Текст книги "Император Александр III"

В.П. Мещерский
Император Александр III

© Российское военно-историческое общество, 2023

© Оформление. ООО «Проспект», 2023

Предисловие к серии

Дорогой читатель!

Мы с Вами живем в стране, протянувшейся от Тихого океана до Балтийского моря, от льдов Арктики до субтропиков Черного моря. На этих необозримых пространствах текут полноводные реки, высятся горные хребты, широко раскинулись поля, степи, долины и тысячи километров бескрайнего моря тайги.

Это – Россия, самая большая страна на Земле, наша прекрасная Родина.

Выдающиеся руководители более чем тысячелетнего русского государства – великие князья, цари и императоры – будучи абсолютно разными по образу мышления и стилю правления, вошли в историю как «собиратели Земли Русской». И это не случайно. История России – это история собирания земель. Это не история завоеваний.

Родившись на открытых равнинных пространствах, русское государство не имело естественной географической защиты. Расширение его границ стало единственной возможностью сохранения и развития нашей цивилизации.

Русь издревле становилась объектом опустошающих вторжений. Бывали времена, когда значительные территории исторической России оказывались под властью чужеземных захватчиков.

Восстановление исторической справедливости, воссоединение в границах единой страны оставалось и по сей день остается нашей подлинной национальной идеей. Этой идеей были проникнуты и миллионы простых людей, и те, кто вершил политику государства. Это объединяло и продолжает объединять всех.

И, конечно, одного ума, прозорливости и воли правителей для формирования на протяжении многих веков русского государства как евразийской общности народов было недостаточно. Немалая заслуга в этом принадлежит нашим предкам – выдающимся государственным деятелям, офицерам, дипломатам, деятелям культуры, а также миллионам, сотням миллионов простых тружеников. Их стойкость, мужество, предприимчивость, личная инициатива и есть исторический фундамент, уникальный генетический код российского народа. Их самоотверженным трудом, силой духа и твердостью характера строились дороги и города, двигался научно-технический прогресс, развивалась культура, защищались от иноземных вторжений границы.

Многократно предпринимались попытки остановить рост русского государства, подчинить и разрушить его. Но наш народ во все времена умел собраться и дать отпор захватчикам. В народной памяти навсегда останутся Ледовое побоище и Куликовская битва, Полтава, Бородино и Сталинград – символы несокрушимого мужества наших воинов при защите своего Отечества.

Народная память хранит имена тех, кто своими ратными подвигами, трудами и походами расширял и защищал просторы родной земли. О них и рассказывает это многотомное издание.

В. Мединский, Б. Грызлов

В.П. Мещерский
Император Александр III

Э. Гау. Портрет великих князей Александра Александровича

и Алексея Александровича. 1853

 
В том Царская Его заслуга пред Россией,
Что – Царь – Он верил Сам в устои вековые,
На коих зиждется Российская Земля,
Их громко высказал – и как с высот Кремля
Иванов Колокол ударит, и в мгновенье
Все сорок сороков в Христово Воскресенье
О Светлом Празднике по Руси возвестят, —
Так слово Царское, летя из града в град,
Откликнулось везде народных сил подъемом, —
И, как живительным весенним первым громом
Вдруг к жизни призваны, очнутся дол и лес, —
Воскресла духом Русь – сомнений мрак исчез —
И то, чтo было в ней лишь чувством и преданьем,
Как кованой броней закреплено – сознаньем.
 

