Текст книги "Император Александр III"

Слово в память императора Александра III, посвященное Ее величеству императрице Марии Федоровне

Я стал нем,

не открываю уст моих,

потому что Ты сделал это.

Пс. XXXVIII, ст. 10

38-й псалом говорит языком глубокой скорби, языком страждущего от десницы Всемогущего Бога. Слова вступления обличают, как тяжек был удар и как поэтому переполнено сердце опасностью возмущения против Бога. Голос решимости первого стиха: «Я сказал: буду я наблюдать за путями моими, чтобы не согрешать мне языком моим…» как бы доносит до нашего слуха дальнейшей возглас: Богу известна горечь скорби, которой Он дозволил ниспасть на меня; Он знает про тяжкое искушение согрешить против Него, которое ныне подавляет меня; Он знает про гибель надежд и радостей, которой «по Его непостижимой воле» дозволено ниспасть на жизнь мою; все же да удостоюсь я воскликнуть вместе с удрученным Словом: «Вот Он убивает меня, но я буду надеяться на Него…»[5]5
  Книга Иова, гл. 13, ст. 15.


[Закрыть] «Буду я наблюдать за путями моими, чтобы не согрешить мне языком моим… Я стану нем, не открою уст моих, потому что Ты сделал это». Наконец псалмопевец заговорил, но только для того, чтобы высказать решимость просветиться наставлением, преподанным скорбью: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой»[6]6
  Псалом 38, ст. 5.


[Закрыть], и в этом сказался богоугодный муж; ибо несомненно, что какова наша речь, таковы и мы: наши слова то же, что и мы сами.

Правда, человек, пока он настороже, может говорить совсем не так, высказывать то, что очень недолго пребывает в его сердце, но нет человека, который мог бы всегда быть настороже. Внезапно предстанет искушение, повод к раздражению или одна из тысячи житейских случайностей, и человек сразу обличает себя, обрисовывается в своем истинном виде. Тогда подлинный постоянный голос его сердца станет голосом его уст. Как из сосуда, переполненного вином, льется вино, а из сосуда с желчью только желчь бежит через край, так из сердца человека польется только то, что его наполняет, и ничто иное. Поэтому-то в минуты глубокой скорби, когда тайна событий выше нашего понимания, когда несчастье угнетает, мрак окружает нас и горе наше почти невыносимо, да прибегнет христианин к своей единой опоре, к своему якорю спасения, к издревле повторяющимся словам: «Верую во единого Бога Отца Вседержителя…» Пусть он молвит их про себя и хранит молчание, дабы уста не впали в искушение и не возроптали.

Многие из нас переживали моменты, когда такое укрощение плоти было не только необходимостью, но и единственным утешением. Всем нам придется рано ли, поздно ли познать их.

Нам не поведано, какое именно горе угнетало сердце псалмопевца, изрекшего нам те слова, но горе его было тяжко; немало найдется между нами таких, в жизни которых отразилась его скорбь, и нам нетрудно представить себе его горесть именно такою, что внушенный ею псалом так чудно соответствует самой печальной и трогательной из церковных служб – службе при погребении усопших.

Мы устремляем взоры в открытую могилу того, на котором сосредоточены вся гордость, все лучшие надежды нашей жизни, что – вся наша отрада и, может быть, единственная опора. Мы видим, как медленно увядает на наших глазах тот, кто нам дороже всех на свете; кто в лучшие, полные счастья годы был светом наших очей, радостью нашего бытия; следим и видим, как угасает последняя улыбка на дорогом лице; слышим, как замирает голос, который нас так пленял, он стихает и… умолк!

Затем – туманы, вьюга и ненастье,

Жизнь вся не та, и не вернется счастье.

В часы душевной тревоги мы молились с усердием, которого раньше не знавали; мы боролись с Богом, дабы Он пощадил драгоценную для нас жизнь; в избытке душевных страданий, мольбы, исторгнутой мучением, беспрестанно возносились к Нему, дабы Он отвратил удар. Так не внял Бог нашему молению? Где, вопрошаем мы, исполнение обещанного: «И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю…»[7]7
  Иоанна, гл. 14, ст. 13.


[Закрыть] Если мы не уясним себе истинный смысл этих слов и ограничимся, как многие это делают, поверхностным толкованием, ропот и смута поднимутся в нашем сердце.

