Текст книги "Император Александр III"

Если бы сверх указанного изложить весь последовательный ряд мероприятий и предначертаний, назначенных Александром III для подъема русской промышленности, то пришлось бы из года в год, почти по месяцам перечислять новые, небывалые у нас и часто совершенно самобытные приемы, которые он находил, преследуя основную цель – рост всех сторон русской промышленности, долженствующей доставить его народу новые средства снискивать заработки и богатеть, пользуясь тем, что есть в необъятной стране.

Церемония закладки Транссибирской магистрали во Владивостоке. 1891

Словом, царствование Императора Александра III навеки будет блистать тем, что поставило интересы русской промышленности на самый первый план среди сложнейших задач Руководителя обширнейшей монархии, как царствование Императора Александра II блещет освобождением крестьян. Хотя оба способа одинаково рассчитаны на плоды в будущем для блага народного, но между ними, сверх других очевидных различий, есть много таких, которые укрываются от первого взгляда. Свободы крестьян давно и долго ждали не одни крестьяне, но и весь образованный мир, и ее осуществление составило блестящий и всеми сразу видимый исторический момент. Не таково, от многих еще сокрытое, развитие русской промышленности. Она дело более новое, она результат сложных усилий прогресса, и во многих умах еще не уложилась мысль о том, что без нее нельзя двигаться вперед, что с нею связаны теснейшим образом и общий мир, и вся будущность человечества, – словом, ее значение еще многие не разумеют в должностной мере, и только здравый ум крестьянина давно ждет преумножения своих заработков на фабриках и заводах, дающих новую жизнь целой окружности, и давно чует, что избыток его сил может найти полезное приложение, не отрываясь от земли, только при повсеместном распространении всяких видов промышленности. У того же, кто обнял передовое и нашел средства удовлетворить народному спросу, весь мир признал широкое любящее сердце и зрело обдуманную настойчивость. Они и необходимы были в деле, Им исполненном.

На гроб покойного Императора ляжет много драгоценных венков, но самым прочнейшим будет венок поднятой им русской промышленности. Она еще очень и очень молода. Она залог мира. Помешать ей извне теперь уже нельзя, и всюду преобладающие поклонники общего мира должны с покойным Царем встать за подъем русской промышленности. Отныне в нем сила, слава, возможность народного счастья и благополучно начатые победы России. Мы клялись Императору Николаю Второму служить правдой и последуем за ним в его новых победах на мирном пути, указанном России его оплакиваемым Отцом.

Стихотворение 1845 года

 
На святое крещение Его Императорского Высочества
Великого Князя Александра Александровича
Под сенью царственной нам дар от неба новый
И вестник милости Правителя миров,
Ты ныне Церковью усыновлен Христовой
К надежде, к радости отечества сынов.
О, сын наследника полсветныя державы,
Младенец Александр! Как много пред Тобой
Светил родных – лучами славы
Осиявают путь земной!
Да будет же Твой век России благодатен!
Как родом, так душой – будь Николаю внук!
Да будешь Ты земле и небесам приятен
И брату первенцу – всегда по сердцу друг!
Как Невский Александр – будь Князь благочестивый,
Как новый Александр, Герой позднейших лет,
Будь Александр миролюбивый!
Смиреньем будь велик, любя небесный свет!
Благословенному достойно соименный,
Еще величия России Ты прибавь,
И имя Русское во всех концах вселенной —
Своею жизнию прославь!
 

Б.Ф.

(Маяк, т. XXI, 1845 года)

Государь скончался…

Все последние дни Россия проводила в мучительной тревоге. Вести о ходе болезни уже не оставляли места разумной надежде, но сердце все еще отказывалось верить даже очевидности…

И вот – пресеклась дорогая жизнь. Нет более великого Миротворца, успокоившего измученную Русскую землю отрадною верой в вековые силы, создавшие и хранившие ее. Скована холодом смерти твердая рука, под охраной которой наша страна провела, увы, недолгие годы тихой, благотворно оздоровляющей жизни. Нет мудрого руководителя, так быстро воскресившего наши силы и, без войн, без жертв, без угроз, поставившего русское имя перед всем миром на почти забытую высоту. Нет Царя, который на высоте своего всемирного влияния, спокойным разумом, твердым словом, мощной рукой столько лет сдерживал, казалось, каждую минуту готовые разразиться столкновения. Вся Европа признавала Его Миротворцем и за последние годы привыкла думать и верить, что, пока жив Александр III, мирная жизнь народов обеспечена…

И вот Его не стало. Неисповедимые судьбы Божии отняли у нас, в самую цветущую пору, в возрасте только 49 лет, Того, чей могучий организм и железное здоровье обещали, казалось, столетнюю жизнь, обещали нам еще десятки лет Его неоценимой работы на благо России… Мог ли кто-нибудь год тому назад хотя бы на минуту вообразить себе предстоящие нам теперь похороны?

