Текст книги "Исповедь: дотянуться до звезды"

За те три месяца, что тянулись остатки такой жестокой зимы, Яковлев успел отморозить большой палец на правой ноге, но ампутировать его было просто некому. Санинструктор части умел только мазать болячки йодом или зеленкой. Да оно и к лучшему, ходил бы сейчас без пальца. А так, боль перетерпел, гангрена обошла его своим вниманием, а мясо наросло. Да и руки он основательно поморозил. Подержи-ка железный лом на таком морозе почти голыми руками. А перчатки выдаются один раз на сезон. Впрочем, такая участь была у всех молодых солдат, салаг и помазков, призванных на полгода ранее.

Или рассказать им о дедовщине, в стройбатах процветающей махровым цветом. Да этим теперь никого не удивишь. Дедовщина существует в любой части, будь то стройбат, пехота или элитные части десантников всех мастей. В той или иной мере.

Нет ничего героического и в неустроенности быта солдатской жизни. Солдат «обязан стойко переносить все тяготы и лишения армейской жизни», как сказано в уставе. Хотя, при желании командования, и на этой полевой точке можно было бы создать элементарные зачатки инфраструктуры. А так, даже просто умыться солдаты не могли. Воду привозили из соседнего аймака автомобильной водовозкой и только для кухни. Снега не было, дрова для полевых кухонь и обогрева палаток также привозили грузовым транспортом. Бревна еще нужно распилить и наколоть, чем и занимались салаги и помазки под руководством сержанта. После того, как возвращались со стройплощадки в расположение части.

Первый раз баню для солдат в полевых условиях организовали через три месяца, когда у всех, поголовно, завелись бельевые вши. Белые, жирные, откормленные. Для этого в каждой роте поставили десятиместную палатку, в которой выложили небольшую каменку с установленной на ней двухсотлитровой бочкой под горячую воду. А зараженное паразитами белье просто сожгли.

Но все это мелочи, так, бытовые неурядицы. Что действительно поразило Яковлева с первых дней службы в части, так это абсолютная невозможность обособленной личной жизни. Он то, по незнанию, отправляясь в СА, взял с собой все письма, полученные от Любы за время их разлуки. Хранил их как самую большую в мире ценность. А потом был вынужден прятать их и вновь перепрятывать. Ведь в прикроватной тумбочке на четверых разрешалось хранить лишь предметы личной гигиены: зубная щетка, зубная паста, мыло, одеколон, принадлежности для бритья, чистые подворотнички, швейная гарнитура. Ещё все то, что необходимо для поддержания в чистоте обуви, пуговиц, пряжек кожаных солдатских ремней. И всё! Всякий раз, при очередном шмоне проводимом сержантами под присмотром офицеров, прочие ненужные предметы просто выбрасывались. Разрешалось иметь при себе, в кармане гимнастерки, фотографии любимых и близких, несколько писем. На регулярно проводимых строевых смотрах содержание карманов подвергалось ревизии. Все лишнее также изымалось, на выброс.

Поначалу Володька завернул пачку писем в целлофановый пакет и спрятал за щитом с противопожарным инструментом. Но через несколько недель резкие порывы самума, ветра, налетавшего из недалекой пустыни Гоби, выбросили его оттуда. Хорошо еще, что Яковлев вовремя оказался у щита, а то разнесло бы письма его любимой девушки по всей части на потеху дедам и офицерам. Тогда он надежно прикопал сой пакет в ящике с песком, у того же щита. Просто уничтожить свое богатство у Володьки даже мысли не возникало. Эти письма являлись для него святыней, единственным связующим звеном с той, прошлой жизнью и любимой девушкой. И он лелеял в душе надежду когда ни будь в спокойной обстановке вдумчиво перечитать их, и не раз. Ведь не за горами то время, когда и их призыв станет дедами. А тем уже подобные вещи позволены. И многое другое.

Яковлев развернулся к притихшим одноклассницам.

