Текст книги "Император Александр III"

Эта простота сама по себе уже есть несомненный признак великой и нравственной силы; только такая сила не ищет никаких посторонних прикрас и не боится являться такою, как есть. Чуждый всякой мысли о популярности, Император Александр III не словом, а делом хотел выполнить свое призвание и заслужить любовь своего народа и уважение Европы, не какими-либо внешними подвигами, а тем глубоким сознанием правды, которое составляло руководящую нить всей его жизни и всей его деятельности.

Замечательная чуткость к жизненной правде во всех ее видах заставляла Государя особенно ясно сознавать противоречия между этою действительностью и тою формальною правдой, которая всюду творилась от Его имени. «Журнал Министерства Юстиции» прекрасно обрисовывает эту черту почившего Императора: «Всегда строгое отношение покойного Государя к уклоняемым от закона, – говорит он, – умерялось только в случаях отсутствия злого умысла и личных побуждений, или при стечении тягостных обстоятельств, которые быстро оценивала его необычайная чуткость к нравственному и бытовому характеру дела, и самая законность представлялась верховному законодателю Русской земли не как бездушная условная форма, без жизненного морального содержания, а как действительный оплот и живая охрана всего честного, разумного и полезного».

Эта особенность отразилась на всей законодательной деятельности минувшего царствования. Законодатель не спешил вводить коренных преобразований, стараясь только исправить то, что действительно требовало исправления, и лишь тогда, когда обнаруживалось явное противоречие между положительным законом и действительной правдой, значение которой он так глубоко чувствовал, только тогда приступал он к изменению этого закона. Так это было при введении в действие Положения о земских начальниках, когда для всякого предубежденного человека стало ясно, что правосудие в селах существует только на бумаге, и то не всегда; так это было и с Высочайшим повелением 7 апреля прошлого года о пересмотре Судебных Уставов.

«То был последний предсмертный призыв Монархом судебных деятелей к самопроверке и совершенствованию, – читаем мы в том же журнале, – призыв этот навсегда будет величайшим памятником мудрой Его попечительности о русском суде».

Святым завещанием звучат нам незабвенные слова, начертанные 7 апреля текущего года на всеподданнейшем докладе министра юстиции: «твердо уверен в необходимости всестороннего пересмотра наших Судебных Уставов, чтобы, наконец, действительное правосудие царило в России. Итак, с Божьей помощью, начинайте эту трудную работу».

Именно в этой возможности и согласовать закон с действительной правдой, и восстанавливать эту правду, если она случайно заслоняется буквой закона, состоит великое значение самодержавия, и в это значение глубоко верил покойный Император.

Л. Тихомиров прекрасно характеризовал Его как носителя идеала самодержавия. Только для характеров мелких и легкомысленных власть сама по себе может казаться чем-то привлекательным; но для таких людей, как Император Александр III, она является тяжелою обязанностью, от которой они не могут отказаться, и которою они не вправе даже делиться с другими. Это бремя не они выбрали, но они должны нести его до конца.

Трудно найти в истории другого правителя, который бы с такой простотой и с таким ясным сознанием долго оставался верен своему служению до последнего дня своей жизни.

Значение такого характера не могло не отразиться и далеко за пределами нашего Отечества; если бы мы усомнились в собственном беспристрастии и в тех бесчисленных знаках сочувствия, которые доносятся к нам из Франции, – вот голос человека, незаинтересованного в процветании и могуществе России: «Не мое дело, – замечает лорд Розбери, – говорить об отношении Императора к Его собственной Империи; но мы имеем право беспокоиться об Императоре в его отношении к иностранным державам, а мы имеем в нем Монарха, которого девиз, которого царствование и которого характер состояли в почитании истины мира. Я не говорю, что Он будет поставлен на ряду с Цезарями и Наполеонами в истории, с теми великими завоевателями, которыми история занимается, может быть, чересчур много. Но если мир имеет свои победы, не менее знаменитые, чем победы военные, то Император Всероссийский имеет не менее право на место в истории, чем Наполеон и Цезарь».