А. Майков. С.-Петербург

Из Ливадии

14 октября

С радостным, но и тревожным чувством Ялта ожидала прибытия Государя Императора: слухи о болезни Его Величества проникли уже всюду. Отъезд Его Величества из Спалы замедлился, что возбудило еще сильнее опасения. В Спале замечались уже беспокоившие врачей болезненные явления, побуждавшие ускорить отъезд Больного на юг, в теплый климат. Продолжительный переезд по железной дороге утомил Государя; но еще более утомили Его церемонии встреч в Севастополе и Ялте. Первые дни пребывания в Ливадии были дни отдыха: вскоре Августейший Больной почувствовал Себя крепче, так что 25 сентября мог стоять обедню в придворной церкви и после того ездил в Ай-Тодор к Великой Княгине Ксении Александровне, и последующие дни совершал в экипаже прогулки к водопаду Учан-Су и в Массандру. Но вслед затем появились симптомы ослабления, встревожившие врачей: утрата аппетита и сна, ослабление деятельности сердца, усиление белковины и опухлость ног. Настали дни жестокой тревоги и сильного опасения. При Государе находятся постоянно врачи: Захарин, берлинский профессор Лейден – специалист по болезням почек, лейб-хирурги: Гирш и Вельяминов. Ежедневно, по несколько раз в день, осмотры и консультации врачей, следивших усиленно за явлениями болезни, возбуждали в окружающих Двор лицах, незнакомых с медицинскою наукой, мучительную смену надежд и опасений. В это же время приезжал в Ливадию харьковский профессор Грубе, с целью благодарить Его Величество за внимание, оказанное ему в пережитой им подобной же болезни. Он был принят Государем и, по возвращении от Его Величества, поддерживал во всех, собственным недавним опытом, надежду на благополучный исход недуга. Врачей особенно беспокоило в больном совершенное притупление аппетита, необходимого для укрепления деятельности сердца.

В пятницу, 7 октября, всех обрадовала весть, что аппетит явился, что Государь кушал достаточно и за завтраком, и за обедом. Со следующего утра оживились надежды известием, что появился и сон и что пробуждение Больного приносит ему бодрость, что количество белковины уменьшается. Между тем во всей России распространилась уже внезапная весть о болезни Государя, и смущение, питаемое слухами, нередко искаженными и преувеличенными, охватило все сердца, горящие любовью к Нему и надеждой на Него. Все слились в пламенной молитве о спасении возлюбленного Государя.

8 октября, в субботу, ожидался приезд Королевы Эллинов; с нею прибыла в Ливадию Великая Княгиня Александра Иосифовна. Ее Высочеству пришла благодетельная мысль пригласить с собою известного всему народу и любезного ему молитвенника о. Иоанна Сергиева. При проезде через Ялту со всех сторон неслись навстречу ему благословение, желание и надежды, а ясный и всегда радостный вид его оживлял надежду на милость Божью и на действенную силу всенародной, денно и нощно возносимой к Богу молитвы о Болящем. В тот же день, тотчас по приезде, о. Иоанн служил литургию в Дворцовой церкви, и затем служит ежедневно, по просьбе населения, в Ялте и в окрестных местностях. Несметные толпы стекаются к нему на молитву.

В тот же вечер прибыли в Ливадию Великие Князья Сергей и Павел Александровичи.

Наутро, 9 октября, в воскресенье, Государь почувствовал Себя в силах прибегнуть к величайшему духовному утешению, которого давно желала душа Его: перед обедней, пригласив к Себе духовника, протопресвитера Янышева, Он объявил ему Свое сердечное желание – приобщиться в тот же день Св. Таин. После обедни совершившееся таинство было несказанным утешением и успокоением для Благочестивого Государя, а весть о том ободрила всех новою надеждой.

Но и этот день, и следующий были для Болящего днями сильных, хотя и утешительных ощущений. В понедельник, 10-го числа, Государь пожелал видеть отца Иоанна Сергиева, принял его и вместе с ним молился, а вечером того же дня предстоял приезд в Ливадию Высоконареченной Невесты государя Наследника Цесаревича, вместе с Великой Княгиней Елисаветою Феодоровной. По приказанию Его Величества устроена была Ей в Ливадии торжественная встреча с почетным караулом и музыкой. Свидание Государя с Принцессой Алисой, давно желаемое и потому радостное, вместе с тем принесло Больному ощущение сильного волнения. Этого опасались врачи; но, слава Богу, ночь прошла благополучно.

С тех пор болезнь Государя сопровождается явлениями, продолжающими поддерживать надежду, но не устраняющими тягостных опасений: с одной стороны – поддержание сна и аппетита, усиление пульса и, важнее всего, бодрое душевное настроение Самого Больного; с другой стороны – продолжающийся отек ног, затрудняющий для Него движение на воздухе и преимущественно озабочивающий врачей. Все продолжают жить сменой волнующих ощущений надежды и страха и молитвой, которая отовсюду несется и наполняет всю душу народную, оживляя ее надеждой на милость Божью. Сам возлюбленный Государь наш, несмотря на болезнь Свою, не оставляет заботы о делах правления. По настоянию врачей, текущие дела и доклады, требующие рассмотрения, переданы Его Величеством на рассмотрение Наследника Цесаревича; но Сам Монарх решает важнейшие из них и утверждает Своею подписью все требующие оной бумаги и акты.