Мы собрались здесь сегодня под сенью всеобъемлющей печали, охватившей весь мир. Сердца наши, полные живейшего участия, почтительно обращены к Царственному Дому этой великой страны и в особенности к Особе всемилостивой благочестивой Государыни, овдовевшей Императрицы, Которой так тяжко коснулась десница Божия. Мы не можем не думать о целом народе, горестно удрученном смертью своего могущественного, доброго и возлюбленного Императора, и при этих мыслях разве не кажется, будто горячие молитвы, возносившиеся за последнее грустное, тревожное время о продлении жизни, столь ценной для человечества, отвергнуты и рассыпались прахом у наших ног? Но так ли это? Нет, не так. Припомните вдохновенные слова апостола любви: «…чего бы мы ни просили, – знаем и то, что получим просимое от Него»[8]8
  1-е послание Иоанна. V, ст. 15.


[Закрыть], и это выражение «просимое» поучает, что получим мы не то именно, что просим, а духовную суть просимого.

Императрица Мария Федоровна.

Фотограф Ш. Жакотен. 1881

«Ничто так не расходится с Божественною истиной, как грубое распространенное представление о молитве, понятие, низводящее молитву на степень неотразимого духовного орудия для побуждения Бога творить именно то, что мы хотим: предотвращать невзгоды, исполнять наши желания». Хорошо и правдиво сказано. Правдиво потому, что такое эгоистичное понимание значения молитвы всего дальше от правды; молитва не себялюбие, а покорность. Хотя, несомненно, «молитва много больше созидает, чем постижимо для людей», хотя чудесны и велики следствия молитвы, которых без нее не могло быть, тем не менее истинная молитва обусловлена подчинением своей воли Богу, и нет в молитве ни правды, ни силы, если не возносится она вместе с полною покорностью, так, как учил нас Господь в Своей молитве:

«…да будет воля Твоя!»

Сильна молитва, конечно, но не всемогуща. Оглянемся на наше прошлое; мало ли там поводов благодарить Бога, что не внял Он многим молитвам нашим. Разве не уясняет нам каждый лишний год житейского опыта, что, предоставь Он нам неограниченное руководительство нашей жизнью, она вся обратилась бы в одно большое беспрерывное заблуждение. Богу лучше знать!

Если на усердные моления Своей Церкви и народов Он не дал того ответа, который человеческим разумом и суждением считается лучшим, все же Он ответил, и молитвы наши не возносились всуе.

Да, как ни парадоксален этот вывод на первый взгляд, «мы получили просимое от Него», хотя Тот, об исцелении Которого мы молились, отошел от нас. Кончина великого Государя, несмотря на все молитвы о Его выздоровлении, как будто противоречит обещанию, которое легло в основу и составляет живительную силу молитвы предстательства. Но это не так на самом деле! Вспомните этот царский псалом – 20-й. В нем нам поведано, что «жизнь есть веселье, сила спасения царей». Весьма вероятно, что за последние несколько недель на залитом солнцем юге у синих волн морских Тот, чей домашний очаг изобиловал всем, что красит жизнь, Кто всею душою был предан Своей стране и ее благоденствию, Тот, Кто сознавал благие плоды Своего царствования и был озабочен вступлением возлюбленного сына в счастливый брак, надо думать, молился о продлении Своей жизни.

Вполне естественно представить себе, что иначе и быть не могло с таким истинным патриотом, со столь счастливым семьянином. Но молился ли Он о продлении Своей жизни – а Он на это имел больше права, чем многие из нас, ибо не должно просить этого дара, если жизнь наша проходит в самоугождении и без пользы, – молился ли Он, говорю я, или не молился? Несомненно, что мы-то молились о Нем. Как же приняты молитвы наши?.. О, разве вы не знаете, как венценосный псалмопевец берет молитву в ее менее высоком значении и возносит ее все выше и выше, пока она не окунется в волнах света иного, лучшего мира и, преобразившись, не явит свой вечный неизменный смысл. Вот ответ на вопрос о наших молитвах и их действии: «Он просил у Тебя жизни; Ты дал Ему долгоденствие на век и век»[9]9
  Псал. 20, ст. 5.


[Закрыть]. Мы просили то, что нам казалось лучшим для этой страны и для мира, Ты же даровал полнейшее блаженство; мы просили мирское, временное, – Ты даровал бесконечное.

