва назначение [А. П.] Игнатьева в Сибирь стало известным, как Гинцбург появился с визитом к нему. Причина понятна. Гинцбург приобрел множество золотых приисков в Сибири и развел там большие еврейские колонии. И вот после визитов Гинцбург зовет Игнатьева обедать. Игнатьев едет и застает Лукулловский обед[148]148
  Древнеримский полководец и государственный деятель Лукулл был известен своим богатством и щедростью; он часто устраивал роскошные пиры и праздники, поражая гостей обильным застольем и гастрономическими изысками.


[Закрыть]. В числе гостей разные генералы-тузы; en tête[149]149
  во главе (фр.).


[Закрыть] гр. Пав[ел] Шувалов, затем Бобриков[150]150
  Кого из братьев Бобриковых, Георгия Ивановича или Николая Ивановича, имел в виду Мещерский, установить не удалось.


[Закрыть], [Д. Г.] Анучин; последние два оказались amis de la maison[151]151
  друзья дома (фр.).


[Закрыть]; [Н. О.] Адельсон, а с другой стороны гинцбурята и главноуправляющий золотыми приисками Гинцбурга в Сибири[152]152
  Семья Гинцбург имела паи целого ряда сибирских золотопромышленных предприятий. Постоянным представителем и доверенным лицом Гинцбургов в Сибири был Исаак Давидович Красносельский (см.: Ананьич Б. В. Банкирские дома в России, 1860–1914: Очерки истории частного предпринимательства. М., 2006. С. 74–75). Возможно, именно его имеет в виду Мещерский.


[Закрыть]. Гинцбург угощает, но сам не ест, чтобы не поганиться с русскими. Подают шампанское, и что же? Бобриков предлагает разные тосты и между прочим такой тост: за здоровье хозяина, как благороднейшего человека, твердо и неуклонно идущего по своей дороге, доблестного труженика, доказавшего нам, что несмотря на различие в религии, он не делает различия в национальностях и т. д.

Омерзение берет от таких бокальных речей. Гинцбург их слушает с улыбкою, выражающею: хвалите, холопы, я изволю вас слушать…

А рядом с этим интересно припомнить, что еврейская комиссия графа [К. И.] Палена[153]153
  Высшая комиссия для пересмотра всех действующих о евреях в империи законов и составления предположений о необходимых в них изменениях была учреждена по докладу министра внутренних дел Д. А. Толстого 4 февраля 1883 г. Ее председателем был Л. С. Маков, а после его смерти, с 21 апреля 1883 г., гр. К. И. Пален. Комиссия начала свою деятельность со сбора материалов и изучения проблемы. Уже в 1884 г. ею были опубликованы материалы, собранные губернскими комиссиями по еврейскому вопросу (созданы в августе 1881 г.): Труды губернских комиссий по еврейскому вопросу. СПб., 1884. Ч. 1–2. В том же году вышли: Избранные статьи из заседаний Минской комиссии по еврейскому вопросу, состоявшихся в 1881 году. Минск, 1884; Сборник узаконений о евреях, заключающий в себе извлечение из Свода законов всех действующих о евреях постановлений, составленный В. В. Вашкевичем. СПб., 1884; Еврейское население и землевладение в юго-западных губерниях Европейской России, входящих в черту еврейской оседлости, обработанные ред. Центрального статистического комитета В. Аленициным. СПб., 1884, и др. работы. Публикация документов и исследований и позже оставалась основным делом Комиссии. Разногласия в ее среде по вопросу о ключевых принципах законодательства о евреях сделали невозможной выработку конкретных законопроектов. «Общая записка Высшей Комиссии для пересмотра действующих о евреях в Империи законов (1883–1888)» (СПб., 1889) осталась единственным опубликованным итоговым результатом работы комиссии. Она носила рекомендательный характер и была подписана лишь восемью из 13 членов комиссии. 24 мая 1888 г. комиссия закончила свою работу. Ее материалы были переданы в Министерство внутренних дел, где под председательством В. К. Плеве было создано Совещание о пересмотре изданных 3 мая 1882 г. ограничительных постановлений о евреях. Подробнее см.: Миндлин А. Б. Правительственные комитеты и совещания по еврейскому вопросу в России в XIX – начале ХХ в. // Вопросы истории. 2000. № 8. С. 56–57; Витенберг М. В. Власть, общество и еврейский вопрос в 80-е годы XIX века в России. Дис. … канд. ист. наук. СПб., 2009. С. 174–178.


[Закрыть] за два года еще не начинала своей законодательной деятельности… Она издержала 37 тысяч на издание исторических трудов, и затем стоп машина!