Письма из Ливадии

I

С глубокою скорбью Россия узнала – из бюллетеня о состоянии здоровья Государя Императора, датированного в Спале, – о тяжести недуга, постигшего Монарха. Естественно, каждый горел нетерпением иметь более частые и подробные сведения о положении возлюбленного Монарха, но не всякий понимал, что такие сведения невозможно доставлять газетам, которые Государь читал в часы досуга.

По-видимому, подобные, вполне основательные, соображения и удерживали врачей от опубликования более частых бюллетеней; этим же объясняется, почему со временем переезда Двора из Спалы сюда, в Ливадию, бюллетени не появлялись. Ухудшение в положении здоровья Августейшего Больного заставило отказаться от такой сдержанности, и бюллетени стали появляться правильно. Здесь и в Ялте мы узнавали их не из газет, а из рассказов сведущих лиц, так как местный листок Ялта давал эти бюллетени по телеграммам Северного Агентства, следовательно, всегда запоздалые. Каждый старался узнать всякую подробность о ходе болезни, радовался малейшему улучшению, печалился, когда бюллетень указывал на ухудшение.

Александр III.

Фотограф С. Л. Левицкий. 1880

Начало болезни все приписывают тому разрушительному влиянию, которое произвела на крепкий и здоровый до тех пор организм Государя Императора инфлюэнца, которою Государь Император захворал в январе. Тогда уже, при лечении, было констатировано присутствие белка в моче, указывающее на поражение почек. Тщательные наблюдения продолжались, и в положении Больного произошло заметное улучшение, так что в июне врачами было констатировано полное отсутствие белка. Ненастная холодная погода, стоявшая все лето, затрудняла успешное лечение, а новая простуда, во время поездки для отдыха в шхеры, снова ухудшила течение болезни, так как сочленовный ревматизм (в левом локте), которым Его Величество захворал в шхерах, отразился на всем организме, и уже в июле лейб-хирург Гирш, в великой горести своей, снова констатировал присутствие белка. Тогда же у Августейшего Больного появился дурной вкус, служащий характерным симптомом, и в августе врачи признали, что болезнь Государя Императора, нефрит, в полном развитии. Августейшему Больному советовали отдых и спокойствие, но для Государя, посвятившего все Свои заботы и помыслы величию и благосостоянию России, отдых казался немыслимым, когда предстояло еще столько трудов: Он не только лично обозрел войска Красносельского лагеря, дабы при неустанной заботе об образовании войск убедиться в сделанных успехах, но пожелал также участвовать на Смоленских маневрах, которые должны были происходить по Его указаниям и на которых ожидалось выяснение многих крайне важных в военном деле вопросов. С большим трудом удалось упросить Государя Императора пощадить Свои силы и Свое здоровье для блага горячо любимой Им страны и посвятить время серьезному лечению болезни. Тогда же врачами было предложено переехать в теплый, благодатный климат Ливадии, но Государь Император пожелал посетить Беловеж, где недавно был закончен постройкой новый дворец. Здесь, среди вековых лесов, надеялись на благоприятные результаты, тем более что приезд горячо любимого сына, Великого Князя Георгия Александровича, доставил Государю Императору высокое душевное утешение. К сожалению, дождливое лето и здесь оказывало вредное влияние, задерживая успешный ход лечения болезни, и, после непродолжительного пребывания в Беловеже, Царская Семья переселилась в Спалу. Призванный по совету русских врачей, для консультации, знаменитый профессор Берлинского университета Dr Лейден вполне присоединился к диагнозу, поставленному профессором Г.А. Захарьиным, и тоже посоветовал переезд в более теплый климат. Августейшему Больному угодно было согласиться с мнением врачей, и Царская Семья 21 сентября прибыла на пароходе Добровольного Флота Орел в Ялту, а отсюда проследовала в Ливадию.

Погода стояла здесь прекрасная, какая редко бывает в Ялте в октябре месяце. Небо часто бывало облачным, но дни были тихие и теплые. Тем не менее полагали, что такая погода продержится не долго, и в обществе говорили, что врачи предлагают остров Корфу в Ионическом архипелаге как зимнюю станцию для Августейшего Больного. Но мысль расстаться с Россией, по-видимому, была чрезвычайно тяжела Больному, и Государь Император на первое предложение врачей ответил, что никогда не оставит Россию. Так горячо любил Монарх Свою страну, что даже забота о здоровье не могла заставить Его примириться с временною разлукой со Своим народом.