–Пожалуй, расскажу я вам, девчата, одну историю. Уверен, что мало кто может похвастаться подобным фактом из своей армейской жизни. В нем нет ни какой героики, но он достаточно ярко характеризует суть солдатской жизни: выживать в любых условиях и любыми способами. За всё время службы ничто не поразило меня до такой степени, как этот случай. Он буквально шокировал меня.

За столом вновь наполнили рюмки, все выпили, закусили. Яковлев продолжил повествование:

–Это случилось уже на втором году службы. Наш взводный, прапорщик Воробей заканчивал десятилетку в вечерней школе при части. Наверное, хотел поступать в военное училище и стать офицером. Так вот, он, видимо, вычитал в моем личном деле, что до армии я был учителем математики и физики. Как-то вечером вызывает меня в каптерку, где он обретался вместе со старшиной роты, и просит помочь в решении домашнего задания по математике. Протягивает алгебру за 9-10 классы с вложенной в учебник бумажкой с номерами заданий. Смотрю, а это обычные тождества. И тут, девчонки, я впал в ступор. В буквальном смысле. Смотрю в учебник и вижу «новые ворота»! Помните: как баран на новые ворота. Вот и у меня точно такое же состояние: абсолютно ничего не вижу, кроме каких– то непонятных буковок. И абсолютно ничего не понимаю, кроме того, что буквы латинские. А зачем они, какую информацию несут – пустота! Тут я и понял весь смысл жесткого армейского порядка: отторгнуть, стереть с подкорки все знания, не нужные в данных условиях, и включить глубинные ресурсы, заложенные в человека тысячелетиями эволюции, рефлексы самосохранения, выживания. Ведь для любой армии мира главное что: победить и выжить, выжить и победить.

–Да ладно, Володь, всего лишь год, и ты ничего не помнишь? Не поверю!

–Представьте себе, девочки, абсолютный ноль. Амнезия! Конечно, домашнее задание прапорщика я выполнил. Полистал учебник и решил. И в дальнейшем не один раз помогал ему. Но вот этот миг, когда я смотрю в учебник и ничего не понимаю, для меня стал ударом.

Новый год Яковлев встречал дома, в кругу старых друзей детства. Опьянение от ощущения свободы и прелестей жизни на гражданке быстро прошло. Три недели, отпущенные на трудоустройство после армии, подходили к концу. Володька решил вернуться в школу, до лета поработать там, куда направит РОНО. И поступать в институт. А вот дальнейшие отношения с любимой девушкой зависли в воздухе.

Володьку терзали сомнения. В письмах всего не скажешь. Да и где найти те слова, которыми можно выразить сумеречное состояние в душе. Нужна была встреча вживую: услышать её голос, заглянуть в любимые глаза, коснуться рукой ее руки, почувствовать завораживающий запах молодого девичьего тела, ощутить губами чарующий вкус ее губ, бархатистой кожи, упругой груди. Плотнее прижаться к её голому телу, ощутить его дрожь каждой клеточкой, каждым нервом, и раствориться в нем без остатка!

Бросить все и уехать к любимой девушке? К этому он был готов. Ради любви. Володька так бы и сделал, будь он прежним семнадцатилетним юнцом, даже без приглашения от Любы. А сейчас…, сейчас он уже не мог так легко и непринужденно повиснуть на шее у девушки. В первую очередь, где они будут жить? Средства к существованию, хотя бы на первое время, пока он не найдет работу? Ничего этого нет! Если бы Люба хоть намекнула в своем письме на подобный вариант их будущего, то Яковлев сумел бы переступить через свою, обретенную за эти два года, гордость и самолюбие. Но она молчала.

Позвать её к себе, в Сибирь? А захочет ли она подобной участи? Не потеряет ли он её окончательно после такого предложения? Ведь раньше Люба прямо говорила, что хочет жить только у себя на малой родине. Поэтому Володька не решился сделать ей такое предложение. Испугался. Испугался потерять её из-за неприемлимого предложения.