Воскресенье 6 января

Видел счастливого человека сегодня у [К. П.] Победоносцева, это С. А. Рачинский. До него не касаются никакие политические злобы дня! Он живет себе в своей деревне, в своей школе[154]154
  Речь идет о народной школе, организованной С. А. Рачинским в своем имении в селе Татеве Бельского уезда Смоленской губернии в 1868 г., где он сам преподавал. С 1875 г. Рачинский полностью посвятил себя своим ученикам и переселился из господского дома в школу. При школе было устроено общежитие для учеников из соседних деревень, велась подготовка учителей из крестьян. Опыт своей преподавательской деятельности Рачинский обобщил в нескольких книгах: Народное искусство и сельская школа. М., 1882; Заметки о сельских школах. СПб., 1883; Из записок сельского учителя. СПб., 1889.


[Закрыть], как в мирной, любящей семье, и все остальное для него не существует. В его жизни школьного отшельника, впрочем, случилось важное событие. Событие это появление нового товарища в лице молодого [Н. М.] Горбова. Горбов, кончивший курс университета, страстно полюбил дело Рачинского и поехал к нему, приглядываться к его сельской школе. Результатом было то, что он основал возле Рачинского, в своем имении, другую сельскую школу и поселился между детьми жить с ними и учить их, и теперь, как говорит Рачинский, обе школы до того полны, что уже принимать новых учеников нет возможности. Народ буквально обожает эти школы, и дети льнут к ним, как пчелы к меду. Мед же заключается в церковности этих школ.

Рачинский говорит, что он может теперь умереть спокойно, найдя себе преемника. Ведь у него ревностные ученики в том же деле, например, один князь Николай Николаевич Мещерский начал такое же школьное дело в Могилевской губернии.

Но увы, все это капля в море! Делянов большой грех несет на душе. Он совсем не помогает делу развития церковно-приходской школы, не поощряет, не ободряет, не направляет дело. Что хорошая, что дурная народная школа, ему все равно, и хороший священник, и хороший учитель не видят от министерства проявлений к ним участия и поощрения!

№ 16

Пятница 8 марта[155]155
  Составляющие этот блок листы имеют отдельную авторскую нумерацию.


[Закрыть]

Истекшая неделя имела главным предметом разговоров и толков Высочайшее повеление на счет Кахановской комиссии. Надо сказать, что это распоряжение пришло как раз вовремя. Трудно исчислить как много эта злосчастная комиссия наделала вреда внутри России, заволновав умы и возбудив тревожные вопросы щекотливо политического свойства в среде помещиков, только что начинавшей успокаиваться. Я ежедневно получаю по несколько писем из провинции с вопросами: правда ли это, правда ли то на счет Кахановской комиссии, и при этом плач и сетования.

Но нет худа без добра. Существование и дебаты Кахановской комиссии дали несомненное мерило того, что может правительство ожидать от так называемых деятелей и своих, сановных, и общественных в либеральной сфере. Ясно, что ничего не умерло еще в головах наших петербургских сановников из того, что так гибельно извратило прекрасные намерения прошлого царствования; та же страсть либеральничать, в угоду каким-то стриженным и нигилистам, на счет правительственной власти и правительственного обаяния, та же легкомысленность в обращении с серьезными вопросами порядка и народной нужды; то же заигрывание с дурными страстями и инстинктами толпы еле-еле грамотной и кроме всего этого – то же незнание жизненной правды и провинциальной России.

Одним из поразительных эпизодов в этом отношении в Кахановской ком[иссии] за последнее время был эпизод с [Н. А.] Вагановым, заседающим в виде представителя Министерства двора и Ведомства уделов. Как такой заядлый красный попал в доверенное лицо у [И. И.] Воронцова[-Дашкова] – это Бог один знает, но после эпизода в Кахановск[ой] ком[иссии], будь я на месте Воронцова, я бы не потерпел его и суток при себе.

Шел вопрос о том, кому председательствовать в проектированном комиссиею уездном управлении. Большинство высказалось за то, что председателем должен быть уездный предводитель дворянства. [М. С.] Каханов заключает дебаты и спрашивает: значит, вопрос исчерпан, особых мнений нет. Все молчат.

Вдруг встает Ваганов.

– У меня особое мнение. Я прошу его записать и приложить.

– Какое?

– Председатель уездного управления должен быть избираем земством.

– А утверждаем?

– Никем! – нагло ответил Ваганов.