Император Александр III
(Руководящая идея Его царствования)

Весь мир уже облетела печальная и потрясающая весть о том, что 20 октября Императора Александра III не стало.

С глубокой, сердечной скорбью присоединяемся к выражениям соболезнования, которыми огласились как наше отечество, так и остальной цивилизованный мир, сперва по поводу тяжкой болезни Монарха, а затем и по случаю преждевременной Его кончины. Личные качества усопшего Государя: Его необычайное прямодушие, любовь к правде, твердость характера, верность в дружбе, семейная добродетельность, преданность долгу – стяжали себе общее признание и были отмечены в Старом и Новом Свете государственными людьми, общественными деятелями и выразительницей общественного мнения – печатью, с таким красноречием, что нам остается только указать на все эти проявления чувства, симпатии к почившему Государю и занести их на страницы нашего журнала.

Равным образом и миролюбие Александра III нашло себе общее признание и красноречиво подтверждено авторитетными голосами. Государственные люди, стоящие в центре дипломатической деятельности и держащие в своих руках ее нити, откровенно признают, что если над Европою не обрушилась во время недавнего острого кризиса страшная война, если сотни тысяч жизней сохранены, если миллионы людей не оплакивают гибели своих родных и друзей, – то Европа обязана этим великим благом почившему Царю-Миротворцу, пожертвовавшему и вековыми традициями, и личными своими симпатиями для ограждения европейского мира. Недаром исконные противники войны, английские квакеры, когда получили весть о тяжкой болезни усопшего Государя, вознесли во всех своих храмах мольбы к Богу о сохранении его жизни.

Но если все эти качества Александра III и его заслуги как миротворца по достоинству оценены всюду, где бьются сострадательные к бедствиям ближнего сердца и где умеют ценить человеческие добродетели, то руководящая идея царствования почившего Монарха еще далеко не выяснена с надлежащею полнотой. С точки зрения основной задачи нашего журнала мы не можем лучше почтить память усопшего Государя, как сделать попытку выяснить связь Его царствования с царствованием Царя-Освободителя и с теми задачами, которые на рубеже нового века приходится разрешать России вместе со всеми другими цивилизованными странами. Этому вопросу и посвящены нижеследующие строки.

Смерть монарха как бы проводит грань между настоящим и прошлым. Вся совокупность интересов, связанных с государственным делом, как бы временно приостанавливается в своих проявлениях, страсти стихают, всеми овладевает желание сосредоточиться в себе, оглянуться на пройденный путь, уяснить себе, куда он нас ведет: будничный суд довольных и недовольных современников до известной степени заменяется настроением позднейших поколений, судом истории. Попытаемся же стать на эту широкую, беспристрастную точку зрения.

В тяжелый для России час вступил в Бозе почивший Государь на престол. Царствование, ознаменовавшееся великими реформами, закончилось трагической смертью их Виновника. Монарх, отменивший крепостное право, обновивший суд, даровавший земские учреждения, погиб насильственною смертью – погиб в момент, когда, быть может, думал завершить начатое им великое дело новыми реформами.

Александр II. Фотограф С. Л. Левицкий. 1879

Но, даже независимо от постигшей Царя-Освободителя мученической смерти, многие явления в народной жизни заставляли людей, преданных благу родины, глубоко призадуматься. Злополучное польское восстание 1863 года, недовольство, постоянно сквозившее в печати, целый ряд политических преступлений вместе с другими менее яркими признаками не прекращавшегося протеста представляли собою весьма прискорбный для всех благомыслящих людей ответ на великие реформы Царя-Освободителя. Трагизм нашей общественной и государственной жизни состоял в том, что, по общему убеждению, русский народ и русское общество не могли дать такого ответа; напротив, они до глубины души сознавали плодотворность этих реформ, и тем не менее выходило так, как будто они если не вызывали указанного отрицательного явления, то по меньшей мере своим бездействием способствовали его развитию и распространению.