Любовь Николаевна честно ждала Яковлева из армии. За всё это время она общалась только со своими коллегами, и то на работе. На всех воздыхателей, пытавшихся завязать с ней дружбу, она просто не обращала внимания. Жизнь ее текла размеренно: работа– дом, дом– работа. Иногда выходила в город. Пробежится по магазинам, встретит кого-то знакомого, поговорит с ним, зайдет к маме на работу. И все.

Но зато Яковлев баловал её своим вниманием. Правда, первые полгода он почти не писал. Причина была понятна, Володька объяснял всё невозможностью в полевых условиях отыскать даже чистый лист бумаги, да и на первом году службы трудно найти время для личной переписки. Кому, как не ей, дочери кадрового военного этого не знать. Да и отсутствие регулярного почтового сообщения на точке, у них там, в Монголии, сказывалось. Зато потом доводилось получать одновременно несколько писем. И очередность их отправления узнаешь только по дате написания в конце письма.

Эти долгие годы ожидания тянулись скучной чередой. Всю свою нерастраченную энергию и любовь девушка отдавала своим ученикам и школе. Её природный магнетизм и обаяние, педагогический опыт позволили завоевать ответную любовь ребятишек и авторитет в учительском коллективе. Но вот личная жизнь до сих пор неустроенна.

Прошло уж несколько месяцев, как Володька Яковлев отслужил, вернулся домой. Его письма были так же нежны, наполнены любовью. Любовь Николаевна хорошо его изучила и не видела фальши в строчках пространных посланий. Но почему тогда, Вовка, ты ничего не предпринимаешь? Почему не приедешь? Если у тебя возникли какие-то трудности с поездкой, то напиши об этом, я тебе помогу. Или позови меня и я прилечу! Вдвоем мы что-то да придумаем, найдем выход. Но ты молчишь! Чего же ты ждешь? Мои годы уходят, скоро я стану совсем старуха!

Лишь в одном ошибалась Любовь Николаевна. Яковлев уже не прежний семнадцатилетний паренёк, поступки которого определяли лишь чувства и эмоции, который мог очертя голову ради любимой девушки броситься в пропасть, или войти в её родной дом и в жизнь её родственников, не задумываясь о своей роли. Войти банальным примаком. Он повзрослел, проснулось чувство собственного достоинства, самолюбие и гордость. И учился самостоятельно решать возникающие проблемы. Именно гордость и самолюбие не дали ему даже шанса попросить у любимой девушки помощи. Ведь это он должен заботиться о Любе, но никак не наоборот. Если он сейчас примет помощь девушки, то это будет означать полную его несостоятельность как мужчины. Альфонс! Это клеймо на всю оставшуюся жизнь.

Что же делать, если молодость не знает компромиссов, а суждения о чести столь категоричны, что им, молодым, легче расстаться с мечтой о счастье обладания любимой девушкой, чем поступиться спорными принципами, примирить совесть с реальностью. В этом возрасте мало кто из них понимает, что жизнь строится на одних лишь компромиссах, реальность, по сути, сплошные противоречия, а самое верное решение любой житейской проблемы и есть первый порыв души. Вот так, внезапно, захотелось увидеть любимую, бросай все дела и немедленно отправляйся в полет. И ни в чем не сомневайся, пока желание не сбылось.

Володька Яковлев не обладал таким житейским опытом, он витал в эфемерных понятиях о чести и совести. В общем, он не смог обуздать свое самолюбие, перешагнуть через свое «я». Продолжал пассивно ожидать от жизни подарка, когда она сама прибьет его к нужному берегу, соединит с Любашей.

Таким вот образом, в бесплодных душевных переживаниях, тянулось время. Они продолжали переписываться, изливая на бумагу свои чувства, свою неутихающую любовь, но никто из них не мог решиться на последний шаг, не желая совершить ошибку и потерять любимого человека.

И если Любовь Николаевна томилась непониманием ситуации, то Яковлев не находил себе места от бессилия в её разрешении.

