Текст книги "Исповедь: дотянуться до звезды"

3

Любовь Николаевна ушла в отпуск и уехала к себе на Родину, домой.

Учительский отпуск в сорок пять суток девушка провела в трудных размышлениях.

С одной стороны, непременные обязательства перед матерью и сестрой. С другой же стороны у нее появилась уникальная возможность устроить свою жизнь согласно своему пониманию счастья. Надо только еще один год отработать в Сибири, довести класс до выпуска. Этого года ей хватит, чтобы понять, действительно ли Володя полюбил ее, или это просто влюбленность, присущая его возрасту.

В свои двадцать четыре года девушка уже имела опыт неудачной любви. Объект ее воздыханий, как водится, женился на ее же подруге. Были и иные попытки устроить свою личную жизнь, но все они закончились никак. Ну не могла она строить свою семейную жизнь с человеком, которого не любит. Хотя один из одноклассников признавался в любви и обещал ждать положительного ответа хоть всю жизнь. До сих пор ждал. И в случае с Яковлевым Володей она не хотела в очередной раз обмануться. А так хотелось обычного человеческого семейного счастья. И любви. А, надо признаться хотя бы самой себе, этот паренек был ей интересен. Он все больше места стал занимать в ее мыслях, и, возможно, его любовь станет взаимной.

Чтобы хоть как– то заполнить время Яковлев устроился на работу в полевую бригаду к своему отцу. Бригада строила Декоративно Культурное Пастбище (ДКП), тянули нитку водопровода для орошения полей. Экскаватором прокапывалась траншея глубиной три метра, по дну которой укладывались асбоцементные трубы диаметром триста миллиметров. Через строго определенные интервалы устраивались разводные колодцы.

Работали все с огоньком, да и платили сотрудникам бригады совсем неплохо. Из деревни на ДКП к месту работы бригаду доставлял Володькин отец на пятьдесят третьем газончике, в кузове которого на борта были навешаны лавочки для сидения.

Двадцать седьмого августа с утра небо затянуло тучами. Но дождя не было, и машина благополучно доставила бригаду рабочих на полевой стан, где стояли два вагончика на шасси обычных тракторных телег. В этих вагончиках рабочие располагались во время недолгих обеденных перерывов, укрывались от непогоды или вечером дожидались прибытия транспорта за ними для убытия домой. Здесь же складировались строительные материалы. Между вагончиками, посредине, сооружен небольшой навес, защищавший от дождя и солнца. Под ним стоял длинный стол, сколоченный из оструганной половой доски. По бокам его стояли деревянные лавки для сидения. В полусотне метров, в недалеком леске, стояла туалетная будка, сколоченная из теса. Рядом с обеденным столом и навесом установили железную двухсотлитровую бочку с водой в противопожарных целях. И это было все оснащение полевого стана.

До обеда успели уложить полсотни труб в уже подготовленную траншею. Далее на этом месте нужно было ставить колодец. Вернувшись на полевой стан, едва успели пообедать, как начался дождь, который продолжался до самого вечера. Работы пришлось остановить.

В бригаде работали двое мужиков лет тридцати, над которыми все постоянно подшучивали. Одним из них был Асхат – чистокровный сибирский татарин. Он посещал общий туалет, но не пользовался бумагой как все. Для этих целей он держал специально бутылку из-под шампанского, наполненную водой. Бутылка постоянно находилась в дощатой будочке туалета. По завершении процедуры Асхат вновь наполнял бутылку водой, которую набирал из пожарной бочки.

Примерно месяц назад молодежная часть бригады сыграла злую, но, как они сами полагали безобидную шутку.

В этот день молодые парни, заранее сговорившись, прихватили с собой из дому бутылку скипидара. Незаметно подменив в бутылке татарина воду на скипидар, парни ожидали бурного эффекта, с замиранием сердца следя за перемещениями Асхата.