«Где же источник зла?» – спрашивала себя вся Россия, официальная и неофициальная. Действительно, получалось какое-то странное, почти загадочное явление. Во все моменты русской истории, когда государству приходилось совершать какое-нибудь крупное дело: отразить внешнего неприятеля, справиться с внутреннею смутою, сделать крупный шаг на пути дальнейшего культурного развития, – неизменно происходил подъем земских сил, и, благодаря этому единодушию, достигались изумительные результаты. Вспомним Смутное время, вспомним Петра Великого, царствование Екатерины II и Александра I. И вдруг оказывалось совсем иное. Правда, приступ к великим реформам Царя-Освободителя сопровождался сильным подъемом общественного самосознания, и важнейшая из этих реформ, отмена крепостного права, именно благодаря этому обстоятельству, могла совершиться без всяких внутренних потрясений, с успехом, поразившим весь цивилизованный мир. Но эта реформа была только началом целого ряда других реформ, и – что же мы видим? Число недовольных все увеличивалось, настроение общества не только не благоприятствовало этим реформам, но вызывало даже сомнения в их плодотворности. Крайние элементы уже не ограничивались словами, а перешли к действиям, и дело кончилось катастрофой 1 марта.

При таких-то условиях вступил покойный Государь на престол. Надо было прежде всего ясно установить причину зла и соответственно начертать план действия. После почти двухмесячного зрелого обсуждения этого сложного и трудного вопроса принято было окончательное решение, выраженное в Высочайшем манифесте от 29 апреля 1881 года. В этом манифесте говорится: «Не столько строгими велениями власти, сколько благостью ея и кротостью совершил Родитель Наш величайшее дело своего царствования – освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян владельцев, всегда послушных голосу добра и чести; утвердил в царстве суд и подданных своих, коих всех без различия сделал навсегда свободными, призвал к распоряжению делами местного управления и общественного хозяйства. Да будет память Его благословенна во веки».

Этими словами определялось отношение нового царствования к великим реформам Царя-Освободителя. Затем следует указание на «злодейское убийство русского Государя, омрачившее всю землю Нашу скорбью и ужасом». «Но посреди великой Нашей скорби, – говорится далее в манифесте, – глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления, в уповании на божественный промысел, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений».

В заключение указаны те государственные задачи, которые возлагаются на русских граждан: «Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и государству верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ея возлюбленным Нашим Родителем».

Еще раньше, то есть тотчас по вступлении на престол покойного Государя, разослана была представителям России при иностранных державах циркулярная депеша, в которой говорилось: «Государь Император посвятил себя прежде всего делу внутреннего государственного развития, тесно связанного с успехами гражданственности и с вопросами экономическими и социальными, составляющими ныне предмет особой заботы всех правительств. Внешняя политика Его Величества будет вполне миролюбивою».

Эти два документа содержали в себе всю правительственную программу нового царствования. Вкратце она может быть выражена следующим образом: решительная борьба с крамолою; неприкосновенность великих реформ Царя-Освободителя; полное миролюбие во внешних отношениях и сосредоточение внимания на внутренней жизни, на вопросах экономических и социальных.