Друзей или родственников, с которыми он мог бы посоветоваться в непростой житейской ситуации и которым он полностью доверял, ближе Натальи Владимировны у него не было. Да Володька и без того хотел увидеться с девушкой. Поэтому он решил навестить Мельниковых. По прежнему адресу он их не нашел. Родители Игоря дали ему новый адрес, объяснили, как проехать и найти дом. Мельниковы год назад, после рождения сына переехали в соседнее село, где Наталье Владимировне предложили должность завуча по учебной работе. Игорь теперь тоже работал учителем обществоведения и труда. Дом под жилье им выделил совхоз.

Яковлев успел на последний автобус. Обратно только в восемь часов утра. Ничего, не выгонят, наверное, на улицу, найдут уголок переночевать. Он зашел в продуктовый магазин, купил бутылочку коньяка, спрятал во внутренний карман пальто.

Нужный дом он отыскал быстро, и даже не пользуясь подсказками встречных прохожих. Постучал в дверь. Открыла Наталья Владимировна.

После непродолжительной, но бурной сцены встречи, девушка провела его в дом.

–Вов, раздевайся и проходи. Не разувайся, пол холодный. Игорь придет через часик, а у меня сокращенный рабочий день из-за маленького сына. Вообще, мы с ним работаем в разное время, чтобы кто-то постоянно находился дома. Илья у нас уже ходит в ясли, но я его стараюсь забирать пораньше, пока только приучаем.

В детской кроватке ползал малыш, самозабвенно гугукая и теребя разноцветные игрушки.

Яковлев повесил пальто на вешалку, достал и поставил на кухонный стол коньяк.

–Наташа, как ты жила эти годы, с Игорем у вас сложилось? Не разочаровалась в супружестве?

–Знаешь, Володь, все вроде хорошо. Иначе я не решилась бы рожать. И с родителями Игоря нашли общий язык, вроде бы. Но вот неустроенность быта, отсутствие своего постоянного жилья, как-то напрягает. Чувствуешь себя как на вокзале с чемоданами и узлами. Только в замужестве я поняла, что такое иметь «свой угол». Знаешь, как устаешь от этих переездов, чужих лиц вокруг.

–Вы же хотели перебраться в Заволжск, к твоим родителям. Или куда– то поближе к центру.

–Никак не уговорю Игоря. Да и родители его против нашего переезда. В общем, пока не получается. Но я не теряю надежды.

–А Игорь перестал изводить тебя ревностью?

–Какое там! К каждому столбу и даже к проводам, что на тех столбах гудят, ревнует. До скандалов доходит. Последним его бзиком стал какой-то прапорщик из военкомата. С ума сойти, приревновать меня к прапорщику! Не удивлюсь, если скоро станет ревновать ко всем скотникам на ферме или к трактористам в гараже. Как будто я только и делаю, что бегаю по селу и ищу себе любовников. Ой, да ладно, я уже привыкла и стараюсь на такие мелочи не обращать внимания. Принимаю вспышки его ревности как бесплатное приложение к супружеской жизни. Главное, научиться их вовремя гасить. Я научилась.

–Ревность, наверное, неотъемлемая часть любви. Я вот Любу тоже ревную. Но как-то странно ревную, только к прошлому. А в нашем настоящем доверяю ей во всем. Абсолютно. Даже представить себе не могу, как это, любить и тут же изменять. Или, любить и не доверять, устраивать сцены ревности. Нонсенс, несуразица какая то.

–Да ну, Вов, какая уж тут любовь. За эти три года от всего такого пылкого чувства только ревность и осталась. Да еще сын.

По правде говоря, Яковлев искал встречи с Натальей Владимировной не только для того, чтобы увидеться и поговорить, но он надеялся получить дельный совет от девушки и по поводу своих отношений с Любашей. Но он не мог выбрать момент, чтобы поделиться с бывшей своей учительницей наболевшей проблемой. И чем дальше, тем сложнее было это сделать.

Наталья Владимировна занялась готовкой ужина на троих, Яковлев ей помогал. Вскоре пришел Игорь. Довольно прохладно восприняв присутствие Яковлева в своем доме, Игорь поздоровался с ним и вышел в другую комнату переодеться.

–Наташа, послушай, Игорь не особо рад моему присутствию. Может, пока не поздно, я уйду? Зачем тебе лишние проблемы.