После обеда, во время небольшого перекура перед работой, татарин направился в лесок в сторону туалета. Парни встрепенулись. Понятно, что никто из старших мужиков о готовящейся шутке не знал, иначе они не дали бы довести дело до конца. Поэтому большая часть бригады была ошарашена истошным воплем, который издавал очумевший от боли Асхат, вылетая со спущенными штанами из туалета. Запутавшись в штанинах, он кубарем прокатился несколько метров. Подхватился и, поддерживая брюки, мигом долетел до пожарной бочки. С ходу запрыгнул в нее прямо в одежде. Не переставая сыпать матом и угрозами, яростно тер свой зад, пытаясь смыть скипидар.

Асхат после водной процедуры предпринял попытку отловить молодых парней для проведения экзекуции, но не догнал никого. Полчаса погоняв их по лесу, татарин выдохся и немного успокоился.

Даже не выискивая инициаторов шутки, бригадир лишил их всех премиальных за месяц. А пострадавший обещал зарезать того, кто это сделал, если узнает.

Второй был простым, как валенок, здоровым молодым мужиком. Ему доступна была только самая простая, не требующая совсем никакого интеллекта, грубая работа. Так вот, он отличался удивительно крепким сном. И если ему удавалось задремать во время часового обеденного перерыва, то потом требовались немалые усилия для того, чтобы разбудить его.

Из-за вынужденного простоя все прятались от дождя в вагончиках. Четверо мужиков постарше играли в домино, остальные валялись на полках, устроенных по типу вагонных.

И вот теперь от безделья молодежь решила подшутить над этим простаком, увлеченно храпевшим на одной из нижних полок.

Наковыряв из ведерка со смазочным материалом для техники изрядный кусок солидола, они окружили полку со спящим парнем. Аккуратно расстегнув брюки, оттянули вниз трусы и прилепили смазку на мужское достоинство, в промежность. И также осторожно, стараясь не разбудить, застегнули ширинку. Расположившись по углам вагончика так, чтобы объект шутки находился в поле зрения, стали за ним наблюдать.

Спустя какое– то время Толик стал подавать признаки жизни: пошевелился, принялся чесать правой рукой в области промежности. Чем дальше, тем чаще он чесался, непроизвольно растирая и втирая солидол в промежность.

Через пару часов Толик окончательно проснулся. Не понимая причины неудобства в области паха, он сунул руку в штаны, покопался, вынул ее, поднес к глазам и тихо запричитал:

–Е мое, обделался.

Он живо подхватился, бочком– бочком проскочил к открытой двери, выскользнул из вагончика и бросился в лесок. Там и пропал на длительное время.

Едва Толик исчез из поля зрения, вагончик заходил ходуном от потрясшего его дикого хохота.

Ближе к концу рабочего дня дождик начал стихать, а потом и вовсе прекратился. Дороги развезло, а поля напитались водой, и бригадная машина вовремя не пришла за ними, застряла где-то на полпути. Мужики постарше остались ждать машину, а молодежь пешим ходом направилась на недалекую автомобильную трассу ловить попутку или рейсовый автобус, который отправлялся из райцентра в пять часов вечера и пройдет мимо них минут через двадцать.

Горизонт заголубел.

Ждали недолго. На повороте, вынырнув из-за ближайшего березового колка, показался ПАЗ, по самую крышу заляпанный черной жирной грязью. Остановился подобрать пассажиров. Войдя в салон, Яковлев сразу же увидел сидевшую на заднем сиденье Любовь Николаевну. Он оторопел, сердце гулко забухало в груди. Девушка приветливо улыбалась.

Он подошел, поздоровался и присел рядом. Володька был растерян, чувствовал себя неловко: он был в рабочей одежде, мокрый, грязный после дождя, губы потрескались от постоянного и долгого пребывания на солнце. Он сидел на значительном расстоянии от учительницы, боясь испачкать ее нарядную одежду.

Время в дороге пролетело незаметно. Вокруг были люди, поэтому говорить пришлось на отвлеченные темы, не касаясь самого главного. Выходили на остановке они вместе.

Володька вынес ее чемодан, проводил до дому. И лишь прощаясь с ней у калитки, затронул волнующую его тему.

–Любовь Николаевна, я получил Ваше письмо. Спасибо за него, оно меня обнадежило, вселило надежду на Ваше возвращение. И вот Вы здесь.