Слова эти, заметьте, относятся не исключительно к жизни вечной, куда Он так недавно отошел. Влияние истинно благочестивой жизни никогда не умирает, и слова эти вполне применимы к воодушевляющему примеру преданности долгу и стойкости убеждений, который Он нам преподал:

«Людьми содеянное зло живет и после них.

Добро же часто с их останками хоронят…»

Так говорит великий поэт, гордость нашей народности. Зло действительно переживает тех, кто его содеял, возблагодарим же Бога за то, что и благо может их пережить.

В данном случае вполне уместно повторить слова статьи в Journal de St.-Petersbourg прошлой пятницы: «Будущий историк начертит летопись царствования Александра III золотыми буквами». Царствование это – светлый пример семейной и общественной жизни; оно полно сознания высокой ответственности перед Богом и человечеством; за это царствование не только этот народ, но и народы Европы и всего мира имеют много поводов прославлять Провидение; царствование это было мирным, потому удел его – благословение князя мира, и сохранило оно мир с честью и достоинством.

Можно ли не верить, что благотворное влияние этого царствования будет жить и приносить плоды во все дни. Все мы хорошо помним те два трогательных случая, когда оплакиваемый Император прославлял Творца вместе с нами и в этом храме. В первый раз мы хоронили Его няню, нашу соотечественницу, которая пребывала при Нем со дня Его рождения и к которой до последнего дня ее жизни Он питал нежную привязанность и уважение. Во второй раз, когда наш народ был повергнут в великое горе кончиною герцога Кларенса: горе личное для ныне усопшего Государя и Его близких по крепким связям человеческого свойства и родства, горе всеобщее в силу братства, соединяющего народы не менее, чем отдельных лиц.

Сам я никогда не забуду трогательного прощания Императора с останками своей няни по окончании богослужения, которое я удостоился отправлять в Зимнем Дворце, до перенесения тела в этот храм. Воспоминание это, столь трогательное и возвышенное по своей простоте, по отсутствию всякой искусственности, для меня почти священно. Можем ли мы когда-либо позабыть, как Он шел пешком за гробом сюда и на кладбище. Поскольку все мы связаны первостепенною обязанностью пещись о тех, кто верно служит нам, нашим нуждам или благосостоянию в каком бы то ни было звании, настолько увеличилась наша ответственность этим наглядным примером, преподанным так просто и так патетически столь высокопоставленною особою, как сам Державный Правитель этого государства.

В день Всех святых по нашему английскому календарю, в самый полдень дня Всех святых по английскому времени, Бог призвал Его к Себе. Вспоминая о Нем, о Его приверженности ко всему честному, правдивому, о Его преданности долгу и труду, о его стремлении обеспечить благо и счастье управляемого Им народа, о Его религиозности, безукоризненной искренности, благородстве и достоинстве, кто не усмотрит нечто знаменательное и соответственное в этом совпадении?

Святы не только те, кто на небесах, в раю; но, как поучает св. апостол Павел, также и те, кто здесь, на земле, живет, беспрестанно стремясь достойно выполнить свои священные обязанности; те, для кого торжественные обеты у купели при крещении – та же присяга на верность; те, кто живет в вере и в страхе Божьем, кто озабочен исполнением своего долга и тем самым являет собою во всем живой пример учения Христова. Разве мы не сознаем, что он ко всему этому стремился? И кто, кто из всех относившихся критически к политике и действиям усопшего Монарха мог бы нести его высокоответственную службу, хотя бы в тысячной доле, столь достойно?

Опочил Он в день Всех святых, и молимся о Нем в словах самой совершенной из хвальных песней церковных: «Тебе Бога хвалим!» «Сподоби со Святыми Твоими в вечной славе Твоей царствовати!» За Него мы молимся этими словами с тем большею уверенностью, что Спаситель в Нагорной проповеди изрек благословение: «Блаженны миротворцы».

Изо дня в день за целый ряд лет Он трудился во исполнение того, что Богом призван был исполнить; с примерным мужеством работал Он даже в последние часы жизни, когда смерть уже налагала на Него руку, вплоть до тех пор, когда перст Божий коснулся Его и Он опочил сном вечным.