–Да ладно, Володя, не обращай внимания, ты-то тут ни причем. Просто Игорь частенько приходит домой не в настроении. Немного отдохнет и отойдет.

Девушка оказалась права. Спустя какое-то время Игорь более тепло расспросил его о службе в армии, о планах на будущее. Но в его словах, в интонации нет-нет, да и проскальзывали брюзгливые нотки в адрес Наташи. Яковлев окончательно уверился в том, что заводить разговор о Любе, о наболевшем в его душе, не стоит. Они со своими-то проблемами никак не разберутся.

15

Прошло почти два года с того дня, как Яковлев вернулся домой. Некогда бурная его переписка с Любой, по затухающей амплитуде перешла в вяло текущую стадию, а затем и вовсе прекратилась. Володька не мог переступить через себя, попросить у Любови Николаевны помощи, совета. А та, в свою очередь, не хотела навязываться, не решалась вмешаться в ход событий и разрушить сложившееся положение в их отношениях. Чему быть, того не миновать!

Но первая любовь и мечта о счастье прожить жизнь рядом с пленившей мальчишеское сердце очаровательной девушкой не отпускала, занозистым клином торчала в груди, саднила и искажала реальность. Не было и дня, чтобы Люба не будоражила его память.

На втором курсе учебы в сельскохозяйственном институте, на ноябрьские праздники Яковлев приехал домой. Его вдруг неудержимо потянуло к домику на окраине села, в котором жили учителя и где он нашел настоящее счастье с любимой девушкой.

Три дня Володька пробыл в родительском доме. Днем он отсыпался, а вечер и всю ночь, до самой зари бродил в одиночестве по тем местам, где он бывал с учительницей, подарившей ему счастье любви.

По тропинке за околицей, от школы до заветного домика, по которой он провожал учительницу, набравшись смелости предложить ей своё внимание и заботу. Именно тогда он удостоился права говорить с девушкой на темы, отвлеченные от школьной жизни. Именно тогда Любовь Николаевна приоткрыла перед ним мир, в котором жила помимо работы. И окончательно пленила его своими мечтами.

Вдоль реки по крутому обрывистому берегу. Спустившись вниз, к воде по утоптанной дорожке, вспоминал тот призрачно– волшебный миг признания в любви и последовавший за ним первый поцелуй, нежный и обжигающий, как выстрел в висок. Кажется ему будто наяву, что это происходит прямо сейчас: в его неловких и несмелых объятиях трепещет в ответном порыве чувственное и прекрасное девичье тело, робко раскрываются навстречу сладостные губы; обволакивающе и призывно блестят колдовские глаза, обещая забвение и счастье. Под неумолкающий гул свинцовых волн и хлесткие удары ледяного ветра снежной шрапнелью.

Пройдя по берегу дальше сидел на рухнувшем стволе липы, за долгие годы выбеленном солнцем, ветром и дождями. Это дерево на своем веку помнило не одну влюбленную пару и благословляло на долгую счастливую жизнь. Сначала под развесистой кроной, затем на могучем, но мертвом стволе.

По залитой луной березовой роще, в которой они часто бывали, просто бродили или разводили маленький костер и короткие ночные часы проводили у огня, целуясь и даруя друг другу ласки.

Проходил вдоль озера, по которому в ту далекую бытность они катались на рыбачьей плоскодонке, окунались в сюрреалистический мир космических грёз: и сверху в небе, и снизу в воде, и вокруг только непроглядная первозданная ночная глубина и звёзды, звёзды, звёзды. И абсолютная звенящая тишина. И колдовство заветных слов, едва слышимых в шелесте чарующего абриса любимых губ.

И поцелуи! Жаркие, затягивающие в омут страсти с ужасающей беспощадностью, и нежные, в одно легкое касание, но заставляющие сердце замереть на бесконечно долгое мгновение от счастья; благодарно – покорные, позволяющие взыграть самолюбию и ощутить себя настоящим мужчиной, и небрежно – скользящие в случае невольной неловкости или нечаянной обиды; вдохновенные, в засос, до полной остановки дыхания и кружения головы, и изучающие, легко бегущие по губам с шаловливой игрой язычком, проникающим к зубам и небу; и множество иных разновидностей поцелуев под настроение.