–Да, Володя, я решила еще годик поработать в этой школе, доведу ваш класс до выпуска.

Яковлев занес чемодан во двор, поставил его на крылечко. Попытался напроситься в гости, но учительница сослалась на усталость, накопившуюся в дальней дороге, и хотела бы сегодня отдохнуть. Вечером, на всякий случай, он несколько раз прошел по улице мимо ее окон, но свет в них не горел. Пусть отдыхает.

В этот вечер он долго бродил за околицей по неприметным тропинкам в местах, где когда-то он бывал с учительницей. Вспоминал и заново переживал волнующие встречи.

До первого сентября Яковлев не видел Любовь Николаевну, так как днем он продолжал работать в бригаде вплоть до тридцатого августа. Вечерами проходил мимо ее дома, видел свет в окнах, но зайти, не испросив заранее разрешения, посчитал слишком бестактным. Поэтому вновь он ее увидел только на школьной линейке первого сентября.

4

Первое сентября, первый календарный день осени. Самый большой школьный праздник. Особенно для тех ребятишек, кто впервые переступил школьный порог.

Какие же они смешные, нарядные и торжественные эти первоклашки. Стоят во главе школьного каре стройными рядами с удивлением и восторженным испугом таращатся на окружающих, ищут взглядом своих мам, пап, старших сестренок и братьев.

Дали первый традиционный звонок ля первоклашек. Классные руководители развели ребят по классам. Десятиклассники ушли последними.

Яковлев занял место за первым столом от входа, рядом с Федькой Буровым. Вошла Любовь Николаевна. Положила цветы на стол, улыбнулась.

–Ну вот, девочки и мальчишки, мы уже в десятом классе. Теперь вы совсем большие и сами понимаете, что этот год в школе для вас последний. Надоело тут вам, наверное, порядком, наскучили уроки, учеба.

–Нет, нет,– на разные голоса загомонил класс.

–Не обманывайте, по себе знаю, с каким нетерпением ждешь выпускного вечера. Но все же, ребята, не торопитесь становиться взрослыми. Взрослая жизнь от вас никуда не уйдет, а вот назад дороги не будет. Еще не раз потянет вас сюда, в школу. Захочется собраться всем вместе и хоть минутку прожить прежней жизнью, хотя бы в воспоминаниях. А школа уйдет, и поверьте мне, с ней уйдут самые счастливые годы.

В распахнутые окна врывались крики ребятни. Все сидели притихшие и настороженные. Любовь Николаевна обвела ребят взглядом.

–Рассказывайте, кто как отдыхал.

–Хорошо отдыхали,– вразнобой загалдел весь класс.

Каждый старался перекричать других, повествуя о своих летних приключениях. Поднялась веселая возня. Володька Яковлев рассеянно слушал разноголосый гомон и глядел на учительницу, которая оживленно переговаривалась с девчонками. Федька крутился на стуле как заводной, донимая всех расспросами о «житье– бытье». Но вот учительница подняла руку, призывая к тишине.

Ребята,– громко сказала она, перекрикивая разноголосый шум.– Тише, мальчишки. У нас появилась идея. Сейчас идем домой, быстренько переодеваемся и отправляемся в лес. Ну, как?

–Здорово, идет!

–Тогда так. Через час собираемся у школы. И если у кого-то есть волейбольный мяч, захватите с собой.

–У меня есть,– поднял руку Генка Рыбин.

–Вот и хорошо. А теперь быстренько по домам, и не опаздывать.

Ребята толпой вывалились из класса в школьный коридор. Яковлев замешкался в дверях и оказался на выходе последним. Любовь Николаевна окликнула его.

–Проводи меня,– попросила она.

Всю дорогу до дому они непринужденно болтали о всяких пустяках. Яковлев не смотрел по сторонам. Больше всего он смотрел себе под ноги, как будто боялся споткнуться на ровном месте. Изредка поглядывая на учительницу, он ловил ее вопросительные взгляды. И только остановившись у калитки, он поднял голову, посмотрел ей прямо в глаза. Учительница тронула его за руку.