Среди общей скорби о невозвратной потере надежды наши сосредоточиваются ныне на Его Царственной Отрасли, на вступившем на престол предков Государе Императоре Николае Александровиче.

Августейший Родитель оставил Ему наследие, цветущее порядком. Но не легко выпавшее Ему священное бремя Самодержавного труда. И если вся Россия оплакивает кончину Его родителя, то что сказать о Его сыновней скорби при этой преждевременной утрате?

Да пошлет же Господь Своему новому Избраннику силы и крепость на исполнение Его великого служения. Да пошлет Господь и нам силы служить Нашему Самодержавному Государю верой и правдой без всякой шатости, дабы и дух Почившего порадовался нашей верности Его великим заветам.

Есть мгновения в жизни человека, когда все мысли, все заботы, вся суета дня, необходимая и неизбежная, – когда все это отступает от него, и душа его сосредоточивается в одной мысли, в одном порыве высокого умиления, возвышенной скорби, изливающихся в безмолвных и тихих святых слезах, очищающих и возвышающих душу. Такие мгновения не забываются, они оставляют след во всей жизни человека, и часто воспоминание о таком мгновении спасает его на краю падения. Такое мгновение переживаем теперь все мы, весь русский народ. Скончался Царь наш, любимый Царь, и все отошло от нас, кроме скорби о великой потере, кроме умиления пред образом Почившего, образом так нам знакомым и так дорогим. Этот образ светит и светил нам тихим и кротким светом, как бы в свидетельство о высоком достоинстве человека, о высоком призвании его на земле… Он был истинно Русский Царь, по духу и по всему нравственному облику своему. В Нем, в делах Его не было ничего приподнятого – не было того картинного героизма, который так любят в Европе и которым так восхищаются там; но Он был истинный герой в высоком смысле: «человек Он был, во всем значении слова». Он был истинным выразителем нашего, особенного, русского героизма, не ищущего картинной позы, не высказывающегося в красивых словах, молча и твердо исполняющего свой долг и не подозревающего даже, что в этом есть героизм. Разгадка этого героизма, разгадка величавого образа почившего Императора заключается в одном слове: Он был христианин.

Н. Я. Яш. Портрет Николая II. 1896

Как христианин, проникнутый высоким духом веры Своего народа, нес Он бремя забот семейных и среди общей легкомысленной шаткости показал нам, чем должна быть христианская семья; как христианин, покорно и со смирением поднял Он на Свои мощные плечи тяжкое бремя Самодержца, Отца, воспитателя и охранителя народа Своего и нес это бремя до последнего мгновения, до последнего дыхания жизни. С умилением и слезами читали мы, что Он, уже сломленный тяжким недугом, страждущий, прикованный к одру болезни, среди мучительных бессонных ночей, среди тягостных дней, не оставлял Своих державных трудов, – и Россия, одна Россия была предметом Его забот и мыслей. Он принял и недуг Свой, как христианин: Он молился и трудился, молился и трудился до последнего вздоха.

Мы знаем святые слова: «Больше сея любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя», – и Он, Почивший Царь наш, положил душу Свою за народ Свой. Что разрушило Его могучий организм, как не державные труды, заботы и огорчения? Подчинив Свою волю воле Божьей, Он нес эти труды всегда спокойный, всегда твердый, всегда снисходительный к слабости человеческой. И Он светил не только нам, но и всему миру. Чужие народы с изумлением и восторгом смотрят на это явление русского духа, русского героизма, величавого в своей смиренной простоте.

Вот какого Царя мы лишились, вот какая тяжкая скорбь нас постигла.

Но милостив Бог, скорбь не безутешная.

Нет места скорби отчаянной, тоске тяжелой и неутешимой в сердце того народа, который имеет трогательное упование на жизнь бесконечную, трогательную веру в общение живых с усопшими. Верит народ наш, что его любимый Царь, который теперь там, перед престолом Царя Царей, все же живет с нами; верует, что над ним сбудется все, что обещано христианам. Он был кроток, а сказано: «блаженны кроткие»; Он был милостив, а сказано, что милостивые «помилованы будут»; общий голос всего мира называет Его «миротворцем», а сказано: «блаженны миротворцы, ибо и они будут наречены Сынами Божьими».

Скорби народной не даст перейти в отчаяние еще и иная земная надежда.