Все переглянулись. Никто не ожидал такой дерзкой противоправительственной выходки. Затем, когда стали расспрашивать и усовещевать Ваганова, он отбросил всех возражавших оппонентов и сказал: «Это мое убеждение, и я от него не отступлюсь!» К мнению Ваганова никто не присоединился.

Но Кахановская комиссия имела еще ту пользу, что она резко обнаружила разлад между Петербургом и его бюрократическим миром, и провинциею. Приезжие члены из провинции ни с чем не могли согласиться из того, что выработала Кахан[овская] коммиссия в виде основных положений реформы в провинции, начиная с сельского общества и кончая губернатором. Все предлагавшееся они нашли дутым и народу не пригодным.

Наоборот, все, что приезжие из провинции члены Кахан[овской] комиссии предлагали, ссылаясь на нужды жизни, все то петербургские члены комиссии отрицали или как слишком отсталое, или несогласное как будто с духом бывших реформ.

Самым видным из приезжих членов Кахан[овской] ком[иссии] был несомненно симбирский [А. Д.] Пазухин. Это молодой человек, умный, даровитый и, главное, неувлекающийся. Он практически знаком с нуждами русской жизни и не с луны хватает мысли для реформы, а прямо из прозаической правды.

По его мнению, предпринимать теперь какую-нибудь многосложную уездную реформу неосторожно, неразумно и бесполезно, так как не хватает главного, людей для нового какого-нибудь строя жизни в уезде. По его мнению, надо сделать лишь то, что крайне нужно и на что хватит людей в провинции.

Мысли Пазухина сводятся к трем главным вопросам: 1) к вопросу об изменении порядка земских выборов, 2) к вопросу об подчинении крестьянского мира и управления власти и контролю и 3) к вопросу о замене учреждения выборного мировых судей учреждением по назначению от правительства мировых посредников.

Цель этих легко осуществимых изменений двояка: 1) подчинить крестьян власти и 2) дать возможность помещикам жить в уезде безопасно и спокойно. Цель эта однако в зависимости от весьма существенного вопроса: как отнесется к вопросу об упразднении института мирового судьи и о замене его мировым посредником – Министерство юстиции?

Из разговоров с Дурново И. Н. я мог заключить, что мысль Пазухина весьма сочувственно ценится и Министерством внутренних дел. По мнению И. Н. Дурново, когда Кахановская комиссия окончит свои заседания, и весь ворох ее законоположений поступит к министру внутрен[них] дел[156]156
  Министр внутренних дел Д. А. Толстой.


[Закрыть], следовало бы немедленно приступить к осуществлению самого нужного: к правильному устройству полицейской власти в уезде, к кое-каким улучшениям в крестьянском самоуправлении и, главное, к восстановлению мировых посредников, как они были в 1861 году, с двойною властью, судебною и полицейскою. Разумеется, от Набокова и всей компании красных Госуд[арственного] совета следует ждать самого отчаянного сопротивления к осуществлению этой нужнейшей реформы, но надо верить и надеяться, что Государь прикажет Набокову согласиться или уволит его, но мысли о мировых посредниках вместо мировых судей даст осуществиться.

Вторым интересом дня – отъезд графа [Д. А.] Толстого, подавший повод высказываться разным толкам и мнениям. Но оставляя в стороне эти толки, интересно остановиться на том, что происходило по случаю отъезда графа Толстого в близком мире, его окружающем. Опять явился острый и роковой вопрос: как быть с [П. В.] Оржевским? Вопрос этот действительно роковой. Оржевский относительно себя и госуд[арственной] полиции отнял у графа Толстого совсем его личность. Для Оржевского графа Толстого нет, а есть игрушка и орудие в его руках. Оржевский отнял у гр. Толстого не только энергию, не только волю, но даже самоличность. Он действовал постепенно и исподволь, наводя страх на бедного Толстого, и довел его до мысли и даже до убеждения, что малейшее со стороны Толстого неподчинение его, Оржевского, воле, повлечет на него, гр. Толстого, немилость Оржевского, а немилость эта в свою очередь повлечет за собою предоставление гр. Толстого на произвол анархистов. Как ни невероятно и ни смешно это, но к сожалению это несомненная истина. И вот когда зашла речь об отъезде гр. Толстого, и он сообщил об этом Дурново, последний более чем основательно сказал гр. Т[олстому], что при таком продолжительном отсутствии его весьма неудобно делить управление министерством на две части, между им и Оржевским, так как немыслимо, чтобы ответственный перед Государем за министерство управляющий им не знал, что делается в области государственной полиции; мало того, постоянно может быть опасность от такого qui pro quo[157]157
  недоразумение, путаница (лат.).