–Что с тобой, Володя? Почему ты такой хмурый? И почему ты молчишь? Ты не рад тому, что я приехала?

Яковлев виновато потупился.

–Извините,– искренне пробормотал он,– так получилось. Но я рад, я очень рад вашему приезду, честное слово.

–Вечером, в день приезда, я видела в окно, как ты проходил мимо моего дома несколько раз. Почему же не зашел. А я ждала до часу ночи, но напрасно.

–Вы же мне сказали, что хотите отдохнуть.

–Да, я поспала пару часиков, и мне хватило.

–Извините,– еще раз пробормотал Володька,– так получилось. Неудобно было зайти без приглашения. Но я рад видеть Вас, честное слово,– вновь повторился Яковлев.– Я всегда рад Вас видеть. Можно, приду к Вам сегодня вечером.

–Приходи. Только смотри, не обмани. А то опять прожду тебя напрасно,– попросила Любовь Николаевна и примирительно улыбнулась.

Наступил вечер.

От кладбища, через дорогу, от ветхих крестов и поросших травой могильных холмиков, протянулись длинные тени. Закатное солнце обагрило притихшие леса и поля, разлило по небу жаркий румянец. Печально плакала на другом краю села гармошка. Мычание и блеяние возвращающегося с выпасов стада мешалось с пощелкиванием пастушьего кнута. Громко кричали голосистые хозяйки, встречающие стадо, стараясь заманить свою скотинку во двор. Загремели подойники, зазвенели под тугими струями парного молока. Теплый летний ветерок пробегал по палисадникам, шелестел листвой, уносил с собой дневные заботы и духоту. Услужливо сдувал пыль со скамеек у заборов, куда постепенно подтягивались уставшие мужики и бабы. Сидели, безвольно уронив руки на колени, негромко переговаривались. Курили, грызли семечки.

Отдыхали от трудов крестьянских.

Яковлев подошел к воротам, постоял немного, собираясь с духом. Тихо звякнула щеколда калитки под его рукой. Дверь в сени была распахнута. Он поднялся на крылечко. Рассохшиеся доски заскрипели под его ногами.

–Ой!– испуганно взвизгнул кто-то в полумраке сеней, метнулся в дом.

Володька не успел даже удивиться, как за дверью скрылась девичья фигура в коротенькой комбинации, блеснув неприкрытой белизной ног. На табурете в сенях стоял эмалированный тазик с водой, по полу, белыми тараканами расползлись клочки пены. В воздухе явственно ощущался легкий запах шампуня. Он прошел в дом.

На кухне, у окна сидела Любовь Николаевна, перед ней на столе лежала раскрытая книга. Из спальни вышла незнакомая миловидная девушка в наспех наброшенном на миниатюрное тело халатике. Мокрые мелкие кудряшки темно русого цвета обрамляли симпатичное личико с тонкими чертами. Стыдливый румянец полыхал на ее щечках. Темные глаза метали искрящиеся молнии негодования и гнева.

Володька заулыбался, глядя на нее.

–Не вижу ничего смешного,– с чувством бросила та, вызывающе вздернув носик.– В приличном обществе принято стучаться, перед тем как войти.

–Не представляю, кто виноват в том, что дверь была открыта. Технику безопасности надо соблюдать,– парировал Яковлев.

Любовь Николаевна с улыбкой наблюдала эту сцену и хитро улыбалась. Она захлопнула книгу, положила ее на книжную полочку. Поманив парня взглядом, вышла во двор. Володька послушно двинулся следом.

…Они медленно брели по самой кромке обрывистого берега вдоль серебристой ленты реки. Над землей разлилась ночная тишь. Лишь изредка протарахтит по безлюдной улице запоздавший мотоцикл, да вслед ему лениво пролают собаки. И снова тихо. Медленно гасли в окнах огни.

Село засыпало.

Они наткнулись на упавший ствол липы, устроились на нем со всем возможным удобством. Запрокинув головы, стали искать знакомые очертания созвездий.

Любовь Николаевна повернулась спиной, откинулась ему на грудь, положила голову на плечо.