Усопший Царь наш оставил нам Наследника Своего, только что вступившего на престол Государя нашего и Самодержца, оставил нам Его, выросшего и воспитанного в семье истинно христианской, среди примеров кротости терпения, любви и величайшего самоотвержения. В Нем надежда наша. Он, проникнутый тем же духом, как и почивший Державный Отец Его, которого мы оплакиваем вместе с Ним, – Он довершит дело и труд усопшего и твердо поведет Россию дальше по пути ее великого исторического призвания.

Теперь же, не падая духом, дадим волю скорби и слезам нашим. Будем плакать и молиться. Будем молиться за Него, за почившего Царя нашего, который теперь пред престолом Божьим молится за народ Свой, за Россию, за Сына Своего, – будем плакать и молиться, чтобы была услышана и наша, и Его молитва…

Россия в 1881 и в 1894 годах

Все и каждый – и не в одной России, а в целом мире, – находятся под одним впечатлением, под впечатлением тяжкой, понесенной Русским народом утраты. На ней и около нее повсюду сосредоточены все мысли, все речи, вся передача их и устно, и письменно, и телефоном, и телеграммами. От полноты сердца глаголят уста – и общий клик их сливается в небывало единодушный хор хвалы и славословия почившему Помазаннику Божию, совершившему в краткий срок Своего царствования все предначертанное Ему Промыслом. Его великие царственные заслуги неудержимо и громко признаются всюду и всеми.

Иначе и быть не может; но иным это представляется как бы некоторою несдержанностью; высказывается мнение, что перед незакрытою еще могилой не время говорить о значении прошлого царствования… Не время говорить! Но возможно ли тут молчание?.. Правда, для фарисеев были острым ножом клики «Осанна» даже при торжественном входе Христа в Иерусалим, они тоже хотели заменить их молчанием, – но им было отвечено, что если народ умолкнет, то камни возопиют.

Значение только что минувшего царствования – сколь ни было оно кратковременно, продлившись всего 13 лет и 7 месяцев и 20 дней, – столь ясно и твердо определилось, что общая историческая оценка его измениться уже не может: оно само говорит за себя уже одними принесенными им плодами, помимо посеянных и добрых семян для будущего. Некоторое понятие о значении этого царствования может дать уже одно сопоставление того положения, в каком находилась Россия в тот момент, когда Почивший Монарх принял в Свои руки Царский скипетр с тем положением, в каком передал Он ее Своему Сыну, восшедшему ныне на прародительский престол, Государю Императору Николаю Александровичу.

Россия 1 марта 1881 года и Россия 20 октября 1894 года: сколь близки они одна к другой во времени, но какая неизмеримая между ими разница!

В момент перехода скипетра из рук Императора Александра II в руки почившего ныне Императора Александра III никто, ни вне, ни внутри, не считал положение России твердым и прочным в каком бы то ни было отношении: она являлась как бы больным, расслабленным колоссом. И она действительно болела тяжкой болезнью, парализовавшею весь ее организм, все ее силы. Она жила, но жила жизнью как бы обезматоченного улья, в котором все идет врознь, в котором все – добыча всяческой тли, всяческих паразитов, всяких воров, и внешних, и внутренних.

Это не было виной убитого 1 марта 1881 года Царя-Освободителя, родителя покойного Государя, – это было прямым результатом рокового хода истории и заключительным актом того преклонения перед всем идущим с европейского запада, которое непременно требовало перенесения оттуда и водворения на русской почве всего признаваемого там обязательным. В силу этого преклонения, длившегося в течение не одного, а целого ряда царствований, с каждым шагом все более слабла у нас долженствующая быть неразрывною связь между правительственною мыслью и историческими заветами святой Руси, заменяясь благожелательным стремлением заменить всяческое «русское варварство» всяческою «европейскою культурою». Все перечащее этим стремлениям считалось вредным преуспеянию страны, и в силу этого воззрения даже наше Православие представлялось силой, тормозящею прогресс, выдавалось за обскурантное ультрамонтанство и клерикализм, требующий обуздания, всяческого ограничения церковных влияний на народную жизнь. При таких все подчиняющих веяниях не могла не поникнуть русская государственная мысль, не могли не стать на ее место воззрения в большей или меньшей степени космополитические, со всеми присущими таковым воззрениям доктринами. Вся Русь заплатила тяжкую дань этим доктринам, заплатил им тягчайшую дань и Царь-Освободитель, павший, в научение всем, великою искупительною жертвой за общий грех увлечения мнимо-научными, мнимо-спасительными западными учениями.