Программа эта отличалась решительностью, определенностью. Но руководящая идея, лежащая в ее основании, еще не вполне раскрылась. Однако уже первые мероприятия правительства бросали на нее яркий свет. Прежде всего правительство энергически позаботилось о том, чтобы положить предел дальнейшему развитию деятельности политических злоумышленников. С этою целью был принят целый ряд чрезвычайных мер. На случай, если бы эти меры оказались недействительными и злоумышленникам удалось бы достигнуть своей цели, установлено было регентство ввиду несовершеннолетия наследника престола. Эта мера свидетельствовала об энергии, с какою правительство намеревалось подавить брожение. Но вместе с тем была принята еще одна мера, которая бросала не менее яркий свет на настроение и намерения правительства. В том же Высочайшем повелении, в котором предписывалось принять чрезвычайные меры, упоминалось об образовании при градоначальнике для содействия ему совета из выборных от столичного населения. Таким образом сразу определялся взгляд правительства на истинный характер той преступной деятельности, которая имела такой роковой исход в катастрофе 1 марта. Провозглашение неприкосновенности начал самодержавия не исключало единодушной деятельности правительства и общества; напротив, это единодушие, эта совместная деятельность правительственных органов и общественных элементов признавались залогом полного успеха. Что правительство намеревалось вступить именно на этот путь, подтверждается и последовавшим вскоре сообщением о созыве сведущих людей из разных губерний для представления соображений по вопросу об устройстве питейной торговли, а также об упорядочении переселенческого движения крестьян. Два месяца спустя, то есть 10 октября, состоялось первое соединенное заседание государственного совета с участием земских экспертов для обсуждения вопроса о понижении выкупных платежей.

Значит, совместная деятельность правительственных органов и общественных элементов признавалась вполне целесообразною и желательною не только в борьбе с политическими злоумышленниками, но и по отношению к законодательным мерам более общего характера, которыми должно было ознаменоваться новое царствование. При том сразу определился и характер этих общих мер. Упорядочение переселенческого движения, устройство питейной торговли, перевод временнообязанных крестьян на выкуп их наделов, понижение выкупных платежей – вот те вопросы, которые были возбуждены или решены на первых же порах. Кроме того, было увеличено содержание офицерам, а в армейской кавалерии и полевой артиллерии им были предоставлены казенные лошади. Вслед затем были приняты еще следующие меры: действие судебных уставов 1864 года распространено на северо-западные губернии; установлено ежегодно празднование дня 19 февраля; в Восточной Сибири введено общее положение о крестьянах 1861 года, учрежден крестьянский поземельный банк для облегчения крестьянам всех наименований способов к покупке земли, издан закон об ограничении труда малолетних рабочих на фабриках. Одновременно все военные гимназии были переименованы в кадетские корпуса, женские врачебные курсы упразднены, военнослужащим запрещено публичное произнесение речей и суждений политического характера, наконец, газеты: «Порядок», «Страна», «Земство» и «Голос» – подверглись более или менее сильным административным карам. Для дополнения картины прибавим еще, что уже 26 августа 1881 года покойный Государь совершил путешествие в Данциг для свидания с императором Вильгельмом I.