Ты любишь ночное небо?– Помолчала.– А я люблю. Звездочки совсем как живые, правда? У каждой своя судьба: одна живет долго, другая совсем немного; одной любуются все люди веками, слагают о них сказки и песни,– на другую даже не посмотрят.

Помолчав, она тихо добавила:

–Знаешь, иногда так бывает, что вокруг тебя образуется пустота, вакуум. В такой момент посмотришь на небо, а там неизмеримо далекие звезды. Умом ты это понимаешь, но в душе живет осознание того, что ближе них в мире нет ничего и никого. ТОЛЬКО ОНИ слышат тебя и успокоительно мигают: то синим, то зеленым, то белым огоньком. А человек во все времена тянулся к огню, тянулся к свету. И не важно, что это за огонь: горячий, обжигающий рукотворного костра или холодный призрачных звезд.

В голосе девушки сквозила печаль. Володька обнял учительницу, прижался к ней плотнее. Спрятал лицо в серебристых от лунного света локонах волос, с трепетом вдыхая такой пьянящий аромат девичьего тела. Он готов был защитить любимую от любых невзгод и житейских передряг. И так хотелось быть рядом с ней до самого конца, оберегать и защищать. И любить.

–Любовь Николаевна, а каким Вы хотели бы видеть своего мужа. Нет, я понимаю, в жизни идеалов не бывает по определению. Но все же, хотелось бы знать границы, к которым нужно стремиться, чтобы заслужить это звание.

Девушка удивленно вскинула брови, мгновение подумала.

–Володя, ты меня загоняешь в тупик. Не хочется отвечать избитыми фразами, но вот так сразу, наобум кроме них ничего в голову не приходит. Тут надо иметь в виду в первую очередь любовь. Ну не может быть прочных семейных отношений без взаимной, обоюдной любви. На долгие годы. В жизни очень многие делают непростительную ошибку, принимая за любовь обычную влюбленность, которая со временем превращается либо в дикую ревность, либо подменяется привычкой и терпимостью. Но по настоящему счастливой семейная жизнь может быть только во взаимной любви. Скоропалительные браки, в основе которых сиюминутная влюбленность, либо быстро распадаются, либо становятся непомерной обузой для несчастных на всю оставшуюся жизнь. Истинность любви можно проверить только временем.

Потянувшись, учительница поменяла позу, продолжила:

–Есть люди…, нет, есть очень многочисленная категория людей, которым хочется всего и сразу. Причем, без всяких последствий для себя. Они не могут, а, главное, не хотят принимать на себя обязательства, которые непременно наступают при исполнении любого их желания, будь оно материальным или духовным, либо физическая близость с человеком другого пола. Вот такие люди несут в себе самое большое зло, от них всем плохо. Они ломают не только судьбы, они убивают все вокруг себя. И при этом чувствуют себя в своей подлости очень комфортно, считая, что их жизнь сложилась очень удачно. А все остальные существуют, якобы, для удовлетворения их прихотей. В общем, для любящей крепкой семьи требуется еще чувство ответственности друг перед другом, и чувство ответственности друг за друга перед всеми окружающими. А все прочие эпитеты в превосходной степени, типа «самый-самый», не так уж и важны. Они сами приложатся. Если уж решились соединить свои судьбы, то и доверять должны друг другу абсолютно. Вот и получается, что истинное семейное счастье стоит на трех китах: любовь, ответственность за тех, кто тебе дорог, доверие без компромиссов.

Девушка решила сменить тему разговора.

–Володя, у меня к тебе просьба. Та девушка, что ты видел в моем доме, твой новый учитель по литературе. Приехала по распределению после института. У нее совсем нет опыта работы в школе, поэтому ей трудно будет первое время найти общий язык с классом. Ты посмотри там, на уроках, чтобы ее не доводили. Жить она будет со мной. Завтра у нее в вашем классе урок, так что я на тебя надеюсь, присмотри за классом, не устраивайте проверку.

Они расстались под утро, когда на востоке небо поблекло, и появились первые предвестники зарождающегося дня. Володька помчался домой, насвистывая веселую мелодию. До сборов в школу можно было еще часик, два покемарить. Из груди его рвалось ошалевшее от счастья сердце.