Ничего так не желал Он, как блага своему государству, своему народу. В своей любвеобильности бывший даже более «человеком», в высшем смысле этого слова, чем «монархом», по своему мягкосердечию, человеколюбию и долготерпению, скорее принижавшим, чем превозносившим величие своих прав, он все свое более чем четвертьвековое царствование самозабвенно посвятил казавшимся благодетельными преобразованиям, даже превышавшим ожидания всяческих европейских либералов. И что же? К каким результатам привело все это?

Александр II.

Фотограф С. Л. Левицкий. 1866

Рухнул весь старый, завещанный историею, органический, сословный строй русской жизни – и взамен его явились нестроение и распадение, неизбежные при замене прочных устоев государственного управления зыблющеюся, рассыпающеюся, как песок, бессословностью, при которой всякое самоуправление естественно вырождалось в самоуправство, со дня на день добивавшееся большего и большего себе простора, во имя тех самых идей, которыми оно было создано. И во имя этих идей государственная власть все более и более стушевывалась, все более и более поступалась своими правами в пользу разных самоуправлений, сформировавшихся как бы в виде особых государств в государстве, из которых каждое стремилось к своим, чуждым общей государственной власти, целям, всего требуя от нее, но отнюдь не допуская ее вмешательства в свое, хотя и государственное, но отмежеванное от государственной власти дело. В результате вместо единовластия оказалось в стране многовластие: земство само по себе, суды сами по себе, железные дороги или банки сами по себе и т. д. – и все считали себя вправе распоряжаться по своим частям по-своему, не допуская в свой обиход никакого вмешательства государственной власти, которая таким образом являлась связанною по рукам и ногам в своих стремлениях оградить народ от обид и тяжких ущербов, какими ложилось на него все это разношерстное многовластие.

Стушевавшаяся, в силу усвоенных ею западных доктрин, пред разными внутренними управлениями, наша государственная власть, оставаясь верною этим доктринам, не могла давать надлежащего отпора и внешним на страну посягательствам, опиравшимся на те же доктрины. Поклонение западной идее фритредерства требовало подчинения русских финансовых и экономических интересов интересам европейской промышленности и европейских бирж. Преклонение пред западною культурой требовало поклонения представителям ее на русской почве – всем иностранцам и всем своим инородцам, в просвещенное, не русское, видение коих и предоставлялось благоустроение захваченных ими русских областей и окраин. В результате при внутренних настроениях и всеобщей разладице Россия и в экономическом, и в финансовом, и в иных отношениях оказалась предоставленною эксплуатации и своих проходимцев, и всяческих иностранцев и иноплеменников. Вся она пошла врознь и в порядках управления, и даже в территориальном отношении: чуть не каждая область в ней стала стремиться к обособлению от государственного целого. Обнаруженное всем этим бессилие государственной власти бороться с ею же самой созданными затруднениями сознавалось более и более. Этим бессилием поощрялись всевозможные проекты окончательного разрушения русского государственного тела – от оглашенного в газетах проекта обратить Россию в федерацию автономных областей, которым государственная власть передала бы все свои функции, с которыми-де неспособна совладать, до проекта полной передачи всех этих функций представителям земских самоуправлений и, наконец, до нигилистических проектов, авторы коих ради их осуществления не остановились пред целым рядом покушений на цареубийство, завершившихся катастрофой 1 марта.

Десятилетиями господства таких веяний все на Руси было потрясено и расшатано. Извратились понятия и о гражданском долге, и о семейной и житейской нравственности; в этих извращенных понятиях росло и воспитывалось и наше юношество, от которого, во имя западных идей, всеми мерами устранялось спасительное влияние Церкви, всяческое умаление значения коей в народной жизни представлялось необходимым в целях прогресса. При повсеместной в стране неурядице ее экономическая жизнь, в силу отсутствия всех забот о ней, которые возможны лишь при господстве во всем управлении единой твердой национально-государственной мысли, не могла надлежащим образом развиваться, несмотря на все обилие естественных богатств, и, так сказать, только прозябала. При заторможенном развитии экономических сил не могли процветать и государственные финансы, могущие опираться только на эти силы. Бюджетные дефициты явились хронической болезнью государства, а при хронических дефицитах не мог не пасть и государственный кредит: Россия была вынуждена заключать займы за займами на самых тяжких условиях, за нигде в Европе не обычные проценты. Финансовое расстройство было таково, что Россия объявлялась стоящею на краю банкротства. Понятно, что при таких финансах являлось невозможным удовлетворение многих настоятельнейших государственных нужд, являлись невозможными даже траты, необходимые для возведения военных сил России до уровня, соответственного ее международному значению. Могла ли при этом всем Россия занимать в ряду других стран подобающее ей положение? Удивительно ли, что она на Берлинском конгрессе должна была смириться пред европейским ареопагом, отказавшись от плодов своих побед, купленных дорогою ценою русской крови, а затем играть второстепенные, подчиненные роли при обсуждениях и решениях разных так или иначе затрагивающих ее политических вопросов? Удивительно ли, что она оказалась не только в финансово-экономической, но и в политической зависимости от Берлина?