Мир и покой Ему после тяжелой ответственности, которую Он нес после всех Его забот и тревог, после жизни, полной преданности долгу. Мир и покой Ему!

Да свершится, что вся Божия дорогая любовь, вся нежная отзывчивость Христа, вся укрепляющая и утешающая благодать Святого Духа снизойдут в сердце горюющей Императрицы, в сердце и раньше, и ныне всех ближе к Усопшему.

В Ее горе и одиночестве да укрепит Ее Бог и дарует Ей отраду и утешение, которые никто иной, при всем усердии, даровать не в силах. Поскольку самое неподдельное, искреннее сочувствие может служить утешением, мы знаем, что никто не овладевал им в большей степени, чем Русский Императорский Дом, которому его приносим не мы одни, но и все страны Европы. Возрадуемся, что нашим участием и мы приносим свою лепту в сокровищницу любви всего этого народа, несущего то, что должно быть наивысшим земным утешением для страждущих сердец.

Молясь за Императорский Дом, в особенности же за вдовствующую Императрицу, дабы Бог укрепил Их и помог Им, каждому по нуждам Его, и даровал Им благодатный исход из их скорби и печали, помолимся также за юного Императора; на Его плечи легла тягостная ответственность Императорского наследия; да будет Ему дарована сила на все Его дни осуществить стремления, трогательно выраженные в Его недавнем манифесте к Своему народу!

Когда и Его земной жизни придет конец, да будет занесено и про Него в будущую книгу Царей: «Он делал угодное в очах Господних; как поступал Отец Его, так поступал Он; и, послужив Господу в свой день и свое поколение, – опочил»[10]10
  IV Кн. Царств, XV, ст. 34.


[Закрыть].

Реверент А.Е. Ватсон,

Священник англиканской церкви в С.-Петербурге

Приложения

Великий князь Александр Михайлович
Книга воспоминаний

1

Бесчисленные огни высоких свечей. Духовенство в траурном облачении. Хоры придворных и митрополичьих певчих. Седые головы коленопреклоненных военных. Заплаканные лица великих княгинь. Озабоченный шепот придворных. И общее внимание, обращенное на двух монархов: одного, лежащего в гробу с кротким израненным лицом, и на другого, стоящего у гроба, сильного, могучего, преодолевшего свою печаль и ничего не страшащегося.

В течение семи дней мы присутствовали два раза в день на торжественных панихидах в Зимнем дворце. На утро восьмого дня тело торжественно перенесли в собор Петропавловской крепости. Чтобы дать возможность народу проститься с прахом Царя-Освободителя, был избран самый длинный путь, и таким образом траурная процессия прошла по славным улицам столицы.

Нервы наши были напряжены до последней степени. Физическая усталость в соединении с вечной тревогой довела нас, молодежь, почти до истерического состояния. Ночью, сидя на наших кроватях, мы продолжали обсуждать катастрофу минувшего воскресенья и опрашивали друг друга, что же будет дальше? Образ покойного Государя, склонившегося над телом раненого казака и не думающего о возможности вторичного покушения, не покидал нас. Мы понимали, что что-то несоизмеримо большее, чем наш любящий дядя и мужественный монарх, ушло вместе с ним невозвратимо в прошлое.

Император Александр II на смертном одре.

Фотограф С. Л. Левицкий

Идиллическая Россия с Царем-Батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать 1 марта 1881 года. Мы понимали, что Русский Царь никогда более не сможет относиться к своим подданным с безграничным доверием. Не сможет, забыв цареубийство, всецело отдаться государственным делам. Романтические традиции прошлого и идеалистическое понимание русского самодержавия в духе славянофилов – все это будет погребено вместе с убитым Императором в склепе Петропавловской крепости. Взрывом прошлого воскресенья был нанесен смертельный удар прежним принципам, и никто не мог отрицать, что будущее не только Российской Империи, но и всего мира зависело теперь от исхода неминуемой борьбы между новым русским Царем и стихиями отрицания и разрушения.

2

К счастью для России, Император Александр III обладал всеми качествами крупного администратора. Убежденный сторонник здоровой национальной политики, поклонник дисциплины, настроенный к тому же весьма скептически, Государь вступал на престол предков, готовый к борьбе. Он слишком хорошо знал придворную жизнь, чтобы не испытывать презрения к бывшим сотрудникам своего отца, a основательное знакомство с правителями современной Европы внушило ему вполне обоснованное недоверие к их намерениям. Император Александр III считал, что большинство русских бедствий происходило от неуместного либерализма нашего чиновничества и от исключительного свойства русской дипломатии поддаваться всяким иностранным влияниям.