В один из погожих сентябрьских вечеров Яковлев, Любовь Николаевна и Волгина, новая учительница литературы, гуляли за селом в небольшой березовой рощице. На Волгиной было лишь легкое летнее платьице. Любовь Николаевна оделась так же легко. Володька же оказался самым предусмотрительным из всех и поверх рубашки надел легкий осенний плащ. На улице, особенно ближе к полуночи, становилось довольно прохладно, да и от близкой реки тянуло свежестью. Яковлев разрывался в решении неразрешимой дилеммы: он мог предложить свой плащ одной из девушек, но не знал, как это сделать. Один плащ на два не делился. Он бы, конечно, предпочел обогреть ту, что любил, но тогда Наталья Владимировна обидится. Он еще не успел ничего предпринять, как Любовь Николаевна поежилась:

–Что-то я продрогла. Пробегусь, наверное, кровь разогрею.

Володька удивился, посмотрел на нее, на Волгину.

–Только далеко не убегайте,– крикнул он в след, ощущая смутное беспокойство.

Наталья Владимировна пошла дальше, увлекая его за собой.

Прошло довольно много времени, а девушки все не было. Яковлев забеспокоился.

–Куда она могла убежать, ведь давно должна была вернуться,– в недоумении проговорил он.

Волгина пожала плечами.

–Бегает, наверное.

–Но сколько можно бегать. Даже трусцой за это время можно вокруг села обежать. И вернуться. Нет, тут что-то не так.

Занятый своими думами он совсем забыл, что хотел предложить свой плащ одной из девушек. Плечи спутницы начали зябко подрагивать в ознобе. Учительница сунула замерзшие ладошки под мышки, поежилась. Повернулась к нему лицом.

–Я тоже что-то продрогла.

Яковлев поспешно снял плащ, протянул ей. Наталья Владимировна обиделась:

–Можно, было бы, и поухаживать за девушкой. А еще мужчина.

Яковлев опешил. Затем смутился. Он осторожно набросил на плечи учительнице плащ и отодвинулся в сторону. Волгина иронически улыбнулась:

–Спасибо.

Они повернули к селу. Улицы тускло освещались редкой цепочкой фонарей. У крайнего дома, где жили учителя, Яковлев остановился, подумал, и решительно направился к воротам. Он чувствовал во всей этой затянувшейся истории неуловимый для него смысл, какой-то подвох. Может, пока Наталья Владимировна удерживает его в своем обществе, его любимая девушка сбежала на свидание к кому-то другому? Но почему? Ведь он всегда был с ней предупредителен и нежен. И зачем Любовь Николаевна ведет двойную игру. Этого я ей не прощу, никогда!

–Давайте посмотрим во дворе, может она там,– крикнул Володька на ходу оставшейся на дороге Волгиной, и открыл калитку.

–Она здесь! Идите сюда Наталья Владимировна, она здесь, плутовка,– послышался его радостный вопль через несколько секунд.

Любовь Николаевна сидела на верхней ступеньке небольшого крылечка, закрытого от непогоды легким тамбуром. Возбужденно пыхтя, Володька устроился рядом. Он облегченно вздохнул: нашлась пропажа, а он уж начал ревновать. Девушка улыбалась. И молчала. Загадочно. Володька обиженно пробурчал:

–В прятки решили поиграть?

Сильно хлопнула калитка. Мимо них пулей промчалась Наталья Владимировна, скрылась в сенях, на ходу сбросив плащ Яковлеву. Володька изумленно уставился на завихрившееся у его носа платье. За спиной, в сенях, зло клацнула дверная щеколда, отрезая их от разъяренной девушки. Дробно простучали каблуки и все стихло. В окне, в спальне, зажегся свет.

–Чего это она,– изумленно произнес Володька, с тревогой заглядывая в глаза любимой девушки.

В его голове вертелись какие-то смутные догадки, сомнения.