Герман Шеренберг. Вильгельм I в рабочем кабинете своего дворца в Берлине. 1868

Достаточно вникнуть во все эти мероприятия и действия русского правительства за первые два года минувшего царствования, чтобы убедиться в следующем: действие великих реформ Царя-Освободителя не только не было в каком-либо отношении приостановлено, а, напротив, они получили дальнейшее движение, то есть были распространены на новые местности России. Наряду с этим проявлялась и забота о довершении самой крупной реформы Александра II, то есть о создании условий, наиболее благоприятных для обеспечения судьбы освобожденных им крестьян. Доверие к земским силам России не было поколеблено; напротив, они призывались к новому служению государству в составе высшего законодательного органа. Введение нового таможенного тарифа свидетельствовало о намерении оградить интересы отечественной промышленности, увеличение содержания офицерам служило доказательством заботливости о военном сословии. Вскоре учрежден был дворянский банк. Словом, все классы русского общества могли убедиться в деятельном попечении о них законодателя, – все, за исключением одного, за исключением той «части общества», о которой упоминалось в постановлении о прекращении «Отечественных Записок». Правительство сочло нужным энергически противодействовать начинаниям, которые «внесли немало смуты в сознание» упомянутой части общества. Речь, следовательно, шла не только о борьбе с так называемыми террористами, против преступной деятельности которых принимались самые энергичные меры; вопрос ставился шире, то есть правительство старалось обезвредить почву, на которой зарождалось это прискорбное явление, другими словами, подавить проявление недовольства. В этом отношении происходила энергичная работа разрушения очагов распространения чувства недовольства. Но дело и этим не ограничилось. Внешние проявления чувства недовольства, в форме ли протеста словом или действием, имели, конечно, свою причину, и надо было ее доискаться. Исторически выяснилось, что наиболее сильное проявление этого чувства всегда совпадало с эпохою более или менее крупных законодательных реформ. Вспомним времена Екатерины II, Александра I и Александра II. Другими словами, упомянутая часть русского общества вступала в наиболее сильный антагонизм с официальною Россиею именно в те моменты нашей истории, когда само государство после временной приостановки было озабочено обновлением русской жизни. Этот исторически выяснившийся факт наводил на мысль, что в самом понимании государственной задачи существует рознь между этою частью общества и правительством и что источник этой розни заключается в отрешенности первой от жизни, в ее стремлении разрешать общественные и государственные вопросы не при помощи исторически сложившихся сил, доказавших на деле свою способность обеспечить культурные успехи России, а помимо этих сил, на основании разных социальных или политических доктрин крайнего характера. Изучение родины, ее прошлого, реальных условий, в которые она поставлена, заменялось изучением разных крайних теорий, возникших на Западе, и русская жизнь измерялась меркою этих теорий, причем она, конечно, оказывалась совершенно неприглядною. Вместе с тем получалось нерасположение окунуться в эту жизнь, жить ее интересами, приложить деятельную руку к устранению практических несовершенств и слагалось убеждение, что делу можно помочь только общими коренными реформами. А когда реформы такого рода совершались, их признавали недостаточными, потому что человеческий ум, отрешаясь от действительности, от совокупности исторически сложившихся условий, всегда склонен создавать теории, в сравнении с которыми даже самая крупная реформа представляется, конечно, недостаточною.

Ввиду этого выяснившегося положения дел правительство, как показывают принятые им мероприятия, сочло своим долгом сосредоточить внимание на реальных, практических интересах родины. Плодотворность совершенных Царем-Освободителем реформ была признана безусловною. «Да будет память Его благословенна вовеки», – говорилось в манифесте 29 апреля; но дальнейшие реформы в этом направлении были признаны излишними. Выдвинута была другая задача: консолидации этих реформ в самой жизни или, как сказано в манифесте, «водворение порядка и правды в действии учреждений, дарованных России Благодетелем ее, возлюбленным Нашим Родителем». Путь же, приводящий к этой цели, как выяснилось из всех дальнейших мероприятий минувшего царствования, полагался в том, чтобы поставить все государственное дело на прочные основы постепенного исторического развития, отстранить неумеренные требования, обусловленные пристрастием к той или другой крайней теории, ввести в общественное сознание мысль о деятельной практической работе у основ народной жизни. Таким образом, выдвигался исторический принцип энергической и деятельной работы в пределах установленных учреждений, как противовес устремлению совершать в них постоянную ломку, принцип единения правительственных и земских сил, направленного к упорядочению в самой жизни исторических и национальных основ дальнейшего роста и благополучия Русского государства. Чтобы полнее вникнуть в эту руководящую идею минувшего царствования, мы остановимся на дальнейших мероприятиях, законодательных и административных.

Б. М. Кустодиев.

Чтение манифеста (Отмена крепостного права). 1909

Итак, борьба с «крамолою и с отрицательными течениями русской общественной мысли» проявилась в целом ряде законодательных и административных мероприятий. Положение о чрезвычайной и усиленной охране распространялось на новые местности или в прежних возобновлялся срок его действия. Равным образом велась деятельная борьба с печатью: «Отечественные записки» были прекращены, «Голос» вынужден был прекратить свою деятельность вследствие закона 14 сентября 1882 года. Вместе с тем изданы были правила относительно открытия и содержания публичных библиотек и кабинетов для чтения, а затем состоялось распоряжение об изъятии из этих библиотек многих сочинений и журналов. Ввиду непрекращавшихся беспорядков в разных университетах был подвергнут пересмотру университетский устав, последовало прекращение приема слушательниц на высшие женские курсы министерства народного просвещения. Классным наставникам поручено было деятельнее наблюдать за учениками гимназии и с этою целью посещать их квартиры, даже тех, которые живут у родителей. Запрещено было ношение венков и других эмблем при погребальных процессиях. Состоялось повышение платы в разных учебных заведениях.