Ливадия в последнее время была неузнаваема. Большая часть членов Царской Семьи собралась вокруг Монарха, и многие не могли прибыть сюда лишь потому, что решительно невозможно было найти для них помещения. Государь Император и Царская Семья занимали так называемый Малый Дворец, где Государь Император проживал, будучи Наследником Цесаревичем. Другие Высочайшие Особы помещались в Большом Дворце, в небольших домиках, назначенных для министра Двора и его секретаря, во фрейлинском доме и в садовом доме. Для первых чинов Двора возможно было отвести только по одной, по две небольшие комнаты, но все мирились с такими неудобствами и готовы были на еще большие неудобства, лишь бы иметь возможность служить обожаемому Монарху.

Письма из Ливадии

II

В последние дни пред кончиной Государя бюллетени казались более утешительными, и сердца всех забились радостною надеждой на то, что Его крепкой натуре удастся восторжествовать над злым недугом. Все вести из дворца указывали на то, что несокрушимая энергия Монарха, Его любовь к неустанному труду не покинули Больного. Государь вставал по утрам в обычный час и, приняв врачей, садился, как он делал это изо дня в день, за рабочий стол, чтобы лично читать все доклады и донесения, прибывавшие из Петербурга с курьерами. Государь Император был великий труженик Русской земли, и не один раз вспоминались мне слова бывшего министра финансов г. Грейга, говорившего в речи, обращенной к нижегородскому купечеству, что даже утро в день Благовещения, когда и птица гнезда не вьет, застает Русского Царя за рабочим столом. Даже когда злой недуг медленно подтачивал Его дорогие для России силы, Государь Император не изменял своей привычке к труду и каждый день передавал для отправки в Петербург рассмотренные Им и снабженные Его замечаниями бумаги. Просьбы близких и врачей беречь Свои силы и отказаться на время от обычных занятий, Государь Император оставлял без внимания, готовый положить жизнь Свою за Россию. Все это рассказывалось здесь о Монархе, об Его удивительной энергии, Его любви к Семье и России, Его постоянных заботах о близких. В высшей степени трогательно и интересно было наблюдать, как даже на иностранцев величавый образ Монарха производил глубокое, неизгладимое впечатление.

Никто не слышал никогда жалобы из уст Больного на мучительные страдания; напротив, Государь Император, видя душевные страдания близких сердцу лиц, всегда старался казаться спокойным и веселым. Когда прибыла в Ялту высоконареченная невеста Наследника Цесаревича, Государь Император потребовал мундир и, невзирая на затруднения, причиняемые отеками ног, пошел навстречу Невесте Первенца-Сына и сердечным, чисто отеческим, приемом сразу показал Ей, что встречает Ее как родную, дорогую Его сердцу дочь. Несмотря на упадок сил, Его Величество не пожелал отказать в приеме профессору Грубе, который явился благодарить за внимание, оказанное Государем Императором во время болезни, постигшей профессора Грубе. Единственно Государю Императору престарелый профессор был обязан своим спасением от смерти, и понятно было желание профессора Грубе лично выразить свою душевную признательность.

Этот факт мало известен, и я могу упомянуть о нем здесь. Профессор Грубе, как известно, заразился трупным ядом, и опухоль охватила уже всю руку до плеча. Единственное спасение заключалось в операции, но операция оказывалась невозможною, потому что сердце больного работало слабо. Спасения, казалось, не было никакого, и в квартире профессора уже собрались харьковские профессора, врачи и студенты-медики ожидать кончины любимого профессора. В эту минуту как раз была доставлена телеграмма министра Императорского Двора, графа Воронцова-Дашкова, в которой граф, по поручению Государя Императора, спрашивал о состоянии здоровья профессора Грубе. Этот знак Монаршей милости в такой степени обрадовал больного профессора, что сердце его начало усиленно работать. Этим моментом воспользовались врачи и произвели, так сказать, в последнюю минуту, необходимую операцию, которая спасла больному жизнь.