[Закрыть]. По общей полиции, напр[имер], в случае где-либо открывшихся беспорядков управляющий министерством предписывает одно, а Оржевский может предписать другое, даже совсем противоположное. Бедный Толстой согласился с этими доводами, но все-таки не решился изменить прежний порядок. Почти слезно, с нервною дрожью он упрашивал Дурново не настаивать на чем бы то ни было, что могло бы быть неприятным Оржевскому.

Грешный человек, я не мог не посоветовать Дурново просто откровенно доложить Государю об этом затруднительном состоянии, коего вредные последствия нельзя даже приблизительно рассчитать, в случае, не дай Бог, малейших беспорядков.

Вообще этот частный факт еще раз наводит на размышления о том, как неудачно при уничтожении III Отдел[ения] и шефа жандармов был оставлен пост полуминистра и полушефа жандармов – в связи с должностью товарища министра внутренних дел. Прежде всего является вопрос: на что такой полушеф жандармов с политическою ролью, раз есть министр внутренних дел, и есть Департамент полиции государственной с его директором? Политическая роль такого полушефа прежде всего смутна и неопределенна; а вследствие этого для человека самолюбивого, честолюбивого и властолюбивого – является областью самых темных интриг, самых необузданных захватов власти, самых невообразимых фальшивых положений и недоразумений, от которых в конце концов страдают прямые интересы власти и порядка, да и самые интересы охраны и полиции.

Отчего страдают?

А вот отчего! 1) Государь едет куда-нибудь; министр его сопровождает; и полушеф жандармов хочет ехать. Его не берут. Не берут, он сердится и дуется, и что же? Дайте столько-то жандармов и полиции для усиления надзора, говорит ему министр; не могу, отвечает полушеф, у меня здесь не хватит, и не дает. Не дает потому, что дуется.

2) Министр дает приказания и инструкции губернаторам; положим, руководствуясь ими, губернатор нуждается в помощи жандармского штаб-офицера в губернии; тот ему на это отвечает: я ничего не могу, я получил приказание от своего начальника слушаться только его, и конец.

3) Петербургский градоначальник признает нужным принять экстерную меру; он хочет ее принять; министр согласен; но полушеф объявляет свое veto[158]158
  запрет (лат.).


[Закрыть], и конец.

4) Губернатор сообщает важное донесение министру в собственные руки или, когда еще важнее, Государю; полушеф его призывает или пишет ему бумагу и самым дерзким образом его выругивает за то, что он, губернатор, смел написать министру в собственные руки, минуя его! Мало этого, он является к министру и под угрозою требует, чтобы министр сделал такому губернатору выговор за то, что он написал министру, а не ему, полушефу, и министр подчиняется.

Словом, трудно исчислить, какой существенный вред приносит и может приносить такое совершенно фальшивое и даже не безопасное положение министра и Министерства внутренних дел при полушефе жандармов, имеющем в руках всю полицию в империи.

А между тем легко было бы устранить эти неудобства, упразднив вовсе эту должность полушефа и оставив директора Департ[амента] госуд[арственной] полиции в непосредственном подчинении у министра, а губернаторам в свою очередь подчинить губернский жандармский состав в полицейском отношении, а градоначальнику в Петербурге предоставить более широкие права в области государственной полиции и розыска, при непосредственной зависимости от министра внутренних дел. Так думают опытные люди, увидевшие на деле все неудобство ставить государственную полицию в зависимость от личных интриг, вопросов самолюбия и невольных стремлений играть роль в ущерб единству власти и объединению дела. В личном же управлении как отдельною частью жандармы могли бы быть заведуемы начальником штаба жандармского управления.

–

Много говорят, а в Москве в особенности, о банкротствах крупных домов, одно за другим раздающихся, как роковые выстрелы[159]159
  Только в начале марта 1885 г. были опубликованы объявления о банкротстве московских торговых домов «Иван Макаров Клейн», «И. Удалов и братья С. и А. Рогожины», «И. и П. братья Васильковы», купцов М. П. Муравьева и П. П. Бухова (Московские ведомости. 1885. № 60–63, 66. 2–5, 8 марта). Консервативными кругами эти банкротства рассматривались как результат денежной политики Министерства финансов, направленной на сокращение количества бумажных денег в стране ([Катков М. Н.] Москва, 8 марта // Московские ведомости. 1886. № 67. 9 марта. С. 2). Сторонником этой точки зрения был и Мещерский; см. выше Дневник за 25 ноября 1884 г. (№ 13 данной публикации).


[Закрыть].