Но все эти меры, направленные против отрицательных течений в нашем обществе, были сами только мерами отрицательными. Гораздо определеннее выразилась руководящая идея минувшего царствования в положительных мероприятиях, направленных к дальнейшему распространению просвещения в нашем отечестве. Разных законов касательно народного образования появилось в минувшее царствование много, и все они, несомненно, носят общий характер. Гимназическая система образования осталась в главных чертах нетронутою, и внимание законодателя было направлено не на изменение основ гимназического образования, а, говоря языком одного из законоположений, на «состав учащихся», другими словами, проявилось стремление по возможности избежать создания так называемого интеллигентного пролетариата. Для достижения этой цели, с одной стороны, повышалась плата за учение, с другой – ученикам ставили сравнительно очень высокие требования. Уже в этом факте отчасти проявляется основная мысль законодателя, но она выясняется еще более, если принять во внимание, что его гораздо сильнее заботит создание в России целой сети профессиональных школ. Не проходит года, чтобы не появилось несколько законов, направленных к достижению этой цели. Гимназии и прогимназии превращаются в промышленные училища, происходит общий пересмотр положения о реальных училищах, сельскохозяйственные, железнодорожные, ремесленные школы всякого рода создаются с большою поспешностью, открывается новый технологический институт в Харькове, обращается большое внимание на профессиональное образование женщин, создается особый тип женских училищ с 4-летним курсом, учреждаются промышленные училища во многих провинциальных городах – словом, законодатель дорожит не столько общеобразовательными, сколько профессиональными учебными заведениями, в равной мере как мужскими, так и женскими. Нечего и пояснять, что стремления законодателя в этой области совпадают с вышеуказанною руководящею идеею минувшего царствования. Как ни относиться к утилитарному или гуманитарному направлению в деле народного образования, одно бросается в глаза, именно, что в данном случае речь шла о создании таких учебных заведений, которые удовлетворяли бы непосредственным запросам жизни, так сказать, не отрывали бы детей от среды, в которой они родились, а, напротив, позволяли бы им быть по окончании курса полезными членами этой среды и чувствовать себя в ней на месте. Недостаток практических знаний, непосредственно приложимых к жизни, разобщает человека со средою, в которой он живет; наоборот, наличность таких знаний позволяет ему чувствовать себя в ней хорошо и удовлетворять ее требованиям. Такова общая мысль, лежащая в основании многообразных профессиональных учебных заведений, учрежденных в минувшее царствование, начиная с ремесленных школ или с низших женских училищ и доходя до высших технических заведений или Ксениевского института.

Но эта руководящая мысль законодателя проявляется не только в сфере народного просвещения. Ею проникнуто все законодательство минувшего царствования. Удовлетворение местных нужд или специальных интересов той или другой группы населения, того или другого сословия, по-видимому, главным образом заботит правительство. Оно старается возбудить внимание общества именно в этом направлении. Если прежняя система народного образования отрывала учащихся от родины, заставляла их стремиться в населенные центры, избегать работы в деревне, то и общее направление правительственной политики приводило взрослое население к тому же. Деревня пустела; все энергические, предприимчивые и интеллигентные элементы населения стремились в крупные центры, соблазняемые тою кипучею деятельностью, которая в них происходила. Это переполнение центров оказывалось невыгодным в двояком отношении: избыток молодых, энергических и предприимчивых сил, не находивших себе достаточного применения, вызывал в них недовольство, увеличивал контингент лиц с отрицательным направлением мысли; с другой стороны, провинция оставалась без столь необходимых ей энергических предприимчивых деятелей. Результаты в последнем отношении оказались очень плачевными: сельское наше хозяйство пришло в расстройство, местное управление не дало тех блестящих результатов, которых от него ожидали. В минувшее царствование все это было сознано, и усилия законодателя были направлены к тому, чтобы изменить это невыгодное положение дел.