Через 24 часа после погребения Александра II Александр III особым манифестом дал перечень намеченных им реформ. Многое подлежало коренному изменению: методы управления, взгляды, сами сановники, дипломаты и проч. Граф Лорис-Меликов и другие министры были уволены в отставку, а их заменили люди дела, взятые не из придворной среды, что вызвало немедленно возмущение в петербургских аристократических салонах.

«Наступили дни “черной реакции”», – уверяли безутешные сторонники либеральных реформ, но биографии новых министров, казалось бы, опровергали это предвзятое мнение. Князь Хилков, назначенный министром путей сообщения, провел свою полную приключений молодость в Соединенных Штатах, работая в качестве простого рабочего на рудниках Пенсильвании. Профессор Вышнеградский – министр финансов – пользовался широкой известностью за свои оригинальные экономические теории. Ему удалось привести в блестящее состояние финансы Империи и немало содействовать повышению промышленности страны. Заслуженный герой Русско-турецкой войны генерал Ванновский был назначен военным министром. Адмирал Шестаков, высланный Александром II за границу за беспощадную критику нашего военного флота, был вызван в Петербург и назначен морским министром. Новый министр внутренних дел, граф Толстой, был первым русским администратором, сознававшим, что забота о благосостоянии сельского населения России должна быть первой задачей государственной власти.

Неизвестный художник. Портрет С. Ю. Витте. 1880-е

С. Ю. Витте, бывший скромным чиновником управления Юго-Западных железных дорог, обязан был своей головокружительной карьерой дальнозоркости Императора Александра III, который, назначив его товарищем министра, сразу же признал его талант.

Назначение Гирса, тонко воспитанного, но лишенного всякой инициативы человека, на пост министра иностранных дел вызвало немалое удивление как в Росcии, так и за границей. Но Александр III только усмехался. Охотнее всего он предпочел бы быть самолично русским министром иностранных дел, но, так как он нуждался в подставном лице, то выбор его пал на послушного чиновника, который должен был следовать намеченному им, монархом, пути, смягчая резкие выражения русского Царя изысканным стилем дипломатических нот.

Последующие годы доказали и несомненный ум Гирса. Ни один «международный властитель дум и сердец», ни один «кумир европейских столиц» не мог смутить Гирса в его точном исполнении приказаний Императора. И таким образом впервые после роковых ошибок Россия нашла свою ярко выраженную национальную политику по отношению к иностранным державам.

Сформировав совет министров и выработав новую политическую программу, Александр III обратился к важному вопросу обеспечения безопасности Царской семьи. Он разрешил его единственным логическим способом: переехав на постоянное жительство в Гатчинский дворец. Гордость Царя была задета. «Я не боялся турецких пуль и вот должен прятаться от революционного подполья в своей стране», – говорил он с раздражением. Но Император Александр III сознавал, что Российская Империя не должна подвергаться опасности потерять двух Государей в течение одного года.

Гатчинский дворец. Роспись по фарфору.

Вторая половина XIX в.

Что же касается его государственной работы, то она только выиграла от расстояния, отделявшего Гатчину от Санкт-Петербурга. Это расстояние дало Александру III предлог для того, чтобы сократить, елико возможно, обязанности по представительству, а также уменьшить количество визитов родственников. Император томился на семейных собраниях. Он находил бесцельной тратой времени бесконечные разговоры со своими братьями, дядями и двоюродными братьями. Он не имел ничего против самых маленьких – Сергей и я почти ежедневно посещали Ники и Жоржа (Георгия Александровича), но для взрослых, осаждавших его вечными просьбами, у Царя не было ни терпения, ни времени.

В продолжение царствования Александра III Гатчинский дворец стал наконец тем, чем он должен был быть, – местом трудов самого занятого человека России.

3

Мы обязаны Британскому правительству тем, что Александр III очень скоро высказал всю твердость своей внешней политики. Не прошло и года по восшествии на престол молодого Императора, как произошел серьезный инцидент на русско-афганской границе. Под влиянием Англии, которая со страхом взирала на рост русского влияния в Туркестане, афганцы заняли русскую территорию по соседству с крепостью Кушкою.