Потерявшую обаяние внешней силы и расшатанную внутри, принял Почивший Царь дорогую Ему Россию. А такую ли Он ее оставил?

Весь мир преисполнен ныне величайшим уважением к созданному усопшим Монархом могуществу России. Весь мир признает, что Он, став превыше всех иных политических сил в Европе, явился распорядителем ее судеб, охранителем ее мира.

А. фон Бутлер.

Портрет императора Александра III. 1880-e

Военные силы России, и на суше, и на море, приведены во всех отношениях в такое положение, в каком они еще никогда не были с тех пор, как стоит Русская земля. Кроме неусыпных забот, много требовалось на это и денег. Но всяческие траты на действительные государственные нужды не оказываются уже ныне выше государственных средств. Вместо прежнего «банкротства» финансы государства пришли в такое положение, в каком они у нас, можно сказать, никогда еще не бывали. Не только все обыкновенные, ежегодно возрастающие, расходы легко покрываются из текущих доходов, но на текущие же доходы строятся тысячи верст железных дорог, и из остатков от этих доходов оказалось даже возможным, при тяжком бедствии неурожая, оказать народу нигде в мире не слыханную помощь более чем во сто миллионов рублей. Ни о каких бюджетных дефицитах, ни о займах для их покрытия нет более и речи. Вместо ряда новых займов совершен ряд конверсий для облегчения бремени, возложенного на русские податные силы прежними займами. А чем улучшены финансы? Обременением ли народа? Нет, они улучшены оказанием этому народу целого ряда благодеяний, внимательным, внушенным национально-русскою государственною мыслью отношением ко всем видам экономической деятельности народа: и земледельческой, и промышленной, и торговой. Не как на Западе, – Русский Самодержец не делал различия между интересами казны и интересами народа, употребляя избытки казенных доходов на поощрение и подъем экономической предприимчивости, на усиление производительности народного труда, – и результаты сего уже сказались, и в еще большей мере скажутся в будущем.

О былых неурядицах остались лишь воспоминания. Нет области управления, которой не коснулось бы оздоравливающее, всюду вносящее порядок и благоустроение, общее и единое направление, данное Почившим Государем всем органам государственной власти. На место былого разновольного и своевольного многовластия всюду стала единая власть, вдохновляемая единою самодержавною Волей. При сохранении всех добрых, полезных сторон в самоуправлении нет более былых судебных, земских, банковских, биржевых, железнодорожных и иных своеволий. Достаточно, для примера, сравнить нынешние железнодорожные порядки с былыми, нынешнюю службу дорог с прежним бесконтрольным деспотическим отношением их ко всем, кто имел в них нужду, чтобы понять, какие шаги, благодаря сильной власти, сделаны Россией по разным частям ее внутреннего управления и устроения.

Бывшее накануне разложение, так сказать, готовое рассыпаться в прах государственное тело вновь стало органическим, в нем вновь вернулись к жизни составляющие этот организм сословия, начав вновь службу той духовной силе, которая оживотворяет все государство, – единой, неделимой, Богом дарованной России Самодержавной Власти. Перестала эта власть поступаться своими правами, перестала устраняться от дел правления, и ее мощный животворный дух сказался во всем. Все ему подчинилось, все начало им проникаться. Все порожденное многолетними тлетворными веяниями приникло и не дерзает более нагло кичиться своею безнравственностью и разнузданностью. Место этих веяний более и более заступает влияние Православной Церкви, уже начавшее получать то значение, которое подобает ей под сенью Православных Царей. Русь перестала быть каким-то международным межеумком, а она ни для кого более не tabula rasa, она стала сама собою, оздоровленною внутри и грозною всем своим врагам, не дерзающим более и мыслить о возможности былых на нее посягательств. Путь, которым достигаются такие результаты, обозначился ясно и твердо. В указании этого пути величайшая заслуга Почившего Монарха, в нем величайший данный им завет, и, молясь об упокоении Его души, нам предлежит ныне лишь молиться о проникнутом Его заветами Сыне Его, Государе Императоре Николае Александровиче.