Цесаревич Александр Александрович.

Фотограф С. Л. Левицкий. 1865

Главное внимание было направлено на подавляющее большинство населения, т. е. на крестьян. Мы уже видели, что приступ в этом отношении был сделан в первый же год минувшего царствования. Понижение выкупных платежей, отмена подушной и преобразование оброчной подати, регулирование найма на сельские работы, учреждение крестьянского банка, упорядочение питейного дела, опыт установления казенной продажи питий, помощь, оказанная в небывалых еще размерах народной массе во время голода, – все эти законодательные мероприятия вызывались стремлением обеспечить судьбу освобожденных крестьян и должны были обратить внимание общества на этот жгучий вопрос государственной нашей жизни. Последняя цель в значительной степени была достигнута. Вопрос о деревне не сходил со страниц наших журналов, со столбцов наших газет. В тесной связи с этим вопросом находилось и стремление заинтересовать интеллигенцию местными нуждами, побудить ее принять более деятельное участие в деле их удовлетворения. И в этом направлении были приняты разнообразные законодательные меры. Учреждение дворянского банка должно было приостановить процесс постепенного обезземелия дворян: институт земских начальников по идее своей также соответствует намерениям законодателя воспользоваться нашею интеллигенциею для обеспечения судьбы деревни. Сюда же относится и учреждение министерства земледелия и предположенных сельскохозяйственных комитетов в видах объединения всех земских и правительственных сил на пользу местного сельского хозяйства.

Характер всех этих законодательных мероприятий и реформ уже не прежний. Доверие к простому освобождению личности от стеснявших ее путь поколеблено. Везде замечается стремление направить деятельность освобожденной личности к той или другой, указываемой самим законодателем, цели, а цель эта, как видно из всего вышеизложенного, – прикрепление личности к земле, к местным реальным интересам. Не здесь место разъяснять, насколько намерения законодателя осуществились, мы хотим только установить общую руководящую идею минувшего царствования. В этом смысле нельзя не признать, что законодатель избрал новый путь, и что этот путь непосредственно примыкал к избранному Царем-Освободителем.

В самом деле, в основе великих реформ Царя-Освободителя лежало представление об отвлеченном человеке, о способности этого отвлеченного человека, если ему дана будет свобода, найтись во всех обстоятельствах жизни и устроить все к лучшему. Но что же мы видим на самом деле? Освободительное движение пронеслось с конца прошлого века над всею Европою, а между тем даже в странах, значительно нас опередивших и в культурном отношении, и в развитии гражданской свободы, наблюдается ясный поворот в смысле стремления оградить многие насущные интересы путем регламентации: государственный социализм делает быстрые успехи не только в Германии, но и во Франции, Англии, даже Соединенных Штатах, а государственный социализм означает стеснение свободы. Отвлеченный человек, как представляла его себе философия XVIII века, вызвавшая освободительное движение последнего столетия, не вполне соответствовал реальному человеку с его дурными инстинктами, страстями, склонностью пользоваться данною ему свободою для угнетения других с его неразумием, неспособностью сносно устроить свою жизнь, вследствие невежества, неуменья отстаивать свои права и т. д. Кроме того, в самом обществе возникают всевозможные союзы, стесняющие свободу своих членов в видах достижения общих целей. Мы не можем проследить здесь все это широкое движение, охватившее в многообразнейших формах самые свободные страны по сю и по ту сторону Атлантического океана. Да в этом и не представляется надобности, потому что всем известно, как сильно стесняют свободу личности разные союзы, ассоциации, стачки. Для нас важно только установить факт, что отвлеченное представление о человеческой личности оказалось во многих отношениях ошибочным и что установление свободы привело почти везде к сознанию истины, что нельзя считаться только с отвлеченною личностью, но надо иметь в виду и реального человека со всеми его племенными и культурными особенностями.