Командир военного округа телеграфировал Государю, испрашивая инструкций. «Выгнать и проучить как следует», – был лаконический ответ из Гатчины. Афганцы постыдно бежали, и их преследовали несколько десятков верст наши казаки, которые хотели взять в плен английских инструкторов, бывших при афганском отряде. Но они успели скрыться.

Британский Ее Королевского Величества посол получил предписание выразить в Санкт-Петербурге резкий протест и потребовать извинений.

– Мы этого не сделаем, – сказал Император Александр III и наградил генерала Комарова, Начальника пограничного отряда, орденом Св. Георгия 3-й степени. – Я не допущу ничьего посягательства на нашу территорию, – заявил Государь.

Гирс задрожал.

– Ваше Величество, это может вызвать вооруженное столкновение с Англией.

– Хотя бы и так, – ответил Император.

Новая угрожающая нота пришла из Англии. В ответ на нее Царь отдал приказ о мобилизации Балтийского флота. Это распоряжение было актом высшей храбрости, ибо Британский военный флот превышал наши морские вооруженные силы по крайней мере в пять раз.

Прошло две недели, Лондон примолк, а затем предложил образовать комиссию для рассмотрения русско-афганского инцидента.

Европа начала смотреть другими глазами в сторону Гатчины. Молодой русский монарх оказался лицом, с которым приходилось серьезно считаться Европе.

Виновницей второго инцидента оказалась Австрия. Венское правительство противилось нашему «непрерывному вмешательству в сферу влияния Австро-Венгрии» на Балканах, и австро-венгерский посол в Санкт-Петербурге угрожал нам войною.

На большом обеде в Зимнем Дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос. Царь делал вид, что не замечает его раздраженного тона. Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса. Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата:

– Вот что я сделаю с вашими двумя или тремя мобилизованными корпусами, – спокойно сказал Царь.

«Во всем свете у нас только два верных союзника, – любил он говорить своим министрам, – наша армия и флот. Все остальные при первой возможности сами ополчатся против нас».

Неизвестный художник. Н. К. Гирс.

Вторая половина XIX в.

Это мнение Александр III выразил однажды в очень откровенной форме на обеде, данном в честь прибывшего в Россию Князя Николая Черногорского, в присутствии всего дипломатического корпуса. Подняв бокал за здоровье своего гостя, Александр III провозгласил следующий тост:

– Я пью за здоровье моего друга князя Николая Черногорского, единого искреннего и верного союзника России вне ее территории.

Присутствовавший Гирс открыл рот от изумления; дипломаты побледнели.

Лондонский «Таймс» писал на другое утро «об удивительной речи, произнесенной русским Императором, идущей вразрез со всеми традициями в сношениях между дружественными державами».

* * *

Но в то время как Европа все еще обсуждала последствия инцидента под Кушкой, русское императорское правительство сделало новое заявление, заставившее лондонский кабинет запросить по телеграфу Петербург о достоверности полученной в Лондоне ноты. Не признавая условий позорного Парижского мира 1855 года, по которому России было запрещено иметь на Черном море военный флот, Александр III решил спустить на воду несколько боевых кораблей именно в Севастополе, где коалиция европейских держав унизила русское имя в 1855 году.

Царь выбрал для этого чрезвычайно благоприятный момент, когда никто из европейских держав, за исключением Англии, не был склонен угрожать войною России. Турция еще помнила урок 1877–1878 годов, Австрия была связана политикой Бисмарка, который мечтал заключить с Россией союз. Проект Железного Канцлера был бы, несомненно, осуществлен, если бы Александр III не чувствовал личной неприязни к молодому неуравновешенному германскому императору, а Вильгельм II и его «Свенгалли» – Бисмарк – не могли понять характера русского Императора. Во время их визита в Санкт-Петербург они оба вели себя совершенно невозможно. Вильгельм II держал громкие речи, а Бисмарк позволил себе прочесть Александру III целую лекцию об искусстве управления Империей. Все это окончилось плохо. Бисмарку объявили выговор, а Вильгельма высмеяли. Оба монарха – русский и германский – представляли своими личностями разительный контраст. Вильгельм – жестикулирующий, бегающий взад и вперед, повышающий голос и извергающий целый арсенал международных планов; Александр III – холодный, сдержанный, внешне как бы забавляющийся экспансивностью германского императора, но в глубине души возмущенный его поверхностными суждениями.