–Ничего,– простодушно ответила учительница,– только она обиделась на тебя. Надо было не бросать ее одну на дороге, а предложить вдвоем посмотреть во дворе. Тогда не получилось бы так, что ты сбежал от нее. На будущее запоминай, что женщины готовы обижаться по всякому пустяку, даже не имея на это повода.

Не дождавшись продолжения, Володька хмыкнул, не стал ни о чем больше спрашивать. Тем более что Любовь Николаевна ничего не стала бы объяснять. Это он знал наверняка.

– 5

Осень давно вступила в свои права и холодной безжалостной рукой содрала с деревьев листву, покрыла землю червленым ковром. Леса как-то сразу опустели, только ветер свободно гуляет меж голых ветвей. Изредка в промозглом небе проплывет запоздавший косяк дикий гусей да прощально прокурлычет журавлиный клин. Вся прочая мигрирующая живность давно в дороге. На реке стали гулять шумные волны, перекатывая потяжелевшую, цвета свинца, воду.

По утрам над землей долго держится густой волокнистый туман, с восходом солнца оседая рваными хлопьями на пожухлую траву, цепляясь ватными руками за ветви колючего кустарника. Все чаще по ночам случаются заморозки, и тогда все покрывает седым инеем.

Так вот и прошла осень мягкой поступью, без дождей и слякоти, солнечной. Заячьим скоком пробежал запорошенный жухлыми листьями сентябрь. С птичьими стаями, под их неумолчный гомон, печальной чередой пронеслись добрые октябрьские деньки. Ноябрь принес с собой близкое дыхание зимы. Но теплая погода простояла до самых ноябрьских праздников.

Каждый вечер Володька Яковлев проводил в обществе Любови Николаевны. Они сразу единодушно решили, что их дружба, встречи и вообще неофициальное общение должны остаться тайными. В присутствии посторонних они вели себя вполне естественно, ничем не выдавая свою связь. Если бы информация об их связи стала известна всем, то для учительницы могли последовать крупные неприятности. Заполошная общественность в лице престарелых грымз, завистливых и несчастных, подняла бы нешуточную волну, приписывая молодой учительнице все существующие в мире грехи. Их дружбе пришел бы конец. А любовь Николаевну могли вообще уволить по дискредитирующей статье. Без права работать учителем. А доброжелатели могли забросить заявление или анонимку в правоохранительные органы о совращении учительницей несовершеннолетнего. В общем, было из-за чего им скрывать свои отношения.

К вечеру подул северный ветер, катая по мерзлой земле снежную крупу. Разыгралась метель.

Володька Яковлев вышел на улицу. Мелкая пороша жестко царапнула лицо, обдав своим шершавым дыханием. Он надвинул шляпу с узкими полями глубже на глаза, пригнул голову и быстро зашагал привычной тропой мимо кладбища.

У калитки его поджидала Любовь Николаевна.

–Володя, я сбегаю за водой, а ты иди в дом и подожди меня.

Он отобрал у нее ведерко, взял за ладошку, слегка сжал, Молча, они прошли по прокопанному бульдозером спуску к самой реке. Яковлев набрал воды в ведерко, отнес чуть повыше на берег, поставил. Оглянулся.

Тяжелые свинцовые валы полуметровой высоты поднимались из глубины, медленно разгонялись по ветру. Разбегаясь в стороны, они догоняли друг друга, обрушивались на берег, расшвыривая вокруг мириады ледяных брызг. Тяжко вздыхая, река шевелилась словно живая. Громоздкие тучи космато нависали над землей у самого горизонта, будто угрожая всему живому своей мощью.

Любовь Николаевна стояла чуть дальше от воды, в паре метров от Володьки. Глаза ее сверкали в свете луны. Он подошел к ней вплотную. Взгляд девушки был каким-то странным, выжидающим. Обняв девушку за талию, притянул к себе, зарылся лицом в локоны, выбившиеся из-под вязаной шапочки.

Они долго стояли вот так: молча, крепко обнявшись, положив голову на плечо друг другу. При почти одинаковом росте: Яковлев имел 175 сантиметров, Любовь Николаевна для девушки была довольно высока, дотянувшись до 171 сантиметров. А учитывая небольшой каблук ее осенних сапожек, им было очень удобно положить голову на плечо любимого человека.