К сожалению, некоторое улучшение в состоянии здоровья Государя Императора, замечавшееся в последние дни и позволявшее ожидать поворота болезни к лучшему, продолжалось недолго, и затем появился бюллетень опять мало утешительный. День годовщины крушения Императорского поезда при Борках и чудесного спасения Царской Семьи от опасности должен был вызывать в Августейшем Больном тяжелые воспоминания, которые не замедлили отразиться на состоянии Его здоровья. Плохой, недостаточный сон не укреплял, силы Больного ослаблялись за день работой и страданиями, причиняемыми возрастающим отеком ног, а местный воспалительный процесс в левом легком затруднял дыхание. Несмотря на все это, Государь Император был покоен, и его не покидали обычные бодрость и сила воли. Его Величество не желал оставаться днем в постели и отказаться от обычных трудов, и еще 18 октября отсюда выехал курьер с большим пакетом рассмотренных Государем бумаг и докладов. Самочувствие Больного изменялось очень часто, и врачей пугало постоянное отсутствие аппетита у Больного. Однажды Государь Император, перед тем как отойти ко сну, пожелал покушать ветчины. Это было редкое желание у Больного, давно не высказывавшего никаких желаний, и вся Ливадия, несмотря на поздний час, радостно встрепенулась. С восторгом передавали друг другу о выраженном Государем Императором пожелании и выражали надежду, что с восстановившимся аппетитом пойдет улучшение состояния здоровья. К великому прискорбию, и на этот раз надежда оказалась обманчивою; появление аппетита было только минутною вспышкой, и уже на другой день снова возвратилось прежнее состояние, полнейшее отсутствие аппетита. С великою тревогой ожидались утром и вечером бюллетени, и на улицах Ялты, где бюллетени стали появляться своевременно, большие массы публики с нетерпением ожидали появления продавцов. Всюду народ собирался группами, и единственною темой разговоров служило состояние здоровья Монарха, который в трех верстах от Ялты, боролся с тяжким недугом. Во всех церквях шли непрестанные моления о ниспослании Великому Монарху исцеления.

(Из Московских Ведомостей)

Письма из Ливадии

III

20 октября, кроме кратких телеграмм, не было сил писать что-нибудь иное. То, чего с таким трепетом боялись, чему не хотелось верить, что казалось невозможным, совершилось: Государя не стало. Ни любовь и заботы, которыми окружали Августейшего Больного Государыня Императрица, Наследник Цесаревич и вся Царская Семья, ни старания лучших врачей и горячие молитвы миллионов подданных не могли устранить удара, который поразил Семью Царя и весь Русский народ. Кому приходилось терять отца и главу дома, тот оценит всю глубину горя, постигшего Царское Семейство. Но в лице Государя Императора сошел в могилу не только человек, который был главой Царской Семьи, но Монарх, служивший Своему народу, в продолжение недолговременной земной жизни Своей, образцом глубоко верующего христианина, любящего отца, идеалом семьянина, великое сердце Которого с одинаковою любовью охватывало всех подданных Его державы, привыкшей видеть в Нем Отца, Защитника и Покровителя.

Скорбь о почившем Монархе еще глубже оттого, что Всевышнему угодно было призвать Его к Себе в полном расцвете сил. Сколько великих планов и надежд угасло вместе с Ним. Если в непродолжительное царствование Свое Государь поднял Россию на такую высоту, на какой она при прежних монархах никогда не стояла, – если Он не мечом и бранными успехами, а делами мира заставил все народы высоко уважать Россию, так что даже враги привыкли видеть в Русском Царе главный залог европейского мира и решителя судеб Европы, то сколько благих результатов можно было ожидать впереди от мудрости и твердости преждевременно скончавшегося Монарха. Только впоследствии станет известным, сколько раз ужасы войны, готовые обрушиться на Европу, были устраняемы благодаря твердости и мудрости Монарха, заставлявшего умолкать личные чувства ввиду важных государственных интересов и блага подданных. Только последующее поколение в состоянии будет вполне оценить те услуги, которые Почивший оказал укреплению в народе монархического чувства, сплочению всех подданных в одну великую семью и развитию национальной гордости и любви к Отечеству. Ныне уже трудно встретить Русского, который, как это бывало еще так недавно, готов был за границей казаться всем чем угодно, только не Русским. Ныне всякий с такою же гордостью произносит: я Русский, как древний Римлянин произносил свое: civis romanus sum! Уж этого одного достаточно, чтобы сохранить Почившему вечную благодарность потомства. Но не место здесь, и не мне делать оценку царствования Почившего: это сделает история, в которой Александр III займет одно из самых почетных мест.