Те из нас, которым пришлось быть свидетелями событий 1914 года, склонны упрекать Александра III в том, что в нем личные чувства антипатии к Вильгельму II взяли перевес над трезвостью практического политика. Как могло случиться, что русский монарх, бывший воплощением здравого смысла, отклонил предложение Бисмарка о русско-германском союзе и согласился на рискованный союз с Францией? Этому можно найти очень простое объяснение. Не будучи провидцем ошибок, допущенных в иностранной политике в царствование Николая II, и последствий неудачной Русско-японской войны и революции 1905 года, Александр III, кроме того, переоценивал наше военное могущество.

Он был уверен, что в Европе воцарится продолжительный мир, если Россия морально поддержит Французскую Республику, предостерегая таким образом Германию от агрессивности 1870 года. Возможность вмешательства Франции в решительную борьбу между Англией и Германией за мировое владычество на морях просто не приходила Царю в голову.

Если бы он остался долее у власти, он с негодованием отверг бы роль франко-английского шарового катка, сглаживающего малейшую неровность на их пути, каковая роль была навязана России в 1914 году.

Император Александр III.

Фотограф Ф. Надар. До 1896

Он жаждал мира, сто лет нерушимого мира. Только открытое нападение на Россию заставило бы Александра III участвовать в войнах. Горький опыт XIX века научил Царя, что каждый раз, когда Россия принимала участие в борьбе каких-либо европейских коалиций, ей приходилось впоследствии лишь горько об этом сожалеть. Александр I спас Европу от Наполеона I, и следствием этого явилось создание на западных границах Российской Империи могучих Германии и Австро-Венгрии. Его дед Николай I послал русскую армию в Венгрию для подавления революции 1848 года и восстановления Габсбургов на венгерском престоле, и в благодарность за эту услугу император Франц Иосиф потребовал себе политических компенсаций за свое невмешательство во время Крымской войны.

Император Александр II остался в 1870 году нейтральным, сдержав таким образом слово, данное Императору Вильгельму I, а восемь лет спустя на Берлинском конгрессе Бисмарк лишил Россию плодов ее победы над турками.

Французы, англичане, немцы, австрийцы – все в разной степени делали Россию орудием для достижения своих эгоистических целей. У Александра III не было дружеских чувств в отношении Европы. Всегда готовый принять вызов Александр III, однако, при каждом удобном случае давал понять, что интересуется только тем, что касалось благосостояния 130 миллионов населения России.

4

Двадцать шесть месяцев, протекших между убийством Александра II и коронацией Александра III, могли бы быть отмечены прямо магическим улучшением международного положения России.

Мудрый гатчинский самодержец нанес революции сокрушительный удар. Большинство русских революционеров были арестованы и понесли наказание. Другие спрятались в подполье или же бежали за границу. «Новая эпоха для крестьян», провозглашенная с высоты трона, означала, что Царь понимал необходимость тесного общения с русским народом. Учреждение должности земских начальников в 1882 году заполнило пробел, оставленный освободительной реформою. Действуя в качестве представителей власти на местах, земские начальники значительно способствовали упорядочению русского крестьянского быта.

Они разрешали споры по вопросам крестьянского землевладения и землепользования, отправляли функции судей первой инстанции по маловажным делам, способствовали переселению малоземельных в Сибирь и Туркестан и содействовали развитию сельской кооперации. Но самое главное – это то, что они повели беспощадную борьбу с подсознательным духом анархии среди крестьянства, являвшимся последствием исторических процессов, как то: татарского ига, пугачевщины и крепостного права. Чтобы оценить эту реформу Александра III, нужно иметь в виду, что русское крестьянство любило монарха и относилось к правительству с недоверием. Еще не сознавая государственной необходимости какого бы то ни было правительства, наша деревня взирала на власть как на аппарат принуждения, высасывающий из народа соки и ничего не дающий взамен.

Правительство требовало рекрутов, взимало подати, поддерживало авторитет запретительных мер и мало поощряло народные массы. Пока русские крестьяне находились в крепостном состоянии, они сознавали, что помещики, как бы плохи они ни были, охраняли их от нажима власти.