Потом Володька решился и исполнил свою давнюю мечту. Он оторвался от девушки. Взял ее ладошки посмотрел прямо в глаза любимой. Поднес обе ладошки к своим губам, подышал на них, прижался губами.

–Любовь Николаевна,– прошептал он, переводя дыхание.

Чуть помедлил, собираясь с духом, продолжил, разделяя каждое слово мгновением паузы:

–Любовь…Николаевна…я…люблю…Вас…

Девушка, не отрываясь, смотрела ему в глаза. При каждом прозвучавшем слове признания ладошки ее, лежавшие в Володькиных руках, слегка вздрагивали. Взгляд оставался загадочным и влекущим. Губы ее многообещающе раздвинулись. Володька осторожно и нежно коснулся их своими губами. Уловив едва уловимое ответное встречное движение, потянулся к ним уже решительнее.

Это был их ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ.

Они встречались уже более полугода, включая и его несмелые неуклюжие попытки ухаживания в начале весны. Но за все это время он не делал никаких попыток приблизиться к ее губам или как-то иначе сократить дистанцию. Володька сознательно оттягивал этот момент. Он справедливо полагал, что подобное возможно только в момент объяснения в любви. Тем прекраснее стало это мгновение. В ответ на слова любви он получил ответный порыв признательных губ. За этот миг можно все отдать.

Девушка отстранилась, перевела дыхание.

–Володя, прости меня. Это я во всем виновата. Я видела, что ты в меня влюбляешься, но не остановила. Я не должна была подпускать тебя к себе.

Яковлев вновь потянулся к ней, но девушка остановила этот порыв, положив пальцы на его губы.

–Подожди, Володя. Холодно, я замерзла. Пойдем домой, там и поговорим.

Парень подхватил ведро с водой, обошел с ним несколько раз вокруг девушки.

–Это на счастье. Ведь есть примета: если дорогу тебе перешел кто-то с полным ведром, то к удаче.

Он подхватил ее под руку и потянул за собой наверх, выбираясь на крутой береговой склон.

Натальи Владимировны дома не было.

–Ушла в Дом Культуры. Какой-то индийский фильм,– прокомментировала ее отсутствие Любовь Николаевна.

В углу, у небольшой русской печи, примостилась железная буржуйка. Девушки топили ее из-за того, что весь день обе находились в школе, домой приходили только вечером. Растопить ее и обогреть небольшую по площади половину дома, состоящую из кухни и спальни, проще и быстрее было именно ей. Русскую же печь затапливали в выходные или в сильные морозы. На данный момент буржуйка была теплой. В чреве ее еще посверкивали гаснущие огоньки.

Яковлев, по просьбе учительницы, принес из-под навеса березовых дров. Набросав в топку примерно половину объема, подсунул под полешки, на угли, смятую в комок бумагу, раздул огонь. Постепенно пламя охватило всю укладку, от железных боков потянуло теплом.

Любовь Николаевна переставила небольшую лавочку от окна к перегородке, делящей помещение на спальню и кухню. Приткнув один ее торец к боку печи, забралась на лавочку с ногами, прижалась спиной к беленому кирпичу, теплому от жара буржуйки. Яковлев устроился рядом, передвинув табурет.

Огненные зайчики пробивались через трещины в железных боках старенькой буржуйки, играли бликами на стенах, на полу, ползали по мебели, по потолку.

Любовь Николаевна задумчиво перебирала роскошные волнистые волосы молоденького паренька, склонившего голову ей на колени. Мягкие подушечки ласково щекотали его лицо, шею. Ее глаза то вспыхивали жарким огоньком, то заволакивались темной пеленой. Волосы отливали лунным серебром, живой струйкой стекали на плечи, на грудь. Тонкие черты лица обострились.

Володька осыпал девушку ласками, целовал ее ноги. Начиная с изящных коленей, его поцелуи по миллиметру поднимались вверх. Нежно, но настойчиво. И чем выше продвигались ищущие губы, тем взволнованней и громче становилось ее дыхание. От удовольствия девушка даже начинала слегка посапывать.