Теплые девичьи руки! Неспешно перебирающие непослушные мальчишеские кудри; или беспорядочно скользящие по слегка влажной груди или спине в минуты забвения во взаимных ласках; или нежно, но настойчиво останавливающие его пыл на рубеже безрассудства, за гранью которого простирается мир запретного торжества и обретается безграничная власть над девушкой и ее телом.

–Не спеши, Вов, всё это будет твое, но всему своё время. Ты же не причинишь мне боль?!

На вторую ночь хаотических блужданий по священным для него местам, Яковлев долго простоял у «храма» своей первой любви, разглядывая светящиеся окна и пытаясь взглядом проникнуть за легкую ткань занавески. В мелькавших на них тенях ему чудился образ любимой девушки. С замиранием сердца он ждал: вот сейчас отодвинется уголок материи, его заметят, и к нему на долгожданное свидание выйдет Любовь Николаевна. Володька устроился на лавочке у палисадника и погрузился в сладостные воспоминания.

Прошло совсем немного времени после этого, и вдруг скрипнула входная дверь в сени. Из дома кто-то вышел. Простучали по крылечку легкие шаги, звякнула железная щеколда и калитка начала приоткрываться.

Яковлев похолодел, сердце остановилось: к нему идет Люба! И он мгновенно поверил в несбыточную сказку! Внутри все оборвалось, он замер, с надеждой и ужасом уставился в темный проем между столбами, не смея верить в реальность происходящего. Вот сейчас, сейчас…! Распахнется высокая калитка, так долго прятавшая от него любимую девушку и…! О боги, если вы есть, сотворите чудо, верните мне мою любовь, верните нам счастье!

Из темного проема выдвинулся силуэт девушки невысокого роста в наброшенном на плечи пальто. Зябко кутаясь, она подошла ближе, остановилась напротив. Яковлев обреченно перевел дух. Чудес не бывает. Перед ним стояла совершенно незнакомая молодая девушка.

–Здравствуйте. А Вы, молодой человек, кого-то ждете?

–Вечер добрый. Или уже ночь? Но все равно, и Вам здрасьте. Ждать-то я жду, но вот только вряд ли дождусь.

–Что же так, неудачное свидание? Девушка не пришла? И почему у нашего дома?

–Так уж получилось, что в этом доме жила моя любимая учительница, но намного раньше Вас. На протяжении целого года ваш домик был постоянным местом наших свиданий и встреч. От того счастливого времени остались только воспоминания. Иногда я прихожу сюда, чтобы вспомнить всё. И набраться мужества что-то изменить в скучной реальности. Кстати, девушка, а Вас как зовут? Я – Владимир.

–Люба.– И торопливо добавила,– Почему я к Вам вышла? Видите ли, мы второй вечер подряд наблюдаем за Вами. Вот, вчера какой-то молодой человек, а это, конечно же, были Вы, несколько часов ходил возле нашего дома. И сегодня эта история повторилась.

–Люба,– оторопело повторил Яковлев,– странно. Дайте-ка угадаю: вы математик, живете вместе с учительницей литературы и русского, и подругу Вашу зовут Наташей. Всё так?

–Нет, не угадали. Я веду биологию, а Ирина математик. Мы здесь уже второй год.

–Странное совпадение, мою девушку тоже зовут Люба. Она была моим учителем, и я её безумно любил. И до сих пор люблю. Четыре года назад мы расстались, с тех пор блуждаю в трех соснах, никак не найду дорогу из этого тупика. Дорогу к ней. Потому и хожу у Вашего дома, что пытаюсь найти начало той тропинки, ведь она жила здесь, в этом доме. И целый год я бывал в нём на правах влюбленного.