Многочисленные телеграммы поведали миру об истинно героической кончине Государя Императора Александра Александровича, и мое письмо, конечно, явится запоздалым. Однако я полагаю, что некоторые подробности, не упомянутые в телеграммах, будут так же дороги, как и прежде сообщенные.

М. Зичи. Смерть Александра III в Ливадии. 1895

Упадок сил Государя, замеченный 17 октября, продолжал увеличиваться и в следующие дни, и уже вечерний бюллетень 19 октября, прочитанный нам секретарем министерства Императорского Двора, произвел столь удручающее впечатление, что рука отказывалась записывать его. Не оставалось никакого сомнения, что положение дорогого Больного заставляет ожидать катастрофы и что, быть может, Ему суждено провести последнюю ночь. Рассказывали, что дыхание Больного затруднено в чрезвычайной степени и облегчается применением кислорода. Уже в продолжение 19-го приходилось неоднократно прибегать к этому средству. Невзирая, однако, на страдания, великий труженик Земли Русской неоднократно пытался заниматься делами; но силы уже изменили ему, и он чаще, чем раньше, ложился отдохнуть. Но твердость и бодрость по-прежнему не покидали Монарха; вместо того, чтобы жаловаться на страдания и искать утешения у других, Государь Император сам утешал Своих близких. Едва ли в это время Больной ошибался в оценке Своего положения, и тем более достойна удивления та твердость, с какою Император Александр III ожидал приближения кончины.

Поздно вечером, сдав свои телеграммы, возвратились мы в Ялту, чтобы рано утром, после тревожно проведенной ночи, снова поспешить в Ливадию. Первый бюллетень, выпущенный в 9 часов, указывал на чрезвычайно опасное положение Больного. Дыхание было затруднено, деятельность сердца быстро ослабевала. Второй бюллетень звучал еще безотраднее. Больной находился в полном сознании, но деятельность сердца все падала и падала, и дыхание становилось все более затруднительным. Из рассказов мы узнали, что Император всю ночь не смыкал глаз, хотя и прилег с вечера на постель.

Рано утром, раньше обыкновенного, Он пожелал одеться и попросил проводить Его к креслу. В последние минуты Своей жизни Он думал о России и шел к столу, чтобы заниматься! Только ближайшим известно, чтo Государь писал за столом. Дыхание становилось все труднее, и все чаще и чаще приходилось прибегать к помощи кислорода. В семь часов Государь приказал позвать к Нему Наследника Цесаревича и около часа беседовал с Ним наедине, после чего повелел позвать других Детей Своих и послал за отцом Иоанном (Кронштадтским), который проживал у настоятеля большой Ливадийской церкви, архимандрита Епифания. Августейший Больной около часа оставался в кругу Своей Семьи и, держа руку Государыни Императрицы, сердечно говорил с каждым из Детей Своих, а когда явился отец Иоанн, благословил Своих Детей. С этих пор Императрица и Дети уже не покидали комнаты больного Родителя (во втором этаже Малого Дворца, рядом с кабинетом Государыни Императрицы). По желанию Государя Императора во дворец были приглашены другие Великие Князья и Княгини и собрались в соседней комнате.

В десятом часу отец Иоанн покинул Дворец, чтобы отправиться в Орианду служить литургию, куда поехали и мы за другими, так как щемящая боль не позволяла оставаться спокойно в Ливадии. После отъезда отца Иоанна прибыл во Дворец протопресвитер Янышев, и Государь Император, находившийся все время в полном сознании, причастился Святых Таин.

В одиннадцать часов положение Больного сделалось особенно трудным, и казалось, что роковая минута приближается, но крепкий организм Царя-Богатыря еще раз восторжествовал над злым недугом, и Его Величество почувствовал некоторое облегчение. Подкрепляя от времени до времени свои силы вдыханием кислорода, Император каждому из присутствовавших Великих Князей и каждой Великой Княгине сказал прощальное слово и утешал родных. Силы постепенно слабели, все чаще и чаще голова Государя склонялась для отдыха на плечо Государыни Императрицы, сидевшей по правую руку Государя, поддерживая Его левою рукой. За креслом стояли Наследник Цесаревич и Его Высоконареченная Невеста, вокруг Них другие Особы Царской Семьи.