А рядом с этим повсеместные стоны и жалобы на отсутствие кредитных билетов. Невероятные творятся вещи: платежи принимаются в Москве коммерческими домами не деньгами – их нет в обращении – а купонами на пять лет вперед, на 1890 год!

А Министерство финансов продолжает все жечь и жечь кредитные билеты.

Везде просят иного взгляда на наши финансовые дела. Ухудшение идет все crescendo и с страшною быстротою. А между тем Министерство финансов как будто ничего не видит и не слышит из того, что на Руси делается, и ни на чьи стоны и вопли не обращает внимания.

Вот почему куда ни пойдешь и с кем ни заговоришь, везде слышишь толки о том, как настоятельно нужно министерство торговли и промышленности именно теперь. Мне кажется, что это далеко не так трудно, так как бесспорно человек, как [И. А.] Вышнеградский, совершенно подходит к этому делу и дорос до него. Это было бы громадное по своим последствиям благотворное событие. Надо полагать, что Бунге был бы очень рад отделить от себя эту часть, тем более, что она не при нем, а при Н. А. Ермакове, который в данную минуту представляет собою дряхлость замершей рутины, и больше ничего. А между тем в его одряхлевших руках вся мануфактура и торговля России, шутка сказать. Беда еще та, что дряхлые люди бывают упрямы и капризны, как нервные бабенки. Так и Ермаков. На днях слышал от Делянова плач над судьбою прекрасного проекта, Вышнеградским составленного и Деляновым представленного, на счет устройства профессиональных или технических школ в России. Делянов торопит осуществление этого столь нужного дела, а Ермаков возьми весь этот проект и положи его под сукно, под предлогом обсуждения, и всякому встречному говорит: не хочу мол давать ходу этому делу, и кончено. Делянову хочется настаивать у министра финансов на скорейшем рассмотрении проекта, хочется, но колется: начнешь настаивать или пожалуешься на него, пожалуй, рассердится и начнет отказывать в деньгах!

–

Всякий раз, когда я с К. П. Победон[осцевым] говорю с сокрушением об ужасном вреде нынешнего Министерства юстиции для интересов Самодержавия прежде всего, К. П. во всем соглашается со мною, но с тою лишь разницею, что поднимая руки горé, он прибавляет: что прикажете делать, а кого вы назначите на место Набокова, никого не придумаешь.

Не раз, а сто раз я думал об этом вопросе. Он кажется заколдованным кругом, но только кажется. На деле он вовсе не заколдован. Будь я на месте Государя, я бы ни минуты не колеблясь, упросил бы принять управление Министерством юстиции никого другого, как того же К. П. Побед[оносцева], не отрывая от Святейшего Синода. Если гр. [Д. А.] Толстой мог соединять в себе Минист[ерство] нар[одного] просвещения с Синодом, то легче еще соединять в лице К. П. тот же Синод с Минист[ерством] юстиции. Назначение его имело бы громадный смысл, такой же, как имело назначение гр. Толстого после [Н. П.] Игнатьева. Это было бы эпохою в анналах суд[ебного] ведомства и переворотом. Его имя высказало бы программу. Девять десятых лиц суд[ебного] ведомства сразу бы переменились. Новый дух сразу бы облетел всю Россию. Сенат бы изменился. И с Божиею помощью в два, в три года судебный мир был бы преобразован. Нужно ли прибавить, что К. П. один из первых, если не первый юрист в России. Разумеется К. П. начал бы с отказа принять это место. Но при настоянии разумеется патриотизм и преданность возьмут верх. Но главное не отрывать его в то же время от Синода, где его деятельность дала уже плоды замечательно богатые и отрадные.

Это мечта, но Боже, как хорошо было бы ее осуществление!

Из всех толков о дворянстве и о том, что сделать было бы нужнее в интересах дворянства, и с тем вместе в интересах самодержавия, без сомнения вопрос о дворянских детях заслуживает главного внимания. Без забот об этом юношестве нет и не может быть речи о будущности русской монархии.

А между тем об этих дворянских детях всего меньше думают. Их бросили на произвол судьбы, и притом ужаснейшей судьбы. Выйдет ли из дворянского ребенка верный слуга престола или цареубийца-заговорщик, государству все равно.

План военной и военно-учебной реформы [Д. А.] Милютина носит в своей удаче печать проклятия. Это был план ума, захотевшего в близком будущем отнять у Престола его исторически прочные силы. [А. В.] Головнин с одной стороны, Милютин с другой, оба разрушили до основания здание воспитания дворянских детей, столь мудро и предусмотрительно воздвигнутое Николаем I.