–Удивительно, я как-то слышала о Вашем романе, краем уха. И вдруг встречаю одного из главных персонажей того нашумевшего любовного романа. А знаете что, Володя, на улице довольно холодно, пойдемте в дом. Я Вас приглашаю, но с тем условием, что Вы обязательно расскажите всё о Вашей любовной истории. Нам будет очень интересно услышать эту историю от первого лица. Пойдемте, пойдемте.

–Ну что ж,– Яковлев решительно встал,– быть может, давно надо было найти благодарного слушателя и просто выговориться, открыть свою душу. И это обязательно должен быть абсолютно посторонний человек.

Временное жилище учителей совершенно не изменилось за эти четыре года. Всё та же нехитрая мебель, печь, железная буржуйка, железные кровати и старинный, ручной работы столик в спальне. Вот только занавески на окнах поменялись, да покрывала на кроватях другие.

За столиком в спальне работала с учебниками жгучая шатенка. Обернувшись на шум у входа, увидела незнакомого парня, вошедшего вслед за её подругой, встала. Яковлев столкнулся с пытливым, заинтересованным взглядом. Испуга в нём не было, только любопытство. На свету Яковлев рассмотрел обеих девушек. Люба оказалась миниатюрной брюнеткой с тонкими чертами лица, красивая, как игрушка. Шатенка при довольно высоком росте имела спортивную фигуру, личико миловидное. Нос имел римский профиль, чуть великоват, чем и портил общую картину завершенности.

–Ира, у нас гости. Этого молодого человека зовут Владимиром. А Вы, Володя, раздевайтесь и проходите к столу. Сейчас будем пить чай. Вот за чаем, и поведаете нам историю вашей любви.

Девушка принялась хлопотать у печки, достала из навесного шкафчика чайные чашки. Яковлев поздоровался с рыженькой учительницей, снял пальто, сунул в рукав шапку, повесил на вешалку. Присел к столику, провел ладонями по столешнице.

–Надо же, даже скатерть прежняя. Мало что изменилось в этом доме за четыре года.

На столике появились три фарфоровых чашки, вазочка с конфетами и печеньем. Девушки разлили чай из заварного чайника, добавили кипятку. Переглянувшись, достали из шкафчика початую бутылку коньяка и три пузатеньких рюмки. Яковлев взял со стола бутылку, повертел в руках.

–«Белый аист». Если я правильно понимаю ситуацию, парадом командовать предлагается мне? Ну что ж, ничуть не возражаю.

Володька разлил коньяк, взял свою рюмку. Делая редкие неторопливые глотки ароматной жидкости, в перерывах прихлебывая чай, он приступил к повествованию. Не вдаваясь в подробности и избегая откровенно интимных моментов, Яковлев уложился в какой-то час с хвостиком. В процессе общения с нежданным гостем девушки, одновременно являющиеся непререкаемым авторитетом в сибирском селе, незаметно перешли в общении с ним на «ты».

–Володя, судя по тем впечатлениям, что ты пробудил у нас своим повествованием, у вас с Любой всё было хорошо, пока ты не ушел от неё на большое расстояние, пока Тво Люба не утратила возможность непосредственно влиять на тебя. Вот тут у тебя сразу же начинаются проблемы. Ты, не смотря на свою феноменальную память, несмотря на свою неординарность и упертость на поставленной цели, начинаешь проигрывать по мелочам: пролетаешь с институтом, попадаешь в армию, постепенно теряешь связь с любимой девушкой, и, наконец, абсолютно запутываешься в приоритетах целей в своей жизни. И, в результате, твоя Люба ждет не дождется тебя, страдает, хранит тебе верность, а ты, Володя, мучаешься угрызениями совести, ищешь своего журавля в поднебесье, но при этом даже не помышляешь, что этот журавль может быть иной девушкой. Тебе нужна только Люба! В своих метаниях ты ищешь только её! И в любой другой девушке, что встретиться тебе на твоем жизненном пути, ты будешь искать только те любимые черты, что так дороги стали тебе в юности. А абсолютного тождества ты никогда не найдешь. Ты, Вов, можешь быть счастлив, и можешь по – настоящему любить только одну девушку на всем белом свете – только свою Любу!