В Ливадии царствовала полнейшая тишина, не слышно было никаких разговоров, не слышно было стука проезжающих экипажей. Все мои товарищи, после сдачи второго бюллетеня на телеграф, уехали в Ялту; было тяжело оставаться одному в Ливадии, где не видно было ни одного лица, но еще тяжелее было уезжать из Ливадии в такую минуту, когда Великий Монарх борется со смертью. Через несколько минут после двух часов прибежавший курьер принес третий бюллетень, но было уже поздно: едва он передал бюллетень, как пронеслась роковая весть – Его Величество Император Александр III в Бозе почил!

Почти до последнего воздыхания Государь находился в полном сознании и ослабевающим голосом разговаривал с окружающими, находя для каждого ласковое слово. За три минуты до кончины видно было, что Государь желал еще что-то сказать и произнес, обращаясь к профессору Лейдену, следившему за биением пульса: «Кислороду!» Но прежде чем Лейден успел исполнить желание умирающего, Государь Император, поддерживаемый за плечи Наследником Цесаревичем, склонил свою голову на левое плечо Государыни Императрицы и испустил последний вздох.

А. Пазетти. Портрет императрицы Марии Федоровны.

1890-е

Государь умер, как говорилось в переданном мною вам официальном сообщении, на руках Императрицы и Наследника Цесаревича. Левая рука Почившего покоилась на колене, правая находилась в руках Государыни, которая не покидала своего места, пока с Почившим прощались родные, чины двора и служители. Последние целовали руку Усопшего и, обходя кресло, целовали Государыню Императрицу в плечо, пока Наследник Цесаревич, ныне благополучно царствующий Государь, заметив крайнее утомление Родительницы, поддерживавшей все время тело усопшего Монарха, не приказал прекратить прощание, пока тело Почившего будет положено на постель. В этом трогательном прощании слуг с Государем, Который был для них всегда добрым хозяином, сказалась та безграничная любовь, которую Почивший внушал каждому приходившему в личные к Нему отношения. И за эту любовь Почивший платил одинаковою любовью, для Его сердца все были равны, и как Он любил семью и родных, так любил и своих подданных, не делая различия между знатными и незнатными, между великими и малыми.

Весть о кончине дорогого Монарха быстро перенеслась из Ливадии в Ялту, а по редко следовавшим один за другим выстрелам с крейсера Память Меркурия и жители отдаленнейших дач узнали, что страдания Монарха кончились. В Ялте и в Ливадии видны были группы людей, обсуждавших печальную весть и передававших друг другу известные им подробности о кончине Монарха, Который умер верный самому Себе, таким же богатырем, каким являлся всегда при жизни.

В четыре часа на площадь перед малою церковью Ливадии новому Государю России, Императору Николаю II, приносили присягу Особы Царской Семьи, первые чины Двора, свита, придворные чины, находившиеся в Ливадии войска и Собственный Его Величества конвой. Первыми приносили присягу Великие Князья с Наследником Цесаревичем Великим Князем Георгием Александровичем. Все Великие Князья были в полной парадной форме, без шинелей, и только Наследник Цесаревич, ввиду холодной погоды, наставшей после утреннего дождя, имел сверх мундира шинель. По прочтении протопресвитером Янышевым Высочайшего Манифеста и формулы присяги первым подошел ко Св. Евангелию Наследник Цесаревич, а за ним другие Великие Князья. Тотчас после них приносили присягу первые чины Двора и Свита.

В день восшествия на престол Государя Императора Николая II Императорский штандарт на флагштоке Малого Дворца и флаги на судах в гавани были подняты, и Государю приносили поздравления как члены Его Семьи, так и чины Двора.

Письма из Ливадии

IV

Отдаленность Ливадии от центра России, незначительность ближайшего города Ялты, который не в состоянии был удовлетворять требованиям, предъявлявшимся в эти печальные дни, повлекли за собой то, что обряд положения тела усопшего Монарха во гроб и перенесение его в церковь последовали позже, нежели ожидалось. Приходилось не только ожидать прибытия профессоров Императорского Московского университета, Клейна и Зернова, и Харьковского университета, Попова, имевших произвести вскрытие тела для составления протокола, который должен храниться в Государственном Архиве, но и доставки из Петербурга как дубового, так и металлического гробов для принятия останков почившего Государя. Хотя телеграммы с приказами о вызове профессоров и о доставке необходимых вещей из Петербурга и были посланы своевременно, тем не менее доставка их затруднялась значительным расстоянием.