Ира произнесла всё это на одном дыхании, вздохнула и безнадежно махнула рукой:

–Что с вас, мужиков, взять. Вобьете себе в голову какую ни будь глупость, и потом всю жизнь носитесь с ней, с этой глупостью, как с писаной торбой, сами мучаетесь и других заставляете страдать.

Эстафету подхватила Люба, приняв самое живое участие в анализе Володькиных проблем и в поиске путей их благополучного разрешения. Выпив свой коньяк и добавив в рюмку парня очередную порцию, она тоже заговорила.

–Понимаешь, Володя, ты неправильно расставил приоритеты в достижении целей в своей жизни. Да, кров над головой необходим, семейную жизнь начинать строить в наше время в землянке не будешь. Но, пока ты заработаешь квартиру, пройдет слишком много времени, и ты просто потеряешь свою любимую девушку. Значит, нужно смирить свою гордость и пожить какое-то время в примаках. Ведь это временный вариант, зато вы будете вместе! Наконец, можно снять угол, на первое время. Далее: профессия, работа, учеба в ВУЗе. Но, согласись, и это все вторично! Ты что, Володя, и правда, боишься остаться без работы, если уедешь жить к ней? А учеба? Там что, ВУЗов нет? Да и учиться можно не только на дневном отделении, а и заочно. Тем более вы будете рядом, а Люба всегда поддержит.

Девушка вошла в привычную роль строгой учительницы, да и действие коньяка сказывалось. Глаза её гневно сверкали, кулачок обличающе – воинственно постукивал по столешнице. Яковлев с опаской посматривал на импульсивную девушку, прикидывая про себя, какую защиту избрать, если вдруг та от полноты чувств решит залепить ему в глаз. И при этом не обидеть нечаянно. Но всё обошлось без рукоприкладства. Девушка успокоилась, убрала махонький кулачок со стола и виновато улыбнулась.

–Извини, Володя, расчувствовалась, эмоции взяли верх. Но до чего же бесит, иногда, ваша мужичья непробиваемость! Вы всем готовы пожертвовать ради мнимой гордыни. И ведь отлично понимаете, что всем от этого только плохо, но все равно цепляетесь за привычную отговорку: честь и гордость. А, по-моему, это только самолюбие. Так ведь речь идет о счастье двух человек, в этом случае нужно поступиться всего лишь самолюбием одного. Того, от кого зависит принятие ответственного решения. Володя, тебе надо всего лишь переступить через свою гордыню и сразу всё станет на свои места. Твоя главная цель сейчас – вернуть любимую девушку! Если ещё не поздно. Остальное приложится.

Яковлев задумчиво крутил в пальцах пустую рюмку и в такт со словами девушки согласно кивал головой. Она права, надо переломить ситуацию кардинально, это и есть выход из тупика, в который он сам себя загнал. И от его бездействия страдает невинная душа. Любовь такой грациозной девушки не истлевала с годами, становилась все ярче и четче, проявляясь такими новыми гранями, которые он раньше, толи по молодости, толи по глупости, просто не замечал. Ну, да, без Любаши мне жизни нет! Институт подождет.

Утром Володька помог матери управиться со скотиной. Дождался, когда она принялась хлопотать у печи, готовя обед.

–Мам, мне надо съездить к Любе. Очень надо! Дашь денег на дорогу?

Мать отошла от печи, присела за обеденный стол напротив него.

–Сколько надо?

–Рублей двести, туда и обратно хватит. Полечу самолетом.

–Сынок, ты думаешь, что я не вижу твоих переживаний, как ты мечешься неприкаянно. Я то, дурная, сама тебя отговорила, когда ты, вернувшись из армии, хотел к ней ехать. Думала, что так для тебя же будет лучше, да ошиблась. Надо было тогда отпустить. Ты, сынок, не держи на меня зла. Конечно, денег дам. И, если у вас с Любой сладится, признаю её любимой невесткой. И свадьбу сыграем. Только бы вы были счастливы! Поезжай, и без институтов люди живут достойно.